Час мысли. Система, подлая тварь

Час мысли

Однако подобное оцепенение не может длиться бесконечно. Совершенно очевидно, что надо что-то делать и как-то жить. Конечно, слишком быстрых и оптимистичиских советчиков, которым всегда ясно " кто продал", " кто подставил", " кто сдал" и которые с той же шокирующей безответственностью готовы предлагать свои серые фигурки на роль " долгожданных новых вождей", следует хотя бы из приличия перед мертвыми " послать" довольно жестко. А вот некоторые личные соображения о прошедшем и будущем, не претендующие на безусловный императив, высказать, видимо, надо. По меньшей мере тем, кто был реально причастен к оппозиции. Каждая мысль сейчас очень дорога. Именно мысль, а не статья, программа, призыв или лозунг.

И тем не менее от размышления бегут многие оппозиционеры -- и те, кто держались мужественно, и те, кто в конце концов перепугались, и те, кто предпочли вовремя отмеживаться от трупов и боли. Что произошло? Как так получилось? В каком мире и в какой стране мы отныне живем? Эти вопросы требуют ответа у всех " наших", у всех оставшихся " наших". Те, что ушли, по своему уже за все ответили.

Час автоматов кончился. Сейчас время мысли.

Система, подлая тварь

Думается, что одной из главных причин поражения оппозиции в этих событиях было " доверие Системе" или " консервативный фактор". С самого начала национальной оппозиции в перестроечную эпоху " консерватизм" был главной бедой и главным пороком возрождающегося национального и антимондиалистского движения. Как успокаивающий миф звучала в патриотических разговорах, на митингах, вечерах одна навязчивая тема -- " там наверху (варианты -- в КГБ, в ЦК КПСС, в Генштабе, в МВД, в армии, в Парламенте, в Правительстве, в Президентском совете и т. д. ) много " наших"; в нужный момент они нас поддержат и выступят вместе с народом; они и сами разделаются с мондиалистскими марионетками когда подвернется случай и т. д. " На этом была основана сама психология национальной оппозиции, оппозиции глубоко консервативной, которая как и все консерваторы истории надеется на жандарма и царскую милость, а не на самих себя, не на свою политическую волю и свою политическую силу. Один характерный пример. В конце 80-х на Пушкинской плащади многолюдный и яростный отряд ОМОНа жестого вязал Новодворскую и " ДС". Наблюдавшие за отвратительным актом глупой несправидливости рядовые члены одной радикальной национальной организации бурно приветствовали происходящие свинство, поощряя горбачевских полицейских. Я сказал тогда этим русским ребятам: " Если вы будете ставить на Систему, вы жестоко поплатитесь. Система -- средоточие абсолютной подлости, тотального отчуждения. Ей плевать на национальную идею, на государственность, на духовные ценности. Завтра в роли дээсовцев окажетись вы сами. " К этому, естественно, никто не прислушался. Системе вплоть до августа 1991 патриоты верили слепо. Но и потом, когда безответственный и преступный жест (преступный, поскольку он закончился поражением! ) горстки недалеких функционеров послужил предлогом для развала гигантской и могучей страны, никакого вывода патриотическая оппозиция не сделала. Теперь " наших" стали отыскивать уже в российском руководстве, в парламенте, в промышленном лобби правительства, в новом антикоммунистическом теперь КГБ, в новой уже российской армии, т. е. в новом теле все той же старой мондиалмистской Системы, поменявшей грим на своем отвратительном ветхом лице.

В октябре 1993 доверие Системе обернулось ужасом, потоком свинца, фонтанами невинной русской крови. Все " консервативные" надежды -- " армия не пойдет против народа", " КГБ спасет ситуацию", " ВС знает свое дело, у него найдутся собственные силы" и т. д. -- обернулись безжалостной очередью из тяжелого пулемета по палаточному городку ранним утра 4-го октября. Ни коммунисты, ни Советы не были уже долгие десятилетия п о л и т и ч е с к о й силой, они покорно обслуживали Систему, слепо повинуясь указаниям тех, кто этой Системой манипулировал.

Здесь следует напомнить, что согласно традиционалистскому взгляду на вещи, во второй половине 20-го века мондиализм существовал в двух своих разновидностях -- " правый мондиализм" капиталистического Запада и " левый мондиализм" социалистического лагеря. Обе разновидности мондиализма напрочь отрицали духовные аспекты реальности, презирали сакральность, исповедывали бытовой материализм и жестоко подавляли истинную духовную свободу -- которая состоит в героическом пробуждении внутри человека Божьего образа (никакая другая свобода свободой не является). В религиозной перспективе это соответствует двум разновидностям е д и н о й антихристовой цивилизации, единой Системы. Сближение СССР с Западом при перестройке было даже теоретически возможно только при условии глубинного, тайного родства между собой этих двух ветвей антисакральной структуры. Конечно, некоторые " консервативные" элементы социалистического общества, " непосвященные" принимали всерьез внутримондиалистскую оппозицию, и одновременно с этим действительно в СССР существовало некоторое параллельное идеологическое и культурное пространство, которое вбирало в себя почвенные, национальные и даже некоторые " религиозные" аспекты русского народа, но, в конечном итоге, именно лево-мондиалистское лобби определяло генеральную линию Кремля. Если бы это было как-то иначе, перестройки и последующего за ней либерализма просто не было бы.

Доверие Системе, страх перед Системой, услужливое делегирование Системе своих индивидуальных прав и свобод -- все это было неотъемлимой частью патриотического движения. " Наши" центральные патриотические газеты захлебывались в панегирике всякому, кто из центра отпускал в адрес активистов реформ ту или иную колкость. Маргинальные же издания патриотической ориентации, хотя и шипели " за конформизм" в адрес престижных оппозиционных газет, но лишь потому, что ориентировались на свои местные отделения ГБ или МВД. " Консерватизм" сослужил нам очень плохую услугу. Доверие " патриотическому официозу" обернулось трагедией. А сами представители Системы, сдвинутые логикой мондиалистских рокеровок на периферию политической жизни и решившие в последний момент опереться на народную оппозицию, вполне естественно показали себя совершенно несостоятельными. Могут возразить, что морально многие из них держались хорошо. Бесспорно. Это их нравственное достоинство. Но если нравственное достоинство достаточно для обычного гражданина, то для политика, вождя, идеолога оппозиции, особенно оппозиции, связанной с национальной и даже религиозной миссией, это -- преступно мало. Настоящий оппозиционный политик обязан брать на себя полную ответственность за жизнь и души людей, которые идут за ним, особенно тогда когда на карту поставлена судьба величайшего народа земли, судьба его Духа.

Гипноз Системы действует сильнее всего в ее центре. Из Системы, как из магического лабиринта, нет выхода. Восстание внутри Системы исключается. Она может погибнуть только под действием новых, внешних, внесистемных сил.

⇐ Предыдущая 123 4 Следующая ⇒