Застывшие слёзы войны 2 страница

-Наши части дивизии, по данным разведки, уже в самом городе бои ведут, а там и до Могилёва, рукой подать. Видно нужны немцам крупные города, как важные трофеи, радуются наверное, сволочи -- уже более зло, добавил лейтенант, и достал из планшетки фотографию своих близких.
Тут все, кто был по близости, проявили любопытство, наверное подумав, что лейтенант достал фото своей девушки, может даже невесты, ведь лейтенант, как и ещё многие тут, был не женат. Но командир их разочаровал, а может и была такая фотография, но лейтенант постеснялся её показывать, слишком это было, наверное сокровенным.
К вечеру не произошло никаких изменений. Где-то, северо-западнее грохотали орудия, и шёл бой.
А здесь, на этом рубеже было всё подозрительно тихо. И не было никакого приказа, или отходить, или выдвигаться к своим, успев взорвать за собой мост. Части дивизии с самого начала, оказались сильно разбросаны, и им так и не удалось соединиться в полном составе. Не успели, не дал немец проклятый на это время.
И опять потянулись томительные минуты ожидания, и было не до сна бойцам и командирам. Тяжелораненых сумели переправить в тыл, а оставшиеся красноармейцы и командиры на этом низменном берегу, уже подсознательно, готовились к смерти.
И утром немцы с новой силой и яростью обрушились на остатки полков. Их ждали. Разведка не по времени, но всё же вернулась, да ещё и с «языком». Это был смелый поступок, может даже подвиг, потому что пленный немец многое рассказал: « И о том, что немцы во что бы то ни стало, должны прорвать нашу оборону, захватить уцелевший железнодорожный мост, чтобы переправиться на тот берег»
. Но из группы разведки четверо остались лежать там, где то в начале поймы.
Немцы не знали, что мост заминирован, и в случае отступления, его должны были взорвать наши сапёры.
-Саня- кричал Мишка другу - заряжай диск - смотри горячий он. Но Саня не чувствовал боли от плоского пулемётного диска «Дегтярёва». Патроны ещё были, но их оставалось мало. Слева и справа падали товарищи, некоторые навзничь, некоторые ранеными, и казалось, что их стоны от боли, как будто бы переходили и к остальным, которых чудом ещё не зацепил вражий осколок, или пуля. И не чем им бедным было помочь. И санитаров уж почти не осталось. И только молоденькая медсестра, совсем ещё девчонка, у которой постоянно сползала каска на глаза, не успевала перевязывать бойцов, растерянно хлопала большими тёмными ресницами, падала, и опять вставала, продвигаясь вдоль окопов, стараясь помочь очередному раненому.
-Не майся, дочка- говорил раненый в руку Пётр Григорич- я сам как-нибудь, не впервой ведь, я старый солдат. Ты лучше отходи, пока не поздно, не женское это дело-война. Санитары подбегут, помогут.
-Да как же я смогу, не могу я, я присягу давала, я…… я не трушу, ни капельки. А санитары раненых выносят, только вот куда, как же через реку то? Вы отдохните немножко, а я сейчас…-и она поползла куда то левее, по-пластунски, вся такая маленькая, с большой санитарной сумкой, наверное к артиллерийскому расчету, чья 45-ка недавно замолчала. Но кто же знал, что там, нет уже никого в живых, всех накрыло разом. И немного погодя очередной снаряд угодил в то же место, где как раз и была «сестричка».
Бойцы видели её гибель. И так это всё души их тронуло, так вскипело всё, что не было уже ни страха, ни той боли, которая была поначалу, и только кровь просачивалась сильнее сквозь бинты, да бешено колотилось сердце.
« Вот и настал он, решающий час, последний бой» - думали бойцы
-За Валюшу, нате Вам, сволочи- яростно кричали и строчили бойцы из захваченных трофейных «шмайсеров»- Вашими же пулями да вам в лоб, получите.
-Сизов, сержант, окружают нас немцы - кричал взводный Варнаков. – Приготовиться к штыковой контратаке.
Но рукопашной, штыковой схватки не случилось, слишком неравные были силы.
-А хрен им в нос, я сгину лучше, а в плен не сдамся, слышь, братцы?!
И Сизов показал такой откровенный мужской жест, ради которого даже, на секунду, пришлось отложить в сторону трофейный автомат.
И вот уже убит командир роты, и остались от взводов, чудом выжившие бойцы, которые держались стойко, пока было чем отбиваться. Немцы успели обойти наши позиции, но кто- то приказал взорвать мост. Тем самым отходить, оставшимся почти без единого патрона бойцам, можно было только через реку, да ещё оставался узкий проход вдоль берега, по зарослям ивняка.
-Братцы отходите пока не поздно, я прикрою - закричал Иван, и залёг в небольшую воронку со своим пулемётом.
-Мишка, уходи у меня ещё автомат, и гранаты, целых две. Иди Миша, я приказываю, как старший по званию, сейчас лейтенант без сознания, бредит, боюсь, не донесёте командира, уйди, говорю - и Сизов с такой силой толкнул рослого Мишку так, что тот чуть не упал.
-Каждая секунда дорога, уходите братцы, обойдут ведь - уже почти умоляющим голосом кричал сержант.
И когда четверо бойцов, тащивших на плащ- палатке, своего взводного, почти скрылись в зарослях ивняка Сизов, что было мочи, крикнул: -Прощайте братцы. Они слышали как ещё строчил сначала пулемёт, а потом и немецкий трофейный автомат, как рвались гранаты, а потом всё стихло. Они слышали, но не помнили как уходили, они не чувствовали тяжести тела лейтенанта, не чувствовали усталости и страха. Всё перед ними было будто в туманном сне, не наяву. Вслед им стреляли плотно, и срезанные пулями ветки ивняка, ложились под ноги, осыпали их сверху, как будто была грозовая буря. Но вместо проливного дождя их накрывал «свинцовый косой поток» Те, кто не смог вырваться, были захвачены в плен, остальные погибли в реке, и лишь немногим посчастливилось оказаться потом на том берегу.
Сколько шли бойцы, может минуты, а может уже часы, никто из них в полной мере не осознавал. И только тогда, когда лейтенант пришёл в себя, уже после переправы на противоположный берег, на двух рыбацких, чьих-то лодках, где- то вниз по течению, они как будто бы вышли из того дурного, тяжелого сна в котором был их разум совсем недавно. «Сохранили ли знамя полка, знаменосцы, или нет? »- думали, вырвавшиеся из окружения бойцы.
-Товарищи, дорогие мои - тихо почти шёпотом заговорил лейтенант. - где мы?, что с нами? . Красноармейцы всё объяснили своему командиру, рассказали про Сизова.
И у лейтенанта появилась слеза. Он хотел её вытереть, стесняясь, наверное, своих чувств, но ослабевшая его «целая» рука едва двинувшись, упала беспомощно на землю.
-Не надо братцы-( лейтенант первый раз назвал так своих подчинённых)- не надо, всё; - как же не хочется умирать, вот так, быстро - здесь меня похороните, не мучайтесь со мной, слабею я братцы.
Командир с каждой секундой угасал. Слова его произносились всё медленнее, тише, с большим усилием. Он еще, что - то хотел сказать, но не успел. Товарищи склонив головы, стояли молча. И всё здесь вокруг противостояло, противилось смерти. Цветы, пение птиц, любая мелкая букашка, всё жило своей, не понимающей войну, жизнью. И только человек должен был, по каким - то нелепым, диким законам, постичь, познать эту беду, горечь утрат, и бессилие помочь своим товарищам.
-Вася, возьми планшетку лейтенанта, и документы из карманов- попросил Саня, а сам, месте с Михаилом принялся копать могилу. Ещё один боец, по фамилии «Седов», из соседнего отделения, был ранен. Две пули прошили его навылет, но двигался он самостоятельно, хоть и потерял немало крови.
-Не могу я по чужим карманам шарить, - воспротивился было Васёк.
-Теперь можно, лейтенант уж ничего не скажет, не обидится.
Товарищи похоронили лейтенанта у высокой молодой белоствольной берёзы, на высоком берегу реки. Михаил аккуратно положил пилотку лейтенанта на край холмика и вдруг спросил: - Мужики, а как Варнакова то звали, по имени?
Васёк посмотрел документы и грустно произнёс: - Серей Александрович, одна тысяча девятьсот двадцать первого года, двенадцатого марта.
-Молодой совсем, жить бы да жить - война проклятая, а сколько ещё она жизней унесёт. Война - та, я думаю, не завтра закончится, как не крути- сказал, долго молчавший Седов. Лицо его было бледным от потери крови, и для перевязки, пошло всё чистое, что было у бойцов.
-Ну что мужики? - совсем по-деревенски обратился Саня к товарищам. - Идти надо, только вот куда теперь, и где « наши»? Знать бы, да не нарваться на немцев.
-Компас есть, у лейтенанта в планшетке - заявил Иван, и добавил: - Только карту бы ещё, но я её видел один раз только у комбата, а без карты мы, как котята слепые.
-Может тебе ещё и проводника выделить - пробурчал Васька - а может самолёт, как генералу.
-Вася, какой ты ершистый, ей Богу, и фамилия у тебя подходящая «Ершов». Пойдём ночью, так безопаснее, ночи пока не тёмные, может повезёт, на наших выйдем- говорил с надеждой Саня. -Все мы тут рядовые, но я, принимаю командование на себя. Седов хоть и старше меня, да сами видите, в каком он теле. Так что не обессудьте мужики, а к мнению моему прислушиваться придётся. Он не заикнулся про приказы, не умел он командовать особо людьми, поэтому и сказал помягче, чтобы постараться быть всё же наравне с товарищами.
Бойцы не воспротивились предложению Сани, молча согласились и укрывшись в небольшой ложбинке, решили отдохнуть до вечера, договорившись меняться поочерёдно на посту. Усталые, они бывало, засыпали на ходу. Но дело в тот момент было вовсе не в усталости. А вот напряжение, то нервное напряжение, которое скопилось за время тяжёлых боёв, гибель товарищей, обида поражений, отступление, и всё - то остальное, что не может бесследно быстро исчезнуть, забыться, всё это перебарывало сон, не давало расслабиться разуму, а с ним и телу. Состояние это преследовало их, казалось с первого боя.
Они выдвинулись, когда на небе появились первые звёзды, и звёздное небо стало освещать им путь, и ночь, та августовская, в начале месяца ночь, всё же не была ещё такой тёмной, непроглядной.
А ранним утром, когда росы начинают гнуть травы сильнее к земле, промокшие до пояса бойцы, добрались до какой- то небольшой деревеньки. Белорусская эта деревенька ещё спала тем мирным сном, который был до войны, и тихую, умиротворяющую картину нарушали лишь петушиные крики, доносившиеся то с одного краю, то с другого, а то откуда-то посередине.
-Слушай мою команду - тихо сказал Саня, когда все четверо подтянулись к старому огромному вязу. - Подождём тут ещё, рано народ беспокоить, часов-то у нас всё равно нет. Но по петухам, и так всё ясно. А потом в разведку кто – нибудь пойдёт.
И помолчав немного, добавил: - Хотя вряд ли немцы есть в этой лесной деревушке, уж больно мала она, дворов двенадцать может.
-И всё таки без разведки нельзя - подтвердил Седов, а сам, пошатываясь, повалился на бугорок, где было посуше, и поменьше травы. Раны давали о себе знать. Нужна ему была помощь медицинская, все дырки его четыре заштопать, да где ж её взять то было.
- Что брат, совсем хреново? - спросил Мишка у Седова. На что, тот только махнул рукой, и тихо застонал.
-Вот ведь, силища – то, какая в человеке. И как по маслу просквозило, не задев ничего, не костей, не внутренностей видать. Удивительное дело. И всё же, он ещё командира тащил, не бросил. Другой бы упал, кажись, а он.., жаль, если не помочь человеку, может здесь чем помогут - и Мишка кивнул с надеждой, в сторону деревни, где над первой хатой, повалил первый, ароматный дымок из трубы. Разведать, что к чему, послали шустрого Васька. Тот долго не объявлялся, и когда товарищи, уже начали нервничать, совсем с другой стороны, а не стой, где его ждали, появился Василий, весь такой гордый, и радостный.
-И чего это ты цветёшь, как майская роза, и где тебя столько носило - ругались товарищи, но Васька был непоколебим.
-Немцев, тут ещё не видывали, и не видать бы, так мне старая бабка сказала, а с ней две внучки, красивые девки, одинаковые, можно идти, всё тихо.
-Вот, вот, ты и провалился, хоть в поиски тебя самого, разведчик хренов, на девок он загляделся, не ко времени Вася ты это затеял, не ко времени- вроде как в шутку, а вроде всерьёз сказал Мишка своим баском. –И что значит? -«одинаковые»
Они тихо вошли в крайнюю хату. Хозяйский пёс мирно дремал около хлева, под каким – то навесом, и только повёл глазом, приподнялся, гавкнул для порядка, и опять задремал.
Видно старым уже был, а может добрым, кто знает? Поначалу хозяйка встретила незваных гостей опасливо, всё присматривалась, как будто изучая пристальным взглядом. Но потом постепенно разговорилась, стала расспрашивать: - Кто мол такие?, откуда?, и куда путь держите?.
Бабке этой было не так уж и много лет, но сильная сутулость, седые пряди, морщинистые натруженные руки, и какие- то грустные глаза, всё это старило её, а ведь была когда то и она молода, и красива, как были красивы сейчас, и её внучки.
Бабушка Агафья, (так она представилась товарищам), пока две сестры-близняшки накрывали стол, всё внимательно выслушала, покачала головой, и предложила первым делом, чтобы осмотрела раненого, соседка, умеющая врачевать на травах, и слывшая в здешней округе местной знахаркой.
Седов лежал у порога, на старом изодранном топчане, и ему было уже не до еды. Голова его была горячей, да и тело начало бить как в лихорадке, и ясно было бойцам только пока одно, что пошло какое- то воспаление. Одна пуля " пролетела" выше локтя, а вот вторая была намного серьёзнее.
-Вот что я думаю, сказала подошедшая соседка, за которой сбегала Марьяна, та, что всё время украдкой поглядывала на Васька, - плох он у Вас, оставлять его надо, лечить буду, плохо, если кровь испорчена, не смогу помочь.
-Как же оставить боевого товарища, а если немцы, ведь они его первого…., в расход – воспротивился было Мишка, но взгляд, какой то особенный пронизывающий взгляд знахарки, тут же заставил его закрыть рот.
К вечеру Бойцы опять засобирались в дорогу. Бабка Агафья всё объясняла им, как лучше идти, обходить болото, где, в какой стороне, соседние деревни, на дорогу собрала им еды, и всё говорила, что бы не переживали они за своего боевого товарища. А они, прощались с Седовым, понимая, что больше не свидеться им, понимал это и Седов, и не в силах больше стесняться, плакал, вытирая слёзы, а они всё не переставали, как бы он не сдерживал их. На прощание девушки махали бойцам белыми платками, а бабка Агафья перекрестила их в след, и они, втроем, ещё долго оглядываясь, скрылись за поворотом пыльной дороги, с каким то угнетающим чувством. Что не могут помочь товарищу, что не могут защитить и эту деревушку, если придут немцы, и что будет с жителями, и с этими молодыми девушками-сёстрами? Что не воюют они, а блуждают как чужие, прячась на своей, Советской земле, будто трусы, и надо им обязательно выйти на своих, во что бы то ни стало, но выйти.
На этот раз небо заволокло тучами, погода опять сменилась, подул влажный ветер, и идти, не зная дороги, да ещё при плохой видимости становилось невозможным. Костров не жгли, чтобы не обнаружить себя, и на привалах сидели тихо, мало переговариваясь, потому что было совершенно непонятно где они, может у немцев под носом, хотя было ясно одно: - передовая где то ещё далеко от них, и её раскаты слабо были слышны, но доносились они с разных сторон, и не понять, где больше.
-Со всех углов ползут гады - сказал нервно Саня, прислушиваясь к далёкой канонаде. – И где мы теперь? сколько отмахали, вёрст пятьдесят с сегодняшним, не меньше. Теперь придётся днём идти, а так, точно к «чёрту на кулички» уйдём, в болото какое – ни будь трясинное.
Утром прошёл дождик, тот тёплый августовский дождик, от которого начинали обычно расти грибы. Пройдя путь вдоль озера, наслаждаясь утренним воздухом, бойцы и не заметили, как подошли к дороге, и только звук движущихся бронемашин, да мотоциклетный рокот, заставил их залечь, едва не нарвавшись на немцев. Принимать какой либо бой было бы безрассудством с их стороны, поскольку патронов почти не было, и в «ТТ» лейтенанта было лишь пол обоймы.
-Разъездились заразы, довольные, как у себя дома, эх сейчас бы «лимонок» ящичек- посетовал Васёк.
-Эдакий ты Вася герой, да тут пушки три надо, не меньше, да со взвод ребят бы….. «наших» - и после слова «наших», у Мишки сжались кулаки, лицо его покраснело, и на мгновенье показалось, что выйдет он сейчас на дорогу с этими кулаками, один, против всех.
Пока шли, всё думали, то ли к передовой пробиваться, то ли в тыл. Насчитали уже больше недели, как плутали они по лесам. Голодные, порой видели, то зайца, то птицу какую, но стрелять не решались, мало ли чего, обидно бы было, вот так попасть в руки к немцам, да и патроны, все что были, берегли. И только случай, какой то счастливый случай мог им помочь, или нарваться на другой, более многочисленный свой отряд, так же пробивающийся к своим, или выйти на части, которые не попали в окружение, и стояли пока стойко, на своих рубежах.
Но время шло, и в голову лезли всякие дурные мысли: - " А не посчитают ли их дезертирами, пока воюют все, а они тут по лесам шастают, и кто они теперь? какого роду-племени? и где их полк?, и сохранили ли всё-таки, знамя боевое"?
От голода кружилась голова, и то, что находили в лесу для пропитания, слабо утешало.
-Пробираясь сквозь густой молодой ельник бойцы вдруг насторожились. Послышались разговоры, треск сухих сучьев, лошадиный топот, и в ту же минуту, откуда то из-за стволов деревьев, спрятанных за ёлочками послышалась резкая команда: - Стой! кто идёт?
-Свои мы братцы, свои - отозвались почти хором товарищи.
-Свои все дома - ответил молодой голос, и уже через секунды, троих товарищей окружили часовой с подмогой.
-Дошли, всё, хоть поедим по-человечески – так и обрадовался было Васёк, но тут же его приструнил Саня.
-Рано радуешься, сейчас нас ещё пощупают, что за помидоры мы такие.
-Что мы им девки что ли, что бы нас щупать? – не унимался Васька
-Ну девки не девки, но и не кумовья со сватами, и смотрят они на нас, как на чужих.
-Мы для них пока элементы неизвестные - добавил как то по-научному Мишка, и на всякий случай, попятился спиной к здоровенной берёзе.
-Кто такие? - задал вопрос сержант, с перевязанной головой, внимательно осматривая бойцов- С какой части, номер полка?
-А вы что за хлопцы такие храбрые? тоже не понятно - опять своей язвительностью отличился Вася Ершов.
-Смотри - ка, герои прямо - тут же заметил часовой, которого товарищи увидали первым.
-Ну ничего, ерепеньтесь, сейчас всё, как миленькие выложите, а может и больше, были тут одни, диверсанты, наших сволочи много правда положили, тоже с виду бедолаги, на вроде вас - громко произнёс сержант, и скомандовал: - Яша, винтовки у них забрать, и…и руки за спину, до выяснения, шагом марш!
-Да ты глянь на нас повнимательнее то, товарищ сержант, какие же мы диверсанты, не жравши больше недели, что ж ты нас как скот на скотобойню ведёшь.
Но сержант угрюмо молчал, и только посматривал по сторонам.
-Как на расстрел ведут - подумали товарищи, укалываясь иголками еловых лап, и поначалу хорошее возникшее настроение, куда то быстро улетучилось.
-Ничего, разберутся, лишь бы командир их с комиссаром дельными оказались, а то могут и к стенке.
-Сплюнь Миша, и не каркай, как ворона старая, должны разобраться, и документы у нас лейтенантские - успокаивал товарищей Саня.
-Да скажут, убили лейтенанта сами, а документы забрали, а у нас нет не хрена, кроме медальонов, ты заполнял?
-Нет - ответил коротко Саня
Вот и я нет- с какой-то иронией подтвердил Мишка.
-У меня комсомольский билет только - вдруг неожиданно сказал Мишка.
-Ваня, ты быть может спасение наше, дай я тебя расцелую - всё шутил неугомонный Васёк.
-Да иди ты, знаешь куда, со своим целованием?
-Да я же пошутил Миша - и тут же Васёк, запнувшись об толстый корень здоровенной ели, повалился носом в землю, не успев задержаться руками, как будто они у него были связаны.
Все попытались помочь товарищу, но сержант резко гаркнул: -Отставить, стоять Всем не двигаясь!
Как оказалось, вышли товарищи на остатки полка, да ещё прибившегося как и они батальона, были и ещё бойцы, с других частей. И тут действительно было не разобрать в суматохе тяжёлых отступлений, кто свой, а кто враг. Немцы забрасывали разные группы диверсантов, с разными целями, но все они в конечном итоге были направлены против Красной армии, наверное, по одному принципу: « На войне, все средства хороши»
Командир батальона, вместе с комиссаром, встретили бойцов у землянки, куда их подвели. Васёк вытирая рукавом гимнастерки кровь из под носа, шмыгал, и что- то недовольно бубнил.
- И кто же его так? - заметил комиссар - рукоприкладство, сержант?
-Никак нет товарищ комиссар полка, сам он упал.
Их долго допрашивали в землянке, по одному, комиссар всё изучал комсомольский билет Михаила, после чего доложили, как старшему в этом соединении, раненому командиру полка о товарищах, и уж после всего этого, бойцов накормили, и дали отдых, зачислив их в штат этого, временного соединения.
Начались новые будни, короткие бои с противником, и даже наступления, но все понимали, что без пополнения, без регулярного снабжения из тыла боеприпасами и продовольствием, долго так не навоевать. Надо было отдышаться, набраться сил, хоть и не было на это времени, но с каждым боем, бывало и затяжным, наши разрозненные соединения задерживали врага, изматывали его, не давая фашистским полчищам осуществлять свои коварные планы. (И были подвиги и самопожертвования, всё это было. Но под натиском немецкой лавины, многое не успевали заносить куда следует, фиксировать документально, не до этого было, и о многих подвигах того времени не узнать нам уже никогда).
Глава 3
Осень 41- го.
Мелкий, моросящий дождь, с порывами ветра, промочил текст присяги, но капитан знал её наизусть. И не одно, произнесённое им слово не потерялось в шуме дождя, а доходило до каждого новобранца, до глубины их души, и повторяли они каждое слово, каждое предложение все вместе, чётко, и громко. И была в этом во всём, особая торжественность, особая сила, ими произнесённого.
Вновь назначенный, командир роты, капитан Стрельцов, преклонив правое колено, правой рукой держал боевое знамя 473 стр. полка, а в левой руке у него был текст присяги. Вновь прибывшие в полк красноармейцы, также, преклонив колени, повторяли текст присяги, не шелохнувшись. Они все были в касках. По лицам их стекали капли холодного косого дождя, но глаза их, говорили о многом. Промокшее командование, промокшие бойцы, потемневшие от нескончаемого дождя шинели, вся эта картина не была праздничной, да и куда там до праздника, когда вот она, «передовая», рукой подать. И слышен был этот гул фронта, его дыхание, и успеть надо было, опередить немцев, любой ценой опередить.
На последнем привале разрешено было отдыхать до рассвета. Но какой это был отдых людям в лесу, в холодной октябрьской ночи, на дожде, готовым вот-вот перейти в мокрый снег. Костров разводить не разрешалось, да и какой особый прок от маленького костерка, гаснущего постоянно при такой погоде. Наломав лапнику, Саня и Мишка, и ещё три новых товарища отделения, расположились под старой, раскидистой елью, и под ней, надоевший, противный дождик, уже не так доставал. Каждому думалось о своём. Этим троим новобранцам, с маршевой роты думалось про первый бой, каким он будет для них, может последним, и потому, всё больше молчали они, прижавшись друг к дружке, как будто цыплята. А «бывалые» вспоминали друзей погибших, Васю Ершова, который под Брянском, вызвался добровольно в группу прикрытия, когда выходили они с тяжёлыми боями из окружения, и вот, дошагали почти, до славного города Тулы, живые пока, почти невредимые, хоть и не прятались за чьи-то спины, и нечего им было стыдиться. Может быть, и им судьба уготовила смерть, как знать? судьбу не обмануть, не обойти.
-Сань, а Сань, не спишь - Мишка легонько потрогал товарища за плечо.
-Уснёшь тут, дремота одна, а как выдвигаться, так хоть провалиться бы в этот сон, надолго, надолго.
-Саня, а я слыхал, командир то наш, полка боевой и стойкий. Под Витебском ещё, часть свою из окружения, раненый будучи, вывел, и сын его там погиб, совсем мальчишка ещё, восемнадцати не было. Душевный человек, говорят, полковник.
-На войне душевным быть нельзя, на то она и война жестокая - ответил Саня, и плотнее прижался к холодному, сырому стволу ели.
-Ну ты не скажи, Саня, бойцы говорили, лично, по возможности всех обойдёт, спросит: «Есть ли махорка у красноармейца, какая нужда особая имеется». И тепло после такого внимания у бойца на душе, « помнят про него, не забыли», а не только понапрасну на смерть посылать.
Мишка заговорил громче, взволнованней, чуть не разбудив «молодёжь».
-Может ты и прав Миша, на всяких мы командиров насмотрелись, всякого повидали, но как к скотине какой безродной, к нам относиться не надо.
И уже тише добавил: - Ну, отходили, ну бежали некоторые, было дело. Да разве только нас с тобой в этом винить, подумай сам.
Бойцы неохотно поднимались озябшие, без горячей пищи, когда объявили подъём. Позавтракав на скорую руку, в сухомятку, полк длинной, серой колонной двинулся к Туле. Вскоре разведка доложила, что немцы прорвали оборону соседней дивизии, и устремляются к городу.
«Нужно успеть занять оборону, окопаться, выбрать удобные позиции, только бы успеть, только бы успеть» – думал комполка Краснопивцев. «И дивизии растянуты, в один кулак быстрее, в один кулак, положение тяжёлое, враг через Тулу, рвётся к Москве, там ему, если что, и ремонтные базы, и тепло, немец к холодам нашим не привык, а тут, как трамплин будто, одним прыжком…. »
Город успел принять осадное положение, благодаря жителям, в основном женщинам, старикам, детям. Противотанковые рвы, заграждения из металла и колючей проволоки, заклеенные крест-накрест окна, в самом городе, всё говорило о том, что Тула не собиралась сдаваться врагу.
Полк Краснопивцева шёл по пустынным улицам города, но то тут, то там, стали появляться любопытные физиономии подростков. Были среди них и девчонки.
-Ох, и шустрые видать, с такими мы точно город отстоим, не пропадём, и из города они не ушли, значит верят в нас - как думаешь, товарищ комиссар?
-Совершено правильно Михаил Петрович, молодцы ребята, не побоялись, что немец рядом.
-Сначала в штаб армии, для дальнейших приказаний - сказал полковник своим подчинённым.
- Затем, необходимо срочно встретится с руководством города, они уже ждут, с командиром рабочего полка выяснить обстановку, основные главные подступы к городу, и чем быстрее, тем лучше для всех.
Проходя мимо железнодорожного узла, Краснопивцев заметил, стоящий одиноко состав с какими- то орудиями.
- Товарищ комиссар, я с начальником штаба туда, и полковник указал рукой в сторону станции, за меня заместитель, командир первого батальона майор Козлов. Передайте, и не останавливать колонну, времени нет на формальности.
Комполка с комиссаром, в сопровождении нескольких автоматчиков двинулись быстрым шагом к составу. На станции было также безлюдно. Командир приказал, двоим автоматчикам снять маскировочный брезент с одного орудия. Пока бойцы орудовали, из сторожки, что находилась возле путей, выбежал седобородый дед с очень старинным ружьём, и потрясая им, что то кричал.
-Не велено трогать, кто такие, это для фронта, отправить не успели, новенькие еш -шо- прошепелявил беззубый дед и уставился на полковника.
- Ты тут главным будешь? - недоверчиво вопрошал старик.
-Я отец, начальство имеется здесь?
-Было и начальство, милиция и вокзал охраняла, да ушли все, как немец попёр, вчера утром ушли.
-А пока я, всё начальство, да ружьё моё, понял!?
-А ружьё то стреляет, дед - спросил начальник штаба. Он давно уже не шутил, и дед этот невольно дал такой повод
-А давай проверим! В гражданскую стреляло, и раньше стреляло.
-Товарищ полковник! Зенитки это, точно новые- крикнул один из сержантов прямо с платформы- много их.
-Замечательно, молодец дед, что сохранил, нам тоже для фронта, мы прибыли к Вам город от фашистов оборонять.
- Товарищ сержант - обратился Краснопивцев к командиру автоматчиков. - Пошлите посыльного, пусть направят роту с техникой, сюда, для разгрузки, быстро, время дорого.
-Нельзя без руководства завода, товарищ полковник - возразил неуверенно начальник штаба, но полковник резко ответил: - Не время сейчас разбираться чьи, да куда?, всё наше, и нам эти зенитки ох как помогут, радуйся майор, будет чем самолёты сбивать, а то и танки останавливать, прямой наводкой. Беру всю ответственность на себя. Всё ясно.
-Ясно товарищ полковник, будем действовать - бодро ответил майор.
Полк полковника Краснопивцева первым из всей малочисленной дивизии прибыл с западной стороны в город. Другие ещё только подтягивались, хотя штаб их армии, на которую и была возложена основная задача оборонять Тулу, прибыл в город, несколькими днями раньше. На центральной площади, где был и обком партии, было безлюдно. И только несколько человек охраны, у входа в здание обкома курили, о чём то переговариваясь меж собой. Внутри здания командование полка остановили часовые, для проверки документов. Людей в обкоме почти не было, и пройдя по длинному коридору, с красной дорожкой, командиры услышали громкий разговор, даже ругань, за дверью первого секретаря. Постучавшимся в дверь командирам, не сразу ответили, но затем резкий, нервный голос сказал: -Да, войдите!
Перед командованием полка предстал первый секретарь обкома, его помощник, и командарм, и... по всей видимости, начальник штаба армии. Последнего Краснопивцев видел в первый раз. Военные поздоровались, как и положено, по уставу. Генерал попросил коротко доложить обстановку. Боеспособность полка, численность, и готовность выступить на передовую.
-Вот видите, товарищ первый секретарь, в каком состоянии армия, а Вы требуете невозможного, штаб дивизии этого полка ещё не прибыл, дивизии на марше. Уверяю Вас, что такие командиры полка, как Краснопивцев помогут Тулякам, если надо, то и насмерть будут стоять- стараясь быть спокойным, говорил Командарм. Но Краснопивцев видел, как генерал, нервно мнёт папиросу, как ходит его кадык, как на шее пульсирует жила.
-Кто будет защищать город? Наш полк НКВД, рабочий полк, да зенитная батарея. Они уже третий день ведут ожесточённые бои, а обещанная регулярная армия до сих пор непонятно где? - раздражённо, чуть не крича, говорил первый секретарь.
Командир полка с недоумением смотрел на первого секретаря, стараясь для себя понять, и в душе не осудить коммуниста, руководителя такой области. Но полковник был военным человеком, и повоевав ещё в первую мировую, многое повидал. Военному человеку, говорившему такое, он бы наверное не простил, но перед ним был гражданский, хоть и в военной форме, но не кадровый командир. И даже, несмотря на все его упрёки, старался быть сдержанным и командарм, прекрасно зная, в каком состоянии только что вышла из окружения из-под Брянска, преследуемая фашистами, его армия. Да разве можно было тогда всё объяснить, тем более доказать. Не было на это не сил, не времени. И лишние пререкания были не нужны ни кому в такой обстановке. У всех нервы, были на пределе, но сдержанность нужна была каждому.
Прибыв из обкома в штаб армии, командарм приказал 473 полку в срочном порядке, не дав время на отдых, выдвигаться на позицию, южнее города, в район посёлка «Красный перекоп», преградив тем самым путь гитлеровцев, через Воронежское шоссе, к Туле.
-Вот, что товарищ полковник - обратился командарм армии к Краснопивцеву. Приказываю, пока, не прибыл Ваш комдив, держаться, держаться до последнего. Завтра вечером, прибывает с Дальнего востока 413 стрелковая дивизия, подтянуться наши части, Вам будет легче. Боеприпасами поможем, живой силой пока нет возможности, всё ясно, вопросы?
-Вопросов нет - коротко и чётко ответил полковник. Он поспешил было на командный пункт, чтобы дать срочные распоряжения и приказы, но уже в дверном проёме, командарм остановил его.
- Да, вот ещё что; зенитчики отважно дрались, прямой наводкой танки уничтожали, у них командир взвода, Волнянский, погиб в одном из боёв, много танков они подбили, смело, геройски. Издайте боевой листок, пусть все знают, от красноармейца до командира об этом подвиге.
-Так точно товарищ генерал-лейтенант, обязательно выпустим, хоть и нелегко в такой обстановке.
-Нужно полковник, как воздух нужен этот листок. Вам ли не знать, что такое, боевой дух на войне.
-Да и вот последнее; командование рабочим полком передали майору Кравченко, боевой, настоящий командир, но понизили его в должности, Вы с ним общий язык найдёте товарищ Краснопивцев.
Генерал-майор крепко пожал руку полковнику, и куда- то тоже быстро поспешил. А полку предстояла нелёгкая задача, практически с марша занимать оборону. Немцы были уже у стен города.
Пока на передовой случилось временное затишье, этим и успели воспользоваться бойцы и командиры вновь прибывшего полка. Успели окопаться, укрепить боевые позиции. Только вот полк был не полным, и многих товарищей не было рядом. По привычке окликнет боец товарища, забудется, что он не живой, а в ответ… тишина, да свист пуль, и так на душе от этого тяжко, что хоть волком вой, да никто не услышит, да и не нужно это здесь никому.
Обрадовались ополченцы, обрадовались чекисты подкреплению, правда, тоже поворчав при этом немного, но всё же быстро сплотились, а как же иначе, иначе и нельзя было, да и быть не могло.
- Саня, ты домой пишешь - смотря на звёздное небо, спросил друг Мишка. После короткого похолодания, несмотря на наступивший ноябрь, было достаточно тепло.
Саня, немного помолчав, всё же ответил: - Написал одно.
-А я вот ещё не успел, всё не соберусь никак, как будто стыдно писать.
-Почему стыдно? ты что, с поля боя бежал, или трусил когда – ни будь, ты это брось Миша, слышишь?
-Вот Саня, мы с тобой с самой Белоруссии отступаем, нахлебались вдоволь, этим ещё не понять, хотя и они пороху уже понюхали, и кивнул на недавнее пополнение отделения, мирно спавшее, под тихим ночным небом, освещаемое иногда «ракетами»
-Всё, устал я отступать, если умереть, то здесь, сколько же этот фашист проклятый нашей землицы истоптал, своими сапогами погаными. Вон разведка говорила, что в «Ясной поляне немцы уже обосновались, сволочи, госпиталь устроили, « своих» хоронят рядом с могилой Толстого.
-А как из последнего окружения выходили, как ты говоришь «одному Богу известно», как командарм Петров погиб, на той переправе через реку, название похожее с Рестой, а…. вспомнил, на Рессете, разве это забудешь. Разве не дадим мы им по зубам, чтоб челюсти вылетали, как в той рукопашной, ох и отвёл я тогда душеньку.
-Это который графом был, крестьянам помогал, он что ли? - зевнув, спросил Саня.
- Ну ты Саня темнота деревенская, про Льва Николаевича Толстого не знаешь.
Саня смутился, ему было неловко, что Мишка его поучает, да ещё обзывает темнотой.
-Сам ты темнота, всё я знаю.
-И кто тебе сказал, что мы отступать будем, командование приказало стоять насмерть, и точка, а там уж как кому суждено, давай Миша не думать, вздремнём чуток, как рассветет, эти паразиты опять полезут, они на нас, а мы их и «в хвост и в гриву»
-Ну до хвоста ещё далековато Саня, а гриву мы им потреплем, обязательно.
С рассветом танковая армада Гудериана снова поползла на наши позиции, не забыв при этом провести артподготовку. Хорошо вооружённые немецкие части второй танковой дивизии « бравого Гейнца-урагана» не жалели боеприпасов, и утюжили наши позиции, как могли. Но несмотря на всё это нашим бойцам удавалось за день отбивать до десяти танковых атак противника. Немцы упирались, словно в невидимую стену, удивляясь при этом стойкости и мужеству воинов Красной армии. Приходило пополнение, улучшилось снабжение боеприпасами, да и свежая, не потрёпанная боями 413 дивизия давала «прикурить» немцам на левом южном участке обороны. Дни шли за днями, и казалось, не будет конца немецким атакам. В один из ноябрьских, уже морозных дней, командование приказало полку Краснопивцева, отбить захваченный немцами, ещё в конце октября « Рогожинский» посёлок, важный стратегический населённый пункт на подступах к Туле. Совместно с 437 полком, и бойцами рабочего полка, штурм был назначен на утро, девятого ноября.
Полковник Краснопивцев лично решил обойти позиции своего полка, узнать настроение красноармейцев, их нужды.
Пройдя с комиссаром вдоль боевых порядков, командир остановился около старшего лейтенанта Артемьева, командира второго батальона. По штату командиром батальона положено было быть командиру в звании майора. Но многих командиров среднего, да и старшего звена, уже давно не было в живых, и на такие должности приходилось назначать наиболее отличившихся, смышленых, из числа «младших»
- Смирно - скомандовал старший лейтенант, и лихо доложил командиру полка.
-Вольно, вольно товарищи красноармейцы, как настроение, завтра в наступление, знаете?
-Знаем товарищ полковник, к бою готовы. Вот только валенки, которые выдали вчера, никак не привыкнем мы к ним. Ногам тепло, а бежать неудобно, уж больно большие они.
- Ну это смотря куда бежать - как то шутя, сказал командир, и уже серьёзно добавил: -теперь только вперёд, назад пути больше нет, пусть понемногу, трудно, но вперёд.
-Всё ясно товарищ полковник, спасибо Вам - ответил кто то из лейтенантов, глядя с надеждой и опорой на полковника.
Это «Спасибо Вам» тронуло Краснопивцева до самого сердца.
Полковник, в своём кожаном военном пальто, в шапке – кубанке выглядел по военному солидно, и это внушало доверие. Но не внешним своим видом всё же вызывал доверие командир к своим подчинённым, а каким- то внутренним убеждением, которое часто исходило из глубины его души, и младшие командиры, и простые рядовые, чувствовали это, понимали. И потому шли в бой отважно, зная и понимая, что рядом их командир, и в трудную, решающую минуту он не оставит их, не бросит. Ведь были здесь в строю и уцелевшие воины, те которые ещё под Брянском, в начале сентября, начинали свой боевой путь, вместе с полковником. Сколько пережито, сколько отбито атак, сколько побед, пусть маленьких, но таких важных для всех их, сколько потерянных товарищей, сколько всего за эти четыре с лишним месяца войны? всего четыре месяца, а им казалось, что прошла целая вечность.
Проходя мимо Михаила с Саней, полковник остановился, внимательно посмотрел на друзей и спросил: - Вы ведь кажется из 160 дивизии товарищи?
-Так точно товарищ полковник- чуть ли не одновременно ответили земляки.
-С первых дней на фронте?
-Тринадцатого июля приняли первый бой.
-Ранения были?
-Никак нет, царапины только.
-Знаю, сколько пройдено, пережито, всё знаю. Что не пали духом, многие и многие из Вас. Полковник задумчиво замолчал, а потом добавил:

-Молодцы, молодцы, что живы и невредимы- искренне сказал полковник.
-Благодарю за службу товарищи.
-Служим Советскому Союзу - гордо ответили друзья. Они первый раз, вот так близко общались с командиром полка, и им было очень приятно за такое внимание.
С рассветом два стрелковых полка, одной дивизии, при содействии местного ополчения начали штурм Рогожинского посёлка. Немцы не ожидали такой атаки от наших частей, и потому к исходу дня посёлок был полностью очищен от фашистских захватчиков, с большим уроном в живой силе противника, несколькими подбитыми танками и бронемашинами, богатыми трофеями. Был уничтожен и большой склад боеприпасов немцев.
На окраине посёлка, недалеко от кирпичного завода, красноармейцы случайно обнаружили на территории винного завода, чудом уцелевший склад готовой продукции.
После некоторых разбирательств и выяснений продукцию эту, куда- то вывезли на грузовиках, возможно в медсанбат, но по случаю такой успешной операции угостили и бойцов. Конечно, были и боевые ежедневные «сто грамм», для воинов передовой линии, но многие, особенно молодые ребята, были не приучены к сорокоградусной. А тут, было как то всё по-особенному, празднично, кстати. Водка расслабила тело и душу, захотелось поговорить, как вели разговоры до войны, хоть и не часто, но зато не торопливо, куря бывало при этом крепкий самосад, да так, что дым стоял коромыслом, если было это в каком - ни будь помещении.
-Слышь мужики, а командир то Вас давно знает - весело, подсев к Сане и Михаилу - обратился боец Платонов со своим другом Маслянниковым. Ребята эти были тоже земляками, с самого Горького, и работали до войны на автозаводе. Пришли они с маршевым батальоном под Брянск, и оттуда уже все вместе выходили из тяжёлого, длительного окружения.
-Мы, ещё когда по лесу плутали, в Белоруссии, вышли на его часть, он тогда тоже каким то полком уже командовал, только мало их оставалось и сам он был ранен, видать запомнил нас, когда уже под Брянском на переформировании мы были, а так почти с начала августа вместе воюем, вот так - объяснил Саня.
Платонов, после боя был ранен в руку, но после осмотра и перевязки санинструктора, договорился не идти в санчасть, а остаться с ребятами, уж больно не хотелось уходить от такой компании, и душу трогала солдатская дружба, и усталость, простая человеческая усталость должна была куда то выплеснуться, хоть на время уйти. Не было времени на полноценный отдых, и железо не вечно, ржавеет, ломается, а тут человек, и ему когда – ни будь, отдых нужен. Да и рана была лёгкой. И вспоминался Горьковчанам Волжский откос, пароходы большие красивые, красавица Волга, и рассказывали они про всё это Мише с Саней, с такой любовью и теплотой, что невольно прислушались и другие бойцы.
Кто - то предложил негромко спеть песню. И полилась русская песня. И тревожила души солдат до слёз. И они, как то быстро повзрослевшие этой душой, воспринимали всё уже совсем по-другому, гораздо серьёзнее и ближе, чем это было там, в той их жизни, на гражданке.
В один из дней по частям поползли слухи, что командарма отстранили от командования 50 ой армией.
« И что такого совершил генерал? »- недоумевали многие, и боялись, что это подорвёт боевой настрой, доставшийся такой ценой. Это было тяжело воспринимать. Какой будет новый командарм, не будет ли рубить с плеча, как было не однажды, хотя об этом вслух говорить было запрещено, и тем более обсуждать. Бои за Тулу носили затяжной характер, с переменным успехом, но всё же ценой больших потерь, и с новым командармом, благодаря мужеству и отваге горожан, Тула выстояла. Многих фашистов наши части обратили в бегство, а хвалёная армада Гудериана, пошатнулась, и миф, о непобедимой великой Германии, быть может впервые, здесь, под стенами Тулы был разрушен. Командиры и красноармейцы Красной армии были воодушевлены недавними победами. Они уходили из славного города победителями, они заслужили к себе уважение.
-Миша, а Миша, и не в веру сейчас, ведь почти полтора месяца мы держались, слышишь Мишка - ласково говорил друг Саня своему товарищу, когда того на носилках затаскивали в санитарную машину.
Михаила, и надо же такому было случится, в последнем бою ранило осколком снаряда, рана оказалась серьёзной, но не смертельной. Сане было тяжело, и скупые мужские слёзы появились на глазах.
-Ну будет тебе Саня, будет, вот подлечат меня здесь, и я Вас догоню, зато из тульского самовару чаю вдоволь напьюсь, не переживай друг- пытался шутить Мишка.
-Ты только обязательно наш полк догони, после выписки, обязательно слышишь Михаил?
Дверь захлопнулась, и санитарная машина, в которую поместили и ещё несколько бойцов, медленно тронулась, а потом скрылась за поворотом, городской улицы.
Саня успел написать домой письмо. Короткое. Спрашивал жену Ульяну: «Как дела в колхозе, как тесть, как родня, и наказывал, чтобы берегла сына Кольку. Что у него всё в порядке мол, Тулу отстояли, и теперь уходят» Куда? писать не разрешалось, цензура ставила на каждом письме свой серо- зелёный штамп, и если было что- то лишнее, то, не дожидались близкие, письма.
А уходили они почти на запад, первый раз на запад. Угроза Москвы ещё была велика, и кто же, как не они, испытанные в боях, научившиеся отступать, именно отступать, а не бежать без оглядки, именно им предстояло выполнять не менее важные боевые задачи. В них верили командиры, верили и они в себя. А как же без веры, нельзя без веры русскому человеку, и не только русскому, а и всем остальным, кто рядом, плечом к плечу, стояли насмерть поднимались в атаку, вспоминая, может, каждый своего Бога, и каждый верил в общее дело. Так было. И в этом была единая сила, единая мощь.
ГЛАВА 3
Калужская земля
Декабрьское солнце низко висело над горизонтом, несильно слепило, и совсем не согревало своими лучами, движущуюся колонну. Было морозно, но безветренно. А накануне, когда шли ночью, была такая метель, что пробирало до костей. Но в непогоде изнуряющей этой, да в кромешной тьме, было и спасение. Немецкая авиация не беспокоила их. Только как шли, как находили нужный ориентир, мало кто понимал. Пока шли, натыкались ночью на немцев по пути. Завязывался, как правило, короткий бой, и длинная колонна, с малыми потерями, опять начинала свой долгий, и тяжёлый путь по заснеженным лесам и полям, туда, куда приказано было идти. И другого пути не было.
Впереди грохотал фронт. И этот грохот был уже, каким- то привычным для бойцов, свыкшимся. На одном из коротких привалов политрук роты Краснов, попросил у красноармейца письмо, которое написал ему земляк, с Ленинградского фронта, чтобы зачитать его перед всем строем. В письме земляк писал: «Дорогой Николай. Положение наше нелёгкое, но мы не пали духом. Идём на подмогу нашим. В болоте, которое проходили, под снегом оказалась не замерзшая жижа. Сапог засосало, достать я его не смог. Обуть больше нечего. Чем смог, обмотал ногу. Хотел было берестой, да в эту пору её много не срезать. Идти надо так. Хоть и не морозно ещё, но лежит уже, не тая, снег. Так что, дорогой мой Коля, надо идти, и не сломить нас проклятым фашистам, покуда течёт в наших жилах кровь. И если уж так пришлось, то будем и босыми, бить этих гадов, и если случится, то и зубами грызть. Прощай Коля, может Бог даст, ещё свидимся. Твой друг Степан. »
Письмо это было зачитано специально, для поднятия боевого духа красноармейцев, особенно пополнения, из числа новобранцев. Усталые бойцы с большим пониманием отнеслись к тексту письма. Тяготы и лишения сплачивали людей, заставляли мыслить по-иному. Двое суток им пришлось уже прошагать от Тулы. И вот с вечера, после привала, им предстоял ещё один бросок. Бросок к городу, который ещё в середине октября захватили немцы. Приказано было выбить немцев оттуда и освободить этот старинный русский город. Объединив силы, получив подкрепление, наши части были готовы к выполнению поставленной боевой задачи. Хоть марш и достался нелегко, и времени на отдых больше не было, задачу эту необходимо было выполнить как всегда, сходу.
Стоя на холодном декабрьском ветру, на берегу «Оки» Краснопивцев пристально всматривался в темноту противоположного речного берега, пытаясь хоть что - то разглядеть, уловить. Приказав явиться командиру взвода разведки, и командиру сапёрной роты полковник поставил им задачу: «Обследовать противоположную местность». Нужен им был узкий проход, всего лишь узкий проход, чтобы не нарваться на мины, и не обнаружить себя раньше времени.
«Успеть бы до рассвета, да слаженно, быстро переправиться»-думал командир полка. » «Сходу, внезапно, по льду, только так»
-Товарищи командиры, пока немцы не обнаружили нас, предлагаю незамедлительно произвести переброску полка на тот берег по льду реки. Пока немцы развернут батарею, или начнут миномётный обстрел, мы будем уже на том берегу. Нас поддержат части 112 танковой дивизии. У кого будут другие предложения? - высказывал своё предварительное решение перед старшими подчинёнными полковник Краснопивцев.
Все согласились и, не мешкая, начали переброску своих подразделений на противоположный берег реки. Немцы заметили наши части, и сгруппировавшись, стали вести миномётный обстрел. Но не успев как следует скорректировать огонь, мины начали падать сзади.
-Только вперёд, только вперёд - командовал командир, увлекая за собой полк, уводя его быстрее со льда. Перед самым берегом оказалась небольшая полынья, затянутая тонким льдом. И некоторые бойцы, по пояс промокнув в ледяной воде, были вынуждены, в таком вот виде атаковать и дальше немецкие укрепления.
Почти без потерь были они на том берегу, и теперь ставилась нелёгкая задача: закрепиться в самом городе. С другой стороны им на помощь подоспели части 31 кавалерийской дивизии. Казалось, успех операции был близок. Но немцы предприняли ряд контратак, и отрезали наши части от всей подвижной группы. И здесь Полковник Краснопивцев попал уже в своё, третье окружение.
В полуподвале, было сыро и холодно. На старинном. письменном столе, тускло светила лампа -«коптилка», сделанная из гильзы снаряда " полковушки". Командиры курили, перешептываясь изредка, меж собой. За столом сидел полковник Краснопивцев, и « штабные» полка. У стены сидел капитан Трефилов, командир мотострелкового батальона, командир пулемётного эскадрона кавалеристов, капитан Дорохов, и другие командиры подразделений, сумевшие так же одними из первых ворваться в Калугу, с разных направлений. Полковник всех внимательно осмотрел. На стенах были видны косые продолговатые тени от человеческих фигур.
-Товарищи командиры - обратился Краснопивцев к присутствующим. Для нас сложилась довольно неблагоприятная обстановка, но я считаю, не критическая. На данный момент, мы оказались отрезанными от основных наших сил, и оказались в кольце. Но враг, по данным разведки, на сегодняшний день, не так силён и многочислен. Поэтому, как старший по званию, принимаю решение, и беру командование всеми нашими частями, находящимися в городе, на себя. В помещении воцарилось некоторая пауза, после которой, командиры выразили свою готовность сражаться сообща, под единым командованием командира 473 полка.
Калуга была захвачена врагом, но не сломлена. Горожане не покинули родной город. Да и куда им было идти в ледяную стужу? В один из дней полковник Краснопивцев решил собрать всех добровольцев из числа гражданских, кто мог держать оружие.
Из-за угла боязливо выглядывали два человека. Вид их был жалок. Осунувшиеся, исхудалые, они смотрели по сторонам, будто загнанные волки, не решаясь выйти к людям.
-Слушай Яша, ты как хочешь, а я не пойду, расстреляют нас, говорил негромко тот, кто был повыше ростом, в шинели, не своего размера, своему товарищу в ватнике, и в раскрытой шапке-ушанке, с плотно завязанными лямками под подбородком.
-У тебя хоть ранение было, а у меня что?, царапина, как пить дать расстреляют, и разбираться не будут, ты как хочешь, а я не пойду - повторил ещё раз его сослуживец.
-По- твоему, как трусливый заяц тут трястись, нас как людей приютили, а мы подлые душонки и сейчас людям не поможем, когда им помощь нужна, слышишь? полковник о чём судачит. И мы с тобой с поля боя не бежали, а бежали от немцев из плена. Да ну тебя Митя, вон гляди: - " наш брат» появляется, видно не одни мы здесь с тобой бедолаги такие.
И Яков смело шагнул вперёд, а за ним и Митька решился, идти туда, где шло собрание. Товарищей остановила наша группа бойцов, и после короткого разговора, им было сказано, что с ними как с военнообязанными, разговор будет позже, но опасаться не следует. Примерно половину пришедших из присутствующих составляли совсем ещё молодые, парни и девушки. Полковник говорил пламенно и с призывом:
- Дорогие Калужане! - обратился он к присутствующим – Спасибо, что откликнулись, и пришли. В час нелёгких испытаний, как никогда необходимо взаимопонимание и взаимовыручка. Наши части оказались не в простой ситуации, но любая, посильная ваша помощь, будет являться залогом успешного исхода дела. Молодцы, что пришли к нам защищать Родину. Кто может, и умеет стрелять, берите захваченные немецкие винтовки, гранаты, и воюйте с ними, если что, наши красноармейцы подскажут. Победа будет за нами, враг будет разбит - заканчивая короткую речь, сказал полковник.
Потом, всех добровольцев внесли в список. А полковник направился к тем людям, что ждали в помещении котельной. Он молча внимательно посмотрел на них. Люди стояли, потупив взгляд. Было их немного, двенадцать человек, но если судить по меркам военного времени, целое отделение. А отделение, бывает, может сделать многое.
-Здравствуйте товарищи красноармейцы. В ответ люди молчали. Они опешили от такого обращения. Опешил и комиссар полка, который был рядом. Тихо, как- то нерешительно, нескладно они всё же поприветствовали полковника.
-Надо бы их в тыл, для проверки, в особый отдел, Михаил Петрович, не внушают они мне доверия-тихо, на ухо проговорил комиссар полка командиру.
-Ничего Никон Матвеевич, проверять будем здесь, и быстро, у нас сейчас каждый человек, каждый патрон на счету, беру всю ответственность за них, на себя.
-Согласен товарищ полковник с Вами, и всё же, как можно аккуратнее с ними.
-Бои будут тяжёлыми Никон Матвеевич, вот они и покажут себя, эти бойцы, а у кого грешок какой, пусть кровью искупят, подкормить бы их хорошенько, да у самих скоро одни сухари останутся. И всё-таки я отдам приказ поставить их на довольствие, и зачислить временно в полк, после нашей проверки - подытожил полковник.
-Я на позиции, Вы со мной?
-Отдохнуть бы Вам надо товарищ полковник, вид у Вас какой-то нездоровый. И снайперы, говорят постреливают, осторожнее, прошу Вас.
-Ничего, ничего, вот выбьем врага из города, и обязательно отдохнём, выпьем за победу - ответил Краснопивцев, и пошёл, с несколькими автоматчиками к бойцам.
-Как настроение товарищи красноармейцы?
-Нормальное настроение товарищ командир полка, махорка заканчивается.
-Ничего товарищи, помощь уже близка, скоро основные наши силы должны к нам прорваться, да и молодёжь здесь геройская, почти дети ещё, а вызвались помогать. Кто постарше, винтовку просят, так что в наших рядах прибавилось. Ну а на счёт махорки, есть ещё «НЗ», прикажу всем поровну выдать, только придётся уж экономить, а то вон иной раз глаза на лоб у некоторых, от крепкой затяжки, кто только курит недавно.
Все, кто был поблизости, заулыбались, и настроение действительно улучшилось: « Умеет командир подбодрить, умеет»
Порой приходилось биться тяжело не то что за улицу, за дом. Фашисты будто совсем озверели, как будто выгоняли их, с давно насиженных мест, выбивая часами, то с одного, то с другого дома. И если бы сил побольше, да боеприпасов. Но постепенно таяли и наши ряды, и необходимо было срочное подкрепление, но бойцы не сдавали, отбитых с таким трудом, новых позиций, и дом за домом, улица за улицей, даже в таких неравных, тяжёлых условиях, освобождались от фашистов.
-Эх, как там кони наши, сердце кровью обливается, вот человек сможет сообразить, залечь, за угол спрятаться, а конь что? конь животное мирное, преданное, как они там? – всё говорил и говорил кавалерист пехотинцу о своём друге-коне.
В небольшом, двухэтажном каменном доме, где они держали оборону, укрепился пулемётный расчёт, да ещё несколько бойцов из других подразделений.
-Теперь вон, какая техника, что ты на своём коне против танка, мордой лошадиной напугаешь?
-Много ты понимаешь, пехота, когда пешим вёрсты отматываешь, мечтаешь, наверное, какого – ни будь коня оседлать, если сможешь конечно - и кавалерист хмыкнул, решив, что утёр нос пехотинцу.
-А ты Мишка, опять стихи сочиняешь, не вовремя ты брат затеял это, хотя стишки у тебя душевные получаются - перевёл разговор не умолкающий пехотинец, на бойца, тихо сидевшего в углу, и писавшего что- то, чернильным карандашом, задумчиво и серьёзно.
-Михайло, прочитай стих то, может, полегчает чуток, а то ждать, да догонять - хуже нет, особенно фрицев этих - не унимался пехотинец.
Боец, прибывший с маршевой ротой из госпиталя, тоже стрелок, нехотя, но всё же ответил.
-Письмо я пишу, только не знаю, дойдёт ли, освободили ли наши город?, как они там?
-Ты же говорил, что из деревни родом, и призывался оттуда?
Мишка тяжело вздохнул, видно нелегко было вспоминать, то, что с ним произошло, но он решил рассказать. Товарищи не знали, откуда он попал к ним в часть, и что с ним было, до того.
- Пишу я парни в город Ефремов, что находится на окраине Тульской области. Бились мы тогда трое суток, много наших товарищей немец убил, много в плен взял. Командир роты, наш, приказал всех раненых в тыл переправить, да только все подводы немцы разбомбили, не на чем переправлять стало. Тогда спрятали нас в заброшенный сарай, и я там оказался. Все, кто мог в руках оружие держать, до последнего бились, а потом всё стихло. Ни взрывов, ни свиста пуль. Вот лежим мы в этом сарае, раненые все, кто тяжело, кто средне. Сено правда было в сарае, всё не на голой земле, на улице конец октября, лежим и думаем: «Всё равно помирать, немцы уже, похоже, город захватили, терять нам нечего, ночью, кто сможет, выбираться будем». Только собрались, когда время пришло, слышим вдруг разговор тихий. Насторожились мы, было у нас несколько винтовок, патронов малость. Прислушались внимательнее, а говорят то по-нашему, по-русски. Ну думаем: Полицаи, хотя какие полицаи, город то только к вечеру немцы захватили, не сходится что то. Вроде как голоса то не взрослые, а не поймёшь сразу. Тут медленно ворота кто - то стал пытаться открывать, мы на изготовку, кто смог на ногах стоять, чтобы шуму не поднимать, стоим, ждём. Темно уже, видать плохо, вдруг голова просунулась, Ладно эта голова первой заговорила, мальчишечьим голосом: Кто здесь? мы свои, русские.
Тут мы и выдохнули с облегчением. Два брата-подростка, это оказались, за сеном пришли, Володька, а тот, что постарше, Слава. Корова у них была своя, немцы сено в стогах, припасённое на зиму сожгли, вот и пришли они в сарай, за старым, прошлогодним сеном, корову то надо чем то кормить. Так они нас и нашли. Родителям своим сказали о нас. Те, тайком, снаряжали сыновей своих к нам по ночам с едой разной. Приносили простыни, тряпьё всякое чистое для перевязки, время помогало, хоть и холодно было, но раны не загнивали, не то что летом, в жару. Да разве нас, столько ртов, прокормишь, около пяти десятков, шутка ли. Так они, самим есть нечего, корову свою зарезали, и нам похлёбку варили, и так примерно около месяца. На окраине они жили, ума не приложу, как сами голодной смертью, под немцем не умерли, нас спасали. Немцы нас так и не обнаружили. Когда нас освободили, бойцы, после нашего рассказа, ушам своим не поверили, мальчишек с родителями « наши» допрашивали, но всё обошлось, как и нужно. А город ещё очищали от фрицев, когда нас в госпиталь отправляли, всех, никто не умер. Правда у нескольких человек ампутация была, но и то, удивляюсь я до сих пор, что два пацана-подростка столько красноармейских жизней спасли, вот и пишу письмо благодарности их родителям, за таких детей, настоящих мужиков, может, дойдёт, хотя сложно сказать, потом ещё писать буду. Не забудешь такое никогда.
-Да….. а, - Вот эта история посильнее любого стиха будет пожалуй- протянул разговорчивый пехотинец, и ещё хотел было что то добавить, но сержант, не расслышавший Мишкин рассказ, только прикрикнул:
-Отставить разговоры - сержант Савченко, командир пулемётного расчёта с ППШ-а. присел у оконного проёма, внимательно наблюдая за обстановкой на улице. – Сколько коробок с патронами к «Максиму»? - спрашивал сержант у пулемётного расчета.
-Две ещё, товарищ сержант, есть ленты, есть - крикнул помощник пулемётчика
-Опять лезут сволочи, приноровились за танком прятаться. " Малой" , гранаты противотанковые остались? -крикнул сержант молоденькому бойцу, маленького роста, который казался совсем мальчишкой в этом своём великоватом ватнике, с большими серыми глазами, с узким и каким –то тоже, маленьким лицом.
-Никак нет, товарищ сержант- ответил пронзительным голосом " Малой" - вчерась ещё израсходовали, бронебойщиков бы надо, пусть они его паразита поджарят.
-Смотрите мужики, он что пьяный? - крикнул пулемётчик, Федя Москвин - Ну герой!
Никто даже не стрелял, хотя были все на изготовке. Офицер шёл медленно, но уверенно. Может ему надоело, что атаки его взвода, да ещё с танком, упираются в какую - то неприступную крепость, в виде старого русского кирпичного дома.
-Глядите, офицер, похоже, впереди танка идёт, у него что, мозги отшибло?
Кто- то приготовился уже выстрелить из винтовки, но в ту же секунду офицер ринулся к зданию, где засели красноармейцы, пытаясь увлечь за собой идущих, пригнувшихся сзади, автоматчиков.
-Очумел фриц что ли, - крикнул кавалерист. Автоматчики не решились идти напролом, и офицер оказался один на один с нашими бойцами. В это время выстрелил вражеский танк, левее, что бы, наверное, не зацепить своего. Офицер успел невредимым забежать в дверной проём, с «Вальтером» в руке, что – то крикнул по-немецки, выстрелил, но в это время на него навалились красноармейцы.
-Вяжи его ребята, есть чем? у, морда фашистская, психическую атаку удумал. Думал, что нас голыми руками взять можно, хренушки им, - кричал всё тот же сержант Савченко. - Малой, Петруха, давай бутылку, жечь будем эту железяку. Беречь патроны, «короткими» стрелять прицельно, « короткими».
Немец всё время, что- то говорил на своём, и всё кричал Руссиш капут
От второго выстрела, разворотило оконный проём, посыпался на головы кирпич, штукатурка, зацепило Федю Москвина, и ещё несколько бойцов осколками от снаряда, и с минуту было ничего не разглядеть, от пыли и копоти.
Взвод этот немецкий, упрямо атаковал в течении дня, раз шесть. Подкрепления у него не было, но он и не собирался отходить совсем. Казалось, что и вражеский танк израсходовать бы должен весь боезапас, и дом этот был изрешечён осколками, и пулями, но добротная, ещё старинная постройка из красного кирпича, с толстыми стенами, каким то чудом спасала бойцов, находящихся внутри.
-Ну гад, молись своему Богу немчура, прикройте ребята - крикнул сержант, и тут же скрылся за развалинами соседнего здания. Сколько длилось это ожидание?
И вдруг бойцы увидели, как воспламеняется танк, и из него выскакивают танкисты.
-По танкистам стреляй, чтоб не ушли поганые- кричал кто то- сержанта не зацепите не видать его, может ранило.
- Уходят фрицы, ребята видите, - кричал радостно «Малой», - отстояли мы дом то, царствие небесное тем, кто строил его, на совесть делали.
Через некоторое время появился и сержант Савченко, раненый правда, но живой, и довольный.
Некоторые части были всё ещё на том, правом берегу Оки, но они не имели возможности помочь своим. Немцы настолько пристреляли тот берег, что ни днём, ни ночью не давали нашим возможности атаковать. Нужны были силы с других направлений. И эти силы были близки. Нужно было только не сдавать позиции в самом городе, выстоять. Тяжелораненых было много. И, местные ребята, подростки, приходили на помощь красноармейцам, проявляя смекалку, и не детскую выносливость.
-Слушай Вовка, раненых много у «наших», умирают они, надо им помочь - говорил шустрый паренёк Сенька своему другу.
-Как же ты им поможешь, старший брат мой, тому хоть винтовку доверили, немцев бьёт, говорил, что полицая ненавистного подстрелил даже, а мы на что годимся?
-Я знаю, как помочь, правда, опасно это, но всех ребят соберём, которые смелые, добровольно пойдут.
-И что же ты придумал?
-Помнишь, мы на фанерную фабрику, на экскурсию ходили, помнишь?
-Ну и что?
-Там листы фанеры были, с загнутыми краями, не знаю для чего такие, но теперь точно знаю, только бы были они там-с надеждой, взволнованно говорил Сенька
-И не понял я, для чего они,? ведь не железо, от пуль не прикроешься.
-Эх ты Вовка, Вовка, ну смекай же. Мы из них волокуши сделаем, отверстия просверлим, верёвку, чтобы тянуть, и раненого закрепим, понял? И на тот берег ночью, к «своим»
-Ну ты задал задачку, нас же перестреляют всех, или утопят как котят, ты видел, что творится?
-Видел Вовка, видел, только мы левее пойдём, рядышком с понтонной переправой, немцы её больше не обстреливают, может, думают, что самим пригодится, и кто знает, что у них в их бешеных мозгах, а у самого берега лёд скорее всего затянуло уже, ночи то морозные. Туда раненых, а оттуда, как и бойцы, я лично знаю, может еду, боеприпасы, может ещё что, теперь понял?
Вовка не сразу ответил. Он раздумывал как заправский мужик, сморкался в снег, и вскоре отчётливо, громко выдал: - Молодец Сенька молодец, хорошо придумал, побежали скорее на «фанерку».
Ребята были чрезмерно рады. Те листы, о которых говорил Сенька, лежали в целости и сохранности. И фабрика была на «нашей» стороне.
Сколько ребята, спасли человеческих жизней, подсчёт не вели, да и нужно ли это было им. Важно было одно: «Чтобы больше, как можно больше». И они делали это опасное, нелёгкое дело, переправляя на фанерной волокуше вдвоём, очередного раненого. Им разрешали командиры, и просили только об одном: «Чтобы были осторожнее, чтобы берегли себя»
И глядя на этих ребят, на усталые лица их, бойцы, и командиры шли в атаки, хотя атаковать было тяжело, но это было нужно, чтобы немцы совсем не обнаглели, и не думали, что силы «русских», на исходе.
-Товарищ полковник, Михаил Петрович, Вы рискуете, так нельзя, слишком опрометчиво - кричал комиссар полка, своему командиру. Но полковник был увлечён уже атакой, увлекая за собой бойцов, что и в окружении, умело можно контратаковать и побеждать. Немцы, не ожидая такой дерзости, обратились в бегство. Часть из них приняла рукопашную, но перевес оказался на нашей стороне, и это была очень важная, пусть небольшая, но всё же победа. Рискованно, без нужного количества боеприпасов, «наши» пошли в атаку.
Позже полковник скажет об этом, и поблагодарит лично многих бойцов и командиров. Шутка ли, отвоевать у немцев целый городской квартал, и закрепиться уже на новых городских рубежах. Вся юго-восточная часть города, была отбита у немцев.
- Теперь ждать удара основных сил товарищи, ждать и держаться, беречь каждый патрон- склоняясь над картой говорил полковник, и его внимательно слушали, его понимали подчинённые. Он не был жестоким, но когда было нужно, он мог быть суровым, и об этом знали его подчинённые, узнали и те, кого он объединил.
-Стой, кто идёт? - окликнул Саня двигавшуюся медленно небольшую человеческую фигуру. В полутьме заводского корпуса было не разглядеть, кто шёл, и один ли, только очертания. Но что - то ему подсказывало, что идет, кто - то свой, идёт спокойно, не спеша. С того конца послышался голос: -Дяденька, не стреляйте, я Вам поесть принесла.
-Часовых видела ли у входа?
-Видела дяденька, они и пропустили меня. Мне к командиру Вашему, можно?
«Что же не сопроводили девчонку, а если бы не ответила» - подумал Саня, и разозлился на часовых, которые там совсем наверное замёрзли на морозе, хотя и тут было не намного теплее. Скоро смена. Только по ночам бои прекращались, но всё же приходилось быть на чеку, мало ли что, взбредёт им в голову, этим « Гансам». Выпьют своего шнапса и герои, и мороз вроде им не страшен, песни поют.

⇐ Предыдущая 123 4 Следующая ⇒