Застывшие слёзы войны 1 страница

Застывшие слёзы войны
ПОВЕСТЬ Автор: Александр Умнов
Они шли, тяжело отступая
На ходу ели жидкую кашу
И дождливая, серая осень
Их шинели, насквозь промокала.
с. Докукино, 2016 год. Основано на реальных событиях!
Глава 1
Не потерять веры. Посвящается 160 стрелковой дивизии первого формирования по прозвищу " Горьковская" и её 537 полку, а также 154 стрелковой дивизии и её 473 полку и конечно же, моему деду.

Сане снился сон. Ржаное поле, жена Ульяна, стоявшая у берёзок с двухгодовалым сыном Колькой, журчание тихой речки «Борины» в овражке и пение жаворонка в чистом, голубом небе. И так на душе было у него спокойно, так радостно, что Саня улыбался во сне, но сон этот был неожиданно прерван толчком в бок.
-Саня, подъём, прибыли видать, просыпайся, команда была.
Мишка Линёв с окраины Воскресенского, долговязый детина, отроду девятнадцати лет стал лучшим другом Сани за это короткое время, которое они пробыли в Гороховецких лагерях.
Саня же, напротив, был невысокого роста, коренаст, старше своего друга лет на семь. Опытнее во всех армейских делах, поскольку уже служил в Красной армии, а Мишка был только недавно призван на воинскую службу и вскоре объявили, что началась война. А отправляли их, почти всех земляков одной дивизии из Горького, через Москву в Белоруссию, в Могилёвскую область, где немец рвался через Днепр, где уже вовсю полыхал огненный ад войны. Эшелон, в котором находился 537 полк, попал под бомбёжку, но к счастью все вагоны остались на рельсах, и их не разметало в разные стороны, как спичечные коробки.
Сдвоенный эшелон, замедлив ход, тяжело, с юзом стал останавливаться. С нар, наспех сколоченных в товарных вагонах, начали спрыгивать красноармейцы, молодые все в основном ребята. Во всём эшелоне слышалась возня, чья та матерщина, неразбериха, потому что вагоны были переполнены и раннее утро только вступало в свои права. Слышались приказы командиров, ржание лошадей, звук заведённых грузовиков, виделась суета станционных работников. Но станция, как и небольшой железнодорожный вокзал, уже не жила той мирной жизнью, какая была тут раньше. На перроне толпились люди с чемоданами, какими то узлами и котомками. Лица их были озабочены и напряжены. Пассажирские паровозы пыхтели своими дымами, и были готовы отправиться в путь. Только вот куда? толком из машинистов никто не знал.
Полк, в который были определены Саня и Мишка, прибыл в полном составе, двумя сдвоенными эшелонами, что было нелегко, с имеющимся вооружением, лошадьми, несколькими машинами полуторками, полученными незадолго до отправки, со своего родного автозавода, с санчастью, и хозчастью, которые находились в вагонах в голове эшелона. И ещё со всем тем, что положено иметь по уставу полку, во время военных действий. Вот только полковой артиллерии, положенной по штату, на момент погрузки, в полку не оказалось. Когда отправляли, то ещё в Горьком, командование уверяло, что всё недостающее вооружение, полк сможет получить на месте.
После быстрого построения, была дана команда выводить по сходням лошадей, скатывать по настилкам полуторки, и всё это армейское хозяйство быстро приводить в походную колонну. Кто- то из гражданских выкрикивал: «Уж Вы дайте сынки этим гадам, чтоб пятки видно было».
Перед самым построением Мишка успел прочитать название железнодорожной станции. Крупными, ярко красными буквами, сделанными не то из фанеры, не то ещё из чего то, было обозначено название: «Кричев»
Полку пришлось выгружаться, из-за путаницы прямо на станции. Складывалась сложная обстановка для выгрузки, но времени на то, что бы эшелоны, прибывшие один за другим, с небольшим интервалом, перегнать на запасные пути, или тупики, катастрофически не хватало.
-Не бывал я дальше своего Горького - со вздохом заговорил было Мишка - а видишь, как судьба то распорядилась, куда забросила, да ещё при каких обстоятельствах.
Он ещё, что- то хотел сказать, но резкая команда ротного: «Разговоры в строю! » проверяющего готовность к движению, тут же заставила его замолчать.
Когда всё было готово, полк по команде, всем своим армейским гулом, двинулся по бетонной вокзальной площади по направлению к реке Ресте, месту своей дислокации. Кто- то из мирных жителей украдкой крестил уходящий полк, кто - то на прощание махал рукой, и молча, с какой - то необъяснимой грустью, смотрел уходящим вслед. Расстояние не позволяло преодолеть путь без привалов, но привалы эти были короткими, так что порой бойцы не успевали вдоволь накуриться. Хотя от курева, на такой жаре кружилась у некоторых голова, и ещё сильнее хотелось пить.
В душе было напряжение, необъяснимая тревога, но нужно было идти. Идти туда, навстречу врагу. И все понимали, что встреча эта будет «не хлебом - солью»
На одном из привалов Мишка еле снял сапог. Крупные волдыри прорвались, и стало совсем невыносимо терпеть мучительную, какую- то постыдную боль.
-Что же Вы, красноармеец Линёв, так и не научились, как следует, портянки наматывать, а если скоро в бой? - сокрушался всё командир отделения, сержант Сизов, резкий, но справедливый парень с окраины Горького. Он выполнял обязанности помощника командира взвода.
-Виноват товарищ сержант, да и сапоги видно не разносились ещё, пока идём - оправдывался Мишка.
Перед самой отправкой, вместо армейских ботинок, новобранцам выдали новенькие кирзовые сапоги.
-Эх Миша, Миша, большой ты вырос, а будто дитя малое, на руках тебя, что ли как невесту нести теперь? -стали подтрунивать товарищи.
Мишка смущённо опустил голову и покраснел как хорошо проварившийся рак.
-Ну, пошутили, и будет - уже строго сказал сержант - придётся тебя боец Линёв, до места на машину сажать, пойду, доложу командиру взвода.
-Может, я лучше уж босиком пойду? -смущённо промолвил Мишка.
-А что я командиру взвода скажу, а!? - громко и резко выпалил как из пушки сержант Сизов- за спиной пулемёт, а под мышкой сапоги, хороша картина!
Михаила успели обучить обращаться с пулемётом Дегтярёва, и метко стрелять. Да и носил он его, будто играючи, и зрение у него было отменное.
А Сане без Мишки стало как то скучно. И пока шли, тихо переговаривались поначалу. Потом, когда летнее июльское солнышко полностью вступило в свои права, стало жарко. День выдался погожим. Да и всю первую половину лета так пекло, что бывало тяжело было дышать, особенно при работе какой. На небе не было ни облачка. Вода во фляжках стала тёплой, почти горячей, и ей нельзя уже было так напиться, как из холодного лесного ключа. От усталости уже совсем не хотелось говорить, и только поля, с красиво колосившимися хлебами, которые видно, уже давно не видели дождя, успокаивали немного душу, и вспоминался отчий дом, родные и близкие. Многие и многие из них ещё не знали, что идут навстречу смерти. Что враг силён и коварен. Что многие из них сделают невозможное, порой не поддающейся здравой логике, вопреки всему. И будет это называться одним простым и таким значимым словом: " Подвиг".
Командир полка подполковник Мельников приказал остановить одну из полуторок, на которой ехал, и быстро, чтобы не тормозить колонну, решил проверить движение. Он видел, как устали, приуныли бойцы от долгого изнурительного похода, но того требовала обстановка. Командир также быстро приказал подвести своего коня, чтобы проскакать верхом вдоль всей колонны, и лично оценить обстановку, увидеть настроение своих подчинённых.
-Что головы повесили товарищи красноармейцы, ускорить шаг, скоро будем на месте - бодро говорил командир.
Но с солдатских лиц не сходила печать усталости и тревоги.
Сколько они прошли? никто из них, точно не знал. Но десятки километров на жаре, с короткими привалами, давались нелегко.
Место дислокации встретило колонну красивым июльским закатом. Небольшая река ласково играла с уходящим за горизонт солнышком, как будто убаюкивала его на тихих, речных волнах. Полку было приказано занять оборону по левому, крутому берегу реки и не дать немцам возможности прорыва к городу Чаусы, где ещё и находился крупный железнодорожный узел. Песчаная земля осыпалась, бруствер плохо выравнивался, и местами его приходилось укреплять жердями, срубленными неподалёку. От усталости дальнего перехода в человеческом организме возникала сонливость, руки плохо слушались, но приказано было окопаться до темноты.
Во взводе, в котором был и Мишка, ещё много было молодых ребят. Вместо службы в армии, также как и он, сразу на войну. Что они видели в своей жизни. Многие, как говорили «не целованные» ушли. Но был во взводе один старый солдат. Он конечно и по возрасту подходил многим в отцы, и не только во взводе, но и по опыту жизненному, а главное, опыту военному, был для многих как учитель. Звали старого солдата Петром. Петром Григорьевичем Кузнецовым. Уже седоватый, с большими усами, крепкого телосложения с натруженными руками, с хрипловатым голосом от махорки, он внушал доверие, и какое-то уважение.
Когда укрепления были готовы, командир взвода дал команду на отдых. Как и положено, выставили часовых. Тут бы в пору и уснуть. Но многим, не смотря на усталость, не спалось. Было всё так же тревожно на душе. Неизвестность терзала, напрягала нервы, и всё думалось солдатам: «А как оно сложится, как будет? » А тут ещё присутствовало и нежелание мириться, что враг сильнее, не было у этих ребят боевого опыта и крещения. И было оно только у Петра.
Воцарилась, какая- то щемящая, неспокойная тишина, и не было слышно даже далёких залпов орудий, и только лошади стреноженные вдалеке фыркали, мирно щипали траву, да тихо журчала на перекатах, красивая река.
Первым разговор завёл сержант Сизов.
-Григорич, а Григорич, смотря в звёздное небо - обратился сержант к Петру.
-Ну что Вам? товарищ сержант, ребят разбудите, на войне отдых нужен - практично заметил " старый солдат" Кузнецов - без отдыха много не навоюешь.
-Да ты Пётр Григорич на « ты» меня называй, а то, как то и неловко.
-Не положено так, раз старший по званию, везде порядок, и уважение быть должно.
Тут в разговор встрял, что-то ворча сонным голосом, паренёк с в Волги, знавший лично Чкалова. И звали все этого паренька между собой Васьком. Василий был весёлым, заковыристым парнем, умеющим лихо играть на гармони, со светло русыми кудрями, которые быстро успели отрасти, и доброй, какой-то притягательной улыбкой.
-Вот придёт фашист, и будет нам и отдых и отпуск, и пирожки с капустой, с иронией вымолвил Васёк.
-Да ты парень раньше - то времени не ёрзай. Германец, он конечно враг серьёзный, но чай и мы не лыком шиты, как думаешь, товарищ сержант? - заметил Пётр.
Сизов, немного помедлив, сказал: -Тяжело нам братцы придётся, это точно. Но такая уж видать наша доля, что никто кроме нас.
-Вот, вот - язвительно подтрунил Васёк - или грудь в крестах, или голова в кустах.
-Ну на счёт кустов, упаси Вас Бог, не посмотрю, что - и сержант осёкся, не договорил, замолчал.
-Что хотел сказать- рука не дрогнет, - заявил Васёк.
-Скоро многое будет понятно, кто из нас «кто»- ответил многозначительно сержант. Он вынул из кармана кисет с махоркой и начал, молча, закручивать цигарку.
-Да будет Вам ссориться- то - тихо сказал Саня, всё это время молчавший, с сомкнутыми глазами, и все думали, что он тихо спит, прислонившись к песчаной стенке окопа, где рядышком тихо посапывал Мишка Линёв.
-Ты лучше расскажи Пётр Григорич, как и за что «Георгиев» получил, чтоб молодые больно не ерепенились, а то молоко на губах не обсохло ещё - поучительно добавил Саня, и тихонько похлопал Петра по плечу.
-Да что рассказывать то - засмущался было Григорич, но бойцы поддержали его, поддержал и Васёк, заинтересовавшись сразу таким поворотом разговора, и такой темой.
После рассказа Петра все молчали, прокручивал в голове, можно сказать, подвиг старого солдата. Ваське стало стыдно за свой «длинный язык», и все были воодушевлены рассказом. С тем и уснули, долго ещё кашляя, ворочаясь с боку на бок. И многим из них снилась родина. Городские улицы старого Сормова, родные деревни и сёла, близкие каждому люди. Летние ночи коротки. Вот от воды повеяло прохладой, набежал ветерок, нагнал облаков. Погода предвещала ненастье и сырость. И ещё неизвестно, что было лучше: «Ожидая в окопах врага, изнуряться на полуденном солнцепёке, или сидеть сырым в скользкой, липкой земле».
Проснулись многие не от команды, а от грохота орудий, где то севернее и южнее дислокации полка. Прибежал взводный, молоденький младший лейтенант Варнаков, с едва пробивающимися усиками, худой, с каким-то ещё детским взглядом, и с новенькой планшеткой через плечо.
Кто-то из отделения взволнованно обратился к командиру взвода. Спрашивали бойцы: " Не окружают ли уже их полк, и где эти проклятые немцы. "
Сизов также был напряжён, но по другому поводу. Он выждал, пока выскажется взводный, и только после этого, пока все немного поуспокоились, решил обратиться к командиру.

-Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться- и Сизов лихо вскинул руку к правому виску.
-Обращайтесь товарищ сержант, только быстро.
-Все ли наши прибыли благополучно?, ведь говорили, не один день пройдёт, пока вся дивизия прибудет, и где сейчас все остальные наши части?
Варнаков не знал что ответить, связь со штабом дивизии отсутствовала. Радиосвязь также была ограничена из-за разброса дивизии, и не всегда удавалось по ней связаться. Известно было только лишь то, что все остальные полки дивизии должны были сосредоточиться северо, и северо-восточнее их позиций. Получалось, что они были как бы на этом рубеже обороны на самой передовой линии.

Такой долгожданный, по осеннему затяжной дождик, сначала затих, а потом и вовсе кончился. Зато после такой погоды прибавилось комарья, стало душно от влажной земли, и от испарения.
В ожидании врага, их бедных облипал всякий лесной гнус, коего у рек и небольших речек, было преогромное количество. В такую погоду гнусу этому самая благодать. И нет от него спасения. « С головой накроешься, дышать нечем, откроешь лицо, и хоть в рот, если во сне как варежку разинешь, хоть в нос эта зараза залезет. И чихай тогда долго, и кашляй».
-Мужики, - нервно, ещё сонно, обратился кто - то к товарищам.
-Хоть бы закурил кто, от махорки эти твари, как чёрт от ладана отскакивают, мужики, а мужики?
Но на просьбу его никто не отреагировал. Видно и у молодых силы не бесконечны. И только последний дымок от костра чуть-чуть помогал, тем, кто был ближе к нему. Ночью костры разводить было строжайше запрещено, в силу возможного обнаружения позиций противником. И даже курили, если курили, то на дне окопа, по очереди, зажав самокрутку в кулак, прикрываясь шинелью, и стараясь как можно меньше пускать табачного едкого дыму.
Утро встретило полк ещё не жарким добрым солнышком. Полевая кухня приятно манила, в котлах пыхтела каша, и после утреннего построения и хождения по нужде в кусты, да умывания в речке, была дана команда на завтрак. Всё делалось быстро, война ведь. Где-то рядом ходит враг, но не пришло ещё видать время встретится с ним. Не было и привычной утренней физзарядки, да много чего не было, как должно бы быть в полку, в мирное время. Но выработавшаяся скорее привычка, чем глас устава, заставляла бойцов наскоро бриться, приводить обмундирование в порядок, быть опрятным. Для этого время у них ещё было.
-Саня - а ты что ж не бреешься то - спросил друг Мишка у старшего товарища. Михаилу пока и брить то нечего было, и только светлый пушок, едва пробивался над верхней губой, да на подбородке.
-Предчувствие какое то Миша, что немцы скоро попрут - серьёзно ответил Саня.
-Ну и……- переспросил Мишка.
-Ну и решил перед первым боем не бриться, вот так.
Мишка молча, всё так же вопросительно глядел на Саню, отчего тот его даже оговорил резко.
-Да чего ты уставился, будто я тебе красна девка, давай ко лучше «бандуру» свою на хорошую позицию пристраивай. (Бандурой он обозвал пулемёт Михаила, и если бы слышали командиры, Сане бы влетело за это словечко).
-А какое сегодня число братцы - вступил в разговор сержант Сизов, обращаясь как бы ко всему отделению.
-Кажись 13 ое июля - ответил кто то, и закашлялся, то ли от махорки, то ли от недавней простуды в сырую погоду.
-Тринадцатое…. е - невесело протянул Сизов и добавил: - Ну где же вы черти безрогие, мать вашу?
Полк был в полной боевой готовности, когда Васёк удивлёнными, и в то же время любопытными, зоркими глазами, заметил впереди какое- то движение.
-Григорич, а Григорич- тихо, едва слышно обратился Васька к старому солдату.
-Ну что тебе?
-Гляди! - и Васька указал пальцем туда, откуда медленно, уверенно сползали танки с бугра, а за ними, едва ещё было видно, двигались несколько бронемашин и трёхколёсных мотоциклов, с пулемётами, установленными на боковых прицепах.
По цепочке была дана команда: «Приготовится к бою». Кто – то тайком крестился, кто - то тихонько матерился. И опять были мысли, носились бешено в голове: « Первый бой. Как он сложится? Одолеют ли они врага? » От этого первого боя в их жизни многое, очень многое зависело. Их боевой дух, их настрой, их вера в правое дело.
-Мотопехота, по всей видимости движется - пробурчал Сизов, и положил перед собой аккуратно две противотанковые гранаты. Тут подошёл и командир взвода с биноклем.
-А бутылки с зажигательной смесью где? - спросил, глядя на гранаты Варнаков.
-Тут они товарищ младший лейтенант, только маловато их.
И Сизов указал на дно окопа, где в нише, в рядок были приставлены к земле 4 бутылки с зажигательной смесью.
Воцарилось напряжение, от которого сводило пальцы рук, ударяло в виски: «Уж скорей бы, скорей бы бой»
-Ну что там - товарищ младший лейтенант? - спросил громко Сизов, поправляя ремешок каски.
-Танки напрямую пойдут, а колонна остановилась, ждать будут, чтобы беспрепятственно в районе брода перейти, думаю так.
-А танки, прикрытие, товарищ лейтенант? Много их?
-Много, Скорее всего, это часть танковой дивизии, а может и вся дивизия – задумчиво произнёс командир.
-Но почему они здесь пошли, как медведи напролом, без моста? Хоть и речка не велика, и для танка, что лужа, а для мотоциклов всё- таки преграда -глядя в бинокль, добавил командир.
Тем временем немцы обнаружили наши позиции, и стали выстраивать танки в боевой порядок. Танки медленно, но упорно и нагло, напрямую двигались на окопы. Не было только воздушного налёта, и арт. подготовки вражеской, от которых всё могло раньше времени перемешаться с землёй. Видно не ждали немцы здесь встретить целый полк, и двигались беспрепятственно, встречая на своём пути может только речки, да топи, как временную преграду.
И многие ещё красноармейцы просто не знали про эту тактику, но от этого им было не легче. И сейчас им казалось, что вот она вся страшная сила движется прямо на них, и надо не испугаться, не струсить, не опозориться перед товарищами, а принять бой с честью, каким бы неравным он не был. И надо было устоять как можно дольше, и если отходить, отступать, то только по приказу.
-Без команды не стрелять, подпускать ближе - приказывал командир роты Мальков, быстро двигаясь вдоль позиций, проверяя боеготовность подчинённых – отсекать от танков мотопехоту, отсекать автоматчиков - не переставая кричал капитан.
Два противотанковые орудия, калибром сорок пять миллиметров, которые чудом удалось заиметь полку, были готовы разить танки. Где то сзади миномётчики наготове держали мины, чтобы по корректировке ударить по врагу. Зенитчики в кузовах полуторок, также по команде, готовы были стрелять прямой наводкой, или ударить всеми своими стволами, по воздушным целям.
" Эх, если бы сюда всю полковую артиллерию" -думал с досадой командир артиллерии полка, майор Овчинников.
Расчёты боевых орудий застыли в ожидании. Наводчики, словно прилипли к прицелам, в руках, заряжающие, держали наготове очередной снаряд. Всего две пушки, всего две. И какая же лежала ответственность на этих бойцах двух орудийных расчётов. А все остальные артиллеристы, вместе с пехотинцами, ожидали врага в окопах.
И вот когда головной танк стал спускаться к речке, прогремел первый залп. Первый снаряд 45- ки попал в гусеницу. В это время вражеские танки ударили по нашим позициям. Начался ожесточённый бой. Немцы, не дожидаясь перевеса браво пошли в брод, прикрываясь несколькими танками.
Многие красноармейцы, особенно те, кто не служил в армии, были растеряны, их нужно было поддержать, поддержать их моральный и боевой дух в такой обстановке.
Видя оторванные руки и ноги, развороченные осколками животы, они в первый раз осознавали весь этот ужас, с расширенными зрачками смотря на всё происходящее, готовые бежать, куда глаза глядят. И тут на помощь приходили старшие товарищи, у которых были уже свои дети. И какая- то внутренняя их отцовская совесть не позволяла многим из них раскисать и опускать руки, несмотря ни на что. Приходили на помощь и политруки рот, с оружием в руках, вместе с коммунистами и комсомольцами, поддерживая всех остальных.
Конечно, были и те, кто струсил, не выдержал испытания боевым крещением, но им была уготована другая участь: " гибель от своей же пули, как не было это горьким и жестоким"
Первый бой длился не долго. Видимо немцы не ждали встретить тут такое яростное сопротивление, и несколько их подбитых танков, заставили фрицев, на какое- то время отойти.
Едва стихло, сержант Сизов хриплым голосом прокричал: -первое отделение, все живы?
Засыпанные землёй, невредимые и раненые, из ниш то тут, то там стали, пригибаясь, выбираться бойцы. Из отделения, двое остались лежать на дне окопа.
-Первую атаку отбили, молодцы, объявляю благодарность.
Не все ещё пришли в себя, и только спустя какое - то время, опомнились.
-Служим Советскому союзу - неуверенно, тихо, ответили бойцы.
-Похоронить бы надо ребят - предложил кто то, и слеза скатилась у него по грязной щеке.
-Не время братцы, не время, это видно цветочки ещё, может, нас тут всех похоронят, …. скоро - сказал боец, со второго отделения, раненый в плечо.
-Не каркай раньше времени, - ответил резко Сизов, и уже мягче добавил: - Как плечо то, кость задета? На что боец ответил вопросом на вопрос.
-У тебя махорка есть? Сержант.
-Имеется ещё - как то неохотно отозвался Сизов, и протянул кисет бойцу. Тут же потянулась не одна рука за щепоткой махорки, и Сизов воскликнул: - Ну что ж Вы! окаянные, своей, что ли нет, оставите без табаку, а с чем же я немцев бить буду, а?
От этих слов, товарищи взбодрились как то, повеселели. " Если была махорка, то и воевать можно".
Шутки шутками, но приходить в себя и расслабляться им пришлось недолго.
-Эх, да если бы вместо винтовки, как у «Них» автомат, да пулемётов больше - посетовал кто –то из отделения, осматривая расщепленный осколком снаряда, приклад винтовки.
-Вот подойдут немцы вплотную, и пойдём мы братцы в рукопашную. Вас молодых не успели ещё, как следует поучить этому делу, так что первые на рожон не лезьте. Вот там и автоматы Вам будут, и гармошки губные, трофейные, уж больно немцы на них играть любят, паразиты - сказал громко Сизов, и сплюнул попавшую в рот землю.
-А Вы откуда знаете, товарищ сержант? - спросил Васёк. Видно было по лицу, что он сильно взволнован, но какое то, ещё мальчишечье любопытство брало верх.
Варнаков всматривался пристально вдаль. От горевших танков стояла чёрная дымовая завеса, и трудно было что-нибудь рассмотреть, определить.
-Сколько подбили, товарищ лейтенант? – спросил Сизов, вытирай пот с лица.
-Как думаете, пойдут ещё немцы здесь? - не дожидаясь ответа, опять спрашивал сержант.
После недолго молчания, лейтенант всё же ответил: - Вдоль этой речки, вверх и вниз по течению, топи. Дальше наши, есть наши! Части 137 ой должны быть рядом. Значит здесь им этот узкий коридор, только здесь, а мы им заслон. Ближайший мост не взорван, это плохо. Но для них это крюк. Получается, что это только начало. Здесь они пойдут, по перекатам, где и глубина та... выше колена, а пока выжидают чего то, раздумывают. Вот если, ещё по мосту обойдут, тогда…..
( Но не знал Варнаков, что части 137дивизии, их земляков, которая также отправлялась из города Горький чуть раньше, сняли по приказу с реки Ресты, ещё одиннадцатого июля, и теперь, на этом рубеже, они были одни).
И не успел лейтенант договорить, видимо ещё, что - то хотел приказать, как все замерли от гула в небе моторов, вражеских самолётов. Гул этот с каждой секундой нарастал, и вот уже казалось, что видно фигуру лётчика в кабине, его надменное, наглое лицо, и почти в ту же секунду, их уже было несколько, и засвистели, зазвенели пули крупнокалиберных пулемётов, посыпая плотным, свинцовым дождём всю линию обороны полка. Не успев дать опомниться, и сбить хоть чем – ни будь, хоть один вражеский Мессершмитт, вскоре после этих стервятников уже Юнкерсы сбросили несколько бомб, расчищая таким образом проход и путь дальше, может на Чаусы, а может для захвата Могилёва. По ним уже стреляли с полуторок, из зенитных пулемётов, никак не попадая в цель, и всё же, один вражеский «Юнкерс», сначала накренив левое крыло, начал медленно заваливаться набок, и вскоре от него повалил густой чёрный дым. Самолёт оставив густую, чёрную полосу, упал за перелеском, откуда был слышен мощный взрыв
-Подбили гада, подбили, молодцы зенитчики, молодцы ребята. Так им, по заслугам паразитам - ликовали от всего увиденного, бойцы.
После налёта, авиация больше не появлялась, и только, множество танков снова и снова ползли как черепахи на наши позиции, всё наращивая натиск, надеясь быстро, без больших потерь, прорвать нашу оборону.

Более трёх суток полк сдерживал атаки врага. И только к вечеру стало ясно, что силы на исходе, что необходимо бы подкрепление, и много потерь.
Командир полка собрал командиров батальонов, когда стемнело, и немцы прекратили атаки, видимо до утра, что- то задумав, потому что полковая разведка донесла; " на левом фланге наблюдается скопление немцев".
-Товарищи командиры! - обратился комполка, к старшим своим подчинённым.
-По донесению разведки, идёт ускоренное нарастание в живой силе и вооружении противника на левом фланге. Так же не исключено, что немцы могут выдвинуться в любой момент и с тыла. Таким образом, создаётся угроза полу окружения. По превосходящей во много раз силе противника, мы не сможем в такой обстановке долго сопротивляться. кольцо может сомкнуться неожиданно быстро. У кого какие вопросы, предложения? - сухо сказал подполковник.
Комбаты молчали. И только заместитель командир полка сказал, что необходимо избежать окружения, и за ночь успеть занять новый рубеж, стараясь наладить связь со штабом дивизии, для дальнейших указаний.
-Товарищи командиры! приказываю в срочном порядке, организовав группы прикрытия, отходить вдоль болота, попытаться наладить радиосвязь, послать конную разведку вперёд.
Внимательно ещё раз, долго всматриваясь в карту, при свете тусклого фонарика Командир полка добавил: - Необходимо соединиться с соседним полком и занимать оборону вдоль реки Проня. Всем всё ясно товарищи командиры, ещё вопросы?
Вопросов не было. Все в такой обстановке, с трудом понимали, как нужно поступить, куда правильно двигаться, для быстрейшего воссоединения всей дивизии.
Карт этой местности катастрофически не хватало, и были они, только в штабе полка.
И вот получив боевое крещение, наспех похоронив своих товарищей, присыпав их землёй, потому что по - христиански никак не выходило, собрав всё, что было ещё пригодно для дальнейших боёв, полк начал тяжёлый отход.
Немцы не стали атаковать ночью, и полк, а точнее всё то, что от него осталось благополучно, маршем, дошёл до своих. Из штаба дивизии, наконец- то был получен приказ, как будто комполка Мельников его предвидел: " Занять оборону на западном берегу реки Проня, и совместно с полком майора Ляшенко, не дать немцам прохода к городу Чаусы, удерживая при этом железнодорожный мост, как важный стратегический объект".
Уставшие, страдающие от ран, умирающие по пути бойцы, напуганные оставшиеся лошади. Вся эта унылая картина предстала в полном образе утром, и сжималось сердце у пожилых красноармейцев, и думали они: « Мы- то уж чего, мы хоть пожили, и умереть не так страшно, а молодым? молодым бы только жить, и жизни то ещё не видали, каково матерям – то, каково? » Но было много и таких красноармейцев, которые вместе с сыновьями принимали тот самый первый бой. И захочет в самый трагический момент отец закрыть своим телом сына, да не получается. И что потом жене писать: « Не уберёг мол, не смог, не успел». И самому бы под пули, уж быстрее от такой вины, да тоски, да только кто же за сына та отомстит, кто?
ГЛАВА 2
ОКРУЖЕНИЕ.
Саня смотрел на реку, и с тоской думал: -" вот бы закинуть удочку сейчас, наловить окуней, или что тут водится больше, и сварить бы ухи на костре, с дымком". Мысли его прервал Мишка болезненным тяжёлым вопросом.
-Как думаешь, Саня, выстоим? - и добавил - а домой то написал?
-Две недели фашист проклятый продуху не давал, мать, наверное, с сёстрами извелась, - грустно, как будто сам себе, говорил друг Мишка.
-Ребята, вон из соседнего то полка рассказали, что машины с полковой почтой несколько раз в щепки разносило, так командование приказало беречь технику, значит и письма доставить не на чем, пиши не пиши. На лошади бы доставить, да по природе своей лошадь – животина мирная, не привыкла она к такому, вот и шарахается из стороны в сторону, её от разрыва подальше, а она, дурёха, в самое пекло.
Мишка всё это говорил, а Саня всё молчал, по-прежнему смотря на красивое русло реки.
Ему вспомнился совсем ещё маленький сын Колька, и воспоминания овладели им.
Те, двое, из Саниного отделения, кто навсегда остался лежать в окопе, все они были призваны с того же военкомата, что Саня и Мишка. Теперь такими близкими земляками, оставшимися в живых в этом взводе, были только они.
Саня вдруг повернулся, и обнял крепко, крепко Мишку, как брата, и тихо спросил, как будто боясь, или стесняясь кого то: - Миша, а тебе мать молитву в дорогу давала?
-Какую молитву? - сначала не понял Мишка.
-Живые помощи называется, знаешь?
Михаил помотал головой, и добавил: - Я же комсомолец Саня, какие молитвы?
Саня внимательно посмотрел на друга, и уже почти шёпотом сказал: - а мне мать положила, значит, на двоих будет.
-Что на двоих? - переспросил Мишка.
-Большой ты Миша, а бестолковый, ладно проехали, давай лучше поспим, пока немцы нас не тревожат.
А немцы тем временем шли всей свое мощью, нагло и беспощадно. И казалось, что нет силы, способной этой мощи противостоять. Но на их пути вставал простой советский солдат, красноармеец.
Даже не во сне, а в какой - то тяжёлой недолгой дремоте находились бойцы после всего увиденного, пережитого. И как только немцы начали артподготовку, вперемешку с миномётным огнём, нервы опять напряглись, как струны, и сон этот поверхностный, неглубокий, тут же куда- то улетучился, исчез, будто его и не было вовсе.
Это был уже не первый арт. обстрел наших позиций, но к этому свисту бойцы ещё не могли привыкнуть, и если снаряд или мина разрывались совсем рядом, всё тело вздрагивало, сжималось, как будто готовилось принять целиком все осколки на себя. Да и можно ли было привыкнуть ко всему этому? Казалось, это выше человеческих возможностей.
-Васька пригнись, стервец, ведь зацепит же - кричал вслед уходящему куда-то по окопу пареньку сержант Сизов. - И куда его понесло, шельму?
-Вот лупят, сволочи, без остановки, видать запасливые, и снаряды с минами никак не закончатся у них - сокрушительно кричал конопатый красноармеец Теплов, как будто хотел перекричать уже порядком надоевшие разрывы. Но когда тот же снаряд угождал прямо в окоп, что случалось, бывало нередко, тут уж кричи не кричи, никто не поможет. И можно было надеется только лишь на какое – ни будь чудо.
После первых боёв, что у первого, что у второго полка катастрофически не хватало вооружения, боеприпасов. Помощи пока было ждать неоткуда. И только чудом сохранившийся склад с боеприпасами, обнаруженный случайно на пути следования, который не успели ещё захватить немцы, как то спасал положение. И вот снова, когда немцы пошли в атаку, оставшиеся пушки, «Максимы», «Дегтерёвы», зенитные пулемёты, всем своим огнём преградили наступление немцев, а уж при ближнем бое красноармейцы пускали вход, последние гранаты, бутылки с зажигательной смесью против танков, да еле слышны были средь всего этого грохота, одиночные винтовочные залпы.
И главным же здесь на этом поле-боя был человек. Это от него зависело, попадёт ли последний снаряд в цель, или промахнётся боец в решающую минуту, и кричит наводчик: - Снаряд! - а нет больше снарядов, сапог в затвор не затолкнешь. Вот тогда наступает отчаяние, безысходность, и рад бы боец драться до последнего, а нечем.
«И если бы ещё немцы поднажали, ещё может пару часов, тогда бы не выстоять нашим позициям, это уж точно» - думали, оставшиеся в живых бойцы, в первый раз увидевшие в небе наши самолёты. И так радостно им было на душе, и радовались они словно дети, кода при поддержке с воздуха, немцы прекратили атаковать, тоже изрядно измотанные безуспешным натиском, и стали отходить параллельно реке, то ли задумывая какой- то подлый маневр, то ли им был дан другой приказ, может на передислокацию.
-Вот же ты вражья сила, и сколько же Вас!? - бормотал старый солдат Пётр Григорич, насыпая последнюю щепотку табака, в лихо скрученную «козью ногу»
-В « Империалистическую» германец этот, другой был, а сейчас зверь сумасшедший какой то, одно слово «фашист», а тогда мы к ним в окопы бывало, как в гости ходили, не им не нам не хотелось понапрасну убивать друг друга. Потом нам от «офицерья», конечно, влетало за это, да и им наверно тоже. Но это уж всё было ближе к революции, а до этого дрались, но не так, как теперь.
Григорич замолчал, и только клубы терпкого табачного дыма зависли на время в воздухе, как будто не желая растворятся, дожидаясь очередной порции, от здоровенной по табачным меркам, «козьей ноги».
-Скажи лейтенант, после некоторого затишья - обратился сержант Сизов к командиру. - Будет ли пополнение? - всё ведь проклятый немец подобрал, и людей и вооружение, и даже махорку, язви его в душу.
Лейтенант всё молчал, Сизов терпеливо ждал ответа.
-Знаю, командир роты говорил, шли две маршевые роты к нам.
-И где они? - настороженно спросил сержант.
-Спросил бы что-нибудь полегче товарищ сержант, никто не знает, может в плен попали, может погибли, связи не было и нет, война оголила множество серьёзных проблем.
Сизов с удивлением смотрел на молоденького лейтенанта, и думал, что перед ним стоит не вчерашний курсант, а умудрённый опытом, бывалый командир. Он никак не ожидал от Варнакова таких суждений. Казалось, ещё вчера этот младший лейтенант был идеалистом по отношению к Красной армии, а тут: «на тебе», как будто подменили человека.
-Что теперь, товарищ лейтенант, какой приказ ждать? - какими- то покорными словами спрашивал у командира взвода сержант Сизов.
-Приказ всё тот же товарищ сержант, держаться до последнего здесь, на этом рубеже.
-Так немцы вроде отвели свои части, товарищ лейтенант, стихло всё.
-Тишина эта обманчива должно быть. Разведка должна вечером доложить обстановку, вернулись бы только, может это ловушка. Одно ясно, не ожидали немцы такого отпора. Хотят малыми потерями, как на параде идти, вот и не атакуют пока опрометчиво. Потрепали мы их изрядно.

12 3 4 Следующая ⇒