Annotation 17 страница

Миллиардер пошёл по следу Ковчега Завета. Она выпустила джинна из бутылки. Могучего джинна, которым не в состоянии управлять. Теперь Вейнтрауб свернёт горы, но доберётся до Ковчега – в этом не было сомнений. И что тогда?

Мир стоит на пороге великих перемен, думала Жюстина. Ротшильды с Рокфеллерами перестали воевать, два года вели тайные переговоры и создали общий трастовый фонд в сорок миллиардов долларов. Биржевые аналитики считали, что это попытка выжить в кризис, но с уровня президента Интерпола картина выглядела иначе.

В действительности два самых старых и могущественных финансовых клана объединяли не миллиарды, а триллионы долларов, чтобы уничтожить расплодившихся нуворишей и предъявить свои претензии на мировое господство в условиях нового мироустройства – когда умрёт либеральный капитализм трёх последних десятилетий.

Альянс Ротшильдов и Рокфеллеров не был ни добровольным, ни равноправным. Долгое время мировой баланс зависел от того, какая из этих двух семей победит. Чаша весов склонялась то в одну сторону, то в другую, а в результате победили Ротшильды. В банковском смысле Европа победила Америку, на стороне которой играл Вейнтрауб.

Теперь, думала Жюстина, если в его руках окажется Ковчег Завета, Рокфеллеры смогут нанести своим извечным оппонентам неожиданный удар и потребовать нового передела мира. Поутихшая война кланов разгорится с новой силой.

Во рту сладко таял третий бокал португальского вина. Жюстина прикрыла глаза, смакуя хитросплетённые привкусы персика, изюма и сахарной груши. Когда стало понятно, что началась большая охота за Ковчегом, она не захотела оставаться зрительницей. Жюстина, лишённая возможности охотиться самостоятельно, сделала главным охотником Вейнтрауба. Чтобы оставаться полезной и сохранять влияние на действия миллиардера, она обещала сообщать информацию – понимая, что сведений, которые поступают президенту Интерпола в рабочем порядке, будет недостаточно. Значит, нужен консультант с кругозором и эрудицией Леви-Стросса. А где такого взять?

Жюстина не ошиблась, когда спросила совета у старичков OCRVOOA. В милой болтовне с бывшими коллегами она полностью удовлетворила своё любопытство – и тщательно замаскировала его истинную цель. Пусть у сотрудников бюро сложится впечатление, что Жюстина подыскивает нового советника под стать умершему кумиру.

Однако по уставу Интерпола советников приглашает генеральный директор, а не президент. И каждое назначение полагается утвердить на Генеральной ассамблее. Директор был американцем, о поисках Ковчега знать ничего не знал, и посвящать его, а тем более всю ассамблею в свои интриги Жюстина не собиралась…

…зато собиралась как можно скорее связаться с кандидатом, которого ей назвали коллеги. Под предлогом назначения на должность советника она планировала раздразнить интерес учёного к древней тайне и вовлечь в диалог, а полученную информацию использовать в игре с Вейнтраубом.

В Лионе на вокзале Жюстину ждала служебная машина. Велик был соблазн тут же отправиться в штаб-квартиру, чтобы начать сбор сведений об учёном. Однако она велела отвезти себя домой: время позднее, и выпитый мускат давал о себе знать, а серьёзным делом лучше заниматься на свежую голову.

В любом случае с учёным повезло даже больше, чем можно было надеяться. Он жил не в Европе, а в России, в Петербурге – самом эпицентре происходящих событий. И фамилию носил говорящую – Knijnik, ей перевели смысл.

– Книжник, – вполголоса повторила Жюстина, ловя на кончике дрожащего языка твёрдое русское «ж». – Лев Книжник.

46. Древняя история

Подъём в бункере сыграли в шесть утра.

Именно сыграли: будильником стали нарастающие звуки музыки из динамиков трансляции. Гудок тревоги не годился, и Салтаханов некоторое время ломал голову над выбором мелодии. Потом вспомнил свой недавний поход с весьма интересной барышней на Вагнера в Мариинку – и велел охране включить «Полёт Валькирий».

«Ничего так денёк начинается», – подумал Одинцов с первыми звуками труб. К этому времени он уже сделал энергичную зарядку, принял душ и побрился: чуткий сон нарушила возня в коридоре часом раньше, когда охрана доставляла к дверям камер умывальные принадлежности и одежду. При обыске академики забрали у пленников ключи от квартир и за ночь успели съездить туда-обратно.

Еву поразило, насколько аккуратно сложен её чемодан: даже она сама не сделала бы лучше. Чувствовалась рука женщины, которая понимала толк и в хороших вещах, и в косметике – собирая самое необходимое на первое время, сотрудница из академиков не забыла ни одной мелочи.

Профессор получил саквояж со сменным искристым пиджаком, комплектом ярких рубашек и парой мягких домашних кофт – в его хозяйстве было, из чего выбирать. Там же лежали брюки, носки, дорожный несессер и остальное.

Проще всего обстояло дело с вещами Одинцова и Мунина. Выезжая из дома после тревожного звонка Вараксы, Одинцов не предполагал скоро вернуться и собрал всё, что нужно, в большую спортивную сумку. Он бросил её на заднее сиденье «лендровера» – академикам осталось лишь перенести вещи в бункер.

Лёгкий завтрак каждому тоже подали в камеру – или в номер, как настаивал Салтаханов. Впрочем, еда действительно напоминала об утре в обычной европейской гостинице: пара яиц, хлеб из тостера, сыр, джем… Одинцов услышал от молчаливого разносчика единственную фразу: «Чай или кофе? » – и отметил нескольких вооружённых бойцов, которые его страховали. Лица знакомые, их он уже видел вчера…

Одинцов мотал на ус любую мелочь. Он дал слово генералу – зазря не дёргаться, но и оставаться в бункере навечно не собирался. Если охотник не может поймать обезьяну – виновата обезьяна. Если обезьяна всё-таки попалась – это тоже её вина. Глупо надеяться, что охотник захочет её освободить. Но даже если так, лучше позаботиться о собственной свободе самостоятельно.

Вдобавок Одинцов был настроен на серьёзную работу. Раз уж он имел отношение к тайне Вараксы – а сомнений в этом не осталось, – тайну предстояло разгадать, чтобы спасти себя и Мунина. Сейчас интересы Одинцова совпадали с интересами Псурцева. К тому же грех не воспользоваться условиями, которые создал генерал, и не выжать максимум информации из компании, которую тот собрал в бункере.

После завтрака четверых пленников привели в уже знакомую комнату для инструктажа. Там перед столами, на которых были разложены большие блокноты и карандаши, ждал Салтаханов.

– Доброе утро! Как спалось? – спросил он и, не дожидаясь внятных ответов, продолжил:

– Понимаю, что есть какие-то неудобства и шероховатости. Иначе не бывает. В перерыве я запишу все ваши претензии и пожелания, а сейчас давайте трудиться. Профессор, мы договаривались, что начнём день с лекции. Вам слово. Буду очень признателен, если вы поможете организовать, как говорится, рабочий процесс в целом… Прошу!

Салтаханов уступил Арцишеву место инструктора, а сам сел за первый стол как слушатель. Профессор потеребил спинку инструкторского стула – и остался по привычке стоять у доски.

– У меня сложная задача, – начал он, косо глянув на вчерашний рисунок Салтаханова. – Я представляю себе уровень, на котором можно общаться с Евой, но что касается остальных коллег…

– Ни в зуб ногой, – подтвердил его сомнения Одинцов. – Я свой букварь скурил ещё в первом классе. И в шарашке никогда не работал. Мне всё разжёвывать надо.

– Что такое шарашка? – поинтересовалась Ева.

– Господин… э-э… Одинцов, да? – переспросил Арцишев. – Господин Одинцов имеет в виду, что нам предстоит работать по старому доброму советскому принципу, который в народе называется шарашкой.

– Ну доброго-то в нём было немного, – хмыкнул Мунин.

Профессор прищурился на него поверх очков:

– Да, вы же историк… Хорошо, тезис о доброте можно снять. Видите ли, Ева, в нашей стране было время, когда товарищи из органов… гм… НКВД, КГБ – это же вы знаете?.. Когда надо было решить важную задачу, они сажали учёных в тюрьму. Обстановка ужасная, а кто не хочет работать, тот может оказаться в камере с уголовниками или долбить землю в тридцатиградусный мороз. Учёные всеми силами старались выжить, поэтому с головой уходили в работу и сосредоточивались на поставленной задаче. Скажем, успехи советского атомного проекта или первые победы в космосе – это самые известные результаты работы заключённых в таких вот шарашках.

– Это правда? – в растерянности обернулась Ева.

– Догоним и перегоним Америку, – кивнул Мунин.

– На свободу с чистой совестью, – добавил Одинцов.

Салтаханов спохватился.

– Профессор! Давайте обойдёмся без неудачных аналогий и не будем уходить от темы. Я говорил и повторяю ещё раз: вы – не заключённые, а сюда помещены ненадолго и только для вашей же безопасности. Мы стараемся создать все условия…

– И правда, профессор, – поддержал Одинцов, – давайте лучше про Ковчег Завета. Время-то идёт.

– Я просто пытался ответить на вопрос нашей коллеги, – развёл руками Арцишев. – Что касается Ковчега, для начала тоже понадобится небольшой исторический экскурс.

– Вы меня простите, молодой человек, – он снова взглянул на Мунина, – я никоим образом не пытаюсь отбивать у вас хлеб. Просто есть некоторые нюансы, которые я специально изучал дольше, чем вы живёте на свете.

Экскурс профессора касался истории Древнего Египта – наследника ещё более древней шумерской цивилизации. Тамошние культура и наука были неразрывно связаны с религией: всё это жрецы подмяли под себя и превратили в доходный бизнес.

Фараон Эхнатон (Древний Египет).

Сокрушительный удар по монополии жрецов нанёс Эхнатон. Этот фараон знаменит намного меньше, чем его жена, красавица Нефертити, или сын – Тутанхамон. Эхнатон отменил поклонение человекоподобным богам и объявил, что Всевышний един. Его символ – Солнце. Его физическая сущность – Свет, благодаря которому существует всё живое. Жрецы-посредники стали не нужны: отныне любой человек мог в любое время сам, напрямую обращаться к Свету. Изображения Всевышнего, истуканы и прочие объекты поклонения тоже потеряли смысл: как можно изобразить свет, который не имеет формы? Он просто есть, он является миру каждый день: это несомненно – и этого достаточно.

– Тогдашние события вообще безумно интересны, – говорил Арцишев, – в них ещё предстоит разбираться и разбираться. Но я вам это рассказываю вот зачем. Эхнатон был современником библейского Моисея. Более того, многие исследователи считают, что Эхнатон и Моисей – родственники или вообще один и тот же исторический персонаж. Не вижу смысла это обсуждать, нам интересно другое.

– Эхнатон-Моисей, или они оба, – революционеры, – говорил Арцишев, – поскольку утверждали принципиально новую суть вещей. То есть пользовались каким-то уникальным научным знанием, недоступным для других. Откуда оно взялось – тоже разговор отдельный. А жрецы не простили Эхнатону того ущерба, который он нанёс религиозному бизнесу. Странным образом величайший фараон умер или исчез, не прожив и тридцати лет, а память о нём была старательно стёрта. Моисею повезло больше. Священное знание, от которого отказались в Египте, он предложил двенадцати племенам, которые стали Израилем. Вдобавок Моисей материализовал это знание в предмете или устройстве, которое известно нам как Ковчег Завета.

– Вот смотрите-ка, – Арцишев увлекался всё больше и старался увлечь своих слушателей. – В псалмах царя Давида сказано: «Из темноты воззвал я к Господу. И ответил Он мне из простора». Вы понимаете смысл этой гениальной фразы? Нет? Я объясню. Если вопрос задан из темноты – кажется очевидным, что ответ должен прозвучать из света. Из противоположности. Однако здесь сказано, что ответ пришёл именно из простора. Почему? Да потому, что свет и простор – одно и то же! Потому что пространство Вселенной имеет корпускулярно-волновую сущность.

Пророк Моисей (скульптор Микеланджело, Рим, Италия).

Профессор с сомнением посмотрел на Одинцова.

– Как бы это попроще… Вселенную можно рассматривать как множество корпускул, то есть частиц. Они сгруппированы в космические тела, в наши с вами тела, в любые предметы… в этот стул, например. Но одновременно окружающий нас простор – это волны, – Арцишев плавно покачал рукой. – Колебания параметров единого поля. Здесь плотность больше – здесь меньше. Здесь у волны впадина – здесь гребень. Где-то поле сгустилось, энергия превратилась в массу – и появился господин Одинцов. А другие колебания создали нашу очаровательную коллегу… Кстати, имя Ева на иврите означает – жизнь. Да, друзья мои, жизнь тоже появилась как игра света, как переход волновой энергии в массу корпускул. Жизнь – это результат колебания нескольких полей, которые составляют единое поле.

– Вспомните: зимой дороги посыпают солью, и снег тает, – говорил Арцишев. – Почему это происходит? Потому что у соли есть кристаллическая решётка. Когда разрывается связь между атомами решётки – высвобождается энергия, которая растапливает снег. Теперь для простоты представьте себе, что пространство Вселенной имеет похожую структуру. Это не пустота, а решётка с энергетическими узлами. Если мы научимся извлекать из узлов энергию пространства, в нашем распоряжении окажутся безграничные ресурсы Вселенной.

– Так вот, – говорил Арцишев, – Моисей создал Ковчег Завета и подробно описал его в своём Пятикнижии. Вы же слышали про Тору? Иногда её называют Ветхим Заветом, хоть это не совсем корректно. В Торе сказано про конструкцию Ковчега, про технику безопасности, про способы эксплуатации и про действие, которое это устройство может оказывать на окружающих. Ковчег постоянно расходовал энергию – много энергии! – но нигде не говорится, откуда он её черпал. Его столетиями носили с места на место, но ни разу не ставили на подзарядку.

– Если нет розетки, но устройство работает, значит, оно само производит энергию или каким-то образом её получает, – Арцишев обращался к Одинцову, которого считал самым слабым звеном во всей компании. – Вроде бы сейчас этим никого не удивишь. Есть, например, телефоны, которые заряжаются бесконтактным способом. Им не нужны провода, но всё равно нужен источник энергии. Нужна какая-то базовая станция, которая подключается к розетке и, что называется, по воздуху передаёт энергию в телефон. А во времена Ковчега такой станции не было. Логично предположить, что Ковчег получал энергию непосредственно из пространства, напрямую. Уникальный механизм был запущен на горе Синай около трёх с половиной тысяч лет назад – и успешно работал много веков.

– Мы с вами материалисты и понимаем, что никакой мистики в этом нет, – говорил Арцишев. – Просто существуют законы, какие-то принципы мироздания, которые нам неизвестны. Однако это не мешает ими пользоваться. Скажем, закон сохранения энергии сформулирован относительно недавно. А принцип рычага, основанный на этом законе, предложил Архимед больше двух тысяч лет назад. Вспомните его знаменитую фразу: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю! » Но ещё раньше, за тысячу лет до Архимеда, как раз во время появления Ковчега Завета, придумали шадуф… Знаете, что это такое?

– Журавель, – неожиданно ответил Одинцов, которому доводилось видеть шадуфы в экзотических странах. – Такая палка над колодцем, чтобы ведро с водой вытаскивать, и противовес. Вроде подъёмного крана.

– Да, вроде крана, – с удовлетворением подтвердил профессор. – Шадуфами на Востоке по сей день поднимают и воду, и грузы. Но задолго до них, пять-шесть тысяч лет назад, в Месопотамии уже были рычажные весы. Что и требовалось доказать. Люди не знают принципа рычага и закона сохранения энергии, но прекрасно ими пользуются. При этом лучшие умы постепенно нащупывают физические основы бытия. Законы, принципы…

– В этом смысле очень показательны опыты учёных из печально известной организации «Аненербе», – сказал Арцишев и наконец уселся на место инструктора. – Эта научная структура была создана в гитлеровской Германии и просуществовала до крушения Третьего рейха. Специалисты «Аненербе» совмещали информацию из священных книг – в том числе из Ветхого Завета – и передовые достижения физики. Мне довелось видеть прелюбопытные документы об исследованиях, которые проводила «Аненербе». Проект назывался «Колокол» и касался источников энергии нового типа. А самое главное – этот проект был успешным, друзья мои! Его авторам удалось создать генератор, который в течение нескольких лет черпал энергию буквально из ниоткуда, как Ковчег Завета, и обеспечивал электричеством целый частный дом в предместье Берлина. Но, к сожалению, в конце войны дом был разрушен, Вейнтрауб погиб…

– Какой Вейнтрауб? – Ева удивлённо уставилась на профессора.

– Руководитель проекта «Колокол», – ответил тот. – Я разве не сказал? В «Аненербе» проектом занималась лаборатория Вальтера Вейнтрауба. Он создал генератор и поставил в своём особняке. Весной сорок пятого дом разбомбили. По счастью, сохранилась кое-какая документация по проекту «Колокол». Она попала в архив ГРАУ, и там уже я её увидел… А почему вы спросили про Вейнтрауба?

Ева была в замешательстве.

– Просто… знакомое имя. Я знаю другой Вейнтрауб. Не учёный, а бизнесмен. В наши дни. Он финансировал некоторые исследования, в которых я участвовала.

Мунин поднял руку:

– Профессор, вы сказали – ГРАУ. Это ведь Главное ракетно-артиллерийское управление? Я в тамошнем архиве документы заказывал.

– Оно самое.

– Вот! – оживился Салтаханов. – Видите, стоило начать обмен информацией, и уже какие-то взаимосвязи наметились… Я предлагаю поблагодарить профессора за такое солидное вступление и сделать перерыв на ланч. Нет возражений?

Первым поднялся с места Одинцов.

47. Надо ехать

Беспокойство Вейнтрауба нарастало.

Если ночное отсутствие Евы ещё можно было объяснить, то на следующий день молчащая связь вызывала обоснованную тревогу. Не девочка уже – пускаться в такие загулы! Вариант с несчастным случаем Вейнтрауб не рассматривал: проверить надо, но вероятность мала. А другие версии просто не приходили в голову.

Как связаться с Евой? Не российского же Иерофанта просить о помощи в самом деле, афишируя своё особенное отношение к темнокожей красавице! Для ордена ситуация проста: учёная-математик едет на семинар в Петербург и, как розенкрейцер достаточно высокого ранга, рецензирует работу Мунина. Не подвернулась бы Ева – поручили бы кому-нибудь другому. Но она выполнила задачу и с точки зрения ордена вольна была теперь заниматься чем угодно. Участвовать в научном семинаре, любоваться красотами северной столицы России, устраивать личную жизнь…

Вейнтрауб без аппетита позавтракал, отменил встречи, назначенные на первую половину дня, свирепо распёк секретаря за какую-то мелочь и велел отвезти себя в сад Тюильри – по соседству с отелем «Де Крийон». Там он сел на скамеечку перед гигантским восьмигранным бассейном и погрузился в размышления, неотличимый от других благообразных стариков. Секретарь и охранники держались поодаль.

Особенно раздражало Вейнтрауба то, что нити наиболее важных для него событий последнего времени тянулись в Россию и туго переплетались. Исследование Мунина, француженка с известием о Ковчеге Завета, пропажа Евы, альянс Рокфеллеров и Ротшильдов… Да что там, с Россией причудливым образом была связана его собственная судьба.

Отец Вейнтрауба до Первой мировой проходил стажировку в Петербургском университете и собирался делать научную карьеру в столице Российской империи. Ротшильды готовы были финансировать исследования. Война России с Германией похоронила планы Вальтера Вейнтрауба и выпихнула его обратно на родину. Ротшильды держались дольше, но и они не смогли устоять перед большевиками.

Хельмут Вейнтрауб родился уже в Советской России, куда Вальтера пригласили в двадцатых как иностранного специалиста, знающего русский язык. Инженер Вейнтрауб-старший участвовал в индустриализации, которую финансировали Рокфеллеры – новые друзья новой власти, сменившие Ротшильдов на просторах самой большой страны мира. Но чутьё вовремя подсказало Вальтеру, что лучше убираться из России подобру-поздорову. И семья, не дожидаясь арестов, снова переехала в Германию…

…где при нацистах стремительно взошла звезда Вальтера Вейнтрауба: ради науки он согласился бы на сделку хоть с самим чёртом. Хельмут к тому времени стал студентом и ассистировал отцу в лаборатории «Аненербе».

Можно сказать, что Вторая мировая война прошла мимо учёных, погружённых в опыты. Отец и сын самозабвенно трудились, не поднимая головы. Проект «Колокол» открывал дорогу к энергетике будущего. Пару лет экспериментальный генератор с невероятным КПД больше единицы работал в гараже у Вейнтраубов, и на его доводку требовалось ещё год-полтора. Но тут к Берлину подступили русские, Вальтер с женой погибли под обстрелом, а Хельмута каким-то чудом американцы успели вытащить из пекла.

В Штатах ждали, что молодой Вейнтрауб раскроет секреты отца и продолжит его исследования. Увы, Хельмут был лишь прилежным ассистентом, а без документации «Колокола», частично уничтоженной, а частично захваченной русскими, не представлял интереса для науки. Зато у него открылись блестящие коммерческие способности. К тому же Вальтер хранил немалые деньги в банках нейтральных стран; послевоенная Америка процветала, и поддержка Рокфеллеров позволила Хельмуту всего за несколько лет вскарабкаться на финансовый олимп.

Концом трости Вейнтрауб чертил на земле парка Тюильри замысловатый узор. Он вспоминал, как стремительно богател, как участвовал в создании Бильдербергского клуба и продвигался в иерархии ордена розенкрейцеров; как рушил Советский Союз и Восточную Европу, оккупированную русскими; как участвовал во множестве затей Рокфеллеров – и спустя десятилетия головокружительных успехов проиграл вместе с ними Ротшильдам, которые все эти годы караулили удобный момент.

Трость вонзилась в землю, и сухие подагрические пальцы Вейнтрауба стиснули набалдашник. Конечно, Рокфеллеры сумели договориться с Ротшильдами, но какой ценой?! В сорокамиллиардном трастовом фонде лишь десять процентов принадлежат банкирам из Европы, однако ключевые решения принимают именно Ротшильды. Они же стягивают под знамёна фонда других владельцев старых денег, потому что мир оказался в кризисе, который подстёгивают молодые деньги – хлынувшие на рынок, в первую очередь из России. Триллионеры Ротшильды объединили усилия с триллионерами Рокфеллерами и мобилизовали остальных, чтобы забрать триллионы у русских выскочек и навсегда очистить от них свои владения.

Вполне решаемая задача для тех, кто последние полтора столетия контролирует финансовый мир и видит его насквозь – особенно с учётом криминального происхождения российских капиталов. Для начала владельцы старых денег ликвидировали казавшийся таким надёжным офшор на Кипре, следом начали оглашать имена держателей молодых денег на Британских Виргинских островах, островах Кука, в Сингапуре и Гонконге…

То, что Ковчег Завета именно в это время переместился в Россию, по-прежнему не укладывалось в голове. Но если Вейнтрауб сумеет им завладеть, Ротшильдам придётся потесниться. Сильно потесниться! И Рокфеллеры тоже волей-неволей пересмотрят своё отношение к беглому немцу, которого они когда-то приютили. Ах, какой это будет триумф под конец долгой жизни!

Вейнтрауб сощурился. Ласковое парижское солнце прогревало его старые кости. Сад благоухал весной. На воде бассейна играли слепящие блики. Вдалеке, за зеленеющими деревьями, в лёгкой дымке высилась Эйфелева башня. Мимо скамейки фланировали мамаши с детскими колясками. Гомонящие группы туристов проходили одна за другой. Их преследовали с мешками сувенирных безделушек темнокожие уличные продавцы, которые снова вернули миллиардера к мыслям про исчезнувшую Еву. Куда же она всё-таки подевалась?

Вейнтрауб не глядя поманил к себе секретаря, ловившего каждое его движение, – и когда тот быстрым шагом приблизился к скамейке, проскрипел:

– Мы возвращаемся в отель. Готовьте поездку в Россию. Это срочно. Используйте приглашение на ассамблею Интерпола.

48. На подступах к Эфиопии

Стол для ланча накрыли в местной столовой.

Одинцов по пути отметил: охранники в коридорах располагались так, чтобы каждый видел ещё двоих и сам постоянно был у них на виду. Толково.

В столовой пленников и Салтаханова обслуживала женщина средних лет, которая не проронила ни слова и на все обращения реагировала только кивками.

Не обманул Салтаханов и насчёт кухни. Готовили в бункере – или где-то наверху? – вполне прилично. Меню, распечатанное на листе плотной бумаги, предлагало выбор из нескольких блюд, и молчаливая женщина вскоре принесла заказанное. Пока её ждали – Мунин с профессором обсудили архив ГРАУ и кое-какие детали истории Древнего мира. Остальным их разговор был мало понятен.

Поели тоже быстро. В оставшееся время перерыва Салтаханов записал пожелания и претензии каждого, а потом отбивался от Евы, которая требовала встречи с представителем консульской службы. Пришлось ей снова наврать – в том числе дать обещание, что в ближайшие дни Еву посетит сотрудник американского представительства в Петербурге. Салтаханов назвал фамилию настоящего шпиона – кадрового офицера ЦРУ, которую ему сообщил Псурцев, на случай если Ева тоже имеет какое-то отношение к Лэнгли. Надо было подстраховаться, успокоить американку и выиграть время.

– Профессор задал хороший темп, – сказал Салтаханов, когда все вернулись в комнату инструктажа на облюбованные места, – и обозначил масштаб нашей задачи. Вот что значит – лектор от бога!

Арцишев принял заслуженную похвалу сдержанно:

– Мерси за комплиман, только впредь хотелось бы пользоваться иллюстративным материалом. Есть вещи, которые сложно объяснять на пальцах. А как художник я от вас недалеко ушёл. Доступ в интернет вы можете организовать?

Салтаханов помялся.

– Вы же понимаете, что особенные условия нашей работы налагают ограничения на связь с внешним миром… Но я попробую что-нибудь придумать. Теперь… э-э… хотелось бы предоставить слово господину Одинцову. Профессор обрисовал нам в общих чертах, что такое Ковчег Завета…

– Разве что в самых общих чертах – и ещё многое хотел бы добавить, – перебил Арцишев.

– Обязательно, – согласился Салтаханов, снова усаживаясь за первый стол в ряд, где сидели Одинцов с Муниным, – но теперь, по-моему, самое время послушать про то, как же Ковчег попал в Россию.

Одинцов не спеша занял место инструктора и посмотрел на Салтаханова:

– Сначала я должен задать два вопроса.

– Кому и зачем? – осведомился тот.

– Профессору. Я рассказывать не мастер, это же он лектор от бога. Он мне поможет.

Салтаханов кивнул, и Одинцов повернулся к Арцишеву:

– Как я понимаю, Ковчег Завета хранился в Иерусалиме. Это Израиль, а мы с Вараксой действовали в Эфиопии. От Ближнего Востока до Северной Африки – тыщи три километров, как отсюда до Парижа. Какая может быть связь?

– Прямая, – сказал профессор. – Ковчег Завета действительно хранился в Иерусалиме. Однако за шестьсот примерно лет до нашей эры он исчез. Куда – никто не знает, и с тех пор его ищут. Есть популярная версия, что Ковчег перенесли в Эфиопию. Там больше десяти тысяч церквей, и буквально в каждой показывают его копию. Предположительно – один из эфиопских Ковчегов настоящий и хранится в городе Аксум.

– Этому есть историческое подтверждение, – неожиданно встрял Мунин. – Небесспорное, но всё-таки… В самом конце девятнадцатого века Италия захотела колонизировать Эфиопию. Туда отправился громадный десант с самым современным оружием и артиллерией. А у солдат эфиопского императора были только копья и кремнёвые ружья. Но они в первом же бою наголову разгромили итальянцев. Это считается величайшей победой африканской армии над европейской со времён Ганнибала и величайшим за всю историю поражением белых в Африке. Причём эфиопы уверены, что победой они обязаны Ковчегу Завета, который их священники вынесли на поле боя.

– Очень похоже на библейские рассказы, – заметил Арцишев. – Именно так в военных целях использовали Ковчег израильтяне. Им он тоже помогал побеждать гораздо более сильных противников.

– Хорошо, – сказал Одинцов. – Будем считать, про Эфиопию я понял. Ещё вы вчера утверждали, что мы с Вараксой не могли держать в руках Ковчег Завета. Почему?

– Ну, голубчик, – профессор закатил глаза, – если объяснять подробно, мне ещё одну лекцию придётся прочитать.

– Так мы же здесь вроде для того и собрались, – простецки улыбнулся Одинцов. – От нас ждут обмена информацией, которая снимет все вопросы и поможет найти Ковчег. Если, по-вашему, я к нему не прикасался – зачем тогда вообще нужен мой рассказ? Только время потеряем.

– Это логично, – поддержала его Ева.

– Хорошо, – Арцишев снял очки и положил на стол, – я постараюсь ответить вкратце. Дело в том, что Ковчег Завета – весьма необычное устройство. И весьма опасное. Один из томов Пятикнижия Моисея представляет собой что-то вроде инструкции по его эксплуатации. Книга называется «Числа». Эту инструкцию передают из поколения в поколение несколько тысяч лет. Представляете себе объём и степень серьёзности того, что там написано?

– А теперь представьте себе человека с улицы, – сказал профессор, – который залезает, допустим, на высоковольтную подстанцию, ни бельмеса не смысля в электричестве. Он хватается за что попало и выковыривает какие-то детали. Понятно ведь, что жить этому человеку недолго: или он изжарится, или его шаговым напряжением разорвёт.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒