|
|||
Часть третья 8 страницаДевлин не вполне был уверен в том, что стоит озвучивать мысль, которая родилась у него уже давно. — Возможно, я знаю такую даму. — Замечательно! Мистер Грант, председатель Ост‑ Индской компании, и его помощник, мистер Астелл, приглашены на обед с мирзой на следующей неделе. Мы были бы рады включить в число приглашенных вас и вашу даму. — Я не… Узли предупредительно поднял руку: — Это не просьба, а приказ, полковник Синклер. Девлин вздохнул, отчасти чтобы замаскировать раздражение. — Хорошо, сир. Но сегодня я не смогу ей сообщить. Она живет за городом. Кроме того, я не вполне уверен в том, что смогу ее убедить принять приглашение. Она вдова, и у нее есть дети, за которыми надо присматривать. — Великолепно! — воскликнул Узли и откинулся на спинку стула с довольной улыбкой. Двумя часами спустя Девлин уже сидел в карете Шрусбери, неспешно катившей по Бонд‑ стрит. Он улыбался. И радовало его то, что у него появилась цель — то, чего ему не хватало в течение многих месяцев. И тот факт, что цель, его была несколько фривольного содержания, не омрачал радости. У него появился предлог взяться за осуществление иной задачи, задачи, которую он даже самому себе не формулировал четко, ибо сам не хотел признаваться в том, что желает встречи с леди Эббот. Он почувствовал, что переиграл, когда на следующий день после их разговора виконтесса вместе со своими подопечными съехала с лондонской квартиры. Было это неделю назад. Синклер действительно не желал встречаться с ее падчерицами, но он никак не думал, что она так буквально поймет его пожелание и бросится вон из города. Он думал, что она останется в городе, только жить будет где‑ то в другом месте. — Чертовка! Леди Эббот вернулась в Крез‑ Холл. Если бы она продолжала жить в городе, у него нашлось бы с десяток поводов встретиться с ней. Но как он мог поехать в графство Суррей? Возможно, что виконтесса восприняла бы его приезд как попытку преследования? До сих пор он не мог этого сделать. Узли дал ему повод. Синклер выглянул из окна. Карета как раз проезжала мимо модного магазина. В витрине он увидел платье изумрудного цвета из ткани столь тонкой, что она скорее напоминала вуаль, и только очень смелая леди могла решиться надеть его. И когда Синклер представил себе Джапонику Эббот в этом одеянии, он на миг обомлел. Стильная женщина, говорил Узли. Леди Эббот не имела стиля, если только полное отсутствие такового не воспринимать как собственный стиль. Если она согласится помочь ему, ее придется одеть с головы до пят. И одеть, как полагается. Чтобы она могла произвести впечатление на перса, имеющего пристрастие ко всему яркому, богато украшенному. Очевидно, ей понадобится его помощь. Не заботясь о том, что могут подумать о джентльмене, входящем в дамский магазин в одиночестве, без дамы, выбежавшей поприветствовать его модистке Девлин сразу указал на платье в витрине и велел его завернуть. Модистка, сразу заметившая, что господин покупает платье не по прихоти и с какой‑ то серьезной целью, ободряюще улыбнулась: — У месье великолепный вкус. Может, он хочет приобрести для своей дамы еще некоторые мелочи? К платью? — А у вас они есть? — Он нетерпеливо окинул рукой магазин. — Разумеется! Позвольте показать господину… — Меня зовут лорд Синклер. Хотя господин явно спешил, хозяйка магазина не могла не отметить, что к своей задаче покупатель подошел со всей серьезностью. Он очень тщательно отобрал из того, что было предложено, все аксессуары к платью, начиная от нижнего белья и чулок и заканчивая туфельками, шалью и заколкой для волос. И еще — этот господин отличался отменным вкусом. — Счастливого Рождества вам, лорд Синклер! — весело крикнула ему вслед модистка, при этом ее фальшивый французский акцент куда‑ то пропал, потонувши в радости от заработанной суммы. Чудо из чудес! Этот аристократ не выписал вексель, что чаще всего с ними бывало, а расплатился наличными! — Ну конечно, подарок на Рождество! — Девлин испытывал гордость за себя. Теперь у него появился очередной повод, чтобы наведаться к леди Эббот. То, как она отреагирует на предложение, покажет, кто она такая на самом деле. — Я рада, что дома. — Бегония стыдливо улыбалась, вплетая ленты в новую шляпку, которую купила ей Джапоника. У Бегонии был талант украшать шляпки. — Только в нашей маленькой церкви я хотела бы встречать Рождество. В другом месте это было бы совсем не то. — С каких это пор ты полюбила посещать церковь? — спросила Лорел. — С тех пор, как там появился новый викарий, — насмешливо заметила Цинния. — Бегония считает, что он душка. — Священнослужитель? — Озадаченное выражение на лице Лорел казалось вполне искренним. — Не могу представить, чтобы какая‑ нибудь леди искренне увлеклась человеком, который все свои интересы свел к заботам о горестях и болезнях других людей. Пасти заблудшие души — тоже мне занятие для мужчины! Вот уж его никогда бы не выбрала себе в мужья! Уж если выходить замуж, то за человека, который, — тут она принялась загибать пальцы, — обходительный — раз, красив лицом — два, имеет состояние, которым может распоряжаться, — три… — О чем это вы? — спросила Джапоника, заходя в комнату. За то время, которое Джапоника провела с падчерицами, их отношение к мачехе изменилось коренным образом. Старшие сестры уже не выказывали своей враждебности открыто. Они просто не замечали ее, как не замечают слуг. Вот и сейчас девочки переглянулись, как заговорщицы, и по молчаливому согласию предоставили право ответа Гиацинте, которая, явно забавляясь, ответила: — Лорел перечисляла ценные, по ее мнению, качества мужчины, с которым намерена вступить в брак. Джапоника кивнула: — Мне было бы интересно узнать, какой брак вы бы сочли удачным. — Естественно, интересно. — Лорел вызывающе улыбалась. — Откуда вам знать, что такое удачный брак для аристократки. Женщины нашего круга выходят замуж за мужчин, имеющих достаточный доход, чтобы составить хорошее дополнение к нашему приданому, и чье воспитание и происхождение не бросят тень на родословную — чтобы никто не посмел сказать, что брак был неравный. Джапоника оставалась невозмутимой: — И ты нашла себе такого человека? — Бегония нашла! — В восторге от собственной шалости Пиона запрыгала и захлопала в ладоши. — Она влюбилась в викария! — Обманщица! — Бегония вспыхнула. — Если ты кому‑ нибудь скажешь, я… — Что, «я»? Обольешь всех нас слезами? Как будто мало тебе повода проливать слезы, когда ты выйдешь за священника, благочестивого святошу, который только и будет тратить свои и твои деньги на помощь несчастным? Так лучше уж тогда за простолюдина выйти! И снова Джапоника сделала вид, что не поняла намека. Она пришла сюда с определенной целью. — А как ты намерена найти себе подходящую пару? Лорел просияла. Очевидно, эта тема была ей по душе. — Я найду мужа в Лондоне во время сезона. — Во время сезона, — задумчиво повторила Джапоника и села. — А что именно означает «сезон»? Сестры наперебой принялись посвящать ее в детали. — Это время, когда самые благородные и знаменитые семейства приезжают в Лондон… — Время открытия зависит от того, когда открывается парламент… — Но лишь после того, как морозы сходят на нет и лисы начинают приносить потомство… — Это значит, что многие семьи остаются за городом до марта. — Но некоторые приезжают в Лондон сразу после Рождества. — Во время сезона так много всего: балы и рауты, опера… — Ужины и суаре… — Весной выставки и концерты… — Балы и театры… — Танцы и спортивные соревнования… — И балы! — в третий раз сказала Лорел. Джапоника удивилась тому, сколько эмоций вызвало в девушках одно упоминание о сезоне. — И это важно для замужества? — Да, мисс. Только там можно найти подходящую партию. — Для того чтобы познакомиться… — И выйти замуж. — Но вначале, конечно, надо получить право выхода, — веско заметила Гиацинта. — И что это значит? — Когда молодые леди достигают возраста семнадцати лет, их представляют королю в Сент‑ Джеймсе. До тех пор, пока они не удостоены этой чести, они не могут появляться в обществе и посещать ужины и приемы. — И что, все молодые женщины должны встретиться с королем? — удивленно спросила Джапоника. — Все, кто хочет удачно выйти замуж, — коротко ответила Гиацинта. — Ну, тогда вы уже были на приеме? Гиацинта густо покраснела, раздраженно поджав и без того тонкие губы. — Ни одна из нас не получила права выхода, — ледяным тоном сообщила Лорел, — поскольку для этого нужен спонсор. Надеюсь, теперь в лице лорда Синклера мы такового обрели. — На это не рассчитывайте, — тихо, почти неслышно, пробормотала Джапоника. Она не могла прогнать из памяти насмешливую ухмылку, которая преследовала ее на всем пути в Крез‑ Холл. Не станет он представлять дочерей лорда Эббота своим друзьям. И уж тем более не будет хлопотать, чтобы «букет Шрусбери» был принят при дворе. «Он не помнит меня! » Это ранило Джапонику сильнее, чем она считала возможным. Отец ее ребенка был жив, но для нее это ровно ничего не значило! Не могло значить! И вдруг она почувствовала, как слезы прихлынули к глазам. Еще немного, и она расплачется. Джапоника быстро встала. — Я… У меня в глаз что‑ то попало. Простите меня. — С этими словами она выскочила из комнаты. Уже в коридоре она зажала себе рот ладонью, чтобы сдержать рыдания. Оглядевшись, она заметила в дальнем конце коридора дверь. Она была приоткрыта и вела в музыкальную комнату. Джапоника только успела прикрыть за собой дверь, как непрошеные слезы покатили из глаз, а из груди вырвались рыдания. Девушка прислонилась к двери спиной и медленно сползла по ней на пол. Она плакала так, как будто жизнь для нее кончалась.
Глава 13
Джапоника не могла справиться с собой. Она рыдала в голос, уже более не заботясь о том, что ее могут услышать. Последнее время она вообще перестала себя понимать. Никогда раньше она так часто не плакала. Должно быть, все потому, что она скучала по Джейми. Почти месяц прошел с тех пор, как она уехала, оставив своего ребенка там, в далекой Португалии. Какой будет их встреча? Узнает ли он свою мать? Или побоится подойти? Каждый день, закончив писать Агги очередное письмо, Джапоника лила слезы. Столько писем она успела отослать, и ни одного не получила. В каждой весточке она умоляла старую няню как можно подробнее рассказывать о Джейми, понимая при этом, что с младенцем на руках у служанки едва ли хватает времени на подробные отчеты. К тому же Агги едва умела писать. Отсутствие писем, конечно, влияло на состояние Джапоники, но дело было не в одной лишь почте. О, как жестока и несправедлива была к ней жизнь! Джапоника уже смирилась с тем, что ей придется растить ребенка без отца. Она была готова к чему угодно, только не к тому, что Хинд‑ Див жив! Он не узнал ее! Конечно, нет! Но дело не только в том, что он потерял память. Дочь торговца с заурядной внешностью едва ли могла произвести впечатление на Хинд‑ Дива. — Гувернантка, в самом деле! — жаловалась она в перерывах между всхлипываниями. Его бестактные реплики были так унизительны, что ей хотелось провалиться под землю! Джапоника поднялась с пола, вытащила из рукава носовой платок и громко высморкалась. Почему ей не все равно, что он о ней думает? Ведь и раньше, до встречи с ним, ее никто не называл ослепительной красавицей. Никто и никогда не видел в ней ничего примечательного. В шестнадцать лет у нее был опыт общения с противоположным полом, но, как оказалось, ее ухажеру нужны были лишь ее деньги. Так что те слова, которые говорил ей лейтенант из британского гарнизона, не в счет. — Невыносимый тип! — Джапоника попыталась найти отдушину в гневе. Увы, то была лишь жалкая попытка уйти от горькой правды, которой она должна наконец посмотреть в глаза. Джапоника была потрясена, когда, проанализировав свое поведение, увидела, что она страдает от всех этих женских штучек, к которым, как она полагала, у нее давно выработался иммунитет. Гордость, тщеславие и желание быть любимой. Она не стремилась произвести на лорда Синклера хорошее впечатление, но сейчас девушка с горечью сказала себе, что как женщина она показала себя из рук вон плохо. — Это все не важно! Все! — шептала она. Он все равно не мог вспомнить ни Багдад, ни свое пребывание в роли Хинд‑ Дива, ни маленькую «гури», которая посмела торговаться с ним. Которая просила у него спасти ей жизнь, а в итоге потеряла невинность. Так какая ей теперь разница? Джапоника принялась ходить взад‑ вперед, надеясь, что движение поможет усмирить слезы. Как странно, как поразительно то, что им случилось встретиться. И произошло это за тысячи миль от Персии! Как поразительно то, что новым виконтом суждено было стать ему! Необъяснимо, как она могла выйти замуж за его родственника! Казалось, сам космос решил сыграть над ней злую, жестокую шутку. Джапоника подошла к пианино и села на скамью. Просто так, чтобы собраться с мыслями, подумать о чем‑ то более насущном, чем о той сделке, что она заключила когда‑ то с получеловеком‑ полулеопардом. Обаятельной леди из нее не получилось. Так, может, из нее получилась неплохая гувернантка? Увы, и в этой роли она показала себя из рук вон плохо. Жестокая карикатура на пятерых воспитанниц Джапоники, та; что словесно изобразил лорд Синклер, была подозрительно похожа на правду. Затем у него хватило наглости приписать отсутствие у них хороших манер ее влиянию. Это ее задело еще сильнее. Отчего? С каких это пор она стала такой уязвимой к досужему вымыслу? Так, может быть, она так болезненно реагировала на его замечания потому, что в них все же было зерно истины? Нет, не так! Джапоника перевела дух. Никто не может превратить черта в ангела за один месяц. — Что случилось, мисс? — Джапоника не заметила, как Пиона открыла дверь. Виконтесса Эббот отвернулась и провела ладонью по лицу. Слезы она стерла, но покрасневшие припухшие глаза все равно не спрячешь. — Я просто нездорова. — Что это было? Она плакала? Над чем это, интересно знать, она могла так сокрушаться? — Голос Гиацинты действовал на Джапонику, как скрежет металла по стеклу. Джапоника повернула голову и увидела, что все пятеро стоят в дверях. Несомненно, именно этого они и ждали — застать ее в слезах. Они порадуются, решат, что это их рук дело. Последняя слезинка скатилась с подбородка в руку, и это решило дело. Джапоника разозлилась на себя, и гнев придал ей решимости и сил. Как смеют они лезть ей в душу? Как смеют они спрашивать, о чем она думает и над чем плачет, когда считают ее неспособной мыслить и неспособной чувствовать! — Если вы намерены войти, то оставьте дверь открытой. Я боюсь задохнуться, оказавшись взаперти со всеми вами пятью! — Что вы хотите сказать? — с нажимом в голосе спросила Гиацинта. — Требую объяснений! — От вас воняет. — Джапоника встала. Сейчас она все им скажет напрямик. Пусть поплачут, если эта правда доведет их до слез. Какими задаваками выглядят старшие девушки. Но они не понимают того, что знает она. В этом мире они никому не нужны. Может, и к лучшему, что у них не хватает мозгов это понять. Выросшие в обстановке полнейшего попустительства, они и представления не имеют о том, что такое характер и что такое порядочность. Они не понимают, что стоит ей уйти из их жизни, и они попадут в беду, о масштабах которой даже не хочется думать. Она была уже готова произнести эти слова вслух. Они жгли Джапонике язык. Но она ничего не сказала. Гиацинта и Лорел, исполненные совершенно неуместной, смехотворной гордыни, смотрели на мачеху сверху вниз, и она пожалела их. Не стала разбивать вдребезги эту слепую веру в то, что мир относится к ним благосклонно. Несмотря на то что Лорел была Джапонике ровесницей, а Гиацинта и того старше, эти девушки были не в пример глупее ее. Глупые, наивные создания. Такие уверенные в себе. Это была их страна, их дом, и они с пеленок росли с убеждением, что их благородное происхождение упасет от всех возможных бед. Они не могли постичь того, что стоит ей, Джапонике, сделать то, о чем они мечтают — покинуть их навсегда, — и вся их благополучная жизнь разлетится вдребезги. Она, Джапоника, приняла ответственность за них. Совесть. Она не даст ей об этом забыть. Может, месяц и недостаточный срок для того, чтобы сделать дочерей шелковыми, но навести лоск она сумеет! Должна суметь. Но вначале надо овладеть ситуацией — решить задачу тактическую, стратегические задачи она будет решать потом. — Понятие о личной гигиене, леди, у вас отсутствует напрочь. — Джапоника словно издалека слышала свой голос. Спокойный, уверенно‑ рассудочный. — Начиная с сегодняшнего дня вы будете мыться два раза в неделю. — Дважды в неделю? — Цинния взвизгнула, будто ей приказали нырнуть в прорубь. Джапоника спокойно продолжала: — Вы также будете мыть лицо, шею и руки каждое утро и менять нательное белье через день. — Это слишком. Никто так часто не моется. Джапоника остановилась перед Гиацинтой. — Вот тут ты не права. В Персии женщины тратят много часов в день, наводя красоту и втирая в тело ароматные благовония. В персидском высшем обществе никто не станет принимать человека, от которого дурно пахнет… Как из свинарника. — От нас пахнет свинарником? — Лорел вся раздувалась от гнева. — Как вы смеете! Как вы… — Свинарником! — решительно повторила Джапоника. — Вы можете менять платья по шесть раз на дню и поливать себя дорогими духами, но вам это не поможет. Пока вы не избавитесь от кислого запаха немытых тел, вам не удастся найти в Англии джентльмена, который захотел бы приблизиться к вам настолько близко, чтобы насладиться произведенным эффектом. Лорел раздувала щеки и краснела, но на этот раз сказать ей было нечего. И вот тогда младшие сделали то, чего никогда бы не сделали раньше. Они захихикали. Джапоника быстро обернулась к ним. Бегония, Цинния и Пиона стали ее союзницами. — Итак, мы пришли к согласию. Начиная с сегодняшнего дня вы будете учиться двигаться и говорить как настоящие юные леди. Никакой больше беготни и никаких криков ни дома, ни на улице. Вы должны научиться себя вести в обществе. — Мы не пони, чтобы нас дрессировали, — заявила Гиацинта. — Нет, вы не так вышколены, как дрессированные пони. Вы грубы и дурно воспитаны, своими манерами вы позорите себя и свой род. Так дальше продолжаться не может. — Джапоника улыбнулась. Пора было менять кнут на пряник. — Уверена, что хотя бы одна из вас стремится попасть на прием в Сент‑ Джеймс? — На прием к королю? — Лорел очнулась. — Она говорила о приеме у короля? — Что мы должны делать? — хором спросили три младшие, намеренно игнорируя неодобрительные мины старших. — Вам придется много трудиться, чтобы заслужить эту привилегию. — Джапоника открыла крышку фортепьяно. — Кто из вас играет на этом инструменте? — Я играю, — с готовностью отозвалась Лорел. — Мы все играем, — поправила сестру Цинния. — Монсеньор Моллет был нашим учителем. Его для нас наняла наша прежняя гувернантка, мисс Хавершам. — Лорел больше всех получила уроков, — сказала Бегония. Джапоника заметила, как озорно переглянулись Цинния и Пиона, но ничего не сказала. — Сыграй для нас, Лорел. Лорел просияла: — Конечно. Я неплохо знаю Моцарта, но я умею играть кое‑ что из Бетховена и Гайдна тоже. — Моцарт меня устроит, — сказала Джапоника и села на стул неподалеку от инструмента. Лорел играла весьма выразительно и экспрессивно, если судить лишь по выражению ее лица. Увы, пальцы ее совсем не слушались. Они все время соскальзывали с клавиш, да и ритм она не могла выдержать. То мелодия неправильно воспроизводилась, то части произведения путались местами. Но, закончив, она обернулась к присутствующим с улыбкой триумфатора. — Может, ты неплохо знаешь Моцарта, но играешь ты его очень плохо, — заявила Джапоника. — Тебе надо много тренироваться, девочка моя, очень много. Лорел фыркнула: — Откуда вам знать, как должен звучать Моцарт? Джапоника согнала Лорел с табурета, размяла пальцы и заиграла тот же отрывок в нужном темпе, допустив всего одну ошибку. Закончив, она улыбнулась, довольная собой. — У нас, в Персии, тоже есть преподаватели музыки. Когда каждая из вас научится играть не хуже меня, вы получите по сотне фунтов, чтобы заказать наряды у мадам Соти. — О! — воскликнули три из пяти. Гиацинта презрительно поджала губы. — Я не нуждаюсь в новых нарядах, хотя я бы в любом случае не стала принимать ваши подачки. Вам не пристало швыряться деньгами Шрусбери, как будто они ваши. Джапоника окинула девушку тем же уничижительно‑ презрительным взглядом, которым та весьма часто смотрела на мачеху: — Ты сама не устала от своей дурацкой патетики? Гиацинта густо покраснела, и Джапоника успела подумать, что ей совсем не идет краснеть, ибо со стороны могло показаться, что она вдруг заразилась крапивницей. Удовлетворенная уже тем, что заставила своих двух главных врагинь перейти на оборонительные позиции, Джапоника решила нанести последний, сокрушающий удар: — Лорел, ты тоже готова швырнуть мне в лицо мои подачки? Лорел, физически неспособная отказаться от нового платья, отвернулась от старшей сестры. — Я не вижу разницы в том, кто будет платить, ибо эти деньги все равно наши. И все же, когда Джапоника отвернулась, Лорел послала ей в спину весьма неприязненный взгляд. Ее унизили! А этого Лорел не могла простить маленькой самозванке, вероломно вторгшейся в их семью. — Я буду тренироваться первая! — воскликнула Пиона, но Цинния столкнула ее с табурета. Джапоника вздохнула. Чудеса случаются только в сказке. — Я составлю вам расписание. Будете заниматься по очереди с утра и до обеда. — Джапоника бросила взгляд на Гиацинту, которая не стала просить, чтобы для нее сделали исключение. — Ай, больно! Ты мне все волосы выдерешь! Джапоника лишь кивнула молоденькой горничной, давая ей знак продолжать втирать в волосы Лорел шампунь с добавлением камфары и борного порошка. Удаление многослойных залежей жирной помады, которой сестры приглаживали волосы, вместо того чтобы их мыть, требовало немалых усилий. Чуть подальше, в сторонке, помалкивали Цинния и Пиона. Вид у них был жалкий. Дегтярная мазь, которой им намазали голову, чтобы избавить от вшей, капала на простыню, накинутую на плечи. Две служанки, которые обычно занимались в доме мытьем полов, были призваны на помощь. Они гребнем пытались разодрать спутанные, хотя и отмытые патлы Бегонии и Гиацинты. — Эй! Ты меня лысой сделаешь! — Гиацинта ткнула острым локтем под ребро служанке. — Тупая корова! — Это будет стоить тебе один фунт, — спокойно констатировала Джапоника. — За сегодняшнее утро уже четыре фунта. Если будешь продолжать в том же духе, твоего содержания не хватит даже на ленту для волос, не говоря уже о платье. Если тебе что‑ то не нравится, расчесывай свои волосы сама. — Я всего лишь хотела попросить ее быть повнимательнее. Если ей предстоит стать моей горничной, пусть учится. Ого! Гиацинта совсем не против иметь личную горничную. Тщеславие врага с легкостью можно обернуть в свою пользу. Вопрос о хорошей горничной нельзя было решить за один день. Но нанять служанку для своих подопечных, хотя бы для старших, Джапоника считала своим долгом. У нее сложилось впечатление, что с младенческого возраста сестры Эббот звали на помощь кого придется, чтобы помогли им одеться, причесаться и так далее. А если дозваться не получалось или не хотелось, так и ходили нечесаные и полуодетые. Насколько Джапоника могла судить, англичане были добрее со слугами, чем хозяева в Персии, но подлость по отношению к человеку, вынужденному тебя обслуживать, Джапоника не потерпела бы. Поэтому она и назначила штраф, который взимала со своих воспитанниц всякий раз, когда ловила их на неблаговидных поступках по отношению к слугам. Следующий час прошел вполне сносно. Только Циннии пришлось пригрозить домашним арестом за ее поведение в ванной. Кто бы мог подумать, что девушка в четырнадцать лет искренне верит в то, что может утонуть в ванне, где воды налито на четыре дюйма? Потом она посадила все еще завернутых в простыни после купания воспитанниц перед собой и, открыв саквояж с гербом Шрусбери, принялась доставать оттуда склянки. — Вот паста, которую вы должны накладывать на лицо каждое утро. Будете делать это до тех пор, пока я не увижу улучшения. Бегония открыла крышку и с подозрением принюхалась к содержимому. — Что это? — Паста из косточек миндаля, лимонного сока и розовой воды. Вчера приобрела у Фортнама. Если вы будете пользоваться ею регулярно, то через две недели увидите, как изменится ваша кожа. Джапоника открыла баночку и сама начала втирать мазь в щеки Циннии. — Это яичный белок, взбитый с лимонным соком и медом. От этой смеси прыщи будут казаться бледнее, а потом намажешь другой, которая не даст выскочить новым. — Конец прыщам, Цинния! — запела Пиона, за что получила от сестры затрещину. — Один фунт, — спокойно констатировала Джапоника. — Я заказала для вас лосьоны, которые вы будете втирать в кожу ног и рук. У каждой будет лосьон с собственным запахом. Гиацинта, для тебя — тимьян. Лаванда для Лорел, мята для Бегонии, розмарин для Циннии. И лимон для Пионы. Как‑ нибудь на днях я покажу вам, как делать лосьон самим, чтобы он у вас всегда был под рукой. Лорел с подозрением уставилась на мачеху: — Зачем вы все это для нас делаете? — Ты о моей доброте, вежливости и готовности помочь? Чтобы подать вам пример. А теперь, когда вы оденетесь к ужину, мы с вами проведем урок хороших манер за столом. Джапоника испытала законную гордость, восседая за обеденным столом в окружении отмытых подопечных с сияющими чистотой волосами. Запах камфары и бора был неизбежным злом. Начало было положено неплохое. Однако после еды Джапоника намеревалась вернуться к себе, чтобы отдохнуть с книгой в руках, потягивая херес. Восемь часов непрерывного пребывания в обществе подопечных истощили ее нервную систему. — Начнем с супа, — сказала Джапоника и кивком головы попросила слугу разлить суп по тарелкам. — Что это? — Гиацинта с недоумением перевела взгляд с содержимого тарелки на Джапонику. — Это просто жидкая похлебка какая‑ то! Цинния демонстративно отодвинула тарелку. — Я не буду это есть! — с вызовом заявила она. Лорел с вожделением взглянула на тот край стола, где под серебряными крышками были расставлены вторые блюда. — Дайте мне йоркширский пудинг, который я заказала! Джапоника, не отвечая, взяла ложку и принялась есть. — Я взяла на себя труд пересмотреть меню, — сказала она, выдержав паузу, и добавила: — Воспользовалась своим правом хозяйки. Чтобы было поменьше мясных и жирных блюд. На обед сегодня, как вы видите, каштановый суп и постная говядина на второе. На десерт подадут свежие груши из нашего сада и сыр. — А пудинга не будет? — разочарованно протянули младшие. Джапоника заранее настроилась на этот разговор. — Я удивлена, — сказала она, обращаясь к Гиацинте, — что вы тратите такие огромные деньги на пищу. Непонятно, куда она вся девается. Будь нас вдвое больше, мы и то не сумели бы все это съесть. Я урезала еженедельные расходы на еду вдвое, чтобы сэкономленным деньгам найти лучшее применение. — Вы собираетесь заморить нас голодом! Вы, которая живет за наш счет! — Лорел не могла обойтись без патетики. — Я думаю, тебе будет легче пережить нехватку пищи, если ты будешь думать о том, что получишь взамен. Стройная фигура и хорошая кожа — это не так уж мало в обмен на некоторые ограничения. — Почему мы все должны быть наказаны? — огрызнулась Цинния. — Мы же не такие толстые, как Лорел! — Я не толстая! — закричала сестра. — Ты завидуешь, потому что у меня есть грудь, а ты плоская как доска! — Кто станет завидовать жирной корове! — не осталась в долгу Цинния. Джапоника, которая подумала, что худшее уже позади, увидела, как Лорел привстала с места и подняла супницу. Она догадалась о ее намерениях. — Нет, Лорел, нет! Джапоника вскочила, но было уже поздно. Содержимое супницы с громким плеском опрокинулось на стол, заливая скатерть. Булочки, которые были поданы к первому блюду, полетели в Лорел. И в этот самый момент Бершем, который, насколько было известно Джапонике, должен был находиться в Лондоне, настежь распахнул двери столовой. — Что вы здесь делаете? — испуганно воскликнула виконтесса. Торжественным тоном, до смешного не вязавшимся со всем антуражем этой сцены, Бершем объявил: — Лорд Синклер изволили приехать, леди Эббот. В комнату вошел лакей с множеством коробок и свертков, перевязанных лентами. Следом за ним вошел сам Девлин Синклер. — С Рождеством! — сказал он. Последние звуки его приветствия потонули в крике восторга. — Подарки! — хором завизжали сестры и бросились выхватывать у лакея коробки. Джапоника онемела от шока. Схватив тяжелый серебряный половник, оставшийся валяться на полу после выходки Лорел, она пошла, как бык на красную тряпку, на своих воспитанниц, ругаясь по‑ персидски:
|
|||
|