Несколько слов о Тебе. Исповедь
Несколько слов о Тебе
Так обретают слышимость, осязаемость, зрячесть. Сам ты ― корабль, а Бог ― он твой верный кормчий, ты ― это стройка, значит, Господь ― подрядчик, ты ― это двигатель, значит, Всевышний ― поршень, ты ― это перечень слов, о Нём не горящих, сказанных воздуху временем ― между прочим.
Так в себе узнают сумасшедшего иноземца: по говорку, по манере нанизывать бусы и браслет на запястье. Господи, Ты ― близнец мой, что под кожей биг-битом стучит, песней пульса, что кольцом костяным запаян в узор мизинца, нежно держит в горсти этот мир ― не отпустит.
Так обретают истину, недвусмысленность, смертность, пустоту человека в другом человеке, когда жаждут объятий во время концерта группы, играющей этот блюз ― саундтреком жизни, в которой боги, ангелы, черти продолжают смеяться ― виниловым треском.
Так идет с тобой Бог ― мимо смертных в его бессмертье; Он ― идея идей, но ― обычный обмылок всех немыслимых чувств, что запаяны в сердце и считаются в принципе не отделимы. Бог ― дилемма и самое лучшее средство для борьбы с человеком, но выпущен ― мимо.
Так постигают способ во тьме огоньком светиться. Северный ветер вырвет перья из крыльев, если сам ты ― воздух, Господь ― твоя птица, если ты ― лишь чернила, Всевышний ― твой грифель. Ты ― это музыка боговых акциденций, ты просто ― все слова, что о Нём говорили.
14 января 2016
Исповедь
Маме
Твои дети выросли, Мама: битник и музыкант. Топчут подвалы неба ― платежеспособный ад, им бы из воздуха памятник твой высекать ― благородный на вид. Нет дороги назад. Что до меня, то я ― хаос; листаю чужие сны, прорастаю в вечность ― прям стою там одной ногой. Вот такой, видишь, Мама, у тебя непутевый сын ― оторви и брось. Оставил бы одного. Мы на вид ― просто детки: гитара, вокзалы и блюз, плюс Голгофа на сцене ― практически Иордань. Иногда что-то ем я, иногда бывает и сплю, запасные стулья приставляют к рядам на моих концертах, но остальных достижений ― болт: что ни тур, то ― гамбит, автореверс и фарс. Моя Муза уходит, я готов бы пожить с любой, но мой путь ― асфальт в разрезе гастрольных фар.
Мама, в детстве казалось ― счастье там, где свет твоих глаз, а еще пахло хвоей, апельсинами, имбирем; и если просили зажечься елочку, то ― зажглась; И тогда мы знали, что мы никогда не умрем. Всех занятий моих нынче ― музыка, ну и бухло: первая лечит сердце, второе ― злой седатив. Мне с хорошими транквилизаторами повезло, главное ― чтобы внутренний Свет не затих. Но ты знаешь, Мама, мне чаще видится пустота и внутри и снаружи, в особенности, когда твои дети собирают метки в загранпаспортах, то есть начинают родину покидать. Мама, неужели счастье в количестве разных стран, которые мы посетили? Возможно, не те? Марракеш встречает: Джемаа-эль-Фна ― пестра: и рассказчик тасует карты для выбора тем. Он творит здесь историю о невозможной любви, заплетает в ленты ― слова и в ракушки ― песок: Мудреца тихо слушаю ― благо уже пообвык. Но с утра я проснусь и пойду на Восток. Все что ведаю ― Истина, Миропорядок и Свет, будуарные правила всех концертных квартир. И меня привлекают люди говорящие сверх всякой меры о Свободе, находясь взаперти. В моем поле ― ветер, в ж***, как водится, ― дым. В моем рюкзаке: укулеле, палатка и нож. Не получается подохнуть пьяным и молодым, я пытался залечь на дно ― но не нашел, где дно. Это чувство осознания смертности ― я умру, особенно явно проявляет себя, пополам разбавленное атмосферой на холодном ветру, который подвластен семантическим, белым полям ― то есть на окраине города, у кромки воды, когда смотришь в отражение ― совсем одинок, смерть подкрадывается чаще, когда весь ты ― один; от макушки до пят, верней от макушки до ног. На нашу долю не выпало ни Великой Войны, ни Великой Депрессии. Это бесит. Слегка. Да, у детей будут дети, значит, продолжимся ― в них: всех научу по-турецки называть облака, стрелять из рогатки, жить ― подпоясавшись ремеслом, любить из женщин ― одну лишь, держаться корней. Мама, я в коридоре времени, сейчас ― время слов. Я хотел бы все бросить и однажды уехать к Ней; может Она ― певица, Нобелевский лауреат в области физики, или чья-то теперь жена. И когда увижу Ее, скажи мне ― буду ли рад. Я знаю, ты не умеешь, но помолись за нас. Мама, я пишу стихи ― мир прощает мои стихи; им в наследство досталась доля Твоей красоты. Я всю жизнь могу из любой воды выходить сухим, просто потому что в мой Свет до сих пор веришь Ты.
14 января 2016
|