ЗАКЛЮЧЕНИЕ 4 страница

Оратор принялся комментировать формулу, начертанную на одной из стен: «Число — это суть вещей», однако данное им толкование отнюдь не прояснило значения загадочного изречения, лежащего в основе учения пифагорейцев.

Затем он заговорил о формировании душ в недрах эфира, заполняющего пространство, о том, что и сами души состоят из эфира. Эти души, вещал он, воплощаются в телах. Сливаясь с телом, они совершают действия: добрые или дурные поступки[40]. После смерти тела, с которым душа была связана, она, в зависимости от степени своих заслуг или прегрешений, переселяется на ту или иную планету.

Докладчик перечислил также множество других теорий, по-видимому являвшихся догмами для членов «ложи Пифагора» и потому, по его мнению, не нуждавшихся в доказательствах.

Моя соседка прошептала мне на ухо: «Он не рассказывает, как души, обитающие на разных планетах, общаются с нами... »

В самом деле, это он утаил; заседание подходило к концу, а мы так и остались в неведении на сей счет.

Когда все уже собрались уходить, я подошла к госпоже де Бреан и поблагодарила ее за приглашение на это собрание. Она любезно улыбнулась и сообщила мне, что группа пифагорейцев, среди которых у нее есть друзья, живет общиной в небольшом сельском доме, ведя там простую жизнь, занимаясь садоводством и предаваясь размышлениям об учении Пифагора...

Сделав знак какой-то даме, она представила меня ей как гостью, жаждущую изучать доктрину Учителя.

Моя знакомая заходит слишком далеко в своих выводах, ничего подобного из моих уст она не слышала, подумала я, но промолчала.

— Что ж! Раз дело обстоит так, — любезно сказала дама, приближаясь ко мне, — приезжайте в гости в наш фаланстер[41]*, мы будем рады вас принять. Вы увидите нас в домашних нарядах посвященных. Мы носим длинные белые одежды с широкими рукавами...

Было очевидно, что этому одеянию отводилось важное место в сознании дамы... Возможно, даже большее, чем решению загадки: «Число — это суть вещей».

Я поблагодарила за приглашение. Однако впоследствии моим вниманием завладели другие темы исследования; к тому же из-за учебы у меня совсем не оставалось свободного времени... В итоге я так и не увидела посвященных в белых одеждах из фаланстера Пифагора.

Разумеется, я знала о существовании приверженцев спиритизма. Я даже знала шутку Ницше по этому поводу: «Они собираются в темной комнате в ожидании появления духов, а между тем их собственный дух пропадает». Но, хотя во время моего пребывания как в клубе «Высшей Мудрости» в Лондоне, так и у Журданов, мне было легко установить связь со спиритами, я не стала этого делать, так как они не вызывали у меня никакого интереса.

Тем не менее мне пришлось принять участие в сеансах, проходивших в Париже, в доме пожилой шотландской дамы, герцогини де Помар, урожденной леди Кейтнесс.

Она жила в большом и роскошном особняке, особо примечательном величественной лестницей из розового мрамора. Хозяйка дома принимала гостей в спальне, на росписном потолке которой был изображен «Звездный круг», то есть несколько сотен фигур праведников и ангелов, расположенных концентрическими кругами вокруг золотой звезды.

Взоры сонма небожителей были устремлены к непомерно огромной кровати со стойками и балдахином, стоящей на возвышении и занимающей большую часть комнаты. Неужели герцогиня и вправду спала на таком ложе под прицелом множества испытующих взглядов? Мне верилось в это с трудом.

В «приемные дни» хозяйки дома в этой комнате обсуждались оккультные теории и алхимические рецепты, но, главным образом, речь шла о том, как вызывать духов. Герцогиня и все те, кого она принимала, являлись приверженцами спиритизма, но они называли его английским словом spiritualism, которое казалось им более благородным по звучанию.

Святая святых этого напоминающего дворец дома представляла собой нечто вроде часовни, посвященной Марии Стюарт. Несчастная королева Франции и Шотландии, обезглавленная в 1587 году после восемнадцатилетнего заключения, отнюдь не предстает в истории святой, но в доме герцогини она стала объектом подлинного поклонения. Впору подумать, что она назначила хозяйку своей единственной наследницей!..

В глубине часовни располагался портрет Марии Стюарт в полный рост; именно перед ним собирались за круглым столом почитатели покойной государыни, чтобы вызвать ее дух. Им помогала в этом некая женщина — профессиональный медиум.

Во время сеансов часовня была плохо освещена. Участники — как правило, дюжина человек, чьи руки лежали на столе и мизинцы соприкасались, дабы создать «цепь», — хранили полное молчание в ожидании «явления», которое могло произойти в любой момент. Чаще всего никакого «явления» не было и в помине, однако, случалось, либо стол начинал скрипеть, либо приглушенный свет лампы, освещающей комнату, мигал и трепетал. В такие моменты медиум отвечала на вопросы о значении этих «феноменов», и обычно ее ответы представляли собой бессвязное бормотание.

Порой прибегали к помощи стола и сопоставляли количество стуков с буквами в алфавитном порядке, чтобы выяснить, «да» или «нет» сказала медиум. Общение с духом Марии Стюарт или с духами других известных умерших — этой чести удостаивались только знаменитости — представлялось мне примером удручающей глупости. Боже правый! — мысленно говорила я себе, неужто на том свете мы становимся такими болванами!

Но однажды дело приняло драматический оборот.

Стол издал такой необычайно сильный и продолжительный стук, что присутствующими овладело беспокойство. Медиум металась в кресле в состоянии транса.

Внезапно раздался мужской голос, пророкотавший хриплым басом: «Длань кармы простирается над тобой, порочная пара. Час возмездия близок. Не оскверняйте больше это место своим присутствием».

Потрясенные участники оцепенели в своих креслах. Что за порочные люди, на которых указал дух, могли оказаться среди них?

Кто-то тщетно попытался узнать их имена; дух хранил молчание. Он также не ответил тем, кто попросил его назвать собственное имя. И сам оракул, и те, кого он изобличил, так и остались неизвестными.

Разве это не могло навести недоверчивого человека на мысль, что наемный медиум был подкуплен каким-нибудь любителем глупых шуток, чтобы посеять смуту среди членов клуба Марии Стюарт?.. Гипотеза, на мой взгляд, выглядела вполне правдоподобной.

Однако некий оккультист, которому я рассказала об этом происшествии, выдвинул другое объяснение: «Возможно, это вовсе не злая шутка. Как знать, не находились ли среди собравшихся люди, мучившиеся угрызениями совести или переживавшие по поводу некоей ошибки или греха: супружеской измены либо порочных отношений... Их мысли, сосредоточенные на недостойных поступках, естественных или сверхъестественных последствий которых они опасались, могли быть восприняты медиумом в состоянии транса и превратно истолкованы его затуманенным разумом, в результате чего и прозвучало предостережение, которое вы слышали».

В этом предположении также не было ничего невероятного, но, если вспомнить некоторые оккультные теории, напрашивалось еще одно объяснение.

«Духи», являющие себя на спиритических сеансах, — это низшие сущности, недавно отделившиеся от тела, развоплощенные в той или иной степени сознательные души. Они более или менее наделены умом, но зачастую их разум притуплен тревожным состоянием, вызванным утратой телесной оболочки, и невозможностью за неимением органов чувств принимать прежнее участие в деятельности мира, к которому они принадлежали. Эти сущности рьяно ищут способ воплотиться и завязать с живыми людьми отношения, способные облегчить им новое воплощение. Если же это у них не получается, они стремятся на время вселиться в людей, неспособных оказать им сопротивление, либо в тех, кто добровольно оказывается в их власти. Отсюда — явление одержимости и способность быть медиумом.

И все же большинство сущностей, предстающих перед нами на спиритических сеансах, это, по-видимому, «элементалы». Они, опять-таки согласно вышеупомянутым теориям, никогда не принадлежали к людскому роду и являются частью мира бесчисленных божеств и демонов, населяющих землю и воздух, чьи дела и поступки служат пищей для сказок и преданий разных народов.

Эти большей частью смышленые, деятельные и хитроумные существа, иногда дружелюбные, но чаще всего склонные морочить нам голову и устраивать подвохи ради собственной забавы или, хуже того, исключительно из желания вредить, любят дурачить участников спиритических сеансов, являясь им под вымышленными именами, выдавая себя за тех, кого они вызывали, читая сокровенные мысли легковерных, сидящих за ритуальным столом, и творя чудеса благодаря энергии самих же присутствующих.

Именно «элементалов» подчиняют и используют в своих целях чародеи. Не один ли из них, действовавший по наущению постороннего лица, обнаружил порочную пару, оказавшуюся в часовне Марии Стюарт, или просто выдумал эту небылицу?..

Данная версия тоже казалась похожей на правду. На ее основе можно было строить и другие догадки, но я не стала этого делать.

III

Нам часто приходится сталкиваться с нелепым и смешным. Так, несомненно, трудно вообразить более странное поведение, чем то, что отличало членов одной немецкой группы спиритов, в которую входили двое моих знакомых литераторов. Оба были довольно умеренными спиритами, да и их нацистская вера не отличалась особой пылкостью, но другие члены этого общества, убежденные спириты, напротив, относились к фюреру с неистовым восторгом, считая его единственным человеком, способным возродить величие и могущество Германии. В то же время, в силу своего непомерного нацистского рвения и глубокой веры в спиритические учения, эти фантазеры странным образом вознамерились пополнить ряды приверженцев диктатора, и без того насчитывавшие миллионы людей, новыми союзниками из числа самых мудрых и доблестных душ, обитающих в царстве теней.

Сумасбродам казалось, что помощь выдающихся именитых покойников чрезвычайно желательна: они обеспечили бы их партии поддержку оккультных сил, мудрых советчиков, способных подсказывать Учителю верные решения, основанные на их опыте.

В ту пору уже ходили слухи о вере Гитлера в указания сверхъестественных сил. Увеличить их помощь и улучшить ее качество считал своим долгом каждый преданный соратник.

Группа заручилась поддержкой медиума.

Если верить письмам моих друзей, у них проходили удивительные сеансы! Стол дрожал, слышались какие-то звуки и голоса, принимались загадочные послания посредством автоматического письма, в то время как мертвенно-бледный медиум, сидящий в кресле, неустанно лопотал что-то на неведомых языках, которые никто из присутствующих не понимал.

Между тем имя медиума наводило меня на мысль о его еврейском происхождении. Кем был этот человек?.. Быть может, несчастный уцелел после погромов и теперь скрывался либо пытался реабилитировать себя в нацистском обществе? Он — предатель, сказали мне гораздо позже, уже после разгрома Германии и «денацификации» членов группы, когда их пыл по поводу общения с обитателями потустороннего мира значительно остыл.

Что ж! Факт налицо: медиум, следуя голосу еврейской крови, обманул доверие своих нацистских покровителей.

Будь они более искушенными или бдительными, их, вероятно, насторожили бы некоторые странные явления; так, карандаш, строчивший однажды вечером по бумаге под рукой медиума в состоянии транса, начертал имя рабби Шимона бен Йохая.

Шимон бен Йохай считается автором «Зогара»[42]*, или Книги Сияния, одного из произведений, входящих в состав Каббалы.

Как он здесь оказался?

Неожиданное явление этой чужеродной здесь сущности больше не повторялось, но в другой раз медиум пробормотал: «Все создается и разрушается буквой и голосом». Эти слова явно не вязались с вопросами, заданными духам.

Как я уже говорила, мне довелось узнать обо всех этих случаях гораздо позже. Я находилась в Китае, почти забыв о спиритической группе с ее бредовыми опытами, когда один из писателей, состоявший в кружке, напомнил мне об этом. И тут мне в голову пришло следующее объяснение.

Возможно, медиум лишь отчасти был притворщиком. По-видимому, он верил в возможность общения с сущностями потусторонних миров. Ненависть, которую он как еврей питал к гонителю своих соплеменников, побудила его вызывать духов известных, сведущих в тайных науках единоверцев, чтобы при их содействии сорвать планы людей, старавшихся упрочить впасть Гитлера с помощью оккультных покровителей. Эти страстные желания, запечатленные в душе еврея, выплескивались наружу во время его медиумических припадков.

Очевидно, этот мечтательный человек был сведущ в каббалистике. Его фраза: «Все создается и разрушается буквой и голосом», — напоминала отрывок из «Сефер Йецира»[43]*, или «Книги Творения». Данный текст гласит: «Все создается Буквой и Словом». Под влиянием страстного желания уничтожить Гитлера медиум добавил к фразе логическое продолжение: то, что создает, должно быть, способно и разрушать.

Разумеется, подобное объяснение не имеет под собой серьезной почвы. Оно возникло лишь в связи с размышлениями по поводу разочарования покровителей медиума и их суеверной убежденности в том, что могущественные тайные усилия евреев способствовали краху Гитлера.

В начале главы я назвала смешной попытку наивных спиритов завербовать в загробном мире защитников и помощников для своего горячо любимого вождя. Вероятно, эта идея и вправду была нелепой; я не отказываюсь от своего мнения. Но разве люди во все времена не взывали о помощи к богам, ангелам, духам, святым и прочим обитателям иного мира? Разве люди не верили, что те способны оказать им содействие, даровать поддержку и удачу?.. Что ж, давайте обратим взоры на самих себя и будем снисходительны к выдумкам спиритов из славного города N**, расположенного по ту сторону Рейна.

Хотя мир спиритов являет множество примеров, способных вызвать у нас веселый смех, в нем найдется немало и трагических страниц, и я попытаюсь вскользь коснуться одной из них. Но прежде следует объяснить, какие окольные пути привели меня к героине этой драмы.

Во время одной из поездок в Париж я поселилась в окрестностях Елисейских Полей в доме одной старой девы, содержавшей семейный пансион для дам. Она отзывалась на странное имя Сибер. Несмотря на свой уже почтенный возраст и привитый заведению дух аскетизма, хозяйка не была лишена кокетства. Время от времени мадемуазель Сибер даже посещала салон красоты госпожи Заброцкой. Я сомневаюсь, что эта дама была чистокровной русской или полькой, но славянское имя хорошо смотрелось на визитных карточках фирмы и привлекало клиентов. Салон Заброцкой, в котором три миловидные сотрудницы священнодействовали под руководством хозяйки, процветал.

Госпожа Заброцка радовалась своему успеху, как и любая другая коммерсантка, но ее душа нередко отвлекалась от деловых забот, чтобы воспарить к сокровенным высотам, к тому, что она называла «господством над стихиями», — госпожа Заброцка была оккультисткой.

Иногда по вечерам в ее доме собиралось странное общество людей, хваставшихся своими сверхчеловеческими способностями: магнетизеры, провидцы и тому подобные оригиналы; впрочем, все они были заурядными людьми. Я подозревала, что некоторые из них посещают собрания в салоне Заброцкой исключительно из-за обильных трапез, подаваемых в конце.

Один из завсегдатаев этих собраний, дородный малый с желтоватой бородой, неизменно показывал там один и тот же фокус. Он заключался в том, чтобы разогреть до температуры кипения холодную жидкость в стакане, который фокусник держал в руках и осторожно дул на его поверхность. Такова была его «специализация».

Меня особенно впечатляло то, с какой легкостью другие гости, обычные зрители, не щеголявшие каким-либо дарованием оккультного порядка, внушали себе, что они в самом деле пробуют горячий напиток. Так, одна женщина, поднеся ко рту чашку чая, которую она отдала «чародею» холодной, даже вскрикнула: она обожгла себе губы. Речь шла не просто об ощущении, на ее нижней губе виднелся след небольшого ожога.

Некоторые из очевидцев этого явления обмакнули палец в чай и заявили, что он горячий. Мне же он показался холодным. Я не ожидала никакого чуда и, вероятно, по этой причине не стала его свидетельницей.

В доме госпожи Заброцкой можно было наблюдать и другие дурацкие забавы того же сорта, но гвоздем программы было выступление самой хозяйки, которая стремилась повелевать «стихиями».

Так, госпожа Заброцка хвасталась, что укротила огонь; по ее словам, она преуспела в этом благодаря некоторым духам, связанным со стихией огня. В качестве доказательства приобретенной неуязвимости госпожа Заброцка хваталась за раскаленный край керосиновой печи.

Этот нагревательный прибор был тогда в большой моде. Он представлял собой огромную лампу, увенчанную широким стальным диском, который и нагревался.

В присутствии гостей госпожа Заброцка ходила с зажженной лампой по кругу, держась за край диска кончиками пальцев. Она бахвалилась, что способна одним лишь прикосновением пальцев к руке другого человека передать ему свою собственную неуязвимость. В самом деле, некоторые из гостей, рискнувшие подвергнуться испытанию, заявляли, что не почувствовали ожога. Впрочем, они лишь слегка касались раскаленной поверхности, а значит, их вера в возможности хозяйки была недостаточно твердой.

Эти незатейливые демонстрации «оккультных способностей» не вызывали у меня интереса, и вскоре я перестала бывать на собраниях. Тем не менее я поддерживала связь с госпожой Заброцкой и время от времени ходила к ней на чаепитие. Наши разговоры выходили весьма любопытными. Хозяйка салона была сущим кладезем занятных историй благодаря своим клиенткам, охотно бравшим ее в наперсницы, но она рассказывала эти байки осторожно и никогда не разглашала имен.

Оказавшись однажды вечером у этой особы, я была так поражена красотой одной элегантно одетой дамы, выходившей из салона, что не могла удержаться от эмоций. Каким ветром занесло сюда эту богиню, спустившуюся с Олимпа?.. Она явно не нуждалась в косметических услугах. Несмотря на всем известную сдержанность хозяйки дома, я не смогла удержаться от расспросов:

— Кто она?.. Светская женщина?.. Актриса?.. Чем занимается?..

— Чем занимается... Работает на пассажирских судах, — уклончиво отвечала госпожа Заброцка. — Завтра она уезжает из Парижа, и, скорее всего, вы никогда с ней больше не встретитесь. Тем более что я не сказала вам, как ее зовут.

— На пассажирских судах?..

На сей раз госпожа Заброцка откровенно засмеялась.

— Ну да! Дама круглый год разъезжает на океанских лайнерах в роскошных каютах, милостиво развлекая богатых пассажиров во время долгих однообразных рейсов.

На этом наша беседа закончилась. Прошли годы, много лет. По возвращении из Тибета я вновь оказалась в Париже и любопытства ради навела справки о госпоже Заброцкой.

Салон Заброцкой по-прежнему существовал, но его основательница, сколотив состояние, отошла от дел и теперь лишь стригла купоны. Она жила в уютной квартире, где и приняла меня с непонятным восторгом.

— Ваш визит — не просто совпадение, — заявила она. — Он, несомненно, вызван некоей оккультной силой. Я прочла ваши последние книги, и многие мои друзья, в том числе виконтесса де Трево, их тоже читали. Она сокрушается, полагая, что вы очень далеко отсюда, в то время как ей так хотелось бы с вами посоветоваться. Она не сомневается, что вы приобрели в Тибете познания в тайных науках и способны ей помочь, хотя до сих пор это никому не удавалось.

Что же случилось?.. Если эта дама больна, то следует ей сказать, что я не занимаюсь целительством. И потом, кто эта виконтесса Трево, преисполненная по отношению ко мне столь бесхитростного восхищения?

— Вы ее знаете, — сказала госпожа Заброцка. — Помните женщину, чья красота однажды так поразила вас в моем доме?

Моя великолепная память мгновенно воскресила изумительную клиентку моей собеседницы и напомнила о роде ее занятий.

— Дама, работающая на пассажирских судах!.. — вскричала я.

— Она уже давно там не работает, — ответила госпожа Заброцка. — Теперь она вдова и полноправная виконтесса. С вашей стороны будет очень любезно, если вы ее навестите, а я вас к ней отвезу. Скажите «да», прошу вас. Эта особа ужасно несчастна; она сама вам все расскажет... Да, она сама, я не должна...

Я позволила отвезти себя к госпоже де Трево и таким образом узнала о трогательнейшей из спиритических драм, какую только можно вообразить. Я попытаюсь воспроизвести ее здесь со слов несчастной героини этой истории.

В тот год Клер де Ланжи плодотворно провела несколько месяцев в обществе щедрого американского промышленника, а затем вновь собралась в дорогу; располагая достаточными средствами, чтобы ни в чем себе не отказывать, она решила вместо того, чтобы возвращаться в Европу привычным маршрутом, совершить кругосветное плавание через Японию, Китай и Индию.

Пассажирское судно, на котором она путешествовала, после недолгой стоянки в порту взяло на борт нескольких китайских торговцев и трех англичан, которых Клер де Ланжи тотчас же оценила опытным взглядом: достаточно состоятельные мужчины, но значительно ниже того уровня, который она удостаивала своим вниманием. Таким образом, этот рейс казался ей просто отдыхом, и она безмятежно наслаждалась жизнью, загорая на палубе в шезлонге.

На подходе к Сингапуру воздух сделался невыносимо знойным; морской ветер, вместо того чтобы освежать, обдавал пассажиров убийственным зноем. За исключением членов экипажа, продолжавших исполнять свои обязанности, все, кто находился на борту, день-деньской спали в каютах.

Клер де Ланжи дремала, растянувшись в шезлонге, как вдруг она заметила сквозь свои длинные полуопущенные ресницы двух пассажиров, которых прежде не видела.

То были двое монахов с непокрытой головой, в сандалиях на босу ногу и сутанах из грубой шерстяной ткани. Как могли они выносить эту удушающую жару в столь плотной одежде? Мужчины медленно прохаживались по палубе. Один из них, пожилой, довольно тучный человек низкого роста, похоже, изнемогал от духоты; его молодой высокий спутник с бледным худым лицом напоминал мучеников, которых изображали на картинах средневековые художники.

Должно быть, миссионеры, возвращающиеся в Европу, подумала Клер. Они не вызвали у нее особого интереса, и она вновь закрыла глаза. Через некоторое время она испытала странное ощущение, что на нее смотрят, а затем услышала голос:

— У меня кружится голова... Мне трудно дышать... это пекло! Определенно я чувствую себя хорошо, лишь лежа в каюте.

— Ну да, отец мой, — отвечал другой голос. — Вам не следует двигаться, лучше полежать. Позвольте вызвать вам врача. Вы так раскраснелись; боюсь, у вас жар.

— Врач... да, пожалуй. Мне и вправду плохо... Пусть его позовут. Я спущусь в каюту, а вы придете ко мне, когда сообщат доктору.

Клер услышала шаркающие шаги медленно удаляющегося пожилого монаха. Затем она вновь почувствовала на себе чей-то взгляд. Женщина открыла глаза. Молодой монах пристально смотрел на нее, судорожно цепляясь за поручни. Увидев, что его застали врасплох, он тотчас же ушел, но, будучи профессионалкой, Клер де Ланжи успела заметить в глубине больших карих глаз молодого монаха трепетную искорку, свидетельствовавшую о его тайном волнении.

Монах!.. Резко стряхнув с себя оцепенение, Клер пребывала в изумлении. «Какое приключение! » — прошептала она. Никогда, никогда еще на протяжении всей бурной жизни ей не подворачивался такой любовник. Она никогда не предполагала, что нечто подобное может произойти... Монах... к тому же молоденький... с лицом аскета... возможно, девственник... Жаркая волна обдала тело Клер, и внезапно ее посетила дьявольская мысль: вызвать смятение этой плоти, обреченной на вечное целомудрие, и позабавиться. Какое пикантное приключение!

Неожиданный почитатель женской красоты не мог не заметить позади шезлонга, на котором она отдыхала, приоткрытую дверь в ее каюту, подумала Клер. Безошибочное чутье подсказывало ей, что молодой монах вернется сюда ночью и будет бродить поблизости.

Настала ночь, тропическая, чувственная, теплая и влажная ночь. Почти неподвижная сверкающая поверхность моря простиралась насколько хватал глаз; тяжелый воздух предвещал грозу, и короткие вспышки молний озаряли вдали хмурое небо.

Клер надела на обнаженное тело легкое облегающее кимоно из темного крепдешина, набросила на золотистые локоны черный платок и, погасив в каюте свет, вышла на палубу, почти невидимая в темноте. Устремив взор в море, она стояла, опершись о поручни в ожидании того, чему неизбежно суждено было случиться.

И он пришел, в сандалиях на босу ногу, безмолвный, тоже почти невидимый в своей коричневой монашеской сутане из грубой шерстяной ткани. Как и Клер, он облокотился о поручни, но стоял, прислонившись к ним спиной, и зачарованно смотрел не на океан, а на прямоугольник двери каюты, черневший на фоне белоснежной стены. Неожиданно нечто темное толкнуло его с легким изумленным возгласом.

— Ох! Простите! — произнесло вполголоса это «нечто темное». — Ночь безлунная... Я вас не заметила... Засмотрелась на море. Разве оно не великолепно! Вы только взгляните на эту зыбкую серебристую гладь с мерцающими на ней искрами. Как только люди могут спать в такую ночь, запершись в каютах!.. Наверное, сейчас вокруг нас резвятся феи и духи... Мы должны были бы внимать их песням. Вы ничего не слышите?..

Незаметно придвинувшись к молодому монаху, Клер почувствовала, что тот дрожит, и поняла: он не в состоянии произнести ни слова.

Осознавал ли незнакомец, что делает?.. Его протянутая рука наткнулась на тело в распахнутом кимоно, но женщина как будто не ощутила этого легкого прикосновения.

— Я замерзла, — сказала она. — Такая сырость вредна для здоровья. Пожалуй, вернусь к себе.

Медленно и спокойно она направилась к открытой двери и вошла в каюту. Не говоря ни слова, он последовал за ней.

Позабавил ли ее состоявшийся затем безмолвный диалог, пронизанный атмосферой святотатства, так, как она надеялась? Клер задала себе этот вопрос на рассвете, после ухода молодого монаха. Если матросы увидят его в такую рань на палубе, они решат, что праведник читает утреннюю молитву, подумала она с иронией. Но ей было не до бравады. Она стала жертвой собственной злой шутки. Робкий, неумелый и вместе с тем чувственный и страстный любовник успел поколебать хладнокровие продажной женщины.

Соприкосновение шершавой ткани с ее нежной кожей оставило острое и сладостное ощущение, и смятение ее ума было столь же сильным, как и смятение чувств.

Прежде чем уйти, ночной любовник Клер нарушил свое молчание и коротко сказал властным тоном, который привел ее в замешательство:

— Завтра вечером мы прибудем в Коломбо, соберите ваши вещи и сойдите на берег. Я тоже покину судно. Мы встретимся в гостинице. Вы знаете Коломбо?

Да, она когда-то провела здесь несколько недель.

— Вы можете назвать какой-нибудь отель?

Она назвала. Тот, в котором останавливалась двумя годами раньше.

— Я — виконт де Трево, — прибавил монах. — Еду во Францию, чтобы получить наследство одного из моих дядей. Моему спутнику поручено передать эту сумму главе нашего ордена. Теперь же... — Пауза недоговоренной фразы красноречиво указывала на то, что глава ордена лишился причитавшихся ему денег. — Вам нечего бояться. Я возьму все на себя.

Он обращается со мной, как с девицей легкого поведения, подумала Клер де Ланжи, и ее гордость восстала, хотя она понимала, что и впрямь вела себя распутно.

— Мне ничего не нужно, — резко ответила женщина и задумалась. Стоило ли продолжать приключение? Но тут чувственные воспоминания о прошлой ночи властно заявили о себе, и она решила согласиться: — Хорошо, я сойду на берег.

Молодой монах покинул каюту, ничего не сказав и не попытавшись приласкать ее на прощание.

Нельзя сказать, чтобы Клер де Ланжи считала себя связанной этим обещанием. Обещания!.. Она давала их столько раз и столько раз их слышала! Женщина продолжала раздумывать. Вернее, ей казалось, что она размышляет, но на самом деле она уже находилась во власти рока и двигалась вопреки собственной воле навстречу своей необычной судьбе.

Судно снялось с якоря в полдень. Из номера гостиницы, в которой Клер остановилась накануне вечером, было слышно, как сирена созывает пассажиров, задержавшихся на пристани. Оставалось только ждать.

Прошел день, а Трево, как ни странно, все не приходил. Может быть, угрызения совести удержали его в последнюю минуту и он, придя в отчаяние и раскаявшись, вернулся к пожилому попутчику, явно приставленному к молодому монаху начальством, опасавшимся за его целомудрие и... разумеется, за наследство, предназначенное ордену?

Как бы то ни было, приключение удалось на славу!

Трево объявился на следующий день. Клер с трудом узнала его, настолько он преобразился за это время. Перед ней стоял элегантный джентльмен в тропическом костюме. Единственная деталь привносила в этот наряд долю экзотики: недавно обритая голова была обмотана чалмой, чтобы скрыть тонзуру. Впрочем, в пестрой разноязыкой толпе обитателей Коломбо подобная мелочь не привлекала внимания.

Прекрасная куртизанка оценила как строгий благородный облик виконта, так и его мужскую красоту, а также бледное лицо с классическими чертами молодого греческого героя, однако того дьявольского искушения чудовищным, кощунственным грехом, сопряженным с монашеской сутаной, она уже не чувствовала.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒