ЮЖНЫЕ ДЕСПЕРАДО 2 страница

Возможно, даже сами журналисты «Nil's Register» не подозревали, какой успех ожидает созданный ими бренд. Страну охватил настоящий Боуи‑ бум. В июне 1836 года газета «Рэд Ривер Геральд» города Начиточес в штате Луизиана с сарказмом писала: «Казалось, что вся сталь в стране мгновенно превратилась в ножи боуи»[856]. Оружием, которое больше всего внушало страх в 1830‑ х, уже были не ружья и не пистолеты, а «ужасные ножи боуи»[857]. Этим именем стали называть все большие ножи, имевшие хождение на американском рынке, независимо от их размеров, конструкции и дизайна. Некоторым образом это напоминает советскую оружейную классификацию, когда определение финского ножа, или финки, в УК СССР было не менее условным и размытым. Кстати, как и в СССР, когда ножи, классифицированные как финка, автоматически приобретали статус некоего особого сакрального оружия, априори предназначенного для использования исключительно в преступных целях, так и в США ножи, получившие статус «боуи», рассматривались американскими судами как специфическое оружие убийц со всеми вытекающими последствиями.

Прекрасной иллюстрацией, демонстрирующей отношение судов к ножам боуи и страха, который они внушали, является следующий отрывок из решения Высшего суда Техаса по делу «Кокрум против штата» от 1859 года: «Это чрезвычайно смертоносное оружие. Сложно защититься от него, несмотря на храбрость и умение. Пистолет и ружьё могут допустить промах, а когда они разряжены, то лишаются своей смертоносности, или, по крайней мере, она уменьшается. Шпагу можно парировать. Нож боуи отличается от них и конструкцией, и способом применения. Это почти всегда орудие гарантированной смерти. Тот, кто носит подобное оружие для законной самообороны, угрожает этим правам других лиц в большей степени, чем если бы он носил менее опасное оружие»[858].

Спишем эмоциональность и красочность этих метафор на литературный талант и повышенную впечатлительность техасских законодателей, но нельзя не признать, что жертвы ножей боуи и в самом деле нередко выглядели пропущенными через мясорубку[859]. Достаточно взглянуть на последствия этнических межплеменных конфликтов на Чёрном континенте, с отрубленными ударом мачете конечностями и изувеченными телами, чтобы понять, чем руководствовались суды Техаса при вынесении подобных резюме 150 лет назад. Ведь повреждения, нанесённые ножами боуи, часто достигавшими 50 сантиметров в длину и веса более чем в килограмм, напоминали последствия от удара мачете, тесака или короткого меча, подобного, скажем, античным гладиусу или ксифосу.

Так, например, Торп приводит отрывок статьи из нью‑ орлеанской газеты, описывающий жуткую бойню, в которой использовался нож боуи 58 сантиметров в длину и весом более двух килограммов. Конфликт начался с того, что некий человек по имени Браун отпустил колкость в адрес стоявших неподалёку дам, а присутствовавшие при этом мужчины, возмущённые дерзостью наглеца, набросились на него. Защищаясь, Браун выхватил свой огромный боуи и ударил первого нападавшего, второму разрубил плечо почти до лопатки, а третьему так распорол руку, что её пришлось ампутироват[860].

Миф об этом чудесном оружии – вундерваффе оказался на удивление живуч и неудержимо продолжал своё победоносное шествие. Так, на состоявшемся в 1849 году конституционном собрании штата Кентукки во время обсуждения антидуэльной статьи один из противников этого проекта заметил: «Позвольте поинтересоваться, джентльмены, что принесло больше горя и несчастий в Кентукки – дуэли или нож боуи? И где, позвольте также спросить, пролилось больше крови – в честном и справедливом поединке или под ножом убийцы? »[861].

Дополнительный романтический флёр окружил фигуру Боуи в связи с его участием в Техасской революции. Революция началась 2 октября 1835 года сражением при Гонсалесе, а уже 22 октября в армию повстанцев добровольцем вступил Джеймс Боуи, которому было присвоено звание полковника. Менее чем через полгода, 6 марта 1836 года, Боуи вместе со своими, не менее легендарными товарищами, Крокеттом и Тревисом, погиб во время штурма обороняемого ими форта Аламо мексиканской армией. Командующий мексиканскими войсками генерал Санта‑ Анна отдал специальное распоряжение об идентификации их тел, с тем, чтобы за храбрость они были похоронены с воинскими почестями. Но по закону жанра, версий о смерти Боуи существует не меньше, чем мифов о его жизни и деяниях. По свидетельству одного из мексиканских солдат, когда они ворвались в форт, Джим был ещё жив и осыпал мексиканского офицера ругательствами на прекрасном испанском. Взбешённый офицер приказал вырезать язык у ещё живого Боуи, а самого его бросить на погребальный костёр. Согласно легенде, мать Боуи, получив известие о гибели сына, хладнокровно заметила: «Могу поспорить, что он не получил ни одного ранения в спину»[862]. Хотя, учитывая характер и нрав этих джентльменов, а также их суровое воспитание, я могу предположить, что как раз эта часть биографии Боуи не является ни мифом, ни лубочной агиткой.

Рис. 8. Мальчики с ножами. Истпорт, Мэйн. фот. Льюис Уикс Хайн, 1911 г.

О том, как росли дети в штатах Юго‑ Запада, можно узнать из путевых заметок Генри Роу Скулкрафта. В 1819 году, в приграничном Озарке его занесло в небольшой посёлок, в котором проживали всего два семейства. Позже Скулкрафт вспоминал «достойный сожаления» уровень нравственности местных жителей и описывал, как в детских спорах мальчики нередко наносили друг другу ранения ножами. Только за те две недели, что он провёл в посёлке, произошло два подобных инцидента. Скулкрафт с негодованием отмечал, что участников этих поножовщин не только не постигло наказание, но более того – в посёлке подобные акты насилия среди мальчиков одобрялись и поощрялись[863].

В 1820‑ х Арканзас просто тонул в дуэлях, на которых дела чести решали суровые местные кабальеро. Скорая на ярлыки пресса поспешила дать этим бретёрам имя, окружённое романтическим флёром рыцарских девизов, – «дес‑ перадо», «отчаянный». В 1850 году в формирование романтического образа этих поножовщиков свою лепту внёс и популярный журнал «The American Whig Review». Согласно журналистской риторике, десперадо представляли собой «совершенно новый человеческий типаж, характерный для американского фронтира, подобного которому было не найти среди самых необузданных форм дикой жизни, ни в одном из варварских мест Старого Света». В их трактовке десперадо не являлись заурядными убийцами, поскольку «они были слишком отчаянны, слишком смелы и полны слепой отваги». Хотя надо признать, что определённая доля истины в этом была. Десперадо никогда не нападали из засады, никогда не закалывали врага тайком в темноте, никогда не набрасывались на безоружного противника и не пытались застать его врасплох. А также никогда не прибегали к хитрости, чтобы получить преимущество в бою.

Даже в том случае, когда такой джентльмен сталкивался со своим заклятым врагом – человеком, убившим его отца, надругавшимся над сестрой или унизившим его самого, прежде чем взвести курок пистолета или достать нож боуи, он всегда задавал традиционный формальный вопрос: «Ты готов? » Если в ответ он слышал: «Нет, я безоружен», то говорил противнику: «Так иди и хорошенько вооружись, ибо один из нас должен умереть».

Также десперадо никогда не выступал в роли наёмного убийцы. Человек, предложивший ему взяться за подобную работу, скорее всего сам стал бы жертвой его ножа. Более того, десперадо настолько ненавидели все виды мошенничества, что нередко брали справедливость в собственные руки и совершали самосуд без всяких формальностей. Десперадо считали бесчестным обижать слабых и заискивать перед власть имущими. Всех окружающих людей они делили на два вида – на «бойцов» и «гражданских» и никогда не нападали на представителей второй категории, так как считали, что те по определению не могут ни оскорбить их, ни унизить. Им, с другой стороны, достаточно было лишь одного насмешливого слова или надменного взгляда «бойца» – и десперадо впадали в ярость. Как и все «народные» дуэлянты, десперадо не соблюдали отсрочек, характерных для формальных дуэлей, и дрались сразу после оскорбления, на горячую голову. Аристократы обычно выбирали пистолеты, джентльменскую шпагу или в крайнем случае – особенно если присутствовал врач с инструментами – ружьё. Но только не десперадо! Как писали газеты: «Он будет сражаться на ножах, топорах, карабинах, или пушках – нет, он даже может сжимать в руке раскалённый докрасна метеорит, командуя артиллерией бурь, и когда он заканчивает, доктору там делать нечего, это работа для могильщика».

Рис. 9. Дуэль. Ножи привязаны к рукам платками, 1865 г.

Кроме этого, в кодексе чести десперадо существовало чёткое разделение оскорблений на простительные и непростительные. Количество обид заслуживающих снисхождения являлось довольно большим и не было чётко определено. А вот плевок в лицо, удар хлыстом, обвинение во лжи, сомнение в мужественности, убийство члена семьи и соблазнение подруги десперадо являлись в этой системе ценностей каноническими, непростительными грехами, которые смывались только кровью. В других же аспектах жизни десперадо совершенно необязательно должен был быть опасным или недружелюбным членом общества. Он мог быть любящим отцом, хорошим сыном и любезным соседом. Как правило, десперадо был вежлив, часто добр и редко негостеприимен. Короче говоря, два, и только два, ключевых фактора служили основными чертами его характера: полное бесстрашие и непоколебимая решимость наказать за любое оскорбление[864].

Иллюстрацией к этой оде южному благородству может служить газетная заметка о дуэли на ножах, произошедшей в Ричмонде, штат Вирджиния, так и озаглавленная – «Благородные дуэлянты на ножах боуи»: «Доктор Дэвид Флорни, который в 1854 году участвовал в известной дуэли на ножах боуи с Эдгаром Гартом в Вирджинском университете, скончался этим вечером. Стычка, в которой оба участника были ранены, являлась результатом разногласий между доктором Томасом Карингтоном, родственником Флорни, и Гартом, фермером из Албемарла».

Согласно свидетельствам очевидцев, дуэлянты заранее оговорили все условия поединка и, хотя у них не было секундантов, строго соблюдали все правила честного боя и требования кодекса чести. Оба они были мужественными и опытными бойцами, и поединок закончился только после того, как Гарт упал, ослабев от потери крови. Отец Гарта, несмотря на тяжёлое ранение сына и его безнадёжное состояние, стал поручителем Флорни, чем спас его от тюрьмы. Через 24 часа после этой кровавой схватки умирающий Гарт послал за Флорни и у своего смертного ложа представил его своей матери и семье. Этот случай получил широкий резонанс и стал одним из самых известных на всём Юге[865].

Дуэлянты на ножах не только демонстрировали благородство и верность рыцарским идеалам, но и соблюдали все ритуалы формальных дуэлей. Так, когда 22 апреля 1860 года в Ричмонде, штат Вирджиния, двое мужчин, Джордж Блумер и Джосай Трампор, решили встретиться на дуэли с ножами в руке, они предварительно отправили друг другу формальные письменные вызовы. В поединке, состоявшемся у старой костемольной фабрики, оба дуэлянта получили по нескольку ранений. Легко раненному Блумеру пришлось предстать перед мэром, чтобы ответить за «вооружённое нападение», а прикованный к постели Трампор избежал ареста в связи с тяжёлым состоянием[866].

Всё вышесказанное прекрасно дополняет портрет ещё одного легендарного южанина. 19 октября 1810 года у богатого владельца плантации Клермон в округе Мэдисон, расположенном в штате Кентукки, родился мальчик, которому предстояло повлиять на многие события мировой истории. Этот типичный аристократ‑ южанин прославился как яростный сторонник освобождения чёрных рабов, хитрый и жёсткий политик и неистовый дуэлянт. Он носил прозвище Лев Уайтхолла, и в его честь был назван один из самых известных чёрных боксёров XX столетия. Этим неординарным человеком был не кто иной, как Кассиус Марселлус Клэй.

Как и боксёр, позже носивший его имя, Кассиус с детства был драчуном и лез в драку с любым, кто задел его честь или встал у него на пути. За свою долгую жизнь он прославился в разных ипостасях – как аболиционист, политик, издатель, боец на ножах, посол, дуэлянт и ценитель женщин. Некоторые мужчины созданы быть любовниками, но не бойцами, но Клэй был огненной смесью обоих. Всю свою жизнь он отчаянно увлекался женщинами, что вызывало множество сплетен и спекуляций. Добавьте к этому расчётливый ум, вспыльчивость, стальные нервы в бою – и вы получите полное представление о личности Клэя. Даже будучи стариком, он, к большому возмущению общественности, жил с молодыми девицами. Как‑ то раз с помощью настоящей пушки он держал на расстоянии полицию, пытавшуюся забрать одну такую девицу из его дома[867].

И в своей первой дуэли Клэй, естественно, участвовал из‑ за дамы – его возлюбленной по колледжу Мэри Джейн Уорфилд. Пока эта парочка планировала свадьбу, другой претендент на руку Мэри Джейн по имени Джон. П. Дэклери послал матери Джейн письмо, в котором раскритиковал Клэя как совершенно неподходящего зятя. Узнав о письме, Клэй вместе с лучшим другом отправился искать Дэклери. Обнаружив доктора, он выволок его на улицу и избил палкой так, что тот не мог встать. Приятель Клэя в это время держал разных «добрых самаритян» на расстоянии с помощью пистолета. Затем Клэй сообщил своему избитому сопернику, где тот его может найти, и ушёл, ожидая от него формального вызова на дуэль. Вызов последовал, но в день дуэли произошла сумятица. Из‑ за целого ряда событий и происшествий дуэли, запланированной на день свадьбы Клэя, не произошло.

Не получив сатисфакции за оскорбление, нанесённое его чести избиением, доктор Дэклери написал несколько открытых писем, в которых называл Клэя за отказ сражаться с ним трусом. Клэй старался игнорировать эти письма, но наконец не выдержал публичного унижения и отправился на встречу с доктором, чтобы договориться о повторной дуэли. Однако, увидев Клэя, доктор Дэклери побледнел и вернулся в свой отель. Клэй пытался найти своего противника в течение нескольких дней, ожидая вызова, но никто так и не появился. Как выяснилось позже, доктор вернулся в комнату и покончил с собой, вскрыв вены.

Хотя семья Клэя владела рабами, сам он полагал, что рабство изначально порочно. Хотя по его работам особо не заметно, чтобы он считал негров равными белым, но при этом Кассиус, несомненно, испытывал к ним сострадание. Клэй полагал, что они должны получать образование, и считал рабство безнравственным, поэтому после смерти отца освободил всех рабов, принадлежавших его семье, хотя они и стоили целое состояние. В период подъёма аболиционистского движения, в 1840‑ х, он стал его ярым приверженцем и готов быть дискутировать на эту тему в любом общественном месте. В 1840 году Клэй дрался на дуэли с неким Робертом Уиклифом из‑ за комментариев отца Уиклифа по поводу идей аболиционизма.

Клэй был хорошим стрелком и постоянно практиковался в дни, предшествовавшие дуэли. Один из его друзей даже засвидетельствовал, что Клэй метким выстрелом из пистолета перерубил свисавшую верёвку. Однако на дуэли никто не погиб, хотя оба дуэлянта, пока секунданты не остановили поединок, произвели по три выстрела. И после этой дуэли Клэй продолжал испытывать к противнику такую же враждебность. «Мы покинули место дуэли такими же врагами, какими и пришли туда», – сказал он. Когда позже друзья спросили его, почему он был так меток во время тренировок и промахнулся с десяти шагов на дуэли, Клэй спокойно ответил: «У этой чёртовой верёвки в руке не было пистолета»[868].

Рис. 10. Кассиус М. Клэй [1810–1903).

В том же году во время выборов он был вовлечён в конфликт, спровоцированный политическим вышибалой по имени Сэмюэль Браун, которого специально привели, чтобы разобраться с выскочкой Клэем. Во время политического митинга в местечке Рассел Кейв Браун орал, чтобы Клэй убирался, называл его проклятым лжецом и даже ударил тростью. Клэй, ожидавший этой драки, вытащил свой нож боуи, но толпа, симпатизировавшая Брауну, удержала его и растащила противников в разные стороны. В этот момент Клэй заметил, как один из приятелей Брауна сунул тому пистолет. «Расступитесь и дайте мне убить этого проклятого негодяя! » – кричал Браун, пытаясь прицелиться в Клэя. Клэй вырвался из рук державших его мужчин и бросился к Брауну. При этом он поднял левую руку, чтобы схватить Брауна и хоть как‑ то закрыться от выстрела. Браун прицелился и, когда Клэй выл уже почти рядом, выстрелил. Пуля попала в Клэя, но он успел ударить Брауна по голове своим ножом боуи.

По словам самого Клэя «это был сокрушительный удар, который мог бы расколоть обычный череп, но череп Брауна был массивным, как у африканца». Удар ножа оставил на его черепе 8‑ сантиметровую вмятину, но не повредил при этом мозг. Не успел Клэй добить своего контуженного противника, как несколько человек из окружения Брауна снова схватили его за руки. Клэй отчаянно сопротивлялся, но двигать мог только предплечьями. В этот момент к нему направился пришедший в себя Браун, и Клэй попытался дотянуться до него ножом, который так и не выпустил из руки. Нож был длинным и массивным, поэтому даже несильные удары наносили впечатляющие ранения, и в течение нескольких секунд сверкающее лезвие выбило Брауну правый глаз, отрезало левое ухо и рассекло пополам нос. Браун рухнул на землю, потеряв сознание. Клэй высоко поднял окровавленный нож и вызвал любого, кто назовёт его лжецом, на бой. Но никто не вышел. По крайней мере, так звучала эта история из уст самого Клэя. Некоторые очевидцы утверждали, что после победы Клэй поднял полумёртвое тело и перекинул через невысокую стену вниз с холма.

Клэй был доставлен в ближайший дом, где осмотрели его пулевое ранение в живот. Такое ранение, учитывая уровень развития медицины тех лет, считалось смертельным и скорее всего убило бы Клэя, но, ко всеобщему удивлению, выяснилось, что пуля попала в ножны его боуи и в них застряла. У Клэя на память об этой схватке остался лишь кровоподтёк, доказывающий, что стреляли в упор. Хотя Клэй и чувствовал, что Господь спас его не просто так, тем не менее, не передоверяя всё только Богу, с этого момента он всегда стал носить с собой свой нож боуи. Как показала жизнь, судьба ещё неоднократно предоставляла Кассиусу возможность пустить его в ход[869].

В 1849 году на одном из митингов произносивший речь Клэй снова был атакован бандой головорезов. Шестеро членов семейства Тёрнер, присутствовавшие на митинге, стали громко обзывать его «проклятым лжецом». Когда Клэй спрыгнул со сцены с ножом в руке, чтобы встретиться с обидчиками лицом к лицу, один из них неожиданно вырвал у него оружие и ударил им Кассиуса в левую часть груди. Другой член семейства Тёрнеров достал пистолет и в упор выстрелил Клэю в лицо. Но, как и в случае с инцидентом в Рассел Кейв, удача снова не оставила Клэя, и пистолет четыре раза щёлкнул вхолостую. Пока все пребывали в смятении, Клэй схватил свой нож за лезвие и выкрутил его из рук нападавшего. Хотя сам он при этом серьёзно порезался, это не помешало ему убить одного из нападавших – Сайруса Тёрнера и разогнать остальных головорезов[870].

Клэй стал настолько популярен, что, хотя и не баллотировался в вицепрезиденты, тем не менее, он был одним из самых вероятных кандидатов на выборах в 1860 году. В 1861–1862 и в 1863–1869 годах это неординарный политик выполнял обязанности посла США в России. Некоторые книги по истории упоминают Клэя только как человека, ответственного за получение США Аляски в 1867 году, хотя в действительности не это было главной причиной его назначения. Президент Линкольн послал его в Россию для переговоров о заключении тайного соглашения с Александром Вторым, которое, как он надеялся, смогло бы предотвратить участие Англии и Франции в гражданской войне на стороне Конфедерации. Клэй понимал всю важность своей миссии, так как в случае провала задания Федерация получила бы сокрушительный удар, от которого она никогда не смогла бы оправиться. С помощью проамериканских сил в России Клэю удалось убедить царя в необходимости союза с Америкой. Несмотря на угрозы Англии и Франции, поддержка Россией Федерации и лояльность к ней остались неизменны. Когда англичане прямо спросили Александра, присоединится ли Россия к их планам признания Конфедерации, в ответ царь отправил русскую эскадру в гавани Нью‑ Йорка и Сан‑ Франциско как символ братства между двумя великими нациями… и как последнее предупреждение Англии – не вмешиваться во внутренние дела американцев[871].

Рис. 11. Ножи Кассиуса Клэя из коллекции У. Таунсенда. Складной нож и парадный боуи.

В течение семи месяцев русская эскадра под командованием контр‑ адмирала Степана Степановича Лесовского находилась в этих городах в качестве почётных гостей. В русской эскадре было пять кораблей: два фрегата – 51‑ пушечный «Александр Невский» и 51‑ пушечный «Пересвет», два корвета – 17‑ пушечный «Варяг» и 9‑ пушечный «Витязь», а также 6‑ пушечный клипер «Алмаз» Позднее к эскадре должен был присоединиться пришедший из Средиземного моря 51‑ пушечный фрегат «Ослябя»[872]. В один из моментов девятилетней службы Клэя в России, ходили слухи, что он дрался в лесу на дуэли с неким «принцем Орлофф», что, возможно, было всего лишь сплетней[873]. Точно известно одно: во время пребывания там ему подарили изготовленный на заказ нож боуи. У ножа были перламутровая рукоятка, оправленная в серебро, и острый, крепкий клинок. Клэй называл его «мой парадный боуи» и повсюду носил с собой[874].

Некоторые исследователи утверждают, что по возвращении в Америку в 1869 году Клэй приступил к работе над небольшой книжкой под названием «Техники боя на ножах боуи». Но неизвестно, закончил ли он этот труд и существовала ли книга на самом деле. Хотелось бы отметить, что в своей автобиографии Клэй нигде не упоминает о работе над «Техниками боя на ножах боуи» хотя все остальные события своей жизни он описывал достаточно подробно, не уклоняясь от обсуждения многочисленных поединков, в которых принимал участие. За все годы исследований материалов о ножах боуи была обнаружена всего лишь одна ссылка на эту таинственную книгу, в которой имеется прямое цитирование и упоминается не только название. Во «Льве Уайтхолла» – краткой стенограмме лекции, прочитанной Уильямом X. Таунсендом в 1952 году, есть следующий пассаж, приписываемый Клэю: «Первое, что вы должны сделать, это взять голову вашего противника левой рукой в замок, а затем нанести ему сильный удар ножом за левую ключицу и таким образом перебить яремную вену. Но часто вам придётся встретить сообразительного противника, который помешает этому маневру. Ни в коем случае вы не должны атаковать грудную клетку, как это делал я, пока не набрался опыта. Слишком велик риск наткнуться на ребро. Что вы должны сделать, если вам помешали выполнить прекрасный тактический маневр, описанный ранее, так это нанести ножом мощный удар на уровне пупка. По моему опыту, это вызывает сильный шок и почти всегда заканчивает бой»[875].

Было ли всё это в самом деле написано Клэем и сохранилось ли ещё что‑ то, к сожалению, неизвестно. Эти советы выглядят толковыми, и хотелось бы верить, что они и в самом деле принадлежат его перу, но без дополнительных свидетельств из надёжных источников это так и останется тайной. Возможно, эти черновики и сегодня лежат где‑ нибудь в музее, в коробке с его бумагами, где их и обнаружил Таунсенд. А может быть, Таунсенд услышал эти рекомендации от кого‑ то другого и сочинил небылицу. Без дополнительных доказательств мы не можем сказать наверняка. Скорее всего, если Клэй и работал над трактатом такого рода, то он не закончил его, иначе обязательно упомянул бы об этом в своей автобиографии. Если эта работа всё же существует, то по крайней мере она не каталогизирована, и её нет в списках его книг и архивных материалов, которые до сих пор удалось обнаружить. Но опять же, это могло произойти потому, что было всего лишь несколько страниц текста, или наброски в блокноте, затерявшиеся среди других записей[876].

Уже в возрасте девяноста двух лет Клэй вступил в схватку с тремя злоумышленниками, ворвавшимися ночью к нему в дом. Он встретил их в гостиной, вооружённый ножом боуи и револьвером. Одного из налётчиков он подстрелил, другого распотрошил описанным выше способом, а третьего, которому удалось сбежать, ранил. И хотя в этом поединке сам Клэй был только легко ранен, тем не менее это подорвало его здоровье. Он умер летом 1903 года в ночь, когда над городом пронёсся торнадо, уничтожавший дома на много миль вокруг, срывавший крыши с амбаров и ломавший шпили церквей. До последнего вздоха Клэя его знаменитый боуи с перламутровой ручкой был рядом и лежал под подушкой, готовый защищать своего владельца[877].

Надо отметить, что Клэй был далеко не единственным политиком, имевшим привычку хвататься за нож. Многие его южные коллеги были темпераментны, вспыльчивы, драчливы и горды, и практически у каждого во внутреннем кармане жилета лежал смертоносный боуи. Так, декабрьским вечером 1861 года некие Стюарт и Уайт встретились перед отелем «Сент‑ Чарльз», и Уайт потребовал от Стюарта объяснений по поводу его выпадов в адрес аболиционизма. Ответ Стюарта не удовлетворил Уайта, и они взялись за оружие: Уайт вытащил револьвер системы «Дин‑ Адамс», а Стюарт – сицилийский нож. В результате этой схватки Стюарт получил два пулевых ранения: одно чуть ниже левого глаза, а второе в плечо. У Уайта были жутко изрезаны голова и руки. При этом удары ножом наносились с такой силой, что лезвие сломалось о челюсть. Оба были перевезены в госпиталь. Стюарт прожил после дуэли всего несколько часов, но и Уайту врачи не оставляли много шансов[878].

Одна из самых известных и нашумевших дуэлей политиков на ножах боуи произошла в штате Арканзас, в печально известном городке Литтл‑ Рок, 4 декабря 1837 года, во время одной из первых законодательных сессий палаты представителей штата. Спикером был избран Джон Уилсон, богатый плантатор и президент скандально известного в городе Банка недвижимости. Предметом обсуждения являлись премии, выплачиваемые за волчьи скальпы. Десять долларов за штуку были приличной суммой, и не так давно некий аферист, которого описывали как «недавно прибывшего янки», был пойман на коммерческом разведении волков. Чтобы избежать мошенничества в будущем, конгрессмен Браун С. Робертс предложил, «чтобы каждое свидетельство о подлинности волчьего скальпа удостоверяли не менее четырёх судей и один окружной судья». Майор Джозеф Дж. Энтони, представитель графства Рэндольф, встал и выкрикнул: «А также президент Банка недвижимости! ».

Это ироничное замечание, относившееся к чрезмерной сложности законопроекта, вызвало общий смех, и Уилсон воспринял это как намёк на запятнанную репутацию банка. Он приказал Энтони сесть, но тот отказался. «Садитесь! » – повторил Уилсон. «Я имею право высказаться и не откажусь от него», – ответил Энтони. «Я заставлю вас сесть», – сказал Уилсон, вынул 23‑ сантиметровый нож боуи и направился к Энтони. Тот тоже достал из жилета свой нож длиной 30 сантиметров. Около шестидесяти представителей и более сотни зрителей сидели, скованные ужасом при виде этого зрелища.

Рис. 12. Дуэль Джозефа Энтони и Джона Уилсона, 4 декабря Рис. 13. Грендисон Д. Ройстон. 1837 г., рис. Джон Стиринг.

Энтони был несколько выше Уилсона с его 170 см и имел преимущество в длине рук. Он ударил дважды. Второй удар попал Уилсону в предплечье и нанёс серьёзное рассечение. Уилсон перекинул нож в левую руку и сделал несколько шагов назад, как будто прекратив бой. И тут Энтони совершил роковую ошибку – он бросил нож в противника. Уилсон присел, и оружие загремело по полу. После этого Уилсон молниеносно бросился вперёд. Энтони швырнул в Уилсона стулом и схватил другой, которым собирался парировать удары. Конгрессмен Грэндисон Ройстон попытался растащить дуэлянтов, но его попытка не увенчалась успехом. Уилсон нырнул под стул, которым защищался его соперник, и ударом ножа распорол Энтони от таза до грудины. «Я убит», – произнес Энтони, подобрал руками выпавшие внутренности, и рухнул на пол. Один из очевидцев вспоминал, что, перед тем как вернуться к месту спикера, Уилсон, стоя над телом поверженного противника, спокойно заметил: «Это не первый случай, когда он меня оскорбил». Другой очевидец отметил, что Уилсон, даже ослабев от потери крови, тем не менее сохранил достаточное присутствие духа, чтобы вытереть свой окровавленный нож об одежду жертвы. Весь поединок длился не более двадцати секунд. Уилсон был арестован и исключён из палаты представителей. Новым спикером был избран Ройстон, пытавшийся остановить эту драку. В мае 1838 года Уилсон предстал перед судом, но был оправдан с формулировкой «убийство при самообороне». Услышав приговор, Уилсон встал и пригласил всех выпить. Вскоре он снова был избран в палату представителей, но уже от другого региона[879].

Рис. 14. Нож, подаренный Резином Боуи Джессу Перкинсу в 1831 году.

Собственное мнение о «западном десперадо», несколько отличное от растиражированного газетами идеализированного образа, составила англичанка Матильда Шарлотта Хьюстон, путешествовавшая по Миссисипи в 1850‑ х. В своих путевых заметках мисс Хьюстон, как и приличествовало настоящей викторианской даме, для начала заклеймила Арканзас, или, как его называли на местный манер, Аркансо, как «прибежище и штаб‑ квартиру бездельников и преступников всех мастей». Самих же местных десперадо гостья с Альбиона описала как «бестолковых, немытых мужчин с лицами цвета глины», чьим главным талантом являлась искусность во владении ножом. Поскольку сия дама путешествовало на речном пароходике в непосредственной близости от этих «немытых мужчин», она не преминула добавить к их портрету ещё несколько штрихов. Так, пышущая негодованием леди сообщила, что десперадо избегали респектабельной части общества и постоянно сидели в носовой части судна в окружении «атмосферы порока, отбросов и вырождения», жуя сигару или кусок жевательного табака и ковыряя в зубах ножом боуи[880].

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒