ДОМИНИОН ФЕЗЗАН 4 страница

У Фрица-Йозефа Биттенфельда были довольно длинные рыжие волосы и светло-карие глаза. Кому-то могло бы показаться, что его узкое лицо не соответствует крупной фигуре. Как тактику ему не хватало гибкости, что сыграло против него при Амритсаре.

Кроме них в число ближайших помощников Райнхарда входили адмиралы Корнелиус Лютц, Август Самуэль Вален, Эрнест Меклингер, Нейхардт Мюллер и Ульрих Кесслер. Каждый из них был в своём роде уникален, и все они были молоды. Вместе они представляли величайшую ценность, имеющуюся у Райнхарда.

К слову, о ценностях. В последнее время поползли слухи, что из-за продолжающейся войны и хаоса при дворе вскоре может начаться финансовый кризис. Но когда Райнхард сказал: «Финансовый кризис будет разрешён одним махом», он говорил не просто так. Помимо имущества императорской семьи оставался ещё один огромный источник дохода: имущество дворян.

Естественно, он намеревался конфисковать всё, что принадлежало герцогу Брауншвейгу и маркизу Литтенхайму. Щадить вставших на их сторону он также не собирался. В отношении же оставшихся он хотел применить новый режим налогов на наследство, налогов на основные фонды и прогрессивное налогообложение. Всё это, по предварительным подсчётам, должно было принести в казну более десяти триллионов рейхсмарок.

Существовала, правда, политическая необходимость обойтись помягче с теми дворянами, которые встанут на его сторону. Если смотреть с этой стороны, то чем больше аристократов будут его врагами, тем лучше.

Выжать дворян досуха было необходимо не только для удовлетворения финансовых потребностей Империи. Среди простолюдинов за пять веков накопилось много враждебности по отношению к тем, кто вёл праздный и распущенный образ жизни и имел огромные состояния, с которых не платил налогов.

Райнхарду нужно было успокоить этот гнев и извлечь из него как можно больше выгоды.

Конечно, он хотел реформировать политику и общество. Но лично для него главным было свержение династии Голденбаумов. Всё это было бы бесполезно, если бы политические и социальные реформы вдохнули новую жизнь в столь ненавистное ему правление.

«Династия Голденбаумов, которую основал Рудольф, должна захлебнуться в крови и сгореть в огне правосудия». Такова был священный обет, который он дал ещё ребёнком, когда его любимая сестра Аннерозе была украдена у него отвратительным старым правителем. Это также была клятва, которую он разделил со своим лучшим другом Зигфридом Кирхайсом.

Ойген Рихтер и Карл Брэке считались лидерами группы, известной в разное время как Фракция Реформ и Фракция Цивилизации и Просвещения. Одним из способов, которым они показывали свою позицию, было то, что они добровольно отказались от приставки «фон» в своих фамилиях, хотя оба были дворянами по происхождению.

В начале марта они были вызваны Райнхардом и получили приказ составить чрезвычайно прогрессивный документ, названный «Планом социальной и экономической реконструкции». Прошло около месяца с момента подписания Липпштадтского Соглашения.

Выйдя от Райнхарда они не могли не обменяться удивлёнными взглядами.

– Я понимаю, что на уме у маркиза Лоэнграмма. Он намеревается показать себя реформатором, чтобы завоевать поддержку народа. Это станет сильным оружием в борьбе против знати.

Брэке кивнул, соглашаясь со словами Рихтера.

– Значит, он использует нас для удовлетворения своих амбиций. Не могу сказать, что мне это нравится. Отказаться у нас возможности нет, но, может быть, стоит на словах согласиться, а потом саботировать проект?

– Нет, постой. Хоть нас и используют, я не уверен, что действительно против. Если реформы, на которые мы так надеялись всё это время, будут проведены, то не всё ли равно, ради кого это делается?

– Ну, это правда, но…

– Посмотри с другой стороны. В каком-то смысле это мы используем маркиза Лоэнграмма. У нас есть идеалы и планы, но нет власти и военной силы для их воплощения. А у Лоэнграмма есть. И, в любом случае, он куда лучше, чем реакционный лидер вроде герцога Брауншвейга. Разве я не прав, Карл?

– Нет, тут ты действительно прав. Если герцог Брауншвейг и его сторонники дорвутся до власти, то правительство и общество пойдут по реакционному пути.

Рихтер похлопал Брэке по плечу.

– В общем, мы с маркизом Лоэнграммом нужны друг другу. Понимая это, мы должны сотрудничать и делать всё возможное, чтобы хоть немного облегчить жизнь людей.

– Да, ты прав. Но когда в руках маркиза Лоэнграмма окажется абсолютная власть, то он не обязательно продолжит оставаться цивилизованным просветителем. Нет никаких гарантий, что он в одночасье не превратится в деспотичного диктатора.

– Это так, – Рихтер медленно кивнул. – И потому мы должны провести эти реформы сейчас. Мы должны воспитать граждан так, чтобы они стали сопротивляться в тот день, когда маркиз Лоэнграмм откажется от своей позиции реформатора.

Необходимость организовать их разрозненные силы остро стояла перед дворянами, подписавшими Липпштадтское Соглашение. Чтобы справиться с таким гениальным полководцем, как Райнхард фон Лоэнграмм, им были необходимы единое руководство, общая стратегия и продуманная система снабжения.

Самым главным был вопрос о том, кого сделать главнокомандующим всеми боевыми подразделениями. Состав, организация и расположение этих соединений зависели уже от его планов.

Поначалу герцог Брауншвейг собирался сам взять на себя командование, но маркиз Литтенхайм утверждал, что это место должен занять профессиональный стратег.

– Нам нужно сделать командующим адмирала Меркатца. У него отличная репутация, и он пользуется большим уважением. Кроме того, разве дело лидера лично отправляться на фронт?

Хотя было очевидно, что истинное намерение Литтенхайма заключалось в том, чтобы не позволить герцогу Брауншвейгу добиться каких-либо военных достижений, но приведённые им аргументы, тем не менее, были правильными, от них нельзя было просто отмахнуться.

– Что ж, если это будет адмирал Меркатц, полагаю, я смогу принять это.

Видя, что остальные аристократы согласны с этой кандидатурой, Брауншвейгу пришлось сдержать своё внутреннее недовольство и показать себя человеком широких взглядов и щедрого нрава. Он со всей любезностью пригласил Меркатца в своё поместье и попросил его возглавить силы Коалиции.

Адмирал флота Вилибальд Йоахим Меркатц, опытный командующий пятидесяти девяти лет, имел блестящий послужной список и обладал безупречно-надёжным стратегическим мышлением. В Битве при Астарте он сражался под началом Райнхарда против флота Союза Свободных Планет. И был одним из первых, кто признал гений молодого полководца.

Меркатц сначала не согласился принимать предложения герцога Брауншвейга.

Он был принципиально против этой войны, а когда она стала неизбежной, пытался сохранить нейтралитет.

Меркатц отказался, но герцог Брауншвейг не намерен был принимать отрицательного ответа. Отказ после проведённых им лично переговоров оставил бы пятно на его авторитете, как лидера Коалиции.

Проповедуя лояльность Империи и императорской семье, герцог продолжал попытки убедить адмирала. Постепенно в его словах появился оттенок угрозы, и когда это затронуло безопасность его семьи, Меркатц всё же сдался.

– В таком случае, я готов принять ваше предложение, и приложить свои скромные таланты для достижения цели. Однако есть один момент, насчёт которого я хотел бы сразу получить согласие аристократов. Система командования должна быть единой. Мне должна быть передана вся власть в вопросах, связанных с боевыми действиями. Так что они обязаны будут подчиняться моим приказам, вне зависимости от их социального статуса, и быть наказанными в соответствии с воинским уставом в случае неповиновения. Мне нужно согласие в этом вопросе, если вы хотите, чтобы я возглавил ваши войска.

– Хорошо. Считайте, что ваши условия приняты, – кивнул герцог Брауншвейг.

Потом он устроил пышный банкет по случаю назначения своего нового главнокомандующего.

Когда празднование закончилось, Меркатц, его почётный гость, смог наконец вернуться к себе. Его помощник, молодой русый капитан 3-го ранга Бернхардт фон Шнайдер, заметил, что у адмирала, казалось, очень тяжело на сердце и подумал, что это странно.

– Ваше превосходительство, вы стали главнокомандующим сил Коалиции, и её лидеры приняли ваши требования. Может, так кажется лишь мне, но разве командовать огромным флотом в бою против сильного противника – это не мечта любого офицера? Почему вы выглядите так мрачно?

Меркатц грустно усмехнулся.

– Вы ещё слишком молоды, Бернхардт. Герцог Брауншвейг и прочие действительно проглотили мои условия. Но, к сожалению, это лишь слова. Они всё равно будут вмешиваться в командование. А если я попытаюсь наказать их по законам войны, они не примут этого. Очень скоро они возненавидят меня даже сильнее, чем Райнхарда фон Лоэнграмма.

– Нет, это не…

– Привилегии – страшнейший из ядов. Он разъедает душу. И высокорожденные аристократы уже десятки поколений погружены в этот яд. Оправдывать себя и перекладывать вину на других стало их второй натурой. Я говорю так сейчас, но я сам был рождён аристократом – на самом дне иерархии, прошу заметить – и не понимал этого до тех пор, пока не стал служить вместе с солдатами-простолюдинами во флоте. Я лишь надеюсь, что эти дворяне смогут понять это до того, как увидят, что меч маркиза фон Лоэнграмма занесён над их головами.

Отпустив преданного молодого офицера, Меркатц повернулся к столу и начал неуклюжими движениями работать с текстовым передатчиком. Он писал письмо своей семье.

Это было прощальное письмо.

VII

Среди подчиненных герцога Брауншвейга были и такие, кто пытался предотвратить столкновение с фракцией Райнхарда. Не из-за каких-то пацифистских убеждений, а потому, что не видели надежды в войне против великолепно зарекомендовавшего себя молодого гросс-адмирала.

Коммодор Артур фон Штрейт был самым заметным из них. Добившись встречи с Брауншвейгом, он пытался доказать, что Райнхарда необходимо убить, избежав тем самым войны.

Герцог отмахнулся от него, сказав лишь одно слово:

– Бред.

– Но, ваша светлость…

– Я собрал многомиллионную армию и намерен встретиться с этим белобрысым щенком, чтобы наказать его. Это покажет маркизу Литтенхайму и всей Империи моё правосудие и мои способности. А ты предлагаешь мне лишиться этого? Ты так сильно хочешь утопить в грязи мою честь?

– Ваша светлость, мне больно это говорить, но маркиз Лоэнграмм – военный гений. Даже если нам удастся победить его в сражении, потери будут астрономическими, пламя войны охватит всю Империю, ударив по её гражданам. Умоляю вас, пересмотрите своё решение.

Ответом на искреннюю мольбу Штрейта был гневный рык:

– «Даже если нам удастся победить»?! Что это ты имеешь в виду?! Я не нуждаюсь в тех, кто не верит в нашу несомненную победу! Если ты так трясёшься за свою жизнь, то убирайся куда-нибудь на границу и выращивай овощи!

После того, как Штрейт в смятении отступил, к герцогу Брауншвейгу обратился капитан по имени Антон Фернер. Он тоже выступал за направленный акт терроризма, и страстно пытался убедить своего лорда.

– Нет необходимости в сражениях многомиллионных армий. Просто дайте мне три сотни солдат, обученных проведению тайных операций, и вы сможете увидеть, как Лоэнграмм испустит дух.

– Замолчи. Или ты тоже считаешь, что я не могу одолеть этого мальчишку?

– Ваша светлость, я только хочу сказать, что если дело обернётся большой войной, которая разделит Империю на две части, катастрофа будет слишком велика, и победитель не сможет избежать огромных потерь. Маркиз Лоэнграмм стремится всё перестроить, в чём-то ему даже выгодно начинать с руин, поэтому он готов. Но вы, ваша светлость, обязаны позаботиться о сохранении существующей системы. Для вас недостаточно просто победить.

– Не смей говорить со мной так дерзко!

Получив резкую отповедь, Фернер ушёл от герцога, но это не значило, что он отказался от своих убеждений. Он презирал упрямство своего господина и обходные пути, но, в отличие от Штрейта, не собирался просто ныть и оставлять всё как есть.

– Что ж, в таком случае, я просто должен сделать это сам. Даже если я не могу убить маркиза Лоэнграмма, остаётся ещё возможность взять в заложники его сестру, графиню Грюневальд.

Он собрал и вооружил группу из трёхсот бойцов, состоящих в основном из собственных подчинённых, и однажды ночью, без ведома своего господина, попытался совершить нападение на резиденцию Райнхарда.

Однако его попытка окончилась неудачей. Поместье Швартцен, где жили Райнхард и Аннерозе, уже находилось под надёжной охраной пяти тысяч солдат, которых возглавлял сам Кирхайс. Не было ни малейшей возможности для неожиданного нападение.

«Я должен был ожидать этого от Райнхарда и его правой руки. Они не из тех, кто может попасться на уловки такого, как я».

Отказавшись от этой идеи, Фернер распустил свой отряд и скрылся сам. Он не сомневался, что герцог Брауншвейг будет в ярости от того, что он действовал без разрешения.

Герцог, узнав о произошедшем от вернувшихся с пустыми руками солдат, и в самом деле рвал и метал. Он отправил своих людей на поиски лезущего не в своё дело подчинённого, чтобы наказать его.

Однако Фернера так и не нашли.

– Хмф! Ну ладно, где бы он ни был, ему нигде во Вселенной не найдётся убежища. В конце концов, он сдохнет в какой-нибудь канаве. Пожалуй, стоит оставить его.

Сейчас события начали развиваться очень быстро, и покинуть Один, чтобы вернуться в свой домен, было гораздо важнее поисков какого-то Фернера. План эвакуации был составлен коммодором по фамилии Ансбах. Был пущен слух, что герцог Брауншвейг приглашает императора в своё поместье на бал. Были даже разосланы приглашения на это торжественное мероприятие. Но в ночь перед тем, как оно должно было состояться, герцог со своей семьёй и небольшим количеством верных людей сбежал со столичной планеты.

Когда Райнхард узнал об этом, он сразу понял, что настало время привести в исполнение его долговременный план.

По приказу Райнхарда, Биттенфельд с восемью тысячами солдат захватил все здания, принадлежащие министерству военных дел и арестовал гросс-адмирала Эренберга, что дало молодому гросс-адмиралу возможность отдавать официальные приказы всей армии Империи.

Большинство противников Райнхарда уже покинуло Один, так что Биттенфельду никто не противостоял, не считая одного-единственного капитана, загородившего дверь и пытавшегося не пропустить его в кабинет министра. За что и поплатился, когда Биттенфельд выстрелил в него из личного пистолета и серьёзно ранил.

Седовласый гросс-адмирал со старомодным моноклем не выказал ни малейших признаков потрясения, даже когда увидел Биттенфельда у себя на пороге. Он посмотрел на него с невозмутимостью, граничащей с высокомерием.

– И кто дал тебе, выскочке, право вламываться в мой кабинет? Не знаю, чего ты хочешь, но вижу, что правила приличия тебе не известны.

С холодной улыбкой в глазах, Биттенфельд убрал оружие и насмешливо отсалютовал.

– Прошу простить мою грубость. А хочу я, чтобы все люди признали, что времена меняются.

Между этими двумя была полувековая разница. Старик принадлежал к числу тех, кто держится за традиции, молодой – к тем, кто пытается эти традиции изменить.

После долгого обмена взглядами плечи старого адмирала опустились.

Следующим был захвачен Генеральный Штаб Империи, и гросс-адмирал Штайнхофф тоже был арестован.

К этому времени окружающие Один орбитальные спутники уже находились под полным контролем флота Кирхайса, а флота Кемпфа и Ройенталя в полной боевой готовности расположились поблизости.

Некоторые из дворян, узнав, что Один захвачен фракцией Райнхарда, предпринимали попытки к бегству, но пришедшие в космопорты арестовывались охранниками, командование которыми осуществлял Миттермайер. Даже тем, кто всё же смог взлететь на частных кораблях, не удавалось проскользнуть через раскинутую Кирхайсом сеть. Рыжеволосый адмирал относился к этим дворянам вежливо, но едва ли это уменьшало их чувство поражения.

Те немногие, кто прибежал в поместье графа Франца фон Мариендорфа с просьбой о защите и посредничестве в переговорах с Райнхардом, оказались умнее всех. Они были встречены Хильдой, которая завоевала доверие своим ясным и уверенным тоном. Стараясь не слишком открыто давить на них, она добилась того, чтобы все они оказались у неё в долгу.

Среди тех, кто не смог эвакуироваться, оказался и коммодор Штрейт. Его господин бросил его, тайно покидая Один. Не то чтобы семейство Брауншвейг оставило его намеренно, с их точки зрения, о нём просто забыли.

Шрейт, помещённый под арест и с надетыми электромагнитными наручниками был допрошен самим Райнхардом.

– Говорят, вы предлагали герцогу Брауншвейгу убить меня. Это правда?

– Да, правда, – возможно, он уже смирился с судьбой. Стыда Штрейт не испытывал.

– Почему вы предлагали такое?

– Потому что было очевидно, что если мы оставим вас в покое, то всё закончится тем, что и произошло сегодня. Если бы мой господин оказался более решителен, то не я, а вы сейчас сидели бы в наручниках, если бы остались в живых. Это позор не только для герцогского рода фон Брауншвейгов, но и для всей династии Голденбаумов.

Райнхард не разозлился. Скорее, в его взгляде было уважение к смелости сидевшего перед ним человека. Он приказал охраннику снять с него наручники.

Потирающий запястья Штрейт не смог скрыть удивления.

– Мне бы не хотелось убивать такого как вы, – сказал Райнхард. – Я дам вам пропуск, который обеспечит возможность вернуться к герцогу Брауншвейгу и исполнить свою клятву верности.

Однако его щедрое предложение не было встречено однозначной благодарностью.

– Если мне будет позволено обратиться с эгоистичной просьбой, я бы хотел остаться здесь, на Одине.

– О? Значит, вы не намерены возвращаться к своему хозяину?

– Да, милорд. Причина в том, что…

В голосе Штрейта звучала горечь. Даже если бы он беспрепятственно покинул Один и примчался к герцогу, его господин не обрадовался бы его появлению. Скорее всего, он заподозрил бы, что Штрейт заключил какую-то тайную сделку с Райнхардом, благодаря которой ему и удалось выбраться. В зависимости от того, как обернётся дело, он мог даже посадить в тюрьму или казнить своего вернувшегося подчинённого. Покидая столичную планету, герцог оставил многих своих вассалов и вообще мало интересовался преданностью своих последователей.

– Вот такой он человек. На самом деле он не глуп, но… – коммодор вздохнул.

– Понятно. В таком случае, почему бы вам не поработать на меня? Я сделаю вас контр-адмиралом.

– Я ценю ваше предложение, но не думаю, что будет правильно вот так менять господина и сражаться с тем, кому был верен до сего дня. Прошу меня простить.

Райнхард кивнул, дал Штрейту удостоверение личности и отпустил.

Капитан Фернер также оказался среди тех, кто не успел улететь. Скрываясь в центре города, ему удалось избежать ареста, но это никак не влияло на ту дилемму, что перед ним стояла. Тщательно всё обдумав, он решил добровольно сдаться военной полиции, встретиться с Райнхардом и таким образом пробить себе путь.

Гораздо более практичный, чем Штрейт, Фернер Обратился к Райнхарду:

– Я отказался от своего господина, герцога Брауншвейга. Быть может, вы возьмёте меня к себе? – он также не стал скрывать того факта, что планировал нападение.

– В таком случае, ответьте мне вот на какой вопрос. Почему ваша верность позволяет вам отказаться от господина, которому вы служили столько лет?

– Верность можно дарить лишь тому, кто способен оценить её. Посвящать себя господину, который не в состоянии по достоинству оценить качеств своих последователей, это то же самое, что бросать драгоценные камни в грязь. Разве вы не согласны, что это будет потерей для общества?

– А вы дерзки… – Райнхард недоверчиво покачал головой, но признал, что в словах и поступках Фернера не было ничего дурного, и взял его в свой штаб. Такой смелый и расчётливый человек сможет работать даже под началом Оберштайна, который многих пугал до дрожи.

Оберштайн никого из подчинённых не запугивал намеренно, но он всегда был так холоден и спокоен, что молодые офицеры не решались даже неосторожно пошутить.

Когда к ним присоединился Фернер, он поначалу стал объектом неприязненных взглядов, но быстро укрепил свои позиции. Он прекрасно понял своё положение и свою роль. Он был здесь в качестве противоядия. И в случае необходимости мог стать мощным, быстродействующим средством решения проблемы Оберштайна.

Райнхард добавил к своим обязанностям главнокомандующего Космической Армадой должности министра военных дел и начальника Генштаба Империи, добившись тем самым полных диктаторских полномочий, по крайней мере, в военной сфере.

Император Эрвин Йозеф II даровал Райнхарду звание Верховного Главнокомандующего вооружённых сил Империи. Разумеется, это было идеей не самого шестилетнего императора, а того, кто и получил звание.

В то же время, Райнхарду был передан и имперский эдикт, гласящий: «Приведите к повиновению герцога Брауншвейга и его сторонников, которые, собравшись в коалицию, намереваются восстать против императора, предав, тем самым, наше государство».

Это было 6-го апреля. К тому времени Райнхард уже получил доклады о необычной серии событий, которые происходили одно за другим, охватывая Союз Свободных Планет.

Все части сложились. Райнхард и Кирхайс пожали друг другу руки, на время расставаясь. Рыжий адмирал должен был возглавить третью часть всех сил Райнхарда.

– Уже скоро, Кирхайс. Скоро Вселенная будет нашей.

Глаза Райнхарда горели бесстрашием. Как же ценил с самого детства Кирхайс этот вид и этот взгляд!

Глава 3. Флот Яна выступает

Первый удар против Союза Свободных Планет был нанесён 30-го марта. Прошло не так много дней с тех пор, как Ян Вэнли покинул Хайнессен.

Таким образом, у адмирала Бьюкока, главнокомандующего флотом Союза, было совсем мало времени, чтобы добиться заметных подвижек в расследовании предполагаемого государственного переворота. Кроме того, сердце старого адмирала больше лежало к командованию огромными флотами, а работу военной полиции он никогда не любил. Но как бы то ни было, он уже подбирал команду следователей и сделал первый шаг к тому, чтобы увидеть тёмную сторону армии.

То, что раскрыл Бьюкоку Ян, было произведением искусства в логическом мышлении, но это не значило, что он привёл какие-то конкретные доказательства. Ян это тоже прекрасно понимал, потому и обратился именно к Бьюкоку.

– Я единственный, кто, по мнению этого юноши, не может быть вовлечён в подобную глупость. А значит, мне нужно оправдать его доверие.

Старый адмирал потерял своего сына в одной из битв этой долгой войны и теперь, не имея других детей и внуков, жил вдвоём с женой. Вкус простой еды, которую он разделил с Яном и Юлианом, был для него дорогим воспоминанием, хоть он никогда бы не признал этого вслух.

Март почти закончился.

Первым, кого подстерегла неудача, стал адмирал Куберсли.

Куберсли, начальник Центра стратегического планирования, занял эту должность в конце прошлого года, после того, как её покинул гранд-адмирал Ситоле, вынужденный уйти в отставку после исторического поражения в Битве при Амритсаре.

Сам Ситоле выступал против необдуманного вторжения на территорию Империи, но всё равно должен был понести ответственность, как глава вооружённых сил. В настоящее время он покинул Хайнессен и растил фруктовый сад на своей родной Кассине.

В тот день, когда всё случилось, адмирал Куберсли, завершивший инспекцию по ближайшим к Хайнессену военным объектам, только что приехал из армейского космопорта в Центр стратегического планирования. С ним были его помощник и пятеро охранников.

Когда они вошли в вестибюль, с кресла для посетителей в зоне ожидания поднялся человек и подошёл к ним слегка неуверенным шагом. Охранники напряглись, но потом расслабились, глядя, как человек с бледным лицом, которому не было ещё и тридцати, обратился к начальнику Центра.

– Адмирал Куберсли, это я, Эндрю Форк.

После короткой паузы на лице Куберсли появилось узнавание.

– О, а я думал, вы ещё на реабилитации, – сказал он.

Коммодор Форк, человек, непосредственно ответственный за безрассудное планирование вторжения, подвергся приступу конверсионной истерии незадолго до решающей битвы и временно лишился зрения. После тяжёлого поражения его госпитализировали и списали в запас. Это был тяжёлый удар для молодого амбициозного офицера, с отличием закончившего Военную академию.

– Меня уже выписали из госпиталя. Я пришёл сегодня к вашему превосходительству, чтобы попросить вернуть меня на действительную военную службу.

– На службу? – адмирал Куберсли слегка удивлённо склонил голову. Как правило, останавливать вот так главу вооружённых сил в вестибюле и пытаться поговорить с ним прямо на месте, было бы нарушением приличий, но Куберсли и вправду знал Форка лично и, не будучи высокомерным в отношениях с подчинёнными, решил его выслушать.

– А что говорят врачи?

– Что я полностью восстановился, разумеется. И нет никаких препятствий к моему возвращению.

– Вот как? В таком случае, вам нужно пройти формальные процедуры. Получите медицинский сертификат и справку от лечащего врача и отнесите их в отдел кадров комитета обороны вместе с прошением о возвращении на действительную военную службу. Тогда, если документы официально примут, ваш запрос будет удовлетворён.

– Такой способ займёт очень много времени, ваше превосходительство. Если это возможно, я бы хотел снова служить своей стране как можно скорее.

– Формальные процедуры требуют времени, коммодор.

– Вот потому я и подумал, что с поддержкой вашего превосходительства…

Взгляд адмирала Куберсли стал более резким.

– Коммодор запаса Форк, похоже, вы чего-то не понимаете. Я уполномочен следить за соблюдением всех процедур, а не нарушать их. До меня доходили о вас некоторые слухи. Говорят, у вас есть склонность требовать к себе особого внимания, и глядя на вас сейчас, сложно сказать, что вы полностью выздоровели, – черты лица Форка заострились, а и без того бледное лицо стало белым как мел. – Для начала вам слудет пройти все предписанные процедуры. До тех пор вы не сможете нормально работать вместе с другими людьми, даже если вернётесь. Это будет плохо и для вас, и для тех, кто находится рядом с вами. Я говорю это для вашего же собственного блага. Попробуйте начать всё с чистого листа.

Куберсли на самом деле не понимал, что за болезнь у коммодора Форка. А диагноз конверсионная истерия означал, что пациент стремится к полному удовлетворению своего эго, в результате чего его психика стала неуравновешенной. Сколько бы правды и смысла ни было в совете адмирала, для Форка это не имело значения. Он был словно какой-то тиран из древнего мира, которого интересовало лишь беспрекословное согласие.

– Ваше превосходительство! – предупреждающе закричал помощник Куберсли, капитан Уитти, но было уже поздно: из руки Форка сверкнула белая вспышка, попав в правую сторону груди начальника Центра стратегического планирования.

Адмирал Куберсли обернулся и стал заваливаться набок, когда его тяжёлое тело потеряло равновесие. Капитан Уитти едва успел подхватить его, не дав ему упасть.

На Форка, не позволяя пошевелиться, уже навалились несколько дюжих охранников. Миниатюрный бластер, который он скрывал в рукаве, вырвали у него из рук.

– Скорее, вызовите врача! – закричал Уитти, видя быстро расползающееся кровавое пятно. В гневе он стал орать на охранников: – Вы слишком медлительны! Почему вы не схватили его до того, как он выстрелил?! Для чего вы здесь вообще находитесь?!

Охранники вяло оправдывались, недобро посматривая на Форка, которого и так помяли больше, чем было необходимо для задержания.

Взъерошенные волосы коммодора падали на потный лоб. Он глядел прямо перед собой, будто вглядываясь в своё потерянное будущее, не обращая внимания более ни на что.

Получив доклад о случившемся, адмирал Бьюкок буквально подскочил в своём кресле. Он и представить себе не мог, что внезапное нападение может принять такую форму. Старый адмирал, разумеется, не думал, что случившееся лишь отдельный, случайный инцидент.

– Каково состояние адмирала Куберсли?

– Он выберется, ваше превосходительство. Однако врачи говорят, что ему понадобится три месяца на восстановление и полный покой.

– Что ж, полагаю, и за это стоит поблагодарить судьбу, – пробормотал Бьюкок.

Адмирал ощутил некое неприятное послевкусие. Во время битвы при Амритсаре именно он был тем, кто открыто высказал в лицо Форку всё, что думал о его некомпетентности и безответственности, став причиной приступа. Если бы намерением Форка была месть, жертвой вполне мог бы стать сам Бьюкок вместо Куберсли.

Новость о том, что коммодор запаса Форк напал на адмирала Куберсли, начальника Центра стратегического планирования, и тяжело ранил его, вызвала шок сначала у всех жителей планеты Хайнессен, а затем разнеслась по сверхсветовым сетям до самых границ Союза.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒