Валерий Лейбин 39 страница

ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ИНТЕНЦИЯ – специальная терапевтическая техника, метод, прием, используемые в логотерапии при лечении невротических заболеваний.
Терапевтическая техника парадоксальной интенции была предложена австрийским психотерапевтом В. Франклом (1905–1977) в 1946 г. В систематическом виде эта техника была представлена им в 1960 г. Она основывалась на двойном факте, зафиксированном логотерапией и состоящем в том, что, с одной стороны, тревога пациента порождает именно то, чего он боится, а с другой стороны, невротическая интенция (гиперинтенция) делает невозможным достижение того, чего пациент хочет. Попытка избежать ситуаций, в которых возникает тревога, или подавить, побороть угрожающие идеи только усиливает невротические симптомы. Исходя из подобного понимания патогенеза невротического заболевания, техника парадоксальной интенции состоит в том, что испытывающему тревогу пациенту предлагают осуществить именно то, чего он боится и от чего он спасается «бегством в болезнь».
Если удается привести пациента в состояние, когда он способен перестать избегать свои невротические симптомы или бороться с ними, то симптомы ослабевают сами по себе. Если же удается преувеличить их, то они вообще перестают преследовать и беспокоить пациента.

Понимание существа парадоксальной интенции можно проиллюстрировать следующим примером, почерпнутым из терапевтической практики В. Франкла. В течение последних трех лет тридцатипятилетняя пациентка была парализована боязнью бактерий: она постоянно мыла руки из-за страха перед бактериями, не выходила из дома, не позволяла мужу прикасаться к детям и решила развестись, так как чувствовала, что делает несчастной свою семью. Используя метод парадоксальной интенции, аналитик предложил пациентке подражать его действиям. Он начал скрести пол руками, говоря, что никак не может набрать грязи, чтобы получить достаточное количество бактерий. При поощрении аналитика пациентка последовала его примеру. Это привело к тому, что в дальнейшем она стала работать со всевозможными грязными вещами, чтобы как можно чаще соприкасаться с микробами. Через несколько дней пациентка могла обнимать и ласкать своих детей без боязни заразить их. Навязчивость мытья рук исчезла. Женщина могла выполнять все повседневные дела, на которые раньше была не способна.
Метод парадоксальной интенции предполагает использование специфической человеческой способности, а именно юмора, с которым индивид может относиться к самому себе. Юмористическая организация ситуации позволяет придерживаться установки менее серьезного отношения к своим невротическим симптомам. Пациент оказывается способным посмеяться над самим собой. Он как бы обретает возможность отделиться от невроза, дистанцироваться от него, воспринять происходящее в шутливой форме. Метод парадоксальной интенции как раз и основывается на том, что обучение пациента юмористическому отношению к самому себе, своим симптомам и невротическому заболеванию в целом является важным и необходимым условием для возможного его выздоровления.
Если, например, человек страдает излишней застенчивостью и в присутствии вышестоящего должностного лица его охватывает дрожь, в результате чего одна только мысль о предстоящей встрече с ним вызывает у него панический страх, то он может прибегнуть к следующему приему. Он может сказать самому себе: «Наконец-то я вновь вижу должностное лицо. Сейчас я начну так дрожать перед ним, что никто не сможет сравниться со мной по степени дрожания. Я самый великий дрожатель в мире. Я могу так долго дрожать, что мой рекорд дрожания занесут в Книгу рекордов Гиннесса». Или если пациент страдает невротическим страхом сердечных приступов и боится один ездить в лифте, так как в случае приступа никто не сможет ему помочь, то он может сказать своему собственному страху: «Вчера я спускался по лестнице пешком вместе с соседом, а сегодня я один не только воспользуюсь лифтом, но даже специально поднимусь на пять этажей выше, чтобы у меня было несколько сердечных приступов». Практика логотерапии показывает, что и в том и в другом случае происходит совсем не то, к чему стремится человек: «дрожателю» не суждено попасть в Книгу рекордов Гиннесса, поездка на лифте несколькими этажами выше не сопровождается у человека сердечным приступом.
По мнению ряда логотерапевтов, метод парадоксальной интенции особенно эффективен при лечении различного рода фобий, особенно в том случае, когда аналитику удается научить пациента с юмором и смехом относиться к собственным страхам, тревогам, волнениям, переживаниям.

ПАРАНОИДНО-ШИЗОИДНАЯ ПОЗИЦИЯ – примитивная организация психического аппарата, характеризующаяся проявлением первоначальных переживаний ребенка, сопровождающихся возникновением страха перед воображаемым разрушением, уничтожением его.
Представления о параноидно-шизоидной позиции содержались в размышлениях М. Кляйн (1882–1960) о психическом развитии младенца. В частности, они нашли отражение в ее работе «Некоторые теоретические выводы, касающиеся эмоциональной жизни ребенка» (1952).
По мнению М. Кляйн, с самого начала жизни младенец переживает тревогу, связанную с работой инстинкта смерти и переживанием собственного рождения. Его отношения с объектами внешнего мира, прежде всего с материнской грудью, оказываются окрашенными тревогой преследования. В виде психического представления грудь матери воспринимается ребенком в качестве «хорошего» или «плохого» объекта. Хороший объект – грудь, удовлетворяющая младенца и ощущаемая им как любимая. Плохой объект – фрустрирующая, ненавидимая грудь. С одной стороны, внешний объект интроецируется вовнуть, образуя психический мир младенца. С другой стороны, ребенок проецирует на внешний объект свои импульсы, связанные с любовью и ненавистью. «Хорошая» грудь идеализируется, становится «идеальной», в то время как «плохая» грудь воспринимается в качестве ужасного преследователя, способного проглотить, пожрать, уничтожить младенца.
М. Кляйн считала, что «соединение чувства любви и деструктивных импульсов по отношению к одному и тому же объекту – груди – служит предпосылкой роста депрессивной тревоги». Тем самым душевная жизнь ребенка в течение первых трех-четырех месяцев характеризуется тем, что она назвала параноидно-шизоидной позицией, которая позднее сменяется депрессивной позицией, тесно связанной с коренными изменениями в либидозной организации ребенка. Примитивные тревоги и защиты, в своей совокупности составляющие параноидно-шизоидную позицию и проявляющиеся в форме страха преследования и идеализации, появляются на самых ранних стадиях развития ребенка, но они, по утверждению М. Кляйн, «не ограничиваются их пределами, а снова и снова возникают в течение первых лет детства и при определенных обстоятельствах в ходе всей позднейшей жизни», что может давать знать о себе в виде психических расстройств.

ПАРАНОЙЯ – психическое расстройство, характеризующееся систематическим бредом, манией величия и преследования, переоценкой собственных суждений, склонностью к подозрительности и разоблачительности, конфликтности и сутяжной борьбе, интерпретационной деятельности и конструированию спекулятивных систем.
В психиатрии с давних времен под паранойей понималось расстройство разума. По мере развития психиатрических знаний к этому заболеванию сперва стали относиться все бредовые состояния, затем благодаря работам немецкого врача Э. Крапелина (1856–1926) произошло разграничение между паранойей и ранним слабоумием (шизофренией). В классическом психоанализе, с одной стороны, предпринимались попытки провести различие между паранойей и шизофренией, а с другой – усматривалась связь между параноидными и шизофреническими симптомами.
В переписке с немецким врачом В. Флиссом (1858–1928) З. Фрейд рассматривал паранойю в качестве хронического заболевания. В своем послании от 24 января 1895 года он замечал, что «подобно истерии, неврозу навязчивости или галлюцинациям, хроническая паранойя в ее классической форме является патологическим способом защиты» и что цель паранойи состоит «в упразднении несовместимой с Я идеи путем проекции ее содержания во внешний мир». В одном из писем В. Флиссу (6 декабря 1896 года) он выделил три группы «сексуальных психоневрозов», к которым отнес истерию, навязчивый невроз и паранойю.
В дальнейшем З. Фрейд неоднократно обращался к осмыслению природы и причин возникновения паранойи. В работе «Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи (dementia paranoides)» (1911) он рассмотрел механизм заболевания председателя судебной коллегии П. Шребера на материале его собственных воспоминаний, нашедших отражение в публикации Шребера «Достоинства мышления одного нервнобольного» (1903). В работе «О нарциссизме» (1914) З. Фрейд отнес паранойю к нарциссическому заболеванию, отличающемуся от невроза переноса. Различие между ними усматривалось им в том, что при паранойи освободившееся вследствие несостоятельности человека в жизненной борьбе либидо «не останавливается на объектах фантазии, а возвращается к Я». При этом он отнес к паранойи такие болезненные явления, как бред величия и бред наблюдения. З. Фрейд исходил из того, что, например, бред наблюдения не только «ясно проявляется в симптомологии параноидных заболеваний», но и встречается в изолированной форме или вплетается в картину невроза перенесения. Если неврозы переноса дают возможность проследить либидозные проявления влечений человека, то паранойя, по словам З. Фрейда, позволяет понять психологию Я.
В таких работах, как «Сообщение об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории» (1915) и «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности» (1922), З. Фрейд предпринял изучение отношений между паранойей и гомосексуальными наклонностями. Как он отметил в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17), у каждого невротика удается доказать наличие гомосексуальных побуждений, а «одно заболевание, которое мы не считаем более возможным причислять к неврозам перенесения, паранойя, закономерно наступает вследствие попытки сопротивления слишком сильным гомосексуальным побуждениям».
По мнению З. Фрейда, довольно часто заболевание паранойей возникает вследствие обиды, нанесенной Я, из-за невозможности получения удовлетворения в сфере созданного человеком идеала-Я, сублимировании и его разрушении. При парафрении иногда наблюдается полная перемена в области ранее созданных человеком идеалов.
Устанавливая тесную связь между симптомами актуальных неврозов (неврастения, невроз страха, ипохондрия) и психоневрозов (истерия, невроз навязчивых состояний, невроз переноса), З. Фрейд выделял паранойю (и шизофрению) в качестве таких психических заболеваний, которым дал название «парафрения».
В дальнейшем некоторые психоаналитики также обращались к проблеме паранойи. Так, М. Кляйн (1882–1960) выдвинула предположение, согласно которому первые три-четыре месяца жизни ребенка характеризуются его параноидно-шизоидной позицией, когда «хорошие» и «плохие» объекты, прежде всего грудь матери, не полностью отделены друг от друга в его психике, и у младенца возникает чувство, что «плохая» грудь будет атаковать, преследовать и пожирать его. На этой стадии развития ребенка, по ее мнению, «параноидно-шизоидная позиция доминирует», что ведет к образованию тревоги преследования и депрессивной тревоги. Оба вида тревоги не только являются существенными факторами в процессах фиксации и регрессии, но и влияют на ход психического развития ребенка.

ПАРАПРАКСИИ – термин (parapraxis), используемый в англоязычной психоаналитической литературе для обозначения различных ошибочных действий и промахов, совершаемых человеком в повседневной жизни и свидетельствующих о действии в его психике бессознательных влечений, желаний, фантазий. Данный термин был введен в научный оборот при переводе работы З. Фрейда «Психопатология обыденной жизни» (1901) на английский язык в процессе подготовки стандартного 24-томного собрания сочинений основателя психоанализа.
Парапраксии включают в себя разнообразные явления: временное забывание слов, имен и намерений; оговорки, описки, очитки и ослышки; затеривание вещей и предметов, которые человек не находит, их утрату или такое неосторожное обращение с ними, в результате чего они ломаются, разбиваются, приходят в негодность. В повседневной жизни ошибочные действия и промахи подобного рода могут выступать в изолированном виде, переплетаться между собой или заменять друг друга. В работе «Психопатология обыденной жизни» З. Фрейд показал, что все эти ошибочные действия и промахи воспринимаются человеком как случайные, в то время как в действительности они являются закономерными, обусловленными логикой развития психических процессов в бессознательном. В этом отношении парапраксии выступают в качестве полноценных психических актов, имеющих определенную цель, собственную форму выражения, свой смысл и свое значение. В конечном счете психоаналитическое понимание ошибочных действий и промахов человека, нашедшее свое отражение не только в «Психопатологии обыденной жизни», но и в таких работах З. Фрейда, как «Интерес к психоанализу» (1913) и «Лекции по введению в психоанализ» (1916/17), сводится к тому, что они оказываются не только неслучайными, но, напротив, совершенно правильными, только возникающими вместо другого ожидаемого, предполагаемого действия.
До возникновения психоанализа ошибочные действия и промахи человека объяснялись, как правило, усталостью, отвлечением внимания, побочными эффектами легких болезненных состояний, то есть физиологическими и психофизиологическими причинами. З. Фрейд обратил внимание на то, что подобные причины не являются обязательными для совершения ошибочных действий и промахов человека. «Такие психофизические условия, как возбуждение, рассеянность, нарушение внимания, дают очень мало для объяснения ошибочных действий. Это только фразы, ширмы, за которые мы не должны бояться заглянуть». Ошибочные действия и промахи могут совершаться человеком, находящимся в нормальном состоянии и будучи вполне здоровым. Поэтому, как считал З. Фрейд, для их объяснения требуется психологический подход, основанный на понимании того, что ошибочные действия и промахи служат определенным намерениям, которые из-за соответствующей психологической ситуации не могут проявляться по-другому. «В этих ситуациях, как правило, существует психический конфликт, посредством которого более слабая тенденция оттесняется от прямого проявления и может реализоваться только лишь окольными путями».
В основе парапраксий лежит та или иная подавленная тенденция, вытесненное в бессознательное желание человека, исполнение которого оказалось невозможным в силу внутреннего конфликта. Наиболее частым мотивом для подавления намерения, удовлетворение которого впоследствии проявляется посредством парапраксии, является избегание неудовольствия. Так, забывают осуществление какого-то намерения тогда, когда оно служит уступкой общепринятому мнению или его выполнение наталкивается на внутреннее нежелание человека расстаться, скажем, с книгой, взятой на время у друзей или коллег по работе. Забывают имя, если к его обладателю испытывают враждебные чувства или оно ассоциируется с каким-то неприятным переживанием в прошлом. Теряют или портят предметы, если они являются подарком со стороны людей, которые вызывают раздражение, или имеется желание поменять их на новые. Совершается оговорка именно тогда, когда хотят утаить от другого человека собственное мнение о чем-то или суждение о нем. Словом, ошибочные действия, промахи и многие тяжелые беды, которым обычно принято приписывать несчастные случаи, являются целенаправленными, смыслозначимыми психическими актами, анализ которых позволяет говорить о скрытых бессознательных желаниях человека и его тайных, неосознаваемых им самим намерениях.
Парапраксии являются важным объектом рассмотрения в аналитической терапии, поскольку они дают возможность лучше понять бессознательные мотивы поведения пациента, его влечения и желания. Так, уходя от аналитика после очередного посещения его, девушка забывает на вешалке свой шарф. Последующий анализ показывает, что подобное забывание пациентки не было случайным, а являлось ее бессознательным желанием оставить частичку себя у аналитика и постоянно напоминать о себе даже в момент отсутствия, что и удалось сделать, поскольку исходивший от шарфа аромат духов действительно ассоциировался у аналитика с конкретной пациенткой. Или другой случай. Молодой человек рассказал аналитику о курьезе, случившемся с ним после того, как он вышел от врача. Пациент спешил на деловую встречу, быстро сел в машину, поехал по известному ему маршруту, однако на одном из перекрестков улиц, где надо было совершить левый поворот, неожиданно для себя повернул направо, в результате чего пришлось искать новый поворот, ехать на предельной скорости и нервничать по поводу нежелательного опоздания на встречу, на которой должны были решаться важные коммерческие вопросы. Пациент воспринял этот инцидент в качестве непонятного для него курьеза. В действительности же в основе его ошибочного действия лежали бессознательные чувства несогласия с высказанным на аналитической сессии предположением аналитика о том, что сложные отношения пациента с его бывшей женой во многом предопределялись его собственной житейской установкой быть всегда и во всем правым. Пациент вроде бы согласился с подобным предположением и частичным объяснением его конфликтов в семье, однако его ошибочное действие являлось свидетельством того, что за формальным признанием правоты аналитика скрывалось внутренне сопротивление как против признания собственной вины в разрыве с женой, так и против психоаналитического лечения, вскрывающего его бессознательные желания. Своим ошибочным действием пациент как бы утверждал свою собственную правоту, которая в дальнейшем проявилась в форме сопротивления против психоанализа как такового.
В психоаналитической терапии парапраксии, так же как сновидения и симптомы заболеваний, являются исходным материалом, способствующим раскрытию бессознательных желаний, фантазий и сопротивлений пациентов.

ПАРАФРЕНИЯ – психическое заболевание, характеризующееся плохо систематизированным бредом, основанным на галлюцинациях, но не сопровождающееся снижением умственных способностей человека.
Термин «парафрения» был использован немецким врачом Э. Крапелиным (1856–1926) для описания психозов, сопровождающихся бредовым состоянием больного. В несколько ином значении данное понятие фигурировало в работах З. Фрейда, который применял его для обозначения паранойи и шизофрении.
Отталкиваясь от психологии раннего слабоумия (Э. Крапелин) или шизофрении (Э. Блейлер), в работе «О нарциссизме» (1914) З. Фрейд обратился к исследованию нарциссических заболеваний, которым и дал название «парафрения». У людей, страдающих этим заболеванием, наблюдаются две характерные черты: «бред величия и потеря интереса к окружающему миру (к лицам и предметам)». В отличие от других психических заболеваний при парафрении наблюдается, по мнению З. Фрейда, особенность, свойственная уходу парафреников от внешнего мира. Подобно истерикам и невротикам, страдающим навязчивым состоянием, у парафреников также нарушено нормальное отношение к реальности. Но если у первой категории больных эротическое отношение к людям и предметам не утрачено полностью и сохранено в области фантазии, то у второй категории больных дело обстоит иначе. У истериков и невротиков с навязчивыми состояниями реальные объекты замещаются и смешиваются с воображаемыми образами, причем эти больные не прилагают никаких усилий к достижению своих целей, то есть к действительному обладанию объектом. У парафреников же, как полагал З. Фрейд, «либидо совершенно отделяется от людей и предметов внешнего мира без всякой замены продуктами фантазии». Отсюда то различие, которое можно наблюдать, в частности, между неврозом переноса и парафренией: в первом случае самочувствие больного понижено, во втором – повышено.
В понимании основателя психоанализа оторвавшееся от внешнего мира либидо обращается на собственное Я человека, благодаря чему создается такое состояние, которое называется нарциссизмом. При этом он различал первичный нарциссизм, являющийся либидозным дополнением к эгоизму инстинкта самосохранения и свойственный живому существу, и вторичный нарциссизм, возникающий впоследствии в результате такого психосексуального развития человека, когда обращенное к внешним объектам либидо оказалось способным вновь обратится на его Я. Парафрения соотносилась З. Фрейдом именно со вторичным нарциссизмом. «Нарциссизм парафреника, возникший вследствие перенесения либидо на собственное Я, является, таким образом, вторичным, появившимся на почве первичного, до того затемненного разнообразными влияниями».
В целом З. Фрейд считал, что анализ парафрении способствует непосредственному изучению нарциссизма. Он исходил из того, что, подобно тому, как неврозы перенесения дают возможность раскрывать либидозные проявления влечений, так и изучение парафрении «позволит нам понять психологию Я».
Понятие «парафрения» использовалось З. Фрейдом также в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17). Как и в более ранних своих работах, он относил к парафрении раннее слабоумие и паранойю. Однако в дальнейшем при рассмотрении психических заболеваний основатель психоанализа не прибегал к использованию данного понятия.

ПАТОГРАФИЯ – основанное на биографических данных исследование жизни и творчества исторической личности, рассмотренной с точки зрения ее психического развития, нормальных и патологических черт характера, оценке ее достижений, исходя из знания ее интимных сторон жизнедеятельности.
Психоаналитические патографические исследования включают в себя главным образом анализ детства исторической личности и ее переживаний, связанных с инфантильным психосексуальным развитием, взаимоотношениями между ребенком и родителями, внутрипсихическими конфликтами, особенностями формирования характера, а также их последствиями, сказывающимися на жизнедеятельности взрослого человека, его мышлении и поведении, выборе профессии, сексуальной ориентации и реализации внутреннего потенциала.
Основы психоаналитической патографии были заложены З. Фрейдом, осуществившим анализ жизни и творчества Леонардо да Винчи и Ф. Достоевского, а также написавшего совместно с У. Буллитом работу о двадцать восьмом президенте США Томасе Вудро Вильсоне. Одна из выдвинутых им идей отчетливо прозвучала в его работе «Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве» (1910). Она состояла в утверждении того, что если биографическое исследование действительно намерено «достичь понимания душевной жизни своего героя, то оно не вправе из скромности или щепетильности «обходить молчанием сексуальную деятельность, половое своеобразие исследуемого».
Исходя из данной установки и опираясь на биографические сведения об итальянском художнике и ученом, З. Фрейд попытался раскрыть его психическое развитие в первые детские годы и то, как и каким образом оно отразилось на дальнейшей жизни и творчестве Леонардо да Винчи. Выводы основателя психоанализа сводились к следующему: сутью и тайной натуры Леонардо было то, что ему удалось «сублимировать большую часть своего либидо в жажду исследования»; нежность матери стала для него роком, предопределившим его участь и будущие лишения; идентификация с отцом потеряла всякое значение для его половой жизни, однако отодвинулась в другие области неэротической деятельности; в созданной итальянским художником картине «Мона Лиза» заключен синтез истории его детства и ее детали объяснимы, исходя «из самых интимных впечатлений Леонардо»; созревание его как художника обгонялось его раннеинфантильно обусловленным созреванием исследователя; психоанализ не объясняет художественное дарование Леонардо, но делает понятным его проявления и ограничения.
Аналогичный подход был осуществлен З. Фрейдом и при анализе жизни и творчества Ф. Достоевского. В работе «Достоевский и отцеубийство» (1928) он показал, что русский писатель в мелочах был садистом в отношении внешних объектов, а в главном – садистом по отношению к самому себе, следовательно, мазохистом, то есть самым мягким, добродушным, всегда готовым помочь человеком. Его болезнь (эпилепсия), которую, по мнению основателя психоанализа, можно было бы классифицировать как симптом невроза или тяжелой истерии, была следствием инфантильной реакции эдипова комплекса, и он никогда не освободился от мук совести из-за намерения убить отца. Чувство вины нашло конкретную замену в виде бремени долгов и в выборе литературного материала, нашедшего отражение, в частности, в романе Ф. Достоевского «Братья Карамазовы», где отцеубийство было совершено эпилептическим преступником.
Нередко патографические исследования подвергались критике из-за пристрастия их авторов к рассмотрению патологических черт характера исторической личности и их неспособности понять ее значение и успехи. Однако, как подчеркивал З. Фрейд, «патография вообще не стремится понять достижения великого человека», но пытается разгадать, исходя из мелких странностей и загадок личности, предпосылки ее психического и интеллектуального развития. Психоаналитик не считает, что здоровье и болезнь, норму и патологию можно резко отделить друг от друга. Он не исходит из того, что невротические черты нужно рассматривать как свидетельство общей неполноценности. «Психоаналитическое исследование располагает в качестве биографического материала, с одной стороны, случайными влияниями отдельных событий и среды, с другой стороны, известными реакциями индивида на них. После этого, опираясь на свое знание психических механизмов, оно пытается динамически постигнуть суть индивида по его реакциям, обнаружить исходные движущие силы его психики, как и их последующие преобразования и состояния. Если это удается, то образ жизни личности объясняется взаимодействием конституции и судьбы, внутренних влияний и внешних сил».
Предпринятые З. Фрейдом психоаналитические патографические исследования получили свое дальнейшее развитие в работах ряда психоаналитиков, включая Э. Эриксона (1902–1994), публикации которого, в частности «Молодой Лютер» (1958) и «Истина Ганди» (1969), послужили толчком к развитию психоистории и который считал, что «патография остается традиционным источником психоаналитического понимания». Они нашли свое отражение и в работе Э. Фромма (1900–1980) «Анатомия человеческой деструктивности» (1973), в которой были описаны деструктивные характеры, садистские и мазохистские наклонности Гиммлера, Гитлера, Сталина.

ПАТОЛОГИЯ НОРМАЛЬНОСТИ – ущербность, характеризующаяся невозможностью человека реализовать свой внутренний потенциал и достичь подлинного самовыражения.
Представления о патологии нормальности содержались в размышлениях Э. Фромма (1900–1980) о различных концепциях духовного здоровья человека. Согласно одной концепции, здоровым считается человек, приспособившийся к требованиям общества, то есть духовное здоровье определяется с точки зрения соответствующих требований общества. В соответствии с другой, гуманистической концепцией, душевное здоровье определяется не с точки зрения требований общества, а в плане развития самого человека. В работе «Здоровое общество» (1955) Э. Фромм подчеркнул, что если человек достигает в своем развитии полной зрелости в соответствии с законами человеческой природы, то он обретает душевное здоровье. В случае неудачи такого развития происходит душевное заболевание. Словом, мерилом «психического здоровья является не индивидуальная приспособленность к данному общественному строю, а некий всеобщий критерий, действительный для всех людей, – удовлетворительное решение проблемы человеческого существования».
При рассмотрении психических заболеваний важно различать ущербность и невроз. Большинство членов общества могут не достигать цели свободного, подлинного самовыражения и, следовательно, быть ущербными. Причем эта ущербность является социально заданной. Поскольку она присуща не одному человеку, а многим людям, то индивид не осознает ее как неполноценность. Более того, социально заданная ущербность возводится обществом в ранг добродетели, в результате чего она усиливает ощущение уверенности человека в правильном образе жизни и в своем психическом здоровье. Человек ощущает себя таким, каким, по его представлениям, его считают другие, и не испытывает переживаний, которые действительно являются его собственными. Он страдает от недостатка спонтанности и индивидуальности и в то же время существенно не отличается от других людей, находящихся точно в таком же положении. По словам Э. Фромма, для большинства людей «общество предусматривает модели поведения, дающие им возможность сохранить здоровье, несмотря на свою ущербность», и фактически каждое общество как бы предлагает «собственное средство против вспышки явных невротических симптомов, являющихся следствием порождаемой им ущербности».
Стремясь быть таким же, как все, человек приспосабливается к нормам общества и в этом отношении он становится как бы нормальным. Однако сами нормы общества патологичны в том смысле, что они соответствуют не естественным потребностям человека, а общепринятым представлениям о потребностях общества, которые кладутся в основу мышления и поведения людей. Таким образом, возникает патология нормальности, являющаяся широко распространенной в современном обществе, но не считающаяся болезнью.
В понимании Э. Фромма, нашедшем отражение в его работе «Революция надежды» (1968), патология нормальности характеризуется такими патологическими чертами людей, как внутренняя пассивность, скука, исчезновение личностного человеческого общения, возрастающий разрыв между церебрально-интеллектуальной функцией и аффективно-эмоциональным переживанием, мыслью и чувством, умом и сердцем, истиной и страстью.
Э. Фромм исходил из того, что важной задачей гуманистического психоанализа является изучение не только индивидуальных неврозов, но и патологии нормальности, относящейся, по сути дела, к коллективным неврозам. В этом отношении он отважился на исследование того, перед чем остановился З. Фрейд, поставивший в работе «Недовольство культурой» (1930) вопрос о возможности применения психоанализа к изучению патологии культурных сообществ и лечению коллективного или, по выражению основателя психоанализа, «социального невроза».

⇐ Предыдущая 34 35 36 37 383940 41 42 43 Следующая ⇒