Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Table of Contents 16 страница



— Определённо! Мне нравится расслабленность, — говорю я ему. Когда его ухмылка становится шире, а глаза темнеют, я взираю на него в замешательстве. — Что?

Он с весельем на лице делает глоток пива.

— Мне тоже нравится твоя расслабленность, только не в этой обстановке, — его намекающий тон будит в моём животе бабочек. Я хихикаю и игриво шлёпаю его. Он ловит мою руку, между делом поднося её к губам, а потом кладёт её себе на бедро, накрывая сверху своей рукой. — Нет, серьёзно, — поясняет он, — мне ближе уединённость, чем блеск и гламур образа жизни моих родителей и их ожидания. Моя сестра больше соответствует той гламурной среде обитания, нежели я, — он закатывает глаза, несмотря на чрезвычайное обожание на лице, появившееся у него при её упоминании.

— Сколько ей лет?

— Куинлан? Ей двадцать шесть, и она — настоящая заноза в заднице! — смеётся он. — Сейчас она учится в аспирантуре Университета Южной Калифорнии. Она напористая, властная, покровительствующая и…

— И она любит тебя до смерти.

Его лицо озаряется мальчишеской улыбкой, когда он кивает, соглашаясь:

— Да, верно, — и после некоторого раздумья выдаёт. — Это совершенно взаимное чувство.

Явная лёгкость в выражении любви к сестре от человека, не склонного показывать свои чувства, очаровывает меня. Колтон с удовольствием проявляет влечение и сексуальность, но ещё ни разу я не слышала, чтобы он так открыто выражал свои душевные порывы.

Прерывая наш разговор, появляется официантка, спрашивает у меня, готова ли я сделать заказ, хотя глаза её сосредоточены на Колтоне. Меня тянет признаться ей, что я понимаю её состояние, потому что сама нахожусь под влиянием его чар. Я до сих пор ничего не выбрала, поэтому смотрю на Колтона:

— Я буду то же, что выберешь ты.

Он взирает на меня с изумлением на лице:

— Их бургеры лучшие. Что думаешь?

— По-моему, звучит замечательно.

— Моя родственная душа, — дразнится он, сжимая мою руку. — Принесите нам, пожалуйста, два сёрф-гамбургера с картошкой фри и что-нибудь выпить, — говорит он официантке, а я пытаюсь вручить ей своё меню, и замечаю, насколько она взволнована Колтоном, обращающимся к ней.

— Ну, расскажи мне о своих родителях.

— Хо-хо, наступило время разговоров о Колтоне? — дурачится он.

— Ты получил своё, Ас. Теперь давай выкладывай, — не отступаю я, делая глоток вина.

Он пожимает плечами.

— Мой папа выходит за рамки всего, что окружает его в жизни. Всего. Он поддерживает меня, всегда позитивен, и сейчас мы с ним хорошие друзья. Моя мама более сдержанная. Для нашей семьи она — опора, — Колтон мягко улыбается, думая о ней. — Но у неё, определенно, есть характер и талант к драматизации, когда она считает таковую необходимой.

— Куинлан тоже приёмная?

— Нет, — качает он головой, допивая пиво. — Она родная дочь. Родители решили, что при их плотных графиках и частых разъездах одного ребенка будет достаточно, — он поднимает брови. — И тогда папа нашёл меня, — последнее заявление нарочито лёгкое, а боль, скрытая за этими словами, глубока.

— Тебе было тяжко? От того, что Куинлан родная, а ты приёмный?

Он раздумывает над ответом, отвернув голову и осматривая ресторан:

— Время от времени, думаю, я использовал это для получения выгоды. Но, узнав больше, понял, что мой папа не должен был приводить меня к себе домой в тот день, — он теребит этикетку на пустой бутылке. — Папа должен был сдать меня социальной службе, и Бог знает, что было бы дальше, потому как они — не самая эффективная организация. Но он так не сделал, — Колтон пожимает плечами. — Я вовремя вырос, чтобы понять, что они действительно любили меня, хотели меня, потому что, когда дошло до дела, они оставили меня у себя. Сделали частью своей семьи.

Я немного ошарашена откровенной честностью Колтона, потому что ожидала, что он уклонится от любых личных вопросов, как делает обычно относительно своих загадочных комментариев. Моё сердце разрывается от переживаний за маленького мальчика, которым он был. Я знаю — он скрывает потрясения, через которые прошёл, пока нашёл своё место в уже сложившейся семье.

— Каково это — расти с публичными родителями, на глазах у всей общественности?

— Полагаю, сейчас моя очередь вернуться к допросу, — шутит он, вытягивая и укладывая руку позади моего сиденья, и лениво накручивает на палец прядь моих волос. — Они приложили все усилия, чтобы изолировать меня и Куин от всего этого. В то время СМИ не были такими всемогущими, как сейчас, — пожимает плечами. — У нас были строгие правила и обязательные семейные ужины воскресными вечерами, когда папа не был в отъезде. Для нас кинозвёзды, приезжающие на барбекю, были просто Том и Рассел, как и любые другие люди, которых приглашают на семейную вечеринку. Мы не знали их никак по-другому, — он широко улыбается. — Боже, потом они испортили нас гнилой правдой, пытаясь наверстать упущенное за прошедшие с детства годы.

Колтон замолкает, когда приносят наш заказ. Мы благодарим официантку, добавляя приправы к нашим бургерам, и каждый погружён в свои мысли. Я удивляюсь, когда Колтон продолжает рассказ о своём взрослении.

— Боже, я был для них сущим наказанием, — признаётся он. — Постоянно создавал разного рода проблемы, последствия которых им приходилось разгребать. Не слушался. Восставал против их воли — на самом деле, против всего — когда у меня был хоть малейший повод.

Я откусываю от своего бургера, издавая довольный стон. На его лице мелькает улыбка:

— Я говорил тебе, что они лучшие!

— Божественно! — Я дожёвываю. — О-о-очень вкусно! — Вытираю уголок рта салфеткой и продолжаю выпытывать из Колтона информацию. — Итак, почему Донован? Почему не Уэстин, например?

— А почему Ас? — наносит он контрудар, сверкая мне воинственной усмешкой. — Почему не сладкий кексик или красавчик?

Я изо всех сил стараюсь не расхохотаться от слов, слетающих с его губ. Вместо этого склоняю голову, уставившись на него глазами, полными веселья, и морщу губы. Мне давно было любопытно, сколько времени ему понадобится, чтобы задать этот специальный вопрос.

— Сладкий кексик из твоих уст звучит особенно неподходяще, — смеюсь я, в конце концов, и опираюсь локтями о стол, уронив голову на руки. — Ты уклоняешься от моего вопроса, Ас?

— Неа, — он откидывается на сиденье, не отрывая от меня взгляда. — Я отвечу на твой вопрос, когда ты ответишь на мой.

— Поиграем в игру? — Я выгибаю брови. — Покажи мне свой, и я покажу тебе своё?

В глазах Колтона загораются вызов и развлечение.

— Детка, я уже видел твоё, — произносит он, сверкая ослепительной усмешкой, перед тем как сократить между нами расстояние и прильнуть губами к моим губам, а затем отстраниться прежде, чем у меня появился бы шанс по-настоящему погрузиться в поцелуй. Моё тело гудит от отчаяния и возбуждения одновременно. — Но я был бы счастлив увидеть сегодня весь комплект целиком.

Мои мысли затуманены, а бёдра напряжены; от словесного столкновения между нами разливается сексуальное напряжение. Когда я понимаю, что уже могу говорить не предательски звучащим от его влияния на моё тело голосом, я продолжаю:

— А какой был вопрос? — дразнюсь, игриво хлопая ресницами.

— Ас, — пожимает он плечами, стремительно облизывая нижнюю губу. — Почему ты меня так зовёшь?

— Просто словечко, которое мы с Хэдди придумали давным-давно, когда ещё учились в колледже.

Колтон с удивлением поднимает брови, молчаливо побуждая к пояснению, но я только застенчиво улыбаюсь в ответ.

— Значит, оно обозначает что-то оттуда? И не касается исключительно меня? — спрашивает он, задумчиво двигая челюстью, пока ожидает ответа, который я не собираюсь ему давать. — И ты не скажешь мне, что это значит, так?

— Неа, — ухмыляюсь я, делая глоток своего питья, и наблюдаю, как морщится его лоб, пока Колтон обдумывает варианты.

— Хм-м-м, — бормочет он, щуря на меня глаза. — Всегда очаровательный и милый? (прим. перев. Ace — Always Charming and Endearing) — улыбается он, явно довольный собой за такую лестную расшифровку себе.

— Неет, — повторяю я, уголки моих губ подрагивают, приподнимаясь.

Его улыбка становится всё шире, когда он показывает на меня своим пивом.

— Я понял, — уверяет он, восхитительно морща нос в раздумье. — Раз и навсегда Колтон (прим. перев. Ace — Always Colton Everafter).

Ухмылочка на его лице и обворожительный взгляд заставляют меня рассмеяться. Я тянусь к его руке, лежащей на столе, и сжимаю её:

— Даже и близко нет, Ас, — поддразниваю я. — Теперь твоя очередь отвечать на вопрос.

— Ты не скажешь мне? — спрашивает он недоверчиво.

— Э-э-э, — его реакция на мои слова забавна. — Хватит игнорировать мой вопрос. Почему всё-таки Донован, а не Уэстин?

Мгновение он смотрит на меня, взвешивая варианты:

— Так или иначе, я всё равно добьюсь от тебя ответа, Томас, — говорит он мне многообещающим тоном — намекая на тактику убеждения, при мысли о которой такая знакомая жажда, которую он во мне вызывает, возвращается с удвоенной силой.

— Уверена, у тебя получится, — с приглушённым урчанием соглашаюсь я, зная, что, вероятно, он получит гораздо больше, чем просто слова.

Колтон пристально смотрит на меня пару секунд, в изумрудных бассейнах его глаз — буря эмоций, и, прежде чем я могу что-либо прочитать в них, он беспечно пожимает плечами и отворачивается к океану, отнимая у меня этот шанс.

— Сначала мои родители использовали фамилию Донован, чтобы защитить меня от мира, когда я был ребёнком. Когда мы путешествовали или требовался псевдоним, мы называли её. А когда я стал старше, — он делает глоток пива, — и стал участвовать в гонках, я захотел быть уверенным, что хорош, потому что это я, а не из-за имени моего отца. Я не желал, чтобы меня считали каким-то испорченным голливудским сыночком, который использует имя и деньги отца, чтобы прославиться, — он смотрит на меня, вылавливая картофель фри из моей тарелки, хотя у самого в тарелке его полно. — Я хотел сам заслужить свою славу. Действительно, заслужить, — на его лице снова мелькает улыбка. — Сейчас эта известность не имеет значения. Могу позволить себе не заботиться о том, кто и что про меня напишет. Или подумает. А тогда было важно.

Между нами повисает тишина. Мне трудно примирить образ высокомерного сексуального нарушителя спокойствия, каким его изображают СМИ, с человеком передо мной. Этому мужчине комфортно с самим собой — и, всё же, часть меня ещё чувствует, как он стремится найти своё место в этом мире. Чтобы доказать, что он достоин всего хорошего и плохого, что с ним случилось. У меня создаётся впечатление, что в этой земной жизни в нём есть немного и от ангела, и от дьявола.

— Скажи, Колтон, как ты нашёл этот ресторанчик? — я поднимаю за ножку свой бокал и рассеянно верчу его, вращая вино в бокале, прежде чем отпить.

— Я наткнулся на него однажды после занятий серфингом, по дороге домой, когда учился в колледже, — рассказывает он, косясь на женский визг, раздающийся из недр ресторана, когда его узнаёт какая-то девушка и называет по имени.

Не обращая внимания на посетителей, начинающих собираться внутри, чтобы поглазеть на Колтона, я, как ни в чём не бывало, продолжаю:

— Не представляю тебя студентом колледжа, Ас.

Он дожёвывает кусок бургера, а затем отвечает:

— Да, я тоже, — и смеётся, делая ещё глоток пива. — Думаю, я разбил родителям сердце, когда после двух лет бросил учёбу в университете Пеппердайна, оставшись без степени.

— Почему ты не доучился? — Я инстинктивно вздрагиваю, когда в окружающей темноте раздаётся жужжание и вспышка фотоаппарата, когда кто-то пытается сфотографировать Колтона.

Он небрежно, между делом, плавно сдвигает своё кресло в сторону, что говорит о постоянной практике. Теперь Колтон сидит почти спиной к залу, и разглядеть его труднее. Я совершенно не против, потому что он оказывается ближе ко мне, и теперь мы оба сидим лицом к лунному свету и океану. И его совсем не заботит возникший позади нас недовольный ропот толпы.

— Я мог бы навешать тебе лапши про свободолюбивый дух и всё такое, — он делает безразличный жест рукой, — но это просто не моё, — и пожимает плечами. — Углублённые исследования, набор форматов, сроки, структура... — на последнем слове он дрожит в притворном ужасе.

Я ухмыляюсь ему и качаю головой, подавшись назад в кресле, пока его пальцы небрежно скользят вверх-вниз между моими лопатками.

— Даа… Абсолютно не представляю тебя за партой со сложенными перед собой руками.

— Боже, родители были в бешенстве! — шумно выдыхает он, вспоминая. — Они потратили кучу денег на репетиторов, чтобы я хорошо учился после того, как меня усыновили, — он качает головой, улыбаясь, — а потом я взял и похерил все их усилия, отчислившись.

Я чуть откусываю от картошки фри.

— Сколько тебе было лет, когда... я имею в виду, как ты с ними познакомился? — по его лицу проходит тень, и я мысленно пинаю себя за то, что спросила. — Прости. Мне не нужно было любопытствовать.

Прежде чем ответить, он, задумавшись, смотрит на залитый лунным светом океан.

— Да там нечего скрывать, — он вытирает руки о салфетку, лежащую на коленях. — Мне было… я встретил папу позади его трейлера на студии Universal.

— На съёмках «Фитиль»? — уточняю я, имея в виду фильм, о котором узнала, пока «гуглила» всё, что касается Колтона. Как известно, за роль в этом фильме его отец получил «Оскара», но я не знала, что встретились они именно тогда.

Колтон задирает брови, его пиво останавливается на полпути ко рту:

— Кто-то сделал домашнюю работу, — говорит он мне, и я не могу определить, встревожен ли он этим фактом или удивлен.

В ответ я застенчиво улыбаюсь, и от смущения, что попалась, по щекам разливается румянец.

— Ну, кое-кто как-то сказал мне, что небезопасно встречаться с тем, чью историю ты не изучил, — предлагаю я в качестве оправдания.

— И это так? — насмешливо интересуется он, откидываясь назад. Его руки скрещены на груди, в одной — пиво, а из рукавов выпирают бицепсы.

— Да, — заигрываю я, — но, опять же, не думаю, что в твоём случае это имеет значение.

— Это почему же? — ухмыляясь, спрашивает он, поднося к губам бутылку. Мои глаза прикованы к ним, охватывающим горлышко, и к его языку, который высовывается облизать губы после глотка. Я должна уже вытянуть свои непристойные мысли из той сточной канавы, куда опустилась, представляя эти губы на мне. Облизывающие меня. Дегустирующие.

— Мне кажется, не важно, как много я узнаю о тебе, — произношу я, облокачиваясь на него так, что мои губы почти касаются его уха, и шепчу, — я всё ещё думаю, что ты опасен, — для меня, добавляю мысленно.

Он чуть отодвигается, его глаза плавят мои, когда он наклоняется, чтобы коснуться нежным поцелуем моего рта, прежде чем уткнуться своим лбом в мой.

— Ты даже не представляешь, насколько, — рокочет он в мои губы. Его слова посылают сквозь меня ударную волну смятения. В одну минуту — игривый, в следующую уже сдержанный. Сказать, что он изменчив — большое преуменьшение.

Мы заканчиваем еду болтовней о всяком разном, будучи прерванными только однажды: поклонником, который попросил дать ему автограф, что Колтон любезно и исполняет. Рейчел неплохо справляется с тем, чтобы держать его фанатов на расстоянии, объявив, что патио закрыт для частной вечеринки.

Я могу понять, почему женщины так цепляются за него. Почему пытаются претендовать на него, как, например, ранее Тони. Вытянувшись, Колтон откидывается на спинку сиденья, потягивая пиво. Он смотрит на меня и усмехается, пока я путешествую глазами по его торсу, бицепсам, до его лица. При взгляде на него в моей голове оживает картинка, как его тело вжимает меня в матрас, и мой живот сводит.

— Видишь что-то, что тебе нравится? — интересуется он, намеренно приподнимая чуть выше пояса джинсов край футболки, якобы чтобы почесать свой идеальный пресс. Я глубоко вдыхаю, когда его рука лениво царапает самый низ живота, там, где дорожка волос исчезает под пуговицей. Чёрт его подери!

Я поднимаю взгляд к его глазам и вижу, как в них мерцает веселье пополам с желанием. Что ж, в эту игру могут играть двое. Я вспоминаю Хэдди и её нетрадиционные советы. Пробуди свою внутреннюю шлюху — повторяю я как мантру. Попытайся высвободить свою кипящую сексуальность, чтобы как-нибудь оказаться в той же лиге, что и Колтон.

Я чуть сдвигаюсь на сиденье и подкладываю под себя ногу. Опираясь локтями о стол, наклоняюсь вперёд так, чтобы вырез моей кофточки был хорошо виден. Слежу за тем, как движется взгляд Колтона — от моих губ, по линии шеи и прямиком к изгибам моей груди. От сосредоточенности его рот приоткрывается, а язык высовывается и облизывает нижнюю губу. Я по-прежнему не двигаюсь, мои губы в сантиметрах от его:

— Что-то, что мне нравится? — повторяю, затаив дыхание, мельком взглянув на его губы и снова поднимая взгляд к его глазам. — Хм-м, — мурчу я, будто в раздумье, — я всё ещё изучаю предмет, чтобы убедиться, что он в хорошем состоянии, — шепчут мои губы, и, когда он смыкает свои, чтобы поцеловать меня, я с удовольствием откидываюсь назад на своё кресло, отказав ему в прикосновении.

В глазах Колтона мелькает нетерпение, а уголки губ приподнимаются, пока он оценивающе смотрит на меня, качая головой.

— Значит, вот как ты решила поиграть, Райли? — этот шаловливый вопрос звучит без единого оттенка развлечения. С намёком на предостережение. Напряжение в его глазах влияет на моё тело: на пульс, дыхание, нервные окончания. — Хочешь поиграть в недотрогу, сладкая? — спрашивает он, доставая из заднего кармана бумажник и, вынимая из него приличное количество купюр, кладёт их на стол. Он смеётся. Низкий резонирующий звук проходит через меня, в то время как я продолжаю тихо наблюдать за ним, со скромной улыбкой на лице, несмотря на понимание, что когда дело доходит до Колтона, я беру на себя слишком много, пытаясь играть в его игры. Он протягивает руку, обхватывая ладонью моё лицо, и проводит большим пальцем по моей нижней губе. В моём животе плещется желание, ноющее от того, что я хочу больше его прикосновений.

С решимостью в глазах Колтон наклоняется вперёд. Он движется до тех пор, пока его рот не оказывается рядом с моим ухом. Я чувствую тепло его дыхания, и мою кожу покалывает в ожидании его прикосновения.

— Видишь ли, сладкая, если ты захотела, чтобы тебя поуговаривали, — шепчет он, ведя пальцем вниз по моему декольте, — ты выбрала не того парня, — он прихватывает губами мочку моего уха и посасывает её, ощущения от этого устремляются прямо в мою киску. Я выгибаюсь ему навстречу, хоть и знаю, что позади нас полный зал людей. — Разве мама не говорила тебе, что изображать неприступность — самый верный способ заполучить мужчину, которого хочешь? — его дразнящий острыми гранями голос соблазнительный, завораживающий и чертовски сексуальный. Он продолжает движение пальцем вниз по моему плечу и руке, пока не достигает бедра. Гладит его ладонью, медленно скользит вперёд, останавливаясь на его вершине. Большой палец Колтона оказывается прямо над моей промежностью, с удобством нажимая на кажущийся очень жёстким деним против моего пульсирующего клитора. От нахлынувших ощущений я со свистом втягиваю воздух. — Хочешь играть по-крупному, сладкая? Добро пожаловать в высшую лигу.

Я выдыхаю; его слова — прелюдия моему мурлыкающему либидо. Он отстраняется и оставляет дразнящий поцелуй на моих губах. Потом откидывается с торжествующим выражением лица. Приподнимает брови, поглядывая на мою грудь, а потом снова на лицо:

— Кроме того, Райли, твои соски предают тебя, разрушая весь образ недотроги.

Что? Я опускаю взгляд, обнаруживая, что горошины моих сосков вызывающе торчат под тканью кофточки, целиком и полностью представляя Колтону моё возбуждение. Дьявол их возьми!

Колтон резко встаёт, бесстыдно мне улыбаясь, и протягивает руку.

— Пойдём, — говорит он, и всё, о чём я могу думать — это надежда, что очень скоро он снова дотронется до моего изведённого желанием тела.

Мы выходим из ресторана через запасной выход, куда нас направляет Рейчел, чтобы избежать толпы папарацци у входа. Незамеченными добираемся до его машины, и Колтон быстро выезжает на шоссе №1. Мы едем в полной тишине, воздух в машине трещит от нереализованной сексуальной энергии.

Не знаю, куда мы едем, но я достаточно соображаю, чтобы понимать, что у нас обоих сейчас одно желание. Слова не нужны. Я осознаю это, когда вижу, как Колтон сжимает руль. Когда чувствую невидимые волны предвкушения и желания, которые он излучает.

В конце концов, мы съезжаем с шоссе на окраине города Пасифик Пэлисейдс и поворачиваем на улицу в паре кварталов от пляжа. Колтон паркуется у особняка в тосканском стиле и выходит из машины, не говоря ни слова. Наверное, это его дом? В свете фонаря я вижу оштукатуренный фасад с коваными вставками и двор, охраняемый грубоватыми «деревенскими» воротами. От всего этого веет уютным очарованием, и совсем не соответствует моим представлениям о жилище Колтона. Я воображала себе что-то современное, монохромное, со строгими чистыми линиями. Он открывает заднюю пассажирскую дверь и забирает наши вещи, прежде чем помочь мне выйти из машины. Хватает меня за руку и, не говоря ни слова и не глядя на меня, тащит вверх по мощёной дорожке.

Я задаюсь вопросом, умею ли считывать эмоции, потому что внезапно чувствую себя очень неловко. Откуда это внезапное изменение? Я что-то пропустила? По мне бьёт нервное напряжение, когда я осознаю, проходя в эти двери, что мои предыдущие соображения, что должно сейчас произойти, меняются. Смещаются по какой-то непонятной причине. Я останавливаюсь позади Колтона в уютном дворике, где среди прекрасно вписывающихся в пейзаж гортензий и пламерий стоят небольшие качели на двоих.

Я слышу звон ключей и его чертыхания, пока Колтон подбирает правильный ключ, затем он толкает многострадальную дверь, кладёт руку мне на поясницу и проводит меня внутрь. Затем вводит код для снятия охраны, но сигнализация продолжает пищать, и Колтон делает ещё две попытки, прежде чем звук прекращается.

Интерьер дома выдержан в бурой и рыжевато-коричневой гамме с яркими всплесками цвета на подушках и вазах. Маленькие штрихи тут и там — женской руки — наводят на мысль о возможном когда-то присутствии здесь дизайнера женского пола. Или женщины, живущей вместе с ним. Я раздумываю над этим наблюдением, неуверенно входя в гостиную, держа руки перед собой и не зная, что мне делать или сказать. Впервые за сегодняшний вечер в компании Колтона я чувствую себя неловко. Я слышу, как захлопывается входная дверь, и его шаги по деревянному полу — как он идёт позади меня в кухонную зону.

С его лица исчезла вся игривость, надёжно скрытая под нечитаемой маской. Я наблюдаю за тем, как он открывает шкаф, ища что-то и бормочет проклятия, когда не находит нужное, открывая еще две дверки, и затем он выдыхает:

— Какого хрена?

Я такого же мнения. Я вижу напряжённость в его плечах. В линиях вокруг его рта. Меня наполняют неуверенность и беспокойство, и я делаю к нему несколько шагов.

— У тебя красивый дом, — слова выходят пискляво, выдавая моё смятение.

При этих словах глаза Колтона вспыхивают, встречаясь с моими, оценивая меня.

— Зависит от ситуации, — бормочет он, пока я озадачено смотрю на него. Он закрывает дверцу шкафа и направляется ко мне, обходя стол. Его глаза бесстрастные. Взгляд непроницаем. — Я ехал сюда, не думая… — произносит он извиняющимся тоном, качая головой. — С моей стороны было глупо привести тебя сюда.

Его слова, это внезапное отторжение, жалят как пощёчина. Я униженно опускаю глаза в пол, обхватывая себя руками в бесполезной попытке защититься. Чувствую, как в горле закипают жгучие слёзы. Уже второй раз он приводит меня с собой, а потом, ничего не объясняя, отвергает. В одну минуту он заставляет меня чувствовать, что я единственный человек, которого видят его глаза, а в следующую создаётся впечатление, что мой вид ему невыносим. Я переминаюсь с ноги на ногу, убеждая себя, что не расплачусь перед ним. Не дам Колтону насладиться осознанием эффекта, который он производит на меня, несмотря на наше недолгое знакомство.

Глубоко вздохнув, я готовлюсь закономерно покинуть это место — где я так внезапно нежелательна. Когда я готова снова взглянуть на него, я поднимаю глаза и вижу перед собой Колтона, стаскивающего с себя футболку. Вынырнув из воротника, Колтон, не глядя, отбрасывает футболку на диван. Его глаза полностью сосредоточены на мне, челюсти сжаты, руки подрагивают, как будто он жаждет коснуться меня. Интенсивность его пристального взгляда крадет мое дыхание.

Теперь моя очередь удивиться. Какого хрена? Я основательно запуталась. Доктор Джекил превратился в мистера Хайда, и всё повторяется. Пару минут назад он извинялся за то, что привёл меня сюда, потому что хотел отступиться, а теперь он, с восхитительно обнажённым торсом, смотрит на меня так, будто собирается немедленно поглотить, отчего я задерживаю дыхание.

Я прерываю наш зрительный контакт, переводя взгляд на его великолепное тело. Его гибкий торс чуть шевелится под моим неспешным разглядыванием. Джинсы низко сидят на бёдрах, под пояс которых плавно уходят V-образные мышцы живота. Я ловлю себя на мысли, как сильно хочу попробовать его там. Пробежаться губами по изгибам тугих мышц, спустившись к вершине этого перевёрнутого треугольника. Как я хочу взять его в рот, соблазнить языком и заставить потерять весь контроль. В моём теле плещется, пульсирует и зудит жажда удовлетворения.

— Ты хоть представляешь, что делаешь со мной? — тихо спрашивает он. Я отрываю взгляд от его тела, встречаясь глазами с его взглядом. Невысказанные эмоции в его глазах одновременно шокируют, обволакивают и пугают меня. — Не представляешь, так ведь?

Я отрицательно мотаю головой, закусывая нижнюю губу. Я знаю только, как он на меня влияет. Про власть, какой он обладает, заставляя меня снова чувствовать. Заставляя забыть. Как одно только его прикосновение может утихомирить все сомнения в моей голове.

Колтон делает медленный шаг.

— Ты стоишь с этим невинным выражением в потрясающих фиалковых глазах. Как фея, с каскадом волос, льющихся вокруг тебя. А эти губы… ммм, Боже… эти сексуальные губы, припухшие и такие мягкие после того, как их зацеловали. Я мечтаю об этих губах, — его слова окутывают меня, соблазняя. Он делает шаг ближе, тянется и берёт меня за руку. — На твоём лице уязвимость, Райли, но твоё тело? Твои изгибы? Они кричат о грехе. Заставляют мой рот наполняться слюной от желания вкусить тебя снова. Вызывают во мне такие мысли, от которых, я уверен, ты страшно покраснела бы, — он увлажняет кончиком языка нижнюю губу. — От тех вещей, которые я хотел бы сделать с твоим телом, сладкая.

Я резко втягиваю воздух; абсолютная искренность, стоящая за этими словами, почти обнажает, обезоруживает меня. Очаровывает. Поощряет. И пробивает в броне, защищающей моё сердце, ещё одну брешь.

— Ты делаешь меня нуждающимся, Райли, — шепчет он хрипло, приближаясь ещё на шаг. По моим рукам разбегаются мурашки, когда его вторая рука ложится на мой бок, невзначай располагаясь так, что большим пальцем Колтон задевает нижнюю часть моей груди. Я мгновенно реагирую на прикосновение — мой сосок твердеет от возбуждения. Колтон наклоняется, оказываясь так близко, что я вижу вкрапления тёмно-зелёного, плавающие в прозрачных радужках его глаз. Так, что я вижу между строк его невысказанные чувства. — А мне никогда ничего не нужно было ни от кого.

Его признание — как искра для моего топлива. Его зажигательные слова так поражают, что какая-то маленькая часть в глубине моей душе надеется на нечто большее с его стороны. Я изучаю его глаза, вспоминая все его случайные высказывания с момента нашего знакомства, и осмеливаюсь верить в невозможное. Он смягчил меня, уничтожил, а потом возродил — и всё за очень короткий промежуток времени.

— Колтон? — мой голос отказывает мне, пронизанный чувствами. — Я… Колтон…

Я не успеваю закончить свою мысль, потому что он рывком притягивает меня к себе, и его губы обрушиваются на мой рот. Весь накопленный за этот вечер флирт взрывается между нами в потоке ищущих губ и гладящих рук. Нам нужно это немедленно. Наша потребность чувствовать друг друга кожа к коже затмевает всё. Колтон выпускает из своей хватки мои бёдра, цепляет край моей кофточки и стягивает её с меня через голову, разрывая поцелуй только на время движения ткани по моему лицу. Бросает мою одежду на пол, и его рот снова захватывает мой.

Голод. Таким ощущается на вкус его поцелуй. Такими ощущаются его руки на моём теле. Это то, что я чувствую внутри себя. Я хочу всё его тело целиком и каждый сантиметр по отдельности. Хочу потерять себя в нём, раствориться в ощущениях, достичь абсолютного блаженства только от одних его прикосновений.

— Иисус, Райли… — он отстраняется от меня, наши грудные клетки вздымаются друг против друга, сердца бьются в бешеном ритме. Он обхватывает ладонями моё лицо; взгляд его потемневших глаз говорит мне, что он понимает. Он тоже голоден. — Ты обнажила и обезоружила меня, Райли. Ты дразнила меня весь вечер. У. Меня. Просто. Не. Осталось. Никакого. Контроля, — он зажмуривается, и я чувствую, как пульсирует, упёршись в мой живот, его член. — Не думаю, что смогу быть нежным, Райли…

— Ты и не должен, — шепчу я ему, и мои собственные слова поражают меня. Я больше не хочу, чтобы меня считали хрупкой. Как это делал Макс. Я хочу чувствовать, как его бурная страсть нахлынет на меня, пока он будет брать меня с безумной несдержанностью. Я хочу, чтобы он доминировал надо мной так, чтобы я взмывала ввысь и падала, разбиваясь вдребезги, и чтоб не было мысли, что может быть иначе.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.