|
|||
Часть вторая 18 страница— Плохо дело, Маша. Догоняют нас. Ты давай потихоньку до сарая — вон он, за соснами, и жди меня. Я задержусь на всякий случай. Дойдешь. — Я постараюсь, — все поняла Марья. И пошла вверх по склону, осторожно погружая ноги в снег. Отчаянная стрельба длилась минут двадцать. Когда последний одиночный выстрел пистолета хлопнул там, внизу, Аркадий понял: остался он один. Посчитал поднимающихся. Двадцать один. Его озадачили выстрелы и разрывы гранат еще дальше внизу, на свалке. Слышимые на возвышении отчетливо, они разделялись на резкие автоматные и тяжелое уханье пулеметов, рявкали разрывы гранатометов. «Что-то там не то. Не та компания», — понял он, что их подмога схлестнулась с другой. Чесались руки разобраться с погоней внизу на склоне. И вдруг он услышал оттуда захлебывающийся голос с хохлацким выговором «гэ»: — Вдоль болота, по гатям и до склона! Здесь он, не уйдет! Как поняли? Давай швыдче! — Такая, стало быть, квазицкая уха, — сам себе сказал Левицкий. — Вот зонт прошелестел: к соседу, не ко мне… Вдох, два коротких выдоха. Где-то вроде стрекот вертолета, перекрываемый разрывами и стрельбой внизу. Опровцы на склоне пока не торопились, ждали подмогу. Аркадий осмотрел рожки с патронами, ощупал две лимонки в подсумке. Весь запас. Уняв желание дождаться опровцсв, он, как олень, отмахал расстояние до сарая. Встал перед Марьей. — Аркашечка, — кривились ее губы от плача. — Не куксись, где-то вертолет на подходе… — Не будет его, Аркаша. Вон он… С пологого склона Левицкий заглянул вниз по направлению руки Марьи и увидел горящие обломки. — Самолет его ракетой… — Вот теперь совсем одни остались, — понял все Левицкий. Марья подняла голову к нему, смотрела с тоской. Предстояло сказать ей самое важное и самое трудное. — Машутка, ты сильная и мудрая. Сейчас ты полетишь… — Только с тобой, Аркашечка, только с тобой! — она заплакала. — Дельтаплан двоих не подымет. Дай Бог тебе улететь с малым. — Бог? Где он, если вокруг такое? — С тобой он. Прилетишь на место, поймешь. — Куда я полечу, куда? Вопрос вопросов. Никогда бы он из всех фантазий не оставил одну, самую реальную сейчас. — Слушай внимательно, — присел он на корточки рядом с ней. — Ты полетишь с ребенком и с пакетом, который взяла в тайнике Судских. Ты, Машутка, одна в ответе за весь мир. И твой ребенок, и дискеты — это очень важно. Это завет ото всех нас тем, кто придет после нас. А полетишь ты к отцу с матерью. — В карьер? — отшатнулась Марья, теснее прижала к себе ребенка. — Да. А Судских говорил, что зону поражения можно пересечь по воздуху. Плохо это, хорошо ли, не знаю. Но это единственный выход. Нас в живых не оставят. Пощады от уродов ждать нечего. — Ой, Аркашечка, — еще теснее прижала к себе сверток с младенцем Марья. — Это так страшно… — Заглянула внутрь, будто опасалась, нет ли там уже беды. Ребенок мирно спал, нахмурив бровки, подобрав губки. — Аркаша, я не могу, не могу! — запричитала Марья, цепляясь свободной рукой за плечо Левицкого. — А как же тогда в огонь и воду за мной? — Про полеты не было, — плакала она. — И это — за тобой. — Я всегда буду с тобой. Все. Скоро здесь орда будет. А билет всего один и в один конец. Он быстро открыл дверь дощаника, осмотрел дельтаплан. Поломок не обнаружил и выкатил его наружу. Оперение в черно-белую полосу смотрелось прочно, хотя легкие конструкции дельтаплана буквально просвечивали в боковых лучах заходящего солнца. — Помнишь все из моих прежних наставлений? — Помню, любимый, летала ведь с тобой… — Прекрасно, — защемило сердце у Левицкого от ее слов. — А полетишь в этом направлении, — указал он на юго-восток. — Здесь от силы двадцать километров. Испарение от земли плотное. Поймаешь теплый поток, тогда не потеряешь высоту. — Да, любимый. Он помог ей лучше спеленать младенца, укрепить его прочно на груди перед собой. — Готова? — Да, — прошептала она. Впервые они поцеловались. Поцелуй был соленым. Аркадию почудилось, что он уловил стук сердечка маленького. — Лети… Разбег — и черно-белая птица вспорхнула с края склона. Чуть клюнула носом, отчего у Аркадия сжалось сердце, выровнялась и стала набирать высоту. Как же много осталось невысказанных слов, как же недо-любилось, как не хочется рвать эту последнюю нить! — Запомни нас живыми! — крикнул он и услышал уже из другого мира, белого, в искрах живого солнца: — Да-а-а-а!..
Часть вторая
|
|||
|