Часть вторая 11 страница

— А в России? — разом спросили Христюк и Мастачный.

— Россия поднялась на захваченных территориях плюс заемная религия. Пока были сильны корни боярской и дворянской знати, существовал заслон для евреев к рычагам власти. Не отвлекайтесь, — попросил посланец Гуртового и продолжил: — Можно задаться вопросом: почему весь христианский мир принял религию, созданную евреями? Ответ прост: Иисус Христос предпочтителен в борьбе за власть, как предпочтительней пулемет луку. Территория нынешней Европы в начале первого тысячелетия была белым пятном, куда устремились проповедники новой веры. Она пролагала себе путь огнем и мечом, укреплялась страхом и казнями. Имя Бога Всемогущего было весомей деревянных истуканов в лесах и каменных в горах. Этот Бог мог карать, чего не делали добренькие местечковые божки. Вот главная причина — кара, если ты отвергнешь загадочного пришельца. Позже христиане пытались доказать причастность Иисуса к европейскому месту жительства, велись крестовые походы с целью вызволения гроба Господня; однако дело сделано, Бог един, и не столь важно, что вышел Его Сын из евреев. За это их стали ненавидеть сильнее, что не лишило последних изворотливости и шествию по планете. Главную задачу — заслон другим религиям, в первую очередь исламу, иудаизм выполнил.

Есть теория, будто евреи — пришельцы из другого мира. Сущая чепуха, как и все их первородство. С другой стороны, африканский континент, переживший гигантский катаклизм, был древнейшей колыбелью цивилизации. Антропологически доказано, что евреи — африканоиды, им присущи генетические особенности именно жителей Африки, откуда следует, что они являются древнейшими представителями этого материка, о чем и говорится в Книге Бытия. У них была некогда высокая культура, они владели расчетами, которые ныне считаются утраченными пли тайными. Умение египтян возводить пирамиды напрямую связано с африканской цивилизацией допотопного периода. Видимо, египтяне разжились этими тайнами, а евреи позже выкрали их. Надо отдать должное евреям, они сохранили опыт своих предков, сначала передавая тайны изустно, а позже записав их. Письменные памятники на древнееврейском старше египетских, это о чем-то говорит. Новое, принято считать, это хорошо забытое старое. Сейчас, когда прогресс тори г дорогу по трупам людей, по ухабам бытия, сжигая нас, грешных, то атомной бомбой, то экологической грязью, где-то давным-давно записано, что можно и чего нельзя. Илья Натанович Триф, судя по всему, к этим тайнам приблизился на опасно близкое расстояние, — неожиданно закончил посланец Гуртового. — Благодарю за внимание.

Еще некоторое время две хохлацких картофелины торчали над столом в виде семенного фонда. Пот ом глазки ожили, превратились в глаза, впадины и бугры стали ртами, ушами, ожили, одним словом, а посланец Гуртового надел свою роскошную лисью шубу и удалился, посчитав необязательным разводить тары-бары с антагонистами.

«Кто имеет уши, тот услышит, кто имеет разум, тот поймет».

— Давай-ка хлопнем коньячку, — очухался первым Христюк. Достал бутылку фирменного французского «Наполеона», разлил до краев в стаканы. Выпнли, не закусывая. Ничего не поняли. Выпили еще.

— Ни хрена себе! — хлопнул по лбу Христюк. — А мы тут ерундой всякой занимаемся, как дурачки, листовки клеим.

— Почему как? — подъялдычил Мастачный. — Дураки и есть. Представь, какую деньгу сострижет тот, кто попика этого обработает?

— Какая там деньга, Вася! — заорал Христюк. — Власть, Вася, власть! — и уже серьезно спросил: — Гдс Судских прячет жида?

— Думаю, в одном из своих тайных пансионатов.

— Тут не думать надо, а действовать! И очень быстро.

Христюк почесал лысину, походил нервно по кабинету.

— Ну-ка, еще по единой…

Мастачный шустро разлил коньяк по стаканам. Выпили единым духом. Христюк еще немного пометался по кабинету.

— Берем Портнова, — выдал решение Христюк. — Он знает больше нашего, зря времени тратить не будем.

— Опасная затея, Федя, — осторожно подсказал осоловевший Мастачный. — Это ж не в гостиницу с понятыми, это ж к Судских…

— Ты, Вася, раньше времени не канючь. Ты меня еще не знаешь. А я — такой, — показал руками и головой, какой он на самом деле, Христюк. — Ты пока разузнай потихоньку, где у Судских эти его «вольфшанцы» находятся, бункеры и трезубцы.

— Это-то можно, — кивнул, а проще, уронил голову Мастачный.

— А руководить операцией я буду лично.

4 — 18

Пышные празднества в Москве и окрестностях России давно кончились, ровно их и не было, потянулось далее серое бытие, состоящее сугубо из доставания пищи. Новые власти, провозгласив режим строжайшей экономии во всем, дабы возродить разваленную экономику, прежде всего почти полностью задавили коммерческую торговлю, восстановив государственную. Страна опять стала в очередь. Старушки, призывавшие порядок, получили его, а те, кто порядок понимал по-своему, быстро натоптали дорожки к черным ходам. «Есть Бог! » — потирали руки жирные гастрономовские тетки, возвышаясь над прилавками. Им снова выпало повелевать.

Чара на жизнь не жаловалась. Классная портниха, она и в пору разгула демократии не осталась без заработков, обшивая банкирских жен и любовниц банкиров. Те и другие щедро одаривали ее валютой и рублями. Ввели карточки, потекли к ней чистые продукты и те же рубли с потоком жен и любовниц государственных мужей. Она принимала их вместе с подношениями, но служительниц прилавков по-прежнему игнорировала. Ей была свойственна брезгливость.

Она могла бы считать себя вполне счастливой, если бы счастье принадлежало одной: делить его на двоих у Чары не получалось. Дело не в Марье, которая жила с ней: в трех комнатах разместиться двум противоположностям можно. Чара к взбалмошной Марье всегда относилась одинаково: что-то не так — марш в свою комнату, еда в холодильнике, карточки на холодильнике, привет. За три года совместного проживания у них сложились отношения подружек. Марья могла критикнуть. Чара могла прикрикнуть, стало быть, полный баланс понимания.

По природе своей рассудительная и наблюдательная, Чара ко всем без исключения относилась ровно. Требовалось выказать характер, она делала это, но взвесив основательно свою неуступчивость. Пословица «Мягко стелет…» подходила к ней в том смысле, что если стелила она, значит, среди ночи не поднимет. Ей казалось, все на свете можно решить мирным путем и, сталкиваясь с агрессивностью, эгоизмом, предпочитала отойти. Может, поэтому в неполные тридцать лет она не обзавелась постоянным спутником. Ухажеры Чары сразу же после первой ночи выкачивались, буквально требуя кофе в постель, а Чара сама любила пить его, лежа в постели. Мужчины были, не переводились постоянно — Марья не помеха, но не задерживались. Эффект пая внешность привлекала их, раскрепощенность в нравах настораживала. Чара не считала зазорным в первый день знакомства лечь в постель, предпочитая ложе на стороне, чтобы не травмировать лишний раз Марью; возвращаясь утром, словно после обязательного и естественного дежурства, она спокойно принимала ехидный вопрос встречающей Марьи: «Дать дала, а замуж не вышла? » «Не вышла», — с такой же иронией отвечала Чара. Снимала верхнюю одежду, в ванной разглядывала себя обнаженную: и что этим мужикам надо?.. В зеркале до пола отражалась брюнетка с ладной фигурой и высокой, не вялой грудью, точеные длинные ноги, волнистые густые волосы, темные, с загадочной глубиной глаза, губы; рот… великоват, со складками ранней огорченности. Л в общем, дураки мужики, размышляла она после очередной отлучки из дому, заведомо чувствуя, что встреча окажется единственной. Кто-то из подружек наставлял помурыжить ухажера денек-другой, а уж после соглашаться на интим. Чара отмахивалась: пробовала и это. И ставила точку до очередного случая, благо внимание противоположного пола не убывало.

Она не остервенела с годами, относясь к своей неустроенности философски: придет время — найдется и для нее спутник. Пусть и к старости, ничего, а пока обижаться не на что.

Беззаветно любил ее один Эльдар Назаров, но как раз его Чара к себе не подпускала. Рестораны, компании — пожалуйста, и не дальше чашки кофе на кухне. Марья так и прозывала его — байничек с кухни. Эльдар был скорее ее телохранителем, табу наложил Виктор Портнов, познакомивший их: «Таких любят, но с такими не спяг». Сам он переспал с ней, но не раздружился.

Активно принялась устраивать ее судьбу Наточка Севеж с тех пор, как Светлана взялась окучивать полудурка Мотвийчука. История с Марьей в Карпово только способствовала ее активности. Она знакомила Чару с мужчинами из своего окружения, каких хватало с лишком, не забывая всякий раз поставить клеймо: «Проверено. Физических и моральных мин нет». Мужчины эти были, как выражалась Наточка, из породы крупняка. Женатые — да, но плотские радости им могли предоставить по заказу в саунах и на выбор по высшему разряду. Прошедшая Крым и рым Наточка Севеж сразу разобралась в плюсах и минусах подруги, поэтому подбирала ей мужчин, желающих не столько секса, сколько любви — обыкновенного женского внимания. Но пока только подбирала.

С Наточкой Чару познакомила одна из постоянных клиенток. Еще до первого знакомства Чару почти все удивляло в Наточке: безголосая и, в общем, бесталанная дива, без запоминающихся телесных качеств, она свободно вытесняла с подмостков эстрадных львиц и старлеток. Чара внимательно следила за каждым выступлением Наточки, в первую очередь оценивая наряд певицы. Да, одевается с потрясающим не вкусом, но умением, детали продуманы, а пластика Наточки дополняла туалет —~ заводная кукла, наряженная искусными мастерами. Как, впрочем, и было: имидж девочки-подростка, короткие платьица, пионерские юбочки-фестончики, едва прикрывавшие попку с кулачок, она распаляла страсти пресыщенной знати.

Чара сразу распознала глубину порока своей новой знакомой. А надо ли это обсуждать? В каждой женщине сидит гложущий ее червячок, который может вырасти в змея: стоит ли создавать себе дополнительные трудности, высчитывая час его появления?

— Шить на вас сущее удовольствие? — воскликнула Чара, едва Наточка освободилась от шиншилловой шубки. А то, что ей предложила Чара в следующий, момент, вызвало восторг у Наточки:

— Я именно это и хочу! Я с вами на всю жизнь.

Потом чай, немножко ликеру, переход на «ты», женско-женские разговоры, и не по годам премудрая Наточка высказала свое видение проблем Чары:

— Не стоит ждать принцев, будем брать то, что есть, — королей!

Она пригласила Чару на одно закрытое шоу, потом на другое, третье, обкатала, так сказать, дала примелькаться в свете и, наконец, объявила о предстоящем знакомстве с пиковым королем. «Ты меня одеваешь, я найду тебе того, кто будет одевать тебя и не утомлять раздеванием». «Но хочется же! » — хохотала Чара. «Не торопись». — И взгляд Наточки повлажнел.

Она подошла к Чаре вплотную, подняла ее с кресла.

— Мужчины не стоят капельки нашей любви, — прошептала она и поцеловала Чару так глубоко и пронзительно, как не делал этого ни один мужчина. Чара не противилась ее ласкам и впервые почувствовала себя глубоко удовлетворенной.

В казино «Голд лейбл», немногое из продолжавших функционировать, Чаре оказали суперклассыый прием. Для нее выстилались вышколенные лакеи, ей улыбались стойкие ко всему крупье и банкометы, для нее пела и танцевала Наточка Севеж. Чара поиграла в рулетку: учтивый молодой человек из персонала неназойливо советовал ей под руку, куда и как лучше делать ставки. Нет, это не набеги на увеселительные заведения с Виктором и Эльдаром, это классика! Чара загорелась, дважды выиграв на «зеро» по-крупной. «Пора ужинать», — шепнула ей в ушко Наточка. «Еще раз! — прижалась к ней Чара. — Я так счастлива. Не из-за денег! Еще раз на «зеро»! » И сорвала банк снова. Выигрыш Чары составил астрономическую сумму. Сплошное «О» восторга окольцевало Чару, и лишь крупье ничему не удивился — в казино другие мерки счастья и по другим правилам, — девочки-помощницы пододвинули Чаре целый город из башенок-фишек.

— Кешем! — распорядилась Наточка и увлекла Чару за собой. ^;— Пойдем, выигрыш будет ждать тебя, пора привести себя в порядок, короли не любят беспорядков…

В закрытом кабинете их ждал столик, сервированный на четыре персоны, а Чару еще и увесистая пачка долларов.

— Здесь это не пресекается? — удивилась она.

— Здесь ничего не пресекается, здесь избранные. А в наш тесный круг не каждый попадает.

— Я очень обязана тебе, — почувствовала прилив нежности к Наточке Чара. Взяла за руки, притянула к себе, заглянула в глаза. Что-то пряталось там, бесовское и влекущее. — Я хочу тебя…

— Ты моя надежда, — прошептала Наточка томно. — И ты всем обязана себе. Только я понимаю тебя, — но нажатием пальцев не позволила Чаре приблизиться слишком, — Расслабься. Сейчас будут гости. Один мой кавалер, другой станет твоим королем…

Вошли двое. Лицо одного показалось Чаре знакомым. Она не сказала бы себе, что желает такого ухажера: картофелина и картофелина, хотя и в мундире.

— Генерал Христюк, — представился он, если принимать, что учтивость приличествует картофелине.

Чара вспомнила его: начальник «милиции нравов», он часто выступал по телевидению. «Надо же, — удивилась она, — громит подобные заведения с экрана и не стесняется появляться здесь в форме…»

— Генерал Шумайло, — представился другой вошедший и добавил: — Денис…

На нем была прекрасно сшитая тройка-беж, не менее ладно сидящая на генерале. К тому же у него была вполне стройная фигура.

«Вот от такого кавалера я бы не отказалась», — подумала Чара, а Наточка уже суетилась, лишая подругу спокойного осмысления достоинств Шумайло.

— Все звезды в гости будут к нам! — продекламировала она и, сделав ласточку, поочередно поцеловала щеки обоих генералов.

— Это уж кто к кому, — заметил Шумайло, усаживаясь и внимательно оглядывая Чару. — Присаживайтесь рядом…

За ужином было весело. Чара и Наточка умело составили дуэт, будто знали друг друга бог знает с каких лет, чего не скажешь о генералах. Христюка пучило от каких-то неведомых заслуг, время от времени он с кем-то связывался по мобильному телефону, пока Шумайло, державшийся с приличиями, не остановил ретивого служаку:

— Охолонь, в цирке все спят, а зрители пришли не за этим.

Сбежав от ухажеров на пару минут в туалет, Наточка спросила, заранее предвкушая ответ:

— Ну как тебе пиковый?

— Обалденный мужик!

— Импотент, — поправляя челочку надо лбом, просто сказала Наточка, как констатируют: «миллионер» или «Ротшильд».

— Да ну! — ужаснулась Чара. — Бедный Денис…

— Не бери в голову, если можно в рот. Тебе такой и. нужен. Ты к нему приладишься, а я буду спокойна за тебя.

Сказала, будто в карман залезла: Чара уже считала Шумайло своим приобретением. Слегка взыграли собственнические чувства.

В пятом часу утра Шумайло. со всеми знаками внимания доставил Чару домой. Памятуя сказанное Наточкой, Чара считала, что они распрощаются прямо в машине, и ошиблась. Вежливо и непринужденно генерал напросился на кофе. Столь же непринужденно он передвинул кресло в гостиной поудобнее для себя, выбрал видеокассету и стал смотреть ее прямо с середины: обычный американский боевик с Чаком Норрисом. За ужином в казино у них установились милые отношения, и Чара не стеснялась его присутствия. Он сел к телевизору, что ж… она отправилась принимать ванну.

Да, она готова скрасить одиночество этой важной птице, будет терпеливой и неназойливой подругой. Расчесывая волосы массажной щеткой, она беседовала со своим отражением в зеркале. Да, она еще очень пикантна, особенно в этой рубашонке с тонкими бретельками, ее грудь покоится в ней спокойно и привлекательно для всякого, кто сунет нос в кружевной вырез… Ах, какая жалость, как приятно бы закончилась их первая ночь, как хочет этого се тело!..

Крепкие руки на своей талии она восприняла продолжением своих мечтаний. Они развернули ее от зеркала, изумленная Чара увидела перед собой пожилого Аполлона, а потом только яростно шептала чуть слышно и только для себя: «Ну, Натка, ну, стерва! » — и захохотала счастливая, когда их объятия расплелись и холодок кафеля коснулся ее ног.

— Эта сказка будет вечной? — испытующе спросила она, не обращая внимания на запах газа: кофе вскипел и залил, видимо, огонь.

— Все зависит от тебя, — ответил он и ушел на кухню погасить огонь.

В конце концов они выпили по чашечке крепкого кофе, завернувшись в махровые простыни, и под возгласы с экрана: «Заходи справа! Держи! Уйдет! » — обнаружили себя нагими на тахте, и опять Чара поминала Наточку стервозными словечками — такого мужчины ей пока не попадалось.

Буквально истерзанная напором страстей и в то же время крайне возбужденная, Чара едва дождалась учтивых расставаний с поцелуями в кончики пальцев. Ее рыцарь был отважен при взятии крепости и галантен с дамой.

— Натка! — подняла подругу звонком Чара. — Ты чего наплела?

— Ой, оставь, — сонно откликнулась Наточка. — Высплюсь, поговорим, я приеду.

— Да ты послушай только! — настаивала Чара.

— Отвяжись! — отрезала Наточка. — Что нового ты мне расскажешь? Трахались в ванной, потом на диване, и он был весь пламя?

— А что? — настороженно спросила Чара. — Ты спала с ним?

— Меня мужики не интересуют, импотенты тем более, — лаконичный ответ и гудки отбоя.

«От зависти», — решила Чара, успокоилась и заснула, как провалилась в преисподнюю, где только что побывала с Денисом.

В краткий миг между сном и реальностью пред ней возникли глаза Шумайло. Такие были у школьного учителя из далекого детства. Пустые и холодные. Его поймали однажды подглядывающим за девочками в туалете. Чепуха, отмахнулась Чара и заснула.

«Тебе нравится тут? » — спросил Денис, кутаясь в махровую простыню. Он спрашивал и смотрел в сторону.

«Мне с тобой везде хорошо», — отвечала она, пытаясь увидеть его глаза.

Они стояли на галечном холме, под ногами зиял огромный котлован или заброшенный карьер. Вдали, над круто срезанной стеной карьера, возвышался нетронутый лес, угрюмый и молчаливый; громадные сосны пытались дотянуться до неба, пожаловаться Господу на людскую несправедливость: «Доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? » Всюду песок, булыжники, глина то в расстил, то кучами, то ямами — первозданный хаос и носятся темными стаями орущие вороны. Но тепло. Влажно. Чуть-чуть до появления солнца из-за кромки темносерого облачного полога. И очень спокойно рядом с Денисом, ничто не пугает. Он сильный, неистовый. Не он ли расшвырял по карьеру эту искореженную технику? Вон башня танка, ствол задрался вверх, вон еще один, гусеницами к небу, вот какие-то перекрученные, наверное, взрывами конструкции, много разбитых, сожженных вагонов. «Ой, Денис, какой ты храбрый! » — «Я? Это не я». — «А кто же все это разрушил? » — «Это было до меня. Я всего лишь охраняю тайну этого места, чтобы никто не узнал». — «А мне расскажешь? Я ведь теперь твоя кровинка». — «Сам хочу у тебя кое-что узнать». — «Спрашивай, родной». — «Родной? Раз переспали, и уже родной? » — «Ну зачем ты так? Я столько тебя искала, единственного». — «А сестру свою не пыталась найти? » — «Где же? Только на том свете…» — «Это и есть тот свет, здесь она». — «Зачем ты так шутишь? » — «Не собираюсь, я слишком серьезен. Видишь, вон дыра в стене карьера? Там живет твоя сестра со своим мужем. Целые и невредимые». — «Зачем ты так! Они погибли, попали в аварию! Или мы действительно на небесах? » — «Глупая, какие небеса? Это Армагеддон-2». — «Если они живы, почему тогда не приедут в отпуск, им положено раз в год». — «Ничего им не положено. Всех жителей этого города в начале года сняли со всех видов довольствия. Видишь колею железной дороги? Раньше по ней доставляли продукты и прочие припасы. Пустят вагон с горки, он сам к ним катит в запретную зону. Возврата тары не надо, все равно зараженная». — «Но как же можно поступать так с живыми? » — «Для них места нет. Они поражены неизвестным вирусом. Их не стали убивать, не стали экспериментировать, но не стали и кормить, чтобы эксперимент шел чистым. Тебе их жалко, а у них здесь овощи круглый год, зимы не бывает, одной помидорины хватает на десять человек, кролик больше коровы». — «Я хочу видеть сестру». — «Это твое дело. Только назад дороги нет. Прямо перед нами начинается полоса зараженной земли, за нами ряды колючей проволоки, по собственной воле сюда никто не заходит. Были смельчаки, погибали через день». — «Но как же сестра с мужем? » — «Вот это и составляет тайну». — «Я хочу видеть сестру. Катя! Гена!.. » — «Оставайся, глупая…»

Денис растворился в пространстве. Чара пыталась удержать его руками, схватить, как в детских жмурках, и тщетно. Она очнулась вдруг, натолкнувшись на что-то, стащила повязку с глаз: «Натка, ты как сюда попала? Денис где? » — «Меня мужики не интересуют, тем более импотенты». — «О чем ты говоришь? Он настоящий мужчина! » — «Вот дура! Смотри туда! » Наточка засмеялась, сделала ласточку, и Чара взглянула по направлению вытянутой руки. К ней шла сест-' ра, широкий ремень через шею удерживал перед ней лоток. «Катя! Что это? » «Нас сократили, — печально ответила сестра. — А жить надо. Вот Геннадий делает, а я продаю. Только нашим такие вещи не нужны. Может, купишь, тебе такие вещи нравятся? » «Какая мерзость! » — воскликнула Чара: на лотке лежали мужские детородные органы. «Чара, успокойся! — просила сестра. — Лучше скажи мне, как дочурка моя? Отпусти ее к нам. Только пусть панталончики теплые наденет, здесь так прохладно вечерами». — «А где мой Денис? » — «Будь он проклят, твой Денис! » — «Что он сделал вам плохого? » — «Еще узнаешь, С каким страшным человеком ты связалась…»

Она рванулась прочь с холма, потом вверх по насыпи, к Денису. Нет, не Денис стоял там: Эльдар смотрел на нее с укоризной.

4 — 19

Григорий Лаптев бесцеремонно поднял Судских в шестом часу утра.

— Игорь Петрович, без извинений, доброе утро. Срочно приезжайте в контору.

— А ты чего в такую рань поднялся? — осмысливал звонок Лаптева Судских.

— А я и не уезжал. Часов с двух ночи машина стала такое выдавать, что чаю попить забыл.

— Вот как? — прогоняя остатки сна, протирал глаза Судских. — Архиважные новости?

— Приезжайте. Гриша Лаптев любимого генерала зря не подымет. Машина за вами вышла.

Гудки отбоя означали одно: удовлетворять любопытство шефа Григорий не собирался по телефону.

Проснулась жена, включила ночник.

— Спи, спи, — потушил его Судских.

— Ни сна, ни отдыха, — зевнула она. — Ох, Судских, Судских, не будет из тебя путного мужика, — посетовала она, зарываясь в подушку. — А старика и вовсе…

«До старости еще дожить надо», — хотелось ответить ему. А стоит ли затевать пикировку? Спит человек без волнений и пусть спит, не знает всего и незачем.

В прихожей заметил, надевая полусапожки, что левый носок надел шиворот-навыворот.

«Бить будут, — вспомнил примету Судских. Присел, вывернул носок, обулся. — Теперь не будут».

Утренняя Москва встречала промозглой взвесью в воздухе. И не снег, и не туман, а черт-те что, как и сама жизнь. На дворе апрель, а весной не пахнет.

«Лет десять назад казалось, когда большая часть московских заводов практически бездействовала, что дышать станет легче, смога не будет, а оно вон как вывернулось наизнанку, — поджидая машину, размышлял он. — А вывернулось наизнанку то, что коммунальные службы будто вымерли, антисанитария царила полнейшая, по грудам мусора среди дня вольготно разгуливали крысы, а свалки приблизились к Москве, как вермахт в сорок первом, к тому же взяли столицу коммунистического режима в кольцо. Полнейшая победа, город в блокаде, со дня на день десант заразы, а мы полны оптимизма», — подытожил размышления Судских.

Подъехала машина, прямо к бордюру напротив входа.

— Доброго здоровьичка, Игорь Петрович, — приветствовал Судских водитель. Охранник предусмотрительно держал заднюю дверцу открытой.

— Привет тем, кому спать не дают, — ответил Судских, усаживаясь на заднем сиденье джипа. Охранник вскочил следом рядом с водителем.

Еще месяц назад Судских завел бы свою «волжанку» и поехал в Ясенево, спокойно размышляя в одиночестве. Со вчерашнего дня выполнялся его приказ о передвижении только группами и запрете на открытые переговоры по спецсвязи. В конце марта обстреляли машину Бурмистрова в черте города часов около восьми вечера. Ехал сам, не заметил, откуда и кто палил. К счастью, самого Бурмистрова не задело, очередь прошла ниже сиденья. Чьих рук дело? Бурмистров ехал с оранжевым пропуском на лобовом стекле по форме один, разрешающий проезд везде и в любое время суток. Ссылаться на разбойное нападение не приходилось, на акт возмездия мафиозной структуры тем более: все группировки ушли в глубокое подполье после облав годичной давности, когда очищали Москву в плане подготовки к выборам. Перестреляли и перекурочили более пяти тысяч человек. Облавы проводила только что созданная «милиция нравов» и явно перебила больше невинных да бомжей, чем крутых мафиози. Стало ли спокойнее в Москве? Тише стало, но потому, что москвичи не высовывались из домов позже восьми вечера, лишь те, кто как-то связан с органами милиции, дружинники и стукачи, сама милиция моталась по городу, сжигая бензину больше, чем весь Аэрофлот. Как в том анекдоте: «Вот тебе охрана, ты ее пои, корми, одевай и под ноги не суйся».

На оперативке решили: обстрел Бурмистрова — дело рук дуболомов Христюка. Вспомнили другой случай, когда у джипа Бурмистрова, припаркованного на полчаса у жилого дома, прокололи все четыре ската и разбили лобовое стекло. На «Ниве» Левицкого вскрыли дверцу, изрезали сиденья. Собралось еще несколько случаев. Отличительная особенность всех — наличие оранжевого пропуска. Подленькая месть. Но за что? Президент благоволил к УСИ, считая Управление Судских сильным во всех отношениях. Оснащены лучше, подготовка и вооружение лучше, кадры толковее. Руководство МВД неоднократно жаловалось на скудные оклады и ветхую технику. Разбирательство президентской комиссии показало, что субсидии всем силовым ведомствам выделяются в равных пропорциях, согласно бюджету, и истрачены они, по сведениям самих ведомств, на технику и повышение окладов личному составу. В Думе руководители МВД оправдывались неубедительно, хотя фракции коммунистического большинства обеляли их; тогда оппозиция зачитала справку, где конкретно перечислялось, куда на самом деле ушли деньги из бюджета. В основном на нужды самих руководителей. Откуда документ? Из УСИ, вестимо. Полетели головы. Сменили сплошь начальство вплоть до районного. Новый шеф «милиции нравов» генерал Христюк обещал показать работу, но просил субсидий не менее пылко, а тут как раз президентские выборы, волна землетрясений и стихийных бедствий, не до субсидий милиционерам. Новый президент дал слово подбросить кое-что из новых зарубежных кредитов, но, сделав ставку на УСИ, МВД оттеснила от Кремля большая часть окружения президента, хотя Шумайло и Гуртовой поддерживали Христюка, а знаменитая фраза президента: «Свои дрязги решайте сами», — послужила сигналом для сведения счетов ФСР и МВД в целом. Пока делались мелкие пакости, Судских отмалчивался, после обстрела машины Бехтеренко он приказал выезжать только группами.

Первого апреля, в праздник всех дураков, Судских назначил рейд по выявлению бесчинств «милиции нравов». На всякий случай он позвонил тридцать первого марта Христюку: «Федор Семенович, ты меня знаешь, я жаловаться не буду, лучше прекрати свои козни». Нет бы тому замириться со всесильным шефом УСИ, так Мастачный оказался при разговоре в кабинете, подогрел страсти, и Христюк ответил: «Не пойман — не вор».

«Будем ловить», — положив трубку, подумал Судских.

И с каким же удовольствием смаковали ведущие всех программ радио и телевидения результаты первоапрельского рейда! Празднику всех дураков радовались москвичи и гости столицы: «На московских рынках отловлено службами ФСР более пятисот вымогателей-милиционеров, на привокзальном шмоне — около трехсот, на въездах — до сотни, человек двести попались в магазинах и прочих точках. Набралось более тысячи стражей порядка! » Судских велел всех доставить на стадион в Лужниках, известив о мероприятии все службы массовой информации. Вход на зрительские трибуны бесплатный.

Пожалуй, матч с легендарным Пеле не собрал бы такого количества зрителей. Судских предполагал зрительский наплыв, но такого… Его отдельные посты не могли удержать массы народа, стекающегося к Лужникам. Немедленно вызвали казацкие наряды. Казаки одинаково не жаловали и милицию, и ГБ, считая только себя Христовым воинством. В ряде стычек досталось от казацких нагаек и людям Судских, и милиционерам, и больше всего зрителям, которые одинаково не любили власти вообще. Лишь благодаря оперативному вмешательству Судских удалось предотвратить хладнокровное избиение, избежать жертв. Он заранее через Воливача договорился с командованием МО, и хмурые солдатики, которым вообще все было одинаково противно, врезались в толпы, идущие со стадиона, предотвратив давку.

Христюк попытался списать свой позор на массовые жертвы, но таковых не оказалось. Как бы там ни было, праздник вышел на славу. Отставка Христюка состоялась. Пока подыскивали замену, бразды правления взял Мастачный. Это был первый случай, когда он перепрыгнул через голову шефа, чему радовался открыто.

— Федя, не бздо! — посмеиваясь, успокаивал он Христюка, вольготно восседая в его кресле. — Мы ему тоже кой-чего отмочим.

Джип Судских выехал на Садовое кольцо. Рассвело. По обочинам трассы прямо на тротуарах лежали спрессованные кучи изо льда, грязи, сажи, каких-то обрывков, и лежать им до самого лета, сея заразу. В прошлом предпраздничном году неизвестный вирус выкосил более двух тысяч человек. Мор остановила вакцина, спешно доставленная из Женевы. Два года назад свирепствовал брюшной тиф, три года назад обошлись скромной холерой, человек триста всего вымерло. В этом закрыли городскую Санэпидстанцию по принципу: раз не борется с заразой, нечего содержать. Мудрое решение.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒