Пролог. Адриан. Адриан. Адриан. Адриан. Адриан. Месяц спустя

Пролог

Адриан

10 лет

Меня толкают в холодную, темную ночь.

Сначала я не могу идти в ногу со своей ошеломленной головой, когда моргаю, прогоняя сон из глаз.

Я на мгновение сосредотачиваюсь на своем окружении и убеждаюсь, что не мечтаю о последней прочитанной книге.

Книги были моим единственным спасением с тех пор, как ушла тетя Анника. Она умерла в полном одиночестве в жестокой автокатастрофе, и моего отца не было рядом с ней. Вместо этого он был с нами. Родители отвезли меня в больницу, чтобы наложить гипс на руку, которую сломала мама.

Я не плакал. Боль в руке была не такой сильной, как постоянная, нескончаемая боль в груди, и тот факт, что тетя Анника не была рядом, чтобы обнять меня, что она больше не могла унять боль, остановил мои слезы.

Папа гордился тем, какой я сильный, и тем, что его сын не пролил ни слезинки. Я подумал, не рассказать ли ему все, но перед тем, как он приехал, чтобы отвезти меня в больницу, мама сказала, что избавится от меня, как избавилась от тети Анники, если я расскажу что-нибудь папе.

Мне хотелось ударить его и маму. Я хотел выбросить их обоих из машины, потому что тогда я думал, что у меня снова будет тетя Анника, если они исчезнут.

Но она уже ушла, и теперь у нее просто надгробие. То, которое больше никто не посещает/

Все тепло и радость, которые она принесла в дом, исчезли с тех пор, как мама заняла ее место.

Папа женился на моей маме, хотя его друзья из Братвы ее не любят.

«Она слишком умна для своего же блага». Я слышал, как один из них сказал это.

Я думаю, это потому, что она настаивает на том, чтобы знать все и участвовать как можно больше.

Она часто ссорится с папой, потому что он не хочет, чтобы она была «частью бизнеса». Однажды мама сказала, что если он послушается ее, то может стать Паханом, и он ударил ее по лицу.

Мне не нравится, когда папа бьет маму. Потому что она бьет в ответ, а потом они оба кричат, ломают вещи и истекают кровью.

Если я встану у них на пути, мама прижмет меня к ближайшей стене, а папа ударит ее сильнее.

Но я думаю, что будет лучше, если они будут ссориться, потому что, когда они не ссорятся, мама дает мне пощечину за малейшую ошибку, а папа заставляет меня запоминать книги и встречаться с его друзьями из братства.

Судя по боли в руке, меня тащит мама. Она жестокая, по крайней мере, дома. Папа жестоко обращается с ней, но никогда со мной. Он выходит из себя всякий раз, когда она причиняет мне боль, и именно поэтому она делает это только за его спиной.

Я моргаю, когда меня поднимают на ноги, не понимая, почему она вытащила меня из кровати и едва дала мне время надеть обувь, прежде чем вывести меня на улицу.

Обычно она не беспокоит меня, когда я сплю.

– Поторопись, Адриан! – Мама толкает меня вперед, ее красные ногти впиваются в мое запястье, а выражение ее лица бледнеет в мягком свете, идущем с улицы.

– Мама...? Куда мы идем?

– Тише! – Ее взгляд метнулся в сторону, затем она бросилась к своему джипу и толкнула меня на пассажирское сиденье. – Пристегни ремень безопасности.

Прежде чем я успеваю спросить еще раз, она спешит к водительскому месту и садится. Шины визжат, и машина мчится в направлении выхода.

Мои руки дрожат, когда я застегиваю ремень безопасности. Мама не беспокоится о своем, когда она едет по пустой улице со скоростью, которая физически тянет меня назад и крадет мое дыхание.

Я держусь за сиденье обеими руками, изучая окружающую обстановку. Здесь темно, если не считать частых уличных фонарей. Никаких других людей или транспортных средств не видно. Я поднимаю голову и вижу «2: 25» неоново-красным на приборной панели перед мамой, которая с каждой секундой все сильнее нажимает на газ.

Она никогда не была осторожным водителем. Во всяком случае, она из тех, кто сигналит, кричит на людей и обзывает их. Тем не менее, это первый раз, когда я вижу, как ее костяшки пальцев побелели и дрожат на руле.

– Мама? Куда мы едем?

Ее голова наклоняется в мою сторону, и у нее странное выражение лица, как будто она только что поняла, что я здесь. Затем она снова сосредотачивается на дороге.

– Подальше от твоего гребаного отца.

Я знаю, что в последнее время они ссорились, и что охранники отца шептались о ней, но я думал, что они помирятся, как обычно. У них есть фазы, когда они терпимы к присутствию друг друга, но это едва длится, прежде чем они начинают драться и обзывать друг друга.

Она поворачивает, набирая скорость, и я врезаюсь в дверь, ушибая бок. Я крепче сжимаю ремень безопасности.

– Почему?

– Потому что он идиот, – рычит она. – Он мог бы быть намного большим, но он позволяет своему страху взять верх над ним. Если он лишает меня честолюбия, я лишаю его драгоценного наследника.

– Значит ли это, что мы будем жить вместе, только ты и я?

– Таков план. Пока Георгий не перестанет быть гребаным дураком.

Я не хочу жить один с мамой. По крайней мере, она не бьет меня в присутствии отца. Если его там не будет, ничто этому не помешает.

В то же время мне не нравятся драки, так что, может быть, если они не будут вместе, будет лучше.

– Этот засранец даже не знает, как далеко он может зайти, и где я могу его достать. Этот придурок, Николай, не заслуживает того, чтобы быть лидером.

– Но он же Пахан, – тихо говорю я.

– Это не делает его правление абсолютным. Помни, Адриан, власть захватывается, а не дается. Если есть шанс выиграть, не задавай вопросов и не стесняйся. Прими это.

– Даже если это причиняет боль другим?

– Даже если это причиняет боль другим. Это они позволили причинить себе боль, так что тебе не нужно беспокоиться о таких идиотах... – она замолкает, глядя в зеркало заднего вида, а затем ударяет по рулю, ругаясь по-русски.

Я оглядываюсь и нахожу несколько машин у нас на хвосте.

– Ублюдок! – Мама сильно бьет по тормозам, когда перед нами горизонтально проносится машина и останавливается.

Я падаю вперед, только ремень безопасности удерживает меня на месте. Трое мужчин выбегают из машины, и прежде, чем я успеваю понять, что происходит, обе наши двери распахиваются. Двое из них выдергивают маму из ее кресла, в то время как Павел, старший охранник отца, отстегивает мой ремень безопасности и выводит меня, гораздо более мягко, чем другие охранники обращаются с мамой.

Павел заставляет меня остановиться перед ним, положив руки мне на плечи, когда мы стоим между маминой машиной и той, которая нас заблокировала.

Она борется с охранниками, которые ее задерживают, ругаясь на смеси русского и английского. Она пытается пнуть их острым каблуком своей туфли, но они усмиряют ее.

Я нахожусь в нескольких футах от них, все еще в объятиях Павла. Не то чтобы я собирался уходить или даже имел представление о том, куда идти.

Папа заходит сбоку. Хотя мама высокая женщина, он выше и более энергичный, и у него хмурое лицо, которое никогда не меняется. Я могу сосчитать, сколько раз в своей жизни я видел, как он улыбается, и это происходит только тогда, когда он со своими друзьями – братвой.

Как только он подходит к моей борющейся маме, она плюет ему в лицо.

Он поднимает руку и ударяет ее по щеке так сильно, что ее голова откидывается назад, а из нижней губы брызжет кровь. Она спускается по светлой коже ее подбородка к изящной длинной шее.

Я вздрагиваю, мне все еще не нравится, что он бьет ее. Он никогда не делал этого с тетей Анникой, по крайней мере, когда я был рядом. Но он всегда становится жестоким с мамой.

– Глупая сука. – Папа вытирает лицо салфеткой. – Я знал, что от тебя будет больше неприятностей, чем пользы.

– Пошел ты, Георгий! – рычит она, пытаясь пнуть его, но это заканчивается в воздухе, потому что охранники держат ее в заложниках.

– Пошел я? Я? Пошла ты, Доминика, и все те неприятности, через которые ты меня заставила пройти с тех пор, как я женился на тебе. Я же говорил тебе не вмешиваться в дела братвы. Я же говорил тебе держать свой коварный ум при себе. Но что ты сделала? Ты встречалась с итальянскими капо и их женами за моей спиной и за спиной Николая. Неужели ты думала, что мы никогда, блядь, этого не узнаем?

– Я сделала это, чтобы дать тебе власть, ты, гребаный мудак! Николай старомоден, и ты мог бы быть сильнее его, лучше его.

– Он мой Пахан! Никто не замышляет переворот за спиной своего Вора. Это не так, черт возьми, работает, как я говорил тебе миллион раз. Любое предательство карается смертью.

– Никто не накажет тебя, если ты будешь чертовым лидером!

– Но я не лидер. – Он глубоко вздыхает. – Ты предала меня и братство, Доминика.

– Нет. – Она извивается и борется, брыкается и кричит.

Я ненавижу эту сторону мамы. Я всегда знал, что она больше, чем жизнь, и к тому же сильнее. Иногда прямо-таки ненавистная. Я никогда не прощу ее за то, что она забрала тетю Аннику, но мне также не нравится видеть ее такой беспомощной и не имеющей выхода.

– Ты не можешь так поступить со мной! Я мать твоего сына!

– Это не освобождает тебя от наказания. – Папа достает пистолет и показывает им на своих охранников. – Поставьте ее на колени.

Мужчины толкают ее вниз, пока ее колени не касаются земли, ее туфли издают навязчивый звук по бетону, когда она бьется.

– Нет! Не надо! Ты выбираешь Николая, а не меня?

– Я выбираю братство, а не тебя. Если тебя не накажут должным образом, Николай никогда не простит того, что считает моим предательством. – Он делает паузу, впервые за сегодняшний вечер глядя на меня. – Иди сюда, Адриан.

Павел слегка толкает меня, затем отпускает, но следует за мной по пятам. Мои ноги кажутся тяжелыми, как кирпичи, когда я тащусь туда, где стоит папа.

– Ты уже достаточно взрослый, так что слушай внимательно, мой мальчик. – Папа приставляет пистолет ко лбу мамы, и она смотрит на него со своим обычным высокомерным вызовом, ни одна слеза не скатывается с ее век. – Вот как ты наказываешь предателей, независимо от того, насколько они близки к тебе.

Он нажимает на спусковой крючок.

Громкий хлопок эхом разносится по нашему окружению, когда горячая жидкость брызгает мне на лицо.

Глава 1

Адриан

36 лет

Я был свидетелем того, как жизнь заканчивалась прямо у меня на глазах.

Не один раз.

Не дважды.

Но бесчисленное количество раз.

После того, как я увидел, как жизнь покинула тело моей мамы, когда мне было десять лет, у меня было прозрение.

Ах, смерть – это так просто.

Смерть – это нажатие на спусковой крючок, брызги крови и пустые глаза.

Если мама, бесстрашная Доминика, которая была сильнее самой жизни, была убита так легко, то поступок не мог быть таким уж трудным.

Вот почему я никогда не боялся смерти. Никогда не смотрел в другую сторону от нее. Никогда не колебался перед ней.

На самом деле, я ворвался прямо в нее. Я победил ее и поставил на колени перед собой, как папа сделал с мамой, а затем выстрелил ей в лицо.

Я так часто избегал безжалостных лап смерти, что считал себя невосприимчивым к ней.

В каком-то смысле смерть для меня ничего не значит.

Не трогает меня.

Не прикасается ко мне.

Это была моя ошибка. Ошибка в моей системе.

Несмотря на то, что я никогда не боялся конца – или чего-то еще, на самом деле, – после казни мамы, есть кое-что, что я боялся потерять.

Или кое-кто.

Мир движется в замедленном темпе, но все равно слишком быстро, и остановить его невозможно.

Когда я последовал за Лией сюда после того, как она отправила двойника домой и попыталась сбежать, это не то, что я думал, произойдет.

Лия падает со скалы, как лист. Легкая, крошечная и такая чертовски хрупкая.

Я протягиваю руку, но хватаю только воздух.

Паника, какой я никогда в жизни не испытывал, сводит мои лопатки вместе и замораживает меня на месте.

Черт, нет.

Это не то, чем все закончится.

Я спускаюсь по склону утеса, скользя по грязи, пока почти не ударяюсь о воду. Моя рана на бицепсе ноет от боли, и мои сухожилия пульсируют при каждом движении.

Вытащив телефон, я нажал на значок фонарика, пока луч света не пролился передо мной, освещая яростные волны, бьющиеся о скалы.

Мысль о том, что Лия застряла там, разорванная на части разъяренной водой, сжимает мое тело и атакует мои нервы.

Я различаю маленькую фигурку, цепляющуюся за камень, пока он плавает в воде, но она не уплывает.

Голоса моих людей приближаются, и первым появляется крупное телосложение Коли, когда он спускается со скалы.

– Тащи веревки! – рявкаю я, затем кладу телефон на маленький камень, направляя фонарик вперед, прежде чем нырнуть прямо в ледяную воду.

Шок пробегает по моему телу и моей ране, ране, которую она нанесла, пытаясь убежать от меня, но я игнорирую весь дискомфорт, плывя против резкого течения.

Разбивающиеся волны упрямо пытаются унести Лию прочь, прижать ее хрупкое тело к безжалостным скалам и высосать ее жизненную сущность.

Когда я добираюсь до нее, я узнаю, почему вода не смогла забрать ее. Я думал, она обвилась вокруг одного камня, но оказалось, что она застряла между двумя. Один из них не виден, но заключает в тюрьму ее нижнюю половину.

Я хватаю ее холодное, мокрое запястье и перестаю дышать, ожидая пульса.

Проходит одна доля секунды.

Две…

Три…

Крошечный удар под моим замерзшим пальцем, и я, наконец, вдыхаю большой глоток воздуха.

Я использую один камень в качестве якоря, когда протаскиваю Лию между двумя другими. В тот момент, когда она высвобождается, я обнимаю ее за талию и прижимаю ее замерзающее тело к своему.

Темные пряди волос закрывают ее лицо, и я откидываю их назад. Даже при слабом свете фонарика я вижу, что она бледна, а ее губы посинели, темнея с каждой секундой.

Ей нужна медицинская помощь, и она нужна ей сейчас.

– Босс! – зовет Коля с берега.

Я смотрю вверх и вижу его, Яна, Бориса и нескольких моих людей, стоящих на краю обрыва. Мой старший охранник бросает веревку, но ее уносит вода.

Он делает это снова, и я хватаю ее в последнюю секунду и обматываю вокруг талии Лии. Я останавливаюсь, когда мои пальцы натыкаются на разорванный материал ее платья, затем осторожно ощупываю его.

Моя рука замедляется, когда я нахожу рану в нижней части ее живота. Глубокая, как черт, рана, которая проглатывает мой палец.

Я быстро убираю руку, удерживая ее неподвижной. Это намного серьезнее, чем я думал, если она тоже ранена. Это осложнение может быть смертельным в ее замороженном состоянии.

– Вытащите нас отсюда! – кричу я, перекрывая течение.

Коля и Ян дергают за веревку, в то время как другие мужчины стоят в качестве второй линии принуждения.

Я ставлю Лию перед собой, чтобы не касаться ее раны, одной рукой обнимаю ее за грудь, а другой держусь за веревку.

Вода несет наш вес, когда мои охранники тащат нас к берегу. Коля передает веревку остальным, и они с Яном спешат ко мне.

Я позволил Коле взять тело Лии только для того, чтобы я мог выйти из воды. Мои мышцы болят от напряжения, а рана на бицепсе пульсирует раскаленной болью. Однако, как только я оказываюсь на твердой земле, я срываю веревку с Лии и притягиваю ее хрупкое тело к себе. Она все еще чертовски замерзшая, и ее губы синие и... неправильные.

– Один из вас дайте мне куртку, – приказываю я по-русски.

Ян снимает свою и набрасывает ее на тело Лии, не потрудившись скрыть свой злобный взгляд, направленный на меня.

– В больницу, немедленно! – Я начинаю взбираться по склону утеса, стараясь держать ее как можно устойчивее.

Жизнь медленно покидает Лию, и скоро вовсе исчезнет.

Все, что связано с ней, останется лишь частью моих воспоминаний.

Нет, если у меня есть право голоса.

Она могла бы спрыгнуть со скалы, чтобы спастись от меня, но в этой жизни этого не произойдет.

Она моя жена.

Мать моего сына.

Моя, черт возьми.

И я пройду через сам ад, если для этого придется удержать ее здесь.

Глава 2

Адриан

Состояние Лии критическое.

Я не мог прийти в себя от этой информации с тех пор, как доктор Путин сказал это. Он у нас на жалованье, но поскольку именно я привел его в Братву, он знает, когда ему следует хранить для меня секреты.

Он никому не расскажет о травме Лии. Даже самому Пахану. То есть, если он хочет защитить свою семью от моего гнева.

Рана на животе Лии действительно была глубокой, и ей нужно было наложить швы, и, к счастью, внутренние органы не пострадали. Ее температура вернулась к нормальной, благодаря тому, как быстро мы доставили ее сюда.

Но факт остается фактом, она все еще не открывает глаза.

Доктор Путин сказал, что отека мозга нет, но она, должно быть, ударилась о воду достаточно сильно, чтобы упасть в обморок.

Это было вчера.

Прошел целый день с тех пор, как она бросилась со скалы.

Целый день с тех пор, как она в последний раз открывала глаза.

Целый день я расхаживал по ее больничной палате или держал ее нежную руку в своей.

Переодевшись в сухую одежду, я не отходил от нее ни на шаг. Доктору Путину пришлось зашивать рану на моем бицепсе, пока я был в ее комнате.

Я провожу большим пальцем по мягкой плоти ее запястья, скользя пальцем по видимым синим венам.

– Что ты наделала, Леночка? Почему?

Если она и слышит меня, то не подает виду. В любом случае, этот вопрос бесполезен, так как я уже знаю ответ. Я знаю, почему она решила сдаться.

Оставить меня.

Я ее душил, сказала она.

Я мучил ее.

Эти слова вырыли глубокую черную дыру в моей душе, возможно, даже хуже, чем, когда она подтвердила, что изменяла мне.

За последние месяцы я стал невыносимым. Каждый раз, когда я смотрел на нее, я вспоминал, что она позволяла другому мужчине прикасаться к себе, что она защищала его от меня, и мой гнев усиливался с каждым днем.

Он нарастал и усиливался, и я вымещал его на ее влагалище, заднице и плоти. Я пометил ее и причинил ей боль, чтобы прогнать красный туман.

Но этого было недостаточно.

Всякий раз, когда я заканчивал, туман возвращался с удвоенной силой, и все, что я мог видеть, это то, что она раздвигала ноги для другого мужчины. Как она стонет, хнычет и плачет перед кем-то, кто не является мной.

Мой гнев превратился в ярость, и мне пришлось сделать шаг – или несколько – назад, чтобы не навредить ей до такой степени, что нельзя будет вернуться.

Я ненавидел то, что она сделала.

Я ненавидел ее иногда.

И то, что я, очевидно, пытал ее, душил и загнал на край обрыва, где смерть была лучше, чем быть со мной.

– Черт, – ругаюсь я себе под нос, проводя рукой по волосам.

Как теперь я смогу сделать шаг в другом направлении? Потому что я должен, или я потеряю ее навсегда.

Дверь открывается, затем закрывается. Я не поднимаю головы, когда тяжелые шаги эхом отдаются по полу.

И Коля, и Ян стоят в поле моего периферийного зрения, скрестив руки перед собой. Двое моих охранников были со мной с тех пор, как я был маленьким, потому что мой отец ухаживал за ними, чтобы они присматривали за мной. Коля – мой ровесник, а Ян на несколько лет моложе Лии. Они оба сироты и родом из трущоб России, что сделало их идеальной мишенью для папиных планов.

На что он не рассчитывал, так это на то, что я установлю с ними связь, и что их преданность мне будет абсолютной. Только не ему. Не братству. Мне. Или, по крайней мере, Коля. Ян менял сторону между моей женой и мной с тех пор, как она появилась в кадре.

Факт остается фактом: я доверяю своим людям. Мы не только вместе прошли через тиранию моего отца, но и прошли военную подготовку. Связь, возникшая, между нами, после того, как мы увидели друг друга в худшем состоянии, нельзя купить материальными вещами.

– Кто это был? – спрашиваю я с апатичным спокойствием. – Кто ей помог?

– Мы проследили сигнал до дома Пахана, прежде чем она направилась в лес. – говорит Коля. – Значит, она могла встретить там кого угодно.

Я постукиваю указательным пальцем по бедру.

– Не Сергей, потому что она ему не нравится. Если бы Владимир был там, он бы мало заботился о ней. Остается только Рай.

– Что ты собираешься с этим делать? – спрашивает Коля. – Если ты нападешь на нее открыто, все остальные могут узнать о несчастном случае с госпожой Волковой.

– Я найду способ.

– Сейчас не это важно, – огрызается Ян. – Лия чуть не умерла.

Моя голова наклоняется в сторону, чтобы встретить его суровый взгляд.

–Следи за своим гребаным языком, если не хочешь, чтобы тебе его отрезали, для тебя она госпожа Волкова.

– Мне все равно, отрежешь ты мне язык или конечности, но кто-то явно должен тебе это сказать, босс.

– Ян, – предупреждает Коля.

– Заткнись на хрен, Коля. Тебе следовало сказать ему об этом давным-давно, но ты предпочел этого не делать и слепо встал на его сторону. – Ян хрипло дышит через ноздри, его гнев все еще направлен на меня. – Она страдала, и ты это знал, но предпочел поверить, что она изменила тебе, и позволил ей вынести твой безжалостный гнев. Когда, черт возьми, она вообще могла тебе изменять, когда мы следили за каждым ее шагом? Она потеряла свою предыдущую жизнь и приспосабливалась к твоей. После того случая она никогда не пыталась сбежать, потому что в глубине души хотела быть с тобой и Джереми, но тебе пришлось ее придушить.

Я глубоко вздыхаю, решив пока игнорировать наглость Яна.

– Ты закончил?

– Нет, – он сглатывает, его голос теряет часть гнева. – Я не знаю, какого хрена она сказала, что изменила тебе, но я предполагаю, что это было потому, что она поняла, что ты использовал ее как незаконнорожденную дочь Лазло.

Я прищуриваюсь.

– Она так сказала?

– Ей и не нужно было. Я мог чувствовать это.

– Значит, теперь у вас с ней телепатическая связь?

– Нет…? – неуверенно спрашивает он. Это правильный выбор слов. Если бы он сказал, что у него есть такая связь, я бы его убил.

Я уже ненавижу, что она разделяет легкую дружбу с Яном. Что в последнее время она улыбалась ему больше, чем мне. И хотя я с самого начала хотел покончить с этим, даже я понимаю, как сильно она нуждалась в друге. Коля также сказал, что было бы разумнее позволить ей дружить со своим охранником, а не видеть в нем угрозу.

– Просто поговори с ней, не закрываясь, – вздыхает Ян. – Затем ты можешь меня убить.

– Я также не понимаю, почему она не должна знать свое место в великой схеме вещей. – говорит Коля.

– Что? – спрашиваю я.

– Она была твоей женой шесть лет, и, если она узнает обо всем, это подготовит ее на случай, если что-то случится.

Ян держит его за плечо.

– Наконец-то, черт возьми! Именно это я и говорил все это время.

Я смотрю на Лию. Они думают, что я делаю это, чтобы держать ее в неведении, когда все, что я делал, было для ее защиты.

Ее детство было не самым лучшим, и я знаю, как она относится к моему миру, поэтому я изо всех сил старался держать ее как можно дальше от него.

И я не хотел, чтобы она встретила судьбу моей матери, если ее истинная личность будет раскрыта.

Я перестаю постукивать пальцем.

– А как насчет другой?

– Другой? – Ян хмурится.

– Фальшивая Лия, – я бросаю на него свирепый взгляд. Но, с другой стороны, даже он не мог отличить ее от моей Леночки.

– Ее зовут Уинтер Кавано, двадцать семь лет, американка, – начинает Коля. – Она была бездомной в течение нескольких месяцев после того, как родила мертвого ребенка. Отец ребенка неизвестен. У нее алкогольная зависимость, и она происходит из низшего класса.

– Есть еще какая-нибудь информация о ее родителях?

– Не совсем, но я разберусь в этом подробнее.

– Что насчет состояния ее здоровья?

– Она в коме.

– Держи ее в гостевом домике, пока я не решу, что с ней делать. Я не хочу, чтобы двойник Лии бродил по улицам.

– Да, босс.

Пальцы Лии дергаются в моей руке, и ее глаза двигаются под веками, прежде чем она медленно открывает их.

– Позвони доктору Путину, – приказываю я и наклоняюсь вперед, когда Коля выходит из комнаты.

Моя жена несколько раз моргает, и когда я вижу, как жизнь медленно возвращается в нее, я даю себе клятву вернуть ее, все исправить.

Как-нибудь.

– Эй. – Я поглаживаю ее подбородок и щеку. – Как ты себя чувствуешь, Леночка?

Она смотрит в потолок, медленно моргая, но не выказывает никаких признаков того, что слышит меня.

– Лия. Я знаю, ты злишься на меня, но посмотри на меня.

Она не смотрит.

Вместо этого она обмякла, ее оцепенелое выражение сделало ее голубые глаза приглушенными, почти как туман, покрывший их.

– Лия, – снова зову я.

Ни звука, ни движения.

– С ней что-то не так, босс. – Ян стоит с другой стороны, наблюдая за быстрым учащением ее сердцебиения на аппарате, который издает тревожный звуковой сигнал, когда она остается неподвижной, уставившись в никуда.

Ее губы дергаются, и она издает звук. Я наклоняюсь, чтобы услышать ее слова. Они низкие, преследуемые и вонзают мне нож прямо в гребаную грудь.

– Уинтер… Меня зовут Уинтер…

Затем ее глаза закатываются к затылку, и она теряет сознание.

Глава 3

Адриан

Уинтер.

Лия сказала, что ее зовут Уинтер.

И не только это, но она также не сказала ничего, кроме этих четырех жалких слов. Последние три дня она то приходила в себя, то теряла сознание.

А когда она приходит в себя, то смотрит в никуда, даже не замечая моего – или чьего-либо еще – присутствия.

Доктор Путин сказал, что в данный момент это чисто ментально, и что ее телесная реакция связана с этим.

Я вызвал ее психиатра, точнее, пригрозил ей, чтобы она пришла проведать Лию. Доктор Тейлор – маленькая смуглая женщина с короткими черными волосами и прямой осанкой, которая настояла на том, чтобы поговорить с моей женой наедине.

Но это не мешает мне наблюдать за происходящим через стеклянное окно. Удивительно, но Лия разговаривает с психотерапевтом, и она, похоже, не повторяет тот факт, что она Уинтер снова и снова.

Коля молчит рядом со мной после того, как я отправляю ворчащего Яна домой присматривать за Джереми. В течение последних нескольких дней мне приходилось ненадолго возвращаться, чтобы составить ему компанию, прежде чем уложить его спать. Он заплакал, когда я в первый раз сказала ему, что его мать уехала в путешествие и скоро вернется за ним. Потом он отказался спать где-либо, кроме как у меня на коленях и в моем обществе.

Джереми всегда привык к тому, что его мать рядом, и я понятия не имею, как облегчить ему смену обстоятельств. А пока ему нужно верить, что она уехала и вернется.

Потому что она вернется.

Даже если мне придется угрожать и принуждать всех врачей и психотерапевтов.

Доктор Тейлор улыбается Лии, затем подходит к окну и закрывает ставни, чтобы я их не видел.

Я собираюсь ворваться внутрь, но останавливаюсь, когда терапевт выходит и закрывает за собой дверь.

– Зачем ты это сделала? – спрашиваю я со спокойствием, пронизанным глубоко укоренившимся гневом.

Тот факт, что Лия не разговаривает со мной, не говоря уже о том, чтобы узнать меня, был похож на укол крошечных иголок. Жало не острое, но постоянное и без передышки.

Доктор Тейлор надвигает на нос очки в золотой оправе. Ее рука дрожит, и я могу сказать, что она напугана мной, но она встречает мой пристальный взгляд.

– Потому что вы ее пугаете.

– Она узнала меня? – спрашиваю я медленно, с надеждой, и даже тело Коли наклоняется вперед в ожидании ответа.

– Нет, она не узнала, но она признает, что ты представляешь опасность.

Я притворяюсь, что эти слова не пронзают меня, как тупой гребаный нож.

– Она так сказала?

– Да.

– Что еще она сказала?

– Что за пределами ее комнаты есть страшные мужчины и что она не сделала ничего плохого. Она также, кажется, верит, что она Уинтер Кавано, и даже передала события своей жизни. Из того, что вы мне рассказали, она уже встречалась с Уинтер и разговаривала с ней, так что тот факт, что она знает все детали, не является сюрпризом.

– Что с ней не так?

– Она диссоциирует, мистер Волков.

– Диссоциациирует?

– Это произошло из-за травматического события, которое она пережила, и другие факторы из ее детства в сочетании с травмами взрослой жизни, скорее всего, привели ее к этому состоянию. Я считаю, что ее случай – это форма диссоциативной фуги. Она не понимает, что испытывает потерю памяти, и придумала новую личность, чтобы заполнить пробелы.

– И как мне остановить ее от диссоциации?

– Вы не можете. В настоящее время она считает себя Уинтер, и, если вы скажете ей иначе или принудите ее к этому, ей может стать хуже, и могут развиться другие критические типы диссоциаций.

– Ты предлагаешь мне сидеть и ничего не делать?

– Что-то в этом роде. Ей нужно самой найти себя прежнюю. Ее невроз сейчас довольно силен. Другими словами, ее разум очень хрупок, и она единственная, кто может восстановить его. Любая форма принуждения будет иметь прямо противоположный эффект. На самом деле, жертвы диссоциации уходят в себя в ответ на травму или жестокое обращение. – Она подчеркивает последние два слова, хотя и пытается избежать моего взгляда.

Мне нужно все силы, чтобы не свернуть ей шею и не показать, что такое настоящее насилие. Вместо этого я сохраняю хладнокровие, чтобы получить от нее ответы.

– Что ей сейчас нужно?

– Изменение ее обычной среды обитания было бы здорово. Ей также нужно поддерживающее окружение и отсутствие осуждающего диалога. Чтобы снова открыть свой разум, Лия должна чувствовать себя в безопасности.

– И ты не думаешь, что это произойдет, если она будет в моей компании.

– Я этого не говорила.

– Ты думала об этом.

– Ну да, господин Волков. Я уже говорила вам, что она считает вас угрозой, и, поскольку на самом деле она вас не помнит, ваше присутствие ухудшит ее положение.

– А что насчет нашего сына? Ему пять лет.

– Боюсь, что в ее нынешнем состоянии он принесет больше вреда, чем пользы. Она считает себя Уинтер и уверена, что потеряла ребенка. Если она так скоро увидит еще одного ребенка, это может обернуться неприятностями и привести к дальнейшим осложнениям. Ее психоз сейчас довольно неустойчив и непредсказуем, и лучше не давить на ее психическое состояние. Дайте ей время и постарайтесь заполнить пробел для него как можно больше.

– А что, если я поговорю с ней?

– Вы разговариваете с ней, и это причина ее панических атак. Она считает себя Уинтер, а вы продолжаете называть ее Лией, – она делает паузу. – Сейчас было бы лучше, чтобы между вами была некоторая дистанция.

Я хочу сказать ей, что этого не произойдет.

Что я ни за что не оставлю Лию одну.

К черту психотерапию и всю ее чушь. Мы с Лией напишем нашу собственную историю, и для этого ей нужно оставаться рядом со мной.

Однако я видел приступы паники у моей жены. Я видел оцепенение в ее глазах, а до этого я испытал ее полную капитуляцию, когда она спрыгнула с обрыва.

В глубине души я знаю, что должен отпустить ее.

Пусть даже на время.

Даже если это означает разорвать на куски мою гребаную грудь.

Доктор Тейлор говорит что-то о том, чтобы рекомендовать коллегу-психотерапевта, чтобы я оставил ее в покое, но я прогоняю ее двумя пальцами. Она спешит по коридору, стуча каблуками, продолжая оглядываться на меня и Колю.

Я стою лицом к окну с опущенными ставнями, и, хотя я не вижу Лию внутри, я чувствую ее.

Она стала частью меня.

Поначалу я сблизился с ней только из-за того, кто она такая и какую роль играет в моей системе. Однако она медленно, но верно стала неотъемлемой частью моей жизни.

Она не раз заставляла меня терять контроль, когда я считал себя неспособным на такое богохульство.

Лия не просто бросила мне вызов, она также просочилась под мою кожу и врезалась в мои кости.

Теперь я должен отпустить ее ради ее же блага.

Потому что, несмотря на то, что я нуждаюсь в ней в своей жизни и жажду мягкости, которую она приносит моим рваным краям, я, очевидно, порезал ее слишком глубоко, чтобы не только добраться до плоти, но и перерезал сухожилия и вены.

Я сказал ей, что буду рядом с ней, пока ее шрамы не заживут, но в итоге добавил несколько своих собственных.

– Эй, Коля. – Мой голос вялый, низкий.

– Да, босс.

– Ты тоже веришь, что я душил Лию?

Мой заместитель колеблется, прежде чем прикоснуться к коротким светлым волосам на затылке.

– Честно? Я верю, что вы душили друг друга.

Я смотрю ему в лицо.

– Как так?

– Ты не дал ей большого выбора, и она отомстила, проявив холодность и установив дистанцию между вами двумя. Я полагаю, она сделала это, чтобы защитить себя, но ты не терпеливый человек, поэтому ситуация продолжала нарастать, пока мы не достигли этой фазы.

– У тебя все это время были такие убеждения?

– Да.

– Тогда почему ты их не озвучил?

– Ты не спрашивал моего мнения, поэтому я не видел необходимости высказывать его.

– Я думал, ты будешь в лагере Яна.

– Да, отчасти. Однако Ян может быть безрассудным. Из-за своей дружбы с госпожой Волковой он иногда забывает о твоем характере, босс.

– В один прекрасный день он его убьет.

– Он просто заботится о ней.

– А ты думаешь, я не забочусь?

– Конечно, нет. Ты просто... показываешь это по-другому. – Коля замолкает. – Что ты планируешь делать в этой ситуации?

Долгий вздох покидает меня, когда я изучаю узор закрытых ставен через стекло. Когда терапевт сказал, что Лия нуждается в смене среды обитания, в моей голове возникла идея.

Я ненавижу это, но это вполне может быть единственным возможным решением прямо сейчас.

– Я позволю ей быть Уинтер.

Коля пристально смотрит на меня, как будто у меня выросла вторая голова.

– Ты... позволишь?

– Или так, или я ее потеряю.

– И как ты собираешься это сделать?

– Вы все еще поддерживаете связь со своим коллегой из спецназа, который был превосходен в маскировке?

– Да. Зачем он тебе нужен?

– Ян.

– Ян?

– Твой коллега замаскирует Яна, чтобы он мог присматривать за Лией.

Она знает его в лицо. Это может напомнить ей обо мне и осложнить ее состояние. Ему нужно выглядеть по-другому и иметь другой фон.

– Кем ты хочешь его видеть?

– Бездомным человеком. Поместите Лию в приют, который находится под нашей защитой, и обязательно скажите Ричарду, что с ней нужно обращаться осторожно, но скрывайте от него ее личность. Он никогда не встречался с ней раньше, так что это не должно быть трудностью.

– Босс, ты уверен в этом?

– Да, Коля. Я позволю ей поверить в эту ложь. Если она хочет быть Уинтер, так тому и быть.

Потому что рано или поздно ее путь будет дорогой в один конец ко мне.

Глава 4

Адриан

Месяц спустя

Легче не становится.

Не та часть, которая касается наблюдения издалека.

Или часть о том, чтобы отправиться в пустой дом без нее.

Или та часть, где Джереми спрашивает меня, когда вернется его мать.

Я говорю себе, что это ради нее, ради ее психического здоровья, и чтобы убить любую причину, по которой она спрыгнула со скалы.

Я говорю себе, что она вспомнит меня, что однажды она узнает Яна, а затем скажет ему, чтобы он отвез ее домой.

До сих пор такого не случалось.

Во всяком случае, она, кажется, больше вкладывается в свою фальшивую жизнь в качестве Уинтер.

Я ненавижу это гребаное имя и женщину, стоящую за ним, которая все еще в коме в моем гостевом доме. Если бы Лия не встретила ее, она бы не спрыгнула с того обрыва, и нас бы здесь не было.

Хотя, вероятно, это был только вопрос времени, когда Лия попытается сбежать. Встреча с Уинтер была последней каплей, а не первой.

Что я больше всего ненавижу в этой ситуации, так это условия, в которых она живет. Моя Леночка не должна спать ни в приютах, ни на улицах. Она не должна носить благотворительную одежду и рваные перчатки.

Она не должна быть бездомной.

Ее дом со мной и Джереми.

Каждый день я борюсь с желанием подхватить ее и взять с собой, отвезти в наш дом, где она всегда должна была быть.

Но что-то меня останавливает.

Перемена в ней.

В отличие от прошлого, Лия теперь часто улыбается и даже смеется с Яном – или Ларри, как она его знает. Наблюдая за ее взаимодействием с ним, я испытываю разные побуждения, например, задушить его.

Мне не нравится, что она смеется вместе с ним, но даже не помнит меня. Я ненавижу, что она связалась с ним в мгновение ока, но у нее были только приступы паники, когда я был рядом с ней в больнице.

Но в то же время мне нравится, что она более беззаботна, что ее демоны не берут над ней верх.

Ян также упомянул, что у нее не было ни одного кошмара с того дня, как она стала бездомной.

Несколько недель назад я попросил Эмили, одного из менеджеров нашего универмага, сделать Лие преображение, пока она принимала снотворное. Менеджер магазина изменила мою жену, чтобы она выглядела как фотографии Уинтер, которые мы нашли на камерах наблюдения. Когда она очнулась в больнице, я попросил другого врача, не Путина, выписать ее на случай, если она вспомнит какие-либо детали из прошлого и вспомнит его лицо.

У Лии не было никаких проблем с тем, чтобы поверить, что она была Уинтер или адаптироваться к своей жизни, как будто она всегда была ее собственной. Это могло быть потому, что она привыкла быть рядом с бездомными из-за большого количества волонтерства, в котором она принимала участие.

Однажды она упомянула, что они свободны.

Я никогда не забуду выражение ее лица тогда, печаль в нем, и как сильно ее глаза светились тайной тоской по этой свободе.

В ту ночь я придумал предлог, чтобы отшлепать ее, наказать за то, что она когда-либо думала о том, чтобы бросить меня. Затем я трахнул ее как сумасшедший, как будто намереваясь выбросить эту идею из ее головы.

Но в глубине души я понимал, что она в это верит. На самом деле, она, вероятно, похоронила это в своем подсознании до этого момента.

Быть бездомной для нее сродни свободе.

Коля останавливает машину за приютом, в котором она живет, и мы ждем. Мой заместитель достает свой телефон, вероятно, чтобы проверить электронную почту хакеров. Борис открывает и закрывает пачку сигарет, но не закуривает.

Я сижу на заднем сиденье, все мое внимание сосредоточено на двери убежища. Каждый раз, когда кто-то выходит, и это не она, мой желудок сжимается от острого разочарования.

Когда она выходит, я чувствую ее, прежде чем увидеть. Это странная связь, о которой я не подозревал до того дня, когда она упала с той скалы.

Я вытряхиваю этот ужасный образ из головы, сосредоточившись на ней.

Она похудела, но черты лица все те же – мягкие, нежные и такие красивые.

Она все еще хрупкая роза, которую я хочу оградить от мира, заманить ее в свой и поглотить в своей темноте.

Лия засовывает руки в карманы пальто и спешит вниз по улице, вероятно, чтобы выпить пива и напиться.

Я делаю знак Борису.

– Следуй за ней.

– Да, босс. – Он открывает пассажирскую дверцу и выходит, держась на расстоянии, следуя за ней издалека.

Мое внимание остается на ней, пока она не сворачивает за угол с Борисом на хвосте.

Я, вероятно, присоединюсь к нему после того, как поговорю с Яном. Сказать, что я пренебрегал своей работой в последние пару недель, было бы преуменьшением.

Я ни на чем не могу сосредоточиться, когда Лия, черт возьми, ушла. В прошлом я привык наблюдать за ней в саду или знать, что она где-то дома, в целости и сохранности. Теперь, когда ее там нет, мой разум рассеян, и я ничего не могу сделать.

Хотя я должен. Чтобы продолжать защищать ее и Джереми, мне нужно быть в курсе событий и не позволять ничему проскользнуть мимо меня.

Задняя дверь открывается, и Ян скользит ко мне, пахнущий мусором. Он трет нос грязными перчатками и достает сигарету.

Он выглядит дерьмово.

Но он, похоже, не возражает, пока ему удается защищать Лию.

Бывший коллега Коли творил чудеса с чертами лица Яна. Он не только заставил его выглядеть на несколько десятилетий старше, но и изменил его таким образом, что он стал совершенно другим.

В настоящее время Ян – Ларри, бывший ветеран, у которого высокие скулы и седеющие волосы.

Он всегда рядом с Лией, если только ему не нужно подправить свою маскировку, и тогда либо Борис, либо Коля, либо я присматриваем за ней издалека.

Иногда я наблюдаю, даже когда Ян с ней. Отчасти для того, чтобы увидеть ее улыбку, а отчасти для того, чтобы нанести моему ублюдку удар в случае, если он прикоснется к ней.

– Она что-нибудь упоминала? – Я задаю тот же вопрос, что и каждый день.

Он качает головой, выпуская облако дыма.

– Как обычно. Она действительно считает себя Уинтер.

Я постукиваю пальцем по бедру, чтобы не ударить кого-нибудь. Я должен был бы уже привыкнуть к этому, но я не привык.

Каждый день я надеюсь, что она вспомнит меня. Что она вернется.

Доктор Тейлор упомянул, что ее состояние может длиться от нескольких дней до нескольких месяцев, и что Лия в конце концов вспомнит, кто она на самом деле.

Прошел уже месяц, и все же моя жена, кажется, больше заинтересована в том, чтобы быть совсем другим человеком.

Ян глубоко затягивается дымом, затем выпускает его.

– Есть кое-что, что тебе нужно знать, босс.

– Говори.

– Этот ублюдок Ричард положил на нее руки.

Мое тело застывает.

– Что?

– Он преследовал ее, и она ударила его по яйцам – среди прочего – перед тем, как уйти.

Две эмоции пронзают меня одновременно. Первая – это ярость. Мрачное предчувствие сжимает меня изнутри при мысли о том, что Ричард или любой другой ублюдок прикоснется к моей Лии. Я разорву их всех до единого на куски и искупаюсь в их крови, чтобы они научились никогда не связываться с тем, что принадлежит мне.

Вторая – гордость за мою Леночку. Она боролась, потому что в глубине души она такая.

Боец.

Первая эмоция сильнее и мощнее, заставляет меня вырвать сердце Ричарда из его груди и разорвать его на части.

Я сжимаю руку в кулак.

– Где Ричард?

– В своем кабинете. – Ян постукивает по сигарете. – Почему ты спрашиваешь?

– Как ты думаешь, почему?

– Он кандидат в мэры Братвы, Босс, – перебивает Коля с водительского места. – Сергею это не только не понравится, но и он сочтет это предательством.

– То, чего Сергей не знает, ему не навредит.

Я выхожу из машины и направляюсь к заднему входу в убежище. С тех пор как я был здесь бесчисленное количество раз, чтобы поговорить о делах с Ричардом или присмотреть за Лией, я знаю, как себя вести.

Директор приюта не знает, кто моя жена, и он никогда не заподозрит, что она находится под его крышей. Когда я впервые попросил Колю поговорить с ним об этом, он подумал, что она проститутка, которую я собираюсь трахнуть.

Это была его ошибка.

Сначала я позволил ему поверить в это, потому что мне было все равно, что он думает.

Но кто он, черт возьми, такой, чтобы верить, что может прикоснуться к ней?

Что он может положить на нее свои грязные руки?

Я поворачиваю ручку двери его кабинета, открываю ее и проскальзываю внутрь. Место обшарпанное, с диваном из искусственной кожи и письменным столом из дешевого дерева.

Ричард стоит у своего стула, прикладывая кусок ваты к щеке, на которой остались царапины от ногтей.

Мои губы дергаются, когда меня снова охватывает чувство гордости.

Это моя Леночка.

Директор приюта – мужчина средних лет с приплюснутым носом и кустистыми бровями. Он одевается в дешевые костюмы, которые делают его похожим на клоуна-подражателя.

Заметив меня, он выпрямляется, уродливая жадность светится в его мягких, грязного цвета глазах.

– Ох, – он запинается на своих словах. – А-Адриан. Я не знал, что у нас сегодня встреча.

– Мы ее не назначали.

Он отбрасывает пропитанную кровью вату и достает другую со стола.

– Подожди, позволь мне позаботиться об этом. Тупая сука вцепилась в меня когтями и пнула по яйцам... – он замолкает, когда я вытаскиваю пистолет и глушитель, а затем не спеша прикрепляю его.

Пот выступает на лбу Ричарда, когда он смотрит на оружие широко раскрытыми глазами.

– Д-для чего это?

– Продолжай. – Я подхожу к нему. – Ты был в той части, где глупая сука царапала тебя и пинала твои крошечные яйца.

Он поднимает обе руки в воздух.

– Э-эй... Мы можем поговорить об этом, да? Я полезен для тебя.

– Только не тогда, когда ты прикасаешься к моей долбаной жене. – Я приставляю дуло к его лбу, потом передумываю и хватаю нож.

Я собираюсь сделать это чертовски личным и ударить его ножом, пока вся его кровь не выльется наружу.

Никто не трогает Лию и не живет.

Никто, черт возьми.

***

Закончив с Ричардом, я не возвращаюсь к Коле, а вместо этого предпочитаю идти пешком.

Чтобы понаблюдать за Лией.

Она марширует передо мной, не обращая внимания ни на окружающих, ни на меня. Она продолжает потягивать напиток, который украла в магазине, когда Яна не было рядом. Лия никогда не была алкоголичкой, и сейчас она тоже не алкоголичка. Она просто верит, что она Уинтер – и поскольку Уинтер была алкоголичкой, Лия тоже такая.

Я убеждаюсь, что Ян разбавляет ее пиво, когда она не смотрит. Я не позволю ей развить зависимость, о которой она пожалеет.

На моей жене пальто и туфли на несколько размеров больше, чем нужно. Ян упомянул, что она всегда жалуется на холод и зимнюю погоду. Как бы мне хотелось отвезти ее домой, вымыть и уложить в теплую постель.

После того, что случилось с гребаным директором приюта, я параноик, что этот инцидент повторится. Что она больше не в безопасности, даже если мои охранники и я почти всегда наблюдаем за ней.

Что, если я потеряю ее след и не смогу добраться до нее вовремя?

Она останавливается перед афишей Нью-Йоркского балета и, нахмурив брови, изучает ее. Мои ноги останавливаются на небольшом расстоянии, но, как обычно, она меня не замечает.

Заметит ли она когда-нибудь?

Лия остается там в течение нескольких долгих секунд, ее тело слегка дрожит, прежде чем она сминает свою банку и выбрасывает ее в мусорное ведро.

Хорошо. Это интересно.

По крайней мере, она помнит о своей связи с балетом.

Уинтер никогда не была балериной. Однако Лия каким-то образом вбила себе в голову, что она была и даже сказала Яну, что ее вытолкнула злая прима-балерина, которая попросила ее соблазнить своего мужа.

Насколько мне известно, Уинтер никогда не была замужем, и у нее не было длительных отношений.

Доктор Тейлор упомянула, что Лия придумала свою версию Уинтер, и она могла бы использовать отсылки из своей собственной жизни, чтобы заполнить пробелы.

Интересно, Лия попросила Уинтер соблазнить меня? В конце концов, она действительно хотела, чтобы незнакомка заняла ее место в моей жизни.

Как будто это вообще возможно.

Выбросив банку, Лия начинает переходить улицу, не поднимая головы. По улице мчится фургон, а она совершенно не замечает этого.

Я не думаю, когда хватаю ее за локоть и тяну назад. На секунду я наслаждаюсь ощущением прикосновения к ней, хотя нас разделяют слои одежды.

Хотя сейчас от нее не пахнет розами.

Я не подходил так близко со времен больницы. И она даже не помнила меня в то время. Позже у нее случились провалы в памяти, и она не помнила первых встреч со мной. Доктор Тейлор, которая навестила меня снова, сказала, что для кого-то в состоянии Лии нормально стирать все из своих предыдущих жизней. Очевидно, только ее новая личность имеет значение, и мои попытки поговорить с ней только заставили ее уйти глубже в ее разум.

Туда, куда я не мог дотянуться.

Лия вздрагивает, но затем показывает средний палец водителю, когда он обзывает ее. Я стараюсь запомнить его номерной знак, чтобы потом отрезать ему язык.

– С тобой все в порядке? – спрашиваю я.

Наверное, мне не следовало с ней разговаривать на случай, если у нее случится приступ паники, как в больнице, но я не смог удержаться.

Я скучаю по ней.

Я скучаю по своей Лии, и тот факт, что она не помнит меня, разъедает мою душу, как разбивающиеся волны, поглотившие ее в ту ночь.

Лия наконец смотрит на меня и замолкает, ее аквамариновые глаза расширяются, а дыхание становится прерывистым.

Она пристально наблюдает за мной, как будто знает меня. Может быть, не на поверхности, но глубоко в ее сердце.

Надежда расцветает в моей груди, потому что я знаю, я просто знаю, что могу вернуть свою жену.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒