Марк Олден 1 страница

Марк Олден

Власть

Марк Олден

Власть

ДЭ – китайское слово, обозначающее взаимодействие Инь и Ян или результат влияния друг на друга положительных и отрицательных жизненных сил. Иногда его переводят «Власть».

Чтобы жить полной и энергичной жизнью, чтобы истинно оценить подарки, которые нам дарит жизнь, нужно испытать взлеты и падения, пьянящую радость от покорения горной вершины и тихий спуск в долину, и принять, и наслаждаться как тем, так и другим. Жизненные вершины воодушевляют и вселяют энергию; но даже в самой низкой долине можно отыскать ростки радости... Любая попытка изменить этот природный закон была бы тщетной.

Дэвид Чоу и Ричард Спенглер.

«Кун Фу: История, Философия и Техника. »

Буси – Японский воин, который следует кодексу чести бусидо, где особое значение придается чести, преданности, долгу и повиновению.

Манила

За тринадцать лет, в течение которых Леон Баколод совершал поджоги, он погубил тридцать семь человек.

Сам он при этом ни разу не пострадал и ни разу не был арестован. Свое везение он объяснял заботой девы Марии, которой поклонялся преданно и страстно.

Невысокий, с приятной мальчишеской внешностью и прилизанными, коротко остриженными волосами, двадцатилетний филиппинец Баколод имел волчью пасть, мешавшую ему есть и разговаривать. Перед каждым поджогом он приносил богоматери цветы в церковь Квипо и читал молитву перед Черным Назареянином – статуей Христа в натуральную величину вырезанной из черного дерева в семнадцатом веке мексиканскими индейцами и привезенной в Манилу на испанском галеоне.

Религия была для Баколода страстью и прибежищем; фанатичная вера приносила ему громадное удовлетворение.

В одну из влажных мартовских ночей он вышел из церкви, перебирая пальцами бамбуковые четки.

На нем была серая фуражка, светло-серая рубашка и темно-серые брюки охранника Талтекс Индастриз. В руке он нес фирменную сумку для покупок из «Рустана», популярного манильского универмага, где незадолго до этого работал сторожем, пока его не выгнали за то, что он воровал в магазине мелкие товары, прикрепляя их к внутренней поверхности брюк.

К подбородку его была приклеена небольшая, телесного цвета полоска ткани. В этот день он побрился три раза. Выбрил даже ноги и руки до локтя.

В сумке у него лежала двухлитровая жестяная канистра с бензином, пара резиновых перчаток, пачка сигарет и несколько книжечек-спичек. В сумке находились также голубое платье, черные, застегивающиеся на лодыжках туфли, набитый ватой лифчик, красная кожаная сумочка и черный нейлоновый парик.

В красном «датсуне» 1983 года выпуска Баколод направился на юг по бульвару Рохаса, оказался за городом и поехал вдоль Манильского залива, минуя яркие огни роскошных прибрежных отелей и Культурного Центра, расположенного на двух тысячах акрах отвоеванной у моря земли. Центр, со своими музеями, выставочными залами и театрами, фактически сам являлся городом. Имелда Маркос, тогдашний губернатор Манилы, затратила на его постройку бессчетное число миллионов, и Баколод почитал ее почти как деву Марию.

Один владелец ресторана, мусульманин, посмел сказать, что миссис Маркос отдает только то, что забирает у других, и Баколод покарал его, устроив в ресторане пожар, во время которого погибли трое вьетнамцев, помощники официанта. Год спустя он спалил дом политического противника Имелды Маркос; у того были парализованы руки и ноги, и он погиб в пламени вместе с двумя малолетними внуками. Баколод наблюдал за этим пожаром из квартиры в китайском квартале, где жил вместе с карлицей-проституткой: при этом они ели гуаву и пили тростниковый сок. Поджигатель был абсолютно предан своей стране и ее лидерам.

Однако характер его преступной деятельности не отличался постоянством. По поручению домовладельцев и других бизнесменов он поджигал их имущество, а они получали за это страховку. С другой стороны, когда Баколода охватывало страстное желание совершить поджог, ничто не могло остановить его. Он не мог дать разумного объяснения своим действиям.

Его мать была проституткой, и собственный ребенок не интересовал ее, тем более, что судьба наградила его «волчьей пастью» и эпилепсией. Она исчезла, бросив его в приюте для дефективных детей, где его насиловали взрослые ребята, пока он не облил керосином и не поджег их вожака. Приют этот Леон Баколод покидал одержимый желанием поджигать и разрушать.

Сама мысль о пожаре приводила его в трепет. Вызывала сильное половое возбуждение. Он делался ненасытным. Карлица-проститутка, Хузияна де Вега, предостерегала его, рассказывая о мужчинах, которые буквально затрахивались до смерти. «Не удивлюсь, – говорила она, – если однажды ты кончишь и тут же скопытишься».

Она также любила подшучивать над его «волчьей пастью», утверждая, что говорить нормально ему не дает его член, который так велик, что оттягивает язык.

* * *

Незадолго до одиннадцати Леон Баколод миновал предместья Манилы и поехал по сельской местности.

За городом температура резко упала. Прохладный ночной воздух, насыщенный запахом диких орхидей и пропитанных дождем бамбуковых лесов, был очень приятен. В ярком свет фар машины и рядом с ним метались пестрые бабочки. Баколод улыбнулся, когда огромный серебристый орел, который когтями и клювом терзал лежащего возле дороги дохлого питона, взлетел при приближении «датсуна».

Дороги все еще были влажными после прошедшего дождя. Но вести машину было несложно, поскольку Баколод хорошо ориентировался в этой местности. Столица с ее запруженными машинами, улицами и неуправляемыми водителями осталась позади. Манильские автолюбители были лихими ребятами: они носились по улицам с безумной скоростью и пугали до смерти как пешеходов, так и водителей. Подружка Баколода, Хузи, называла их чудотворцами, имея в виду, что они только чудом избегали аварий.

Баколод проехал ветхие лачуги, китайское кладбище и развалины церквей и монастырей, разрушенных во время Тихоокеанской войны. На своем пути он встретил только двух велосипедистов и переделанный под автобус американский джип времен второй мировой войны. Местные жители прозвали его «джиппи».

Через десять минут «датсун» свернул с шоссе и по грунтовой дороге начал подниматься по склону, покрытому высокими соснами. Тут же машина угодила в выбоину, толчок подбросил Баколода над сиденьем, и голова его резко дернулась.

– Черт подери! – закричал он. Малейшее повреждение машины заставляло его нервничать. Он постоянно возился со своим «датсуном», регулировал, как мог, мотор и мыл машину несколько раз в неделю. Даже небольшая царапина на ее поверхности могла привести его в ярость.

Радиоприемник в машине был настроен на передачу со стадиона Ризал, где проходил бейсбольный матч. Баколод предпочел бы послушать хай-алай: как и все филиппинцы, он обожал эту игру. Новое правительство запретило эту игру под предлогом того, что она аморальна. По той же причине были закрыты все казино.

Он ненавидел новое правительство и особенно ненавидел миссис Акино – высокомерную святошу, которая это правительство возглавляла. Внешне она казалась ангелом, спустившимся на землю, чертова святоша.

Но Баколод слишком хорошо знал самого себя, чтобы верить в чью-то ангельскую чистоту. Миссис Акино была политиком, а значит не кем иным, как только мошенницей и шарлатанкой, ничтожеством, изображающим из себя богиню.

Вскоре фары «датсуна» осветили дорожный знак с надписью: «Зона Свободной Торговли – Талтекс Индастриз: три километра». Баколод прикусил нижнюю губу. Три километра. Он опустил руку с руля и тронул себя за мошонку.

Он продолжал ехать по грунтовой дороге вверх по склону через лес и напрягся, когда проезжал небольшой тоннель, потому что с потолка его свисали летучие мыши, целые гроздья летучих мышей с заостренными ушами, сложенными, клиновидными крыльями и когтистыми лапами. Выхваченные из темноты фарами машины, они неожиданно отрывались и летели прямо на машину, вгоняя Баколода в дрожь, пролетали мимо и вылетали из тоннеля в направлении тайных, заранее выбранных и только им известных мест охоты.

Сердце Баколода тяжело застучало в груди, и он вдавил педаль газа до упора.

Через несколько секунд он оказался на вершине горы в чистом ночном воздухе, на покрытой черным асфальтом автостоянке, с которой открывался вид на потухший вулкан. Он прибыл в Зону Свободной Торговли – территорию в двадцать два акра, огражденную кирпичной стеной с колючей проволокой наверху.

В Зоне Свободной Торговли (ЗСТ) находился Талтекс Индастриз – американский завод электронной аппаратуры, где кремниевые пластинки собирались в интегральные схемы и спаивались в монтажные платы. На Филиппинах Талтекс Индастриз привлекали возможности вложения капитала, освобождения от налогов, запрет на профсоюзы, а главное – неограниченные ресурсы рабочей силы в лице молодых женщин, готовых согласиться на зарплату и условия труда, на которые не соглашались мужчины.

Баколод подумал о пожаре, и у него наступила эрекция.

Хотя автостоянка почти вся была занята автомобилями, место для своей машины он нашел без труда. Он просто подождал, пока один из ночных мастеров, горделивый, даже несколько надутый филиппинец выехал со стоянки в своем побитом «рено» и заехал в тоннель, чтобы спуститься с горы. После этого Баколод занял место мастера напротив невысокой, покрытой мхом бетонной стены, окружающей автостоянку.

Резервная автостоянка предназначалась строго для заводского начальства. Об этом извещали таблички с надписями на английском, испанском, и тагильском языках. Но Баколода ничуть не смущало, что он нарушает правила компании. Как и любой охранник во время ночного дежурства, он мог припарковать свою машину там, где ему заблагорассудится, при условии, что уедет он раньше, чем появится дневной управляющий – противный маленький мусульманишка.

Захватив сумку, он вышел из машины, закрыл дверцу и убедился, что она заперта. За шесть месяцев его работы охранником Талтекс Индастриз машину Баколода обворовывали дважды. У него украли магнитофон, пару туфель из шкурки ящерицы, черную кожаную куртку и небольшую статуэтку девы Марии из нефрита, которая была приклеена к приборной доске. Однажды у него украли даже персональный компьютер, который он сам стащил на заводе электронной аппаратуры.

Все украденные вещи, за исключением компьютера, ему подарила Хузияна де Вега, и он очень огорчался, что потерял ее подарки. Возможно, их украл кто-нибудь из его приятелей охранников. Кто мог еще забраться сюда? Охранники же могли спокойно разгуливать по всей территории ЗСТ.

Если не считать этих потерь, Баколоду нравилась его работа. По сравнению с его прошлой деятельностью, когда он таскал надгробные камни с могил, сбивал надписи и перепродавал надгробия подешевле, она казалась ему шагом вперед. Что особенно ему нравилось в ЗСТ, так это чистый сельский воздух и неторопливое хождение, которые были недоступны в городе.

На вершине горы не было таких толп, как в Маниле, население которой превысило восемь миллионов и продолжало увеличиваться. Филиппинцы уклонялись от регулирования рождаемости. Причиной этому были строгий католицизм и традиционное азиатское стремление иметь большую семью, которая позаботится с тебе на старости лет. Как говорила Хузияна де Вега, зачем филиппинцам планирование, когда им нужен прирост семьи.

Стоя на темной автостоянке возле своей машины, Леон Баколод взглянул на свои часы – «Патек Филиппс» с золотым корпусом, золотым ремешком и украшенными драгоценными камнями стрелками. Ничего подобного у него никогда не было. Эти часы месяц назад ему подарила Хузи по случаю его двадцать первого дня рождения. Она украла их у одного из своих клиентов, бизнесмена из Гонконга, одурманив его наркотиком.

На задней стороне корпуса была выгравирована надпись на кантонском диалекте китайского языка – какая-то романтическая чепуха от жены этого бизнесмена. Баколод собирался вытравить надпись в ближайшее время.

Было половина двенадцатого.

Он не должен опоздать. Предстоящий пожар будет важным, возможно, самым важным в его жизни. Китаец с вкрадчивым голосом и элегантными манерами, который его нанял, дал ясно понять эму это. Чтобы никаких ошибок, сказал он Баколоду. Ему не простят ни промахов, ни погрешностей.

Ты обещал мне хорошо выполнить работу, сказал ему китаец, этого я от тебя и жду. Разумеется, он, таким образом, угрожал Баколоду. Предупреждал так же хитро, не в открытую, как делал все остальное.

После этого разговора в душе поджигателя осталось смутное беспокойство. Ни для кого не было тайной, что китаец с вкрадчивым голосом был членом крупнейшей гонконгской Триады.

Триада – самая мощная преступная организация в мире. Если она твой враг, мир оказывается прозрачным. Спрятаться от нее невозможно.

Договариваясь о совершении поджога, Баколод мысленно спрашивал себя, не поспешил ли он. Не станет ли этот пожар последним в его жизни? Несколько минут он даже всерьез подумывал о том, чтобы уйти от вежливого китайца. Да, Баколод вполне подходил для этого задания: он был опытным поджигателем и мог входить в ЗСТ, не вызывая подозрений. С другой стороны, он еще не собирался расставаться с жизнью.

В конце концов он решил принять предложение. Ему очень были нужны деньги. Тебе заплатят американскими долларами, сказал китаец. Вожделенные американские доллары, а не филиппинские песо.

Баколод и Хузияна де Вега любили тратить деньги, кидая их направо и налево. Она осыпала его подарками, надевала каждый день новые наряды и покупала дорогие лекарства, чтобы отладить работу желез внутренней секреции, неполадки с которыми были причиной карликовости. Она платила барменам, водителям такси и гидам за то, что они снабжали ее клиентами, ищущими необычных эротических ощущений.

И еще она пристрастилась к наркотикам. Один из ее постоянных клиентов, хранитель музея Филиппинского искусства, познакомил Хузияну со спидболом[1], и теперь маленькая проститутка почти ежедневно курила смесь героина с кокаином. Баколоду эта гадость не нравилась. Несколько затяжек – и его начинало тошнить.

Его вполне устраивала марихуана. Лучшие сорта ее – Кона Голд, Мауи Вауи, Пуна Баттер – привозили в Манилу с Гавайский островов, и все равно они стоили меньше, чем спидбол.

Свои деньги Баколод тратил на машину, делал ставки на петушиных боях и собирался уехать из перенаселенной Манилы вместе с Хузи, и посетить некоторые из семи тысяч филиппинских островов. Он также заказал специальную мебель ручной работы, которая соответствовала лилипутским размерам Хузи. Он на все был готов, чтобы сделать ее счастливой.

Они планировали съездить на каникулы в Лас-Вегас и побывать в Диснейленде, что в Южной Калифорнии. И к тому же он уже думал о том, чтобы купить новую машину. Поэтому, когда Леон Баколод ответил «да» китайцу, он думал прежде всего о деньгах. Но и не забывал об удовольствии, которое получал от любых пожаров, происходящих в любое время.

Однако разговаривать с вежливым китайцем было очень непросто. Во-первых, он был очень уклончив. Его трудно было вызвать на откровенность. Баколода восхищали его элегантная одежда, изысканные манеры и привычка очень тщательно подбирать слова. Восхищал его ум, работающий как компьютер. Баколод видел в нем человека умного, который внушает уважение.

Но стоило разгневать китайца, он становился смертельно опасным. Его ненависть не знала предела. Баколод слышал историю, как он ждал пятнадцать лет, чтобы отомстить одному малайцу, выдавшему его полиции.

Пятнадцать лет малаец считал, что его предательство давно забыто. Он готов был спорить, что дело это давно уже стерлось из памяти всех имевших к нему отношение.

Но китаец с вкрадчивым голосом ничего не забыл и не простил. Решив, что момент отмщения настал, он сделал все в истинном духе Триады. Он плеснул в глаза малайца кислотой, а затем распорядился, чтобы тому перерезали подколенные сухожилия. Теперь слепой малаец ползает по улицам Манилы, просит милостыню и служит напоминанием о том, что китаец ничего не забывает и не прощает.

Оставив машину на стоянке, Леон Баколод пошел по направлению к входу в ЗСТ. Вершина горы была окутана муссонным туманом, и в прохладном ночном воздухе ощущалась изморось. Сырой туман скрывал также непрошеных гостей, которые рыскали по автостоянке после захода солнца. Большие ящерицы, похожие на змей, длиннохвостые черные крысы, голодные одичавшие собаки. Все они надеялись полакомиться валяющимся там мусором или отбросами.

Проходя туманными ночам по автостоянке, Баколод каждый раз опасался, что вот сейчас крысы кинутся грызть его щиколотки, или дикие собаки примутся кусать его за яйца. Конечно, это были пустые страхи, поскольку ни с ним, ни с кем другим работающим в ЗСТ ничего подобного ни разу не случалось. Но, как любила говорить Хузияна де Вега, с нервами у Баколода не в порядке: чуть что, сразу в обиду.

У входа в ЗСТ он помахал охранникам, трем невысоким неграм с темной кожей и густыми курчавыми волосами, как у всех представителей их племени. Все трое были вооружены автоматами «узи» и жевали динугуан – свиные внутренности, тушенные в крови свиньи. Деревенские тупицы, только что надевшие обувь. Мужланы, приехавшие в большой город, чтобы чего-то добиться в этом мире, которых по-прежнему тянет в джунгли, где их родичи воюют луками с отравленными стрелами. Баколод улыбнулся им в ответ. Из-за этих ублюдков он разволновался.

Войдя в ворота, Баколод остановился в темноте за сторожкой, положил сумку на землю и огляделся. Было темно. Эти скряги, американцы, жалели денег на освещение. Они рассчитывали на старомодные фонари, установленные еще японской императорской армией, когда здесь был лагерь военнопленных. Бледная луна, полускрытая за серым туманом, почти не добавляла света.

ЗСТ казалась пустынной, но это впечатление было обманчивым. Баколод знал, что ночная смена в последнее время опаздывает, и рабочие, которые не спят в бараках, находятся сейчас дома. Это его вполне устраивало. Чем меньше людей шатаются по зоне, тем меньше вероятность, что они его заметят, когда он совершит поджог.

На территории зоны находились заводские цеха, склады, бараки, где жили рабочие, электрическая подстанция с линиями электропередачи. На остальном пространстве были разбросаны механические мастерские, на которых оставили след время и непогода, разваливающиеся сараи для хранения инструментов и две насосных станции. Вооруженные охранники с фонарями регулярно совершали обход территории в сопровождении доберман-пинчеров и немецких овчарок. В воздухе стоял запах серы и заводского дыма.

Со сторожевой вышки мощный прожектор водил лучом по входу в зону и автомобильной стоянке. Из сторожки кассетный магнитофон негров орал голосом Мадонны.

Всего в нескольких ярдах от того места, где стоял Баколод, находилась пустая площадь, красная почва была там плотно утрамбована паровыми катками. Если не считать голого флагштока, окруженного мопедами и мотоциклами, прикрепленными цепями к деревянным стойкам, там ничего не было.

В те времена, когда ЗСТ еще была японским лагерем для военнопленных, площадь эта служила местом умерщвления. Здесь по приказу начальника лагеря распинали пленных союзных войск, вбивая гвозди в их руки, ноги и головы. Леон Баколод, чей мир был наполнен фантомами, верил, что на площади обитают души погибших филиппинцев, китайцев и американцев. Случалось даже, что он ясно слышал их стоны ветреными ночами.

Баколод содрогнулся. У него просто волосы встали дыбом.

До войны на этом месте находилась молочная ферма, затем лечебный курорт с минеральными водами и наконец крупнейший в стране завод по производству детской игрушки йо-йо[2]. Баколод увлекался этой игрушкой, она была его хобби. Благодаря постоянным тренировкам он, к восторгу по-детски непосредственной Хузияны де Веги, освоил множество трюков с этой игрушкой. Он научился также использовать ее в качестве метательного снаряда; на Филиппинах, родине йо-йо, это воинское искусство было почти забыто, хотя с игрушкой здесь умели обращаться так ловко, как нигде в мире.

Несмотря на поздний час, в одном из заводских зданий работа шла полным ходом. Баколод видел свет, проходящий сквозь закопченные разбитые окна, слышал шум работающих станков и генераторов. Был слышен также скрипучий голос индийца, заведующего цехом: он ругал рабочих на тагильском, английском и бенгальском языке, который был для индийца родным. Как говорила Хузияна де Вега, если ты работаешь на Талтекс, то все это дерьмо начинается с момента, когда тебя нанимают, и кончается, когда ты отбрасываешь копыта.

Баколод, стоявший за сторожкой, поднял свою сумку и направился к площади. Вдруг он замер и посмотрел налево. У него сильно застучало сердце, несколько секунд он прислушивался, затем, спотыкаясь, заторопился обратно. Он боялся, что его увидят.

В темноте он дотронулся до висевших на шее бамбуковых четок и увидел, что на площадь выезжает мототележка. В ней молча сидели два охранника. Баколод обоих знал и презирал.

Первый, Эдди Пасиг, был костлявым коротышкой, насмешливым, как черт. Этот безмозглый подлец постоянно дразнил Баколода, имитируя его неразборчивую речь и хохоча, как над самой уморительной шуткой. Зная об эпилепсии Баколода, Пасиг прозвал его «дерганым».

Другого охранника звали Фредди Бонифацио. Это был невысокий, толстый и кривоногий человечек, смешанной китайско-филиппинской крови, лучший на заводе игрок в бейсбол, считающий себя донжуаном. Он также был главным слушателем Пасига, когда тот имитировал косноязычие Леона Баколода, В данный момент Баколоду меньше всего хотелось видеть этих двух мерзавцев.

Его глаза внимательно следили за мототележкой, которая объезжала флагшток. И вдруг она остановилась.

Встревоженный Баколод покачал головой. Господи, только не это.

Он видел, как толстый Бонифацио сошел с тележки, плюнул на землю и достал пачку сигарет из кармана рубашки. Он стоял спиной к Баколоду, беспокойство которого возрастало с каждой секундой. Страх, охвативший его, все усиливался.

Резкая боль в животе заставила поджигателя упасть на одно колено. Чуть не плача, он прикусил большой палец, пока не почувствовал на языке вкус крови. Зажав в кулаке распятие своих четок, он начал шепотом повторять имя девы Марии. Если что-нибудь случится, китаец наверняка убьет его.

С другой стороны площади, посередине между этим открытым пространством и женскими бараками, стоял небольшой сарай для хранения инструментов. Этот сарай был местом назначения Баколода; он должен был попасть в него как можно скорее. Если Баколод пройдет через площадь, то сэкономит время и сможет избежать встречи с пешим патрулем.

Обычно Пасиг и Бонифацио объезжали площадь каждые сорок минут и затем направлялись в сторону электрической подстанции. Баколод внимательно наблюдал за ними всю последнюю неделю и знал, что они стараются не менять маршрут и не задерживаться. Никаких сюрпризов он не предвидел. Эти два болвана, Пасиг и Бонифацио казались вполне предсказуемыми. До этой ночи.

Вдруг неожиданно они изменили свой обычный образ действий только потому, что одному из них захотелось покурить. И совершенно вывели Баколода из себя. Просто ошеломили. Он вспомнил о китайце с вкрадчивым голосом. Лучше быть мышкой у кошки в когтях, чем попасть в руки Триады. Боль в животе у Баколода усилилась.

И тут он увидел женщин. Трех молодых филиппинок на дальнем конце площадки. Стройные и изящные, в летних платьях с открытыми руками и ногами, они неожиданно остановились, и смех их приятной мелодией огласил тихую ночь. Смена кончилась, и они возвращались в свои бараки.

Бонифацио позвал их. Бонифацио, этот юбочник, забыв про жену и троих детей, всегда был готов залезть на первую встречную. Женщины остановились и повернулись к нему. Сложив ладони рупором, толстый охранник крикнул им что-то на испанском. Две женщины отвергли его красноречивым взмахом руки. Третья даже не захотела отвечать. Через секунду все три пошли своей дорогой.

Отказ только раззадорил Бонифацио. Он вернулся к мототележке, залез в нее и указал на женщин. Ухмыляясь, он потер руки, а его приятель Эдди Пасиг тем временем развернул тележку и стал преследовать «конфеток», как называл женщин Бонифацио. Леон Баколод с облегчением вздохнул. Потом вскочил на ноги, перекрестился и поблагодарил деву Марию. В который раз она спасла его от врагов. Он поднял сумку и, сжимая четки, вышел на площадь.

Внутренний голос говорил ему: беги. Беги к сараю. Ты знаешь, что сделает китаец, если ты не выполнишь задания.

Но он заставил себя идти медленно. Нельзя привлекать к себе внимания, когда у тебя в сумке два литра бензина.

А если охранник или кто-то еще унюхает бензин? А если он начнет задавать вопросы? Тогда Баколоду останется только соврать и надеяться, что ему поверят.

Тогда придется отказаться от мысли о поджоге. Думать о поджоге, когда у тебя обнаружили бензин, – чистое безумие. Баколод не настолько глуп. Разумеется, он попытается все объяснить китайцу, если дело примет такой оборот. И будет надеяться, что тот ему поверит.

Он покинул площадь, вышел на посыпанную гравием тропинку и оказался в темноте. Теперь он бросился бежать. Через несколько секунд, задыхаясь и чувствуя легкое головокружение, он достиг сарая. Положив руку на дверную ручку, он огляделся и вздрогнул, когда вдали залаяла собака. Но кругом никого не было. Он вошел в небольшой темный сарай и быстро закрыл за собой дверь.

Внутри пахло машинным маслом, древесными опилками, заплесневелым тряпьем, человеческой и животной мочой. Тесное помещение было завалено негодными предметами: сломанная стремянка, устарелые станки, старая обувь, разбитая пишущая машинка, грязные электрические кофейники, пустые кислородные баллоны. Помойка, подумал Баколод. Ящик для всякого хлама.

Единственное окно без стекол выходило на женские общежития – окруженные колючей проволокой двухэтажные деревянные бараки, в которых некогда были расквартированы воины 16-й японской императорской армейской дивизии. В бараках светились окна рабочих ночной смены.

Один из бараков был совершенно темным. Баколод несколько секунд внимательно смотрел на него, затем поднял свою сумку. Времени было в обрез.

Стоя спиной к окну, в которое светила луна, он стянул с себя белые боксерские трусы, достал из сумки лифчик и голубое платье и надел их. Ладони вспотели, он остановился и вытер их о рубашку. Если он слишком разволнуется, то с ним может случиться припадок.

Он надел туфли-лодочки, черный нейлоновый парик и браслет с искусственными драгоценностями. Затем настала очередь туалетной воды, которую он купил у аптекаря из китайского квартала. Девушки с Талтекс не покупали дорогих духов, поэтому и он потратил лишь несколько песо на эту дрянь. По капельке за уши, немного на руки и – достаточно.

Открыв красную кожаную сумочку, он достал из нее небольшое ручное зеркальце, пудреницу и тюбик с помадой кораллового цвета, которую позаимствовал у Хузи. Присев под окном, он повернул зеркало, чтобы поймать свет луны, и осторожно обвел помадой губы. Теперь немного пудры на щеки, а темно-коричневый карандаш сделает его брови толще и темнее. Закончив, он посмотрел в зеркало на свое новое лицо и улыбнулся. Потрясающе.

Он спрятал свою форму и туфли, засунув их под измазанный краской брезент. Бумажник, часы и четки положил в красную сумочку. Он рисковал, надеясь, что одежду не найдут в его отсутствие. Выбора у него не было. Но к чему рисковать потерять деньги и часы? Или бамбуковые четки, освященные кардиналом Сином, святейшим на Филиппинах человеком?

Сидя у окна, Баколод коснулся четок и широко открытыми и немигающими глазами уставился на бледный осколок луны. Затем прислонился спиной к стене и, ожидая пока успокоится дыхание, стал вслушиваться в шум водопадов в ущельях, окружающих гору. Пенис под его платьем сделался твердым, как камень.

Он покинул сарай, шепотом повторяя имя девы Марии.

Манила – 11. 45, той же ночью.

Обеспокоенная Анхела Рамос решила, что ее осведомительница напугалась и больше не появится. Осведомительницей была Элизабет Куань, двадцати четырех лет, оператор компьютеров на Талтекс, которая утверждала, что у нее есть доказательства того, что компания Талтекс Индастриз «отмывает» грязные деньги могущественного тайваньского наркокороля, известного как Черный Генерал.

Если мысль о том, чтобы противостоять ему хотя бы косвенно, испугала Элизабет Куань, то и Анхелу Рамос она тоже лишила спокойствия. Черный Генерал начал свой путь в кошмарных шанхайских трущобах, прошел через «Золотой треугольник», производящий опиум, и стал во главе жестокого азиатского преступного мира. За это время он приобрел репутацию исключительно безжалостного и двуличного человека.

У маленькой, хриплоголосой мисс Куань, которую обычно видели в одном и том же голубом платье и черных, застегивающихся на лодыжке туфлях, была, однако, веская причина стать осведомительницей. В машинном зале ее изнасиловали двое надсмотрщиков. К тому же они отсняли «поляроидом» акт насилия и теперь показывали цветные снимки своим приятелям по заводу. Мисс Куань жаждала мщения.

Она ничего не сказала об изнасиловании руководству компании и полиции. Сексуальные домогательства надсмотрщиков, особенно в ночную смену, были обычным делом. Женщины даже прозвали Талтекс «матрасной компанией», потому что им часто предлагали альтернативу: «Или ты ляжешь, или тебя выгонят с работы». А так как они боялись потерять работу, то запугать их не представляло большого труда.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒