Джаспер Ридли 6 страница

Статья Муссолини встревожила лидеров социалистической партии. На следующий день 14 членов Национального исполнительного комитета Итальянской социалистической партии, в том числе Ладзари, Серрати, Паньяцца, Анжелика Балабанова и Муссолини, встретились в Болонье, чтобы ее обсудить. Они проспорили весь день, 19 октября, до позднего вечера, причем Ладзари, Серрати и Балабанова с большой горечью отзывались о позиции Муссолини. Когда на следующее утро 20 октября дискуссия возобновилась, Муссолини предложил резолюцию: партия подтверждает свое принципиальное отношение ко всем войнам, но считает, что линия, которую до сих пор проводила газета «Аванти! » (абсолютный нейтралитет), чересчур догматическая. В соответствии с меняющейся международной обстановкой партия должна сменить ее на политику гибкого нейтралитета. За эту резолюцию проголосовал только Муссолини. Она была отвергнута тринадцатью голосами против одного.

Лидеры партии предложили резолюцию, которая провозглашала, что они верят в абсолютный нейтралитет, а не двусмысленную нейтральность правительства, и категорически протестуют против бойни, опустошающей ныне Европу и приносящей неисчислимые страдания рабочим Бельгии, Франции, Германии, России, Англии, Австрии и Сербии. Резолюция осуждала предательство социализма немецкой и другими социалистическими партиями. «Мы останемся верны нашему флагу. На нем начертано: " Пролетарии всех стран, соединяйтесь! " » Резолюция была принята двенадцатью голосами против одного. Против голосовал только Муссолини, Адольфо Зербини воздержался.

Муссолини потребовал, чтобы Национальный исполнительный комитет созвал внеочередной партийный съезд для обсуждения отношения партии к войне, но его требование было отвергнуто. Тогда он подал в отставку с поста редактора «Аванти! ». 15 ноября вышел первый номер его собственной газеты, которую он назвал «Иль пополо д'Италия» («Итальянский народ»). Со всем своим пылом и блеском он начал кампанию в поддержку республиканцев, призывая Италию вступить в войну на стороне союзников. Лидеры социалистов заклеймили его как предателя. Они обвиняли его в том, что он подкуплен французской разведкой и поэтому сменил позицию, подчеркивая, что в течение трех месяцев после начала войны он решительно и твердо поддерживал партийную политику оппозиции войне и вдруг сделал, как бы мы теперь сказали, поворот на 180 градусов и стал яро пропагандировать политику участия в войне, которую до сих пор сурово и страстно осуждал.

Конечно, французское золото — объяснение слишком простое, но изменение направления деятельности Муссолини в октябре 1914 года, безусловно, требует разъяснения. Недостаточно заявить, что требование нейтралитета в августе 1914 года можно истолковать как возражение вступлению Италии в войну на стороне стран Центральной Европы согласно договору о Тройственном союзе и что Муссолини в качестве редактора «Аванти! » должен был выражать в газете официальную политику партии. Мы ведь знаем из его частного письма Леде Рафанелли, как отрицательно он относился в сентябре к вступлению в войну на стороне союзников, как потрясла его тогда приверженность многих друзей-социалистов политике вступления в войну и как решительно он намеревался до последнего не сдавать своих позиций.

Объяснение перемены, происшедшей с Муссолини в октябре, несомненно, лежит в его характере, который так четко проанализировала Анжелика Балабанова. Какими бы достоинствами он ни обладал, несмотря на всю храбрость, проявленную им в столкновении с полицейскими дубинками, а затем в окопах под огнем противника, мужества плыть против течения, идти против общественного мнения у него не было. Друзья по социалистической партии, которыми он восхищался больше других, самые решительные и яростные, стояли за войну. И он чувствовал, что скоро они завоюют поддержку большинства народа. Он хотел быть с ними, хотел быть популярным в массах, срывать аплодисменты толпы. Всю свою жизнь он хотел быть на стороне победителей, хотя жестоко просчитался в 1940 году.

* * *

24 ноября на собрании миланского отделения Итальянской социалистической партии в миланском «Театро дель пополо» Муссолини под выкрики и улюлюканье зала отстаивал свою точку зрения на вступление в войну и аргументировал свои поступки. После ожесточенных дебатов он был исключен из партии. В заключительном слове Бенито отметил, что они исключают его, потому что любят, хотя сами этого не осознают, что он верен если не букве, то духу социализма и что, какие бы резолюции они ни принимали, он на всю жизнь останется социалистом и никогда не откажется от социалистических принципов. В последующие тридцать лет ему предстояло далеко отойти от этой позиции.

Первая мировая война привела к расколу социалистического движения во всех странах Европы. Особенно сильно это проявилось в Италии и имело далеко идущие последствия. Отношение социалистов к войне было сложным. В то время как офицерство и большинство населения патриотически поддерживало любую войну, в которой участвовала их страна, в то время как пацифисты возражали против всех войн и не соглашались в них участвовать, терпя бесконечные преследования, социалисты были против реакционных, несправедливых, империалистических войн, но одобряли войны прогрессивные, справедливые и революционные. Поэтому они должны были анализировать каждую начинавшуюся войну и решать, под какую категорию она подпадает. Если этонесправедливая, империалистическая война, то они были обязаны ей противостоять, плыть против патриотического потока, не обращая внимания на последствия для себя, и клеймить как предателя любого социалиста, который поддерживает войну и побуждает рабочих умирать и убивать своих зарубежных товарищей ради прибылей буржуазии. Если же это война справедливая, революционная, социалисты должны активно ее поддерживать и объявлять предателем и контрреволюционером любого социалиста, который препятствует военным усилиям правительства или саботирует их. Эта дилемма была ярко проиллюстрирована политикой коммунистических партий всех стран во время Второй мировой войны, которую они характеризовали как империалистическую, пока к союзникам не присоединился Советский Союз. Тогда они объявили ее справедливой войной и призвали к беспощадному подавлению тех «троцкистов», которые продолжали ту же политику, какую вели коммунисты до 22 июня 1941 года.

В октябре 1914 года Муссолини решил, что Первая мировая война есть война справедливая, демократическая, в то время как его бывшие товарищи — социалисты продолжали считать ее несправедливой, империалистической. Это привело к окончательному разрыву между ними. После этого они лишь расходились все дальше и дальше. Социалисты ославили Муссолини как предателя и наемника французской буржуазии, а Муссолини заклеймил социалистов как предателей родины и наемников на службе у немецкого посла князя Бернхарда фон Бюлова. В 1918 году он потребовал, чтобы Итальянская социалистическая партия была запрещена. Разногласие в анализе характера Первой мировой войны между Муссолини и социалистами привело к избиениям, поджогам и убийствам в 1921 году, к убийству Маттеотти в 1924 году и казни Муссолини в Джульяно-ди-Медзегра 28 апреля 1945 года.

Глава 8

ПРИВЕРЖЕНЕЦ ИНТЕРВЕНЦИИ

Как только Муссолини начал в «Иль пополо д'Италия» кампанию за итальянское вмешательство (интервенцию) в войну, его противники начали задавать вопросы, откуда он взял деньги на издание газеты. 18 ноября, через три дня после выхода первого номера, в цюрихской газете «Нойе цюрихер цайтунг» («Новая цюрихская газета») было опубликовано заявление немецкого агентства новостей о том, что газету «Иль пополо д'Италия» финансирует французское правительство.

Двумя днями позлее Муссолини опроверг это обвинение, так же как Ленин в 1917 году отрицал, что получал деньги от германского правительства. По сути дела, французское и бельгийское правительства финансировали Муссолини в 1914 году по той же причине, что и германское финансировало Ленина в 1917-м, потому что считали, что это в их интересах. А Муссолини и Ленин с радостью принимали эти деньги и не собирались становиться агентами Франции и Германии, а делали это для того, чтобы проводить далее политику, которую считали правильной. А отрицали они этот факт потому, что понимали: если правда станет известна, то будет дискредитировано их дело.

В обоих случаях деньги платились не прямо. Муссолини средства для выпуска «Иль пополо д'Италия» поступали сначала от Филиппо Нальди, владельца «Иль ресто дель карлино», с распростертыми объятиями, приветствовавшего переход Муссолини на их сторону. В ноябре 1914 года Муссолини писал из Швейцарии сестре Эдвиге (не раскрывая, что находится в Женеве), что отправился в Швейцарию на несколько дней, чтобы позаботиться о финансировании «Иль поиоло д'Италия». Часть денег, переданных Нальди Муссолини, поступила от правительств Бельгии и Франции. Через несколько лет Муссолини будут субсидировать богатые промышленники Милана и Турина.

Республиканцы вели усиленную агитацию за вступление в войну. Британский посол сэр Реннел Родд сообщал в Лондон, что итальянские промышленники настроены против вступления в войну на стороне союзников из-за своих связей с Германией. Большинство социалистов возражало против любых войн. Большая часть аристократии не хотела этого вступления, так как считала Центральную Европу оплотом аристократических привилегий. Церковь также была против этой войны. В войну вовлекла Италию «смышленая буржуазия и пошедший за нею народ», причем республиканцы с энтузиазмом поддерживали идею, что это была война за демократию. Муссолини играл активную, но не самую значительную роль в военной кампании. Популярная история агитации, приведшей к вступлению Италии в войну, опубликованная в 1916 году, упоминает о Муссолини лишь на тринадцати страницах из четырехсот. Однако роль его была не так уж незначительна, особенно в Милане.

Разрыв Муссолини с социалистами повлиял на его личную жизнь: пришел конец его дружбе с Ледой Рафанелли. Однако вскоре в Милан возвратилась Ида Дальцер, и Муссолини возобновил с ней связь, так как продолжал жить в Милане один, без Рашели, которая с четырехлетней Эддой оставалась в Фор ли. Он тревожился по поводу отношений с Идой, так как понимал, что если Рашель узнает о ней, то поднимет скандал. А это было вполне возможно, ведь Фор ли был гораздо теснее связан с Миланом, чем с Тренто, да и редактор «Иль пополо д'Италия» в 1915 году был фигурой куда более заметной, чем редактор «Л'Авенире дель лавораторе» в 1909-м.

В середине декабря 1914 года наступление сербов отбросило австрийскую армию по всему венгерскому фронту. Муссолини восхвалял этот успех в статье «Да здравствует Сербия! », опубликованной в «Иль пополо д'Италия» за 12 декабря. «Снова старый австрийский орел вонзил когти в тело сербов, но сербы дрались отважно и отогнали орла, в то время как Италия, мощная держава с сорокамиллионным населением, Италия, родина героев, оставалась нейтральной… нейтральной по коммерческому расчету, нейтральной, к своему стыду».

Рождество было омрачено смертью Бруно и Константе Гарибальди, которые погибли, сражаясь за Францию в Аргоне. Их тела были перевезены в Италию. На погребении в Риме присутствовали 300 000 человек. В статье от 8 января Муссолини писал, что это было самое большое шествие, которое видели когда-либо улицы Рима. Он восхвалял братьев Гарибальди за то, что они продолжили республиканскую традицию своей семьи, борясь за дело демократии и революцию, за Францию Бланки, в то время как король Италии и папа оставались нейтральными, а итальянские социалисты вели себя как тайные пособники австрийцев.

День за днем он развивал эту тему в своей газете. Франция, Британия и Россия воюют за угнетенные маленькие нации — Сербию и Бельгию. Их поддерживают такие видные социалисты, как Вандервельде, X. М. Хиндеман, Плеханов и Кропоткин, а итальянские социалисты придерживаются трусливого нейтралитета, став в один ряд с Квириналом и Ватиканом в противодействии демократической революционной войне против монархии Габсбургов.

Весной интервенционистская кампания стала еще шире и напористее, принимая все более яростные, неконституционные формы. По всей Италии республиканцы толпились на площадях и в ратушах, выкрикивая: «Да здравствует Италия! Да здравствует война! » В Милане они ворвались в судебное присутствие, прервали его работу. Их с большим трудом уговорили покинуть здание.

Миланские «фаши д'ационе» вечером 11 апреля устроили большую демонстрацию на Соборной площади Милана. Их призыв к «миланским пролетариям» был опубликован накануне, 10 апреля, в «Иль пололо д'Италия» под заголовком «Фашисты Италии, займите завтра площадь любой ценой! ». Они отрицали, что революционные фашисты разжигают войну и являются националистами, и заявляли, что нейтралитет поддерживают лишь монархия, Ватикан, буржуазия и германофилы-социалисты, подкупленные золотом фон Бюлова. «Пролетарии, выходите на улицы и площади вместе с нами и кричите: «Долой продажную меркантильную политику итальянской буржуазии! » Требуйте войны против империй, которые несут ответственность за пожар в Европе. Да здравствует война за освобождение народов! »

Муссолини повторил этот призыв в утреннем воскресном выпуске «Иль пополо д'Италия» и напомнил читателям свои слова, написанные 18 октября 1914 года, когда он говорил о необходимости «убить букву» ради сохранения духа Итальянской социалистической партии. «Сегодня мы говорим: необходимо убить партию, чтобы спасти социализм». Муссолини в этот день, 11 апреля, уехал в Рим, чтобы участвовать в демонстрации в поддержку интервенционизма. Как раз когда он начал выступать, появилась полиция. Его ударили дубинкой и арестовали, но через несколько часов освободили.

В мае кампания интервенционистов особенно усилилась. 5 мая, в 55-ю годовщину похода Гарибальди с его Тысячей за освобождение Сицилии, должно было состояться открытие памятника в честь Тысячи в местечке Кварто близ Генуи, из которого начался поход. В результате серьезной агитации это событие вылилось в мощную демонстрацию в поддержку войны. Там собрались оставшиеся в живых ветераны Тысячи. Ковыляя на двух костылях, приехал Риччиотти Гарибальди с сыном Пеппино, вернувшимся с французского фронта, чтобы помочь интервенционистам. Главным оратором был поэт и романист Габриеле д'Аннунцио, вложивший в эту речь весь свой дар пылкого красноречия.

Социалисты и либералы Джолитти, противники военного вмешательства, безуспешно пытались плыть наперекор этому бурному потоку. В день Первомая депутат социалистов Нино Мадзони, прибывший в Милан на митинг, говорил о солидарности с социалистами Германии и Австрии. Об этом событии Муссолини написал обличительную статью «Ученик Радецкого» (Радецкий — австрийский главнокомандующий в Италии в 1848 году), в которой отмечал, что Мадзони, выступая в Милане, «городе пяти дней» (ссылка на миланское восстание 19–23 марта 1848 года), «осмелился нагло и бесстыдно извиниться за Австрию и Германию».

11 мая Муссолини обратился с речью к огромной демонстрации интервенционистов в Милане. Говоря из окна редакции «Иль пополо д'Италия», он заявил, что, если Италия не чувствует войну на своих границах, начнется гражданская война внутри страны, а это означает революцию. Три дня спустя в Риме, выслушав пламенную речь д'Аннунцио, сторонники военных действий попытались штурмовать Палату депутатов в Палаццо ди Монтеситорио, но после жестокой схватки были разогнаны подразделениями полиции.

Интервенционисты не знали, что их усилия уже были не нужны. Правительство Саландры в это время вело переговоры одновременно с союзниками и с Австрией. Слишком поздно австрийское правительство последовало совету Германии и предложило передать Италии область Трентино. Саландра смог получить от союзников гораздо более выгодные предложения, и 26 апреля в Лондоне был подписан секретный договор. Британия и Франция согласились с тем, что если Италия будет сражаться на их стороне, то после победы они отдадут ей не только Трентино, но и Триест, Фиуме и прилегающие районы с общим населением в 100 000 славян, Родос и принадлежащие Турции Додеканезские острова, населенные почти целиком греками, а также Джубаленд в Британской Восточной Африке (позднее названный Кенией), который будет присоединен к Итальянскому Сомали. В соответствии с особой просьбой итальянского правительства условия этого договора должны были держаться в секрете от их отважногои благородного союзника Сербии, которую обнадеживали, что после войны территории Австрийской империи, населенные славянами, будут переданы ей. Проблемы, связанные с обещанием одних и тех же территорий двум разным странам, усугубились после того, как в войну на стороне союзников вступила Греция в надежде на то, что ей будет отдан греко-язычный остров Родос. Еще позже британское правительство твердо пообещало как арабам, так и евреям отдать турецкую провинцию Палестину.

23 мая 1915 года итальянское правительство отдало приказ о всеобщей мобилизации и на следующий день объявило войну Австрии. В соответствующие сроки последовало объявление войны Германии, Турции и Болгарии. 23 мая Муссолини писал в «Иль пополо д'Италия»: «Начиная с сегодняшнего дня есть только итальянцы… Все итальянцы объединены в стальной блок… Генерал Кадорна выхватил из ножен свой меч и пойдет на Вену. Да здравствует Италия! »

Глава 9

КАПРАЛ МУССОЛИНИ

Генерал граф Луиджи Кадорна, начавший Службу в армии еще в 1866 году, был главнокомандующим итальянских войск. Он решил оставаться на оборонительных позициях в горных районах Трентино и атаковать на фронте по реке Изонцо к северу от Триеста, так как знал, что у австрийцев там мало частей (главные их силы воевали с русскими на Восточном фронте). Жестокие бои прошли при очень плохой погоде в июне 1915 года. Итальянцы наступали под проливным дождем и захватили несколько укреплений, но понесли тяжелейшие потери. В августе Кадорна вновь начал наступление на изонцком фронте, и, хотя численное превосходство было на стороне итальянцев, продвижение их было медленным, а потери снова очень велики.

Социалисты продолжали выступать против войны. Некоторые лидеры их правого крыла делали это не слишком активно, но страстные интернационалисты вроде Анжелики Балабановой усилили нападки на империалистическую войну, вновь и вновь подчеркивая свою солидарность с социалистами враждебных стран. Они клеймили Муссолини за лицемерие, потому что он не пошел добровольцем в армию, а продолжал сидеть в Милане, в редакции «Иль пополо д'Италия», в то время как тысячи итальянских солдат умирали нафронте. Муссолини оборонялся от этих нападок, уверяя, что сразу же хотел записаться добровольцем, но военные власти велели ему подождать, пока будет официальный призыв его возраста. Это весьма вероятно, потому что армии было бы трудно немедленно принять и вооружить всех боеспособных мужчин нации. Его друг Филиппо Корридони уже попал в армию и участвовал в летней кампании на изонцком фронте.

Долго ждать Муссолини не пришлось: ему было приказано явиться в казармы 31 августа 1915 года в Милане, что он и сделал, оставив газету «Иль пополо д'Италия» на помощников. Он был направлен в 11-й полк берсальеров, отправлявшийся в Брешию. 17 сентября он оказался на фронте под Удине. Капитан его батальона, читатель «Иль пополо д'Италия», предложил назначить его редактором полковой газеты, располагавшейся в Удине, но Муссолини желал драться с австрийцами на фронте.

Ему был присвоен чин капрала, и он стал исполнять обычные обязанности военнослужащего среднего состава действующей армии. Сослуживцы его любили. В 1945 году один человек в Милане рассказывал английскому историку, Кристоферу Хибберту, что был капралом в том же батальоне, что и Муссолини, и хотя тот был хвастуном и трепачом, но «парень был славный».

Время от времени он писал статьи в «Иль пополо д'Италия» и вел военный дневник, явно предназначавшийся для публикации. Он печатался выпусками в «Иль пополо д'Италия» между 28 декабря 1915 года и 15 февраля 1917-го. Описаний военных операций в нем было немного — возможно, чтобы избежать придирок цензоров и политических конфронтации, а рассказывалось в основном о тяготах и лишениях фронтовой жизни солдат в холодные зимы и во время боев в снегу на плато Карсо за городом Гориция. Кроме того, он писал с фронта сестре Эдвиге. Сорок лет спустя многие из этих писем она опубликовала.

В середине октября 1915 года Кадорна снова начал наступление. Третье и четвертое сражение на реке Изонцо продолжались с перерывами на день-два в течение семи недель. Однако австрийцы, хоть и не имели численного перевеса, сумели укрепить свои позиции, и итальянцам не удалось достичь своих целей. Атаки их были прекращены 5 декабря. Потери на этом фронте, как на Западном и Русском фронтах, были очень велики, гораздо больше, чем в предыдущих войнах. Так, в 1859 году вся Европа была потрясена количеством убитых в битве при Сольферино, где общие потери французов, итальянцев и австрийцев составили около 40 000. В битвах при Изонцо с октября по декабрь 1915 года итальянцы потеряли 113 000 человек, австрийцы — 90 000.

23 октября в боях у реки Изонцо был убит Корридони. Рассказ Маргериты Сарфатти об этом вошел в число фашистских легенд. Она описывала, как однажды солдат-социалист, насильно призванный в армию, подошел к Муссолини и спросил его: «Вы Муссолини? » Когда Муссолини подтвердил, что это он, солдат-социалист произнес: «У меня для вас приятная новость. Корридони убит, и поделом ему». Солдат стал проклинать Корридони, как одного из тех, кто втянул Италию в войну. Далее Сарфатти писала, что Муссолини вскочил на ноги и направил на «мерзавца» винтовку. Когда, увидев это, к нему подбежал сержант и поинтересовался: «Что это вы делаете, капрал? » — Муссолини «уронил винтовку и горестно, ощущая в сердце смерть, пошел прочь». Как и многие истории Сарфатти, эта, по-видимому, не соответствует действительности. Хотя Муссолини не захотел опровергнуть ее, когда в 1925 году Маргерита ее опубликовала. Однако трудно примирить ее с «Военным дневником» Муссолини, где он не упоминает об этом случае, а пишет 1 ноября 1915 года: «Лейтенант-полковник Кассола мимоходом сообщил мне грустную новость о смерти Корридони». На следующий день, в записи дневника от 2 ноября, он добавляет: «Корридони убит на поле боя. Честь ему и слава! »

* * *

Во время последних недель наступления Муссолини получил письмо от Иды Дальцер, в котором она сообщала, что 11 ноября в Милане она родила ему сына и назвала его Бенито Альбино. Вскоре после этого Муссолини заболел паратифом и 24 ноября был отправлен в военный госпиталь в Кивидале. Во время его пребывания там госпиталь посетил король. Так он повстречался с Муссолини в первый раз. Когда Муссолини стало получше, его переправили для окончательного выздоровления в Тревиглио под Миланом, а затем дали месячный отпуск.

Известие Иды о рождении ребенка, кажется, только укрепило его привязанность к Рашели. Хотя отношения с Идой, несомненно, были не просто мимолетной интрижкой, он никогда не собирался заменить ею Рашель. Видимо, для того, чтобы оградить положение Рашели от поползновений Иды, он решил жениться на ней официально. Получив отпуск, он приехал в Форли, где 16 декабря узаконил свой брак с Рашелью гражданской церемонией. Девять месяцев спустя, 21 сентября 1916 года, родился их второй ребенок, мальчик. Они назвали его Витторио.

Из Форли Муссолини уехал в Милан повидать Иду и ребенка. Он очень обрадовался сыну и поселил Иду в отеле «Гран Бретанья», записав в книге регистрации, что она его жена. За время отпуска он написал ряд статей в «Иль пополо д'Италия», в которых осуждал пораженчество. Весьма одобрительно он цитировал фразу, широко распространенную во Франции для поднятия духа: «Стенать — значит предавать».

Он позаботился о финансовом обеспечении Иды, которое позволяло ей содержать себя и ребенка, а затем вернулся в часть. Весной 1916 года снова начались бои. Кадорна опять стал наступать на изонцком фронте с целью помешать австрийцам послать подкрепления немецким войскам под Верденом на Западном фронте. В мае австрийцы провели контрнаступление в Трентино. Бои у реки Изонцо продолжались все лето. Муссолини попал в отряд, посланный для разведки боем 15–17 июля. Он был легко ранен шрапнелью, но, сообщая об этом Эдвиге, писал, что волноваться не стоит, так как рана несерьезная. Он предупреждал ее, чтобы она не питала иллюзий, будто война скоро закончится, потому что, если биться до победного конца, она затянется на всю зиму и на весь 1917 год.

Из Милана пришли тревожные известия. Ида Дальцер начала судебный процесс против него, требуя алиментов, так как, по ее утверждению, выделенных им ей денег было недостаточно. Она утверждала, что являлась его женой, и, хотя не могла предъявить свидетельство о браке, ссылалась в доказательство на запись в книге регистрации отеля «Гран Бретанья». Муссолини был глубоко огорчен. Суд постановил не считать Иду его законной женой, но присудил выплачивать ей дополнительные суммы на содержание. Любовь его после этого угасла совсем, и он порвал с ней всякие отношения. Но она не желала с этим смириться и, явившись домой к Рашели, устроила скандал, настаивая, что именно она, а «не Рашель является законной женой Муссолини.

В июле до него дошли еще одни неприятные новости. Его друг, Чезаре Баттисти, с которым он сотрудничал в 1909 году в Тренто, перед началом войны бежал с австрийской территории и вступил добровольцем в итальянскую армию. Муссолини узнал, что он попал в плен к австрийцам, которые заявили, что, будучи уроженцем Трентино, он является австрийским подданным, перебежавшим к врагу. За измену Баттисти был приговорен к смертной казни и повешен. Муссолини написал яркую статью в «Иль пополо д'Италия», призывая к всеобщей ненависти к «великому венскому преступнику» (Францу Иосифу) и обещая, что виновные понесут суровое наказание за это преступление. «Армии надо больше пушек и еще больше пушек, потому что лучший способ почтить память достойнейшего мученика за дело независимости Италии — это победа! »

4 августа 1916 года армия на изонцком фронте, переданная Кадорной под руководство двоюродного брата короля, герцога Аосты, перешла в очередное наступление и после ожесточенных боев 9 августа овладела Горицией. Вся Италия праздновала великую победу. Однако после первого успеха наступление выдохлось, хотя бои на плато Карсо продолжались до середины ноября. Потери опять были оченьмногочисленными. За все кампании 1916 года итальянцы потеряли убитыми и ранеными 405 000 человек и 60 000 было взято в плен.

* * *

После шестой битвы у Изонцо Муссолини был произведен в «капоралмаджоре» — чин, соответствующий примерно английскому младшему сержанту. Из-за этого иногда возникает путаница относительно того, какой высший чин заработал Муссолини к концу Первой мировой войны (капрала или сержанта).

Зимой 1917 года в период военного затишья погода на изонцком фронте стояла сырая и холодная. Муссолини и еще несколько солдат его подразделения 22 февраля проводили испытания пушки. Примерно к часу пополудни было сделано несколько выстрелов, и Муссолини предупредил лейтенанта, командовавшего пристрелкой, что орудие перегрелось. Лейтенант ответил, что остался только один выстрел и орудие должно выдержать. Однако при выстреле пушку разорвало. Муссолини пишет в своем дневнике, что двоих солдат убило на месте, а пятеро было ранено, хотя его биографы утверждают, что пострадавших было больше. Они пишут, что убитых оказалось пять человек и многие были ранены. Муссолини был тяжело ранен осколками снаряда. Сильнее всего пострадало левое бедро: была перебита кость.

Страдающего от невыносимой боли, его доставили на полевой перевязочный пункт, а оттуда на броневике — в Рончи, в полевой госпиталь № 46, где ему была сделана операция. Его биографы утверждают, что он отказался от наркоза. Он сам подтвердил это в 1932 году Эмилю Людвигу. Когда Людвиг поинтересовался, почему он отказался от хлороформа, Муссолини ответил, что хотел следить за хирургами. Однако более вероятно, что он решил продемонстрировать себе и окружающим свой героизм. Эта история вполне может быть правдой, хотя удивительно, что военный врач не приказал капралу Муссолини принять наркоз без разговоров.

Через два дня он смог, хотя и не собственноручно, написать письмо Рашели, в котором сообщил о своем ранении и просилне тревожиться. Однако, узнав о ранении, она сразу приехала в Рончи, и ей было позволено его навестить. Согласно гораздо более поздней газетной статье, 7 марта госпиталь посетил король. «Как вы себя чувствуете? » — спросил король. «Не слишком хорошо, ваше величество», — отвечал Муссолини.

Если в этой истории и есть доля правды, то Муссолини ни словом не упомянул о ней в своем «Военном дневнике». Хотя, пожалуй, это неудивительно в свете его отношения к монархии и «Виктору Савойскому» в 1917 году.

Он быстро поправлялся, но был еще серьезно болен, когда 18 марта госпиталь накрыл огонь австрийской артиллерии. Итальянцы были убеждены, что австрийцы сделали это не случайно, а намеренно стреляли по госпиталю, ярко помеченному красным крестом, нарушая тем самым законы честной войны.

Руководство госпиталя, боясь повторного обстрела, эвакуировало раненых в другие больницы. Однако Муссолини был в слишком тяжелом состоянии, и его нельзя было перевозить. В «Военном дневнике» он писал, что остался один в госпитале в Рончи вместе с двумя врачами, сестрами и капелланом. Эмилю Людвигу он, однако, рассказал, что кроме него там находилось еще двое пациентов. Представляется довольно странным, что если было возможно доставить его в Рончи на броневике сразу после ранения, то почему нельзя было перевозить его 24 дня спустя, когда состояние стало гораздо лучше. Возможно, просто не оказалось подходящего транспорта, и нет никаких оснований сомневаться в правдивости этой последней записи в «Военном дневнике». 15 июня 1917 года демобилизованный из армии Муссолини явился в редакцию «Иль пополо д'Италия» в Милане, опираясь на костыли. Вскоре он с ними расстался и мог нормально работать. Теперь он был человеком, пролившим кровь за свою страну, героем войны, которого никто больше не мог упрекнуть в лицемерном уклонении от военной службы. И он начал гражданскую жизнь с того, что провозгласил в прессе кампанию за войну до победного конца, за дальнейшие жертвы, за искоренение пораженчества и пацифизма.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒