Часть вторая 7 страница

Циклона за пределами атмосферы!

Нет, я никогда не смирюсь с этим. Воздушный шар, преодолевший притяжение планеты и вышедший в открытый космос, пусть даже – в газовый космос, – это не лезло ни в какие ворота! Словно разом сбылись безумные мечтания писателей‑ фантастов докосмической эры. Хотя, если отвлечься от эмоций, динамика процесса была ясна. Целлион, как и его собратья‑ спутники, обращался вокруг планеты‑ гиганта, притяжение которой создавало в газовой среде, равно как и в планетарной атмосфере Целлиона, устойчивые токи восходящего воздуха.

От найденного объяснения мне стало легче. На душе. Тело же, несмотря на невесомость, испытывало адские страдания. Шторм поглотил нас. Капли дождя, соприкасаясь с волосами, кожей и одеждой, превращались в лед. Оплетка шара обросла иголками инея, а сам он переливался в сверкании молний, как исполинская стеклянная побрякушка. Пар от дыхания мгновенно превращался в рой снежинок, что окружали мою голову подобно множеству крохотных лун. Я превратился в центр самостоятельной Вселенной – в бесформенную стынущую звезду.

Снова смерть?

Ну сколько же можно…

Человек рождается, чтобы умереть. Лишь одному мне суждено умирать, чтобы умереть вновь. Хорошо бы – в последний раз…

В стылом оцепенении я не заметил, как прекратился ледяной дождь и повеяло теплом. Иней на сетке потемнел, округлился каплями и сорвался, но не вниз, а вбок. Пар изо рта тоже перестал превращаться в снег.

Нас по‑ прежнему уносило в глубину неба, туда, где ярился вечными тайфунами гигант Вишал. Гроза отдалилась, грохотало все реже, и в промежутках между ударами грома слышался ровный, немолчный гул. Он нарастал со скоростью курьерского поезда так, что хотелось зажмуриться и отскочить в сторону, но некуда было отскакивать.

Я заметил, что мои пальцы, намертво вцепившиеся в сетку, излучают слабое зеленоватое свечение.

Что за хренотень? Этого еще не хватало… Неужто так проявляется моя избранность?

Я увидел восхищенный взгляд Нилы и не сразу сообразил, что обращен он вовсе не на меня. Светились не только мои пальцы, но и охватывающая шар сетка, и края корзины, и оболочка пузыря.

Как безумный рассмеялся я над своим заблуждением.

Тоже мне, Избранник задрипанный… Возомнил себя чудотворцем, придурок!

Холодное пламя, объявшее несчастный наш монгольфьер и нас самих, действительно было чудом. Обыкновенным чудом природы, с которым знаком каждый моряк Мира: огнями добрых духов, покровителей путешественников, что зажигались на верхушках мачт.

Глава 10

Мы погружались в дыхание Брахмы.

Наверху звуков было не меньше, чем над поверхностью. Гул, от которого некуда деться, – голос Глаза. Почему‑ то на Целлионе его не услышать, но здесь он вездесущ, как шум от принудительной вентиляции на космическом корабле. Рокот, порождаемый штормами Вишала, пугал меня куда сильнее, потому что Глаз был далеко, а газовый гигант – вот он, сияет над выгнутым горизонтом Целлиона, озаренный грозами и светом раскаленных газов, булькающих в области ядра.

Время от времени в пустоте вспыхивали молнии, контрастно высвечивая рисунок туч. От яростного грома монгольфьер вздрагивал, как испуганный бактр.

– Ветер усиливается! – в который раз прокричал я Ниле. – Надо что‑ то делать!

Хотя – что мы могли?.. Вишал тянул в себя воздух, словно гигантский кондиционер, прогонял его через горячие внутренности, а потом, скорее всего, выбрасывал обратно.

Этот мир, этот котел космических масштабов, бурлил и трещал от переполняющих его энергий. Наш несчастный воздушный шар был даже не соломинкой, угодившей в водоворот, а мушкой‑ дрозофилой, очутившейся внутри одной из камер сгорания ракеты‑ носителя.

Нила не отвечала. Она висела, вцепившись в сеть, и напряженно вглядывалась во мглу этого ненормального космоса. Бакхи, сверкая глазами, глядел то на нее, то на меня. Рядом с ним под рогожей сидела, схватившись за ременные петли, Сита. Им вместе было теплее. И не так страшно.

Фррр!

Серая туча выстрелила в нас стаей ромбовидных созданий, каждое из которых было облеплено серебристыми газовыми пузырями. Вращая жгутиками метровой длины, создания ловко ушли от столкновения с монгольфьером и нырнули в атмосферу Целлиона. Что это за животные? Рыбы‑ прилипалы газового океана? Все может быть. Ох, сколько мне еще предстоит узнать…

Нила вдруг закричала. Я пополз к ней по сети – большой, толстобрюхий паук. Летчица просунула руку между веревок и указала на тучу, что двумя секундами раньше метнула в нас живую шрапнель.

Из надвигающейся мглистой стены вынырнул нос мирохода. Сотни огней освещали обшитую металлом оболочку и гондолы. Мироход шел прямо на нас, нагоняя. Его винты медленно, даже вальяжно, рубили тучу в клочья.

«Спасены! – подумал я. – Глаз зрит, дыхание Брахмы велико и холодно, и затеряться среди туч в межпланетной пустыне – легче легкого. Все‑ таки асуры способны на многое; поучиться бы у них нашим космопроходцам».

Мироход был уже близко. Я почему‑ то представил, что внизу гондолы откроется люк, и титаническая машина поглотит нас. Однако все произошло по‑ другому.

Мироход уравнял скорость относительно монгольфьера. Лег на параллельный курс и вырубил двигатели, чтобы воздушный шар не намотало на какой‑ нибудь винт. Затем сквозь доменный гул Глаза и Вишала, сквозь вой ветра прорезался стрекот дизелей самолета.

Это была особая, предназначенная для полетов в дыхании Брахмы модель. Одинарные крылья, длинный фонарь, под которым виднелись головы трех пилотов, сидящих в ряд, двигатели и сопла, направленные назад и вперед. Раздваивающийся, как у стрижа, хвост тоже был утяжелен винтами, похожими на вертолетные. Крылья и фюзеляж имели осиную раскраску, благодаря которой самолет можно было увидеть издалека в светлой мути газовой среды.

И снова здесь было чему изумиться: эти глазопоклонники, оказывается, знали толк в гироскопах. Маленький и невесомый летательный аппарат вел себя на удивление устойчиво. Он уверенно скользил по воздушным потокам, гарцуя на них, как молодой бактр.

Асуры без особых церемоний всадили в шар крюк‑ кошку. Оболочка порвалась, обмякла, но самолет уже лег на крыло, разворачивая монгольфьер за собою.

Наверное, мы кричали. Я, конечно, ничего не слышал из‑ за свиста ветра и завываний двигателей. Когда корзина перевернулась, я, Бакхи и девушки оказались ногами над кучевыми облаками Целлиона. На Мире меня, конечно, готовили ко всякому, и умирать довелось дважды… но в те мгновения мне было страшно до исступления. Мы цеплялись за ременные петли и сетку с обреченным отчаянием котят, которых стаскивают с верхних ветвей. А самолет тем временем подтягивал нас к мироходу.

Глядя, как болтаются свободные петли, я подумал, что Исчадие должны были опутать ими с голов и до пят, дабы драгоценный груз не сорвался болидом на стойбища туземных почитателей. То‑ то удивятся асуры, когда обнаружат в корзине не единого в четырех лицах, а четырех по одному.

Вскоре мы оказались под брюхом мирохода. Каким образом желто‑ черный самолет пристыковался, я не видел: не до того было, ведь мы продолжали биться в сети мелкой рыбешкой. С мирохода на нас направили прожекторы. Почти сразу же я увидел силуэты, которые скользили на тросах вниз.

Большие, зазубренные лезвия раскромсали сеть. Кого‑ то вытянули из пут, и вот уже два силуэта отправились вверх. Сеть разошлась и надо мной. Сначала я увидел руку, обтянутую толстой, армированной железом резиной. Потом передо мною возник шлем, похожий одновременно на допотопный батискаф и на казан для плова. Меня схватили за шкирку и потянули вверх. Я подался навстречу, обхватил асура двумя руками. Тот оказался холодным и скользким, как тюлень. Вокруг был хаос, глаза слезились от ветра, а слезы норовили тут же замерзнуть, но я все же видел, как несется мимо холодный туман, как трепещут обрывки оболочки монгольфьера и разрезанные веревки. Асур дал отмашку. Трос, прикрепленный к его поясу, натянулся струной, и мы рванули вверх.

Сквозь яркий свет прожекторов, наперекор ветру, который, не желая отдавать жертву, напустился на нас что было мочи. Мелькнула обшивка мирохода; она была покрыта рыже‑ зеленой слизью, в которой копошился целый зоопарк паразитов и личинок.

А потом я словно ослеп и оглох.

Я поплыл в невесомости, не ощущая ничего, кроме боли в обмороженных руках и лице. А боль становилась ощутимее и ощутимее, неуклонно вытесняя прочие ощущения.

Меня притянули к палубе, накинули на плечи что‑ то мягкое и теплое. Спросили о чем‑ то. Поскольку я не ответил, спросили еще раз, обдав запахом не очень здоровых зубов.

Толку от меня все равно не было. Тогда мне вручили теплый бурдюк, помогли поймать мундштук губами. Я хлебнул подогретого вина со специями. Хлебнул раз, другой, ну и потом – сколько хватило дыхания, столько и выпил.

Постепенно в голове прояснилось.

Асуры, участвовавшие в захвате монгольфьера, стягивали скафандры. Под сводом болтались вниз головой вооруженные акинаками бойцы. Они готовы были потрошить нас, как селедок, вздумай мы что‑ нибудь учудить. Нила, кутаясь в шерстяное одеяло, уже докладывала двум посвященным. Те слушали с каменными лицами.

Бакхи и Сита тоже были здесь. Слуга прижимал к животу сундучок с деньгами. Клешнею он расправлял мокрые волосы, и с них срывались мутные капли. Сита громко стучала зубами и с мольбой глядела на меня. Я передал ей бурдюк.

Нила, продолжая отчитываться, указала в мою сторону. Двое бойцов сейчас же подплыли ко мне, схватили за плечи и толкнули к посвященным. Один акинаком разрезал пояс халата, второй приказал оголить грудь. Хочешь не хочешь, пришлось подчиниться.

– Оно выбрало очередного несчастного, – сказал первый посвященный.

– И снова – никакой уверенности… – пожаловался второй.

Нет ничего приятного в том, что два кретина с татуированными лбами пялятся на тебя, как на картину, и беседуют о чем‑ то своем, понятном не всякому.

– Оно не позволило бы убить себя вот так – мечом по горлу, – высказался первый. – Вне сомнений, эта смерть имеет смысл.

– Смысл есть: больше не будет кандидатов из другого мира, – пожал плечами второй. – Оно было уверено, что выполнило свою миссию.

– И приказало себя убить, – договорил первый. – Но что мы имеем теперь?

– Последнюю возможность, – ответил второй. – Следует доложить об Избраннике радже.

Я посмотрел на Нилу. Мне показалось, что и она не очень‑ то понимает, о чем речь.

– О какой возможности вы говорите, достопочтенные? – просипел я. Оказывается, я здорово посадил связки на последнем этапе полета нашего героического монгольфьера.

Сита ахнула, Нила потемнела лицом, я же ощутил у горла холод лезвия акинака.

– Он действительно перехожий чужак, раз смеет вмешиваться в беседу высших асуров, – улыбнулся первый посвященный.

– Уберите мечи, – приказал второй. – Отныне эти люди – гости на борту «Аравинды», к ним нельзя относиться как к прочим ползающим в грязи. Гостей следует одеть, накормить и обогреть. – Посвященный взглянул на меня исподлобья. – Помыть тоже не помешает, от Избранника до сих пор несет смертью. Раджа примет гостей, как только они будут готовы.

– Это касается и слуг? – спросила Нила, чуть поморщившись. Бакхи и Сита переглянулись.

– Всех, – отрубили посвященные. Затем развернулись и поплыли, волоча за собой туго заплетенные косицы, к люку, ведущему на верхние палубы.

Мечники убрали акинаки в ножны. Прошло несколько секунд, прежде чем им удалось переменить пластинку. Удивительная негибкость для членов столь высокой касты; наверняка внутреннее устройство касты асуров напоминало структуру муравейника. В ней нашлось место и собственной гвардии, и разведчикам, и слугам (тем заносчивым людишкам в черных сюртуках, с которыми мне не раз доводилось сталкиваться), и мудрецам. Я готов был побиться об заклад, что для асуров‑ слуг и асуров‑ гвардейцев воздухоплавание и устройство мирохода – нечто непостижимое, как и для простолюдинов из низших каст.

– Добро пожаловать на борт, друзья, – прогудел один из мечников. Скорее всего, это был салар. Держался он важно, то и дело подкручивал седой ус.

Сначала – на два уровня вверх, потом – по обшитому деревянными панелями коридору, вдоль медного поручня, точно по путеводной нити, – в сторону кормы. Гвардейцы поспешили перепоручить нас слугам, а те препроводили гостей в душевые.

Ванная комната напомнила мне аэродинамическую трубу, через которую мощный вентилятор гнал горячий воздух. Капли воды срывались с форсунок и летели горизонтально: неправильный и не очень щедрый дождик. Я висел, закрепив руки и ноги в ременных петлях, а слуга драил меня щеткой на длинной ручке. Примерно такой же щеткой я мыл свою машину. Давно это было… И дома.

Драный халат, подаренный кшатрами, и панталоны из гардероба Сандро Урии отправились в печь. Взамен я получил новенькое белье, сорочку, брюки, кафтан и тюрбан. Все было белого цвета. Бакхи примерил на себя такой же костюм и пощелкал от удовольствия клешней. Сита надела белую тунику, отороченную серебряной нитью, и узкие брюки.

Нилу приводили в порядок отдельно. После беседы с посвященными нас сразу разделили.

Подали обед: печеное филе птицы, фрукты, лаваш, сухое вино в бурдюках. Оказалось, я не забыл, каково это – жевать и глотать в условиях невесомости. Тело Сандро Урии не думало сопротивляться. Сандро Урия уплетал так, что за ушами трещало. Так, что асуры‑ слуги украдкой переглядывались.

Бакхи и Сите, наоборот, кусок в горло не лез. Мыслями они были еще в перевернутой корзине монгольфьера, цеплялись за ремни и болтали ногами в пустоте. В глазах обоих читались страх и уныние. Им бы поплакаться в чью‑ нибудь жилетку… Вот только в чью? Вряд ли экипаж мирохода комплектуется психологом.

– Пожалуй, мы готовы встретиться с раджой, – объявил я слугам после того, как наелся от пуза и осушил бурдюк. Бакхи несколько раз громко икнул, поймал ладонью проплывающие мимо него куски филе, подтолкнул их к асурам. Те уже держали наготове маленькие сачки. Взмах‑ другой, и недоеденное отправилось в специальные глиняные емкости для отходов.

Нас проводили через пустынные коридоры в носовую часть мирохода. Я рвался вперед, мне хотелось действия и ответов на вопросы, мне хотелось, в конце концов, увидеть Нилу… а Бакхи с дочерью плыли в кильватере, точно снулые рыбы. Их присутствие снова начало меня раздражать.

Чем ближе мы перемещались к носу «Аравинды», тем громче слышалась монотонная мантра, которую читали в несколько десятков голосов. И еще там били в тамтамы; творилось, в общем, что‑ то ритуальное, наполненное сакральным смыслом…

Слуга‑ асур открыл перед нами дверь. Мы влетели в зал, битком набитый посвященными. До нас им не было дела, как, впрочем, не было дела и до тучного белокожего человека, который под чтение мантр и изнуряющий грохот тамтамов установил в нише клетку с целлионским драконом. Помимо клетки в этой нише уже болтались две связки бананов, несколько бурдюков и головка сыра. Действо озарялось вспышками молний, свет которых проникал через иллюминаторы. Дракон был в ужасе, я буквально кожей ощущал липкие эманации его предчувствия скорой смерти.

Управившись с клеткой, тучный человек завинтил крышку люка, загерметизировав нишу. Грохот тамтамов достиг апогея. Здоровяк оттолкнулся от стены босыми ногами, подплыл к рычагу, торчащему из потолка. Зацепился за ременные петли и рванул ручку к себе. Посвященные оборвали мантру на полуслове и тут же ринулись к иллюминаторам. Я тоже собрался посмотреть, что происходит, но не тут‑ то было: возле каждого иллюминатора уже висел какой‑ нибудь посвященный. Но вскоре прозвучало: «Дыхание поглотило жертву без остатка! Хвала помазаннику Глазову радже Аджант‑ Бабе, вимана‑ мироход достигнет цели! » И мне все стало яснее ясного.

Толстяк смахнул со лба испарину и улыбнулся. Он очень устал, но был доволен тем, что услышал.

Глядя на него, я вспоминал свое прибытие в порт Целлиона, шумную толпу в здании терминала и паланкин, на котором восседал хозяин мирохода. Тот был похож на раджу «Аравинды» как родной брат. Те же великанские размеры, бочкообразное брюхо, почти женская грудь и круглое, отталкивающее лицо кастрата. Высших асуров словно в инкубаторе клонировали… Впрочем, посвященные тоже были для меня на одно лицо. Вот что бывает, когда место в касте из века в век передается по наследству и лишь небольшому количеству людей.

Выходит, в муравейнике‑ мироходе есть рабочие и солдаты, администраторы и навигаторы. Посвященные в тайны Глаза психократы, способные вырубить просто смертного одним взглядом или словом. А над всеми ними – большебрюхая муравьиная матка, а точнее – папка: раджа, помазанник Глазов, хозяин мирохода.

– Во славу Зрака! – объявил раджа противным бабьим голосом, и я сразу подумал, что он действительно может быть кастратом. – «Аравинду» дождутся на Арракане!

«Арракан? – удивился я про себя. – Друзья мои, я не заказывал тур по мирам Колеса! »

Раджа, наконец, заметил нас. Не знаю, может, стоило реверанс сделать или какую‑ другую ерунду. Я же висел ногами к потолку, скрестив на груди заново обросшие мускулами руки Сандро Урии.

– Оставьте нас! – приказал раджа.

Посвященные без ропота направились к дверям. Через минуту зал опустел. После толпы остался лишь тяжелый запах пота.

Раджа крутанул в воздухе «бочку», подплыл сначала ко мне. Поглядел с одной стороны, затем – с другой. Затем он облетел вокруг Бакхи, мимоходом взглянул на Ситу и снова вернулся ко мне.

– Покажи знак! – потребовал он.

Пришлось опять расстегивать сорочку. Раджа внимательно, как доктор, осмотрел мою грудь. На круглом лице появилась грустная улыбка.

– Там нет ничего, – сказал он. – Смешно, правда?

Я пожал плечами. Мне было не до смеха.

– Мне нужно на Синфеон, – без обиняков заявил я.

– Как тебя зовут? – раджа снова улыбнулся. – Я имею в виду – твое настоящее имя? С Сандро Урией, промышленником и восседающим на Диване, я знаком.

Вот как!

– Лазар, орбитер‑ майор, личный номер 652292, – ответил я с испугавшей меня самого заминкой. Родное имя словно нехотя вынырнуло из‑ под наносной шелухи, с которой приходилось жить сейчас. Что делать – абсорбируюсь, как таблетка аспирина в желудке Брахмы.

Бакхи опять громко икнул, а Сита запричитала шепотом. Она отчаянно не верила, что ее драгоценнейший хозяин давно сгинул, уступив толстую шкуру пришельцу из неведомого мира. Да и кто бы поверил? Я и сам не очень‑ то… Вдруг это всего лишь мгновения предсмертной агонии, растянувшиеся в сознании астролетчика и космонавта‑ исследователя?

– Последняя воля Исчадия… – раджа повертел плечами, потряс жиром на боках. – Считать тебя Избранником… И ты хочешь попасть на Синфеон. Сначала тебе было нужно на Пещерный Остров, а теперь – на Синфеон. А потом понадобится еще куда‑ то. Тяжела доля Избранника. Долог его путь и опасен.

– Да уж, достопочтенный. У меня не было выбора, – ответил я.

Бакхи со свистом втянул воздух, точно от резкой зубной боли, и принялся отвешивать радже мелкие поклоны, насколько это было возможно в невесомости.

– Как ты умер? – маленькие раскосые глазки раджи сверкнули. А он, оказывается, нехороший человек. Подавай ему, видите ли, подробности.

– Какая разница, – холодно ответил я. – Я не умер. Я живее всех живых. И я докопаюсь до сути! – «Поскольку иного смысла существования в газовом космосе Глаза у меня явно нет…» – договорил я про себя.

– Ты заряжен энергией Брахмы до предела, – мне показалось, что хозяин мирохода «Аравинда» одобрил мои гордые речи. – Я даже рад, что Исчадие осталось на Целлионе. Доставить из мира в мир одного Избранника, пусть даже со слугой и рабыней, куда проще и дешевле, чем четырехголовое чудище, которое никогда не спит и только и делает, что уничтожает припасы, гадит и пророчествует. На «Аравинде» нет места для армии браминов, которые бы подтирали Исчадию зады.

Раджа снова мило улыбнулся и отплыл назад.

– Мироход отвезет тебя на Синфеон, – сказал он. – Идти против воли Избранника – лишь зря гневить Зрак. Любой, кто нюхал дыхание Брахмы, не станет баловаться с высшими силами, тем более – сейчас, когда они качают нас на ладонях.

Слава Глазу! Похоже, с царьком все договорено, и проездной на мироход – в кармане. Вот только это навязанное мессианство меня беспокоит. Боюсь, ничего доброго оно мне не принесет. Слишком уж жесток мир под Взором.

– Для чего я избран?

Мой голос все‑ таки дрогнул! Позор на седины Сандро Урии!

– Мне не дано знать такие вещи. – Раджа помотал головой. – Об этом тебе будет сказано на Синфеоне.

«Хитрит! – сразу понял я. – Нехорошо, капитан! »

– И все‑ таки, раджа. Я не верю, что такой высокопоставленный асур, как ты, достопочтенный, может быть несведущим.

Хозяин мирохода поморщился.

– Тьма наступает. Хаос наступает, – ответил он неохотно.

Ясно. Как всегда: задаешь конкретный вопрос и слышишь в ответ бабушкины сказки… Но что еще можно ожидать от человека, который верит, будто живет внутри черепа Брахмы?

– Пока никто из избранных не смог как‑ либо помочь Колесу, – договорил раджа.

– А что нужно сделать? – полюбопытствовал я.

– Мне не дано знать, – снова вильнул раджа. – Для этого нам и нужен избранный, чтобы понять – что нужно сделать, – добавил он. – Добро пожаловать на борт «Аравинды», Избранник, слуга‑ мертвец и рабыня‑ дочь, она же – рабыня‑ мать. Мы берем курс на Синфеон!

Вот и договорились.

Раджа кликнул слуг, и они с почтением препроводили нас в каюты. Ситу направили в женскую половину. Перед тем как проститься с нею, я попросил передать привет Ниле. Сита ответила: «Не смею ослушаться» и печально так потупила взор.

И все же как Сита, дочь вольного слуги, стала моей рабыней? Надо будет на досуге поговорить с этой парочкой по душам.

Нам с Бакхи отвели отдельную каюту. Большая кровать под балдахином предназначалась для Избранника. Мне выдали шелковую ночную рубашку, помогли переодеться и затем прикрепили ремнями к ложу. Белье было чистым и накрахмаленным до хруста. В каюте пахло благовониями, несколько вентиляторов гоняли теплый воздух. Ярко сияли под плафонами электрические лампы.

Бакхи устроили на соседней кровати. Заветный сундучок старый прохвост привязал к ножке стальной цепочкой.

– Спи, раб! – приказал посвященный. Мой слуга запрокинул голову, что‑ то забормотал и отключился.

Татуированное чело возникло надо мной. Глаз, который на всех зрит, словно хотел мне подмигнуть.

– Спи, Избранник.

И Глаз действительно принялся моргать в приступе безудержного нервного тика. Я понял, что уже сплю.

Часть вторая

Глава 11

Жертва была напрасна. Вимана‑ мироход не достиг цели. Может быть, потому, что мы сменили первоначальный курс? Брахма разберет…

Сквозь проломы в оболочке гондолы взору открывалась сплошная стена зарослей. Масса зелени, пронизанной сиянием Глаза. Если бы не ничтожная сила тяжести, могло показаться, что гигантский воздушный корабль рухнул на одну из планет Колеса. Но скорее всего, это был астероид: каменюка гораздо крупнее той, что торчала из обшивки мирохода, виденного мною в первый день пребывания на Целлионе. А может, и не одна каменюка, а целый дрейфующий архипелаг.

Похоже, у меня будет много времени, чтобы разобраться в этом.

Пованивало горелым. Среди обломков мирохода парили трупы асуров и живые, но оглушенные воздухоплаватели. Выжившие осматривали повреждения, собирали уцелевшую утварь.

Пользуясь привилегированным положением Избранника, я подозвал ближайшего асура. Судя по шнуровке, тот был механиком.

– Что случилось, достопочтенный? – спросил я.

Черные глаза молодого асура смотрели на меня исподлобья, но без вызова.

– Глаз Брахмы больше не зрит на нас, – пробурчал он.

– А конкретнее?

Механик пожал плечами.

– Мой долг блюсти огненные сосуды виманы, – произнес он со свойственной обитателям мира Колеса вычурностью. – Те, кто отвечает за сноровку и проворность корабля, были в рубке, когда мироход столкнулся с Бродячим Хребтом. Они погибли.

Вероятно, это случилось в тот момент, когда я проснулся. Собственно, ужасающий грохот и треск и вырвали меня из гипнотического сна. Привязные ремни лопнули, меня припечатало к покореженной переборке. Благо я успел выставить руки – сработали рефлексы космонавта, – иначе мою «избранную» физиономию украшал бы сейчас расквашенный нос. Синяки и царапины – не в счет. Их я прикрыл халатом, шароварами и тюрбаном. А вот разукрашенная физия сильно подпортила бы мне имидж…

– Я должен спешить, Избранник, – сказал молодой асур. – Десятник велел осмотреть топливные вместилища.

– Да‑ да, поспешай, – откликнулся я, думая о своем.

Точнее – о Ниле. Жива ли? Цела ли?

Бакхи вместе с сундучком из нашей общей каюты пропал: я видел оборванную цепочку. Впрочем, судьбы его и Ситы меня волновали в последнюю очередь. Слуги есть слуги. Рассуждай я таким образом на Мире, наверняка бы подвергся осуждению, но в газовом космосе это было само собой разумеющимся, и стыдиться тут нечего.

Размышляя, я пробирался к пролому. Осколки иллюминаторов не хрустели у меня под ногами, а собирались под потолком в стеклянистые неторопливые ручьи. Поврежденные шпангоуты и свисающие то тут, то там шланги и кабели служили надежной опорой.

Я ухватился для верности за излом обшивки, выглянул наружу.

– Осторожнее, Избранник, – буркнул проплывающий мимо седоусый асур‑ гвардеец.

– Почему? – не преминул поинтересоваться я.

– Хриши, – непонятно объяснил он. – Мигом откусят голову, достопочтенный, и не посмотрят, что ты отмечен Глазом…

Не церемонясь, он подтянул за ногу труп своего товарища, снял с его пояса устройство, на поверку оказавшееся полуавтоматическим арбалетом с револьверной обоймой. Швырнул мне.

– На вот, держи!

Я машинально подхватил оружие, пробурчав сварливо:

– А ничего посолиднее не нашлось?

Гвардеец усмехнулся.

– Огнестрел здесь опаснее хришей, – отозвался он и удалился по своим делам.

Я провел рукой по внешней обшивке гондолы. Воззрился на испачканные сажей пальцы. Смысл сказанного гвардейцем медленно, но верно доходил до меня.

Бродячий Хребет – скопление астероидов, скрепленное в одно целое растительностью. Я видел длинные, протяженностью в десятки миль, лианы толщиной с портовый трос. Лианы тянулись от одной летающей горы к другой, словно ванты исполинского подвесного моста, построенного безумным инженером. Нетрудно было догадаться, что лианы эти полые и наполнены легким горючим газом. Водородом, скорее всего. Когда мироход наскочил на Хребет, произошел взрыв. Его‑ то я и услышал сквозь сон. Пожар, впрочем, быстро погас. Парящие джунгли полны влаги. Но это не значит, что здесь можно безнаказанно палить из магазинников и пулеметов.

Держа арбалет наготове, я вновь высунулся за пределы оболочки. Дух занялся от красоты, открывшейся моему взору. Лианы разбегались вверх и вниз, вправо и влево; вокруг них парили клубки изумрудной паутины, подвешенные к гроздьям молочно‑ розовых пузырьков. Ни дать ни взять спутанные ожерелья жемчуга на зеленых нитках. Морщинистые коричневые стволы лиан усеивали радужные пятна – то ли цветы наподобие орхидей, то ли бабочки.

Подул легкий ветерок, и «орхидеи‑ бабочки» сорвались с места, закружились, выпустили жгутики, застрекотали и унеслись в верхние ярусы воздушного леса. Это было красиво. Настолько красиво, что я едва не поплатился за это жизнью. На мою голову обрушилось что‑ то тяжелое. К счастью, мне удалось отпрянуть – неведомая тварь успела сорвать с меня только чалму. Я натолкнулся спиной на отогнутый лист обшивки, рефлекторно ухватился свободной рукой за болтающийся в воздухе шланг, повис на нем, как бандерлог.

Клекот, в котором мне почудилось разочарование и ярость, донесся снаружи. Послышалось хлопанье крыльев. Я присмотрелся к беснующейся за бортом твари. Это была не птица, а… демон. Самый натуральный демон – тощий, длинный, с широкой клинообразной грудью, большой уродливой головой, усеянной шишковатыми выростами и гребнями. Демон трепетал кожистыми крыльями, точнее – единой перепонкой, соединяющей верхние конечности с нижними, скалил острые зубы и клекотал совсем как диатрима в целлионской пустыне.

– Чего орешь! – крикнул я, демонстрируя демону арбалет. – Убирайся, пока цел!

Летающая тварь вняла предупреждению. Разодрала в клочья мою роскошную чалму, взмахнула хвостом и канула в мерцающую бездну.

– Зря ты его пощадил, Лазар! – раздался позади меня мелодичный голос.

Я обернулся. Это была Нила, летчица моя ненаглядная. Жива и здорова. Если она и переодевалась в шелковые одежды, то теперь опять сменила их на кожаные. Кому как, а мне она в них нравилась. На поясе Нилы болталась кобура с магазинником, как будто летчицы не касалось предупреждение насчет огнестрелов, к левой руке был пристегнут небольшой арбалет, более изящный, чем мой. В глазах ее не читалось ничего, кроме сосредоточенности и холодной решимости.

– Почему – зря? – спросил я, стараясь не выдать своей радости. – Пусть живет, уродец.

– Это хриш, – сказала Нила. – Если человек попадет к хришам в плен, они живьем сдерут с него кожу, чтобы насладиться воплями, и лишь потом сожрут. У нас, асуров, бытует поговорка: «Сколько раз ты встретишь хриша, столько раз и убей». Ясно тебе, Избранник?

– Ясно, – проворчал я. – Чего тут неясного. В следующий раз – непременно.

– Этот следующий раз скоро случится, – откликнулась она. – Хриш, которого ты пощадил, – разведчик. Не пройдет и часа, как здесь будет вся стая.

«Ладно‑ ладно, устыдила, – подумал я. – Могла бы и что‑ нибудь приятное сказать. Например, что рада видеть меня целым и невредимым. Никакой благодарности… А ведь я, считай, дважды спас ей жизнь».

– Надо бы сообщить радже, – сказал я.

Нила кивнула.

– Собственно, я за тобой, Лазар, – проговорила она. – Раджа собирает совет.

Цепляясь за что попало, уворачиваясь от мертвецов и массивных обломков, мы проникли в уцелевшие помещения гондолы. Здесь царил почти идеальный порядок. Асуры‑ слуги успели закрепить все, что сорвалось с места, и выбросить мусор. Гудели вентиляторы, нагнетали прохладный воздух. Только здесь я почувствовал, насколько же снаружи жарко. Неудивительно, что растительность процветает на Бродячем Хребте. Непонятно только, что служит источником этого аномального для газовой среды тепла. Ведь там, на орбите Целлиона, дыхание Брахмы было леденящим.

Я невольно взглянул на свои руки, покрытые розоватой, почти младенческой кожей на обмороженных местах. Выходит, я проспал немало времени, прежде чем «Аравинда» наскочила на эти цветущие рифы в газовом океане. Куда же нас занесло? Если учесть, что мы сменили курс и направились к орбите Синфеона, то есть внутрь системы Глаза, неудивительно, что здесь так жарко…

Почтительные слуги распахнули украшенные причудливым орнаментом двустворчатые двери. За ними оказались просторные покои, битком набитые асурами. В центре покоев возвышалась громадная кровать. Балдахин над нею был подвязан к верхней части рамы. Среди пышных шелковых подушек восседал в позе лотоса сам помазанник Глазов раджа Аджант‑ Баба. Вокруг него, прилепившись к потолку и стенам, угнездились начальники рангом пониже, главенствующие над слугами, пилотами, механиками и гвардейцами. Посвященные с татуировками на лбу разместились в изножье хозяйского ложа. В дальнем углу я разглядел своих преданных слуг. Сита воззрилась на меня полными счастливых слез глазами, а Бакхи, баюкающий на руках заветный сундучок, лишь коротко, как старому знакомому, кивнул. Куда опять подевалось его раболепие?

– А вот и сам Избранник! – воскликнул раджа. – Почтил нас своим присутствием.

Сарказм в его голосе меня не порадовал. Тем более что остальные асуры посматривали в мою сторону с плохо скрываемой враждебностью.

Они что, винят в катастрофе меня?

– Начнем, пожалуй, – пробормотал хозяин «Аравинды». – Достопочтенный Босхо, – обратился он к худому, мрачному асуру в темном халате с серебряной шнуровкой, – сообщите о происшедшем.

Голова Босхо была перебинтована. По узкому желчному лицу скользнула гримаса боли.

– Достопочтенным асурам известно, – начал он глухо, – что после смены курса, – быстрый злобный взгляд на меня, – Брахма оставил нас своими милостями. Переход между Целлионом и Бхаскаром, который в обычных условиях занимает не более пяти дней, на этот раз занял пятнадцать – триста фарсахов мы шли против встречного течения. Жернова равновесия едва удерживали нас на курсе. Мои люди сменялись каждые три часа и все равно валились с ног от усталости. На выходе из встречки нас потрепало грозой. Заклинило винт пятого сосуда по левому борту. Топливное вместилище второй правой спарки дало течь. Лишь ценою жизни двух механиков удалось избежать воспламенения. Наконец, мы воспользовались силой Вишала и вышли на спицу внутреннего обода Колеса. Но напрасно мы возглашали благодарственные гимны – вихревое течение между Вишалом и Арраканом вынесло «Аравинду» в полосу штормов, где нас трепало двадцать дней, пока не выбросило на рифы Бродячего Хребта. Сменные навигаторы в рубке погибли от взрыва горючего газа в стволах лиан. Хвала Глазу, что не сдетонировали наши собственные вместилища, как это случилось с «Рамой» и «Кришной», но как единое целое вимана‑ мироход «Аравинда» больше не существует. Если великий раджа сочтет меня заслуживающим кары, я с покорностью приму ее.

Асур Босхо поклонился хозяину мирохода и застыл в позе эмбриона. Приторно‑ сладкое лицо раджи стало еще слаще.

– Начальник навигаторов выполнил свой долг и достоин награды, – возгласил он.

Босхо выпрямился, преданно глядя на хозяина. Тот снял с жирного пальца платиновый перстень с рубином и бросил его начальнику навигаторов.

– Что скажет достопочтенный врачеватель Сахи? – спросил раджа.

Из тесных рядов выбрался маленький и на вид весьма жизнерадостный асур.

– По подсчетам моих людей, о великий помазанник Глазов, потери наши составили около двадцати четырех процентов…

– Назови точные цифры, – прервал его хозяин мирохода.

– Тридцать пять погибшими, восемьдесят три ранеными, из них пятнадцать – тяжелые, – уточнил Сахи.

«Значит, всего на борту мирохода порядка пятисот человек», – подсчитал я.

– Скорблю о потерях, – пропищал раджа. – Очищающее погребение в Огне здесь небезопасно, – продолжил он, – посему воспользуемся древним обычаем первых мироходцев… – Раджа воздел заплывшие очи горе. – Да примет дыхание Брахмы их души.

Все присутствующие, кроме единственного атеиста – меня, – забормотали молитву.

– Настало время выслушать начальника гвардии салара Рахула, – сказал хозяин «Аравинды», когда умолкли самые благочестивые. – Долго ли нам ждать нападения брахмомерзких хришей, достопочтенный?

С потолка спустился давешний гвардеец, вооруживший меня арбалетом. Оглядел молодецки почтенное собрание, оскалился весело. Чем‑ то он напоминал мне покойного Алака, только зубы не подпиленные, а наоборот – крупные, ровные, белые.

– Хриши могут напасть в любой момент, достопочтенные, – сказал Рахул. – Придется драться. А, как известно, дерутся они, словно сущие дьяволы. Мои гвардейцы могут не устоять, если за мечи и арбалеты не возьмутся все способные держать оружие.

– Обещаю тебе, салар, – проговорил раджа, – если понадобится, под ружье встанут все, включая поваров и моих личных слуг.

– Мудрость твоя не знает границ, – отозвался Рахул.

Хозяин мирохода перешел к опросу начальников меньшего ранга. Я не особенно прислушивался, о чем они говорили. И без того было ясно, что дело наше плохо. Что потерпели мы катастрофу вдали от основных транспортных путей, и что меньше всего искать нас будут здесь. А самим нам отсюда вовек не выбраться.

Раджа вызвал некоего Даорака. Сердце мое ёкнуло: неужто старый знакомый из Джавдада? Но, увы, здешний Даорак оказался пожилым, лишь немного уступающим в тучности хозяину мирохода мужчиной со знаком посвященного на морщинистом лбу.

– Что можешь сообщить нам ты, достопочтенный Даорак? – спросил его раджа. – Зрит ли еще на нас Глаз?

– Зрит, – твердо сказал посвященный. – Бродячий Хребет – проклятое место, это всем известно. В третьем свитке Книги Нисхождения сказано: «Да низринет Брахма всякого, кто не следует путями его, да погребет он его в месте забвения…» Мы дважды нарушили повеление Брахмы. Первый раз – когда вместо Исчадия приняли на борт Избранника. Второй – когда изменили первоначальный курс…

Почтительно внимавшие ему асуры загомонили, испепеляя меня взглядами. Я заметил, что Нила, Сита и Бакхи стали потихоньку придвигаться ко мне, бесцеремонно цепляясь за одежды и плечи других участников совещания.

Раджа Аджант‑ Баба повелительным жестом заставил подчиненных умолкнуть.

– Если мы настолько провинились перед Брахмой, – сказал он недовольным голосом, – то почему, достопочтенный, ты утверждаешь, что Глаз Его все еще зрит на нас?

– Потому, великий помазанник, что на окраине Хребта браминами была воздвигнута Пирамида спасения, откуда можно послать на Карабеллу незримого вестника.

«Ага, – подумал я, – все‑ таки радиосвязь…»

– Мы немедленно направим к Пирамиде лучших гвардейцев и механиков, – изрек раджа. – Надеюсь, достопочтенный Даорак, ты не откажешься сопровождать их.

– Как я могу, – проговорил тот, пожав рыхлыми плечами.

– Ты захватишь с собой также наших гостей… Я опасаюсь волнения среди других пассажиров, которые оплатили путь до Арракана, а вместо него оказались… гм… в месте забвения…

– Это мудрое решение, великий помазанник Глазов, – отозвался Даорак, отчего‑ то покосившись на меня.

– Тогда не мешкайте, собирайтесь немедленно, – приказал Аджант‑ Баба.

– Не лучше ли принести Избранника и его слуг в жертву? – вдруг спросил начальник навигаторов Босхо. – Если гнев Брахмы вызван появлением чужака на борту, не стоит усугублять нашей вины перед пассажирами. Люди и так в ярости, а что будет, если они узнают, что мы стараемся укрыть так называемого Избранника в надежных стенах Пирамиды спасения? Ему, – он яростно ткнул пальцем в мою сторону, – придется доказать, что он необходим там!

Поднявшийся среди асуров ропот свидетельствовал, что большинство разделяет точку зрения Босхо. Бакхи и обе девушки возникли рядом со мною. В руке старого слуги блеснул кинжал. Нила стиснула рукоять пистолета. А Сита сняла с локтя летчицы маленький арбалет. В минуту опасности для Избранника она, похоже, забыла о своей неприязни к сопернице. Это радовало.

Огорчало лишь то, что сам помазанник Глазов помалкивал и испытующе смотрел на меня. Даорак и Рахул тоже чего‑ то ждали. Я понял, что жизнь моя и моих спутников целиком зависит от того, оправдаю ли я доверие этих трех высокопоставленных асуров.

Что же такого сказать, чтобы вся эта шатия заткнулась? Что‑ нибудь такое, что их удивит. Причем – всех сразу. Независимо от того, враги они или мои сторонники. Ведь я, шаках задери, Избранник, а не…

– Я умею обращаться с машиной незримого вестника, – ляпнул я первое, что пришло на ум.

В спальной раджи на мгновение повисла тишина. А затем асуры загомонили. Все сразу.

– Хвала Глазу, наконец‑ то толковый перехожий нашелся…

– Ведь одни беспомощные безумцы попадались…

– А я говорил вам, не могло Исчадие избрать кого попало…

– Мы еще посмотрим, как он умеет обращаться с вестником…

– А я ему верю – что я, перехожих не видел…

Даорак знаком велел следовать за собой. Мы поклонились радже и гуськом выплыли из спальни. Замыкающим был Рахул, он счастливо улыбался и постукивал твердыми коричневыми пальцами по изукрашенной сапфирами рукояти своего акинака. Не длинной, но почти торжественной процессией проплывали мы по коридорам уцелевшей части гондолы. Встречные асуры почтительно уступали нам дорогу. Из открытых дверей спален доносились стоны и хрипы раненых, вентиляция гнала волны не слишком приятных запахов – смесь аммиака и хлороформа, но я ни на что не обращал внимания. Мозаика сложилась в моей голове.

Безумные перехожие? Значит, видение, посетившее меня, когда я умирал в приемной короля браминов, не было предсмертным бредом. Выходит, я не первый перехожий из нашего мира в газовом космосе, но, похоже, первый удачный. Исчадие не напрасно избрало именно меня, наделив невидимым мне изображением Глаза на волосатой груди Сандро Урии. Несчастные мои предшественники… Оказываясь в мире, напоминающем видение умалишенного, они быстро погибали или, в лучшем случае, слетали с катушек. Наконец, Исчадие остановило выбор на мне, провело через смерть и воскрешение, дабы подготовить к выполнению некой миссии; а потом мутант приказал убить его – умертвить мозг, который служил мостом между Центром Розы и газовым космосом.

Это все, конечно, благородно, но как узнать, в чем именно заключается моя миссия? Поговорить, разве, с посвященным Даораком?..

Нила вдруг прижалась ко мне и прошептала:

– А ты мне нравишься, Лазар… Раньше думала: грязный похотливый старик, а теперь гляжу – молодой батыр! То‑ то твоя рабыня на меня зыркает, сама на тебя слюнки распустила…

Удивленный столь внезапной откровенностью, казалось бы, неприступной летчицы, я не нашелся что ответить. А когда нашелся – не успел. Распахнулась очередная дверь, мы вылетели в обширную залу, в переборках которой зияли проломы. И в эти проломы лезли, словно тараканы, крылатые демоны.

– Хриши! – взвизгнула Нила, выдергивая из кобуры магазинник.

– Харра! – прорычал командир асуров‑ гвардейцев.

Он оттолкнулся от комингса, как заправский космонавт, несколько раз перекувыркнулся через голову – меч в его руке сверкал, будто пила‑ циркулярка, – и стремительно врезался в толпу хришей. Полетели отрубленные конечности, рассеченные перепонки затрепетали. В воздухе поплыли стайки кровавых пузырьков. Но хришей это не остановило. Всё новые и новые демоны протискивались в зал. Нила уворачивалась от их бросков, с завидным хладнокровием всаживая пули в уродливые головы.

Я был прав, ей было наплевать и на опасность применения огнестрельного оружия в насыщенной горючим газом среде, и на то, что отдача от выстрела швыряла ее по всей зале по причудливой и непредсказуемой траектории. Она сама была непредсказуема, отчаянная моя валькирия. И такой она нам с Урией и Шакаджи нравилась больше всего.

Впрочем, Сита старалась не отставать от соперницы. Стрелять она, правда, не умела, но своим визгом оглушала даже демонов. Во всяком случае – они от нее шарахались. Бакхи придерживал дочь за шелковый пояс, а сам азартно отмахивался от наседающих хришей кинжалом. Заветный сундучок он сжимал ногами.

У Нилы кончились патроны. Она отшвырнула пистолет с таким расчетом, чтобы ускорение отдачи приблизило ее к Сите. Оказавшись рядом, Нила бесцеремонно отняла у рабыни свой арбалет и сразу же продырявила самого прыткого хриша. Краем глаза я замечал, как отстреливает злобных тварей моя отважная летчица. Арбалет в ее маленькой ручке щелкал, как заведенный. Массивные короткие стрелы‑ болты пробивали летательные перепонки демонов, отсекали им пальцы, отрывали хрящевидные уши и выбивали глаза.

Я старался держаться неподалеку и не выпускать из поля зрения увлеченную схваткой Нилу. К счастью, револьверный арбалет оказался надежной машинкой, и я успевал подстрелить любую тварь, которая появлялась в опасной близости к моим подопечным.

И всё же, несмотря на нашу ловкость и скорострельность, на высокое воинское искусство салара Рахула, преимущество было на стороне противника. К тому же посвященный Даорак куда‑ то делся…

А‑ а, вот он!

Высший асур, словно массивное пушечное ядро, вырвался из дверного проема, пробуравил забитое мечущимися демонами пространство залы, припечатав не менее дюжины хришей к противоположной стене. А вслед за Даораком, ощетинясь смертоносными жалами мечей, злыми волчками посыпались гвардейцы Рахула.

Я прицелился, чтобы поддержать их огнем, но рядом вдруг очутился красный, тяжело дышащий Даорак. Он впился в мое плечо скользкими потными пальцами.

– Без нас обойдутся, – выдохнул он, – нам пора к Пирамиде.

Глава 12

Мы ползли вдоль лианы – длинной, как пролет подвесного моста над Южным Пределом. Под нами колыхалось марево испарений.

Ползти было, в общем, не трудно. Одной рукой – ухватиться, второй – перехватить дальше, подтянуться. И ногами – сжать покрепче! Налетит ветер, унесет куда подальше, если расслабишься хотя бы на секунду. Был Избранник – нет Избранника. Что скажут тогда асуры Брахме? Это затишье – тварь коварная. Инструкторам наших астропилотов и в кошмарах, наверное, не снилось, что их подопечный будет разгуливать в таких условиях и без какой‑ либо страховки.

Лиана легко мялась пальцами. Ощущалось, как внутри нее перекатываются полости, наполненные взрывоопасным газом. Вокруг нас порхала и лезла под руки похожая на раскормленную тлю пузатая мелочь. От частых прикосновений тонких, как волосы, жгутиков у меня чесалось лицо, шея, руки.

Пространство между летающими глыбами, между живыми тросами лиан и пеной дрейфующих растений было запружено обломками мироходов. Поначалу я думал, что это кружат по своим орбитам запчасти нашего «Аравинды», но потом на глаза стали попадаться порыжевшие, а местами – позеленевшие, обжитые всевозможными паразитами фрагменты гондол и оболочек, и я понял, что Бродячий Хребет – ловушка для мироходов. Не одних нас угораздило вляпаться в неприятности, проходя через этот сектор. И пусть посвященные гадают, кто виноват, – шторм, неудачное жертвоприношение песчаного дракона с Целлиона или скоропостижная кончина Исчадия.

Вот уже салар Рахул дотянулся до ветвей ближайшего межпланетного баобаба. Из листвы выскользнула стайка пестрых летунов. Трепеща жгутиками и стрекоча, точно сверчки, летуны брызнули в разные стороны. Рахул втянул себя внутрь кроны, двинул вперед, хватаясь то за одну ветку, то за другую. За ним, распугивая живность, последовали остальные гвардейцы, следом потянулись мы с Нилой и мои спутники. Мы передвигались подобно странным невесомым лемурам, мы совершали фантастические прыжки и головокружительные кульбиты. И, странное дело, никто не путал «верх» и «низ», никто не удосужился отправить себя в неконтролируемый полет прочь от астероида. У людей, рожденных под Взором, был потрясающий вестибулярный аппарат, они чувствовали себя в невесомости, как птицы в небе. Правда, один из гвардейцев все же раз сорвался, но салар оказался калачом тертым: хлестнул в воздухе плетью, конец которой обвил бойцу лодыжку, и подтянул его к ветвям.

Мы огибали крошечный мир, удаляясь от места крушения «Аравинды» все дальше. Астероид проворачивался под нами, как глобус. Мелькали трещины, заросшие высоченными травами, кратеры, над чашами которых плавали травоядные летуны, каждый из которых был размером с теленка. Скалы возвышались над вершинами деревьев; в свете Глаза они искрились прожилками редкоземельных металлов. Бери кирку, мешок и добывай себе руду открытым способом.

Вскоре из‑ за близкого горизонта вынырнуло строение в форме зиккурата. Собранное из гофрированных стальных плит и порядком опутанное лианами, оно неприветливо уставилось на нас черными прорезями окон‑ бойниц.

– Слава Глазу! – воскликнул Рахул.

Едва он это произнес, как в мерном скольжении теней от обломков мироходов появились стремительные вкрапления. Я услышал, как свистит воздух, рассекаемый перепончатыми крыльями, и лишь потом гвардейцы объявили:

– Хриши!

Я нырнул в листву, как меня и учили. Зацепился ногами за ветвь, перевернулся через голову. Во! Теперь я словно на перекладине турника, подо мною – летающая свалка и пористая стена соседнего астероида. Я выхватил арбалет со спины, отвел рычаг, натягивая тетиву.

– Нила? Ты как? – спросил, не сводя глаз с обломков, из‑ за которых, как я думал, должны были появиться крылатые демоны.

– Я – не твоя забота, Лазар, – торопливо отозвалась Нила. – Присмотри лучше за своими слугами!

Я завертел головой, выискивая Бакхи и Ситу. И пропустил первую атаку. Птичий клекот прозвучал справа; затрещали ветви, прыснула вверх стая кровавых пузырьков. Было не понять – кто кого, но я уже сорвался с «насеста» и отлетел назад, на соседнее дерево, в кроне которого должны были укрыться мои «рыбы‑ прилипалы».

– Повелитель! – услышал я взволнованное шипение Бакхи. Среди листвы блеснули желтые, кошачьи глаза. – Вниз! – И он спустил тетиву.

Раздался хриплый вопль за моей спиной, горячее дыхание хриша опалило затылок. Я втянул голову в плечи и толкнул себя к поверхности астероида. Обхватил одной рукой причудливо выгнутую глыбу, попытался затормозить свое падение, но все равно приложился об камень так, что искры из глаз полетели. Шагах в пяти от меня в скалу врезался подбитый Бакхи хриш. Его лобастая башка хрустнула, порождая стаю бледно‑ желтых кусочков мозга.

В просвете между кронами я увидел Ситу. Как и положено рабыне, она стойко переносила тяготы бытия рядом с повелителем‑ избранником. Рыжий в зеленую полоску хриш волок ее за ногу вверх, в скопление обломков. Я вскинул арбалет, прицелился… но лишь сплюнул от досады.

Стрелок из меня не самый лучший, чтобы так рисковать.

«Если человек попадет к хришам в плен, – вспомнил я слова Нилы, – они живьем сдерут с него кожу, чтобы насладиться воплями, и лишь потом сожрут».

Решение пришло в голову само собой. Вверх! За полосатой гадиной!

Я взмыл над скалами и деревьями. Мне вслед заорал Бакхи, а за ним – посвященный Даорак и гвардейцы.

– Лазар! Лазар!

Плевать, если даже пролечу сквозь обломки, то попаду на соседний астероид. А с него прыгну прямо к аванпосту асуров. Наверное, у меня все получится. Не потеряюсь!

– Нет! Не нужно! – закричала Сита, когда увидела, что я лечу к ней на выручку, как супергерой из комикса. – Стой! – бедолага, наверное, не соображала, что остановиться я уже не смогу…

Хриш‑ похититель оглянулся, захохотал, оскалив черные зубы, и зачастил крыльями. У него и так была приличная фора, а теперь расстояние между нами увеличилось еще раза в два. Мне оставалось лишь ругаться, наблюдая за тем, как похититель и его жертва скрываются в хороводе ржавых обломков. К тому же я стал замедляться: невесомость невесомостью, но сопротивление воздуха и силу трения никто не отменял.

От неожиданности я едва не откусил язык: еще один хриш врезался в мой бок похожей на булаву головой, вцепился в одежду когтями, защелкал зубами у живота, намереваясь добраться до печени. Его крылья хлестали меня по лицу, перед глазами мелькали расчерченные капиллярными дорожками перепонки. И летели мы теперь не в направлении обломков мироходов, а куда‑ то в сторону.

Я уперся пятерней в черепушку демона и надавил вниз. Шипы и рожки резали мне ладонь, но я не обращал внимания на такие мелочи. Прежде всего – обезопасить брюхо, а дальше…

Я занес над серой чешуйчатой шеей арбалет и спустил тетиву. Но в этот момент хитрый хриш крутанул «бочку». Стрела лишь оцарапала демону хвостатый зад. Взвести арбалет еще раз возможности не было. Я принялся молотить им хриша по костлявой спине, как дубиной, но тварь пару раз взмахнула крыльями, и мое оружие отправилось в свободный полет. Тогда я перегруппировался, подтянул ноги к животу, уперся коленями в килевую кость и принялся отдирать гадину от себя. Кривые когти полосовали на мне одежду и вязли в стеганом «бронежилете»; хриш держался крепко, в его пасти белел кусок войлока, оторванный от доспеха.

Нас накрыло тенью. Я быстро взглянул вверх и увидел обросшую плющом ферму – часть каркаса мирохода. Тяжелую штуковину сопровождал рой осколков‑ спутников. Кое‑ какие сверкали в свете Глаза, как слезы. Я потянулся двумя руками вверх, ощущая, что хриш впился мне в бок и треплет доспех, как бойцовский пес. Несчастная поддевка трещала по швам и разваливалась. Но я уже выхватил из мусорного роя осколок иллюминатора и – по перепонкам твари, по перепонкам!

Хриш разинул пасть, забитую лоскутами одежды и кусками войлока, хрипло каркнул. Я снова пихнул его ногами в килевую кость, и – слава Глазу! – мы расстыковались!

Я поймал стебель вьюна, что свисал с фермы. Пополз по нему, слыша, как за спиной бьет подрезанными крыльями рассерженный демон. К счастью, хриш – не самолет‑ истребитель последнего поколения, зависнуть на месте и развернуться не может, нужно заходить в вираж.

Пока он вышел на цель, я уже взобрался на ферму. Что это мне дало? Да, в общем, ничего…

Продолжая сжимать в руках стебель, я заскользил к краю фермы. Хриш пронесся мимо в локте от моей головы, и я услышал, как клацнули его зубы. Следом раздался обиженный клекот. Ветер, поднятый крыльями, толкнул меня между лопаток, я привалился грудью к ферме. И сразу же увидел мертвеца, застрявшего между ржавых прутьев. Покойник высох, как сухарь в духовке, очевидно, им многократно питались местные падальщики, в его облике давно не осталось ничего человеческого. По обрывкам одежды я узнал асура‑ слугу. А такие таскают на поясе…

Кобуру!

Кончиками пальцев я дотянулся до застежки, выдернул пистолет. Это была незнакомая мне, странная на вид модель. Разглядывать ствол было некогда: хриш приземлился на ферму. Поплелся ко мне, опираясь на крылья, как огромная летучая мышь из Обители мертвых.

Я передернул рычажок сбоку пистолета, и ствол всхлипнул, точно живой. Хриш разинул темную пасть, намереваясь впиться мне в горло.

Выстрел был больше похож на плевок. И все же я едва удержался на ферме.

Мы вместе хришем уставились на красное оперение дротика, угодившего демону между ребер.

Пневматика! Вот чем были вооружены асуры‑ слуги! Пневматическими пистолетами, стреляющими дротиками!

Хриш снова уставился на меня. На его морде явно читалось недоумение, маленькие злые глазки затягивала серая поволока. Он снова распахнул пасть, но это больше походило на зевок, чем на угрозу.

Тогда я еще раз передернул рычажок и всадил дротик хришу в глотку. На этот раз мне не повезло, я оступился и упал в пустоту, а следом с фермы свалился парализованный демон. Какое‑ то время мы плыли почти нос к носу. Я восстанавливал дыхание, а демон едва заметно подергивал хвостом и пускал пузырчатые слюни. Мимо нас проплывали обломки, но все были мелкими – ни одной потенциальной точки опоры.

Похоже, я застрял в пустоте.

Оказалось, что это – половина беды. До меня дошло, что, пока суд да дело, я потерял «низ» и «верх». Я не узнавал те астероиды, между которыми теперь плыл, повинуясь воле воздушных течений. Отсюда не было видно ни стального зиккурата аванпоста, ни «Аравинду». Ни людей, ни, на мое счастье, хришей. Лишь бестолково сновала, болтая жгутиками, пузатая мелочь.

Что делать? Звать на помощь? Свистеть сигналом SOS?

Не могло меня отнести далеко! Рахул и его люди где‑ то поблизости. Не стоит паниковать и привлекать беспомощным ором летающих гадов. Я обязательно найду способ выпутаться из неловкой ситуации, стоит только взять себя в руки и хорошенько поскрипеть извилинами.

Взять себя в руки не удалось. Я услышал что‑ то вроде мышиного писка. То вдалеке, за глыбой, похожей на гигантскую картофелину, кричала похищенная Сита. Меня пробрало до гусиной кожи: столько было боли и глухого отчаяния в этом вопле.

Я снова передернул рычажок на пистолете, нажал на спусковой крючок. Еще один дротик улетел в направлении недосягаемых вершин баобабов, меня же толкнуло в противоположном направлении. Я снова клацнул затвором и пальнул. Дротики закончились, без них пистолет просто отфыркивался воздухом, создавая некоторое ускорение.

Так мне удалось сойти с невыгодной орбиты и взять курс на астероид‑ картофелину. Движение, конечно, было не стабилизировать, я то и дело кувыркался, но такой ерундой космонавта не испугать. Главное, что я двигался, причем – в нужном направлении.

Минут через десять я приземлился среди сине‑ зеленых папоротников и похожих на зажженные свечи трубчатых растений. Полетел над этим диковинным полем, хватаясь за стебли двумя руками, пистолет же сунул за пояс – в бою он все равно был бы балластом.

Поле упиралось в базальтовую пустошь. Я обогнул пологую горку застывших лавовых пород, которая была усеяна черными и дымчато‑ красными друзами, и оказался на краю кратера.

Или колоссального гнезда.

Внутри воронки поблескивала грязь. Из грязи торчали фермы, оборванные трубы и высоковольтные кабели. Возвышались какие‑ то инженерные конструкции: металлические конусы, цилиндры, полусферы, общее назначение которых я смутно угадывал. Наверное, хриши обосновались в кратере, покрыв слоем нечистот и слизи сооружения асуров‑ первопроходцев.

Я осторожно продвигался вперед, попутно выискивая что‑ нибудь, что сгодилось бы вместо оружия. На древние строения асуров я толком не глядел, но один раз меня точно током ударило: показалось, что на вершине одного из конусов виднеется заляпанный грязью флаг Объединенной Космической Корпорации Мира. Но в следующий же миг я заметил хришей, и сразу стало не до того.

Нет, Нила ошибалась. Хриши не сдирали с людей кожу. Два демона методично обматывали мою рабыню паутиной. Сизые, влажные на вид нити плели пауки, приспособившиеся к жизни в дыхании Брахмы. Их лапки превратились в жгутики, которыми обладали почти все обитатели Бродячего Хребта. Сейчас рой паучков висел над головой у Ситы, и хриши старались вовсю. Один вращал Ситу, точно веретено, покрякивая от усердия, второй набрасывал нити. Рядом висели, прикрепленные паутиной ко дну кратера, несколько десятков коконов, похожих на большие мотки сахарной ваты.

Я отплыл назад, притаился за конусом с флагом. Повис, придерживаясь за штуковину, похожую на выдвижную опору. Я не знал, что делать дальше. Двух хришей голыми руками мне не одолеть, к тому же тварей в гнезде наверняка больше, чем кажется на первый взгляд. Даже если делать скидку на то, что внимание демонической армады сейчас приковано к «Аравинде».

За моей спиной послышался шорох перепонок. Я обернулся, не отпуская опоры. Я был готов грызть летающих тварей зубами, если придется, но дорого продать свою жизнь…

Едва не цепляя животами грязь, ко мне приближались Бакхи, Рахул и трое гвардейцев. Ага, остальные, наверное, отправились с Нилой и Даораком к Пирамиде спасения.

Бакхи прижал палец искалеченной руки к губам. Мол, тихо. Я кивнул, поймал брошенный мне арбалет, натянул тетиву. Рахул поднял растопыренную пятерню. Беззвучно зашевелил губами, загибая по очереди коричневые пальцы. Что ж, сейчас начнется свистопляска.

Мне хотелось попросить асуров и Бакхи, чтоб они не прошили своими иглами Ситу, но нарушать тишину было нельзя. Для пользы той же Ситы и остальных несчастных, украденных с «Аравинды».

Мы обогнули конус с двух сторон и сразу же выпустили стрелы. Оба хриша были сражены наповал, и на этот раз я тоже не промахнулся. Испуганные паучки зачастили жгутиками, продолжая исторгать липкие нити.

– Вперед! – прошипел Рахул. Я перезарядил арбалет и оттолкнулся ногами от конуса. Подлетел к Сите, обхватил ее рукой. Моя рабыня говорить не могла; наполовину упакованная в паутину, она походила на жертву авиакатастрофы в бинтах. С карих глаз, благоговейно глядящих на меня сквозь прорехи в «обмотке», срывались и улетали прочь крупные слезы.

Двое гвардейцев сняли со спины устройства, похожие на подводные ружья. Выстрелили якорями, к которым были прикреплены тросы. Теперь мы могли относительно свободно перемещаться над площадью, где белели коконы.

Подлетел Бакхи; в зубах старый слуга сжимал кинжал. Вместе мы освободили Ситу от пут, но она оказалась слабой и безвольной. Ран на женщине не было, значит, так повлияло на нее близкое знакомство с проклятыми демонами. Мне пришлось обхватить Ситу одной рукой, и таким тандемом мы поплыли к остальным асурам.

А Рахул и его люди тем временем вскрыли один из коконов. Под паутиной оказался посвященный. К сожалению, он был уже мертв.

– Это вещество… – сказал Рахул, поддевая острием акинака паутину. – Оно пропитано ядом.

– Значит, надо будет обязательно помыть руки, – буркнул я.

– Зачем им люди? Чтобы съесть, да? – с поразившей меня детской наивностью спросил один из бойцов.

– Сжечь бы здесь все, – сказал другой гвардеец, оглядываясь. – Брахмомерзкое местечко…

– Рахул! – окликнул я салара. – Что это за знак на во‑ он том сооружении?

Рахул коротко взглянул на торчащую из грязи вершину конуса и пожал плечами.

– В первый раз вижу.

– Это разве не знак асуров?

– Нет, – ответил салар. – Бродячий Хребет никто не исследовал, асуры построили здесь пирамиду спасения, и на этом их пребывание здесь ограничилось.

Я изумился. Либо Рахул чего‑ то не знал, либо эта погребенная под нечистотами база принадлежала… не асурам! Кому тогда – браминам? Или какой‑ то до сих пор не известной мне касте?

Однако время задаваться отвлеченными вопросы еще не пришло.

– Хриши! – закричал Бакхи.

Долго же они заставили себя ждать!

Крылатые тени поднимались над древними сооружениями. Мы оказались в центре кольца, демоны перли со всех сторон. Это было, конечно, не то полчище, что вилось вокруг «Аравинды», но на наш отряд хватало с лихвой.

– Держитесь друг за друга! – приказал Рахул. – Пулестрелы – к бою!

Гвардейцы выхватили магазинники и револьверы.

– По моей команде – очередью! Вниз! – рявкнул салар, брызгая слюной. – Не отстрелите себе ноги и держитесь крепче! Готовсь!..

Я прижал Ситу к себе одной рукой, другой вцепился в украшенный каменьями пояс салара.

– Огонь!

Затрещали пистолеты, зачавкала грязь, взлетели выше строений клубы пара и зловонные брызги. Из этого облака нелепым ракетным пакетом вырвались мы. Только плохонькой оказалась наша ракета, завертело и закрутило нас по всем осям одновременно. Гироскоп бы, вот только – откуда?

– Жернова равновесия! – прокричал я Рахулу. – Нужно носить с собой!

Салар ничего не ответил. Он оглядывался, стараясь не упустить демонов из вида. А те уже сбились в кучу, погасили скорость и принялись перестраиваться, чтобы догнать нас и задать жару.

– Перезарядиться! – приказал Рахул. – По моей команде! По хришам! Огонь!

И снова мы понеслись, точно футбольный мяч, подкрученный сильным ударом. Я не мог понять, в какую сторону мы летим, перед глазами мелькали поросшие лесом астероиды, обломки мироходов, скопления дрейфующих кустарников, похожих на перекати‑ поле, и стаи перепуганных созданий со жгутиками и ресничками. Но мы летели прочь от хришей, а тем было нелегко нас нагнать.

– Осторожно! Лианы! – закричал я.

– По лианам! По моей команде! – пророкотал Рахул. – Огонь!

Полыхнуло ярко‑ оранжевое пламя, прогремел взрыв, ударная волна швырнула хришей на камни, а нам добавила ходу. За первым взрывом прогремел второй, и вскоре один из астероидов полностью исчез в слепящем огненном шаре.

Похоже, мы запустили цепную реакцию. Бродячий Хребет содрогнулся. Обломки мироходов и мелкие астероиды двинули в разные стороны от эпицентра; их несло стремительно, точно мелкий мусор бурным речным течением.

Рахул что‑ то прокричал, один из гвардейцев выстрелил крюком‑ кошкой в сторону дебрей, мимо которых мы проносились. Крюк застрял среди ветвей, последовал зубодробительный рывок, я едва не выпустил Ситу. Через несколько секунд нас прижало к кронам. Мы снова превратились в лемуров, и этим лемурам нужно было спуститься как можно ниже, к самой земле, чтобы деревья защитили от обломков, что градом сыпались на джунгли.

Острые листы обшивки срезали деревьям вершины, развороченные мотогондолы тяжелыми молотами били по стволам, отскакивали, уносились вглубь Бродячего Хребта. С ревом проносились здоровенные винты, разрубая пополам тела живых и мертвых хришей.

Потом все стихло. Странный межпланетный штиль вернулся в свои права.

Мы переглянулись. На первый взгляд все живы и здоровы. Ссадины и царапины – не в счет. Ситу рвало желчью.

– Избранник! – позвал меня Рахул.

Я отдал рабыню на попечение отца и перелетел к салару.

– Глаз зрит! – усмехнулся он и указал акинаком вверх.

Над соседним астероидом сияла белая звезда. То посвященный Даорак и остальные асуры из отряда зажгли маяк на Пирамиде спасения.

Глава 13

Я вспоминал Старшую Сестру.

Вспоминал ребят, вспоминал себя. Каким же я был, боги‑ боги!.. Молодой, амбициозный, надежный. Командир, семьянин, лицо с обложек журналов. Человек Мира!

Кто же я теперь?

Зачем я теперь?..

Атмосфера внутри аванпоста асуров настраивала на ностальгический лад. В отличие от временной базы в Реснице Сестры, в Пирамиде спасения места хватало. Но обстановочка оказалось еще той: металлические стены, запылившиеся механические узлы, трубопроводы и аналоговое оборудование, от которого несло озоном и горелой изоляцией. А вот сила тяжести – точь‑ в‑ точь как на орбитальной верфи. Подбросишь пистолетный патрон – и он так ме‑ е‑ едленно, будто на замедленном видео, опускается на пол.

…Даорак провел меня в радиорубку. Посвященный пребывал в приподнятом настроении, но я легко почувствовал фальшь в его улыбке и витиевато‑ благодушных высказываниях.

В рубке уже болтали ногами в воздухе, точно висельники, трое асуров. Скорее всего, они могли разобраться в своем допотопном оборудовании и без всяких «перехожих». Но захотелось парням испытать Избранника, не наигрались они за этот долгий день, подавай им хлеба и зрелищ. Кстати, хлеба в Пирамиде спасения не нашлось, вина тоже. Значит, пусть будут зрелища.

Нила тоже зависла рядом с дверями радиорубки. Судя по свежим пятнам мазута на кожаной одежке, именно она наладила генератор Пирамиды. Вот и рацию бы заодно запустила…

– Удачи, Лазар! – шепнула она.

В радиорубке меня ждал искровой передатчик, закрепленный кронштейнами на стене, и усилитель размером с платяной шкаф. И ничего, само собой, не работало. Асуры пялились на меня с видом экзаменаторов.

Пришлось вспоминать основы основ, начиная с занятий в кружке юного радиолюбителя. Я отвинтил кожух передатчика, очистил контур от пыли, почти сразу заметил обрыв в цепи, который появился, как мне показалось, нарочно. Все исправил, потом заглянул внутрь усилителя, сдул с катушек паутину и пауков и, наконец, запитал оборудование. На панели управления включилась подсветка, качнулись стрелки приборов. Я взялся за ключ, выбил пульсирующим кодом, который тут никто не знал, SOS, после чего повернулся к Даораку.

– Спасибо за внимание. Дальше продолжайте сами!

Даорак хохотнул и хлопнул меня по плечам.

– Тише‑ тише, старик, – попросил я. После марш‑ броска через Бродячий Хребет и битвы с хришами у меня болела каждая косточка и жилка.

– Стоит добавить мощности, – посоветовала Нила. – Дыхание Брахмы может не пропустить незримого вестника.

Действительно, ионизация газовой среды здесь – будь здоров. Не каждый радиосигнал доберется до середины Колеса… Кстати, насколько я помню, искровые передатчики плохо работают на прием, они сами создают себе помехи. Откуда должен прийти ответ?

– Асуры – не только извозчики и вестники, – пояснил Даорак. – Быстроходные мироходы охраняют торговые пути в дыхании Брахмы и в случае беды всегда приходят на помощь потерпевшим крушение.

Посвященный вынул из поясной сумки флягу, отвинтил крышку, и, улыбаясь теперь вполне искренне, предложил мне угоститься. Я не отказался.

Во фляге была водка. Занюхав давно не мытым кулаком, я кивнул Даораку – мол, спасибо тебе! Вытатуированный глаз на челе посвященного насмешливо прищурился.

– Мощность падает! – воскликнула Нила.

Мы с посвященным поглядели на лампу под потолком. Свет стремительно тускнел.

– Проклятье! – выругалась Нила. Оттолкнулась от усилителя ногами и выплыла в коридор.

– Второй огненный сосуд иссяк! – бросила она на ходу. – Я так и знала! С самого начала его пришлось заставлять пить желчь земли.

«Заглох дизель, – перевел я для себя. – Проблема с впрыском топлива».

– Может, помощь нужна? – я кинулся за ней следом.

– Нет, – она уперлась мне в грудь ладонью. – Отдыхай, Избранник. Ты так истово дрался за свою рабыню, что я даже засомневалась: а такая ли это великая ценность – свобода?

Она забрала с собою асуров‑ техников, оставив меня в компании Даорака и его фляги. Странно: я добился того, чтобы говорить на равных с человеком из высшей касты, я мог расспросить его о Колесе, об истории миров, о воздухоплавании… Но я в самом деле очень сильно устал. Пожалуй, уж лучше глоток крепкого. И на боковую. Слабая гравитация астероида не позволит мне взлететь над полом.

…Пустой отсек вращается вокруг меня. Узкое зарешеченное окно ползет вверх. Мелькают тени хришей. Они не могут достать нас в Пирамиде, поэтому беснуются.

Я вспоминаю Старшую Сестру.

Грязный воздух, шум в ушах и пробирающий холод. Джинна ведь сама попросила, чтобы я сделал ей укол. Спросила: «Можешь? » А как я мог ей отказать? Мне что, нужно было сказать: дорогуша, нас спасут, погоди немножко? В Центре Розы, где пылает охваченный пожаром ядерной войны Мир, не летают исполинские дирижабли, готовые прийти на помощь к потерпевшим крушение в космосе. В Центре Розы нет дыхания Брахмы, которым можно наполнить разрывающиеся от недостатка воздуха легкие.

– Мой повелитель, ты в печали?

Это Сита. Ее только не хватало…

– Мой повелитель, позволь обнять тебя, и тебе сразу станет легче!

Она едва не плачет. Она готова выть от тоски вместе со мной. Ну, обнимай, мне не жалко…

– Я не твой повелитель, – говорю ей. – Я – не Сандро Урия.

– Нет‑ нет‑ нет! – она прижимается ко мне, и я чувствую жар ее тела. Легче, несмотря на ее заверения, мне не становится. – Не говори так! Не нужно никаких Избранников! Мне нужен только мой повелитель!

– Сита, мы не можем закрывать глаза на очевидные вещи, – я обнимаю ее помимо воли. – У тебя больше нет повелителя, ты теперь свободна… – я осекаюсь, устыдившись глупости и высокопарности своих речей.

– Нет. У меня есть повелитель. Ты.

– Я – не Сандро, – твержу, как остолоп. Сита же забирается на меня сверху. Она берется одной рукой за трубу, фиксируя наше местоположение в пространстве. Второй расстегивает одежду. Сначала на себе, потом на мне.

– Я помогу тебе вспомнить.

Спорить бесполезно, мы начинаем двигаться навстречу друг другу. Медленно, осторожно, не забывая, что одного резкого движения будет достаточно, чтоб эта игра превратилась в досадный фарс.

Вне пространства и вне времени.

Кажется, в нашу комнату без стука заглянули все, кому было ни лень. Даорак, Бакхи и даже Нила. Ну и Брахма с ними. Глаз зрит, как, оказывается, хорошо я знал Ситу… А она меня – еще лучше.

– Вот и все, мой добрый повелитель, – Сита устраивается рядом. – Теперь ты молодец. Не нужны нам никакие Избранники.

Я проваливаюсь в сон.

Мне снятся мироходы.

– …Как ты стала моей рабыней, Сита?

Теперь дверь заперта. Сколько времени прошло – неизвестно, я не заметил, чтобы в газовом космосе кто‑ то носил часы. Я отлично выспался и, проснувшись, снова привлек к себе Ситу. Зачем? Наверное, чтобы проверить, действительно ли мне было с ней так хорошо, или же просто показалось на пьяную голову.

Беда в том, что не показалось.

– Как ты стала моей рабыней? – повторил вопрос я.

Сита подобрала ноги, пристроила подбородок на колени.

– Тебе ведь все известно, повелитель. Зачем ты снова ведешь себя подобно проклятому перехожему?

Что в лоб, что по лбу.

– Сита, – я пригрозил ей пальцем. – Выкину в окно хришам на растерзание. Отвечай, не юли!

Сита посмотрела на меня с обидой.

– Отец подарил меня на день рождения. На твой день рождения. Разве ты не помнишь? Ты сказал: «Эта красивая девочка всегда будет рядом со мной». Это был самый счастливый день в моей жизни.

– Тебя подарил мне отец? Бакхи?! – чего‑ то подобного я и ожидал. Но все равно было не очень‑ то приятно. Нравы, знаете ли…

Но Сита не смущалось. Для нее эта дикость была в порядке вещей.

– У отца много дочек, – сказала она. – Он выбрал самую красивую и здоровую. И подарил своему любимому повелителю, чтобы я делала твою жизнь более сладкой и радостной. Я горда тем, что выбор пал на меня и что ты позволил мне иметь от тебя дитя.

На меня словно ведро холодной воды опрокинули. Я придвинулся к Сите ближе, положил ладони ей на плечи.

– У тебя есть ребенок от Сандро Урии?

В своем мире я был женат почти четыре года. Но мы с Риной так и не решились завести ребенка. Я помешался на работе в космосе, я должен был стать первопроходцем Старшей Сестры, я должен был стать лицом с обложек!

– Не говори так, повелитель! – одинокая слеза сверкающим шариком зависла между нами. – У меня есть ребенок от тебя. У меня было два ребенка от тебя!

– Два? А что случилось со вторым?

Сита поглядела на меня с мольбой.

– Повелитель, разреши мне об этом не вспоминать!

– Что случилось, Сита? – почему‑ то мне показалось, что это очень важно, что я обязательно должен выяснить. Но, может, это оставленные не у дел остатки личности рабовладельца Сандро Урии и бандита Шакаджи пытались по‑ своему отомстить.

– Ты сказал, что тебе не нужна армия бастардов, – Сита отвернулась, сверкающих шариков слез между нами стало в несколько раз больше. Они как будто размножились делением: сначала один, потом два, потом четыре, потом восемь…

– Что еще я сказал? – сглотнув, спросил я.

– Ты сказал, что если я не умерщвлю второго ребенка, то ты убьешь и Лочана, нашего первенца, и меня, и… и его. Всех, в общем. Но я исполнила твою волю, – Сита с вызовом взглянула на меня, ее взгляд был настолько жестким, что я отпрянул и налетел голой спиной на радиатор. – Он был еще тепленьким, когда я отдала его волнам Мамы.

Мы молчали. Друг на друга не глядели. Сита шевелила пальцами ног, сидя на подушке из воздуха. Я же поймал проплывающие по круговой орбите штаны и принялся одеваться.

– Принеси мне завтрак, Сита, – приказал я. Не то чтобы у меня появился аппетит после эдаких откровений, просто мне хотелось спровадить ее с глаз долой.

– Мой повелитель, ты так прекрасен, – протянула она. – А еды нет, асуры так сказали. Давай ты еще полюбишь меня, а?

– Пойди, поспрашивай у ребят, – я был непреклонен. – Не может быть, чтоб не нашлось кусочка лаваша. Или хотя бы глотка воды.

Я хотел добавить – «для Избранника». Но решил не подливать масла в огонь. С этого дня я буду остерегаться своей кроткой Ситы. Ее любовь, не знающая пределов, в любой момент может обратиться в безграничную ненависть к пузатому тирану.

Путь Лазара в газовом космосе оказался тернист и ухабист, и конца ему не видно. Не хотелось бы получить удар в спину в самый неожиданный момент.

Сита быстро оделась и покинула комнату. Я остался один на один с сумрачными мыслями и с пузырьками пота, что гроздьями сновали по произвольным траекториям. Мне стало противно, я натянул шерстяную рубаху, которую нашел среди запасов Пирамиды, и тоже вылетел прочь.

И почти сразу же столкнулся носом к носу с Даораком.

– Возрадуйся, Избранник! – обратился он ко мне. – Мироход «Сиддхартха» поймал незримого вестника и передал его дальше. Пришло подтверждение, что помощь уже в пути. Братья не заставят ждать долго.

– Глаз зрит, это действительно доброе известие! – ответил я далеко не радостным тоном, так как все еще был под впечатлением от признания Ситы. – Посвященный, нам надо поговорить.

– О чем?

– Я полагаю, Избранник должен знать, в чем суть его избранности.

Даорак кивнул.

– Будь по сему. Но мы поговорим позднее. Два человека Рахула попробовали вопреки запрету воду из резервуара Пирамиды. Она оказалась зараженной личинками буравчика. Братья умирают в муках, я должен их усыпить.

Я развел руками.

– Мне очень жаль, Даорак. Что ж, иди, делай свое дело.

Посвященный поймал свою косицу, которую потянуло током воздуха в вентиляционный порт, и нырнул в люк на нижний этаж.

Я же поплыл вверх. Мимо радиорубки, где обосновалась Нила, мимо арсенала, на смотровую площадку под зеркалами маяка.

По инопланетным джунглям ползли тени от астероидов и обломков летающих машин асуров. Стаи существ, похожих на больших бахромчатых медуз, курсировали по обе стороны пирамиды. Одинокий хриш‑ разведчик кружил на пределе видимости. Среди обломков, скорее всего, притаились еще демоны. Сколько их там, десяток или сотня, я бы не решился угадывать. Все зависело от того, насколько успешно держится «Аравинда».

На смотровую площадку поднялся Бакхи. Заветный сундучок был при нем. Эта манера таскать повсюду совершенно бесполезные в нынешних обстоятельствах деньги и ценные бумаги вгоняла меня в тихое бешенство. Крохобор! Это ведь надо было додуматься: подарить хозяину собственную дочь!

– Что там с провиантом? – сухо поинтересовался я.

– Есть крупы, мука, зерна кофе, сахар, – ответил Бакхи. – Вот только нет воды. И взять ее неоткуда. Разве только молить Глаз, чтоб он ниспослал нам ливень. Но если Бродячий Хребет накроет грозовой тучей, в эту мясорубку не сунется ни один мироход, чтобы забрать нас.

– Почему ты все время вьешься вокруг меня, Бакхи? – спросил я, едва справляясь со злостью. – Ты разве не понял, что чем дальше от меня, тем безопаснее?

– Слуга без хозяина – все равно что пес бездомный. Жалкая участь, дорогой.

– Я давно не твой хозяин, – пришлось повторить то, что я битый час втолковывал Сите. – Надеюсь, хотя бы ты понимаешь, что я – не Сандро Урия?

– Понимаю, – не стал отпираться Бакхи. – Я уже трижды оплакал своего дорогого повелителя. Были деньки, тебе неведомые, Лазар! Я ведь сбежал от браминов, бросил касту, чтоб служить Сандро. Такая в нем сила была. Мы с Шакаджи в Лихолетье весь Джавдат держали на острие кинжала! – Бакхи в запале выдернул из ножен свой тесак, показал мне его лезвие с одной, а затем – с другой стороны.

– Много награбили? – спросил я желчно.

– С полными карманами прилетели на Синфеон! – похвастал Бакхи. – Я, кстати, только тогда узнал, что настоящее имя моего повелителя – Сандро Урия. Звали мы его раньше Шакаджи, «шутник», значит, по‑ арракански, и этого хватало.

– А чего от меня тебе надо? – и, опережая возможный ответ, я предупредил: – Только не морочь мне голову этими Псицами и Паршивыми Сорванцами. Я не собираюсь участвовать в делах семейки Урии.

Бакхи сузил желтые глазки, насупил брови.

– Семья Урии отыщет тебя сама, покуда ты, перехожий, ютишься в теле дорогого мне повелителя. Слишком много стоит на кону, чтобы они позволили разгуливать на свободе объявленному мертвецом Сандро. Если Урию вывели из игры, они приложат все усилия, чтоб его нога не ступила на Синфеон.

– Бакхи, все это меня совершенно не трогает…

– Не спеши, перехожий, – остановил меня старик. – Или, быть может, ты еще не осознал, что тебе жить в нашем мире? Жить, покуда смерть не догонит!

С этим доводом было трудно поспорить. Заметив мое замешательство, Бакхи продолжил наступление:

– Сейчас ты пытаешься выяснить, каков наш мир, каким образом и зачем ты здесь появился. Ведь так, дорогой? Но это ли – цель жизни? Ты найдешь ответы на свои вопросы – и что дальше? Или ты полагаешь пойти в услужение асурам? Нести бремя Избранника, не сознавая смысла того, что творится вокруг? Нет, я вижу, – он оттянул веко, сверкнул белком, – как в тебе бурлит та же лава, что кипела в Шакаджи. Никогда не стать тебе инструментом в чужих руках. Ты неукротим! Ты – ревущий огонь! – Бакхи прижал клешню к костлявой груди. – Поэтому я рядом. Поэтому я и не помышляю бросать тебя. Когда тебе наскучат туманные намеки асуров, вспомни, что Сандро Урии принадлежала добрая четверть Синфеона. И благодаря такому облику, – он развернул кинжал, чтоб я увидел в нем свое отражение, – все это может стать твоим. Дворцы, заводы, фермы, увеселительные заведения! Все – твое! А я, – Бакхи погладил заветный сундучок, – помогу тебе, чем могу. Советом или же монетой. Старый Бакхи тебе еще пригодится. Старый Бакхи служит победителям, а ты – победитель.

– Я подумаю, – ответил я старику. На самом деле мне претила мысль влезать в чужие дрязги, чреватые смертоубийством, ради материальных благ. Пусть даже очень больших. Пусть даже великих. Космонавта такой похабщиной не соблазнить. Космонавту нужно то, что за деньги не купишь.

Рахул и его люди развлекались тем, что кидали четырехгранные гайки в хриша, застрявшего в окне‑ бойнице. Злобная бестия отогнула в решетке прут или даже два, пытаясь забраться внутрь Пирамиды, в центральный зал, но не тут‑ то было. Застряла на потеху скучающим гвардейцам.

Гайки отскакивали и сами возвращались бойцам в руки. Хриш уже оставил попытки освободиться, лишь смотрел угрюмо на своих мучителей и часто‑ часто моргал, видя очередной замах.

Кое у кого из гвардейцев осталась во флягах вода, и я с удовольствием смочил горло. Как ни странно, пить захотелось еще сильнее. Придется терпеть, каждый глоток – на вес золота, ведь настоящая жажда еще впереди.

В зал влетела Нила и сообщила, что приняла сообщение с какого‑ то мирохода. Спасатели это были или нет, она не разобрала (я же говорил, что искровой передатчик нормально работает только в одну сторону), но на всякий случай просигналила подтверждение приема.

Какое‑ то время они обсуждали свои асурские дела. Я понял, что на «Аравинде» тоже был передатчик, но после крушения его мощности не хватало, чтоб послать сигнал бедствия из пояса астероидов. Нила просигналила на «Аравинду» о том, что помощь, возможно, уже близко, но ответа до сих пор не дождалась. Она предложила отправить на «Аравинду» гонца, но Рахул лишь отмахнулся.

– Хриши разорвут гонца на части прежде, чем он отойдет от Пирамиды на полфарсаха. Я не намерен жертвовать людьми понапрасну. Дождемся спасателей, а там будет видно.

– Я могла бы добраться до «Аравинды» сама! – вспылила Нила.

– Перестань, сестра! – пробурчал вояка. – Тебе еще детей рожать!

Нила фыркнула, подплыла к беспомощному хришу и плюнула ему в морду.

– Грязь Изначальная! – потом повернулась к Рахулу и сообщила: – Я буду в гнезде незримого вестника. Если что, ищите меня там.

– Нила, я могу тебе чем‑ нибудь помочь? – спросил я, нацеливаясь следовать за ней.

– Нет, – бросила она.

– Хриши – такие же изначальные, как ящеры с Целлиона? – не отставал я от летчицы.

Нила остановилась, перевернулась через голову.

– Спроси у него сам! – выпалила она.

И ладно. Все мы на нервах.

– Брахма не сразу додумался до человека, – сказал Даорак. Посвященный медитировал в позе лотоса, зависнув вверх ногами у потолка. Говорил он, не открывая глаз. – Перед этим его посещали разные мысли. И одна из них породила хришей, другая – целлионских ящеров, третья – водяных Синфеона.

– Все они – враждебные человеку твари, – добавил Рахул. – Племена Целлиона пытались заигрывать с ящерами, но добром для них это не кончилось. О сражении за Пещерный Остров не мне тебе рассказывать.

Я решил развить тему. Быть может, наконец, найду человека, который поверит, что песчаный дракон разговаривал со мной.

– Значит ты, Рахул, полагаешь, будто ящеры подтолкнули дикарей начать войну?

– Я ничего не полагаю, – пропыхтел салар, раздув от важности щеки. – Я говорю, сколько раз встретишь Изначального – столько раз и убей его.

– Изначальные, Исчадие с Целлиона, – проговорил Даорак, спускаясь с потолка, – и другие таинственные существа, которых можно встретить в отдаленных уголках Колеса, – это реликты времен сотворения мира. Некоторые из них обладают зачатками разума, и разум этот враждебен человеку. Изначальным, в отличие от людей, не дано осознать Брахмы и его замыслов. Поэтому их помыслы приземленны, пусты, недальновидны, а их действия – бессмысленны и противоречивы.

– Значит, они все‑ таки разумны? – переспросил я.

– А еще мы держали их в зверинцах, – вставил Рахул, проигнорировав мою реплику. – Давным‑ давно это было. Но, гуляя по Первому городу на Синфеоне, не забудь зайти под вывеску и посмотреть, как это было.

– Неудивительно, что они на вас злы, – я кивнул в сторону потемневшей от ненависти морды хриша.

– Место под Зраком не дается просто так, – высказался посвященный, – его нужно завоевать. И, как в любой другой войне, здесь будут победители и проигравшие. Кстати, все Изначальные, которые были выставлены на потеху толпе в зверинце, оказались на свободе. Как это произошло, никому не ведомо. Но ящеры снова оказались на Целлионе, а хриши – в дыхании Брахмы.

В зал вплыла Нила. Мы прервали беседу и уставились на нее. Было ясно, что явилась она не просто так.

– Получила более или менее четкого незримого вестника, – сказала она. – Помощь в трех тысячах фарсахах от Бродячего Хребта.

Все шумно перевели дыхание. Глаз зрит, я еще погляжу на этот их Синфеон.

Глава 14

Над Бродячим Хребтом бушевала пестрая метель. Мириады безмозглых тварей, не больше снежинки каждая, плыли, пошевеливая микроскопическими жгутиками, в теплом дыхании Брахмы. Колоссальный воздушный риф командировал свои личинки для создания новых колоний. Бродячий Хребет использовал воздушные течения, как водоросли используют океанические. Пора бы и нам последовать этому примеру, ведь мироход «Каши» поймал попутный воздушный поток и движется к границе пояса астероидов.

Мы долго сидели в Пирамиде спасения. Видимо, несколько суток. По крайней мере, мы несколько раз засыпали и просыпались. Другого способа отсчитывать время у нас не было. Правда, сияние Глаза в зарешеченном окне периодически меркло и разгоралось, но суточный ритм Бродячего Хребта сильно отличался от привычного и поэтому лишь сбивал с толку.

Время шло. Изредка Нила принимала подтверждения от радиста «Каши», что мироход полным ходом идет нам на выручку. И эти сеансы связи, чаще всего – односторонней, были единственными событиями, которые вселяли в нас надежду и вносили хоть какое‑ то разнообразие. С «Аравинды» никто больше не появлялся. Хриш, который забавлял несмешными ужимками вояк, издох. По приказу салара Рахула гвардеец Камал отсек демону голову и отправил крылатый труп в свободный полет. Голову Изначального Камал уволок в дальний угол и долго с ней возился: скоблил, чистил, полировал. Потом с гордостью продемонстрировал нам череп хриша, свободный от покровов. Меня едва не стошнило от этих малоаппетитных процедур, но остальные добровольные узники Пирамиды, включая Нилу и Ситу, громко хвалили умельца.

От жажды нас избавил проныра Бакхи. Под грудой старого хлама он обнаружил водяной стебель – полое растение, на изломе нескончаемо пузырящееся прохладным сладковатым соком. Еды тоже хватало, да и ели мы мало. Не было аппетита.

Скука становилась самым страшным нашим врагом. Сита то и дело порывалась развлечь меня доступным ей способом, и я поначалу не отказывался, пока однажды не уловил на себе откровенно враждебные взгляды Рахула и его подчиненных. Можно было представить, что они чувствовали, слыша нашу с рабыней возню. Две женщины на двадцать мужчин, и обе недоступны. Рабыня – потому что рабыня. А летчица – потому что свободная. Свободная во всем, в том числе – и в своем выборе мужчины.

А выбирать Нила‑ Нилам никого не хотела. Я уже начал подозревать, что она все еще девственница. И при мысли об этом ощущал странное томление. Впрочем, ничего странного в нем не было. Я хотел быть ее первым мужчиной, вот и всё! И чем дольше мы торчали в этой дурацкой Пирамиде, тем меньше у меня было шансов им стать. Рано или поздно гвардейцы озвереют и кинутся любить все, что движется. На всякий случай акинак и арбалет я держал под рукой, решив, что и за рабыню, и за Нилу буду драться насмерть. Мои обе, никому не отдам!

Не знаю, кто из трех составляющих моей личности – орбитер‑ майор Лазар, бандит Шакаджи или промышленник Сандро Урия – брал верх, когда мысли Избранника обращались к асуру Нилам, но мысли эти были не самого благочестивого свойства. Хищник во мне считал ее своей добычей, а значит, готов был за нее убивать. Как там выразился Бакхи: «Ты неукротим! Ты – ревущий огонь! »? Вот‑ вот…

К счастью – обошлось. После очередного сеанса радиосвязи замкнутое личико Нилы просветлело.

– «Каши» уже на Безумных отрогах! – сообщила она радостно.

– Когда они будут здесь? – резко спросил салар.

Нила потупилась.

– Говорят, им сюда не прорваться, – проговорила она. – У щуполовов гон…

Я оглянулся на Даорака. Посвященный нахмурился.

– Это надолго, – проворчал он.

– Да что за щуполовы такие?! – не выдержал я. – Объясните толком.

– Щуполовы – истинные владыки Дыхания, – торжественно пояснил Даорак. – В период гона самцы могут разорвать оболочку мирохода в клочья, если примут его за соперника. Никакой добрый хозяин не направит свой корабль туда, где щуполовы предаются сладострастию.

– И что нам делать? – поинтересовался я. – Ждать, пока эти ваши владыки натешатся?

– Некогда ждать, – сказал Рахул. – Будем пробираться к Безумным отрогам.

Его люди радостно загалдели. И я их понимал. Самому надоело торчать в этом железном склепе, дожидаясь, когда солдатики от скуки начнут куролесить. По глазам девушек я видел, что им тоже не терпится на волю. Бакхи был всегда готов, и только Даорак придерживался иного мнения.

– Вы забыли, достопочтенные, – сказал он, – о наших братьях с «Аравинды». Возможно, хриши блокировали их, и команда не может ни вырваться, ни подать сигнал. Брахмоугодно ли самим искать спасения и не попытаться помочь ближним?

М‑ да, умеет посвященный ставить вопросы.

Оживление, вызванное сообщением Нилы, а главное – решением салара прорываться к мироходу спасателей, угасло. Никому не хотелось пробираться обратно к «Аравинде», а потом искать спасателей. И без того придется драться с хришами. Да неизвестно еще, как отреагируют на появление людей сладострастные владыки дыхания Брахмы.

– Собираемся, – буркнул Рахул, так и не ответив на вопрос Даорака. – Когда откроем двери, все должны быть готовы!

Узники Пирамиды засуетились, кинулись собирать вещи и оружие, в полном беспорядке раскиданные по аванпосту. Поклажи, впрочем, было немного. Ничего лишнего, если не считать заветного сундучка Бакхи.

– Камал, Гаур, открывайте, – скомандовал салар. – Первой выходит пятерка Дипака. Замыкает пятерка Мукеша. Начали!

Гвардейцы стремительно и точно, невзирая на почти нулевую гравитацию, разобрались на пятерки, взяв группку штатских, включая посвященного, в кольцо. Камал и Гаур вытащили засовы и распахнули двери. Первая пятерка выскользнула наружу.

– Все чисто! – доложил Дипак.

– Пошли! – приказал Рахул.

Мы выбрались из Пирамиды. После многодневного пребывания в просторных, но затхлых отсеках воздух над кронами летучего леса казался восхитительно свежим. Пахло грозой. Жгутиковые обитатели Бродячего Хребта вились над нами живой метелью. Хришей поблизости не обнаружилось. Даже странно: неужели они решили оставить нас в покое? Цепляясь друг за друга, мы повисли возле Пирамиды извилистой цепочкой, ожидая, когда начальство определит направление движения.

– Смотрите, салар! – крикнул Камал, показывая вверх.

Как один, мы подняли головы.

Воздушные течения, образуя завихрения и газовороты, прибивали к астероидным глыбам и прочим препятствиям всяческий мусор. Зиккурат аванпоста асуров не составлял исключения. Обломки, бумажки, тряпье – жуткие свидетельства давних и недавних мироходокрушений – плотным кольцом окружали подножие Пирамиды спасения.

Среди этого хлама плавал раздутый, словно чудовищный аэростат, труп помазанника Глазова раджи Аджант‑ Бабы.

Рахул отдал приказ, трое гвардейцев отделились от группы и приволокли к нам тело хозяина «Аравинды».

Ни горестных воплей, ни слез. И девушки, и мужчины лишь молча замотали лица, кто чем смог. Во‑ первых, того требовал обычай скорби. Во‑ вторых, великий раджа уже изрядно смердел.

– Всё ясно, достопочтенный? – спросил салар, обращаясь к посвященному.

– Да, – глухо отозвался тот. – Если слуги не смогли уберечь бренное тело хозяина, значит, на «Аравинде» не осталось живых, кои должны бы…

– Я тоже так думаю, – нетерпеливо перебил его Рахул. – Мы устроим помазаннику очищающее погребение и сразу же отправимся к Безумным отрогам.

Даже мне, чужаку, было ясно, что погребальную церемонию упростили до неприличия. Обезображенное тленом тело раджи просто засунули между витками спиралевидной лианы. Посвященный Даорак пробормотал мантру, и салар Рахул велел всем укрыться за выступом Пирамиды. Когда мы спрятались, салар вытащил из кобуры магазинник и выстрелил в переплетение лиан.

Рвануло на этот раз слабее, чем тогда, когда мы отбивались от хришей. Аванпост принял на себя фронт ударной волны, нас только с ног до головы засыпало мусором. Когда ветки, мелкие камешки и ошметки несчастного Аджант‑ Бабы перестали стучать по рифленому железу Пирамиды спасения, Рахул приказал трогаться в путь.

По‑ лемурьи цепляясь за ветки и лианы, мы углубились в дебри астероидного леса. Гигантские кроны папоротников раскачивались над нами, словно тысячи кокеток синхронно взмахивали веерами. Зеленым недвижным пламенем пылали трубчатые «свечи». Белесые клубки воздушных корней, словно пугливые призраки, выглядывали из‑ за причудливо изогнутых стволов и тут же прятались. Бахромчатые травоядные медузы уплывали в беспредельные небеса, раскинувшиеся под черепом Брахмы. Беспредельные, но не безмятежные. Темные облачка, такие крохотные отсюда, сбивались в послушные отары, и слышался пока еще отдаленный громовой лай пастушьих собак. Впору было бы умилиться, если бы я не помнил, что такое гроза в газовом космосе.

– Далеко до этих Безумных отрогов? – спросил я у Нилы, которая иволгой перепархивала с ветки на ветку.

– Фарсаха полтора, – откликнулась она.

Чем ближе мы подбирались к Безумным отрогам, тем реже становился лес и тем больше было расстояние между астероидами, создающими опору для него. На опушке мы нарвались на разведотряд хришей. Бой получился коротким, но жарким в самом прямом смысле этого слова. Нам повезло, что мы заметили демонов раньше, чем они нас, и успели нанести им существенный урон до того, как Изначальные сообразили, кто стреляет и откуда. Тем более что стреляли мы из‑ за железно‑ никелевой глыбы, парившей над местностью, словно привязной аэростат. Хриши метались, как полоумные, но наши пули и стрелы настигали их. Лупить по Изначальным из пистолетов было почти самоубийством, ведь случалось, что лихая пальба приводила к взрывам в сети лиан. И хуже от этого становилось не только нашим врагам. Двух гвардейцев сорвало взрывной волной, и разъяренные хриши растерзали их в клочья. Мукеш неудачно пристроил локоть во время выстрела, и реактивной отдачей ему сломало руку. Но все‑ таки мы победили.

– Хриши пытались добраться до мирохода, не иначе, – пробурчал Рахул после того, как добил последнего раненого демона.

– Почему ты так думаешь? – спросил я.

– А чего им тут еще могло понадобиться?

– Не знаю.

– Вон там… – он ткнул окровавленным мечом в задымленную даль, – начинаются Безумные отроги, которых сторонятся даже коренные обитатели Хребта.

– Из‑ за щуполовов?

– Да, – кивнул салар, – и из‑ за самих отрогов… Скоро увидишь.

Я увидел. И понял, что тот, кто назвал эту местность Безумными отрогами, не погрешил против истины. Бродячий Хребет создавал сам себя. Борьба между растениями за место под Взором вынуждала их захватывать всё новые территории, вылавливать астероиды, которые оставались пока в свободном полете. Безумные отроги были здешним фронтиром, где ничто еще не устоялось, где все пребывало в вечном движении. Свежие побеги лиан тянулись к проплывающим мимо глыбам и с неуверенной нежностью прикасались к ним, будто робкие любовники – к предмету своего обожания. Но из побегов, что сплелись в прочную ловчую сеть, мелким астероидам уже было не вырваться. А следом наступал черед и астероидов покрупнее. Так Бродячий Хребет, двигаясь по собственной орбите вокруг сгустка энергии, именуемого Глазом, прирастал новыми вершинами, долинами и отрогами. Вчерашний фронтир становился тихой провинцией, а растительные щупальца тянулись дальше, захватывая новые плацдармы для цветения и размножения.

Безумным отрогам было далеко до провинциальной оседлости, здесь приходилось глядеть в оба. Подчиняясь гравитационным возмущениям, межпланетные каменюки с тяжким воем вспарывали газовую среду, с треском рвали ячеи растительной сети, которую с бесконечным терпением и упорством сплетали воздушные заросли. Молодые лианы, не способные задержать наиболее массивные астероиды, нередко умудрялись изменить их траекторию, придав боковой момент. Не знаю, как мои спутники, а я взирал на это буйство природы с благоговейной оторопью. Особенно впечатляли камушки в сотни тысяч, а то и в миллионы тонн, вращающиеся будто волчки. Сине‑ зеленые стебли, укоренившиеся на изборожденной поверхности «камушков», развевались, словно космы неопрятной ведьмы. И эти космы цеплялись за петли лиан, произрастающих на неподвижных астероидах, постепенно притормаживая вращение «волчков».

Можно было наблюдать все стадии усмирения железно‑ каменных и хондритовых странников, но особо любопытствовать было некогда. Нам приходилось проявлять недюжинную ловкость и отвагу, чтобы пробраться среди этих «волчков» и еще не заарканенных мустангов астероидного пояса и не оказаться растертыми в мелкий органический порошок между двумя случайно столкнувшимися камнями. Мы хватались то за побеги лиан, то за ветви юных баобабов, что успели проклюнуться на мятых боках усмиренных астероидов. От нас шарахались дивные создания, похожие на гигантских полупрозрачных – были видны внутренние органы – морских коньков, лакомившихся свежей зеленью. Трепеща радужными плавниками‑ крыльями, коньки уступали дорогу, хотя по сравнению с ними мы казались лишь наглыми мошками.

– Щуполовы! – выкрикнул гвардеец Камал, первым взобравшийся на верхушку медленно вращающейся каменюки.

Мы вскарабкались следом: потные, задыхающиеся, в изодранных одеждах. Я не сразу посмотрел туда, куда показывали, возбужденно галдя, мои спутники. Мне нужно было отдышаться. Нелегкая это работа – скакать с ветки на ветку, с лианы на лиану. Даже невесомость не спасала. Изрядно исхудавшая за последнее время кабанья туша Сандро Урии имела порядочную массу и отмотала мне все руки. К тому же было жарко. Горячий ветер и сейчас хлестал мне в лицо. Я понял, почему здесь, так далеко от центра системы, стояло тропическое пекло. «Обогревателями» служили вращающиеся астероиды. Когда тысячетонная каменюка крутится со скоростью промышленного вентилятора, газовая среда вокруг греется со страшной силой. Можно себе представить, как нагревают дыхание Брахмы куда более массивные планеты. Странно, что в мирах Колеса до сих пор существует жизнь, и на больших высотах, как мне помнится, даже довольно холодно. Выходит, действует какой‑ то природный механизм, отводя излишки тепла из замкнутой системы в окружающее пространство. Или не природный?

– Поднимайся, Шакаджи! – велел Бакхи, которого, похоже, не брала усталость. Неужто он и в самом деле мертвец? Мертвые, как известно, не потеют.

Я поднялся, посмотрел туда, куда тыкали грязными пальцами гвардейцы Рахула.

Издали щуполовов можно было принять за чашечки огромных цветов вроде георгинов или астр. Сходство с цветами усиливали зеленые с бурыми пятнами туловища и головы щуполовов, окаймленные многочисленными лепестками плоских щупальцев. «Цветы» свободно парили в пространстве, ловко уворачиваясь от каменных ядер мелких астероидов, что бороздили розовое небо над Безумными отрогами. Размахивая щупальцами, невероятные животные, видимо, искали близости с особями противоположного пола и атаковали соперников. При этом щупальца‑ лепестки переливались всеми цветами радуги. Время от времени щуполовы окутывались мутно‑ молочными облаками: выпускали то ли сперму, то ли маскировочную сепию, как каракатицы. Не понять.

Зрелище было, безусловно, завораживающим, но меня волновал вопрос: где же наш спасательный мироход? Что‑ то я его не видел.

– Да вот же он! – воскликнула Нила, отвечая на не заданный вслух вопрос.

Я проследил за ее пальцем и узрел нечто странное. Чуть в стороне от оргии щуполовов, заякоренный на одиноком астероиде, парил странный объект, напоминающий скорее пресловутую летающую тарелку, нежели мироход. Он имел мало общего с вытянутым пузырем, как другие воздушные корабли, – скорее это был бублик, говоря ученым языком – тороид. Гондола мирохода представляла собой тот же тороид, но меньшего диаметра. Уравновешивалась же конструкция подвесным килем, к которому крепились на кронштейнах мотогондолы. На мой взгляд, довольно нелепое сооружение с точки зрения аэродинамической остойчивости, – но местным конструкторам виднее.

Не только мы проявляли интерес к мироходу‑ бублику. Щуполовы так и вились вокруг него, цеплялись за якорные канаты, липли к оболочке. Экипаж «Каши» огрызался. По всей окружности гондолы то и дело вспыхивали огоньки выстрелов, и до наших ушей долетал дробный треск. Асуры отпугивали владык дыхания Брахмы пулеметным огнем. Но щуполовы оказались не из боязливых. Словно многоцветный, переливающийся всеми оттенками холодных и теплых цветов вихрь, кружили они в окрестностях приютившего «Каши» астероида. И с каждой минутой их становилось все больше.

Я прикинул расстояние до астероида. Если глазомер меня не подводил, получалось что‑ то вроде мили. Многовато, не допрыгнуть. И, как назло, по пути не за что зацепиться. Разве что за пролетающего щуполова.

– Ну и как мы туда попадем? – поинтересовался я у салара.

– Отправим гонцов, – бесстрастно сообщил Рахул. – Хоть один да доберется. Главное – сообщить спасателям, где мы находимся.

Да, все понятно. На то и солдаты, чтобы рисковать своими жизнями…

Способ, которым гвардейцы отправляли гонцов, в другой ситуации мог бы показаться забавным. Примерно так в мою бытность мальчишкой мы с ребятами устраивали трамплин для ныряния. Двое приседают по шею в воде, сцепляют руки в замок, а третий опирается на их кисти и запястья босыми пятками. Резкий рывок, и ныряльщик летит вверх тормашками в теплую взбаламученную воду, распугивая стрекоз, снующих над речной волнистой гладью.

Отличие было в том, что на зыбкой поверхности дрейфующего астероида закон действия, равного противодействию, работал почти безукоризненно. Слава Брахме, у асуров‑ гвардейцев был немалый опыт его использования. Руки в замок сцепляли четверо, а остальные обступали их со всех сторон, чтобы подброшенный гонец не сбросил своих товарищей с каменюки. Ни дать ни взять – стартовый стол на космодроме.

Та‑ ак, первый пошел…

Хорошо пошел, быстро. Затаив дыхание, следили мы за ним. Надеялись, что вот‑ вот дотянется до якорного каната, давшего слабину. Но, увы, мелькнула тень, и несчастный гонец исчез в ворохе оранжевых в черную крапинку «лепестков» щуполова. Не знаю, как другим, но мне не хотелось смотреть следующему гонцу в глаза.

Второй парень достиг якорной стоянки мирохода. Было отчетливо видно, как он ухватился за побег молодой лианы, быстро полез вверх, добрался до каната и начал взбираться к гондоле «Каши». Ему оставалось всего ничего, но разъяренные щуполовы облепили канат и принялись дергать из стороны в сторону с такой силой, что гвардеец не удержался и улетел в потемневшую от грозовых туч бездну.

– Гаур, – негромко бросил салар.

Темнокожий арраканец даже посерел от страха. Я его очень хорошо понимал. Не смерти боялся гвардеец и даже не участи быть задушенным в щупальцах «истинного владыки». Никому не улыбалось быть выброшенным в холодную клокочущую пустоту за пределами этого населенного демонами тропического рая.

– Теперь я пойду, Рахул! – вдруг заявила Нила. – Только пусть меня бросит Избранник, а не твои мужланы.

Салар пожал плечами.

– С ума сошла, девчонка! – рявкнул я. Она же подошла вплотную и положила тонкие, но сильные руки мне на плечи. – Смерти захотела?..

Нила спокойно посмотрела мне в глаза.

– Я – водитель низкого летуна, – сказала она. – Меня учили безопорному полету лучшие асуры Колеса. Ты тоже был асуром в своем мире, Лазар. Если ты не поможешь мне попасть на мироход, никто не поможет.

Известная логика в ее словах была. Я подставил сложенные лодочкой ладони, Нила вспорхнула на них. Я легонько покачал ее из стороны в сторону, представляя угол, под которым необходимо швырнуть безрассудную летчицу, чтобы она не промахнулась мимо каменной глыбы, но и не врезалась в нее своей светлой головкой. Всё это было чистой воды шаманством, – но я пообещал себе, что если Нила‑ Нилам все‑ таки промахнется, я прыгну за ней следом. И плевать на миссию в этом идиотском мире, в чем бы она ни заключалась.

– А ну, парни! – крикнул я. – Навались!

Гвардейцы, включая и самого Рахула, обступили меня, вцепились в ноги и торс.

Я мысленно взмолился Брахме, а затем метнул свою ненаглядную в бездну.

Глава 15

Вдоль внешнего борта гондолы шла кольцевая галерея. Через каждые два шага – иллюминатор. Вышел из каюты – и любуйся видами. Очень удобно. Правда, нельзя было обойти гондолу по кругу. На противоположных ее радиусах располагались ходовые рубки. Их так и называли – головная и хвостовая. Через рубки пассажирам шляться не полагалось. Пассажирам вообще полагалось спать. Большинство так и поступило, едва спасатели их накормили, напоили и сводили в баньку. Рахул и его люди с удовольствием отправились на боковую. К моему огромному облегчению, надоедливый старикашка Бакхи и любвеобильная Сита – тоже. Огорчило, что и бесстрашная Нила предпочла скоротать время в гипносне, а не в моих объятиях. Впрочем, вымоталась моя девочка больше других.

До сих пор не могу вспоминать без содрогания, как взвилась она надо мною и крохотной пичугой пронеслась между двумя особями щуполовов, неумолимо идущих на сближение то ли в пароксизме сладострастия, то ли – в поединке. Как вцепилась ручонками в толстый якорный канат… Я боялся, что она не сможет преодолеть инерцию и сорвется. Но Нила не сорвалась. Поползла, словно муха, к мироходу. Смотреть на это молча было невозможно, и вся наша команда, не исключая и меня, начала орать, подобно болельщикам на стадионе: «Нила! Нила! Нила! »

Не думаю, что ей помогли наши вопли. Нила была ловка и умела. А еще – упорна. Азартные щуполовы не сумели стряхнуть летчицу с каната. Вскоре она скрылась в донном люке, который вел в гондолу «Каши». И через несколько минут к нам, словно пауки на ниточках, посыпались спасатели.

Когда мироход снялся с якорей и, рокоча движками, начал подниматься над Безумными отрогами, в кольцевой галерее остались только мы с Даораком. Наши товарищи спали, а экипаж «Каши» был занят делом. Слуга хозяина мирохода возвестил, что его господин охотно отужинает с нами, как только покончит с неотложными делами, а пока что просит извинить его.

– Хвост поджал, старый шаках, – пробормотал посвященный, едва слуга помазанника Глазова удалился.

Ускорение мирохода было ничтожным, и нам приходилось придерживаться за леер, протянутый под иллюминаторами, чтобы сохранять вертикальное положение.

– Почему поджал? – удивился я.

– Потому что струсил, – отозвался Даорак. – Думаешь, Лазар, «Каши» не мог забрать нас из Пирамиды? Не мог прийти на помощь погибающему «Аравинде»? Мог. Но достопочтенный раджа Абу Чандракант предпочел сберечь свое имущество. И никто не вправе осудить его за это. Никто не возместит хозяину утраченное, даже если он останется жив.

– Почему же Чандракант взялся за столь неблагодарное дело? – спросил я. – Мог бы, как и другие, перевозить пассажиров и грузы. И риску меньше.

– Достопочтенный Абу унаследовал свое дело от отца, – ответил посвященный. – К тому же – не такое уж оно неблагодарное. Спасатели подбирают все мало‑ мальски пригодное, что остается после мироходокрушения. Берут плату со спасенных, а если спасенные не в состоянии уплатить, платит Большой Диван. Дело верное.

Я решил спросить наудачу:

– Ты говоришь, что Абу унаследовал дело от отца… а разве помазанников Глазовых не оскопляют?

Даорак усмехнулся.

– Разумеется, оскопляют, Избранник, – сказал он. – Мироходом не может владеть носитель мужского семени. Не спрашивай, почему. Это тайна для непосвященных… Однако оскопление владельца мирохода происходит после того, как одна из его рабынь забеременеет.

– Понятно, – пробормотал я, хотя ничего понятного в словах Даорака не было.

Мы помолчали. Бродячий Хребет отдалялся, и вот уже только самые большие астероиды в его цепи выступают над тучами. Странно было представить, что среди этих странствующих гор, поросших диковиной растительностью и населенных еще более диковинными существами, мы потеряли столько людей.

Я вспомнил об обломках, которые увидел в гнезде хришей. Может быть, флаг Объединенной Космической Корпорации Мира мне и померещился, но голову даю на отсечение, что среди проржавленных и загаженных пометом демонов узлов и агрегатов я отчетливо различил очертания ПАС – периферийного агрегата стыковки вроде того, что использовался повсеместно на космических кораблях и станциях Мира.

Может быть, здешняя цивилизация добралась до реактивных космических аппаратов, а потом деградировала? Иначе как объяснить эти артефакты в логове хришей? Я еще понимаю, когда в момент смерти происходит перенос сознания из одной телесной оболочки в другую, хотя и это форменная мистика и чепуха. Но каким образом сюда, внутрь черепа Брахмы, мог перенестись целый космический аппарат? Даже если и не целый, – какая разница…

– Достопочтенный Даорак, – нарушил я молчание, – а не сказано ли в Книге Нисхождения или где‑ нибудь еще о перехожих, прибывших в миры Колеса во плоти?

– Никогда не слыхал ни о чем подобном, – ответствовал посвященный. – Перехожий – это заблудшая душа, утратившая связь с родным миром. Она ищет пристанища в чужом теле, вытесняя или подчиняя дух, поселившейся в сей бренной оболочке с ее рождения. Иногда душа перехожего оказывается слабее исконного обитателя, и тогда несчастному грозит умопомешательство. Он попадает в Дом Грез.

«Во всяком безумии есть своя логика, – подумал я, – даже в безумии Мироздания… С перехожими, по крайней мере, более или менее ясно…»

– А скажи мне, достопочтенный, – продолжал я приставать к Даораку, – не мог ли Брахма дважды додуматься до человека?

Даорак в глубокой задумчивости наклонил бритую голову, так что на меня смотрел только третий, вытатуированный глаз. Я решил пояснить:

– Быть может, он разгневался и уничтожил первых людей, населявших Колесо. А потом создал человека заново. Но где‑ то среди небесных сфер все еще можно найти руины и артефакты древних.

– Ничего подобного у нас не происходило, – медленно проговорил посвященный. – Когда Брахма разочаровался в Изначальных, он просто измыслил людей и благословил их на господство во всех мирах Колеса.

М‑ да, с этим не поспоришь. И вообще, такие вопросы с наскока не решаются…

Слуга Абу Чандраканта вновь появился в галерее.

– Нижайше прошу прощения, достопочтенные, что прерываю вашу беседу, – запыхавшись, проговорил он, – но великий раджа просит вас прибыть в его покои.

Мы проследовали за слугой, который повел нас через хвостовую рубку, так как резиденция великого раджи располагалась в противоположной части гондолы. В ходовой рубке мирохода я оказался впервые и, разумеется, не мог не задержаться хоть на минуту, чтобы осмотреть приборы и механизмы управления. Находившиеся в ней асуры позволили мне это, правда, без особого энтузиазма.

Почетное место в рубке занимал штурвал. Двойное металлическое колесо метра два в диаметре, отполированное ладонями нескольких поколений рулевых. На втором почетном месте находился впечатляющих размеров манометр, замеряющий давление газа в несущей оболочке мирохода. Указатели забортного давления, расхода топлива, скорости и прочие пребывали в почетной ссылке на негерметичной площадке, вынесенной за пределы рубки. Показания с них можно было считывать либо через специальное окошечко, либо – выходя наружу в уже знакомом мне скафандре, что висел рядом с дверью. Возле штурвала красовался машинный телеграф, – надо думать, для связи с механиками, обслуживающими мотогондолы.

Машинерия была сделана с изяществом и вкусом. Начищенная медь, полированное дерево, инкрустированные самоцветами рукояти машинного телеграфа, затейливая резьба на окаймляющих смотровые иллюминаторы рамах, пестрый ковер на полу – всем этим можно было любоваться часами. Я бы с удовольствием остался здесь и понаблюдал за работой асуров‑ навигаторов, тем более что «Каши» шел сейчас задним ходом и хвостовая рубка была ведущей. Но слуга помазанника Глазова нетерпеливо потянул меня за рукав.

Короткий переход – и мы в покоях раджи Абу Чандраканта.

По сравнению с ними резиденция покойного Аджант‑ Бабы на «Аравинде» была жилищем нищего. И если в рубке царили изящество и вкус, то здесь в глаза лезло богатое безвкусие. Слишком много ковров, хрусталя, золота, статуэток и прочих безделушек. Я словно оказался в квартире дебелой мещанки. Впечатление усиливалось бабским обликом хозяина, что встречал нас со сладкой улыбкой на жирном лице. Никакого поджатого хвоста в облике помазанника Глазова я не заметил. Великий раджа был слегка высокомерен, но гостеприимен. Он пригласил нас к достархану, на котором стояли блюда с мясом, овощами и фруктами. Пиалы с зеленым чаем были прикрыты плотными крышками с узкими носиками, из которых курился ароматный парок.

Мы расположились вокруг стола на мягких подушках – хотя с тем же успехом могли разлечься и на камнях. В невесомости пить из открытой посуды могли только сумасшедшие. Как ни смешно звучит в нынешних обстоятельствах, орбитер‑ майор Лазар к таким не относился и поэтому не стал притрагиваться к своей пиале. Ну не умел я пользоваться такими сосудами в невесомости! В тесных вместилищах космических кораблей и станций фарфор – бессмысленная роскошь, как и другие предметы, которыми были набиты покои хозяина «Каши».

Я взял с блюда гроздь винограда и принялся аккуратно ее обгладывать, исподтишка наблюдая, как Чандракант и Даорак выцеживают без малого кипяток из хрупких пиал, в промежутках между глотками обмениваясь ничего не значащими замечаниями о забортной погоде и самочувствии. Раджа пожаловался на ревматизм, попутно заметив, что велел навигаторам поднять «Каши» как можно выше грозового фронта. Посвященный посоветовал натирать суставы брюшным жиром быкоящера. Потом они заговорили о политике. Тема была интересная, но я не понимал большую часть многозначительных намеков на неизвестные мне обстоятельства, да и произносимые с разными оттенками уважения имена были мне незнакомы. Все‑ таки для владельца четверти Синфеона я был поразительно невежественен.

Неожиданно выяснилось, что они говорят обо мне. Причем так, словно я нахожусь где‑ то далеко‑ далеко. Прислушавшись, я понял, что речь идет о каком‑ то другом Избраннике. Достопочтенные сетовали, что предыдущий перехожий не оправдал надежд, возложенных на него Диваном, что новых виман нет и пока не предвидится. Я хотел было спросить, о каком Избраннике они говорят, но тут раздался душераздирающий скрежет, и гондолу тряхнуло так, что нас разбросало по углам резиденции раджи. Все незакрепленные предметы сорвались с места. Мясо, виноград, статуэтки, подушки, пиалы, с которых соскочили крышки, полетели нам в головы. Благо хоть чай успел остыть, и его мутно‑ зеленые капли, повисшие в воздухе, почти не обжигали.

Поминая всуе «мразь Изначальную», Абу Чандракант яростно затряс колокольчиком. Скрежет и вибрация продолжались. В покои раджи кубарем вкатился слуга, повис раскорякой посреди хаоса.

– Что они там, ополоумели?! – гаркнул хозяин мирохода.

– Щуполов, великий раджа, – доложил слуга. – Громадный… Прилип к оболочке…

Расталкивая предметы роскоши, мечущиеся от переборки к переборке, я подобрался к иллюминатору. Но не увидел ничего, кроме округлой блямбы, прилипшей к стеклу снаружи. Больше всего она походила на гигантскую присоску на щупальце моллюска.

– Зрак отвернулся от нас! – патетически возопил Абу Чандракант.

– Не от нас, а от тебя, достопочтенный, – холодно возразил посвященный Даорак. – Ты не захотел рисковать своим мироходом, чтобы спасти потерпевших крушение братьев с «Аравинды», но Зрак все видит, и Брахма наслал на тебя тварь Изначальную…

– О горе мне, горе! – запричитал раджа, зарываясь лунообразным лицом в мокрые подушки.

– Пойдем, Лазар! – обратился Даорак ко мне. – Надо спасать виману.

Мы выбрались в кольцевую галерею. Здесь царило оживление. Асуры из команды «Каши» будили пассажиров, главным образом – гвардейцев салара Рахула, и вытаскивали их из кают. Сам Рахул, невыспавшийся и потому мрачный, теребил седой ус и злобно зыркал в иллюминатор, за которым ерзали щупальца гигантской твари. Пассажиров построили в шеренгу, мы с Даораком притулились с краю. Появился десятник Шекар, командующий на мироходе абордажно‑ спасательной командой. Оглядел нас, скривился болезненно. Во рту десятника явно не хватало зубов.

– Так, достопочтенные, – прошмакал он, – потом отоспитесь… Здоровенный щуполов принял нашу виману за свою самку, и если мы не пошевелимся, он ее… Ну, вы поняли… Короче, влезаем в требуху, серпы в руки – и на внешнюю палубу, очищать борт от посторонних предметов. Налеее‑ во! По двое в гардеробную, арш!

Гвардейцы развернулись затылок в затылок.

«Требуха – это, надо полагать, скафандр, – перевел я для себя. – А серпы – те зазубренные штуковины, которыми асуры с “Аравинды” рубили канаты монгольфьера…»

Очередь в гардеробную, где «добровольцев» переодевали в скафандры, двигалась медленно. А мы с посвященным были в самом хвосте. Шекар заметил нас, приблизился. Сложил ладони домиком, поклонился.

– А вы, достопочтенные, можете возвращаться к себе, отдыхать, – сказал он. – Мы сами справимся.

Мироход опять встряхнуло. Шекар приложился затылком о переборку, зашипел:

– Мразь Изначальная…

– Мы благодарны тебе за заботу, достопочтенный Шекар, – откликнулся Даорак, – но помочь братьям – наш долг.

Я не был уверен, что немолодому и толстому посвященному стоит лезть в это дело, но промолчал.

– Будь по‑ вашему, – буркнул десятник и кинулся устранять затор, образовавшийся в голове очереди.

У дверей гардеробной к нам присоединились Рахул с Камалом.

– Предлагаю страховать друг дружку, достопочтенные, – сказал салар.

Никто возражать не собирался.

Рахул и Камал облачились первыми. Асур, обслуживающий гардеробную, распахнул дверь. Никакого шлюза на мироходе не было, так как разницы между забортным давлением и тем, что внутри, не существовало. Вот еще одно доказательство если не искусственности газового космоса, то, по крайней мере, его невероятной феноменальности. Ведь должен существовать механизм, стравливающий избыток давления за пределы «черепа Брахмы», иначе здесь давно воцарился бы ад.

В распахнутую дверь ворвался холодный колючий ветер и гул штормов. Наши напарники сняли со стойки устрашающего вида серпы и перешагнули порог. Дверь захлопнулась.

Пришел наш с Даораком черед надевать «требуху». Мне было не впервой забираться в скафандр в невесомости. Правда, полужесткий «Кречет‑ МК‑ О» – это не то же самое, что здешний «водолазный» спецкостюм. Но при известной сноровке и в него можно было вползти. В результате куда более тучный Даорак справился быстрее. Меня же два асура заталкивали в «требуху» минут десять, зубоскаля без всякой почтительности. Я пыхтел, обливался потом, но не огрызался. Оказалось, что у спецкостюмов асуров есть существенное преимущество – на толстые резиновые бахилы надевались металлические башмаки с магнитными подошвами.

Почувствовав, наконец, палубу под ногами, я дождался, пока помощники затянут с десяток болтов, соединяющих шлем с кольцевым воротником. Для дыхания в нижней части шлема был специальный клапан. Зачем нужны кислородные баллоны, если кислорода полно и за бортом? Кроме того, клапан позволял разговаривать с напарниками. А внешние звуки проникали в шлем через остроумно устроенные слуховые трубки.

– Готовы, достопочтенные? – спросил асур‑ помощник. – Пошли!

Мы с Даораком взяли серпы и вышли наружу. За дверью оказалась огороженная поручнями площадка – небольшая, только‑ только уместиться двоим. С площадки вниз на подвесной киль вела металлическая лесенка. Спускаться по ней в условиях невесомости было бы легче легкого, но и площадка, и лесенка, и киль, и гондола, и даже часть несущей оболочки была залеплена кошмарной слизистой массой, которая влажно пульсировала и содрогалась, надо думать, в предвкушении удовольствия от совокупления с виманой.

Щуполов, размерами многократно превосходивший тех особей, которых мы видели перед посадкой на «Каши», почти заслонил своей тушей всевидящий Глаз. Лишь через относительно тонкую перепонку, соединяющую голову и щупальца колоссального моллюска, пробивалось сияние, являя древовидное ветвление кровеносных сосудов. Чтобы осветить место схватки с щуполовом, асуры включили мощные прожекторы. Электрический свет дробился в пластах слизи, покрывающей мантийную полость щуполова, и казалось, что стоишь под стеной, покрытой блестящей металлизированной тканью.

Перебирая руками перекладины лесенки, я спустился на внешнюю палубу, где уже вовсю работали серпами асуры. Ошметки рыхлой желеобразной плоти моллюска скользили по настилу, плавали в воздухе, брызгали фонтаны черной жидкости – вероятно, крови щуполова, – но в однообразном пульсирующем ритме чудовищной биомассы сбоя не наблюдалось. Похоже, щуполов не чувствовал боли.

Цокая магнитными подошвами, к нам подскочил невысокий асур и заорал голосом десятника Шекара:

– Вы двое – живо туда! Рубите у основания щупалец!

Я проследил за его рукой и увидел, что несколько асуров умудрились закрепить в мантии моллюска якоря‑ кошки и теперь лезли по канатам к темно‑ бурой массе, из которой торчали толстые, словно пароходные трубы, щупальца.

Я посмотрел на живую стену – содрогающуюся, сочащуюся отвратительной слизью. Лезть мне на нее не хотелось. Конечно, прикасаться голыми руками не придется, но все равно мерзко. И запах… Черт знает, чем вонял исполинский моллюск. Никаких ассоциаций. Но даже если щуполов пах дорогим парфюмом, в таких количествах и духи будут смердеть хуже навозной кучи.

Видя мою нерешительность, Шекар сунул мне в руки канат, скомандовал:

– Лезь!

Ладно, мне не трудно. Перехватываясь одной рукой, я полез, вернее – поплыл вверх. Даорак последовал за мной по соседнему канату. Молодец, старикан, не струсил. А ведь мог бы отсидеться в мироходе. Правда, неизвестно, где сейчас безопаснее – внутри гондолы или снаружи. А может, вовсе не в смелости посвященного дело, а в том, что ему не хочется терять меня из виду? Я ведь – последний Избранник под Зраком. Меня следует беречь. И скорее всего, достопочтенный Даорак кинулся «очищать палубу от посторонних предметов» не из‑ за врожденной героичности натуры, а именно потому, что в случае катастрофы спасти Избранника снаружи будет легче, чем внутри. Допустим – подобрать самолетом вроде того, что отбуксировал обледенелый монгольфьер на «Аравинду»…

Вблизи мантия щуполова выглядела еще отвратительней. В толстом слое полупрозрачной слизи копошились мириады паразитов вроде тех, что облепливают оболочки мироходов. Прямо передо мною возвышалась пульсирующая колонна щупальца. Не скрою, я с удовольствием всадил зазубренное лезвие серпа в густое желе моллюсковой плоти. А потом еще раз и еще. Ощущение было, будто рубишься с холодцом. В этой проклятой невесомости серп ничего не весил, и после каждого богатырского удара приходилось напрягать все мышцы, чтобы вернуться в исходное положение. Хорошо, что канат был закреплен прочно, иначе болтаться бы мне стариковской мошонкой – без всякого толку. Удивительно, что асуры умудрились заякорить канаты в этаком киселе. Видимо, в этих делах у них большой опыт. Не впервые же щуполов напал на мироход.

Даже могучий, омоложенный воскрешением организм Сандро Урии имел свой порог выносливости. Тем более что за желеобразными внешними покровами щуполова скрывались твердые, как стальные тросы, мышечные волокна. Рубить их было сущим мучением. Я задыхался от вони, пот заливал мне глаза, а вытереть невозможно. Все чаще я просто отдыхал, паря среди ошметков плоти и громадных пузырей темно‑ синей крови чудовища. Когда зрение прояснялось, я с изумленным бешенством обнаруживал, что усилия мои и товарищей пропадали даром. Не обращая внимания на наши комариные укусы, щуполов по‑ прежнему сладострастно обнимал «Каши», содрогаясь от воистину небесного наслаждения…

Мразь Изначальная! Чертов похотливый ублюдок!

Я вонзил серп в мышцы щуполова с такой силой, что пальцы сорвались со скользкой рукоятки. Противодействием меня отшвырнуло назад, закрутило вокруг каната. Я попытался ухватить серп на очередном витке, но не успел. Тряхнуло так, что пришлось вцепиться в канат обеими руками. Якорь‑ кошка, что удерживал веревку в мантии моллюска, вдруг вырвался и полетел прямо в меня. Рефлексы космонавта, слава Глазу, сработали безукоризненно. Я оттолкнулся от каната и полетел туда, где, как мне представлялось, был настил внешней палубы. Кошка просвистела всего в нескольких локтях. Не знаю, смогла бы она пробить шлем скафандра, но оглушить меня сумела бы наверняка.

Я падал, вращаясь в стремительном хаосе из комков слизи, кровавых пузырей, канатов, серпов и асуров. Куда именно я падаю, разглядеть было невозможно. Все доступное взору пространство заволакивала мучнисто‑ белая взвесь. Меня крепко приложило обо что‑ то спиной, швырнуло обратно, но несколько рук тут же вцепились в резиновую оболочку моей «требухи» и удержали. Наверное, это были Камал с Рахулом – в скафандрах, перемазанных кровью монстра, все выглядели одинаково. Клацнули подошвы, прилипая к настилу. Послышались крики и проклятия на нескольких языках Колеса. Кто‑ то ловко обернул мою поясницу веревкой и привязал к ограждению палубы.

– Смотри, Лазар! – крикнул Даорак, оказавшись вдруг рядом. – Смотри внимательно, Избранник!

– Да куда смотреть? – проорал я. – Муть сплошная!

– Это семя Изначального, – пояснил посвященный. – Истинный владыка дыхания Брахмы почтил мироход помазанника Глазова Чандраканта… Теперь об этом станут говорить во всех портах Колеса.

По тону Даорака нельзя было понять, смеется он или в самом деле считает великой честью быть обхезанным с головы до ног исполинским моллюском. Брахма их разберет, этих асуров…

– Так куда смотреть, Даорак?

– Смотри прямо, – отозвался тот. – Сейчас облако семени останется позади…

Я послушно уставился перед собой, мимолетно отметив, что палуба под ногами заходила ходуном. Веревка, которой я был привязан к ограждению, натянулась, а все звуки заглушил рев винтов. «Каши» отчаянно тормозил, словно стараясь удержаться от падения в бездну.

Посвященный оказался прав. Туча щуполововой спермы осталась позади, а прямо перед нами открывалось нечто, никогда мною здесь не виданное. Как будто исчезло дыхание Брахмы, и Мироздание стало таким, каким ему надлежит быть. На нас надвигалась черная стена. Мне ли было не узнать ее? Беспредельная, неохватная ни логикой, ни воображением чернота Космоса со всех сторон обступала мошку виманы‑ мирохода, отчаянно трепещущую крылышками винтов.

Меня смущало, что в этой тьме не было ни искорки света. Я словно перенесся на край разлома Ресницы Сестры, на котором стоял не один раз, дивясь беззвездной черноте лунного неба. Может, во всем виноваты прожекторы «Каши», бело‑ голубыми столбами лучей упирающиеся в надвигающуюся тьму? Не может же на самом деле не быть в Космосе звезд!

– Смотри, Лазар, смотри! – надсадно кричал Даорак.

«Да я и так пялюсь во все глаза! », – хотелось сказать мне, но слова застряли в глотке.

Потому что я понял, на что надо смотреть.

Недалеко от мирохода мчался окровавленный, и, надо думать, довольный собой «истинный владыка». Подобно кальмару, он втягивал встречный воздух и выбрасывал его позади себя темной от крови струей. В отличие от обесчещенного им «Каши», щуполов не стремился избежать встречи с чернотой подлинного Космоса. И, похоже, в какой‑ то момент исполинский моллюск приблизился к некой незримой границе. Пространство перед ним вдруг заколебалось, словно воздух над раскаленным асфальтом, сминаясь и закручиваясь спиралью. Перед монстром открылось что‑ то вроде диафрагмы в фотоаппарате. Он пролетел дальше и тут же безвольно обмяк, распластав лепестки своих бесчисленных щупалец. Диафрагма закрылась, «кость черепа Брахмы» опять стала безупречно гладкой и невидимой. А щуполов промчал по инерции еще с десяток‑ другой локтей и вдруг взорвался, словно перегретый паровой котел.

Не знаю почему, но, глядя на струи мгновенно выкипающей в вакууме черной крови, я вздохнул с облегчением.

Глава 16

В порту на окраине Первого города я попрощался с Рахулом и его людьми.

Мы стояли на истертых ступенях каменной лестницы перед терминалом, в котором уже никого не осталось, кроме уборщиков‑ неприкасаемых. Мироход «Каши» покачивался у приемной башни, проблесковые маячки перемигивались вдоль киля и на каждой из мотогондол. Вид у виманы был потрепанный, интим с щуполовом не прошел для нее даром. Аварийный пластырь скрывал пробоину в несущей оболочке. Уже на подходе к Синфеону заклинило движки на трех мотогондолах. Пришлось хозяину, великому радже Абу Чандраканту, раскошелиться на буксир. Так ему и надо, крохобору…

Я отвернулся от мирохода, огляделся, вдохнул воздух нового мира. Еще одного мира Колеса, в котором мне довелось очутиться.

Была ночь… Странная ночь, совсем не такая, как на Целлионе: неоновая дымка в небе казалась ярче, а вот вечный вихрь Вишала выглядел отсюда невзрачным пятнышком. Ветер доносил запахи сандаловых рощ, а еще – какой‑ то неприятной гари. Словно кто‑ то шмалил неподалеку свинью.

Ну‑ ну, быть может, кто‑ нибудь угостит гостя из иной вселенной шашлычком…

– Глаз зрит на тебя, Лазар! – прогудел седоусый салар, по своему обыкновению надувая от важности щеки. – Я еще услышу о подвигах Избранника и похвастаю, что наши акинаки вкушали плоть врагов на одном и том же пиру!

Мы обнялись, и посланники Дивана асуров проводили меня, Бакхи, Ситу, Даорака и Нилу к автомобилю. Машина, представляющая собой гибрид броневика и лимузина, вместила всю шайку‑ лейку. Внутри были обитые бархатом диваны, с потолка свисала нелепая бахрома, на ниточках позвякивали монетки и колокольчики, как будто прикупленные в дешевом сувенирном магазине.

Дизель, как обычно, прокашлялся, и автомобиль покатил узкими улочками самого древнего, Первого в прямом смысле слова города людей в Колесе. Вдоль мощенной брусчаткой дороги высились трех‑, четырех– и даже пяти– и шестиэтажные здания из белого камня. Верхние этажи выступали над нижними, из‑ за чего стоящие друг напротив друга строения частенько «срастались». Иногда мы ехали словно сквозь неровный, замусоренный, ступенчатый тоннель, вдоль стен которого расхаживал, сидел или спал прямо на тротуаре чумазый люд. Тут можно было увидеть браминов, разнорабочих из неприкасаемых, нищих, бродячих музыкантов и факиров. Над их головами болтались бельевые веревки, завешанные тряпьем. Кстати, только на этих участках дорога вела себя без выкрутасов, на иных же виляла так, что водителю приходилось неустанно скрипеть похожим на штурвал яхты деревянным рулем. Влево – вправо, вправо – влево. Фар у нашего «лимузина» не было. В тоннелях дорогу освещали или электрические лампы, или старые добрые факела, на открытых отрезках – неоновое сияние дыхания Брахмы. Перенаселенные, грязные, обшарпанные райончики…

Чуть заслышав урчание дизеля, всяк стремился освободить нам путь. Там, где дорога была особенно узка, ночные бродяги выстраивались вдоль стен, прижимаясь к ним спинами. Однажды мы минут двадцать пробирались через подобное «бутылочное горлышко». А люди стояли, застыв, точно живые барельефы, и терпеливо ждали, пока мы не проедем мимо.

Видимо, почтение местных к асурам не имело границ.

И еще у меня закралось подозрение, что жители Первого города передвигаются исключительно на своих двоих. По пути мы не встретили ни других автомобилей, ни всадников на ездовых бактрах, ни быкоящеров, запряженных в телеги. Ни рикш, ни велосипедистов, ни птиценогих.

Впечатления от главного города главной планеты газового космоса оказались не ахти… Даже огромные цветы, животные, планеты и мироходы, что были нарисованы яркими красками на многих фасадах, не разгоняли уныние, которое поселилось в моей душе во время ночной поездки. Пыльный Джавдат, по‑ моему, был более приспособлен для жизни, чем этот Первый.

Когда мы, наконец, выбрались из лабиринта улочек на относительно широкую и прямую дорогу, проходившую вдоль набережной реки, я вздохнул полной грудью.

Вернее, попытался это сделать, но тут же закашлялся и харкнул себе под ноги, прямо на бамбуковую циновку.

Да что же это за вонь такая? Все сильнее и сильнее… Просачивается в кабину, хотя стекла тут не опускаются и люка нет. Свинарник горит, что ли? А остальным – хоть бы хны…

Я поглядел на реку. В воде отражались многочисленные огни. Похоже, у берега жгли костры, много костров. Возле них, очевидно, грелись нищенствующие монахи и бродяги, которым не хватило места в тоннелях под «сросшимися» домами. Ночью в Первом действительно прохладно.

– Смотришь, Лазар? – обратился ко мне Даорак.

– Угу, – буркнул я, не разжимая губ. Не хотелось, чтоб вонь проникла в глотку.

– Мы называем эту реку Мама, Лазар, – пояснил Даорак. – Когда в небе властвовали хриши, на земле – ящеры, а в воде – водяные, на берегах Мамы появились первые люди. Они были рождены благими мыслями Брахмы, поэтому смогли основать Первый город, а потом – втоптать в грязь брахмомерзких Изначальных и освоить все миры Колеса. Теперь же каждый из нас почитает за честь испустить дух на берегу Мамы. Оттого в Первом всегда гораздо больше людей, чем он может в себя вместить.

Я уже сам все видел. Бесконечный ряд тел, накрытых с головой пестрой тканью. Покойники лежали вдоль обочины, и, похоже, чем ближе к реке, тем ряды были теснее. Среди мертвецов бродили, высоко поднимая ноги, чтобы ни на кого не наступить, люди в черных от копоти хитонах. У многих имелись носилки. Санитары морга… Тут же сновали вездесущие брамины и ушлые босяки в набедренных повязках и грязных тюрбанах. А где же родственники? А где же оплакивающие? Вот группка людей, вот еще и еще… Неужели это все? Если в Первый свозят покойников со всего Колеса или хотя бы со всего Синфеона, стены в городе должны содрогаться от плача миллионов скорбящих…

Не было ни ворот, ни заборов, ни блокпостов. «Лимузин» просто въехал в святая святых Первого. Остановился на площади, окруженной причудливыми витыми пирамидами. Водитель заглушил двигатель; посланник Дивана асуров открыл дверцу, я последовал его примеру и выпрыгнул на выскобленную до блеска брусчатку.

Это было место, куда не ступала нога праздного. Не мечи и не винтовки защищали его покой, – храмовый комплекс асуров берегло не хуже крепостных стен всеобщее почтение, взросшее на многовековых традициях и едином мировоззрении.

Высотою пирамиды были с четырех– или пятиэтажные здания. При этом они имели узкие основания, из‑ за чего походили скорее на остроконечные башни, чем, собственно, на пирамиды. Выветренные, потемневшие от времени, покрытые трудноразличимыми барельефами, желобами и завитками непонятного назначения, эти древние сооружения молча взирали на чужака и перехожего.

– Следуйте за мной! – голос посланника Дивана вывел меня из сиюминутного транса.

Среди пирамид затесалось несколько приземистых строений с террасами, балюстрадами и увенчанными куполами крышами. К одному из них посланник препроводил нашу разношерстную компанию. На лестнице ожидал пожилой асур, поверх одежд которого была надета шафрановая тога.

– Приветствую, сородичи! – обратился он к нам.

Наверное, нас встречала большая шишка. Мы склонили головы.

– Путь выдался долгим, брат Васант, – ответил Даорак. – Счастлив видеть тебя в добром здравии.

– Добро пожаловать! – пожилой асур пригласил нас войти. Дверей, кстати, в здании не было. Простая арка, сквозь которую виднелось аскетическое убранство первых комнат – входи, кто пожелает.

– Нилам, дочь моя! – Васант положил темную от татуировок руку Ниле на плечо. – Низкие летуны из семейства спутниц Вишала – редкие гости в Первом. Чувствуй себя как дома! – он улыбнулся, показав недурственные для обитателя мира Глаза зубы.

– Благодарю, отец Васант! – Нила еще раз склонила головку. – Для меня честь оказаться в святом месте.

«Здравствуйте» да «будьте любезны». И ни полслова о смраде, из‑ за которого так хочется всунуть два пальца в рот и прочистить потроха. Это при том, что я – не какая‑ нибудь институтка или кисейная барышня.

Внутри домишки, на мое счастье, смрад ощущался не столь сильно. Скорее всего, его заглушал запах благовоний, курящихся в жаровнях, и горящих ароматных свечей. Я, конечно, предпочел бы проветренную комнатку, но кто меня спрашивал?.. Ни одно святое место не обходится без идиотов с загадочными лицами и благовоний, чей запах чуть хуже, чем у дезодоранта для ног.

Тут нас поджидали слуги‑ асуры; поскольку мы прибыли налегке, им пришлось удалиться не солоно хлебавши. Самый расторопный, правда, попытался отнять у Бакхи заветный сундучок, за что едва не поплатился здоровьем. Бакхи отбивался рефлекторно.

– Нилам и Даорак – сюда, – распределял гостей по комнатам Васант. – Избранник – сюда. Его друзья – вот сюда.

– Меня зовут Лазар, – пробурчал я. Васант ответить не потрудился.

– Когда соберется Диван? – поинтересовался Даорак.

Ага, мне тоже хотелось бы знать.

– Когда Зрак займет удобное ему место, брат Даорак. Не все мироходы с Сидящими на Диване успели прибыть на Синфеон.

Что ж, Васант не знал.

Я вошел в комнатушку. Она была пуста, только у стены на плите, похожей на могильную, лежали несколько свернутых шерстяных одеял. В окне виднелась озаренная кострами Мама. По реке шла мелкая волна… эх, посидеть бы на бережке с удочкой… если бы не этот смрад.

Придется привыкать! Местным ведь ничего, не зеленеют. И мне стоит приучить себя не выделяться цветом лица.

– Избранник! – окликнул меня Васант. В комнату вошел слуга с медным подносом в руках. На подносе я увидел белую и наверняка очень дорогую бумагу, полную чернильницу и несколько ручек с железными перьями.

– Избранник, твой отдых подождет, – безапелляционно заявил он. Мне даже показалось, что этот асур в тоге потребует от меня что‑ то вроде объяснительной. Мол, как очутился в газовом космосе, с умыслом или без. – Рисуй виманы! – приказал Васант.

Я опешил.

– Виманы?

– Да, – Васант кивнул. – Или ты не знаешь, что это такое?

– Знаю, – я невольно поджал губы. – Я знаю о таких виманах, которые вам и не снились.

– Глаз зрит, я надеюсь, что это не пустое бахвальство! – опустил меня с небес на землю Васант. – Рисуй. Чем больше нарисуешь, тем лучше.

Я покивал. Поставил поднос на пол, – больше пристроить его было негде, – расстелил одеяла на «могильной плите». Этот Васант, похоже, решил, что задал мне непосильную задачу и что я стану рвать волосы на голове и в подмышках и метаться по комнате, как шаках в клетке. Ничего, я чуток передохну, а потом нарисую им все. И межпланетный корабль «Шторм», и ракету‑ носитель «Вулкан‑ М», которая выводила корабли лунной миссии на орбиту Мира. И истребитель последнего поколения «Тайфун» нарисую, и пару формул топливных элементов начерчу.

К тому часу, когда Глаз раскрылся за горизонтом, позолотив воды Мамы, я подготовил изрядное портфолио. Покрыл кляксами, набросками и схемами с полсотни страниц, заодно замарался сам и испачкал одежду. Работал воодушевленно, с огоньком, прихлебывая айран. Жаль только, что рисовать я почти не умею. Кое‑ как набросал, чтобы, главное, принцип был понятен. Если асуры додумались до двигателей внутреннего сгорания и бипланов, то они поймут, что я имел в виду.

Васант окинул взглядом завзятого критика мою работу, шумно почесал себе низ живота. Потом поманил меня рукой. Провел в комнату, заставленную стеллажами, на которых томились тысячи свитков и скоросшивателей в ледериновых обложках. У окна сидели молодые асуры и работали вместо ксероксов: переносили на кальку чьи‑ то каракули. Васант, пока я осматривался, снял один из скоросшивателей, открепил пару листов и передал мне.

Я смог лишь озадаченно хмыкнуть.

Кто‑ то здесь постарался до меня… Вертолет. Похож на «Гнев», но не он. Прорисован до каждого винтика. И в качестве контрольного выстрела с пилона срывается ракета и несется за пределы листа.

Кое‑ кого Глаз талантом не обидел. Это не мои вдохновенные цап‑ царапки железным пером по бумаге.

Следующий рисунок… Так, боевой самолет. Похож на «У‑ 26», но не он. И тоже бьет ракетой в невидимого врага.

Что ж. Все понятно. Пусть автор этих рисунков – хороший художник, но с авиатехникой он знаком в лучшем случае по компьютерным играм.

– Ну и как ты находишь?.. – спросил Васант с плохо замаскированным ехидством. Чего ему, облаченному в тогу, вздумалось так вести себя со мной? Или рожа моя не понравилась? Я вообще‑ то сам только‑ только к ней привык… Или он имеет зуб на Сандро Урию, владельца четверти Синфеона, если верить Бакхи?

– Я хочу увидеть человека, нарисовавшего вот это, – без обиняков заявил я.

– Гм… – Васант задумался.

– В чем дело? – мне захотелось взять асура за тогу и пару раз встряхнуть. – Он жив?

– Он? – Васант поднял брови. – Жив, конечно. Но…

– Есть причина, из‑ за которой мне нельзя с ним видеться? – продолжал наседать я. – Или он – пленник? Или пленник – я?

Молодые «ксероксы» оторвались от бумаг и калек, уставились на нас, помигивая черными, любопытными глазами. Васант отмахнулся.

– Избранник – это милость, ниспосланная Брахмой! Как ты осмелился сделать такое предположение! Избранник не может быть пленником. Избранник – это дорогой гость, которого мы бережем всей кастой!

А в Бродячем Хребте они уверяли, что из‑ за меня потерпел крушение «Аравинда», и требовали, чтоб виновник был принесен в жертву Глазу. Смолчу на первый раз…

– Брахма отвернулся от этого юноши! – продолжил Васант. – Это великая печаль, но так случается. Избранники нередко сходят с ума! Человек, назвавшийся Алексом, находится в Доме Грез на попечении браминов и оджха. И не стоит глядеть на меня вот так, Избранник! На этого молодого человека я возлагал надежду! Он очень хорошо знал виманы!

Оджха – лекари и, кажется, шаманы. Бедный перехожий! Представляю, чем его здесь лечат. Я обязан ему помочь, если уже не поздно. Как Избранник – Избраннику.

– Я хочу его навестить. Мне нужно его навестить!

Васант вздохнул.

– Изволь, не смею возражать, – проговорил он, поджав губы. – После совета Дивана тебя доставит в Дом Грез шайтан‑ арба.

Значит, ради меня даже гонять лимузин не жалко. Что ж, очень кстати.

– Спасибо тебе, достопочтенный Васант.

– Не стоит благодарности! – асур покачал головой. – Никто не знает, каким путем поведет его Брахма. Может случиться так, что после совета Дивана ты присоединишься к Алексу… Поселишься вместе с ним и остальными перехожими в Доме Грез.

На том мы и разошлись по своим углам. От беседы остались двоякие впечатления. У меня слишком толстая шкура, чтобы Васант смог прожечь ее желчью, но я опять – опять! – убедился в том, насколько шатко мое положение! И в том, что я – чужак, сколько бы ни корчил из себя героя. Пожалуй, лишь в бою, когда свистят акинаки и гремят выстрелы, я на своем месте. А в остальное время против меня все – Бакхи, Сита… даже Даорак и Нила – и тех занесло на другую сторону баррикады.

Но остальные перехожие – по крайней мере, не оправдавший надежд Васанта Алекс – неподалеку. И эта досягаемость согревала мне сердце.

Люди, пришедшие из Мира, из Центра Розы – такие, как я. Рядом. Пусть чуток сбрендившие, но, уверен, им станет лучше, как только лечение мантрами и благовониями прекратится.

На полу в моей комнатушке лежала Сита. Уткнувшись лбом в циновку, вытянув руки в стороны. И, кажется, без дыхания.

Я подумал: что‑ то случилось. Присел рядом, собрался проверить пульс…

Сита приподняла голову. С мольбой поглядела сквозь упавшие на лицо волосы.

– Повелитель, униженно прошу тебя… – прошептала она так, словно речь шла о жизни и смерти.

Уф! От неожиданности я уселся на пятую точку.

– Позволь повидать нашего сына! Позволь повидать! Позволь! – твердила Сита, пока я соображал, в чем дело.

Точно! Ведь у Сандро Урии и Ситы есть общий ребенок. И он тоже, видимо, неподалеку. Вспомнила, дочь шакаха, что она – мать… А вот я до сих пор не могу удержать все ниточки в пальцах. Что‑ то вечно норовит забыться, ускользнуть.

– Я не видела нашего малыша, Лочана, треть оборота, – Сита снова уткнулась лицом в циновку. – Ему может быть плохо без меня. Он мог умереть от болезни, его могли выкрасть шакахи. Повелитель, позволь навестить его! Позволь взглянуть на сына хоть одним глазком!

Я поднялся сам, потом поставил это создание на ноги, отряхнул ему, созданию, коленки.

– Я – не твой повелитель! – буркнул. – Ошейника на тебе нет, Сита. Ты вольна идти туда, куда пожелаешь.

– Можно? Мой повелитель позволяет, да? – она пытливо заглянула мне в глаза.

– Ну конечно, чтоб тебе провалиться!

Пока суд да дело, меня вновь начали одолевать противоречивые желания; вот бы эта красивая до приторности дама отправилась восвояси, да поскорее. В то же время – одеяла у меня расстелены, и не беда, что двери нет. Нечего заглядывать в чужие комнаты…

Убирайся же поскорее!

– Где твой ребенок?

– В детском питомнике, в Арахбарасе, повелитель.

Я хмыкнул. Поглядел на нее так, что она втянула голову в плечи.

– А как, скажи, пожалуйста, ты собираешься туда попасть? Может, попросить асуров, чтоб они подбросили тебя на шайтан‑ арбе?

– Не смею, повелитель, – она потупила взгляд. – Из Первого в Арахбарас ходят паровики. Я поцелую сыночка и сразу обратно, к моему повелителю. До заката вернусь, клянусь жизнью.

– Жизнью клясться не обязательно! – снизошел я. – Давай, ступай. И будь осторожна, не нравится мне этот Первый город. Трущоба какая‑ то.

– Первый город тебе никогда не нравился, повелитель.

Сита убралась. Пятясь, отвешивая мелкие поклоны. Я же помахал ей рукой: скатертью дорожка!

А потом уселся на «могильную плиту», обхватил виски ладонями. Несколько минут собирал мысли в пучок. Скорее бы этот проклятый Диван собрался на совет! Скорее бы! Скорее бы… И еще эта вонь! Да что они там, в конце концов, жгут?

Я подошел к окну, выглянул наружу.

Мама текла, не торопясь. В свете дня оказалось, что ее воды коричневые, окрашенные глиной. Противоположный берег скрывала жаркая дымка. Вырисовывались лишь контуры многоэтажных жилых домов, пирамид и увенчанных куполами храмов.

Костры трещали неподалеку. Если обойти пирамиду и сложенные поленницей каменные блоки, я окажусь там, где день и ночь «шмалят свиней» и «жгут жир». Из моего окна не видно, что конкретно там происходит, а разобраться бы не мешало.

В этот момент я заметил идущую мимо пирамиды женщину в сиреневом сари.

– Достопочтенная! – окликнул ее, сам не зная зачем. Спросить о кострах, быть может?

Женщина обернулась.

– Да, Лазар? – откликнулась он. – Чего тебе?

Нила! Я настолько привык к тому, что Нила постоянно носит одежду из черной кожи, что попал впросак, едва моя попутчица сменила наряд!

– Ты идешь к Маме? – предположил я.

– Да.

– Зачем?

– Зачем? – удивилась Нила. – Я собираюсь омыть ноги в святых водах.

А зачем, спрашивается, мне сидеть в четырех стенах? Тем более, Васант уверял, что я – не пленник.

– Ты разрешишь мне сопровождать тебя?

Нила удивилась еще больше.

– Никто не вправе запретить человеку побывать у Мамы, если его зовет сердце.

Я принял это за приглашение. Махнул прямо через окно, мягко приземлился, клацнув подошвами сандалий по брусчатке.

Нила ждала, подперев рукой бок. Когда я приблизился, она кивнула и продолжила путь. Я побрел следом, исподтишка любуясь ее фигуркой. Нет, что ни говори, а сари выгоднее подчеркивает женские прелести, нежели одежды из кожи. И выгоднее настолько, что мне немедленно захотелось сказать Ниле: плюнь ты на это омовение, пойдем ко мне!

Но, разумеется, я ничего подобного не сказал. Поравнялся с нею, пошел рука об руку, время от времени поглядывая в непроницаемые голубые глаза.

Ничего я не понимал в этой девушке. Она то ревновала меня к Сите, то демонстрировала полнейшее безразличие. Изредка я ловил на себе ее печальные взгляды, приличные школьнице старших классов, влюбленной во взрослого дядю, а не отчаянному асуру, в бою не уступающему гвардейцам. Но чаще всего она едва замечала мое присутствие. И влюбленные взоры, и равнодушие не были элементами расчетливого кокетства, искусно расставленными силками для мужского сердца: я чувствовал это. Возможно, она сама не знала, как ко мне относиться.

А я? Я знал, как к ней относиться? Что я на самом деле чувствовал к Ниле‑ Нилам? Был ли влюблен в нее, как мальчишка? Конечно, нет, – давно миновало время восторгов и немого обожания. Желал ли я ее как мужчина? Да, но не больше, чем Ситу. Мог ли я обходиться без Нилы? Не знаю. Вот уже много дней мы почти не расстаемся, если не считать сна в междумировых переходах и недолгой моей смерти, так похожей на сон.

Глава 17

Дым стелился над водой, будто туман.

Нила ускорила шаг. Сиреневое сари отзывалось вкрадчивым шорохом на каждое ее движение. От моей спутницы исходил цитрусовый запах духов, и я старался держаться его шлейфа.

Мы обошли груду строительного мусора и оплетенные черно‑ красным плющом развалины без крыши, оказались на набережной. К реке вели широкие каменные лестницы, чьи нижние ступени скрывались под водой. Коричневые волны лизали известняк блоков, оставляя на нем лохматые клочья пены и мелкий мусор. На набережной и на лестницах было не протолкнуться. Как в разгар сезона в курортном городке. Люди из разных каст неспешно прогуливались, разговаривали или просто глядели на Маму. Здесь я не увидел суматохи, веселья, нарочитости или легкомысленности. Под бамбуковыми навесами продавали напитки и нехитрую еду. Несколько компаний человек по пять‑ шесть что‑ то пили из крошечных пиал и курили трубки, спрятавшись в тени, которую отбрасывали древние строения. Заклинатели змей играли на дудочках монотонные мелодии, черные кобры раздували капюшоны и раскачивались в такт. Брамины медитировали, подставив Глазу мокрые от пота или после купания в Маме торсы. Почти голые неприкасаемые, следуя один за другим, словно муравьи, тащили на спинах вязанки дров. На площадке, нависающей над рекой, пылали дымные костры. Кроме привычного смрада, я ощущал запахи сандалового дерева и благовоний, которые не только не перебивали дурной запах, а даже усиливали его.

Нила просочилась сквозь толпу, ступила на лестницу. Я поспешил следом.

На ступенях отдыхала тьма народу. Кто‑ то возлежал на роскошном ковре, кто‑ то – на циновке или одеяле, кто‑ то ютился на ветхом покрывальце, а кто‑ то – просто на камне. Было очень много стариков, чуть меньше – людей в зрелом возрасте и совсем мало молодежи.

Я по инерции спустился на несколько ступеней, потом остановился, призадумавшись.

«Теперь же каждый из нас почитает за честь сделать последний вздох на берегу Мамы», – говорил мне посвященный Даорак.

Нет, не курортники. Не принимали они солнечные ванны, растянувшись на прогретых Глазом камнях.

Все эти люди ждали своей смерти.

Нила спустилась к воде, затем обернулась, поискала меня взглядом. Взмахнула рукой: мол, чего застыл, как истукан?

Я же обалдело глядел на этот хоспис под открытым небом. Тут было не меньше сотни человек. А сколько таких широченных лестниц вдоль берега Мамы?

Теперь я видел, что многие здесь дряхлы или больны. Кто‑ то был в окровавленных бинтах, кого‑ то непрерывно рвало… Время от времени к умирающим подходили родственники: предлагали питье, лекарства, помогали изменить позу, укутывали или, наоборот, освобождали от одежд. Обреченные отвечали односложно, смотрели на родных блеклыми, пустыми глазами, а потом опять отворачивались к Маме. Ни тени страха, ни малейшего желания держаться за жизнь. Меня поразило спокойствие, с которым они ожидали своей участи. Может, их пичкали какими‑ то наркотиками? Брахма разберет… Скорее всего, на ступени приносили людей, у которых не было ни малейшего шанса. Вряд ли я своими мозгами перехожего смогу когда‑ нибудь до конца понять этот мир и его обитателей.

Вот и Нила. Сбросила шлепанцы и, приподняв сари, ступает в воду. Если я не ошибаюсь, в это ленивое течение Сита пустила своего новорожденного сына, чтобы только угодить Сандро Урии. У Ситы и у Нилы гораздо больше общего, чем может показаться. Их дух и их плоть – газовый космос, находящийся в черепе Брахмы и придуманный Брахмой.

У берега из воды торчат обросшие водорослями блоки и какие‑ то глыбы. Расположившись на них, умываются крысы. Болтая ногами в воде, на ступени сидит пожилой брамин и чистит пальцем зубы. Нила пристраивается рядом, зачерпывает ладонью воду и пьет. Со ступеней я не вижу ее лица, но я буквально позвоночным столбом ощущаю, что она воодушевлена и почти в экстазе. Вкусная водичка, грязная водичка… Пей и радуйся!

На лестнице кто‑ то испускает дух. Усопшего накрывают с головой покрывалом. Я смотрю, что будет дальше.

А дальше появляются родственники, с ними – неприкасаемые с носилками. Раз‑ два, и покойника уже несут в сторону площадки, на которой пылают костры.

Не обращая внимания на очередной призыв Нилы, следую за носилками. У входа на площадку уже собралась изрядная очередь. Но не живых, а мертвых. Некоторые лежат давно, и над ними вьются золотистые мухи. Никто из браминов или неприкасаемых не чинит мне препятствий, я прохожу дальше.

Среди костров невыносимо жарко. Чтобы сжечь одно человеческое тело, уходит уйма дров. И все равно покойники горят неохотно. Неприкасаемым, которые работают здесь в одних набедренных повязках, приходится постоянно кантовать трупы. Из огня ко мне тянутся обугленные руки, сквозь пламя я вижу обезображенные лица мужчин и женщин. Мальчик лет восьми сидит на корточках и жарит над затухающим костром толстую личинку, нанизанную на прутик.

Меня толкают в плечо. Я пропускаю новую вереницу рабочих, спешащих доставить вязанки дров. И сейчас же оказываюсь носом к носу с парой молодых людей. Девушка бледна, часто моргает и едва сдерживает слезы. Парень обнимает ее за плечи и бубнит сквозь повязку, которой обмотано лицо, одно и то же: «Теперь чистый… теперь чистый… теперь чистый…»

Прохожу дальше. В золе недавно погасшего костра ковыряются какие‑ то оборванцы. На чумазых лицах – заразительный энтузиазм. На моих глазах одному удается выловить пальцами золотую побрякушку. С видом триумфатора он показывает ее остальным, после чего прячет за щеку. Остальные цокают языками и с удвоенным усердием продолжают рыться в пепелище.

Сразу же появляется мысль разогнать мародеров. Скинуть их с площадки в Маму, чтобы охладились, если вздумают показывать зубы.

Наверное, что‑ то такое читается на моем лице, потому что оборванцы, как один, таращатся на меня круглыми глазищами. Взгляды полны таким искренним недоумением и обидой, что я прохожу мимо. Пусть их… Нечего лезть в чужой монастырь со своим уставом.

С площадки Мама просматривается в обоих направлениях. Я вижу россыпь мелких островков, я вижу лодочки и пловцов. Я вижу многочисленные лестницы и площадки с кострами. Если смотреть вниз по течению, то река делает поворот и теряется за городскими постройками. А если в другую сторону, то там – синие горы, посеребренные шапками ледников.

В бирюзовом небе сияет Глаз. Висят в вышине темные капли мироходов. Носятся над водой яркие то ли птицы, то ли насекомые. И исчезают в дыму.

Чужая планета.

…Я не помню, как вернулся в храм асуров. Ни с кем не разговаривал, ничего не делал. Выпил пиалу зеленого чаю и повалился спать.

А во сне Исчадие, состоящее из сросшихся головами Нилы, Ситы, Джинны и моей жены Рины, о которой я уже давно не вспоминаю, преследовало меня по тесным коридорам и отсекам Временной базы. Каждая из четырех составляющих чудовищного мутанта исходила соками, желая обладать мною. Я же убегал до тех пор, пока не уперся в створку люка, за которым был Космос. В один иллюминатор лил свет Мир, в другой – Целлион, окруженный заатмосферными циклонами. И я не знал, куда попаду, открыв люк: в дыхание Брахмы или в радиоактивный вакуум. Полечу ли, словно хриш, взмахивая кожистыми крылами, или взорвусь, будто щуполов, перед которым разошлась диафрагма таинственной мембраны в черепе Брахмы…

Дурацкий сон прервал Бакхи. Неугомонный старикан тряс меня своей клешней. Я моментально проснулся и сел. Бакхи отступил, поглядел недобро желтыми глазами.

– Ты знаешь, куда подевалась Сита? – спросил он мрачным тоном.

– Сита?.. – я мотнул головой, отгоняя видение из кошмарного сна. – Она просила разрешение уехать в какой‑ то город… Название не помню. Недалеко отсюда.

– В Арахбарас? – уточнил Бакхи. – В детский питомник?

Я кивнул.

– И ты ей позволил?

– Да, а что?

Бакхи шлепнул себя клешней по лбу. Зашипел нечто нелицеприятное в мой адрес.

– Говори толком или убирайся! – вспылил я.

– Я должен был это предусмотреть! – Бакхи скривился, как среда на пятницу. – Ты ничего не понимаешь, остолоп, поселившийся в теле моего дорогого повелителя! Ты ничего не хочешь понять!

– Старый дурак! – огрызнулся я. – Если бы ты знал, как вы меня достали. И ты, и твоя чокнутая на оба полушария дочурка.

– В Арахбарасе Ситу узнают в два счета! Соглядатаи из твоей семьи. Вернее, из семьи Урии! – Бакхи заметался по комнатушке. – Они проследят за этой раззявой! Жди теперь наемных убийц!

– Бакхи, ты преувеличиваешь! – я отмахнулся. – Кому я теперь нужен?.. К тому же меня оберегают асуры.

– Преувеличиваю?! – Бакхи прижал руки к впалой груди. – Ты помнишь, что такое укус паука шшена? Нет? А я помню, что ты стал черен, как удавленник! Ты изрыгал пищу через нос и исходил дерьмом, умирая!

– Бакхи, прекрати, – сказал я, стараясь держать себя в руках. – Ты же знаешь, что это случилось не со мной…

– Это может быть просто укол отравленной иглой! – не мог угомониться Бакхи. – Ты ведь гулял сегодня по Лестницам Очищения? Ты пробирался через толпу на набережной? Ты можешь уяснить, несчастный, что жизнь твоя висит на волоске с тех пор, как ты ступил на Синфеон, где Сандро Урию знает каждая крыса? А теперь, когда ты выпустил Ситу, этот волосок оборвался. – Бакхи выставил в мою сторону клешню. – Ты падаешь, перехожий. Вопрос лишь в том, как долго лететь до дна!

– А я тебя не держу, Бакхи! Забирай свой сундучок и лети на все четыре стороны!

– Я могу уйти, – сказал старик тихо. – Куда захочу и когда захочу. Меня никто не посмеет остановить. Я – мертвец! А ты пока еще жив, Лазар.

– Я уже умирал, Бакхи, – пришлось напомнить мне. – Даже два раза.

Старый слуга только отмахнулся.

– Это не то, – пробурчал он. – Ты не понимаешь, чужак. Есть две смерти. Смерть, дарованная Брахмой, когда близкие закрывают лица в знак скорби и предают тебя очистительному огню на берегу Мамы. Это почетная смерть. И есть другая смерть, когда тебя объявляют мертвым при жизни. И тем самым отнимают у тебя все права. Я – что?.. Я – только прах. Ни жизнь моя, ни смерть ничего не значат. Ты иное, Лазар. Хорошо, если тебя просто убьют. Хуже, если перед этим объявят самовольно воскресшим мертвецом!

И не сказав больше ни слова, Бакхи резко повернулся и вышел из комнатушки, ссутулив плечи.

Я перевел дух.

Через несколько минут ко мне заглянул Даорак.

– Неприятности со слугами? – спросил он.

Я отмахнулся.

– Со слугами, ходящими по земле, всегда так. Не стоит принимать близко к сердцу их грязные слова и помыслы! Пойдем лучше отобедаем! – предложил посвященный, усмехаясь. – На довольную печень и жизнь течет легче!

Есть мне не хотелось, но я все‑ таки поплелся за Даораком. За общим столом в просторном и прохладном зале сидели человек десять. Тут были и Васант, и Нила, и молодые «ксероксы», и еще асуры, которых я раньше не видел.

Лепешки, рис, бобы, овощи – вот и вся работа для желудка и печени. И специй, само собой, было от души.

– Избранник изъявил желание посетить Дом Грез, – объявил Васант, – и повидаться с другими перехожими.

Нила закашлялась. Быстро поднесла к губам пиалу с водой и сделала крупный глоток.

– А что тебя удивляет, брат? – Даорак руками положил в свою тарелку спаржевой фасоли. – Сегодня Лазар побывал на Лестницах Очищения. Он изучает мир, во благо которому ему придется послужить. И пусть зрит на него Глаз всегда! Вот, салар Рахул советовал посмотреть на древние зверинцы, в которых обитали Изначальные до своего исхода. И я с ним согласен.

– После Дивана, сородичи, после Дивана, – Васант выудил из блюда с овощами тонкий перчик ярко‑ зеленого цвета, с хрустом откусил половину и принялся жевать. – Я обещал выделить для него шайтан‑ арбу.

Глядя, как асуры уплетают перец самых жгучих сортов, я неожиданно понял, почему во всех отхожих местах Целлиона и Синфеона, которые мне довелось посетить, имеются или приспособления типа биде, или просто – патрубок с краном. Даже в самых захудалых. Даже на мироходах. Потому что если не подмыться после оправления, можно заработать ожог на весь зад. К счастью, я на этот ядовитый перчик еще не подсел, он ведь как наркотик. Привыкнешь, а потом жизнь без него не мила. Я лучше лепешку с рисом съем и чаем запью. Надеюсь, воду для него не из Мамы берут. Впрочем, на что я надеюсь?.. Из нее, конечно же.

– Достопочтенные! – обратился я к асурам. – Мне бы хотелось еще прочитать все, что касается устройства мироходов и полетов в дыхании Брахмы. Я видел, у вас имеется приличный архив. Чтобы не терять времени в ожидании Дивана. Это не запрещается?

Даорак и Васант переглянулись.

– Я же говорил, что он – наш собрат! – Даорак кивнул Ниле. – Нилам, подтверди!

– Я… гм… подтверждаю… – сказала Нила и снова запила неподатливый кусок водой. Мне показалось, что она нервничает.

– Собратья, – Васант поморщился. – Но этот Избранник так плохо рисует…

– А еще я хотел прочитать все, что у вас есть по истории Колеса, особенно – то, что касается появления людей и их войны с Изначальными.

– М‑ да? – Васант задумчиво отправил в рот пучок лука. – А что тебя еще интересует?

Раз так – будем брать быкоящера за рога!

– Сведения по всем мирам Колеса и по Глазу. Карты миров, – без раздумий ответил я. – Данные о природе черепа Брахмы. Наверняка какие‑ то исследования проводились, ведь так?

Очевидно, мое воодушевление подняло асурам настроение. Они оторвались от тарелок, принялись посмеиваться и перекидываться шутками да прибаутками. А потом вновь наполнили тарелки и заработали челюстями с удвоенным рвением.

– Ты же видел, что представляет собой кость Брахмы, – сказал Даорак, улыбаясь. – Какие, по‑ твоему, еще исследования нужны?

На этот раз посмеялся я.

– Вы ведь умные люди, асуры. Вы‑ то должны понимать, что вне черепа Брахмы существует огромный мир, в котором – миллионы светил вроде вашего Глаза.

Даорак и Нила помотали головами. А Васант изрек:

– В том мире, откуда ты пришел, может быть что угодно. И вместо черепа Брахмы – собачья голова, и говорящие рыбы, которые правят бумажными мироходами. Да, что угодно. Но не у нас.

– Вне черепа Брахмы нет ничего, – добавил Даорак. – Пустота и тьма. Про демонов, якобы живущих там, я говорить ничего не буду. В записях асуров о них не сказано.

– Но мы не отрицаем, – важно заметил Васант.

– Не отрицаем, – согласился Даорак.

– Ладно, – я отставил тарелку. – Все это я уже слышал. Хотите жить внутри чьего‑ то черепа? Живите, ваше право. Так могу ли я сунуть нос в ваши записи?

Васант щелкнул пальцами.

Я читал свитки, посвященные технологиям асуров, до ночи.

Мироходы с жесткой оболочкой, с полужесткой, с мягкой. Мироходы, похожие на странные гибриды воздушного шара и самолета. Мироходы сигарообразные, эллипсовидные, дисковые, в виде тора, подобно «Каши». Мироходы тепловые, у которых оболочка заполнена горячим воздухом. Мироходы, в которых в качестве несущего газа используется водород. Последние, кстати, были наиболее распространены в мирах Колеса. Мироходы на паровых машинах и на двигателях внутреннего сгорания…

Все, что касалось дирижаблестроения, я, оказывается, читал раньше. Эта страница из жизни асуров была более или менее традиционной и понятной.

Куда больше сюрпризов преподнес трактат о самих асурах. Если отбросить мифологическую мишуру и витиеватые обороты, вписанные, видимо, для красного словца, можно было прийти к выводу, что в мире Глаза много веков велась селекция. Необходимые касте навыки из поколения в поколение становились острее, изощреннее. Каждое новое поколение водителей мироходов все увереннее ориентировалось в хаосе воздушных течений газового космоса. Молодым посвященным больше не нужно было говорить, чтобы уложить бесправного пассажира в сверхдолгий гипнотический сон, теперь они вырубали с полуслова. Если, конечно, выданные мне трактаты – не хитрая пропаганда асуров.

А вот продукты неудачного или, скорее, непродуктивного слияния хромосом пополняют армию слуг и солдат касты, которые тоже нужны. В том числе – ряды писарей, архивариусов, мажордомов, которым путь в газовый космос заказан.

По‑ прежнему оставались неясными способности раджей, слишком уж много тумана и двусмысленностей было вокруг этих муравьиных королев в мужском обличье. И зачем несчастных толстяков непременно нужно скопить?..

Не успел я сгрызть вершину айсберга знаний, как мой интим со свитками нарушили Даорак и Васант.

– Пришел час! – объявил Васант. – Диван собрался и ждет тебя, Избранник.

А Даорак улыбнулся и добавил:

– Еще не приходилось видеть достопочтенных сородичей в таком возбуждении. Что ты там нарисовал, брат?

– Плохой художник, – со вздохом пробормотал Васант. – Очень плохой…

В сопровождении асуров я вышел на крыльцо. На верхней ступени сидел обиженый на все Колесо Бакхи. Старик любовался какой‑ то планеткой в ночном небе. Я почувствовал укол совести.

– Сита‑ а‑ а… – протянул я, сомневаясь, стоит ли поднимать тему, на которой мы сломали столько копий. – Сита вернулась?

Бакхи покачал головой, не потрудившись даже посмотреть в мою сторону. Я же быстро справился с душевными коликами. Не пришла так не пришла. Сита – не маленькая девочка, в няньках не нуждается. Может, решила провести с сыном больше времени. А может, сбежала с ребенком подальше от живого трупа – папаши и от хозяина – похотливого перехожего, по сути, тоже не единожды гальванизированного мертвеца. Если так, то снимаю чалму. Но предчувствую, что напрасно сам себе забиваю баки…

Когда мы пересекли двор, нас нагнала Нила. Она опять сменила сари на кожаную одежду пилота низкого летуна. Наверное, появляться в цивильной одежке на Диване было запрещено уставом асуров. Но Нила не забыла окропиться своими сладкими духами, и я снова старался вдыхать их цитрусовый запах, а не чад погребальных костров.

Вскоре я понял, куда мы идем. В увенчанный куполами особняк, что располагался за тесным строем витых пирамид. В его арочных окнах сиял электрический свет, а фасад был облицован мрамором цвета слоновой кости.

Нила и Даорак заводят ничего не значащий разговор о ценах на порошок из сандалового дерева в Джавдате…

Из тени витой пирамиды выходит человек. Какой‑ то оборванец, вроде тех, что копаются в пепле мертвецов на набережной Мамы. Как мы не заметили его раньше?

Оборванец распахивает халат с ловкостью матерого эксгибициониста, выхватывает автомат. На автомате – вместительный дисковый магазин.

Боковым зрением я вижу, как вытягиваются лица у Нилы и Даорака. Они еще продолжают говорить, а оборванец уже стискивает спусковой крючок.

Он выпускает с бедра длинную очередь. Я вижу колючее пламя, слышу заливистый стрекот. Мы валимся на брусчатку. Я, Нила, Даорак и Васант… Куча мала, в общем.

Крупное тело Даорака придавливает меня сверху. Одежда моментально становится мокрой от крови. Я не понимаю пока, чья это кровь. В голове стучит мысль, что я дурак и обязан был предупредить асуров. Семья Урии знает, что я на Синфеоне. Сита ушла в город, название которого я не вспомню без подсказки…

Пули выбивают искры из брусчатки, и тело Даорака сотрясает крупная дрожь.

Выстрелы смолкают.

Я вижу, как убийца опускает дымящийся автомат. Он делает к нам шаг, – чтобы закончить свою работу, добить, продырявить головы всем четверым, – затем бросает взгляд в сторону набережной Мамы… На лице его появляется гримаса. Автомат валится на камни. Убийца стремительно, точно выпущенный из арбалета болт, ныряет в тень.

А к нам бегут со всех сторон.

Асуры, кшатры и прочий люд, что любовался погребальными кострами над ночной Мамой.

…Даорака взяли за руки и ноги, куда‑ то перенесли.

– Глаз зрит – Избранник! – заорал кто‑ то.

– Избранник! – подхватила толпа.

Мне помогли подняться. Ни одной царапины… Кто бы мог подумать? Ни одной, мать вашу, царапины!

– Избранник! – вопили синфеонцы.

– Нила! – я тщетно пытался перекричать толпу. Сотни рук тянулись со всех сторон. Каждый стремился прикоснуться ко мне. – Нила! – я отталкивал эти руки, силясь протиснуться к летчице. – Что с Нилой?

Убийцу окружили. Те сотни рук, что прежде благоговейно касались меня, превратились в лапы тигров.

Хриплый крик наемника утонул в многоголосом гвалте. Я увидел… над толпой сначала взлетели обрывки одежды, потом – куски плоти, а потом – истекающие кровью внутренности и кости, выломанные из суставов.

Я вспомнил изувеченное лицо Даорака Лжеца, знатока сфер из Джавдата. Наверное, с ним поступили похожим образом.

Благословенна толпа… Ей что карать, что миловать. Одна отрада.

Глава 18

Много прошло времени или мало, – мои внутренние часы остановились в тот момент, когда безымянный террорист расстрелял нас из автомата, – но я все же оказался внутри белокаменного особняка с куполами. Диван собрался, чтобы увидеть Избранника, многие заседающие прибыли с других планет, и никто не собирался откладывать дело в долгий ящик. Несмотря на то, что Избранника едва не убили на пороге зала совета. Несмотря на то, что Даорак погиб, а Нила и Васант отправились на попечение к оджха‑ целителям.

Здесь как на войне. Кровь единиц не в счет, когда речь идет о великой цели, о которой я ни сном, ни духом.

В сопровождении гвардейцев я поднялся по каменной лестнице в просторный зал под куполом, испещренным когда‑ то яркими, а теперь потускневшими под слоем пыли фресками. Я успел разглядеть только очертания гигантского мирохода в окружении бипланов да приветствующие его толпы. Пот заливал глаза, катился по спине градом. Новая одежда, пожертвованная асурами, оказалась мне мала, воротник тер шею, а кургузые рукава были как у клоуна. Служители вывели меня на середину зала, свободную от ковров и подушек, на которых восседали высшие асуры Колеса. Собственно, никакого дивана не было, и вообще – никаких возвышений. Мы как будто находились не в средоточии власти, а в школьном спортзале.

…Сидящие на Диване похожи друг на друга, как посвященные или раджи. Это – еще одна прослойка внутри спаянной родственными связями касты асуров. Все они невысокого роста, щуплые, головастые, большеглазые. «Серые человечки» из газетенки про инопланетян и магию. На широких лбах – одинаковая татуировка. Оранжево‑ красные языки пламени. Человечки смотрели на меня, ожидая, что я начну.

– Меня зовут Лазар, я – астролетчик в чине орбитер‑ майора. Появился здесь… появился… Брахма знает, сколько дней и ночей назад! В своем мире я умер.

Слова, которых не было в языке народов Колеса, нехотя выбирались из меня. Нехотя и мучительно. Если бы не легкий гипноз кого‑ то из посвященных, мозги Сандро Урии задымились бы от перенапряжения.

– Что такое «рётчик»? – поинтересовался один из асуров. – Мы поняли, что это слово из твоего языка, но не поняли его значения.

– Астролетчик – это примерно то же, что и водитель мирохода, – пояснил я. – Но у нас нет дыхания Брахмы. Наши мироходы летят на огромной скорости через пустоты протяженностью в сотни тысяч и даже миллионы фарсахов.

– Это ты нарисовал? – спросил один из «серых человечков», передавая через слугу мои наброски. – Что ты нарисовал?

– Да, я пытался схематично изобразить имеющиеся в моем мире технологии…

Я замечаю, что их интересуют не боевые «Тайфуны» и не могучие «Вулканы‑ М». Их зацепило другое…

– Что это? – гнусаво спрашивает дряхлый асур, занявший почетное, центральное место. Все расселись по полу – кто на циновках, кто на подушках, – я же возвышаюсь над ними, как воспитатель над малыми детьми, копошащимися на ковре игровой комнаты.

Слуга подсовывает мне лист.

«Прямоточный воздушно‑ реактивный двигатель», – хочу ответить.

– Огненный сосуд, – мямлю я, – ловит встречный поток воздуха из дыхания Брахмы и преобразует его в энергию. Там стрелочками показано, как и куда…

– Ясно, – обрывают меня. – А вот это что?

«Турбореактивный двигатель». Почему же вы, болваны головастые, не понимаете мой язык?

– Огненный сосуд, – снова я пытаюсь подобрать слова и с горем пополам объясняю принцип действия.

– Это что?

«Шаках вас раздери! Это – жидкостный ракетный двигатель! »

– Огненный сосуд, – повторяю я.

Сейчас решается моя судьба. Они не говорят об этом прямо, но каждый из «серых человечков» глядит на меня с видом присяжного заседателя. Я же думаю о Ниле, в теле которой засели три пули. Слава Глазу, на ней был полетный костюм, который, как выяснилось, армировался плотной кожей и даже стальной проволокой. Я надеюсь, в касте врачевателей и колдунов оджха огнестрел лечат не только при помощи бубнов и ритуальных плясок.

– Ну, здесь принцип более или менее понятен… – высказался один из асуров, комментируя мою схему жидкостного двигателя, – мы используем его в ревущих стрелах.

«Используем в ракетах, – мысленно перевел я, вернувшись в реальность. – Ага, обитатели черепа Брахмы додумались до ракетного оружия? Почему бы и нет…»

– К сожалению, нам пока не удалось применить эту технологию эффективным образом, – пожаловался асур.

– Кстати, – продолжил я, чтобы не упустить инициативу, – некоторые существа из тех, что обитают в дыхании Брахмы, передвигаются примерно таким же образом.

– Верно, – согласился со мной «серый человечек», который обмолвился о «ревущих стрелах». – Этот способ нам подсказали щуполовы.

Он встал и подошел к изящной подставке, на которой был укреплен развернутый свиток. Взял уголь, начертил круг с неровными лучиками – нет, это было не солнышко; очевидно, так в представлении асура выглядел «истинный властитель дыхания Брахмы». В центре «солнышка» асур изобразил отверстие – то ли рот, то ли анус.

– Щуполов вбирает в себя дыхание Брахмы, а затем сжимается, выпуская газ из мантийной полости через воронку, – пояснил головастый.

Я покивал с видом умника, обремененного несколькими учеными степенями. На Мире таким же способом передвигались каракатицы, спруты и кальмары.

– Избранник, а ты сможешь?.. – прошамкал старый асур. – Сможешь помочь нам построить виману на таких вот огненных сосудах?

Брахма! Здесь речь идет о научно‑ технической революции! Им нужен космонавт, чтобы послужил консультантом на окладе у асуров. Впрочем, какой тут оклад…

Затевается что‑ то серьезное. Неужели опять война? Например, с Изначальными. Или с какими‑ нибудь еретиками‑ ахавитами. Или… мало ли?

А может – экспансия за внешние пределы? Да, было бы любопытно. Из черепа Брахмы – к иным звездам. В скафандрах, похожих на допотопные водолазные костюмы. В космическом корабле, покрытом инкрустациями, с нарисованным Глазом на обтекателе.

Я посмотрел сверху вниз на «серых человечков». Сидящие на Диване ждали, что же я отвечу. Ждали рослые посвященные, подпирая спинами дальнюю стену зала совета. Ждали даже слуги – асуры с невыразительными лицами, обремененные кувшинами и подносами.

– Мне необходимы гарантии, – ответил я, выдержав паузу.

– Гарантии? – не понял старикашка.

– Да, гарантии, что мне сохранят свободу, не повесят на дыбе и не оттяпают яйца, как вашим несчастным раджам. Разработка новых огненных сосудов – дело хлопотное, дорогое и нервное. Не один оборот Колеса совершится, пока вы сможете достичь весомых результатов.

Асуры заулюлюкали, словно индюки.

– Что ты несешь, шаках?! – возмутился старикашка. – Ты должен возносить хвалу Глазу за каждый день своей жизни! Какие гарантии?!

– Посвященный Даорак поручился за тебя, да останется о нем светлая память! – высказался «серый человечек», нарисовавший щуполова.

А старикашка продолжил брызгать слюной из беззубого рта:

– Тебя доставили с почестями в святое каждому человеку место! Асуры, выше которых нет никого, принимают тебя как равного!

Нетерпеливым властным движением, которое наверняка было позаимствовано из арсенала жестов Сандро Урии, я заставил его умолкнуть.

– Я знаю, что Исчадие не просто так открывало путь перехожим. Цель моего визита внутрь черепушки Брахмы столь тщательно скрывается, что я даже остерегаюсь делать предположения. Я понял, что вы охотитесь на иномирянина, обладающего техническими знаниями, до которых ваша благословенная Глазом цивилизация не доросла и дорастет еще не скоро…

– Как ты смеешь!.. – попытались меня перебить.

– Смею! – я нацелил на перекошенного от гнева «серого человечка» волосатый палец Урии. – Это вам зачем‑ то понадобились перехожие! Это вы выдернули меня из моего мира! А погибал ли я там, или же, наоборот, жил бы и радовался, – не ваше собачье дело!

– Повесить на дыбе? – повторил, словно только что услышал, старикашка. – А что, это было бы любопытно. Но польза от дыбы не сравнится со словом посвященного, после которого ты сам расскажешь о своей жизни, начиная с момента, когда появился на свет. То, что ты стоишь перед нами и ведешь дерзкие речи, – и есть главная гарантия.

– Зачем вам мироход на новых огненных сосудах? – я решил сбавить тон. – Если выбора нет, то мне нужно четко представлять техническую задачу. Так что прекращайте восточный базар и объясните все толком.

– Всенепременно… – прошамкал старикашка, а потом поджал губы и дал отмашку посвященным.

– Смотри на меня! – прозвучало под сводами зала, точно раскат грома. Я невольно уставился на обладателя этого голоса. Один из посвященных покинул позицию под стеночкой и вышел вперед. Глаз на его челе был каким‑ то маленьким, злобным, похмельным.

– Да проглотишь свой язык, если обмолвишься о том, что услышишь сейчас, с кем‑ либо, кроме как с асурами, находящимися ныне в этих стенах.

Я сглотнул. Язык пока был на месте.

– Слушаюсь, – прохрипел, ненавидя себя за достойное скота послушание.

Тем не менее высшие асуры расслабились. Они привыкли к таким речам. Главный «серый человечек» поерзал на подушках, очевидно, пытаясь понежнее пристроить свой геморрой.

– Наш мир гибнет! – в глазах старикашки появилось столь искреннее выражение боли, что мой строптивый дух присмирел и мне стало стыдно за показной гонор. – Череп Брахмы сужается! Жизненного пространства становится меньше, и не обернуться Колесу трехсот раз, как Вишал и его спутницы окажутся выброшенными из дыхания Брахмы в ничто. А за ними отправятся в хаос Арракан и Карабелла.

– Нам нужны знания Избранников‑ перехожих, ибо мы ищем способ остановить конец времен! – добавил другой «серый человечек».

Теперь они говорили по очереди. Каждый Сидящий на Диване торопился высказать какую‑ то мысль, словно конец времен должен был грянуть с минуты на минуту.

– Прочие перехожие были пусты, как головы неприкасаемых!

– Исчадие погибло, перехожих больше не будет! Если ты не сможешь помочь, наша раса погибнет!

– Когда объем черепа достигнет критического значения, температура дыхания Брахмы сравняется с температурой Глаза!

– Для этого черепу не нужно сжиматься до размеров Глаза, достаточно, чтоб его граница передвинулась за кругоход Вишала, Карабеллы и Арракана.

К такому повороту событий я готов не был.

– Погодите! Зачем вам новая вимана? Вы, наверное, собираетесь покинуть череп Брахмы?

– Нет! Нет! – возразили мне в несколько голосов. – Уходить некуда! За пределами черепа – хаос и смерть!

Пока я хлопал глазами, асур, который рисовал щуполова, набросал на развернутом свитке схему Колеса. Ну, тут ничего нового для меня не было: Пиренна, ближайшая к Глазу планета – и единственная на орбите, потом Синфеон и Лифостратон в противоположных точках, как здесь говорят, «кругохода», а дальше – равносторонний треугольник Вишала, Карабеллы и Арракана.

– Пиренна! – «художник» указал на ближайшую к Глазу планету. – Недосягаемый мир!

– И именно оттуда на протяжении многих и многих оборотов Колеса к нам приходят незримые вестники! – подхватил старикашка. – Мы верим, что на Пиренне находится то, что поможет предотвратить конец времен, но не можем туда добраться!

– Поэтому нам нужны избранные Исчадием жители иного мира, – подхватили остальные асуры. – Мы надеемся, что среди них окажутся строители или водители виман. Виман более могучих и быстрых, чем наши мироходы, ибо только такие машины способны добраться до недосягаемого мира.

– Но Брахма почему‑ то не благоволит нам! – сокрушенно добавили другие. – Мы еще не видели пришедшего из другого мира настоящего знатока виман или машин вообще.

А один из «серых человечков» размотал похожий на рулон обоев свиток и принялся читать:

– Алекс, менеджер. Юрасий, сиштемный админиштратор. Эндрю Лис, курьер…

Я кивнул. Да уж… Неудивительно, что эти люди ничем не могли помочь асурам. Бедные парни. Выжить под Взором – не операционную систему переустановить на компьютере.

– Брахма отвернулся от этих перехожих! – сообщили мне. – Все они ослабели умом и были отправлены в Дом Грез.

– Они живы?

– Ну конечно! – заверили асуры.

Я вспомнил видение, посетившее меня в час контакта с Исчадием. Человек в залатанном балахоне; у него длинные нечесаные борода и волосы, а на лбу алеет хирургический шрам.

Едва сдерживаясь, чтобы не заскрипеть зубами, я поднял взгляд на асуров.

– Что вы рассчитываете отыскать на Пиренне? Кусочек мозга Брахмы?

Мир Глаза – мыльный пузырь, висящий в космосе. Возник и существует благодаря какой‑ то прихоти природы. Однако мироздание не может позволить ему существовать вечно. Космос поглощает наполненный воздухом пузырек, возвращая все на круги своя, и теперь процесс очевиден даже для живущих под Взором. Только попробуй объяснить его истинную суть асурам, «выше которых нет никого». Убежденным, самоуверенным божкам мыльного пузыря…

– Мы не можем расшифровать послания незримого вестника, – нехотя прошамкал старикашка. – Мы принимаем сообщения с тех самых пор, как у нас появилась необходимая техника. Сложность незримого вестника, его мощность и постоянство говорят, что на Пиренне существуют некие неизвестные нам до сих пор технологические сооружения.

Когда они завели речь о сигнале из центра системы, я сразу подумал, что асуры могут принимать радиошумы, излучаемые Глазом, за неведомое сообщение.

– Это может быть… – я подыскал нужное слово. – …голос Глаза.

– Мы знаем о таких голосах, – возразили «серые человечки». – Они исходят из Зрака и из Вишала. Но незримый вестник с Пиренны – совершенно иное дело. Он больше похож на незримых вестников, которыми обмениваются мироходы.

Тьфу, шакахи! Все они знают, большеголовые.

Тем не менее я почувствовал, что снова завоевал очко в свою пользу. Какому‑ то там перехожему известно о голосах из центра мира!

– Значит, вы планируете добраться до Пиренны… хотя не знаете, что там обнаружите и поможет ли обнаруженное предотвратить катастрофу?

– Брахмомерзкий характер Сандро Урии, похоже, продолжает жить в тебе, перехожий, – глубокомысленно заметил старикашка.

Я же в тот момент вспомнил облепленные грязью и испражнениями хришей сооружения на астероиде в Бродячем Хребте. Даорак и Рахул понятия не имели, кому они могут принадлежать. Скорее всего, нечто похожее отыщется и на недосягаемой планете. Древняя база, которая продолжает снабжаться энергией…

– Достопочтенные! – я прижал руки к груди. – Послушайте меня, Избранника и пришельца из иного мира. Может, Пиренна и стоит изучения. Но на вашем месте я бы предпринял попытку выйти за пределы сферы, ограждающей дыхание Брахмы от хаоса. Не стоит зарываться вглубь, подобно червям. Взлетите, как водители низких летунов, и сверху осмотрите место предстоящего сражения за существование вашего вида! Пока еще есть время!

Асуры немного пошумели, пожурили меня за неспособность видеть мир таким, какой он есть.

– Собратья! – старикашка поднял морщинистые руки. – Пора принимать решение! Перед нами стоит Избранник, мертвый в своем мире, воскрешенный Исчадием под светом Зрака. Похоже, он не слаб умом и отдает себе отчет, о чем идет разговор. Его опыт и знания могут пригодиться асурам и всем, кто живет под Зраком? Что думаете, собратья?

– Могут, Иша! Давай попробуем, Иша! – загомонили «серые человечки». – Возведем его в ранг!

Я на миг напрягся. Какой ранг?.. Этим головастикам я нужен живым и невредимым, но ведь и раджи у них – живые и почти невредимые. Но потом махнул рукой: придется в очередной раз принимать правила чужой игры.

– Погодите, достопочтенные! – я тоже поднял руки, невольно повторив жест старикашки, которого, как выяснилось, звали Иша. Не посчитали нужным представляться перед началом совета, невежды! – Почему Пиренна считается недосягаемым миром? Ведь, насколько я понимаю, расстояние между кругоходами Пиренны и Синфеона‑ Лифостратона раза в полтора меньше, чем между кругоходами центральных миров и внешних?

«Серый человечек», который сопровождал пояснения рисунками, снова зашуршал углем по бумаге. На этот раз он нарисовал с десяток дуг, окружив ими Глаз.

– Возле Зрака почти не бывает облачности, – пояснил он, вытирая пальцы о предложенную слугой тряпицу. – Дыхание Брахмы там горячее и менее плотное. Из Зрака во все направления дуют штормовые ветры. Наши лучшие мироходы не доходят до Пиренны приблизительно треть пути. Там очень сильная встречка; кроме того, в разреженном дыхании Брахмы вимане не на что опираться, поэтому наши машины всегда относит обратно – к кругоходу Синфеона‑ Лифостратона.

Асур твердой рукой провел новую дугу, поставив на одном ее конце стрелочку.

– Как будто сам Зрак против того, чтобы мы приближались к его чертогам! – с пафосом подытожил он.

Я похмыкал, прикидывая условия, для которых придется создавать мироход. И в ушах сейчас же завизжал ветер, а в глаза плеснуло расплавленное золото близкого Глаза…

Честно говоря, задачка была еще той. Волей или неволей начнешь завидовать тем, кто пускает слюни в Доме Грез в компании гарантированной миски карри. Но, назвавшись астролетчиком, изволь соответствовать званию «асур Мира».

– Мне все понятно, достопочтенные, – я поклонился. – Давайте думать вместе. Задачу вы ставите сложную, но я верю, что она выполнима.

– Быть посему! – возвестил Иша. – Закончим пока, братья. Пусть же младшие из вас возведут в ранг асура нашего нового брата Лазара. Мы же предадимся отдохновению и размышлению над дальнейшим.

На том совет закончился. Слуги проводили высших асуров и допущенных к секретам посвященных в зал, где их ждали ломящиеся от яств столы. Меня же на скорую руку «возвели в ранг»: заставили выпить стакан слабой водки, настоянной на лимонной кожуре, и сделали татуировку на всю левую руку – от запястья до ключицы. Теперь на ней поселились языки горячего оранжево‑ красного пламени. Впрочем, после этого за стол с «высшими» меня не посадили. В сопровождении охраны отправили спать в тот домик, куда теперь нескоро вернется Нила, а Даорак – уже никогда.

Но дню этому, и без того насыщенному до предела, не суждено было окончиться добром. В комнате меня поджидал Бакхи в компании незнакомого босяка. Незнакомец при виде меня вскочил, а потом пал ниц.

– Кто это? – вяло поинтересовался я.

– Это Хаш, повелитель, – ответил Бакхи с полупоклоном. Хитрые глазки мертвеца замигали попеременно: дескать, притворись Сандро Урией, перехожий. – Ничтожнейший из твоих слуг, – продолжал он. – Вряд ли ты когда‑ нибудь его видел… Хаш занят в твоем доме очисткой отхожих мест, но он тебе предан и принес известия.

– Говори! – рявкнул я громовым голосом, как и подобает неистовому Шакаджи.

– О, повелитель, твоя рабыня Сита и ее сын, – заговорил золотарь, – схвачены слугами госпожи и заточены в яму. Рабыню пытали, и она открыла все, что знает о тебе, повелитель.

– Так… что тебе известно еще?

– Кухарки болтают, что со дня на день ты опять будешь объявлен мертвым… И госпожа вновь будет назначена попечительницей твоего сына и наследника, повелитель. Я своими недостойными глазами видел, как к госпоже приезжал арахбарасский казий и уехал с богатыми подарками.

– Все ясно, – заявил я. – Ты будешь награжден за свою преданность! Ступай!

– Позволь мне остаться при твоей особе, повелитель! – попросил золотарь. – Если надо, я умру за тебя!

Я покосился на Бакхи. Тот кивнул.

– Что ты умеешь, кроме как выносить ночные горшки? – с презрением, с коим позволительно относиться к неприкасаемым, спросил я.

– Я умею убивать, повелитель.

Однако!

– Хаш – не просто неприкасаемый, повелитель, – встрял старый слуга. – Он неприкасаемый‑ хашашин. И он не просто прибыл к тебе с известиями. Он был послан, чтобы тебя убить, когда наступит срок.

– Не понял! – откликнулся я. – Какой еще срок?!

– Срок, когда арахбарасский казий объявит тебя незаконно воскресшим, следовательно – мертвым, повелитель, – отозвался Бакхи. – Ведь, как известно, только неприкасаемые‑ хашашины убивают мертвецов.

Глава 19

Деревянный вагон качало из стороны в сторону и подбрасывало на ухабах. Было душно, и окна пришлось открыть. Из‑ под колес поднималась пыль. Порой встречный ветер заносил в вагон плюмаж черного дыма из трубы паровика, отчего уже на третьем часу пути лица пассажиров стали одинаково черными, как у целлионских пигмеев. По обеим сторонам неширокой, всей в трещинах бетонки, где едва могли разъехаться два состава, тянулись унылые заросли низкорослых, кривоватых деревьев. Иногда навстречу попадались верховые на бактрах и повозки, запряженные медлительными быкоящерами, которые уныло косились в сторону грохочущего паровика, провожая его сиплым ревом.

Путь был столь долгим и утомительным, что я уже начал жалеть, что затеял эту поездку. Да и на что я рассчитывал? При помощи старого слуги и золотаря‑ душегуба вызволить Ситу из ямы, куда ее засунули по приказу супруги Сандро Урии? Это ли не безумие и скверный способ самоубийства? Я помнил, что дворец владельца четверти Синфеона охраняется личной гвардией под командованием старого кшатра Абхая по прозвищу Скорпион. Оставался невыясненным лишь вопрос: кому гвардия предана больше – хозяину или хозяйке? Хаш ничего об этом не знал. Он вообще мало что знал. Только трындел: «повелитель, повелитель», да в ножки кланялся. Доверять ему было нельзя.

Впрочем, я и Бакхи не особенно доверял. После того, как хашашин был отослан на задний двор отсыпаться на мусорной куче, я спросил слугу:

– Если я умру, – неважно как, на бумаге или на деле, – что станет с Ситой?

– Ее убьют, – равнодушно ответил он. – И Лочана, твоего… вернее, Урии малолетнего сына – тоже.

– Как тогда быть, Бакхи?

– Шакаджи нанял бы шакахов и вытащил свою любимую рабыню, а тем более – сына.

– Ты противоречишь сам себе, Бакхи, – отозвался я. – То вопишь, что мне грозит немедленная смерть и что я должен забиться в темный угол, как крыса. То рассказываешь, как поступил бы на моем месте Шакаджи. Чего ты от меня хочешь, слуга?

– Я не смею что‑ либо хотеть, – сказал тот, потупив блудливые глаза. – Ситу ты не любишь, хоть и не отказываешься от ее ласк. Сына Урии тоже любить не можешь. Поступай как знаешь.

Сказано это было так, словно он беспокоился, но я уже не раз убеждался, что этому ходячему трупу плевать на дочь, а на внука – тем более. И еще я хорошо помнил, что Бакхи призывал меня расправиться с семьей Урии. Возможно, у него была такая идея фикс. Поэтому план освобождения Ситы и ее сына, который я изложил слуге, несколько отличался от того, который я наметил себе. И мой внутренний план состоял в том, чтобы проверить надежность «живого трупа» Бакхи. Если не предаст – останется со мною до конца. А если предаст… Что ж, никогда не поздно превратить юридическую смерть в физическую.

Жесткая скамья терзала мой зад. Со скукой на закопченном лице я разглядывал заоконный пейзаж, но внутри меня все звенело от напряжения. Предстоящая встреча с «родичами» не пугала. Перед выездом в Арахбарас я тайком от проныры Бакхи посетил раненого Васанта. Пожилого асура лечили на дому. Выглядел он неплохо. Дежуривший при нем оджха сказал, что ни один жизненно важный орган не задет, пули прошли навылет. Я поинтересовался у целителя также здоровьем Нилы, но он ничего не знал о ней. Как гостью, ее отвезли в Центральный храм исцеления. Я поблагодарил оджха, сунув ему в чистую, с аккуратно постриженными ногтями – большая редкость под Взором! – руку золотую монету: пришлось раскручивать Бакхи, ибо операция по спасению его дочери и внука стоила денег, и заветный сундучок отверз свои закрома.

Целитель поклонился и оставил меня наедине с достопочтенным асуром.

– Приветствую тебя, брат! – слабым голосом проговорил Васант. – Мне известно, что тебя приняли в нашу касту. Это большая радость. Чем могу служить? – Он усмехнулся невесело. – Заранее извини, что не могу служить мечом.

– Благодарю тебя, достопочтенный Васант, – отозвался я. – Мне нужен только добрый совет.

И я рассказал асуру о похищении Ситы. Он посмотрел на меня страдальческим взглядом, пожевал синеватыми губами. Проговорил:

– Асуров не интересуют семейные дела Сандро Урии, который хоть и был Сидящим на Диване Синфеона, но – не одним из нас. Поэтому мы не можем послать с тобой гвардию, тем более – не можем разбомбить с низких летунов дворец Урии, хотя с некоторых пор он стал гнездом брахмомерзкого учения…

– Какого еще учения? – невольно перебил я Васанта.

– Ты перехожий, тебе простительно не знать, – откликнулся раненый. – Наш мир разъедает духовная зараза, именуемая ахавизмом, или «учением о конце времен». Пророка этой мерзости, Ахава, сына шакаха и змеи, живьем сварили в кипящем масле, но ложная его мудрость жива. Главная суть ахавизма в том, что его последователи не верят в спасительную силу знания, утверждая, что гибель мира неизбежна… Говоря коротко, Малати, жена Урии, ярая последовательница этого лжеучения, после первой смерти мужа превратила его дом в гнездилище духовного разврата и плотских пороков. Не исключено, что и Урию она отравила, чтобы тот не мешал ей предаваться брахмомерзким оргиям. Так что возвращения своего супруга и повелителя Псица уж точно не желает.

– Это я уже понял, достопочтенный, – сказал я. – Мне даже известно, что арахбарасский казий вот‑ вот объявит меня незаконно воскрешенным. Собственно, теперь, когда я стал асуром, меня не слишком волнует вся эта история, я только хочу вызволить рабыню Урии и ее малолетнего сына Лочана.

– Лочан – хорошее имя, – проговорил Васант с улыбкой. – В переводе с языка пралюдей оно означает Глаз. Это добрый знак, брат.

– Добрый‑ то добрый, – пробурчал я, – но вот что ты можешь мне посоветовать?

– Как я уже сказал, – продолжил асур, – гвардейцев мы тебе дать не можем, но в наших силах послать незримого вестника в порт Арахбараса, чтобы там приготовили для тебя и твоих людей низкого летуна на случай поспешного бегства. Затем обратись к здешним шакахам. Они промышляют охотой на ахавитов. Берут золотом и честно возвращают кровью. И еще мой совет тебе. Не всегда рассчитывай на силу, чаще рассчитывай на хитрость. Не пытайся выдавать себя за Сандро Урию. Оставайся самим собой – асуром Лазаром, водителем и создателем виман.

Хороший совет, но бьют, как известно, не по паспорту, а по морде. Уже на вокзале, если таковым можно назвать крытый тростником навес, где прятались от знойного Взора несколько десятков пассажиров, на меня стали обращать внимание. Мелкие торговцы, цепляющиеся к прохожим, от меня шарахались. Даже уличные девки не рисковали предлагать свои услуги. Соседи по вагону поглядывали искоса и шептались. Грозное имя Урии вытягивало лица и делало подобострастными взгляды. Мне было наплевать на мнение черни о человеке, личину которого я невольно нацепил, но я понимал, что молва о возвращении Шакаджи в родные пенаты опередит медлительный паровик и будет в Арахбарасе еще до заката. Понимал, но не мог для себя решить: на руку мне это или нет?

Глаз начал наливаться нездоровой краснотой, когда вдали показались башни Арахбараса. Вечерняя заря превратила их в неподвижные языки пламени, как будто город охватил пожар. Это было очень красиво. Я даже подумал, что, может, и неплохо бы поселиться здесь насовсем. Выкурить Псицу и Паршивого Сорванца из дома Урии, а казию, чтобы не возникал, кинуть жирный бакшиш. Насколько я понимаю, под Взором так обычно и делается. Нужен же мне дом, шаках задери, или я так и буду скитаться между мирами Колеса до своей третьей и наверняка окончательной смерти?

Вблизи города край заметно повеселел. Дикие заросли уступили место садам и виноградникам. Вода в арыках ловила последние отблески заката. На дороге все чаще стали попадаться встречные и поперечные. Паровик миновал обширное кладбище, точнее – некрополь с богатыми и бедными мавзолеями. Видимо, далеко не всех покойников сжигали на берегу Мамы.

Почти сразу за некрополем потянулись городские окраины. Дорога вела через сооружение, напоминающее триумфальную арку. Машинист дал несколько длинных гудков, отворились ворота, и паровик загромыхал по булыжной мостовой городских улиц. В отличие от улочек Первого, это были широкие магистрали, изрядно забитые транспортом. Тарахтели шайтан‑ арбы, взревывали дизельные автокары, запряженные пассажирскими вагончиками. Наш паровик пер сквозь это скопище, словно кит через стаю рыбьей мелочи. Светофоров не было в помине. На перекрестках торчали маджаи‑ регулировщики, они вертелись и размахивали руками, будто ветряные мельницы.

Отличия Арахбараса от Первого бросались в глаза. Чем ближе к центру, тем выше становились дома. Ровным электрическим светом горели окна. Витрины лавок в нижних этажах казались подводными гротами, набитыми затонувшими сокровищами. На узких тротуарах толпились горожане. Сверкали в сиянии городских огней драгоценности и улыбки довольных собою и жизнью людей. Между ними шмыгали подозрительного вида личности, вероятно, карманники. Женщины поблескивали глазками из‑ под разноцветных платков и шалей. Глаз зрит, Арахбарас нравился мне все больше.

Распугивая гудками пешеходов, паровик выкатился на широкую площадь перед вокзалом. Это был не навес, как в Первом, а солидное сооружение с несколькими перронами, башней и арками, пройдя под которыми можно было выйти в город. Вдоль перронов пыхтели под парами готовые к отправке составы. Наш паровик занял свободный путь. Бакхи потянул меня за рукав.

Мы вышли на заплеванный перрон. К нам тотчас же кинулись носильщики и водители шайтан‑ такси. Багажа у нас не было, если не считать оружия, спрятанного в складках дорожных накидок. Предложения такси слуга‑ мертвец решительно отвергал. Я не вмешивался. В конце концов, ему виднее.

Золотарь Хаш, который ехал на открытой платформе, предназначенной для пассажиров из низших каст, посматривал на нас издали. Бакхи жестом подозвал его и отдал какое‑ то распоряжение – из‑ за городского шума я не расслышал, какое именно. Мы пересекли площадь и вошли под своды небольшой гостиницы. Хозяин выбежал нам навстречу, мелко кланяясь.

– Комнату, баню, ужин, – кратко распорядился старик‑ слуга, швырнув золотую монету.

– Куда ты услал Хаша? – спросил я у Бакхи, когда мы остались одни.

– На место службы, – ответил тот, прижимая грязный палец к губам. – В нужный момент он нам понадобится.

– Не сомневаюсь, – буркнул я и добавил шепотом: – Если будет еще жив… Наверняка слухи о моем возвращении уже достигли ушей Псицы. Разве хашашина, не исполнившего повеление заказчика, не убивают?

– Убивают, – тихо согласился Бакхи. – Но Хаш – золотарь. Ему есть где спрятаться до поры.

Я представил себе, где может спрятаться неприкасаемый блюститель ночных горшков, и мне почему‑ то стало смешно. В этот момент в комнату вошли полуголые рабыни‑ банщицы с полотенцами и чистым бельем в полных руках. Бакхи вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно мотнул головой: не до баб сейчас. Бакхи выставил рабынь вон, не забыв, правда, вознаградить за неоказанные услуги.

После бани и ужина он сам постелил мне шелковые простыни и погасил лишний свет. Ни дать ни взять – преданный старый дворецкий.

– Я буду спать у порога. Стеречь твой сон, повелитель! – громко объявил он для посторонних, а затем, подкравшись на цыпочках, прошипел прямо в ухо: – На рассвете найму шакахов. Дам тебе знать, когда все будет готово.

Я кивнул и повалился на постель. Голова не успела коснуться подушки, как я уже спал…

Когда наутро мы с Бакхи подъехали к дворцу Урии, шакахи были уже там. Они заблокировали все подъездные пути, и нас пропустили лишь потому, что узнали моего слугу. Перед дворцом был разбит сквер, но песьеголовые охотники на людей на это начхали. Бактры под их седлами топтали клумбы, гадили на газоны. Слуга‑ садовник сунулся было к шакахам с увещеваниями – не иначе как сбрендил с перепугу. На него без лишних слов набросили аркан и уволокли. Предвкушая изрядную добычу, шакахи подогнали целый обоз с клетками.

Бакхи, который сам же и нанял псоглавцев, поглядывал на них со смесью отвращения и ужаса. Меня тоже не сильно радовало участие в нашем деле работорговцев, но отчасти мой план и строился на страхе обывателей перед ними.

Я велел водителю шайтан‑ такси ждать нас. Бедный парень кивнул так, что зубы у него клацнули. По всему видно – жалел, что купился на солидный куш. Неровен час, шакахи и его заарканят. Для круглого счету.

Мы с Бакхи подошли к воротам. Старик привычным движением засунул клешню в округлую нишу, подергал за что‑ то. По ту сторону гулко загудел гонг.

– Как только выйдет кшатр, потребуй открыть ворота, Лазар! – напомнил слуга.

В ответ я только кивнул. Да‑ да, таков был наш первоначальный план. Завидев хозяина – живого, здорового и не объявленного еще незаконно воскресшим, – гвардеец не посмеет ослушаться. И тогда во двор ворвутся всадники в шлемах в виде собачьих голов, сметая все на своем пути и арканя любого, кто подвернется. Но план внутри плана предусматривал несколько иное развитие событий.

Я распахнул на груди халат, повернулся к Бакхи и спросил:

– Что ты видишь, старик?

Я очень боялся, что он ответит: «волосню», но слуга оторопело проговорил:

– Знак твоей избранности, Лазар!

– Отлично! – откликнулся я и вновь запахнул халат до поры до времени.

В этот момент открылась «кормушка».

– Какого шай… – начал было часовой, но осекся.

Послышался лязг отодвигаемых засовов. Распахнулась калитка. Здоровенный кшатр склонился в полупоклоне.

– Добро пожаловать, хозяин!

Я втолкнул в проем ничего не понимающего Бакхи, вошел следом и притворил калитку за собой.

– Вызови Скорпиона, – велел я солдату.

Парень аккуратно вернул засовы на место и кинулся в караулку.

– Что ты делаешь, перехожий! – немедля зашипел слуга. – Открывай ворота, пока Псица не спустила на нас своих собак!

– Заткнись, – велел я. – Не мое дело – вырезать семью Урии. Я хочу только забрать Ситу и ее сына.

– Ты не понимаешь! – забрызгал слюной старик. – Тебя бросят в яму до официального объявления незаконно воскресшим, а потом просто утопят в нужнике. А шакахи не станут штурмовать запертые ворота. Они найдут добычу и посговорчивее…

Я предостерегающе поднял руку. К нам широким шагом приближался невысокий темнолицый воин в сопровождении четырех кшатров. Надо полагать, это и был Абхай‑ Скорпион.

Начальник личной гвардии Сандро Урии остановился в пяти шагах от нас, сдержанно поклонился.

– Приветствую тебя, повелитель! – хрипло проговорил он. – К моему глубокому сожалению, я не могу впустить тебя в покои. Приказ госпожи. Прискорбно будет, если придется применить силу. Нижайше прошу покинуть двор.

Я шагнул вперед, распахнул на груди халат. Громко и отчетливо, чтобы слышали те, кто исподтишка подглядывал сквозь занавески широких окон дворца, произнес:

– Сандро Урия давно мертв. Я – асур Лазар, перехожий и Избранник – требую освободить бывшую рабыню Ситу, которой Урия перед смертью даровал свободу, и сына ее Лочана. Все прочее имущество Урия завещал своему старшему сыну и супруге Малати!

На гвардейцев моя краткая речь произвела впечатление. На Бакхи – тоже. По‑ моему, он был близок к обмороку. Скорпион же лишь жестко усмехнулся.

– Ну что ж, – проговорил он. – Тем хуже для тебя… Взя‑ а‑ ать! – взревел он.

Выхватив акинаки, гвардейцы кинулись на нас с четырех сторон. Я, в общем‑ то, готов был к такому развитию событий, хотя до последнего мгновения надеялся, что духовная зараза ахавизма не совсем разъела мозги обитателей дворца. Но я просчитался.

Первого кшатра я свалил ударом ноги. Пригнулся под занесенным мечом второго и кинул солдата через себя борцовским приемом. Распрямившись, выхватил магазинник. Краем глаза успел заметить, как крутится Бакхи, размахивая кривым ножом, лезвие которого уже обагрилось чьей‑ то кровью.

– Живье‑ о‑ ом! – ревел Скорпион, короткими прыжками приближаясь ко мне.

Я выстрелил. Ближайший гвардеец выронил клинок и схватился за простреленное плечо. Выстрелить во второй раз не удалось – Абхай выбил пистолет. Я рванул из‑ за пояса акинак, но меня схватили за плечи и повалили в пыль. Пришлось поработать кулаками и головой. Разбитые губы и переломанные носы не остановили гвардейцев, тем более что к ним подоспела подмога. Меня стали бить ногами, но Скорпион остановил своих людей, пылающих праведным гневом. Мне даже рожу не сумели толком начистить.

Нас с Бакхи обмотали толстыми веревками, из‑ за чего мы стали похожи на коконы шелкопряда, и поволокли во дворец. Невзирая на бедственное положение, я испытывал жгучее любопытство. Ведь дворец Сандро Урии в некотором смысле был моим домом. Но меня ждало разочарование. Кшатры не собирались тащить пленников во внутренние покои. Они втолкнули нас в просторный холл с пузатыми, словно мироходы, колоннами и мраморной лестницей, устланной ковровой дорожкой. Колонны были покрыты затейливой резьбой с преобладанием растительного орнамента. А дорожку прижимали к ступеням медные витые прутья.

Единственной достопримечательностью оказалась поясная статуя какого‑ то мужика с вдохновенным лицом мученика, стоящая в неглубокой нише. Постаментом для нее служило похожее на котел возвышение, а у подножия горели масляные светильники и курились ароматные палочки. Пахло, как в кумирне. Сама ниша была увешана золотыми свитками, которые слегка раскачивались от сквозняка. Я был бы непрочь взглянуть на эти свитки поближе, но кто бы мне позволил…

В общем, все выглядело чинно, благородно, как в госучреждении. Я ожидал от гнездилища духовного и телесного порока чего‑ то более впечатляющего. Впрочем, может быть, внутренние покои сейчас набиты юными развратницами и развратниками; там рекою льются драгоценные вина, рабы не успевают подбирать обглоданные кости и осколки битой посуды, звенят арфы, обнаженные танцовщицы пляшут среди кубков и блюд с изысканными яствами.

Лязгнуло оружие, взятое на караул. Два быкоподобных гвардейца рывком поставили меня на колени. На лестнице послышались легкие шаги.

Я поднял голову.

Да, Урию можно понять. И Паршивого Сорванца – тоже.

Перехваченные позолоченными ремешками сандалий гладкие икры. То взлетающий, то обтягивающий округлые колени шелковый подол расшитого цветами сари. Полные бедра, плоский живот и мягко подпрыгивающая в такт шагам высокая грудь.

Стоящий за моей спиной гвардеец гулко сглотнул.

Я посмотрел в лицо Малати. Увы, лицо подкачало. Когда‑ то оно, без всякого сомнения, было прекрасным, но пудра и румяна состарили его, густой слой сурьмы отяжелил ресницы, а жирная помада сделала рот бесформенным. А может, косметика здесь ни при чем и лицо прекрасной Малати превратили в личину Псицы жадность и сластолюбие?

Впрочем, мне не было дела до прелестей и пороков жены Урии, меня интересовала только Сита и ее сын.

– Это что за псы, Абхай? – спросила Малати неприятным скрежещущим голосом. – Зачем ты приволок в мой дом этих шелудивых?

– Госпожа, я думал…

– Думать – не твоя забота! – отрезала Псица. – В яму! Пока не сдохнут…

Так, понятно. Взывать к голосу разума здесь бесполезно.

Кшатры подняли меня на ноги, пихнули к выходу.

– Госпожа, умоляю! – вдруг заорал Бакхи. – Возьми мою никчемную жизнь! И отпусти моего господина!

С неожиданной силой слуга‑ мертвец вырвался из держащих его рук, упал и пополз, извиваясь ужом, к лестнице. Это было так внезапно, что гвардейцы опешили, а Малати не на шутку струхнула. Она отпрыгнула на ступеньку выше и завизжала:

– Абха‑ а‑ ай! Убей эту пада‑ а‑ аль!

Бакхи продолжал ползти с невероятной для связанного по рукам и ногам скоростью.

– Отпусти‑ и‑ и! – выл он, пятная черной пеной, хлещущей изо рта, драгоценный мрамор пола. – Прокляну‑ у‑ у! Сме‑ е‑ еррррть!

Скорпион, как положено вожаку, очнулся первым. Выхватил акинак, метнулся к слуге, который демонстрировал чудеса изворотливости. Выглядел Бакхи при этом страшновато, словно и впрямь превратился в чудовищную змею. И еще эта черная пена, откуда она только взялась…

Скорпион сжал рукоять обеими руками, занес клинок над Бакхи, собираясь пригвоздить его к полу. Еще мгновение, и мертвец в самом деле станет мертвым. Медлить было нельзя. Я отпихнул стоящего справа конвоира, прыгнул к Абхаю. Со стороны это, наверное, выглядело комично, словно бег в мешках. Но присутствующим было не до смеха. Псица визжала, точно ее уже резали. Она попыталась убежать, но запуталась в подоле и рухнула на задницу. Сверху, испуганно тараторя, посыпались служанки. Бакхи увернулся от смертоносного укуса Скорпиона и вполз на нижние ступени. Я настиг Абхая и повалился вместе с ним.

Гвардейцы, наконец, очнулись от суеверного оцепенения, в которое вверг их Бакхи, бросились ко мне и к своему командиру. В это мгновение с грохотом распахнулись огромные, как портал храма, входные двери, кто‑ то заорал: «Шакахи! » и захлебнулся собственным криком. По мрамору холла зацокали копыта ездовых бактров. В воздухе засвистели арканы. Абхай пытался выбраться из‑ под моей туши, но веревочная петля захлестнула ему ноги, и прославленного Скорпиона поволокли прочь.

Чьи‑ то руки зашарили у меня за спиной. Пахнуло нечистотами.

– Это я – Хаш, повелитель, – забормотал над моим ухом неприкасаемый. – Это я открыл ворота!

Путы на руках ослабли, я перевернулся на спину, оперся ладонями о пол, сел. Золотарь, ловко орудуя ножом, разрезал веревки на моих ногах. Воняло от него нестерпимо, но сейчас было не до брезгливости. В господском холле царил бедлам. Шакахи, зловеще поблескивая металлическими собачьими головами, отлавливали гвардейцев. Кшатры отбивались. Самым упрямым псоглавцы стреляли по ногам. Товар нужно беречь, за мертвого солдата не дадут и гроша, а за живого, пусть и раненого, заплатят щедро. Кшатры – добыча редкая.

Лампады и благовония были затоптаны. Золотые свитки с неведомыми мне изречениями – сорваны, мраморное лицо статуи – забрызгано кровью. На постаменте прикорнул один из гвардейцев. Похоже, кто‑ то из шакахов выстрелил неудачно. Я поднялся, повернулся к лестнице. Малати не было, служанки уволокли ее от греха подальше. Хаш разрезал веревки на Бакхи, но тот лежал ничком, не шевелясь.

– Что это с ним? – спросил я.

– Берсерхия, повелитель, – отозвался неприкасаемый. – Боевое безумие. Бакхи – бывший брамин, чему их только не учат…

– Ладно, – отмахнулся я. – Потом расскажешь… Где Сита?

– Они подняли ее из ямы и вместе с твоим сыном, повелитель, держат в комнатах для прислуги.

– Показывай!

Я подхватил оброненный Абхаем меч и поспешил вслед за золотарем, который на четвереньках, словно обезьяна, запрыгал вверх по лестнице. Мы ворвались во внутренние покои – оба грязные и вонючие, словно демоны, вырвашиеся из Обители мертвых. Хотя я не отсиживался в выгребной яме, как Хаш, но извозился в пыли и крови и поэтому был страшен. Оказалось, что в доме Урии полным‑ полно маленьких, набитых коврами, мебелью и разной рухлядью комнат. Мы мчались через их бесконечную анфиладу, снося двери, если они оказывались запертыми, сбивая с ног всех, кто не успевал убраться с дороги. А народу в этих комнатушках оказалось предостаточно. Полуодетые и совсем голые женщины, разнежившиеся на подушках, толстобрюхие мужики, возлежащие у кальянов и ссутулившиеся за игровыми столиками. Сладковатый запах гашиша, потных тел и вина. Тусклые взгляды, распяленные рты, хохот и визг.

За фешенебельным фасадом и впрямь скрывалось гнездилище, но мне было на это наплевать. Я перестал быть асуром Лазаром Избранником, я даже перестал быть промышленником Сандро Урией, я стал Шакаджи Неукротимым. Ревущим огнем. И всякого, кто пытался преградить мне путь, я сметал ударом меча…

Вдруг Хаш остановился и знаками попросил меня замереть и прислушаться. Мы застыли посреди длинного коридора с рядом обшарпанных дверей, стараясь унять шумное дыхание. Наконец стали различимы голоса. Мужской, женский и детский. До сих пор дети в доме Урии нам не встречались. Мужчина говорил громко и властно, но слов его было не разобрать из‑ за детского злого плача и женского крика. Золотарь указал на самую дальнюю дверь: там! Я перехватил рукоять акинака поудобнее и рванулся вперед. Я не сомневался, что это кричат от боли и ужаса Сита и ее сын.

Филенка хрустнула под моим плечом, дверь сорвалась с петель. Я влетел внутрь.

В комнате было темно и душно. Огонек одинокой светильни бился, задыхаясь, где‑ то под потолком. Мое появление заставило умолкнуть всех троих. Три пары блестящих глаз уставились на меня из полумрака.

– Сита! – сказал я.

– Господин мой, – отозвалась она слабым голосом. – Ты пришел… Они сказали, что ты мертв, но я знала…

Я рванулся к рабыне, но мужчина преградил мне путь. Он был почти одного со мной роста, но уже в плечах. И он не был вооружен. Поэтому я просто отшвырнул его в сторону. Послышался слабый всхлип, и человек пропал в углу, задрапированном занавесками. Я шагнул к Сите, силясь разглядеть, что с ней. Она лежала, откинувшись на подушки, уставясь на меня большими темными глазами, выделяющимися на бледном лице. Я наклонился.

– Сита, – сказал я. – Что с тобой?

– Они били меня, любимый, – проговорила она срывающимся шепотом. – Они хотели узнать о тебе… Я им все рассказала… Они грозились убить Лочана… Нашего первенца…

Я зарычал, кинулся в угол, где скрылся неизвестный. Рванул тяжелую занавеску. В комнату ворвался ослепительный свет Глаза. Мне пришлось зажмуриться. Я отвернулся от окна и услышал предостерегающий детский крик. Наудачу полоснул акинаком на уровне плеча, но никого не задел. Послышалась какая‑ то возня, что‑ то обрушилось. Кто‑ то коротко хакнул. Я открыл глаза, всмотрелся сквозь пляшущие огненные пятна. Прямо у двери с пола поднимался молодой мужчина, в руке его был нож, с острия которого капала кровь. Мужчина дико уставился на меня, отшвырнул клинок и бросился бежать. В мгновение, когда взгляды наши встретились, я узнал его. Это была не слишком удачная копия меня самого. Вернее – Сандро Урии. Его сын. Паршивый Сорванец, имени которого я до сих пор не знал.

У порога лежал мертвый золотарь Хаш, которого Сорванец убил собственным ножом хашашина. Неужели мальчишка унаследовал неукротимую натуру своего отца? Или неприкасаемый выноситель ночных горшков попросту соврал, выдав себя за убийцу мертвецов? Разбираться в этом нужды не было. Раб Урии выполнил свой долг.

Я вернулся к ложу, где лежала Сита. Выглядела она очень плохо. Рядом сидел мальчишка лет шести, держал ее за руку, диким зверьком поглядывая на меня.

– Это твой отец, Лочан, – проговорила Сита. – Люби его и повинуйся ему…

Голос ее угас, глаза закрылись. Я наклонился, ловя настороженным ухом отголоски дыхания. Похоже, она просто потеряла сознание.

– А ну‑ ка, сынок, – пробормотал я, поднимая почти невесомое тело Ситы.

Переступив через труп золотаря, я покинул покои смерти с бесчувственной женщиной на руках, а ее сын шел рядом, держась цепкой ручонкой за полу моего халата.

Глава 20

Нас привезли к Лестницам Очищения на шайтан‑ арбе.

На обычно запруженной людьми набережной Мамы тотчас поредело, едва черное авто асуров выкатило из‑ за поворота. Рабочие мигом освободили проходы к ступеням и к площадке с кострами от нищих, поленниц дров и ждущих очереди на сожжение покойников. Неприкасаемые не знали, что умирает не высший из высших, а всего лишь простолюдинка. Но никто не посмел выказывать удивление, когда на подставленных неприкасаемыми носилках оказалась молодая женщина, не отмеченная ни одним знаком принадлежности к асурам или даже к их рабам.

Сита время от времени приходила в сознание, но что с ней происходит, не понимала. И слава Глазу! Бакхи опоил дочь маковым молочком, чтобы избавить от боли. Вместе с болью потух и разум. Сита глядела в небо воспаленными глазами, а по небу плыли клубы дыма и силуэты далеких мироходов.

Старый мертвец шел впереди, а я вел Лочана за руку, держась позади носилок. Маленькая копия Сандро Урии ступала насупившись, очевидно, лелея в детских своих мозгах планы мести один другого страшнее. Если бы Малати, известная также по прозвищу Псица, случайно оказалась здесь и сейчас, маленький звереныш запихнул бы ее, красивую и сладкую, в один из погребальных костров и держал в пламени своими не по годам сильными ручонками. Никогда бы не предположил, что этот забытый родней, пристроенный в «детский питомник» мальчишка может питать такую привязанность к нерадивой мамаше. Впрочем… кого, если не мать, которую он видел несколько раз в жизни, ему было любить в этом мире? Она была его добрым духом, каждое нисхождение которого даровало надежду на светлое будущее, в котором все станут счастливы, причем задаром. Она умирала у него на глазах.

Бакхи согнал со ступеньки медитировавших браминов, расстелил на прогретом Глазом камне одеяло. Неприкасаемые опустили носилки на землю. Мы с Бакхи уложили Ситу, сами присели рядом. Лочан продолжал держать меня за руку. Вообще‑ то, родственникам полагалось ждать исхода на набережной, попивая чай, но я, как всегда, наплевал на местные обычаи. Избранник я или не Избранник?!

– Твоя мать уходит от нас свободным человеком, Лочан, – сказал я, прекрасно понимая, что пацана такими речами не утешить. – Прежнего хозяина давно нет, а я подарил ей свободу.

Наверное, он не понимал, что несет этот здоровенный рыжий дядька, которого отцом назвать‑ то страшно. Ну, ничего, время все расставит по местам.

– Сита очень сильно любила твоего отца, Лочан, – продолжил я. – А тот по‑ своему любил Ситу. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Мальчишка насупился еще сильнее. Хорошо, что здесь они не плачут. Здесь почти никто не плачет.

– Я понимаю, ты мне не веришь, – снова заговорил я. – Ты никому сейчас не веришь. Поганый мир… Но другого у тебя нет, и у меня с некоторых пор тоже нет! – я не смог удержать нервный смешок. – И этот мир придется спасать. Нам с тобой, Лочан, – больше некому.

Сита очнулась и попросила у Бакхи две монетки на вяленую рыбку. Она продолжала бредить. Я невольно вспомнил, как оставил ее с носом в порту на Целлионе. Сколько же времени прошло с тех пор? Живущие в газовом космосе часов не наблюдают.

Повторив бессмысленную просьбу еще раз, Сита умерла. Лочан и Бакхи, не сговариваясь, вынули из карманов по чистой тряпице и завязали себе лица. Я вздохнул, а потом закрыл Сите глаза. На лице моей бывшей рабыни застыло выражение детской растерянности.

Отмучилась, бедолага…

Воды Мамы отливали золотом, низкие волны плескались у наших ног. Проклятые неприкасаемые со своими носилками все никак не показывались. Наверное, в этот день на ступенях было много покойников.

Я не мог больше ждать. Попрощался с Бакхи и Лочаном, поднялся на набережную. Вокруг «лимузина» до сих пор был своеобразный вакуум. Никто не решался приближаться к черному авто без надобности. А надобности таковой ни у кого не возникало.

Я открыл дверцу, присел на заднюю скамью. Занимать место рядом с водителем мне было запрещено: враг, мать его, не дремлет! Стекла для «лимузина» закаливали тем же способом, что и для иллюминаторов мироходов. Пулей их было не пробить. Но береженого Глаз бережет. Я и так едва не спровоцировал внутри Дивана асуров эпидемию инсультов и инфарктов своей неанонсированной вылазкой в Арахбарас.

– Центральный храм исцеления оджха, – приказал я водителю.

«Лимузин» тронулся. Люди как всегда поспешно освобождали нам дорогу. Я же, чтобы отогнать образ покойной Ситы, въевшийся в сетчатку, взялся рассуждать о том и о сем.

Промышленность на Синфеоне прекрасно развита и имеет необходимую культуру, чтобы начать испытания с простейшими турбореактивными двигателями. Редкоземельные металлы не столь дороги, как на Мире, и их можно добывать, догнав на мироходе какой‑ нибудь астероид. Химия, правда, слабовата. В Колесе до сих пор предпочитают пользоваться натуральными материалами, не имея представления о пластмассах. И в этой сфере я не специалист, толковой консультации дать не смогу. Как‑ нибудь сами додумаются, главное, сформулировать техзадание. Новые типы двигателей они бы и сами изобрели, без всяких неприкаянных перехожих. Лет эдак через двадцать‑ тридцать. Но знать об этом они не обязаны. У них здесь свои представления о темпах прогресса.

Перед храмом Исцеления – сложным комплексом, состоящим из нескольких пагод и узких витых пирамид, – было полно нищих. Все выставляли напоказ гноящиеся раны и болячки, чей вид надолго бы лишил аппетита даже твердого характером человека из моего мира. Среди нищих бродили брамины, помогали страдальцам, чем могли: кого водичкой из Мамы напоят, кого благовониями окурят.

При виде асура, то есть – меня, нищие расползлись в разные стороны, освободив лестницу, ведущую к самой высокой пагоде.

Переступив порог центрального храма Исцеления, я оказался в прохладном зале, пол которого был выстелен одинаковыми тростниковыми циновками. Несколько человек, ожидая приема, лежали друг напротив друга и жаловались на болезни. Сильно пахло мятой и йодом. Я же сразу прошел в «регистратуру» – к сидящей в углу на подушках пожилой женщине из касты оджха. Она была одета в цветастое сари, полные плечи закрывала светло‑ голубая накидка. Рядом стояло несколько корзинок, в которых дремали сторожевые кобры. Почувствовав сотрясение пола от моих тяжелых шагов, змеи вскинули над корзинками плоские головы.

Бамбуковой палочкой женщина легонько стукнула кобр по мордам, заставив улечься обратно, после чего сложила перед пышной грудью ладони и склонила голову. Я ответил ей тем же.

– Нилам исцеляется в западных покоях. Поднимись по лестнице и сверни направо, – сказала женщина мелодичным, как у большинства оджха, голосом.

Я так и поступил.

Нила сидела на низкой кровати возле окна и читала свиток. Это было, несомненно, очень дорогое «издание» – тонкая и плотная бумага белого, как снег, цвета, золотые иероглифы. Я тут же отметил, что Нила пользуется раненой рукой наравне со здоровой. Вот и прекрасно, а мне говорили, что одна из пуль прошла на полфаланги мизинца от ключичной артерии.

– Наверное, это Книга Нисхождения, о которой я так много слышал! – я улыбнулся и свел ладони домиком.

– Не‑ а, – Нила улыбнулась в ответ, опустила свиток, и он мгновенно смотался, мелькнули только миниатюры довольно таки фривольного содержания. – Это трактат об искусстве любви. Диван асуров благословил меня… на рождение детей! – сообщила она радостно и взмахнула здоровой рукой.

– Поздравляю! – я рассмеялся. – Вот так новость!

Никогда бы не подумал, что Нилу‑ Нилам смогла бы так осчастливить эдакая безделица. Повесит на вешалку кожаный костюм летчицы, переоденется в сари сиреневого цвета, заведет детишек от какого‑ нибудь посвященного. Или от слуги, в зависимости от того, в носителях каких генов будет нуждаться каста. А вот у меня уже появился… вроде как сын. И благословения спрашивать не пришлось.

– Избранник предстал перед высшими асурами, и Диван постановил, что Нилам, дочь Шандара, выполнила задание особой важности! – с гордостью сообщила она. – И вольна теперь Нилам купаться в Маме и рожать детей, пока Брахма снова не позовет в свое дыхание!

– Рад, рад за тебя, малыш. И вижу, ты поправляешься, – я окинул ее взглядом с головы до ног: бледна, худа, глаза блестят… но тень смерти больше не висит над ней. – Рад за тебя, мой храбрый низкий летун. Надеюсь, ты скоро вернешься к нам.

– Ага! – отозвалась Нила. – Вечерами случается лихорадка, но раны затягиваются, хвала Глазу!

Потом она поглядела на мою татуировку и проворковала:

– Вижу, ты брат мне теперь, Лазар.

– Троюродный, – уточнил я. – Дабы нельзя было исключить некоторые нюансы.

Нила, конечно, не поняла, что я имел в виду, но с готовностью рассмеялась. Отдых в храме Исцеления немного размягчил ее закаленное, как огненный сосуд, сердце.

– Хочу тебе сказать, что путь Избранника еще не завершен, – я присел на край кровати. – Ты останешься в Первом, но мне, возможно, придется покинуть Синфеон.

Нила кивнула.

– Понимаю. Диван что‑ то уготовил для тебя. Расскажешь?

Я почувствовал, как невидимая рука взяла меня за горло и предупреждающе сжала пальцы.

– Не могу. Но придет время…

– Понимаю, – повторила Нила. – Не стоит нарушать данное обещание. Раз Дивану так нужно, продолжай свой путь с легким сердцем.

– Мне бы хотелось… Мы столько прошли вместе… – я не имел права просить у нее то, что хотел попросить. Но и промолчать тоже не мог. Проклятый эгоизм!

– Я подожду здесь, – Нила, очевидно, по‑ своему истолковала мои душевные метания.

И я не мог прикоснуться к ней руками, которыми только что довелось закрыть глаза Сите.

– Я слышала про рабыню, Лазар, – сказала вдруг Нила. – Трудно будет найти человека, который сравнился бы в благородстве с тобой даже среди асуров. Я помню, что ты дважды спас меня на Целлионе… ну, или трижды, если считать наш побег на «пузыре».

– Сита умерла, – сказал я, собираясь уйти. – У меня ничего не получилось. Но Сита была всего лишь рабыней, ведь так?..

Нила удивленно посмотрела на меня. В синих глазах читался укор.

– Она была очень красивой, Лазар. Не твоя вина, что ты оказался в лабиринте отношений, воздвигнутом чужими людьми до твоего появления под Взором, – Нила развернула свиток с трактатом по искусству любви, так что золотые иероглифы засверкали. – Ты поступал, как умел. Не Брахма же ты, в конце концов! – улыбнулась она.

Хорошая девочка. Сказала то, что я хотел услышать. Может, напрасно я ем себя поедом?.. Может, все на самом деле – проще пареной репы. Все просто, и мир, и люди, его населяющие. Здесь и там.

– Не Брахма… Я к тебе еще приду, Сита.

Лицо Нилы вытянулось. Мне показалось, что она сейчас запустит в меня трактатом.

– Ох, прости! Нила, дочь Шандара, дорогой мой друг, – я отошел к дверям. – Прости еще раз, я тебя навещу в другой день, если позволишь.

– Да, – она быстро взяла себя в руки: асур до мозга костей, держит страсти под контролем. – Приходи, когда пожелаешь, Лазар.

Я всех их любил немного.

Свою жену, оставшуюся в охваченном ядерной войной Мире в Центре Розы. Джинну, уснувшую вечным сном на Старшей Сестре. Покорную Ситу и гордую Нилам. Я шел по ним, как по ступеням своей собственной лестницы очищения. Только в моем случае это была не лестница очищения, а лестница, шаках раздери, порока. Я – лицо с обложки, человек, имя которого войдет в вечность. И здесь, и там. Орбитер‑ майор Лазар, Сандро Урия, Шакаджи… Самовлюбленные, эгоистичные скоты.

– Дом Грез, – приказал я водителю шайтан‑ арбы, – и поскорее!

Ехать от храма Исцеления, к счастью, было недалеко. Пузатая, увитая плющом башня. Вот он какой – приют для умалишенного сброда. Здесь перед входом тоже толклись нищие, только эти помимо ран и болячек усиленно разыгрывали безумие, стеная, пуская слюни и корчась в фальшивых припадках в дорожной пыли. Вход охранял оджха двухметрового роста с лицом скорее пациента, чем медработника.

Я вошел в башню. Узнал у браминов, которые разносили по палатам обеденную кашу, где отыскать главного целителя, и поплелся по узкой лестнице на четвертый этаж. Из‑ за стен доносилась возня, кто‑ то хихикал, кто‑ то завывал, как шаках, кто‑ то монотонно читал мантры. Психушка, она и в газовом космосе – психушка.

Главный целитель – лысоватый мужчина средних лет в длиннополом сюртуке и широких брюках – демонстрировал юношам и девушкам, будущим врачам и заклинателям, магически‑ хирургический инвентарь. Между ним и студентами стояли столики, на которых поблескивали неприятного вида инструменты. В центре композиции возвышался лакированный череп, в его глазнице торчал узкий, словно предназначенный для колки льда, нож.

Я вошел в ярко освещенную аудиторию, как подобало асуру: задрав нос, ни «здрасте», ни «до свидания», только сложил ладони перед грудью.

– Мне нужно увидеть особых постояльцев, – сказал надменно. – Вот ходатайство высших из высших.

Я развернул перед «главным» свиток, на котором темнела личная печать Васанта.

Оджха склонил голову.

– Я сам покажу тебе путь, достопочтенный.

Он знаком подозвал одного из коллег и велел ему продолжить занятия со студентами. Как только мы вышли из аудитории, главный взялся пояснять:

– О том, что у нас содержатся перехожие, знают лишь самые доверенные целители. Увы, но показать всех несчастных уже не получится, так распорядился Брахма…

Я сжал главному локоть:

– Что стряслось?

Оджха повел меня по ступеням вниз.

– Посуди сам. Алекса, любимца Васантова, укусил паук шшен, пробравшись в открытое окно из сада; его тело было сожжено в печи, а прах развеян над Мамой…

Я сжал зубы. Черт возьми, с художником уже не поговорить! Как жалко!

Мы вошли в коридор, вдоль которого тянулась череда железных дверей. Воняло здесь тухлой капустой и прогорклым жиром. Видимо, кухня находилась на том же этаже.

– Достопочтенному Эндрю была сделана несложная операция по отделению той части мозга, которая производила болезненный бред, и он впал в состояние несмысленного растения, что в этих случаях происходит крайне редко. Но так, наверное, опять же пожелал Брахма.

Пока я переваривал информацию, главный вынул из кармана солидную связку ключей, отпер замок на ближайшей двери. Распахнул ее и отступил вбок.

На циновках сидел человек в залатанном балахоне. У него были длинные нечесаные волосы и спутанная борода. А на лбу алел хирургический шрам.

Человек был бледен и худ. Он смотрел прямо перед собой – на меня и сквозь меня.

– Эндрю! – позвал я.

Ноль внимания. Серые глаза отражают Сандро Урию и главного целителя, точно два выпуклых зеркала.

Я подошел к человеку, легонько встряхнул его за плечи. Господи! Он же как скелет! Кожа да кости!

– Эндрю, очнись! Ну же, браток! – приговаривал я, не прекращая тормошить перехожего. – Я знаю, кто ты и откуда! Давай же, курьер! Меня зовут Лазар!..

Главный переминался с ноги на ногу за моей спиной. Его настораживало мое поведение; Глаз зрит – как же он был взволнован! Наверное, я все‑ таки перешел на язык Мира, потому что целитель пробурчал:

– Не уверен, что заклинания на этом наречии как‑ либо помогут обиженному Брахмой. И не тряси его так сильно! Я ведь в ответе за его жизнь…

– Это ты резал его?! – завопил я, поворачиваясь к целителю. – Зачем?.. Какие, забери тебя шаках, показания имелись для этого?!

– Достопочтенный асур, показаний имелось предостаточно, – холодно ответил целитель. – Да, операцию делал я. Право, не знаю, скажет ли это тебе что‑ нибудь, но бред Эндрю усиливался, приводя к полному разрыву с действительностью.

– Да уж, зато сейчас он в полном порядке!

– Я же говорю, такое явление не часто. Я склонен полагать, что такова была воля Брахмы.

Я закатал Эндрю правый рукав и присвистнул. От запястья до локтя тянулась цепочка лиловых синяков, – это были следы от уколов.

– Мы продолжаем лечить Эндрю и лелеять надежды на его выздоровление, несмотря на то, что Брахма давно отвернулся от него.

– Это от тебя отвернулся Брахма! – вспылил я.

Целитель отшатнулся. Скорее всего, он сто раз пожалел, что вызвался сопровождать меня самостоятельно. Ну и черт с тобой, мясник!.. Я чувствовал, что внутри меня клокочет ярость. Еще бы, моим землякам тут мозги поправляют, а потом бросают умирать в вонючих каморках, наколов по самые глаза какой‑ то дрянью.

Я взял перехожего за левую руку, приподнял рукав балахона, ожидая увидеть вторую цепочку кровоподтеков, но не тут‑ то было. Меня словно током ударило. Кое‑ как переборов оторопь, я расправил на бедолаге рукав.

– А где же третий клиент? – спросил я главного самым миролюбивым тоном, на который только оказался способен.

– М‑ да, есть и третий, – замялся оджха, – сейчас, я позову помощника, и он…

– Веди сию же минуту! – я не дал ему возможности возразить. – Веди, друг мой. Асуры воздадут за старания брахмоугодные!

Оджха хмыкнул, давая мне понять, что не очень‑ то поверил, однако повел по своим тюремным коридорам дальше.

Железная дверь очередной палаты была распахнута. Я вошел внутрь, ожидая, что мне сейчас сообщат, что, мол, и с третьим Избранником стряслась беда.

Но нет. Молодой человек стоял возле окна и поливал из леечки цветы в глиняных горшках на подоконнике. Заметив наше появление, он обернулся, улыбнулся чистой и искренней улыбкой и снова взялся за полив. Наверно, принял меня за местного. Да, за асура. А за кого он должен был меня принять? За лжепророка Ахава?

– Юрасий! – тихонько позвал я.

Лейка дрогнула в руках появленца, вода пролилась на пол. Он обернулся и внимательно поглядел на меня. На вид он был вполне здоров, розовощек, в его взгляде читалось любопытство и немного – раздражение тем, что его оторвали от занятия.

Но в то же время с ним было что‑ то не так. Ничего конкретного, просто…

А потом я заметил, что один глаз моего предшественника немного косит, а в уголке глазницы, что рядом с переносицей, – почти рассосавшийся синяк. Тут же вспомнилась «аудитория» на верхнем этаже, череп на столе и узкий нож, торчащий из пустой глазницы. До лобных долей можно добраться разными способами.

– Юрасий… – с сожалением, возможно, опережающим события, протянул я. Это был незнакомый, чужой человек, но мне всей душей хотелось, чтобы он понял, кто я такой, узнал пришельца из Мира в обличие грузного и немолодого асура.

– Здравствуйте… – ответил перехожий на моем родном языке.

Я подпрыгнул от радости. Схватил постояльца Дома Грез за руку и крепко пожал его вялую, незнакомую с рукоятью акинака ладонь.

– Меня зовут Юрасий… – пролепетал тот. – Как мне к вам обращаться?

– Как к вам обращаться! – рассмеялся я. – Во даешь! Меня зовут Лазар! Я – Лазар, брат!

– Спасибо, Лазар, что вы воспользовались горячей линией нашего банка. Вы знакомы с нашими новыми кредитными предложениями?

Со стороны, наверное, я выглядел и смешно, и жалко. А может, наоборот, – страшно и опасно. Главный целитель зацокал языком: ему, как местному психиатру, было ясно, как дважды два, какие шторма поднимаются в этот момент в моей душе.

– Лазар? Я слушаю вас, Лазар. Что вы хотите узнать? Если вам необходимы консультации по специализированным вопросам, я переадресую запрос в соответствующие отделы.

Я закатал Юрасию рукав – то же самое, что и у Эндрю, введенного в вегетативное состояние.

То же самое, что у меня, – от запястья до самой ключицы.

Оранжево‑ красное пламя. Знак одной из ступеней в иерархии асуров.

Попали мы, братцы.

Сначала они возводят перехожих в ранг. А потом помещают в Дом Грез, где им делают лоботомию или какую‑ то другую операцию. Зачем?.. Почему?.. Возможно, астролетчик представляет несравнимо большую ценность для касты, чем менеджер, курьер и сисадмин. Если бы они замышляли нечто подобное против меня, то Васант не дал бы разрешения на свидание с бывшими Избранниками. Но тенденция, Глаз зрит, налицо.

На правой руке у Юрасия отыскались уже знакомые мне следы от многочисленных инъекций.

Обоим перехожим вправили мозги и подсадили на какую‑ то дрянь. Держат за этими стенами, как консервы. Как живые экспонаты. Для опытов. Для наблюдений. Во имя потомков, жить которым – триста оборотов Колеса. Чтобы разобраться в механизме перехода между мирами. В особенностях работы голов тех, кого Исчадие смогло перетащить из Центра Розы.

Я покинул Дом Грез, не сказав никому ни слова. Юрасий успел только бросить мне вслед:

– До свидания, Лазар! И еще раз спасибо за звонок!

Эпилог

Баркас неприкасаемых скользил вниз по течению Мамы, взбивая пену гребными колесами. Утренний улов – дюжина позеленевших покойников – лежал грудой перед надстройкой. Тут были только дети и брамины, их не требовалось очищать огнем; детей и браминов возвращали целыми и невредимыми в воды реки, из которой, по преданию, когда‑ то вышли на берег первые люди.

Трупы прибивало к порогам и островкам, специальная похоронная команда вылавливала мертвецов баграми, а потом переправляла для погребения в общей могиле.

Для меня там осталось совсем немного места: какой‑ то пятачок на носу баркаса. Я стоял, укутавшись в плащ из шерсти бактра, придерживаясь за леер.

Ночное свечение неба теряло интенсивность. Померкли планеты Колеса, стали невидимыми стрелы заатмосферных гроз. На востоке бурлило расплавленное золото, предвещая восход.

В этой части Первого погребальных костров не жгли, и мгла, окутавшая оба берега, была обыкновенным утренним туманом. С обеих сторон вырисовывались силуэты подъемных кранов, дебаркадеров, складов и заводских труб.

Промзона на границе города.

Баркас издал похожий на стон гудок и стал приближаться к берегу. Я накинул на голову капюшон, проверил, легко ли вынимается из‑ за пояса магазинник. И минуты через три ступил на деревянный настил причала. Неприкасаемые, с которыми я расплатился заранее, меня усердно не замечали. Как я и приказал.

Бакхи ждал под ржавым подъемным краном, присев на свернутый бухтой канат. Он был одет в хламиду, похожую на монашескую рясу, в которой я видел его на Целлионе.

– Повелитель! – прошипел Бакхи, приветствуя.

Я шевельнул кистью руки, давая понять, что я его увидел и услышал.

– В городе все спокойно, – доложил слуга, продолжая говорить тем же вкрадчивым шепотком. – Бактры и снаряжение готово. Можем ехать прямо сейчас.

– Ты принял почту?

– Да, Шакаджи, принял, – Бакхи кивнул и преданно поглядел мне в глаза. – Рыбоглазый и двести его бойцов уже вылетели. Если Глаз будет благосклонен, они прибудут на Синфеон еще до зимы.

– Тогда едем. Я собираюсь позавтракать вдали от смрада этого города.

– Да, мой повелитель.

…Лочан баловал бактров остатками лаваша. Увидев меня, он поспешил освободить руки и сложил ладони домиком. Бакхи подвел меня к мускулистому жеребцу, подставил спину, чтоб мне было удобнее забраться в седло. Лочан, к слову, взлетел на своего бактра точно птаха; в помощи он не нуждался – прирожденный всадник. Бакхи проверил, надежно ли прикреплен к спине третьего животного заветный сундучок, и, кряхтя, вскарабкался в седло.

Глухо застучали копыта по пыльной грунтовке. Постройки за нашими спинами становились все ниже и запущеннее; Первый отступал, пригибаясь и отмирая.

Мы выехали на тракт.

Старый слуга‑ мертвец, мальчик‑ бастард.

И тот, чье имя войдет в вечность. Тот, кого не скоро забудут в озаренном Глазом газовом космосе.

Сандро Урия, он же – Шакаджи, он же – Лазар Избранник.

А отныне – Лазар Изменник.

Нас ждала долгая дорога.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 89