Рождество 1529 3 страница

— Надо было послать слугу, — резко заметил король. — Нечего было гонять миссис Кэри в такую жару по солнцепеку.

Королева помедлила лишь секунду.

— Мне очень жаль. Как неразумно с моей стороны.

— Не передо мной нужно извиняться, — многозначительно произнес король.

Я думала, она заупрямится; Анна рядом со мной вся напряглась, и я поняла — она тоже ждет, что же теперь сделает принцесса Испании и королева Англии.

— Простите, миссис Кэри, если я доставила вам неудобство, — сказала та спокойно.

Жалкая победа. Богато устланный коврами шатер, женщина, годящаяся мне в матери, и я полна сочувствия — ей же так больно. Я даже забыла о короле, остались только мы двое, обреченные стать источником страдания друг для друга.

— Всегда рада служить вам, королева Екатерина, — ответила я, и это было правдой.

Она взглянула на меня, будто читая мои мысли, и повернулась к мужу:

— Лошади готовы к турниру? Вы уверены в себе, ваше величество?

— Сегодня — или я, или Суффолк.

— Вы будете осторожны, сир? Не беда — проиграть такому бойцу, как герцог, но если что-то случится с вами — королевству конец.

Короля не особо обрадовало такое проявление любви и заботы.

— Вы правы — пока у нас нет сына.

Королева вздрогнула, краски сбежали с ее лица.

— Еще есть время, — прошептала она чуть слышно. — У нас еще есть время.

— Не так уж много, — отрезал он. — Мне пора, надо приготовиться.

Он прошел мимо, даже не взглянув на меня. Анна, я и остальные дамы присели в реверансе. Выпрямившись, я заметила — королева глядит на меня не как на соперницу, она снова видит во мне свою маленькую камеристку, всегда готовую услужить. Казалось, она ищет того, кто понимает, как ужасна участь женщины в этом мире мужчин.

Вошел Георг, грациозно преклонил колени перед королевой:

— Ваше величество, я пришел к прекраснейшей даме Кента, Англии и всего мира.

— Встаньте, Георг Болейн, — улыбнулась королева.

— Я бы предпочел умереть у ваших ног, — возразил он.

Королева легонько ударила его по руке веером:

— Я бы предпочла услышать о шансах короля в предстоящем турнире.

— Кто поставит против него? Он лучший наездник. Но я готов держать пари пять к двум во втором сражении. Сеймур против Говарда. Ни малейших сомнений, кто победит.

— Предлагаете поставить на Сеймура?

— Чтобы на нем было ваше благословение? Ни за что! Поставьте на моего кузена Говарда, ваше величество, и можете быть уверены в победе, а также в том, что поддержали одно из самых славных и верных семейств в стране.

Она рассмеялась:

— Вы просто отъявленный льстец! Сколько вы готовы проиграть?

— Скажем, пять крон?

— Идет!

— Я тоже поставлю, — вдруг заявила Джейн Паркер.

— Не могу предложить вам те же ставки, потому что все мое состояние и так в вашем распоряжении. — Георг отвечал вежливо, но улыбка на лице погасла.

Это был все тот же язык куртуазной любви, язык флирта, непрестанно употребляемый в аристократических кругах, иногда он значил очень многое, но чаще вовсе ничего не значил.

— Я просто хочу поставить несколько крон. — Джейн старалась вызвать Георга на комплимент, в чем он всегда был мастер.

Анна и я насмешливо наблюдали за ней, даже и не думая помочь.

— Если я проиграю ее величеству — а вы видели, как милостиво она согласилась меня разорить, — у меня ничего не останется для других. Ведь рядом с ее величеством у меня ничего не остается для других — ни денег, ни сердца, ни глаз.

— Ни стыда ни совести, — подхватила королева. — Разве можно так разговаривать с невестой?

Георг поклонился:

— Все мы — звездочки, окружающие прекрасную луну. Величайшая красота затмевает все.

— Уходите прочь, сверкайте где-нибудь еще, моя милая звездочка.

Георг поклонился и отошел за шатер. Я скользнула за ним.

— Давай скорее, он — следующий.

Длинный белый шелковый шарф украшал верх моего платья. Я вытянула его из зеленых петель платья и вручила брату. Шарф исчез у него в кармане.

— Джейн видела нас.

— Не имеет значения. — Георг покачал головой. — У нас с ней общие интересы, хочет она этого или нет. Мне пора идти.

Когда я вернулась в шатер, глаза королевы на мгновение остановились на пустых петлях у меня на груди, но она промолчала.

— Начинают! — воскликнула Джейн. — Очередь короля.

Я увидела — двое поддерживают его, помогая сесть в седло, так тяжелы доспехи. Карл Брендон, герцог Суффолк, зять короля, тоже вооружился, и вот уже двое всадников едут к нашему шатру. Король склоняет копье, приветствуя королеву, и так и держит опущенным, проезжая мимо шатра. Он приветствует и меня, я вижу его улыбку сквозь поднятое забрало. На плече из-под нагрудника выбивается что-то белое — я знаю, это кончик шарфа. Герцог Суффолк следом тоже склоняет копье перед королевой, а мне сухо кивает. Анна у меня за спиной тихонько вздыхает.

— Суффолк признал тебя, — шепчет она.

— Похоже на то.

— Конечно признал. Он поклонился. Похоже, король говорил о тебе с ним или со своей сестрой Марией, а уж она сказала мужу. Значит, он настроен серьезно, а как же иначе.

Я оглянулась. Королева смотрит вниз на арену, где король придержал коня. Боевой конь вскидывает голову, переступает с ноги на ногу в ожидании сигнала. Король легко сидит в седле, вокруг шлема — маленькая золотая диадема, забрало опущено, копье направлено вперед. Королева наклоняется, чтобы лучше видеть. Звучит труба, всадники вонзают шпоры в бока коней, и те срываются с места, так что земля летит из-под копыт. Копья устремляются вперед, как стрелы, летящие в цель, трепещут вымпелы на концах копий, всадники сближаются. Король получает скользящий удар — и отражает его щитом, ответный выпад оказывается удачнее — минуя щит, копье короля с глухим стуком бьет в нагрудник Суффолка. Внезапный удар выбивает противника из седла, а вес доспехов довершает остальное — он переваливается через круп лошади и со страшным грохотом падает на землю. Его жена вскакивает на ноги.

— Карл! — И, подобрав, словно простолюдинка, юбки, несется к мужу, без движения лежащему на траве.

— Надо, пожалуй, тоже пойти. — Анна заспешила за своей госпожой.

Я отыскала глазами короля. Оруженосец освобождает его от тяжелых доспехов. Снял нагрудник — и вот мой белый шарф медленно падает на землю, а король ничего не замечает. Сняв ножные латы и наплечники, король на ходу натягивает плащ и спешит туда, где пугающе неподвижно лежит его друг. Королева Мария на коленях, поддерживает голову мужа, пока оруженосец стаскивает с него доспехи. Поднимает глаза на приближающегося брата, улыбается:

— Ничего страшного. Он уже обругал Питера — тот прищемил ему кожу пряжкой.

— Хвала Господу! — отвечает король со смехом.

Двое с носилками уже спешат к ним. Суффолк садится и решительно заявляет:

— Я в состоянии ходить! Будь я проклят, если меня унесут с поля битвы, пока я еще не умер!

— Вот и хорошо. — Генрих поставил зятя на ноги, подбежал еще кто-то, и они повели спотыкающегося Суффолка прочь, поддерживая его с обеих сторон.

— Оставайся, — бросил король сестре через плечо. — Устроим его поудобнее и поищем какую-нибудь повозку.

Услышав приказание, королева Мария остановилась. Тут подбежал королевский паж с шарфом в руках.

— Не сейчас, — резко произнесла королева Мария. Парень замер в нерешительности.

— Но это он выронил, ваше величество. Когда снимал нагрудник.

Она протянула руку, и паж отдал шарф. Она, с отсутствующим видом комкая шарф в кулаке, смотрела вслед мужу — король вел его в дом, где сэр Джон Лавик уже торопился открыть двери, позвать слуг, и направилась обратно к шатру. Я бросилась было к королеве Марии, но замерла, не зная, что мне делать.

— Как он? — спросила королева Екатерина. Королева Мария нашла в себе силы улыбнуться:

— Неплохо. Голова ясная, кости целы, нагрудник едва погнут.

— Что это у вас?

Королева Мария опустила глаза на измятую ткань:

— Ах это! Король выронил, а паж поднял и отдал мне. Она раскрыла ладонь, не видя и не слыша ничего, по-прежнему занятая только мужем.

— Пойду к нему, — решила она. — Анна, вы и все остальные можете после обеда остаться с королевой.

Екатерина одобрительно кивнула, и королева Мария поспешила к дому. Проводив ее глазами, королева, как всегда неторопливо, развернула шелк. Тонкая ткань легко скользила между пальцами. И возле бахромы — вышитая ярко-зеленым шелком монограмма: МБ.

— Видимо, это ваше? — Ее слабый голос был полон презрения. Она держала шарф двумя пальцами, на расстоянии вытянутой руки, словно дохлую мышь, найденную на дне буфета.

— Давай, — шепнула Анна и подтолкнула меня в спину. — Возьми.

Я сделала шаг вперед. Королева выронила шарф, но я успела подхватить. Жалкий клочок ткани выглядел хуже половой тряпки.

— Спасибо, — смиренно произнесла я.

За обедом Генрих едва взглянул на меня. Несчастный случай поверг короля в меланхолию — придворные уже научились ее опасаться, — столь свойственную еще его отцу.

Королева не могла быть милее и приятней, но ни беседа, ни очаровательные улыбки, ни музыка не могли развеселить короля. Он без смеха наблюдал за ужимками шута, слушал музыку — и пил все больше. Королева никак не могла развеселить его, потому что отчасти сама была причиной плохого настроения. Он смотрел на жену, женщину на пороге старости, и видел смерть за ее плечом. Пусть она проживет еще десяток лет, проживет сколько угодно — лицо уже покрывается морщинами, месячные скоро прекратятся… Королева прямиком движется к старости, так и не оставив наследника. К чему поединки, песни и танцы, игры весь день напролет, если нет мальчика, принца Уэльского, — значит, король не исполнил величайший, главнейший долг перед королевством. А бастард от Бесси Блаунт — не в счет.

— Уверена, Карл Брендон скоро поправится, — начала королева.

На столе стояли засахаренные сливы и пряное, сладкое вино. Королева сделала глоток, но вряд ли почувствовала вкус — король сидел рядом с ней с искаженным, потемневшим лицом — вылитый отец, а уж тот никогда не любил невестку.

— Не думайте, что это ваша вина, Генрих. Видит Бог, поединок был честным, вы даже первым получили удар.

Король повернулся в кресле и холодно взглянул на королеву. Улыбка исчезла с ее лица, но она не спросила, в чем дело. Зрелая и мудрая леди, она не станет расспрашивать рассерженного мужчину о причине гнева. Бесстрашно улыбнулась и подняла бокал.

— Ваше здоровье, Генрих! — с теплотой в голосе произнесла королева. — Благодарю Бога — сегодня не вы получили рану. Бывало, умирая от страха, я бежала из шатра на арену, и сейчас, жалея вашу сестру королеву Марию, я ликую — сегодня не вы получили рану.

— Мастерски сделано, — шепнула Анна мне в самое ухо.

Это сработало. Мрачный взгляд посветлел. Генрих был покорен мыслью, что женщина может так за него волноваться.

— Никогда не видел вас в тревоге.

— Муж мой, я в тревоге день и ночь, но пока вы здоровы и счастливы, пока в конце концов возвращаетесь домой, на что мне жаловаться?

— Ага, — еле слышно произнесла Анна. — Она дала ему разрешение и обезоружила тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Очнись! Разве не ясно? Она развеяла его дурное настроение и разрешила быть с тобой — если он вернется, когда все будет кончено.

Король поднял бокал для ответного тоста.

— А что будет дальше? — тихонько спросила я. — Ты же у нас все знаешь?

— Он возьмет тебя — ненадолго, — небрежно бросила Анна. — Но ты не встанешь между ними. Тебе его не удержать. Она стара, это правда, но обожает короля, а ему это необходимо. Во времена его юности Екатерина считалась прекраснейшей дамой во всем королевстве. Тебе этого не побороть, такая, как ты, для этого не подходит. Ты мила, почти влюблена в него, что полезно, но я не сомневаюсь — тебе его покорить не удастся.

— А кому удастся? — ошеломленно спросила я — она и вправду меня в грош не ставит. — Тебе, что ли?

Она взглянула на короля с королевой. Так военный оценивает стену перед осадой. Чисто профессиональный интерес.

— Я, пожалуй, смогла бы. Но будет нелегко.

— Он хочет меня, а не тебя, — напомнила я. — Он моей благосклонности добивается. Мой шарф носил на груди.

— И выронил, даже не заметив, — с всегдашней безжалостной точностью заметила Анна. — В любом случае — дело не в его желаниях. Он жаден и испорчен, его можно подбить почти на все, что угодно. Но ты на это не способна.

— Почему это не способна? — возмутилась я. — С чего ты взяла, что сумеешь удержать его лучше меня?

Казалось, ее безупречно прекрасное лицо вырезано изо льда.

— Женщина, которая возьмется управлять им, никогда не должна забывать, что действует по плану. А ты готова получать удовольствие в постели и за столом, в то время как единственным удовольствием должно быть постоянное на него влияние, постоянный контроль над королем. В таком браке нет места плотской страсти, что бы там Генриху ни казалось. А это требует немалого искусства.

Обед закончился в пять часов, и лошади уже ждали перед домом — можно сразу прощаться с хозяином, садиться в седло и скакать в Эльтам. Когда мы встали из-за пиршественных столов, я заметила, как слуги сбрасывают остатки хлеба и мяса в большие корзины, чтобы продать их за бесценок возле кухонных дверей. Этот след расточительности и мошенничества тянулся за королем по всей стране, словно слизь за улиткой.

Бедняки приходят посмотреть турнир, ждут, пока двор отобедает, а потом собираются возле кухонных дверей в ожидании остатков пиршества. Им выносят объедки — ломти хлеба, обрезки мяса, недоеденные пироги. Ничего не пропадет впустую, бедные заберут все. Расчетливо — как свиней разводить.

Именно возможность приработка так привлекает королевских слуг. В любом месте каждый слуга может слегка словчить и отложить что-нибудь на черный день. Последний кухонный мальчишка имеет свой маленький доход от хлебных корок, от жира, капающего с жаркого, даже от подливки. И на вершине этой кучи объедков мой отец — он теперь управляет всеми расходами королевского двора, наблюдает, какую долю получает каждый, и о себе не забывает. Даже у камеристки, приставленной к королеве для мелких услуг, готовой в любой момент соблазнить короля прямо под носом у своей госпожи, причинив ей самое большое горе, которое одна женщина может причинить другой, — даже у нее есть свой доходец. Ее тайный промысел начинается после трапезы, когда никто ни на кого не обращает внимания, тут в дело идут и обрывки любовных залогов, и недоеденные во время любовной игры цукаты.

Мы скакали домой. Солнце садилось, становилось прохладно. Я закуталась в плащ, но откинула капюшон, чтобы видеть дорогу и темнеющее небо, на котором уже показались первые звезды. На середине пути лошадь короля поравнялась с моей.

— Хорошо провели день? — спросил король.

— Вы потеряли мой шарф, — ответила я с обидой. — Паж отдал его королеве Марии, а та — королеве Екатерине. Ваша жена сразу же его узнала и вернула мне.

— Ну и что?

Мне бы вспомнить обо всех мелких унижениях, которым подвергается королева Екатерина, будто это ее королевский долг. Король не слышит от нее ни одной жалобы, только Богу в тихой молитве поверяет она свои горести.

— Это было ужасно. Не стоило давать вам шарф.

— Вы его получили обратно, — отозвался король без всякого сочувствия. — Если уж он вам так дорог.

— Да не в этом дело. — Я уже не могла остановиться. — Теперь королева точно знает, что шарф — мой. Вернула на виду у всех дам, швырнула на землю, я едва успела подхватить.

— Ну и что? — Голос звучит сурово, на лице вместо улыбки угроза. — Что изменилось? Она видела, как мы танцуем, разговариваем. Она видела — я ищу вашего общества, пожимаю вам ручки прямо у нее на глазах. И нечего сейчас ныть и жаловаться.

— Вовсе я не ною! — Я была уязвлена в самое сердце.

— Еще как ноете, — решительно возразил он. — Безо всякого на то основания и, смею сказать, безо всякого права. Вы мне не жена, мадам, и не любовница. А больше я ни от кого не собираюсь выслушивать жалоб. Я король Англии. Если вам что-то не нравится, всегда остается Франция. Возвращайтесь ко французскому двору.

— Ваше величество, я…

Он пришпорил коня, и тот перешел с рыси на легкий галоп.

— Желаю вам доброй ночи, — бросил он через плечо.

Плащ развевался по ветру, реяли перья на шляпе, и он покинул меня, а я ничего не успела сказать, не смогла позвать его обратно.

Я ничего не рассказала Анне, хотя та ожидала полного отчета. Мы в молчании проследовали из покоев королевы в нашу комнату.

— Не буду ничего говорить, — объявила я непреклонно. — Оставь меня в покое.

Анна сняла чепец и принялась расплетать волосы. Я прыгнула на кровать, сбросила платье, натянула ночную сорочку и скользнула под одеяло, даже не причесавшись и не умывшись.

— Нельзя же так ложиться, — возмутилась сестра.

— Бога ради, — я уткнулась в подушку, — оставь меня в покое.

— Что он сделал? — Анна улеглась рядом со мной.

— Даже и не спрашивай, все равно не скажу. Она кивнула и задула свечу.

Дымок догорающего фитиля достиг моих ноздрей, и мне почудился запах беды. Скрытая темнотой от испытующего взгляда сестры, я перевернулась на спину, уставилась на полог над головой и предалась размышлениям — вдруг король так рассердился, что больше не захочет меня видеть?

Мне стало холодно. Я провела рукой по лицу и обнаружила — щеки мокры от слез. Пришлось вытереться краем простыни.

— Ну, что еще? — сонно пробормотала Анна.

— Ничего.

— Ты его упустила! — осуждающе произнес дядя Говард, глядя не на меня, а на большой обеденный стол в парадной зале Эльтама. Наши слуги караулили при входе, и больше никого, кроме пары псов да спящего в золе камина мальчишки, не было. В дальнем конце залы, у других дверей, тоже стояли слуги в говардовских ливреях. Дворец, собственный дворец короля оказался вполне надежным местом для наших интриг.

— Он уже был у тебя в руках, и ты его упустила! Что ты сделала не так?

Я покачала головой. Слишком глубока моя тайна, чтобы вывалить ее на гладкую поверхностью стола, принести в жертву каменному лицу дяди Говарда.

— Я жду ответа! Ты его упустила. Он уже неделю в твою сторону и не смотрит. Что ты сделала не так?

— Ничего, — прошептала я.

— Что-то точно было не так! На турнире он прячет на груди твой шарф, чем же ты ухитрилась расстроить его потом?

Я бросила укоризненный взгляд на брата — только он мог выдать меня дяде. Георг виновато пожал плечами.

— Король выронил шарф, а паж отдал королеве Марии.

Горло перехватило от волнения и горя.

— Ну? — резко спросил отец.

— Она отдала шарф королеве. Королева вернула мне.

Я переводила взгляд с одного сурового лица на другое.

— Они обе поняли, что это значит, — продолжала я безнадежно. — А по дороге домой я сказала королю, как несчастна — ведь он позволил всем увидеть мой подарок.

Дядя Говард резко выдохнул, отец стукнул кулаком по столу, а мать отвернулась, будто у нее не было сил смотреть на меня.

— О Господи! — Дядя взглянул на мою мать. — Ты уверяла, она должным образом воспитана. Полжизни провела при французском дворе, а хнычет, словно деревенская девка.

— Как ты могла? — только и спросила мать.

Я покраснела, опустила голову и увидела отражение собственного несчастного лица в полированной поверхности стола.

— Я же ничего плохого не хотела, простите меня.

— Ничего страшного не случилось, — вступился Георг. — Вы слишком мрачно на все смотрите. Он не будет долго сердиться.

— Он смотрит зверем, — резко оборвал его отец. — Разве ты не знаешь — как раз сейчас перед ним танцуют сеймуровские девчонки.

— Они и вполовину так не хороши, как Мария, — не сдавался брат. — Ну сказала что-то не к месту. Может, ему даже понравится, что в ней не хватает лоску. Зато видна страсть.

Отец, слегка успокоенный, кивнул, но дядя продолжал барабанить пальцами по столу.

— Ну и что же теперь?

— Отошлите ее, — внезапно произнесла Анна. Ее слова не просто привлекли внимание, не в том дело, что она заговорила последней, нет, ее убежденность просто завораживала.

— Отослать? — переспросил дядя.

— Отправьте ее в Гевер, а ему скажите — она больна. Пусть думает — она умирает от горя.

— А дальше что?

— Король попытается ее вернуть. Тогда она сможет вертеть им, как захочет. Все, что нужно сделать, — сестра язвительно улыбнулась, — все, что ей нужно сделать по возвращении, — суметь очаровать самого образованного, самого остроумного, самого привлекательного государя в христианском мире. Думаете, справится?

В холодном молчании отец, мать, дядя и даже Георг изучали меня.

— Я бы тоже не справилась, — чопорно добавила Анна, — но ее научу, как очутиться в его постели, а что будет дальше — в руках Божьих.

Дядя Говард не сводил глаз с Анны.

— А научить, как его удержать, тоже сможешь?

Сестра подняла голову и улыбнулась — живое воплощение самоуверенности:

— Смогу — на некоторое время. Он же только мужчина, в конце концов.

Дядя коротко рассмеялся — столько пренебрежения к его полу прозвучало в ненароком вырвавшейся фразе.

— Поосторожнее, — посоветовал он. — Мы, мужчины, не случайно оказались там, где мы есть. Мы выбрали силу и власть, нам не до женщин, мы используем наше положение, чтобы утвердить законы, позволяющие навсегда удержаться наверху.

— Это верно, — согласилась Анна. — Но мы же не о большой политике говорим. Мы говорим о желаниях короля. Сестре просто надо поймать его и удержать — достаточно долго, чтобы он сделал ей ребенка, Говарда, королевского бастарда. Чего нам еще требовать?

— А у нее получится?

— Будет учиться. Она уже на полпути к этому. В конце концов, король выбрал ее.

Легким пожатием плеч Анна дала понять — она невысокого мнения о королевском выборе.

Воцарилось молчание. Дядя, видимо, размышлял обо мне и моем будущем в качестве племенной кобылы, об интересах семьи. Внезапно он посмотрел на Анну, будто увидел в первый раз:

— Не многие девушки мыслят столь ясно в твоем возрасте.

— Я тоже Говард, — усмехнулась она.

— Странно, что ты сама не пытаешься поймать его.

— Я размышляла над этим, — призналась Анна. — Как любая другая женщина в Англии.

— Ну и?..

— Я же Говард, — повторила Анна. — Важно, чтобы одна из нас его подцепила. Какая разница кто? Если ему нравится Мария, если у нее будет ребенок — признанный сын короля, наша семья будет первой в стране, вне конкуренции. И мы сможем сделать это. Сможем управлять королем!

Дядя кивнул. Он знал — совесть короля похожа на домашнее животное, его легко пасти, но иногда случаются приступы упрямства.

— Похоже, стоит тебя поблагодарить за разработанный план.

Она не поклонилась, а заносчиво, как цветок на стебле, повернула голову:

— Мечтаю увидеть сестру фавориткой короля. Это в такой же мере мое дело, как и ваше.

Мать шикнула было на уж слишком самоуверенную старшую дочь, но дядя покачал головой:

— Дай ей сказать. Она не глупее нас с тобой, и мне кажется, она права. Мария поедет в Гевер и будет ждать, пока король не пошлет за ней.

— А он пошлет, — сказала Анна со знанием дела. — Пошлет непременно.

Со мной поступили как со свертком, как с пологом от постели, как с тарелками для верхнего стола в зале, оловянными кружками для нижнего. Запаковали и отправили в Гевер — служить приманкой для короля. Я его не видела перед отъездом, ни с кем не поговорила. Мать сообщила королеве, что я переутомилась, и испросила для меня позволения на несколько дней оставить службу и отдохнуть дома. Королева, бедняжка, решила — она выиграла, Болейны отступили.

Поездка была недолгая, чуть больше двенадцати миль. Для обеда остановились на обочине дороги, перекусили хлебом и сыром, которые взяли с собой. Отец мог бы прибегнуть к гостеприимству любого большого дома по пути, нас хорошо знали как близких к королю придворных и везде приняли бы превосходно. Но он не хотел прерывать поездку.

Вся дорога в ямах и рытвинах, тут и там валяются поломанные колеса — повозки частенько переворачиваются. Но лошади твердо ступают по сухой земле, время от времени мы даже пускаем их в галоп. Обочины дороги сплошь заросли зеленой весенней травой, из нее выглядывают колокольчики и крупные белые ромашки. В живой изгороди жимолость переплелась с буйными побегами боярышника, у корней сине-фиолетовая Черноголовка и долговязые, неуклюжие стебли белоцветки — изящные белые цветы с пурпурными прожилками. Позади живой изгороди, на тучных пастбищах, опустив головы, жуют траву упитанные коровы, на холмах — овцы, да иногда в тени дерева можно заметить пастушка, лениво наблюдающего за стадом.

Общинные земли, по большей части узкие наделы, представляют собой приятное зрелище — лук и морковь посажены ровными рядами, тянутся вверх, как солдаты на параде. Палисадники у деревенских домишек — сплошная путаница нарциссов и лекарственных трав, овощей и примул, вьюнки на живой изгороди из цветущего боярышника, рядом отгорожен закут для свиней, на навозной куче возле задней двери кукарекает петух. Отец скачет молча, с довольным видом, покуда дорога ведет нас под гору, минуя Эденбридж и заболоченные луга, в Гевер, к нашим собственным землям. Лошади идут медленнее, с трудом двигаясь по мокрой дороге, но отец спокоен — поместье уже близко.

Это было владение его отца — до того, как перешло к нему, но раньше поместье не принадлежало нашей семье. Мой дед был человеком с более чем скромными средствами и выдвинулся только благодаря своей ловкости. Отданный в ученики торговцу шелком в Норфолке, он стал в конце концов лорд-мэром Лондона. Все же мы получили еще больше благодаря связям с Говардами, но это недавно и только через мою мать, Елизавету Говард, дочь герцога Норфолка, брак с которой для отца оказался весьма выгодной партией.

Он привез молодую жену в Эссекс, в наш большой дом в Рочфорде. Потом — в Гевер, где она пришла в ужас от того, как мал замок, как тесны и убоги внутренние комнаты.

Отец, чтобы порадовать жену, тут же решил перестроить замок. Первым делом в главном зале навесили потолок — прежде, в старинном духе, там были видны стропила. В таком же стиле перестроили и остальные комнаты — теперь мы могли обедать и отдыхать куда более удобно и уединенно.

Въехали в ворота парка. Привратник и его жена с поклонами бросились нам навстречу. Помахав им, двинулись дальше по немощеной дороге ко рву, через который перекинут деревянный мост. Моя лошадка заупрямилась, испугалась эха, как только копыта застучали по деревянному настилу.

— Вот дура, — коротко бросил отец, оставив меня в недоумении, кого он имеет в виду — дочь или лошадь.

Он послал свою охотничью лошадь вперед, и моя лошадка, поняв, что опасности нет, послушно двинулась следом. Я въехала на подъемный мост позади отца и остановилась, ожидая, когда из караульной появятся слуги, чтобы отвести на конюшню наших лошадей. Мне помогли спешиться, и хотя после долгой езды ноги едва держали меня, я пошла следом за отцом по подъемному мосту, мимо сторожки, под угрожающие зубья решетки — прямо в приветливый внутренний дворик замка.

Парадная дверь открыта настежь, йомен-смотритель буфетной и старшие домочадцы кланяются отцу, с полдюжины слуг толпятся позади. Отец оглядывает всех — некоторые в ливреях, другие нет, две служанки поспешно развязывают фартуки из мешковины, надетые поверх парадных, — и обнаруживается несвежее полотно, кухонный мальчишка выглядывает из-за угла — глубоко въевшаяся грязь едва прикрыта тряпьем. Отец, уловив общее ощущение нерадивости и беспорядка, сдержанным кивком здоровается со своими людьми.

— Ну, хорошо. Это моя дочь Мария. Миссис Мария Кэри. Комнаты для нее приготовлены?

— Да, сэр. — Слуга поклонился. — Все готово. Спальня миссис Кэри приготовлена.

— А обед?

— Сию минуту.

— Мы поедим во внутренних комнатах. А завтра устроим обед в зале, пусть люди повидают меня. Передай всем — общий обед будет завтра. А сегодня вечером я не желаю, чтобы меня беспокоили.

Одна из служанок вышла вперед и присела в реверансе:

— Позвольте показать вам комнату, миссис Кэри.

Отец кивнул, и я последовала за ней. Мы прошли сквозь широкие двери, свернули налево, в узкий коридор. Каменная винтовая лестница ведет в хорошенькую комнату, где стоит кровать с бледно-голубым пологом. Окно выходит на ров с водой, дальше открывается вид на парк. Другая дверь — в небольшую галерею с каменным камином, любимую комнату моей матери.

— Умыться хотите? — грубовато спросила служанка, показывая на кувшин, полный холодной воды. — Могу горячей принести.

Я содрала с рук перчатки для верховой езды, протянула ей. Вспомнилась неизменно угодливая прислуга во дворце Эльтам.

— Подай горячей воды и проследи, чтобы сюда принесли мою одежду. Хочу сменить платье.

Она поклонилась и вышла, бормоча себе под нос, чтобы не забыть: “Горячая вода. Одежда”.

Я подошла к окну, встала на колени на низкую скамью, выглянула наружу сквозь мелкие стекла в свинцовом переплете.

Весь день я пыталась не думать ни о Генрихе, ни об оставленном дворе, но сейчас, в этом убогом доме, я поняла — потеряна не только любовь короля, потеряна и ставшая уже необходимой роскошь. Я не желала быть мисс Болейн из Гевера. Не желала быть дочерью владельца малюсенького замка в Кенте, когда мне совсем недавно покровительствовал сам король Англии. Далеко я ушла от Гевера, и мне ни к чему возвращаться назад.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒