Лиза Джейн Смит 7 страница

— Пора. Смена Джаспера длится до половины первого, но я скажу, что ты пришел пораньше сменить его. Это даст нам немного времени. К моменту появления второго охранника вы уже будете далеко. Но нам надо спешить, — она говорила очень уверенно, но дрожащие губы выдавали ее чувства. Я хотел обнять ее, отнести в постель и прошептать на ухо «сладких снов». Я, вампир, полагался на защиту этого ребенка.

Келли соединила пальцы, как будто в немой молитве. Потом кивнула и слабо улыбнулась:

— Не бойся. — Она взяла меня за руку. Но даже по пульсации крови в ладони было понятно, как бешено бьется ее сердце. Она провела меня через железные ворота, по дорожке и открыла неприметную дверь в боковой стене.

— Потише, — велела Келли, когда мои глаза привыкли к темноте. В отличие от всего остального дома, отделанного полированным мрамором и блестящим дубом, здесь все было устроено исключительно просто. Через этот вход слуги могли попадать на чердак, не беспокоя обитателей дома. Перед нами была крутая лестница из грубых ореховых досок. Келли наклонила голову, к чему-то прислушиваясь.

Я последовал ее примеру, хотя путаница в голове и помешала бы мне что-либо расслышать.

Внезапно я услышал, как кто-то скребется наверху. Келли взглянула на меня — она тоже это слышала.

— Это Джаспер, — пояснила она, — пошли наверх.

Она взбежала по шатким ступенькам, я последовал за ней. Келли постучала в обшарпанную белую дверь — два быстрых удара, пауза, один длинный.

Щелкнул замок, послышалось звяканье металла — Джаспер отодвинул задвижку. Наконец, он открыл дверь, загородив ее так, чтобы мы не видели, что внутри.

— Неужели! Келли и парень, который ударил вампира, а потом убежал. Чему обязан этим удовольствием? — злобно спросил Джаспер. Я сдвинулся в сторону, пытаясь рассмотреть комнату.

— Здравствуй, Джаспер. — Келли проскользнула мимо него и сделала мне знак следовать за ней. В темноте я различил только большую клетку в углу. Внутри лежала большая неподвижная куча. — Отец ждет тебя в кабинете. Стефан подежурит пока.

— Жду Джаспера в кабинете? — прогремел голос. — Я здесь.

Я застыл. Галлахер.

Отец Келли сидел у шаткого столика за дверью, перед ним лежали карты. В центре столика горела одинокая свеча.

— Папа, — хихикнула Келли. Звук вышел вымученным. — Я, наверное, перепутала. Я знала, что ты сегодня играешь в карты, и подумала, что в кабинете будет гораздо удобнее, — голос у нее дрожал. Она облизала губы и села за столик напротив Галлахера.

— Как мило с твоей стороны обо мне заботиться, — грубо сказал Галлахер.

— Мистер Галлахер, — я слегка поклонился, — мне велели дежурить здесь, но, возможно, я чего-то не понял.

Замешательство оказалось несложно имитировать. Келли клялась, что ее отца не будет дома.

— Это правда, Джаспер? — спросил Галлахер.

— Черт его знает. Он неплохой парень. Нервный немножко, но если уж протыкает вампира, то делает это хорошо.

Галлахер задумчиво кивнул и спросил у дочери:

— И это тот юноша, которому вы, мисс, доверяете?

Келли покраснела под веснушками и кивнула.

Потом Галлахер, к счастью, встал, скрипнув стулом.

— Тогда, парни, я вас оставлю. — Он взял свой виски и пошел вниз вместе с дочерью.

— Ты теперь человек Галлахера? — Джаспер вложил мне в руки смоченный вербеной кол. Кожа горела, боль пронзила руки. Я подавил крик, прикусил язык и взял кол двумя пальцами, чтобы как можно меньше прикасаться к отравленному дереву.

— Я не собираюсь тут больше ошиваться. Вампир голоден. Надеюсь, он сожрет тебя. И пока он будет это делать, я поболтаю с мисс Келли и ее папашей. Покажи им, что ты можешь не только улыбаться и мило выглядеть. — Движения у него были расхлябанные, и от него пахло виски.

Как только затихли шаги, я со стоном бросил кол на землю, а потом подошел к клетке. Дамон лежал в углу, как раненое животное.

— Брат? — прошептал я.

Дамон оскалился, заставив меня отпрыгнуть. Потом хрипло засмеялся и прислонился к стене, измотанный усилием.

— Что, братишка? Боишься вампира?

Я не обратил внимания на его слова и принялся выламывать дверь клетки. Дамон с интересом наблюдал за моими усилиями, а потом двинулся ко мне. Он почти добрался до двери, когда я почувствовал жгучую боль, распространявшуюся от позвоночника по всему телу.

— Попался! — взревел кто-то.

Мир стал невесомым, и я упал вперед. Я уткнулся во что-то твердое — в Дамона? — а потом услышал металлический звон. Дверь клетки закрылась за мной.

Я попытался приподнять тяжелые веки. Не знаю, сколько времени прошло. Ночь? Две? Неделя? Вокруг было темно. Все это время я был практически без сознания, но слышал шаги и крики, и окликающий меня по имени голос, похожий на голос Келли. Но потом я проснулся и не отключился сразу же. Подняв руки, я понял, что прикован к стене. На ногах и руках были ожоги от вербены. Засохшая кровь покрывала все тело, и было непонятно, куда же я ранен. Рядом, подтянув колени к груди, сидел Дамон. Его тело было в крови, лицо осунулось. Темные тени лежали под запавшими глазами, но по лицу бродила слабая улыбка.

— И где теперь твоя Сила?

Я попытался сесть. Все кости ломило. Через грязное окно сочился тусклый серый свет. Где-то на другом конце комнаты шуршали и шмыгали носами мыши. Желудок сжался, и я понял, что ничего не ел с того момента, как попал сюда. В углу сидели два незнакомых охранника, не обращающих никакого внимания на нашу почти неслышную беседу.

Отвратительно. Как я мог быть таким болваном? Лекси оказалась права. Конечно, Келли предала меня. Она от начала до конца спланировала все это в тот момент, когда заметила у меня на пальце кольцо, как у Дамона. Я должен был понять это, когда увидел на чердаке ее отца. Как я мог попасться в такую глупую, примитивную ловушку? Я заслужил, чтобы меня заковали, как зверя.

— Ты ее любил? — Дамон как будто прочел мои мысли.

Я уставился прямо перед собой.

— Она не приходила, если тебе вдруг интересно, — продолжил он светским тоном. — Она миленькая, хотя, на мой взгляд ты мог бы найти кого-нибудь получше.

У меня тут же начали расти клыки.

— Чего ты добиваешься? — прорычал я.

Дамон указал на засов:

— Сам видишь, ничего. Отличная попытка спасти меня.

— По крайней мере я попытался. — Гнев угас, уступая место смирению.

— Не стоило трудиться, — Дамон сверкнул глазами, — разве я неясно выразил свои чувства к тебе?

— Я... — Я понял, что не знаю даже, с чего начать. Как объяснить ему, что у меня не было других вариантов, кроме как попытаться его спасти? Одна кровь текла в наших жилах, мы связаны друг с другом. — Неважно.

— Важно, — философским тоном сказал Дамон, — в конце концов, мы оба скоро умрем. Вопрос только в том, убьет ли тебя крокодил или тигр. Я слышал от Галлахера, что крокодилы — лучшие звери для битвы, потому что они не спешат убивать. Растягивают удовольствие.

Дверь чердака распахнулась, и Галлахер вошел, стуча сапогами.

— Вампиры проснулись! — проорал он.

Охранники тут же подобрались, делая вид, что все время следили за нами. Галлахер подошел к клетке и встал на колени, так что его глаза оказались на одном уровне с нашими. Его безукоризненный костюм-тройка больше подошел бы человеку, который сделал состояние играя на бирже, а не пытая вампиров.

— Так-так-так. Фамильное сходство очевидно. Странно, что я не заметил его раньше. — Он просунул руку через решетку и рванул меня за воротник рубашки, подтянув к себе. Я ударился лицом о железные прутья и вздрогнул, почувствовав грудью что-то деревянное.

Кол.

— У тебя почти получилось притвориться человеком. — Галлахер захохотал, запрокинув голову, как будто это была самая смешная шутка в мире.

— Это тебе с рук не сойдет, — прошептал я, когда боль от проткнувшего кожу кола разлилась по всему телу.

— Слушай сюда, вампир! — Губы Галлахера изогнулись в улыбке. — Думаю, именно тебя убьют. Да, пожалуй, это выйдет очень мило. — Он повернулся к охранникам: — Слышали? Совет от босса — ставьте на темненького. — Галлахер провернул кол. — Кажется, в его братце злости намного больше.

Я не видел лица Дамона, но мог представить ухмылку, без всякого сомнения, игравшую на его губах.

Галлахер хрюкнул и швырнул вымоченный в вербене кол на пол.

— И мне не хотелось бы, чтобы вы для развлечения тыкали в вампиров колами, — бросил он охранникам. Тот, что покрупнее, виновато уставился в пол.

— Почему?! — возмущенно спросил второй. — Это им полезно. Пусть знают свое место.

— Потому что к битве они должны быть в отличной форме, — сказал Галлахер преувеличенно терпеливым тоном. Потом улыбнулся нам. — Да-да, мальчики. Будете драться насмерть. Идеальный вариант — мертвого вампира я продам, а живого продолжу использовать для представлений. Прибыль превзойдет все мои ожидания. Может быть, это кощунство, но я благодарю Господа за вампиров.

С этими словами Галлахер вышел, хлопнув дверью. Я откинулся на стенку клетки, Дамон закрыл глаза. Охранники таращились на нас сквозь решетку.

— Босс сказал про темненького, но он вроде слабее. Я поставлю на этого, — сообщил один.

— А я всегда соглашаюсь с боссом. В конце концов, размер не всегда имеет значение, — сказал тощий охранник, явно оскорбленный недоверием второго.

Я привалился к стенке и закрыл глаза. Брат ненавидит меня достаточно сильно, чтобы мечтать о моей смерти. Но убьет ли он меня?

— Я хуже крокодила, братишка, — улыбнулся Дамон, не открывая глаз.

— Это лучшая новость, которую я слышал с момента превращения в вампира.

Он расхохотался и громко хохотал до тех пор, пока один из охранников не поднялся и, невзирая на запрет Галлахера, не ткнул его колом.

Но даже тогда он продолжал смеяться.

— Помнишь, мы разбили мамину хрустальную вазу? И я так боялся ее реакции, что заплакал? — спросил я.

— Да. А отец решил, что виноват я, выпорол меня и назвал хулиганом, — без выражения сказал Дамон. — Я пытался облегчить твою жизнь, братишка. Но с меня хватит. В этот раз ты получишь то, что заслужил.

— Какого ответа ты ждешь, Дамон? — вышло так громко, что охранники оглянулись на нас.

Дамон выдержал паузу и опустил глаза:

— Я скажу тебе, чего хочу... перед тем как убить тебя.

Я разозлился:

— Мне казалось, это ты хотел умереть. А теперь хочешь убить меня?

— Я тут подумал и понял, что быть адской тварью не так и плохо. Я, пожалуй, готов играть эту роль, — усмехнулся Дамон. — Возможно, я презирал не свою новую сущность, а тебя. Но если тебя не будет...

— Если меня не будет, ты навечно застрянешь в цирке уродов Патрика Галлахера, — прервал я.

— Но я на это согласен. Тебе не кажется, что цирк уродов Патрика Галлахера лучше ада? А когда я стану посильнее, то смогу сбежать без всяких проблем.

— Уверен, тебя снова поймают, как и в первый раз, — с отвращением сказал я и прислонился к решетке. До битвы оставался всего час, но я не потерял надежды договориться с Дамоном, установить хоть какое-то хрупкое перемирие. Но, что бы я ни сказал, он в лучшем случае меня проигнорирует. В худшем — высмеет.

Непонятно было, сколько времени мы уже в плену. С тех пор как я стал вампиром, время начало течь по-другому. Секунды и минуты больше не имели значения. Но оказалось, что в плену время снова стало важным — каждая секунда приближала нас к битве. Пока мы ждали, я прокручивал в уме возможные исходы схватки. Я представлял Дамона, сдавливающего мое горло и орущего что-то триумфальное. Я видел, как сам поддаюсь гневу и отнимаю жизнь у собственного брата — снова.

А что случится, если мы оба откажемся драться? Сможем ли мы вдвоем бросить вызов толпе? Сможем ли придумать план побега? У людей Галлахера есть вербена и колы, но у нас есть Сила. Если бы только Келли была на моей стороне...

При мысли о предательстве Келли сердце болезненно сжалось. Я то и дело вспоминал ее рыжие волосы и сверкающие глаза, и этот образ снова и снова разжигал в моем сердце гнев и боль. Я сжал кулаки. Если бы только я послушал Лекси! Если бы не доверился человеку...

Только одну цель я ставил перед собой — если уж мне суждено умереть, я умру с закрытыми глазами, но не буду выискивать в толпе ее лицо.

— Пора, парни! — распахивая дверь, крикнул Галлахер таким тоном, будто будил детей на веселую утреннюю прогулку. На нем был черный жилет и новенькие золотые часы, сверкавшие в слабом солнечном свете. Он щелкнул пальцами, и охранники тут же засуетились, натягивая импровизированную форму охотника на вампиров: перчатки, сапоги, венки из вербены.

Отворилась дверь клетки, и охранники грубо вытолкали нас наружу, надев нам на лица намордники, связав руки за спиной и завязав глаза. Нас вывели с чердака и провели в черную повозку, которая тут же тронулась и загремела по мостовой в сторону озера.

После прибытия в шатер нас вывели тем же порядком.

— Фу!

— Ужас! — Проходя за кулисами, я услышал комментарии к вставным номерам и сжал челюсти. Интересно, Лекси знает, где я? Или она думает, что я уже мертв? Повязку с глаз мне не сняли, но я все равно знал наизусть каждый дюйм шатра. Слева была татуированная женщина, справа — Каролина, самая страшная женщина в мире. Пол круто пошел вниз, и я понял, что вышел на арену.

Кто-то схватил меня за руку:

— Я рассказал всем, какой ты сильный. Но не напрягайтесь особенно, мистер Сальваторе. Я поставил на вашего брата, — весело прошептал Джаспер.

Наконец, с глаз сняли повязку. Шатер был залит ярким светом, повсюду толпились люди. В центре Галлахер принимал ставки, и публика яростно размахивала чеками и банкнотами. Играл орган, в воздухе пахло яблоками в карамели и пуншем.

А потом я заметил ее уголком глаза.

Келли сновала по рядам, а за ней шел Бак с жестяной коробкой в руках. В волосах у нее были побеги вербены, лицо осунулось. Очевидно, она собирала ставки прямо в зале. Она была дочерью своего отца и прекрасно выполняла свои обязанности.

На меня она даже не поглядела.

Я оторвал от нее взгляд и посмотрел на Дамона. Он всегда был хорошим бойцом, а последние схватки еще закалили его. Если он захочет убить меня, то убьет.

Более того, я это ему позволю. Я слишком многим ему обязан.

Джаспер ударил в гонг, и толпа заволновалась. Галлахер поднялся на ноги и завопил:

— Леди и джентльмены! Добро пожаловать на еще одно прекрасное состязание, устроенное вашим покорным слугой Патриком Галлахером. Всего несколько дней назад мы представили вам первую в мире битву между вампиром и пумой. Сегодня вы впервые увидите схватку между двумя вампирами, один из которых победил в предыдущем бою. Кроме того, — он понизил голос так, что толпа зашумела и подалась вперед — они — братья. Они родились от одной матери, и сегодня один из них отправится прямиком в преисподнюю.

В спину мне ударил камень, и я обернулся. Вербена была везде. Из-за нее в глазах плыло, лица сливались в кошмарную мешанину глаз, носов и разинутых ртов.

— Брат, прости за все, что я сделал. Пожалуйста. Если нам суждено умереть, давай простим друг друга. Мы — это все, что у нас есть, — прошептал я, сжав зубы, надеясь в последний момент все-таки убедить Дамона. Дамон долю секунды смотрел на меня и встряхнул головой. Выражение лица у него было непонятное. В центре арены Галлахер все еще завораживал публику.

— Ставки будут приниматься еще пять минут. Но, — он поднял руку, заставляя зрителей замолчать. Шум слегка поутих, — оставайтесь после представления. Мы будем продавать кровь побежденного. Даже кровь мертвого вампира обладает целительными свойствами. Лечит все болезни. Даже проблемы, возникающие в спальне, — тут он подмигнул. Толпа орала и свистела. Я застыл, раздумывая, считает ли публика все это всего лишь представлением, нас — неудачливыми актерами, а кровь, которой собирается торговать Галлахер, — каким-нибудь вишневым ликером. Знал ли кто-нибудь, что кровь будет настоящей, что проигравший не встанет с арены и не отправится домой, когда шатер опустеет?

Келли знала. Келли знала и сама приготовила мне такую судьбу. Я снова сжал челюсти, готовый драться, готовый дать толпе зрелище, которого она жаждала. Джаспер повел меня по кругу, предоставляя зрителям последнюю возможность оценить мою силу, а потом поднять ставки. Я слышал обрывки разговоров:

Этот выше на дюйм. Я меняю ставку.

Твоей старухе понравился бы такой подарочек на юбилей?

И как они сражались против настоящей пумы?

Человек в рясе, стоящий рядом с Галлахером, поднял руки, чтобы успокоить толпу. Я узнал заклинателя змей.

— Да прольется свет на эту битву, и да попадет душа проигравшего в очищающий адский огонь! — прокричал он, и шатер забесновался. Раздался свисток, и битва началась.

Дамон кружил вокруг меня, пригнувшись к земле. Как будто мы снова были детьми и боксировали друг с другом. Я скопировал его стойку.

— Крови! — крикнул какой-то пьяный, нависающий над барьером.

— Крови! Крови! Крови! — кричали все. Мы с Дамоном медленно кружили по арене.

— Давай не будем этого делать, — предложил я, — давай откажемся. Что они сделают?

— Дело не в этом, братик. Нам двоим тесно в этом мире.

Гнев загорался в глубине моего существа. Почему тесно? Почему Дамон не может простить меня? Я больше не думал, что его мучает память о Катерине. Я понял, что он боится меня. Не меня настоящего, а того меня, которого он придумал, — чудовища, которое убивает, ничего не боясь и не думая о последствиях. Как он мог не заметить всех моих попыток сделать его счастливым, попыток спасти его? Я ударил, попав Дамону в щеку. Из лопнувшей кожи потекла кровь, и толпа завопила.

В ответ Дамон ударил меня в плечо, швырнув на землю.

— Зачем ты это сделал? — К восторгу публики, Дамон обнажил клыки.

— Ты этого хотел, — прошептал я, тоже показывая клыки и беря его в захват.

Он вывернулся и вернулся в свой угол. Мы стояли на разных концах арены и смотрели друг на друга — испуганные, злые, одинокие.

— Деритесь! — ревела толпа.

Галлахер смотрел на нас, не зная, что делать. Он щелкнул пальцами, Джаспер и Бак побежали к нам с колами, чтобы заставить нас драться. Они толкали нас, пока мы не стали почти вплотную друг к другу и не подняли кулаки. Но тут сверху раздался громкий, оглушающий треск, как будто небо развалилось пополам. Взвился холодный вихрь, поднявший облако опилок и пыли. Я почувствовал запах дыма.

— Пожар! — закричал кто-то.

Я огляделся. Часть шатра горела, люди бежали во все стороны.

— Пошли! — Я почувствовал на плечах чьи-то руки. Келли. — Да пойдем же! — Она толкала меня в спину. В руках у нее был топор, и постепенно я начал понимать, что случилось. Она на самом деле подрубила опоры шатра, а потом подожгла его? — Шевелись! — Келли снова толкнула меня. Для человека она была очень сильной, и через пару секунд бессмысленного топтания на месте я схватил Дамона за руку, и мы побежали мимо палаток, вдоль по реке, все быстрее и быстрее, к дому.

Мы с Дамоном с нечеловеческой скоростью бежали по улицам Нового Орлеана. Когда мы только приехали, он неохотно следовал за мной, но сейчас мы мчались бок о бок, а кирпичные и саманные строения по сторонам сливались в одно неясное пятно.

Арена изменила наши отношения — я чувствовал это всем своим существом. Что-то мелькнуло в глазах Дамона, когда он посмотрел на меня и отказался атаковать, несмотря на крики толпы. Я думал, как закончилась бы битва, если бы шатер не загорелся. Мы пошли бы на людей плечом к плечу? Или один из братьев Сальваторе закончил бы свою жизнь в луже крови на пыльном полу?

Мелькнуло воспоминание о пылавшей, как огромный факел, церкви Мистик-Фоллз. Горожане спалили церковь и запертых в ней вампиров в ту самую ночь, когда отец убил нас — и вампиршу, которую любил Дамон.

Но мы с Дамоном до сих пор живы, как фениксы, восставшие из пепла былых вампиров. Может быть, из пламени горящего цирка в этом новом для нас городе родится и наша новая близость — как новые побеги поднимаются на полях, в прошлом году выжженных дотла.

В унисон стуча подметками по булыжной мостовой, мы с Дамоном бежали по переулкам и улицам, которые я так хорошо выучил за несколько прожитых здесь недель. Но когда мы повернули на Дофин-стрит, куда мы с Лекси ходили за покупками, я остановился. На витрине швейной мастерской висел грубый набросок, изображавший нас с Дамоном, припавших к земле, с обнаженными клыками. «Битва века» — гласила надпись. Я прикинул, не Келли ли нарисовала это. Может быть.

Дамон наклонился поближе, изучая афишу.

— На этом рисунке ты полноват, братец. Наверное, стоит на время отказаться от официанток.

— Ха-ха, — кисло сказал я и осмотрелся. Со стороны цирка слышались крики. Начало было хорошим, но, если этих афиш столько же, сколько афиш с Дамоном, мы не будем в безопасности, пока не доберемся до дома.

В отдалении высилась колокольня церкви, стоящей по диагонали от дома Лекси.

— Пошли! — Я подтолкнул Дамона к церкви, и больше мы не разговаривали, пока не добрались до старого белого дома.

— Ты здесь живешь? — Дамон кривил губы, пока его глаза перебегали с проваленного беленого крыльца на темные окна.

— Я понимаю, что этот дом не совсем соответствует твоим меркам, но всем нам время от времени приходится чем-то жертвовать, — саркастически сказал я, проводя его к задней двери.

Дверь открылась, бросив на темную землю треугольник света.

Я поднял руки, увидев в дверном проеме Лекси.

— Я помню, что ты запрещаешь приводить гостей но...

— Быстро заходите! — Она закрыла дверь в ту же секунду, как мы пересекли порог. В зале горели свечи. На стульях и кушетках сидели Бакстон, Хьюго и Перси, как будто застигнутые в разгар какого-то собрания.

— Ты, должно быть, Дамон, — кивнула Лекси, — добро пожаловать.

Я знал, что Дамон ее разглядывает, и мне было интересно, что он скажет.

— Да, мадам, — слегка улыбнулся Дамон, — но боюсь, что за все то время, что мы провели в плену, мой брат не удосужился рассказать о вас и вашей — он взглянул на Перси и Бакстона, — семье.

Перси дернулся встать, но Лекси остановила его жестом:

— Я Лекси. Раз Стефан твой брат, то мой дом — твой дом.

— Мы сбежали, — начал объяснять я.

— Я знаю, — кивнула Лекси, — Бакстон там был.

— Правда? — удивился я. — Ты поставил на меня или против?

Дамон усмехнулся. Лекси положила руку мне на плечо:

— Не злись. Он был там, чтобы тебе помочь.

— Вы хотели мне помочь?

Бакстон откинулся на спинку стула:

— Да. Но кому-то пришла в голову блестящая идея поджечь весь цирк, и я убежал, — он сложил руки на груди, как будто бы довольный своим участием в этой истории.

— Это была Келли. Она подожгла шатер, — признался я.

В глазах Лекси мелькнуло удивление:

— Я ошиблась, — просто сказала она, — это должно было случиться.

— Простите, что я вас перебиваю, но у вас есть что-нибудь поесть? — Дамон не отрывался от портрета какой-то старой дамы. — Последние несколько недель выдались довольно трудными.

В первый раз с момента побега я внимательно посмотрел на брата. Голос у него был хриплый, как будто он отвык говорить. Кровоточащие порезы покрывали руки и ноги, одежда висела клочьями, грязные черные волосы свисали на шею. Глаза покраснели, а руки тряслись.

— Конечно. Мальчики, вы, наверное, умираете с голоду. Бакстон, отведи его в лавку мясника, пусть поест до отвала. Не думаю, что в Новом Орлеане хватит людей, чтобы утолить его голод. А вечером он наконец поест по-королевски.

— Да, мадам, — Бакстон слегка поклонился, вставая со стула.

— Я пойду с ними, — я направился к двери.

— Нет, — Лекси схватила меня за руку, — для тебя у меня есть чай.

— Но... — запротестовал я, ничего не понимая. Я почти чувствовал вкус свиной крови.

Бакстон открыл дверь перед Дамоном, который на прощание выгнул бровь, будто бы говоря: «Бедный мальчик». Даже если Лекси видела это, то предпочла не заметить, занявшись чайником. Я рухнул на один из шатких стульев и уронил голову на руки.

— Стать вампиром — это не только отрастить зубы и перейти на новую еду, — стоя ко мне спиной, Лекси разжигала огонь в камине.

— А что еще? — ощетинился я.

— Ты и твой брат теперь не те, что прежде. Вы оба изменились, и, возможно, ты знаешь Дамона не так хорошо, как воображаешь. — Лекси поставила на стол две дымящиеся кружки. — Козья кровь.

— Я не люблю козью кровь. — Я оттолкнул кружку. Говорил я как капризный ребенок, но меня это не волновало. — И никто не знает Дамона лучше, чем я.

— Ох, Стефан, — Лекси ласково посмотрела на меня, — конечно. Но обещай мне быть осторожным. Сейчас опасное время, для всех.

На слове «опасный» в мозгу словно бы что-то щелкнуло.

— Келли! Я должен ее найти.

— Нет! — Лекси снова усадила меня на стул. — Отец ничего ей не сделает, а вот тебя он, скорее всего, убьет, а у тебя сейчас нет сил драться.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Лекси меня опередила:

— С Келли все в порядке, ты увидишь ее завтра. А сегодня пей. Ложись спать. Проснешься здоровым и вместе с Дамоном и Келли расставишь все по своим местам.

Лекси вышла, взмахнув на прощание передником и погасив лампу.

Вскоре усталость навалилась тяжелым одеялом, и желание не слушаться Лекси ушло. Со вздохом я поднял кружку и сделал маленький глоток. Пришлось признать, что эта теплая бархатистая жидкость совсем неплоха.

Лекси права — завтра я увижу Келли и попрощаюсь с ней. Но мне нужен отдых. Болело все тело, даже сердце.

«По крайней мере ты знаешь, что у тебя еще осталось сердце», — представил я реакцию Лекси и улыбнулся в темноту.

19 октября 1864 года

Мне ничего не угрожает, но я не чувствую себя в безопасности. Интересно, это вообще когда-нибудь случится или я обречен вечно стремиться к невозможному? Привыкну ли я к боли? Через двадцать лет, двести или две тысячи лет вспомню ли я эти недели? Вспомню ли я Келли, ее рыжие волосы, ее смех?

Вспомню. Я должен. Келли спасла меня т дала мне еще один шанс. Она была светом, пролившимся на мою жизнь после тьмы, в которую ее погрузила Катерина. Катерина сделала меня чудовищем, но Келли снова превратила меня в Стефана Сальваторе, которым я могу гордиться.

Я мечтал о ее любви. Мне ничего не нужно, кроме ее счастья. Я хочу, чтобы она жилам хорошо и встретила мужчину — человека, — который оценит ее по достоинству, который будет обожать ее, который навсегда увезет ее от Галлахера в тихий дом у озера, где она сможет учить детей пускать «блинчики».

Может таким, таким я останусь в е памяти: не чудовищем, а просто парнем, который провел с ней теплое летнее утро и научил кидать камни, особым образом поворачивая запястье. Может быть, однажды мы с ней одновременно вспомним это утро. Может быть даже, она научит этому своих детей и их детей, и они все будут знать о человеке, который научил ее пускать «блинчики». Слабая надежда, но хоть что-то. Потому что, пока Келли будет помнить меня, мы будем связаны друг с другом. И, может быть, со временем я научусь довольствоваться этой связью, состоящей из одного воспоминания.

Я проснулся среди ночи — как мне показалось, из-за бьющего в окно града. Несмотря на запреты Лекси, я нашел маленькую дырочку в занавеске и уставился в темноту. Деревья стояли голые, ветки тянулись к небу, как мертвые руки. Хотя луны на небе не было, я разглядел бегущего через двор енота. А потом фигуру, сжавшуюся за одной из колонн беседки.

Келли.

Я моментально натянул рубашку и сбежал по лестнице, стараясь производить как можно меньше шума. Мне совсем не хотелось, чтобы Бакстон или Лекси узнали о человеке, который шел за мной до самого дома.

Дверь за мной хлопнула, и Келли отпрыгнула.

— Это я, — я боялся, смущался и радовался одновременно.

— Привет, — робко сказала она. На ней были синее платье, меховая накидка и низко надвинутая на лоб шляпа, а на плече висел большой саквояж. Она дрожала. Больше всего мне хотелось взять ее на руки и отнести наверх, где мы могли бы согреться под моим одеялом.

— Ты куда-то собираешься? — Я кивнул на саквояж.

— Надеюсь, — она взяла мои ладони в свои, — Стефан, мне неважно, кто ты. Меня это никогда не волновало. И я хочу быть с тобой, — она заглянула мне в глаза, — я... я люблю тебя.

Я уставился в землю. В горле встал комок. Когда я был человеком, то думал, что люблю Катерину, пока не увидел ее в цепях и наморднике, с пеной на губах. Это зрелище не вызвало во мне ничего, кроме отвращения. А Келли видела меня без сознания, истекающего кровью из-за ожогов от вербены, мучимого охранниками, лупящего брата на арене, и она любила меня. Разве такое возможно?

— Можешь не отвечать, — поспешно добавила Келли, — я должна была тебе сказать. И я в любом случае уезжаю. Я не могу оставаться с отцом после того, что случилось. Я иду на вокзал, и ты можешь пойти со мной. Ты не должен. Но мне бы этого хотелось, — лепетала она.

— Келли! — Я прервал ее, приложив палец к губам. Ее глаза расширились — в них был то ли страх, то ли надежда.

— Я пойду с тобой куда угодно. Я тебя люблю и буду любить до конца своей жизни. Лицо Келли расцвело радостью:

— Ты имел в виду, до конца своей не-жизни. — В ее глазах плясали веселые искры.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 678 Следующая ⇒