Елена Вячеславовна Черникова 6 страница

- Видите? - спрашивает голос.

- Да, - говорит за всех одинокий философ, - ее прикрыть бы чем...

- Ах. Черт возьми. Вы тупые. Вы не понимаете. Сержант. Еще раз. - Голос стал каменным.

Сержант выходит на авансцену, поднимает руку с серым продолговатым предметом, направляет в зал и покачивает. За его спиной на экране играют в непонятные зрителям игры кружевные пары, гладят себя, гладят друг друга, стонут, картинно искривляя лица, но зал агрессивно смотрит и - в целом - выражает желание накрыть одеялом то его, то ее.

- Вы дикари и кретины, - шипит железный голос, - мы применим к вам метод номер один. Я устал с вами. Сержант! Метод номер один!!!

Сержант, пожав плечами, нажимает несколько кнопок на предмете, сверяется по маленькому монитору, вынутому из кармана, потом направляет новую программу на зал и сильно сжимает серый предмет.

Уходит кино. Гаснет свет. Умолкают остатки упругой музыки. Все затихает. Темнота чернеет. На минуту мир замирает. Никто не понимает - что сейчас. Голос вдруг говорит:

- Запомните эту минуту. Мы пришли. Вы не поняли. Мы говорим вам: мы пришли. Вы брыкаетесь. Запомните: вы обречены. Вы будете выполнять Указ, или ваша длинная родина, которая так надоела нашему сообществу, будет уничтожена. Взываю к вашему патриотизму. Смотрите!

Сержант покачивает лучом. Сержант покачивает. Сержант.

- О-о-о-о-о-о!!!!!!!!! - вырывается из пересохших глоток зрителей. - Что это!!!...

Железный голос хохочет. Публика кричит в темноте. Потом резко вспыхивают все лампы, и взорам собрания предстает небывалая картина: кто лежал, кто сидел, кто стоял - все застыли в той позе, где настигли их длительные и глубочайшие конвульсии. И все держатся за собственные гениталии, пульсирующие непрерывно и дико.

- Уразумели, болваны? - перестал миндальничать начальник.

Из публики - ни звука. Все молчат, поскольку разучились говорить. Никто не знает, как теперь выстраивать слова, в какие ряды.

- Смотрите, господа, друг на друга, смотрите, уроды, что будет дальше! - издевательски вещает развеселившийся железный голос.

Поплыл по-над рядами бело-розовый туман, обволок в кокон каждого и каждую, покрутился-покрутился и улетел к потолку, на котором продолжало светиться предательское табло. Только вот нулей на нем уже не было ни одного. Против каждого номера полыхала, подрагивая, огненно красная пятерка с антрацитовой каемкой по всему контуру числа.

- Вот теперь вы все - отличники. Курс прошли быстро и очень успешно. А теперь сядьте, кто может... - голос опять усмехнулся.

Но никто не смог сесть. Дамская половина собрания усердно терла свои полыхающие промежности и груди, мужская половина с неистовым усердием терзала вверх-вниз свои вздыбившиеся непокорные фаллосы. Весь зал сопел, причмокивал и постанывал.

- Ага! - захохотал голос, - раскусили? Еще захотели? Очень мило. Сержант! Помогите новичкам еще разок.

Сержант еще раз поднял свой серый прибор, пустил луч, расщепленный на множество лучей, чтоб на всех хватило, и стиснул двумя руками.

В зале началось столпотворение. Мужчины кинулись на женщин, женщины на мужчин, не разбирая - свой или не свой, своя или не своя, все хватали всех за что попало, вводя во все отверстия любого тела что кто мог, высунув языки и вытаращив глаза, сжав зубы и томно смежив веки. Не осталось никого, кто сохранял бы спокойствие. Все копошилось, хлюпало, вскрикивало и билось, билось в нараставших конвульсиях экстаза.

... Переждав несколько приливов массового освоения мирового учения, сержант убрал прибор в карман. Железный начальник скомандовал:

- А теперь дружненько, господа мужчины, загляните-ка в вульвы ваших подруг, супруг и прочих.

Господа с превеликой охотой мигом растянули своих дам и бросились смотреть. Вздох сильнейшего недоумения потряс своды зала: над каждым входом в даму господа обнаружили крупное, величиной с перепелиное яйцо, твердое подрагивающее утолщение. Оно было багровое, продолговатое. Страшноватое.

- Что там? - игриво осклабившись, спросили дамы. - Потрогай скорей! - хором сказали дамы.

Господа кинулись трогать и чмокать. Дамы заорали от сильнейшего наплыва чувств и бешено затряслись в повальном унисоне оргазмов. Одинокий философ, имевший, как вы помните, вопросы и комментарии, уже не имел вопросов. Он имел в углу пожилую даму, на вид под семьдесят, а она, прижав руку к радикулитной пояснице, усердно виляла сморщенным задом. Все, кто пришел на лекцию, получили новые знания. Даже лектор не остался внакладе: его усердно драл прямо на сцене сержант двенадцать-двадцать. Лектор вопил от счастья.

- А теперь слушайте мою команду! - объявил железный голос.

Зал весь обратился в слух.

- По счету " раз" все прекращают это дело и слушают заключительную речь. По окончании речи делайте что хотите. Итак, " р-р-р-а-з! "

Остановились. Слушают.

- Гордитесь, просвещенные! Ваши женщины вместе с вами получили колоссальный подарок от мирового сообщества: силиконовый клитор, наполненный вдобавок сильным будоражащим составом, разработанным в исследовательском центре нашей организации. Отныне каждое соприкосновение поверхности этого клитора с чем угодно и с кем угодно будет автоматически вызывать у ваших дам оргазм в любых условиях, в том числе и в домашних. Да, конечно, дамы станут на какое-то время ненасытными. Ничего страшного: вступайте в кооперативы, объединяйте усилия, - вам понравится. Потом можете перейти и к партийному строительству. Сначала, разумеется, назовитесь Общественным Движением, созовите Учредительную Конференцию и так далее. Подробности прекрасно изложены вашим классиком Владимиром Лениным. Вот был талант, скажу я вам!.. Ладно, не отвлекаемся. Ну а потом сплотите партию и... Дорогие дамы, я понимаю, что первое время вы, может быть, попереживаете: как же так, муж уже без сил, а я все хочу и хочу, не бежать же к соседу!.. Выбросьте эти мысли сразу же. Сосед ничуть не хуже. Кто угодно, включая мимо пролетающий ветер, ткань вашего белья, капля весеннего дождя, не говоря уж об осеннем ливне, а в особо талантливых случаях - даже яркий солнечный луч, упав на ваши обогащенные клиторы, вызовет то чувство, которого вы алкаете. Начинается новая эра - с вас!!! Вы будете достойными продолжателями дела, ради которого и создавалось великое мировое сообщество! Ура!!!

... Тут она проснулась и посмотрела на часы. Девять утра. Пора вставать. В окно льется золотой свет, качается старинный маятник, бархатным боем часы добили девятый удар. Сейчас она поставит кофе. Понежится в ванне. Поедет на репетицию. Забыть бы этот сон, говорит она себе. Долго, нудно, глупо, - откуда он взялся!.. У кого щи пустые, у кого жемчуг мелкий. Сегодня пятница. Это прекрасно. Завтра - свидание с темноглазым чудом, нежным, как английский газон. Обнаружив в своей голове это сравнение, она рассмеялась. Услышав свой смех, она насторожилась: что-то с голосом, очень уж непроснувшийся. Прокашлялась. Нет, не то. Срочно в ванную, полоскать горло. Полежать в розовой воде. Собраться.

Включила свет в ванной, открыла дверь и подошла к зеркалу. И жутко вскрикнула: из зеркала на нее с любопытством смотрел молодой симпатичный рослый мужчина. Абсолютно голый. Машинально она посмотрела на его живот и ниже... Да, все было на месте. Аккуратные коричневатые яички, розовый спокойный пенис, кокетливо свесившийся вбок. Вокруг - золотисто-коричневое пушистое облачко; живот плоский, упругий, ноги-руки точеные, крепкие, как литые. И только крупная круглая родинка над пупком была ей знакома, единственный известный штрих на неизвестном. Эта родинка передалась ей от отца, а ему от бабушки, а бабушке от прадедушки.

Она осмелилась пошелохнуться - мужчина в зеркале точно повторил ее тихое движение. Она сделала один шаг к зеркалу - он тоже шагнул навстречу. Сердце готово было остановиться, но она сделала еще один шаг и, вытянув губы, приблизилась к стеклу вплотную и прижала губы - оказалось, что к губам же. Отраженным.

Она подняла руки и потрогала родинку и пенис. Он поднял руки и потрогал: правой - пенис, левой - родинку. Ощутив привычную шероховатость родинки и сводящую с ума шелковистость подвижной плоти, она застонала и покачнулась. На лице мужчины было написано именно такое потрясение и недоумение, какое царило в ее душе.

Она крепко обняла себя за плечи.

Он крепко обнял себя за плечи.

Она вспомнила, что в ее ванной два зеркала, висят визави. Медленно повернулась ко второму зеркалу - и встретилась взглядом с тем же самым изображением мужчины. Приглядевшись повнимательнее, она заметила детали: чуть встрепанную после сна, однако очень аккуратную стрижку, легкую односуточную небритость худощавых щек, гладкую безволосую кожу груди и спины...

Что-то не так. Случилось еще что-то! Что?

Висящие строго визави зеркала не отражали друг друга.

- Господи, у вас там и это есть? - прошептала Ли. - Я надеялась...

- Сказки, сударыня. Сны. Я все читаю и читаю, а здесь так холодно, боюсь простудить горло, - ворчливо сказал ночной попутчик. - Не угодно ли вам продолжить?

- Попробую. Хотя подходят трудные времена, трудные буквы. Но пора. Наступает время В.

Алфавит: В

Вьюга. Мир невидим. Город продут навылет. Ночь. Мне скучно.

Стук в дверь. Войдите.

Входит В.

Как ты мне нравишься. Какая ты красивая. Можно раздеться?

Можно. Разденься.

Ты грустишь?

Нет.

Ты хочешь?

Да.

Он неторопливо раздевается, не глядя на меня. Я лежу на диване, глядя в заметеленное окно.

Он подходит ко мне, садится рядом. Аккуратно все расстегивает, поднимает сорочку, спускает юбку. Мы молчим и иногда мирно улыбаемся друг другу.

У В серьезная проблема. Мама с папой наградили его детородным органом, про который сказать " огромный" - это ничего не сказать. Бедолага В уже попадал в курьезные переделки, когда резвые дамочки сдуру запрыгивали на него сверху и после первого же столкновения слетали кубарем с горестным визгом. Ему вечно приходится ждать милостей от природы: либо соразмерное ему влагалище, что такая же невидаль, либо женщину, способную найти решение вне анатомических предпосылок.

В моем лице он нашел женщину, способную найти решение.

Я знаю, что делать с В. И время от времени делаю. Нечасто. В среднем, наверное, раз в месяц. Его фаллос чудовищно тяжел. Ладно бы просто возбуждение. Тут похуже. Я ему еще и нравлюсь чрезвычайно, он даже пытается быть нежным. Но его пребывание внутри женщины - это грациозность слона, танцующего рок-н-ролл в фарфоровой лавке. Увернуться от его изящества можно лишь, так сказать, магико-акробатическими приемами. Не знаю, откуда я знаю еще и это. Но получается. Он чуть не плачет от умиления, когда видит мою довольную улыбку - вместо обычного ужаса на лицах других.

Потом он встает.

- Ты кончила? - спохватывается он.

- Конечно, конечно, - успокаиваю его я, хотя даже и не начинала. Но этого ему не объяснишь, да и не надо. Он хороший, он старается, ну что ж поделаешь, если такой уродился. Сейчас ему всего двадцать лет, все впереди. Может быть, повезет. Мне не жалко. Вьюга за окном. Скучно было.

Лет через пятнадцать мне рассказывали, что в тесном кругу старых друзей он, уже давно женатый человек, отец дочери и сына, вспоминал молодые годы. И вдруг сказал: а ведь была и у меня романтическая платоническая страсть!.. Друзья удивленно спросили: а кто она? ты ж нам не рассказывал!

Да ведь вам про платоническую неинтересно, отвечает он.

Интересно, зароптали друзья.

Он подумал-подумал и говорит: Ли.

Да-а, сказали друзья, здорово. Она была очень красива. Что-то с нею теперь?

-... Понравилось? - спросила Ли ночного

попутчика. - Мне до сих пор нравится.

- А почему бы и нет. Милосердие в этом деле - штука редкая. Особенно взаимное. Это хорошо.

- Я очень заинтригована вашей темно-бордовой книгой. Нельзя ли в руках подержать? - преспокойно спросила Ли.

- Нельзя, Ли. Она может закрыться так, что не откроешь потом ни молитвами, ни проклятиями.

- Почему это? - удивилась Ли.

- Не прикидывайтесь, голубушка, вас это портит.

- Ну ладно, ладно. Простите. Читайте сами.

Седьмой рассказ ночного попутчика

"... Диотима сказала Сократу, что Эрот - великий демон, посредник между богами и людьми, он посередине... Сократ был убежден Диотимой в том, что Эрот - демон... "

Сидя на краю ванны, она бормотала нечто, само шедшее на ум, изредка поглядывая в зеркала. Они исправно показывали ей то правый, то левый профиль молодого красавца с озадаченным выражением тела.

Так прошло первое время. Часы бархатно били и били. Она вдруг решила позвонить своему администратору и отменить репетицию. Поскольку в этом костюме, усмехнулась она, меня не ждут. Стоп. А голос? Ничего, ничего, не страшно. Она еще помнит оригинал своего тембра; а можно ведь и больное горло разыграть. А ванна? Ведь я собиралась принять ванну. Ну и принимай, сказал внутренний голос, никогда не обманывавший ее.

Она быстро запрыгнула в воду, легла и обнаружила, что ванна стала значительно теснее. Ах, да. Костюм, усмехнулась она.

Потом мытье. Освоение новой поверхности. Губка делает несколько иные повороты. А этого, с шелковистой подвижной плотью, - тоже помыть? Губкой? Руками. Лучше руками.

Она взяла самый нежный гель, которым еще вчера мыла только лицо, и намылила свое новое украшение. Пена получилась буйная, высокая, украшение спряталось.

Она взялась за душ и полила на спрятанное место. Когда пена ушла, на месте покоя показался темнеющий ровный столбик, медленно поднимавшийся и поднимавшийся. Когда глянцевая головка открылась полностью, ей показалось, что орган тянется к ней лицом - поприветствовать и улыбнуться. Мол, здравствуй, это я; как дела...

Она тоже улыбнулась в ответ и погладила незваного гостя по голове. Он еще встрепенулся, и что-то у самого его основания напряглось и потяжелело. Она потрогала: яички сжались. Стало неуютно и безвыходно. Возбуждение, поначалу показавшееся таким привычным и обустроенным, таким понятным и вообще т а к и м ж е, вдруг обожгло ее своим бессмысленным упрямством.

Что делать? - она забеспокоилась и для начала решила просто вытереться как следует и выпить, наконец, кофе. Перешагивая через край ванны, она вслушалась в его настойчивое покачивание, тяжелое и непримиримое. Смешно: она делает всего лишь незаметный шаг, всего лишь протягивает руку к полотенцу, а он покачивается, словно кто-то величественный прислал ей свой палец и грозит им...

Растирая спину полотенцем, она разглядывала веселый пух на ногах. В предыдущем облике у нее не было волос на ногах, и она с ужасом внимала дамским разговорам - какой эпилятор для каких ног лучше. Теперь волосы есть. Не очень густые, именно пух, но все-таки.

" Брить не буду", - сказала она себе.

А лицо? Ладно, с этим потом разберемся. Сейчас надо позвонить. Она еще раз попыталась прокашляться и взялась за трубку. На том конце провода ответили, что администратор вышел, что ему передать и кто это говорит. В том заведении все знали ее голос, потому что его вообще все знают. Но сейчас ее не узнали! Это даже хорошо, решила Ли; вас беспокоит двоюродный брат Ли, у нее заболела родная сестра, и Ли срочно улетела в далекие края. Неизвестно. Не знаю. Спасибо. Уф-ф...

Так. Дальше. Самый острый вопрос современности: завтра свидание с прелестным существом мужского пола, абсолютно гетеросексуальным. Проверено. На свидание был настрой еще со вчера. Свидание предполагалось гетеросексуальное. И очень вкусное, что тоже проверено. Что делать с ним?

Кстати, как меня зовут? И есть ли у меня социальные проблемы? Ли кинулась к ящичку с документами и через минуту уже хохотала, разглядывая во всех своих паспортах мужественное лицо, прописанное на ее территории, обладающее ее водительскими правами, читательским билетом десятилетней давности и даже письмом от девушки. Письмо уже обтрепалось, пожелтело, но оно хранилось вместе с документами! Это должно что-нибудь значить, в конце-то концов! - продолжала развлекаться Ли.

Но какое странное имя! Ли проговорила его несколько раз и почувствовала, что оно ей нравится: Гедат Грануоль.

Красный столб, услышав имя, сделал попытку рвануться еще повыше, но одумался и чуть притих. Господи, раздраженно подумала Ли, как же они управляются с этим капризным хозяйством! Совсем не то, что у нас... И опять захохотала: у нас - у них! От перемены мест слагаемых что изменится теперь? Но это же чудесно! То, что надо!

Ли надела длинный махровый халат и села на диван.

Гедат Грануоль надел халат и сел на диван.

В руке Ли подрагивало письмо, взятое из ящичка. Хорошо ли читать чужие письма? - озорно подумала Ли.

Да, но там написано, что адресат - Гедат Грануоль. Я могу и должен прочесть.

Письмо было написано несколько нервным, но уютным почерком явной женщины. Зеленоватые чернила; ровное, ритмичное деление на абзацы.

" Гедат, возлюбленный мой, путеводная звезда, ты, построивший меня, ты, щедро отдавший мне небесные подарки свои, властелин, законный властелин...

Гедат, благодатный, возлюбивший меня, светлый, небесный, у ног твоих, в руках твоих, на коленях пред тобой, но не рабыня твоя, а госпожа твоя...

Гедат, госпожа твоя вечно пред тобой на коленях, ибо нет любви выше твоей, милосердной, я у ног твоих, ты - красота бессмертная, без добра и зла... "

..! - подумала Ли.

Что это? - изумился Гедат Грануоль. - И все-таки очень знакомое...

Затилинькал телефон. Ли вздрогнула и взяла трубку.

- Алло, - машинально сказала Ли.

- Доброе утро, - сказал несколько озадаченный мужской голос. - Я хотел бы поговорить с Ли, если я правильно набрал номер... - Он был очень воспитанный человек.

Ли сообразила, что надо, во-первых, подтвердить правильность номера, во-вторых, повторить легенду про брата и сестру, а в-третьих, - по ситуации.

- Да, - сказала Ли, вслушиваясь в свой новый голос, - все правильно, у нее внезапно заболела сестра и она уехала, то есть улетела. Я - двоюродный брат, проездом...

- Очень жаль. Я не знал, что у нее есть столь близкая сестра. Простите, не знаю вашего имени...

- Гедат, - ляпнула Ли, не подумав.

- Гедат, - проговорил медленно тот, - не знаете ли вы дату ее возвращения? Дело в том, что завтра мы с ней собирались...

- Ах да, - наконец осенило Ли, - помню, как же. Она сказала мне, что завтра вы должны были встретиться у памятника Пушкину и пойти в гости к вашим друзьям, и что-то еще...

- Да, - подтвердил погрустневший абонент, - видимо, не получается. Я очень сожалею...

Ли чуть не призналась от горя, но тут следующая блистательная идея мигом вернула ей настроение:

- Подождите, минуту, одну минуту, не кладите трубку... - Ли схватила письмо и вгляделась в обратный адрес: отправительницу звали Альматра. - Как вас зовут?

- Парадис, - после секундной паузы ответил он.

- Парадис, - легко произнесла Ли, как будто только что узнала его имя, - я здесь проездом и плохо знаю город. Ли вернется нескоро, насколько я понимаю ситуацию. Скажите, это будет чересчур невежливо с моей стороны - напроситься с вами завтра в гости к вашим друзьям вместо Ли? Конечно, кузен Ли - это не Ли, но мне не хотелось бы скучать в субботний вечер, а вы вдруг позвонили и я подумал, может быть...

- Конечно! - искренне обрадовался тот. - Я сам должен был сообразить. Разумеется, я буду очень рад. Пойдемте вместе, вы скрасите мой вечер, и мои друзья, уверяю вас, понравятся вам, очень симпатичные люди. Я буду у памятника без четверти шесть, вам удобно?

- Очень удобно. Это место я знаю, - решительно ответила Ли.

- На мне будет бежевый плащ...

Пока он трогательно перечислял Ли свои приметы, известные ей до мелочей, она лихорадочно прикидывала, что сообщить ему о своем наряде.

- Отлично, - решилась Ли, когда перечисление закончилось, - я непременно узнаю вас, очень зримо описали. Я еще не знаю, во что оденусь. Я... шатен, иногда в очках, рост чуть выше среднего, - импровизировала Ли, вспоминая изображение в зеркале, - но я сам узнаю вас, не сомневайтесь. Спасибо, что согласились.

- Это вам спасибо. До завтра, Гедат, - дружелюбно сказал Парадис.

- До завтра, - весело сказала Ли. Отбой.

Надо срочно все продумать. Это же превосходно, все складывается как нельзя лучше! Про очки я, конечно, зря. Очки носила время от времени Ли, но Гедат - как только что осознала Ли - видел превосходно. Близорукости как не бывало.

Теперь костюм. Какой у меня теперь размер? А обувь? О Боже. Ли отправилась на разведку в собственный гардероб. Там хранились не только ее платья, но и мужской костюм, сохранившийся после давнишнего спектакля. Правда, размером на былую Ли. Открыла дверцу и ахнула: все вещи в огромном шкафу были мужскими! Новыми, на вешалках. В ящиках хранилось нераспечатанное мужское белье. Был изрядный выбор галстуков, перчаток, туфель, сорочек, носовых платков и так далее. А вот и коробка с ее любимым мужским одеколоном. Да-а. Ли немного поворошила одежду, чтоб убедиться в ее материальности, и у самой дальней стенки обнаружила скомканное платье, в котором сегодня утром собиралась ехать на репетицию.

По позвоночнику пронесся легкий озноб. Ли решила наконец одеться вполне. Раз уж все есть - прочь халат, репетируем внеплановый спектакль.

Через час был получен первый результат. В спальне у Ли издавна висело огромное овальное зеркало высотой в полтора человеческих роста, в резной раме красного дерева. Ли провертелась перед ним не зря: сейчас на нее смотрел мужчина ее мечты, если можно сказать это о женщине, никогда не имевшей конкретных претензий к мужской внешности.

Гедат был в твидовом костюме классического кроя, в темно-серой сорочке с узким воротничком, в темно-синем галстуке из твердого шелка, в кожаных темно-синих полуботинках. Он был брит, как в первый раз, то есть именно впервые. До блеска, смягченного тонким гелем, сделавшим кожу матовой.

Маникюр Ли превратился в коротко подрезанные и подпиленные овалы, но, разглядывая их безукоризненность, автор решил, что перестарался. Так уже не носят. Проехали.

Пока Ли разрабатывала внешность Гедата, она вихрем пронеслась через всю галактику былых образов, как имевших, так и не имевших к ней непосредственного доступа, и тщательно отредактировала каждую звездочку. А звездочки, бывало, вызывали разные жгучие желания: кому шляпу поправить, кому щеку добрить, кому ногти почистить, а то и просто мыло подарить. Или шампунь. Или учебник русского языка. Или свод правил ладно уж хорошего - нормального тона.

Нахулиганившись всласть, она остановилась и задумчиво вгляделась в отображение. Картинка. Хоть на обложку. Ли никогда не нравились мужчины с обложки. Этот - нравится. Потому что сама сделала? Нет. Просто нравится. Очень. Она даже почувствовала к нему определенную симпатию. Очень определенную. По ногам пробежала очень определенная мягкая волна, и Ли ощутила уже знакомую тяжесть на лобке. Задремавший было орган встрепенулся и ткнулся розовой головой в трикотажную стенку. Как же неудобно у них это устроено! - еще раз подумала Ли. У меня. Это я.

Костюмерно-гримерный пафос вдруг слетел с нее. Ли отчетливо сообразила, что это - е е орган. Он хочет. Кого?! Себя?

Куда его девать? Куда девать его прямо сейчас, когда ни одна душа в мире...

Раздался веселый настойчивый звонок в дверь. Открыть? Черт его знает. Звонок еще пуще. Пойду. Идет. Открывает. На пороге - соседка по площадке, приятельница. Ничего себе, так, Ли никогда не воспринимала ее как женщину, просто приятельница - поболтать после обмена луковицами и спичками. Несмотря на свою известность, Ли поддерживала обыкновенные отношения с соседями. Это было удобнее, чем важничать, да и жить теплее.

- Ой, - сказала соседка, - извините. Ли дома? - она явно заинтересовалась красивым мужчиной на пороге; но мало ли кто мог оказаться утром в квартире Ли, недавно расставшейся с третьим мужем.

- Доброе утро, - приветливо сказал Гедат. - Ли внезапно уехала, а я ее двоюродный брат. Могу чем-нибудь помочь? - и еще приветливее посмотрел на гостью.

- Да, конечно, если удобно... - растерялась соседка. Ей очень понравился брат Ли.

Ли не хотела общаться с соседкой сейчас, она еще не сосредоточилась, все было еще слишком свежо. Но Гедат, подталкиваемый в трикотажную стенку все настойчивее и понятнее, хотел общаться с соседкой. Она была весьма мила. Черный махровый халатик до колен, весьма продуманных природой, голые гладкие ножки с тонкими щиколотками, наивные пушистые тапочки, только что высушенная голова с едва расчесанными русыми локонами до плеч, худенькая шея, незаметная грудь, - все было такое утреннее, свежее, испуганное, что Гедат решил выяснить до конца - что привело ее сегодня к Ли.

- У меня сломался телефон, - сказала соседка, - и кончился кофе. Просто беда за бедой. И никого нет, - добавила она странную фразу, хотя вполне могла, насколько знала Ли, сказать более чистую правду, что муж уехал в командировку.

- Отлично, - сказал Гедат, - то есть сочувствую и рад помочь. Заходите. Будем пить кофе и звонить по телефону. Я как раз не пил кофе. - И он пригласил ее изящным жестом, но без фамильярности.

И она вошла без раздумий.

Ли чувствовала, к чему идет настойчивость Гедата. В конце концов, это новое на вкус вожделение терзало ее ровно в той же степени. И все равно, еще раз спохватывалась Ли, это ощущения Гедата, это у него стоит! У меня не так, это не мое! А хочу, получается, я. Черт подери, что делать...

Гедат пригласил соседку на кухню. Поскольку Ли всегда приглашала эту соседку на кухню. Там стоял уютный топчанчик, стол, два кресла, кухня была огромная, деревянная.

- Как ваше имя, - вежливо спросил Гедат, заваривая кофе.

- Маша, - ответила Маша. Ли мысленно поздравила Гедата.

- Вы знаете, где в этой квартире телефоны?

- Знаю. Вы разрешите? - Маша встала было, но Гедат протянул ей новенький радиотелефон, позавчера купленный Ли. - Спасибо, - сказала Маша, не выразив удивления, что сосед удержал ее на кухне, не позволил одной идти в комнаты.

Покуда Маша звонила в бюро ремонта телефонов, а также свекрови с хорошими новостями от ее сына, то есть улетевшего в командировку Машиного мужа, покуда кофе настаивался, а Гедат принимал последние решения, Ли сказала себе: душа моя, делай что хочешь. Или что можешь. Я умываю руки. Маша, в конце концов, верная жена, здоровая, чистая, холеная, неизбалованная, муж в командировке, детей пока нет, работы нет, домоседка, домохозяйка, проблем никаких, - ну хорошая она, Маша, не будем выпендриваться. Да, Гедат? Тебе нравится Маша? Да я уже почти умер от страсти. Но-но, возмущается Ли. От смертельной страсти, бывает, вообще не стоит. Ты полегче, не надо млеть. Проще, все проще. Вот спроси у нее что-нибудь такое...

- Маша, - спросил Гедат, наливая кофе в хорошие фарфоровые чашки, - вы не будете возражать, если я уберу в стороны полы вашего замечательного, но непрозрачного, халатика, чтобы получше рассмотреть ваши ляжки, - Гедат присел на корточки у ног Маши и положил руки на халатик, - ваши бедра с внутренней стороны, - он вежливо посмотрел ей в глаза, - и вашу п... у, Маша... - Все это было произнесено исключительно вежливо, корректно, спокойно, голосом синоптика, предсказывающего солнечную теплую погоду без осадков и вообще без неожиданностей от природы.

У Маши остановилось дыхание. Тысячи мыслей пронеслись в ее пушистой русоволосой голове, слетали в озябшие пятки в наивных пушистых тапочках и вернулись обратно в голову. Как хорошая домохозяйка, она сначала осмотрела свою оставленную квартиру: все выключено, дверь заперта, телефон исправно не работает, то есть если позвонит командированный невесть куда муж, - то телефон не работал. На этот мыслительный ход ушла одна тысячная доля секунды. Следующий ход: я только что из ванной, свежая и благоухающая.

Поскольку Маша имела очень много свободного времени и ей, по молодости, это еще не очень надоело, то утренний сеанс ухаживания за своим обликом занимал часа два-три.

Но вернемся в Машины мысли. Он мне очень нравится; это Маша подумала еще на пороге, а сейчас, пока он варил кофе изящными движениями и просто потряс Машу, выключив плиту не глядя, ровно за секунду до неминуемого перехлеста пенки через край серебряной турки, - сейчас он нравился Маше очень-очень-очень. В галстуке и строгом твидовом костюме, словно собравшийся на важную деловую встречу, - и на кухне, у ее ног, с такими словами на устах! - Маша еще успела вспомнить, что нехорошо раздвигать ноги перед чужими мужчинами в отсутствие мужа, и еще что-то про популярные приемы контрацепции, - халат уже ничего не прикрывал. Пока Маша думала, Гедат осторожно убрал полы ее халата в стороны и аккуратно развел ее коленки, прижав свои ладони к внутренним поверхностям ее бедер, как будто собирался плыть по морю...

Этот прием еще больше потряс Машу. Она вспомнила, что когда ее муж лишал ее невинности, а она все побаивалась, он раздвинул ее ноги совершенно другим движением: обхватил левой рукой правую коленку, как мячик, правой рукой - левую, как мячик, и с некоторым нажимом разлучил мячики. Потом лег сверху, чуть придавливая, чтоб она не успела соединить пугливые ноги, и вставил, довольно быстро попав куда надо и не очень, в общем-то, измучив Машу. Но муж с тех пор навсегда прирос к этому способу преодоления: именно обхватить ее колени ладонями с растопыренными пальцами, именно сжать их и именно раздвинуть с нажимом. Ему это очень нравилось.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒