Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ЧАРЛЬЗ ЛЕДБИТЕР 11 страница



Также следует помнить, что многие люди после смерти пре­бывают значительное время в бессознательном состоянии, как мы объяснили ранее, и что, придя в себя, они обычно очень заняты соб­ственными желаниями и новыми условиями, в которых оказались. Кроме того, подавляющее большинство людей невежественны в этих вопросах первостепенной важности, и заурядный человек не знает, каким образом передать мысль из астрального мира в физический – он понятия не имеет о возмож­ностях телепатии и совершенно не подозревает о своей способности материализоваться или стать видимым для своих друзей посредством ментального впечатления.

К тому же друзья, оставшиеся по эту сторону, обычно лишены всякой восприимчивости: их мысли сосредоточены на материальном, они считают умершего навсегда исчезнувшим из этого мира, и ждать от него помощи или известия им не приходит в голо­ву. Фактически положение сводится к следующему: заурядный умер­ший не знает, как сделаться видимым, даже если имеет такое желание, а заурядный человек на физическом плане не представляет себе, что нужно делать, чтобы материализация стала для него возможной. Уди­вительно не то, что столь немногие умершие являются нам, a то, что некоторым из них вообще удаётся преодолеть эту тройную преграду: силу нашего невежества, бахвальство нашего скептицизма и броню наших предрассудков. Если бы мы были немного муд­рее и менее претенциозны, сколько могли бы мы узнать и насколь­ко полнее и счастливее была бы наша жизнь! Вне всякого сомнения, умершие неоднократно пытаются установить контакт с живыми, и если они терпят в этом неудачу, это не их вина; наш медлительный ум, наш материализм, наш эгоизм закрывают нам доступ ко многим поу­чительным вещам. Нетрудно заметить, до какой степени большинство людей ещё напоминают “человека с граблями на навозной куче” из “Странствований пилигрима” Буньяка, который упорно рылся в грязи в поисках монет, отказываясь поднять глаза на ангела, стоящего над ним и протягивающего ему вечную корону.

После смерти, так же как и при жизни, некоторые люди на­ходятся под сильным влиянием традиционных представлений. Мне известно много случаев, когда главной заботой недавно умершего бывают похороны его тела, то, чтобы они сопровождались многолюдной процессией и были отмечены пышной скорбью! Это в особенности характерно для некоторых выходцев из бедноты, которые рассматривают похороны как высшую почесть для умершего, очень приятную для них, когда всё это происходит в соответствии с обы­чаями.

 


ГЛАВА 17. ТЕ, КТО ЖЕЛАЕТ ИСКУПИТЬ ВИНУ

 

Желание признать вину или каким-то образом её искупить часто удерживает человека в тесном контакте с землёй, продолжаю­щемся иногда много лет. Вот случай подобного рода, в котором угры­зения совести из-за мелкого воровства преследовали человека около 30 лет.

Раскаяние в воровстве.

Однажды ночью некая мадемуазель В., находясь у своей тётки, была сильно напугана призраком пожилой привлекательной женщины, судя по всему, служанки, но служанки высшего класса, которая подошла к её кровати, наклонилась над ней и, казалось сделала большое усилие заговорить, но не смогла и затем исчезла.

Спустя несколько месяцев она в гостях у подруги, устраи­вавшей спиритические опыты, несколько раз принимала участие в сеансах. Во время одного из них пришёл дух или же тот, кто наз­вался им, и представился Сарой Кларк; имя обеим дамам было неиз­вестно. Из сообщений явившейся выяснилось, что много лет назад она служила экономкой у тётки мадемуазель В.; она безуспешно пыталась войти в контакт с мадемуазель В., когда молодая девушка гостила в старом доме. Её целью было признаться в преступлении и попросить прощения у своей старой хозяйки. Она добавила, что волнение, которое причиняло ей это желание, заставляло её быть привязанной к комнате, которую она занимала при жизни. Продолжая свою исповедь, она сказала, что поддалась соблазну украсть и спрятать несколько маленьких предметов фамильного столового сере­бра (серебряную сахарницу и другие вещи, которые она перечислила). Она очень просила мадемуазель В. рассказать об этом тётке и выразить ей её раскаяние в содеянном, а также надежду быть прощенной.

Спрятанная запись исповеди.

Наш друг получил приглашение на обед в один из загородных домов. Приехав туда раньше обычного и пройдя в салон, он увидел, что хозяйка ещё не спустилась и что там находился только католический священник, который ему был совершенно не знаком. Он сидел на диване и внимательно читал толстую книгу. Когда наш друг вошёл, священник поднял глаза, учтиво, но молча покло­нился ему и продолжал читать. Это был человек крепкого сложения и, по-видимому, энергичный, принадлежавший к “христианам мускулис­того типа”, однако на лице его лежала печаль такой усталости и тревоги, что это привлекло внимание нашего друга. Он заинте­ресовался этой личностью и гадал про себя, каким образом священник оказался приглашённым в этот дом. После секундного молчания наш друг медленно и торжественно произнёс:

– Во имя Господа, кто Вы такой и чего Вы хотите?

Призрак закрыл книгу, поднялся и после лёгкого колебания заговорил тихим, но отчётливым и размеренным голосом:

– Ко мне ещё никогда не обращались таким образом; я скажу Вам, кто я и чего я хочу... Как Вы видите, я священник католичес­кой Церкви; и восемьдесят лет назад дом, в котором мы сейчас находимся, принадлежал мне. Я был хорошим наездником и очень любил псовую охоту. Однажды, когда я собирался отправиться на сви­дание со своими товарищами по охоте, ко мне пришла молодая дама из очень высокопоставленной семьи с целью исповедаться. Естественно, я не хочу повторить того, что она мне сказала: это касается чести одного из самых знатных домов Англии. Сказанное ею мне показалось настолько важным, что (история была довольно запутан­ная) я имел неделикатность, даже грех, т. к. наша Церковь строго запрещает подобное, – сделать письменные заметки, пока дама исповедовалась. Когда я дал ей отпущение и она ушла, у меня оставалось время как раз успеть на свидание, но даже в спешке я не забыл тщательно спрятать заметки об ужасной тайне, которая была мне доверена.

По причинам, которые здесь не место объяснять, я велел вытащить несколько кирпичей из стены одного из коридоров нижнего этажа и устроил там маленький тайник. Я подумал тогда, что записи будут храниться там в полной безопасности до моего возвращения; я хо­тел на досуге внимательно изучить и разобраться во всех сложнос­тях истории, а затем уничтожить компрометирующий документ. Между тем я поспешно спрятал листки в книгу, которую держал в руке, бегом спустился по ступенькам, бросил книгу в тайник, задвинул кирпичи, вскочил на лошадь и помчался.

В этот день на охоте я был выбит из седла и погиб; с тех тор я обречён обитать в этом доме, который был моим при жизни, пытаясь помешать возможному обнаружению роковых записей, которые я имел грех столь неразумно сделать. До сих пор ни один чело­век не осмеливался заговорить со мной, как это сделали Вы; и я уже отчаялся иметь хоть малейшую надежду на по­мощь и избавление от невыносимого бремени, но теперь... Хотите ли Вы спасти меня? Если я покажу Вам, где спрятана моя книга, можете ли Вы поклясться самым святым для Вас, что уничтожите бумаги, находящиеся в ней, не читая их и не допустив, чтобы кто-нибудь прочёл хотя бы одно слово. Вы обещаете так сделать?

– Я даю Вам слово, что выполню Ваше желание в точности, –торжественно сказал наш друг.

Взгляд священника был таким пронзительным, что казалось читал в душе его. Однако, будучи удовлетворённым такой проверкой, призрак с глубоким вздохом облегчения повернулся, сказав:

– Ну, хорошо! Следите за мной.

Испытывая странное чувство нереальности происходящего, наш друг обнаружил себя спускающимся за призраком по главной лестнице на первый этаж, а потом – по более узкой каменной лестнице, которая, по-видимому, вела в погреба или под своды... Внезапно священник остановился и повернулся к нашему знакомому.

– Вот это место, – сказал он, положив руку на стену. – Сни­мите эту штукатурку, выбейте кирпичи, и за ними Вы найдёте тайник, о котором я говорил. Хорошо заметьте место и помните о Вашем обещании.

Наш друг проследил за рукой, указывающей место, и, под­чиняясь желанию призрака, тщательно его осмотрел; затем он повер­нулся, чтобы задать вопрос, но, к его великому изумлению, рядом с ним никого не было – он был совершенно один в этом коридоре, освещенном слабым светом.

Просьба была выполнена.

Mecca душ.

Мой дед, старый Шаттон, возвращался однажды вечером из Пеймпода, где он получал свою ренту. Это было накануне Рождества. Весь день шёл снег, и дорога стала совсем белой; белыми также были поля и склоны холмов. Боясь потерять дорогу, мой дед пустил лошадь шагом.

Подъезжая к старой разрушенной часовне, стоявшей внизу от дороги на берегу Триё, он услышал, как прозвонили полночь. И сразу же колокол стал звонить, будто призывая на мессу.

– Вот как! Часовню святого Клистофа, стало быть, восстано­вили, а я этого сегодня утром не заметил, когда проезжал мимо. Правда, я не смотрел в ту сторону, – подумал дед.

Колокол продолжал звонить. Он решил пойти взглянуть, что это значит. В свете луны часовня казалась совсем новой. Внутри горели свечи, и их красноватые отблески освещали витражи. Дед Шаттон сошёл с лошади, привязал её к изгороди и вошёл в “святую обитель”. Она была полна людей, и все слушали очень сосредоточен­но! Даже ни одного звука кашля, время от времени нарушающего тишину церквей, не было слышно.

Старик опустился на колени у паперти. Священник был в алтаре; его помощник ходил туда и сюда по хорам.

Старик сказал себе: “По крайней мере я не пропущу полноч­ную мессу”. И он по привычке стал молиться за умерших родственни­ков, Священник повернулся к присутствующим, чтобы благословить их. Дед заметил, что его глаза были до странного блестящими. Ещё более странным было то, что эти глаза, казалось, во всей толпе различили его, Шаттона, и их пристальный взор остановился на нём. Тут старик почувствовал какое-то беспокой­ство. Священник, взяв из дароносицы облатку и держа её между пальцами, глухо спросил:

– Желает ли кто-нибудь принять причастие?

Никто не ответил. Священник повторил вопрос три раза. То же молчание среди прихожан. Тогда старик Шаттон поднялся. Он был возмущён тем, что все остаются равнодушными к голосу священника.

– Клянусь честью, господин священник, – воскликнул он, – я исповедовался сегодня утром перед тем, как отправиться в путь, и хотел причащаться завтра в день Рождества. Но если это Вам доставит удовольствие, я готов теперь принять Тело и Кровь нашего Господа Иисуса Христа.

Священник сразу спустился по ступенькам алтаря, в то время как мой дед пробирался через толпу, чтобы преклонить коле­ни у балюстрады хора.

– Благословляю тебя, Шаттон, – сказал священник после того, как он проглотил облатку. – Однажды в рождественскую ночь, когда шёл снег, как сегодня, я отказался пойти причащать умирающего. С тех пор прошло 300 лет. Чтобы искупить кару, мне нужно было, чтобы живой принял причастие из моей руки. Благодарю тебя. Ты спас меня, и ты спас в то же время души умерших, кото­рые находятся здесь. До свидания, Шаттон, до скорого свидания в раю!

Едва он произнёс эти слова, как свечи потухли. Старик оказался один в разрушенном здании, крышей которому служило толь­ко небо; он был один среди разросшихся кустов ежевики, заглушив­ших весь неф. (Неф – это внутренняя часть церкви). Он с великим трудом выбрался наружу. Сев на лошадь, он продолжал путь...

Эта история приводится в данной главе постольку, пос­кольку является примером призрака, стремящегося искупить оплош­ность, совершенную на земле. Однако её можно отнести и в другую главу, к случаям, иллюстрирующим способность умершего прибегать к многочисленной бутафории, способствующей его цели. Кажущаяся реставрация разрушенной часовни (которая, возможно, была театром действий на земле), собрание верующих, огни свечей – всё это могло быть просто творением мысли священника, который долгое время сосре­доточивался на этом предмете. Всё это могло быть также мате­риализацией, видимой для любого путника; однако это предположение мало вероятно и его вряд ли стоит принимать в расчёт. Очень мо­жет быть, что сила желания священника имела гипнотическую власть над Шаттоном, на мгновение открыв его сознание для астрального зрения. Вполне вероятно, что верующие были не простыми мыслеформами, а душами умерших католиков, полными благочестия, которые, возможно, знали об обете покаяния священника и оказывали ему содействие своими объединёнными искренними мыслями и молитвами. Если это было так, то обилие вспомогательных деталей легко объяс­нить.

Другим любопытным моментом является внезапный характер освобождения. Лишь только искупление свершилось, священник почув­ствовал себя свободным; вполне возможно, что он действительно освободился от необходимости пребывать на низких астральных подпланах. К ним в течение многих лет он был привязан одним жела­нием совершить предписанное ему искупление. Как только это жела­ние остаться превратилось в желание уйти, самая грубая часть оболочки его тела немедленно растворилась и сознание начало действовать на более высоких планах. Опыт показывает, что если в сознании человека уже намечается переход от одного подплана к более высокому, то резкое потрясение может ускорить эту пере­мену; несомненно, что в данном случае это было бы именно так. Триста лет – это необычный по своей длительности период пребы­вания на астральном плане, даже для того, чтобы совершить покая­ние, и можно, естественно, предположить, что священник ошибался, определяя продолжительность своего пребывания в чистилище. Тем не менее, если он считал для себя возможным праздновать искупи­тельную мессу только один раз в год, в рождественскую полночь, то ему действительно пришлось ждать живого слушателя много лет.

 


ГЛАВА 18. TЕ, КТО ПРИВЯЗАН К ЗЕМЛЕ

 

Та группа людей, о которых мы говорили в предыдущей гла­ве, составляет только часть категории привязанных к земле вследствие своего беспокойства; как выразился святой Марти, – это “живущие на земле”, а не “возвращающиеся” (привидения). Они не способны полностью оторваться от физической материи, пока волнующее их дело не завершено. Случай подобного рода совсем иначе иллюстрируется в книге “Невидимые помощники”. Речь идёт об отце, оставившем после себя двух маленьких детей и не позаботившемся об их будущем; беспокойство прес­ледовало его до тех пор, пока дела не были решены в их пользу. К счастью и благодаря одному из помощников, это было сделано, и отец, не ощущая больше тревоги, стал подниматься на более высокие планы. Мотивы появления других умерших нам кажутся мало обоснованными.

Мадам Уэбб.

Например, я слышал, как об одном доме в Барби, маленькой деревне графства Нортгемптон, рассказывают, что в течение долго­го времени в нём появлялась некая мадам Уэбб, которая при жизни была известна своей скупостью. Предполагали, что её появления были каким-то образом связаны с деньгами, которые она спрятала; в результате долгих поисков в мансарде была обнаружена её кубыш­ка. Но даже тогда её визиты к окрестным жителям не прекратились и её друзья решили, что она, должно быть, оставила долги. Поиски показали, что так оно и было; после того, как они были уплачены, привидение больше не появлялось.

Три шиллинга и десять пенсов.

Другой пример этого похвального желания навести поря­док в своих земных делах, прежде чем подняться в более высокие сфе­ры, приводится доктором Эдвардом Бинс в его книге “Анатомия сна”; при этом он замечает, что “эта история, возможно, не имеет себе равных по гарантии своей подлинности”. В ней рассказывается о жен­щине, пресвитерианке из Перта, которая пришла к католическому священнику и сказала, что выполняет просьбу привидения, которое тревожило её каждую ночь, не давая никакого покоя. Эта назойли­вая посетительница приказала ей найти священника и попросить его заплатить за неё долг в три шиллинга и десять пенсов, кото­рый очень мучил совесть умершей. Она, однако, не сказала, кому она была должна эту сумму, но священник, после некоторых поис­ков, нашёл некоего лавочника у которого служила умершая. Он спросил его, была ли женщина по имени Мэлой (так назвалась посети­тельница) ему что-нибудь должна. Торговец, не знавший о смерти этой женщины, порылся в своих книгах и нашёл, что рядом с её именем значилось три шиллинга и десять пенсов. Священник упла­тил долг, и пресвитерианку более не тревожили.

Метрдотель лорда Бюко.

Будучи совсем молодым, я однажды на некоторое время уехал из Шотландии. Утром того дня, когда я возвратился в Эдин­бург и когда я спускался по ступеням узкого прохода, выходя из лавки одного книготорговца, я встретил старого дворецкого нашей семьи. Он, казалось, сильно изменился за время моего отсутствия: был бледен, осунулся и стал как привидение прозрачный.

– Ну, любезный, с чем ты приехал? – спросил я его. Он ответил:

– Ваша честь, я пришёл просить Вашего посредничества у его свет­лости, чтобы я мог получить денежную сумму, которую интендант не выплатил мне при последнем расчёте.

Поражённый его видом и манерой поведения, я попросил его следовать за мной, но когда я обернулся, чтобы заговорить с ним, он исчез. Я вспомнил, что его жена занималась мелкой торговлей в Старом Городе. Я вспомнил даже дом и квартиру, которую она занимала и в которой я часто бывал во время моего детства. Я стал искать этот дом и нашёл старую женщину в одежде вдовы. Её муж умер несколько месяцев назад. На смертном одре он сказал ей, что управляющий моего отца должен ему деньги и что мистер Том по возвращении заставит его заплатить ей.

Я обещал ей сделать это и скоро выполнил обещание.

По-видимому, дворецкий не столько волновался из-за незначительной суммы денег, сколько, побуждаемый привязанностью к своей жене, желал помочь ей в её бедности. Следовательно, мы можем предположить, что этот случай относится к разряду тех, когда умерший желает помочь своим живым близким. Тем не менее, как представляется, денежные вопросы часто тревожат тех, кто при жизни их имел, особенно скопидомов, как например, мадам Уэбб из Барби, о которой я уже говорил. Вот другой случай, очень на него похожий.

Скупая после смерти.

Много раз вечером, в сумерках, окрестные крестьяне встре­чали морщинистую старомодно одетую старуху, которая шла по мрачной дороге через Ломб, однако страх всегда мешал им загово­рить с ней. Она никогда не поднимала головы, шла молча, опира­ясь на загнутую палку, которая совсем не походила на палки, быв­шие в ходу в то время. Иногда её видели в риге (старом гумне), в другой раз – в доме, но чаще всего в саду, стоящей у цветущей яблони, где впоследствии был найден зарытый клад. Эти визиты повторялись в течение нескольких поколений. Один мой знако­мый подробнейшим образом описал её увядшее лицо, странного пок­роя платье, юбку в складку и палку... Он так испугался, когда её увидел, что убежал, несмотря на то, что у него была в том месте срочная работа. Он с серьёзным видом рассказывал: “Её там не было, когда я захотел сорвать яблоко, но не успел я поднять к нему руку, как она появилась прямо передо мной”. Наконец, как рассказывают, один из обитателей фермы, будучи несколько навеселе, осмелился спросить, зачем она приходит. Она не дала ответа, но, медленно повернувшись к стволу старой яблони, пальцем указала на ту часть сада, которую никогда не вскапывали. Поиски увенча­лись нахождением глубоко зарытого клада, и пока копали землю, на краю ямы всё время стояла почтенная тень... Когда же извлекли последний горшок, её увядшее лицо засветилось какой-то неземной улыбкой; её фигура стала расплываться в воздухе, пока совсем не исчезла; и с тех пор на старой ферме о привидении больше не слышали.

Этот случай рассказывается в книге “Неспокойные дома и семейные традиции Великобритании”. В некоторых отношениях он нео­бычен, т. к., насколько можно судить, старая дама не оставила долгов; кроме того она, по-видимому, не выразила никакого конкрет­ного желания относительно употребления своего клада. Можно даже подумать, что она не имела покоя лишь потому, что деньги лежали в земле без пользы и она хотела только, чтобы кто-нибудь (неважно кто) нашёл их и пустил в оборот.

Заслуженное наказание.

Иногда умерший не находит покоя не из-за похвального жела­ния заплатить свои долги, а из-за желания отомстить. О таком тяжелом случае рассказывается в книге “Шаги на границе другого мира”. Речь идёт об английской офицере, который соблазнил и покинул одну молодую женщину, жившую в Канаде; этот человек в течение более чем десяти лет был жертвой необычного преследования, исходившего из таинственных глубин другого мира. Умершая преследовала его стуками, ураганами шума, а также наводила на него тоску, не дававшую ему покоя ни одну ночь. Где бы он ни был – дома, на поле сражения, на постое, за грани­цей или на родине, свет в его комнате неизменно потухал. Если там была клетка с птицей, он не сомневался, что утром найдёт её мертвой. Если в спальне находилась собака, она вырывалась наружу и никогда больше не возвращалась. Преследуемый таким образом, он наконец был вынужден уйти из армии и стать офицером запаса на половинном жалова­нии. Но даже тогда, где бы он ни жил, преследование докучало ему так, что вскоре ему приходилось уезжать.

По-видимому, это случай, когда Карма осуществляется непос­редственно через дурные страсти оскорблённого лица, и хотя урок, данный офицеру, нужно считать только заслуженным, для теософа слепота несчастной прискорбна, потому что, будучи в некотором смысле орудием справедливости, она несомненно причинила себе много страданий таким мстительным преследованием человека, сделавшего ей зло.

Обманутый влюблённый.

Другой случай преследования, хотя и менее упорного, но также и менее заслуженного, приводится в той же книге. У одной французской актрисы было много поклонников, и среди них – молодой человек, на которого они смотрела благосклонно. Однако, лучше узнав его, она открыла в нём некоторые черты характера, которых она не хотела бы видеть в претенденте на свою руку. Итак, она отвергла его предложение; и это было сделано без всякой злобы, насколько мы можем судить из этой истории, известной нам по версии самой актрисы и взятой нами из её автобиографии. Молодой человек вскоре после этого умер, ещё полный злопамятных чувств, заявив с последним вздохом, что будет после смерти преследовать её так долго, сколько он знал её при жизни.

Впоследствии каждый вечер в одиннадцать часов (вероятно, в этот час он умер) в её комнате раздавался ужасный крик, сводивший с ума актрису и всех тех, кто его слышал. Через несколько месяцев эта пытка сменилась другой, ещё более мучительной: ровно в одиннад­цать где-то рядом с домом раздавался оружейный выстрел; такие явле­ния продолжались в течение трёх месяцев, несмотря на отчаянные усилия полиции Парижа раскрыть их причину и прекратить их. Затем последовали другие беспорядки, которые в той или иной форме продолжались в точности два с половиной года после смерти молодого человека, что соответствует времени знакомства с актрисой.

Эти два примера показывают, как действует продолжительное преследование, вызванное местью за действительную или воображаемую вину. И их можно объяснить двояко. Предположить, что в этих случаях умершие действительно преследуют свою жертву, значит приписать им способность к неослабному и мелочному злопамятству, которое кажется почти нечеловеческим и к тому же маловероятным. И всё же в конце концов мы довольно часто в нашей земной жизни сталкиваемся с примера­ми такой неослабной и неразумной злобы, и поэтому в случае с англий­ским офицером, по крайней мере, такое объяснение, по-видимому, наиболее вероятно.

Другое объяснение – это создание мыслеформы или искусственно­го элементаля, который совершает преследование автоматически; возмож­но, именно этот тип преследования имел место в случае с актрисой. Энергичная мысль и исключительная по своей силе концентрация, будь то пожелание добра или проклятья, вызывают к существованию элементаля, который фактически является живым аккумулятором, снабжён­ным часовым механизмом. Система может быть организована так, чтобы разряжаться регулярно каждый день в определённый час или же в какую-то годовщину. Эта разрядка может также зависеть от некоторых событий, как например, в случае предупреждения о смерти, описанном в книге “Астральный план”.

Достаточно сильное желание – концентрированное усилие любви или яростной ненависти – создает одно из этих существ, которое отныне никаким образом не будет связано со своим создателем и которое будет выполнять свою роль, несмотря на намерение или желание, которые у его создателя могут возникнуть впоследствии. Никакое запоздалое рас­каяние не способно ни возвратить его, ни помешать его действию, подоб­но тому как никакое раскаяние не может возвратить брошенный камень или пущенную пулю. Однако человек, чьи разгулявшиеся чувства вылились во взрыв гнева, породившего дурное пожелание, в значительной степени может нейтрализовать силу причинённого зла, послав пострадавшему поток мыслей, полных добра и любви.

С другой стороны, если человек не раскаялся, а сохраняет чувство ненависти, его мыслеформа может стать ещё сильнее и ещё более ядовитой, продолжая всё злое дело в той или иной форме. Всё это может происходить и фактически происходит постоянно без ведома созда­теля этой мыслеформы практической магии и элементальной эссенции. Эту работу совершает поток его чувств, приводящий механизм в движение по вечным законам, которые он ещё не способен постичь, даже во сне. Тем не менее он хорошо знает, что мысль, полная желчи – это дурная мысль, которой он не должен поддаваться. Поэтому он ответствен за неё, даже когда он ещё совсем не понимает принцип её действия.

Самый ужасный пример посмертного преследования из чувства ненависти, который мне только известен, – это случай Тома Прайса, описанный мною в журнале “Теософ” за ноябрь 1885г. Механик локомо­тива умер полный яростной ненависти к своему сопернику в привя­занности к молодой женщине и сохранил всю силу своих чувств, что позволило ему материализоваться и спровоцировать несчастный случай, во время которого его соперник погиб. К счастью, такой чрезвычайный пример встречается очень редко, хотя известны некоторые случаи, когда жерт­ва преследует своего убийцу, пока тот не погибнет.

Мы уже говорили, как удручающе печально действует на умерших эгоистическая и безудержная скорбь оставшихся в живых. Изве­стно несколько случаев, когда умершие возвращались, чтобы выразить по этому поводу своё недовольство. Ниже мы приводим один из самых замечательных случаев этого рода, интересный своей необычностью и символизмом, к которому прибегала умершая.

Не оплакивайте мёртвых.

В то время в Корни жила одна молодая девушка, у которой умерла мать и которая не могла утешиться в своей скорби. Она только и делала, что плакала день и ночь. Всё, что жалостливые соседи говорили ей в утешение, только усугубляло ее боль. Нередко она приходила в неистовство, выкрикивая как сумасшедшая:

– Я хочу ещё раз увидеть маму! Я хочу ещё раз увидеть маму! Отчаявшись соседки обратились за помощью к священнику, кото­рый был святым человеком. Он пришёл к девушке и, вместо того чтобы корить её в стенаниях, стал мягко выражать ей своё соболезнование. Когда она немного успокоилась, он сказал:

– Вы были бы очень рады вновь увидеть свою мать?

– О, господин священник, не проходит ни минуты дня без того, чтобы я не просила Господа об этой милости.

– Ну хорошо, дитя моё, пусть будет по-вашему. Приходите ко мне сегодня вечером в исповедальню.

Она пришла точно в указанное время.

– Теперь, – сказал он, – оставайтесь здесь на коленях и моли­тесь до тех пор, пока не услышите, как церковные часы прозвонят полночь. Вам нужно будет только слегка отодвинуть занавес испове­дальни, и Вы увидите, как подойдёт Ваша мать.

Сказав это, священник ушёл. Девушка продолжала молиться так долго, как ей было сказано. Прозвонили полночь. Она отодвинула край занавеса, и вот что она увидела:

Посредине неба шла процессия душ умерших, направляясь к хорам. Все они двигались таинственно и бесшумно, подобно облакам, плывущим по небу в ясный летний день. Но одна из них, последняя, казалось, тащилась с трудом; она согнулась под тяжестью ведра, пол­ного чёрной воды, которая выливалась наружу.

Девушка узнала в ней свою мать и была потрясена выражением гнева на её лице. Поэтому, вернувшись домой, она плакала ещё сильнее прежнего, убеждённая, что её мать не была счастлива в том ином мире. Кроме того, ей хотелось знать, что означали это ведро и эта вода.

На рассвете она побежала поведать об этом старому священнику.

– Возвращайтесь сегодня вечером на то жe место, – ответил священник. – Быть может, Вы получите разъяснение.

В полночь души умерших стали проходить молчаливой колонной, как и накануне. Девушка смотрела через приоткрытый занавес. Её мать и на этот раз шла последней; теперь она совсем сгорбилась, потому что вместо одного ведра она несла два. Её лицо было почти черным от гнева. На этот раз молодая девушка не могла не окликнуть умершую.

– Мама! Мама! Отчего Вы кажетесь такой мрачной?

Едва она кончила, как мать в ярости бросилась к ней и прокричала:

– Отчего? Несчастная... Да когда же ты кончить меня оплакивать? Неужели ты не видишь, что заставляешь меня в моём воз­расте исполнять обязанности водоноса? Эти два ведра наполнены твоими слезами, и если ты отныне не успокоишься, мне придётся тащить их до дня Суда. Помни, что не следует оплакивать умерших. Если душа счаст­лива, её блаженство нарушают; если она ждёт спасения, её спасение откладывается; если же она проклята, слезы, которые проливают по ней, падают на неё огненным дождём, который удваивает ее мучение”. Вот как говорила умершая.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.