Владимир Александрович Кузьмищев 5 страница

Халач виник сделал вид, что готовится уколоть противника в грудь, но вместо этого высоко подпрыгнул и острым наконечником копья полоснул по шлему вождя. Это был несильный, но точно рассчитанный удар - излюбленный прием халач виника. Кожаные ремешки, удерживавшие шлем на голове, лопнули. Огромное и тяжелое сооружение из перьев и шкур, предохранявшее голову от ударов, стало сползать на лоб и глаза противника. Халач виник прыгнул вправо, потом влево, как бы раскачивая из стороны в сторону шлем вождя, ставший теперь для него лишь помехой. Судорожные, потерявшие уверенность движения противника, и страшный удар халач виника тупым концом копья прямо в голову соперника завершил поединок. Дикий вопль возвестил о победе.

Пленных привели в город Спящего Ягуара. Чтобы унизить и лишить возможности оказать сопротивление, жрецы вырывали пленным ногти. С кровоточащими руками их тащили по ступеням пирамиды к верхней платформе, туда, где стоял их победитель - халач виник города Спящего Ягуара. Коленопреклоненные, они молили правителя о пощаде, но халач виник даже не удостаивал их своим взглядом.

Он стоял неподвижно, словно изваяние, сжимая в руке огромное копье. Ни один мускул не дрогнул на его лице: как и великие боги, которым поклонялся его народ, он не слышал мольбы тех, кого жрецы приносили в жертву...

Рисунки простого жреца-переписчика воспроизводили события с невероятной достоверностью и покоряющей простотой. Все ждали решения Верховного правителя. Но халач виник внезапно встал и ушел в свои покои. Жрец-художник, поразивший всех своим удивительным искусством, еще долго стоял перед опустевшим каменным троном, разукрашенным изображениями спящего ягуара. И только когда наступила ночь, направился к опочивальне младших жрецов. Она находилась в длинном помещении, примыкавшем к храму с западной стороны. Войдя в свою комнату, он с удивлением заметил, что с пола исчезли циновки других жрецов, которые обычно спали здесь. " Не разыскать ли их? " - подумал художник, но когда он повернулся к выходу, то увидел двух стражников, перекрывших длинными пиками дорогу назад.

Два дня жрец не покидал своей комнаты, а на третий за ним пришли восемь стражников-жрецов. Они молча обмыли его тело и одели в чистые белые одеяния. Художник с ужасом вспомнил, как подвергали ритуалу омовения знатных пленных, прежде чем выводили к жертвенному камню. " Значит, так повелели боги", - решил несчастный и покорно зашагал под охраной стражи к подножию главной пирамиды. Он не хотел обидеть великих богов своими рисунками и поэтому не страшился предстоящей встречи.

Процессия остановилась. Внезапно художник почувствовал, что его уже не держат руки грозных стражников, что он свободен, и тогда с вершины пирамиды до него долетели слова, которым он не сразу смог поверить:

- Великий Мастер! Выполняй волю всемогущего Ицамна!..

Снова в каменоломне

Десятки изнуренных голых людей в узких набедренных повязках роились небольшими группами на ровных платформах, вырубленных причудливыми уступами прямо в скале.

Человек добывал камень, чтобы строить храмы, дворцы, пирамиды. Вначале он выравнивал по горизонту большой участок скалы, пока не образовывалась ровная гладкая площадка. Потом обрубал ее с трех сторон, чтобы получилась длинная платформа-стол, основание и одна из сторон которого еще продолжали оставаться скалой. Человек наносил на " столе" параллельные линии и осторожно, с удивительным терпением и упорством углублял каждую из них, пока они не превращались вначале в желоб, а затем в узкую щель, в которую с трудом пролезала рука, сжимавшая рубило или молот. Когда щель достигала нужной глубины, начиналась самая сложная и тяжелая часть работы, требовавшая особой точности глаза и твердости руки: разрезанный на ровные прямоугольники стол-платформу нужно было снизу отрубить от скалы. Делалось это тем же способом, только теперь щель рубили в горизонтальном направлении.

Ее долбили с особой осторожностью, так как под действием собственного веса плита могла неожиданно отколоться. То, что она своей тяжестью раздавила бы руки каменотесов, было не так уж важно в представлении жрецов-надсмотрщиков, но плита могла треснуть, а это означало порчу самой плиты, потерю стольких дней труда.

Толстый жрец остановился. Прямо перед ним на острых обломках битого камня, прижавшись всем телом к скале, голова к голове лежали два совершенно голых человека. Они казались неподвижными, и только напряженные мускулы говорили о том, что люди не отдыхали, а трудились: один глубоко в щели наводил на ощупь рубило, другой, также на ощупь, бил по нему молотом.

Спина левого была сплошь разукрашена еще не зажившими рубцами свидетелями недавних жестоких побоев. Выбрав место, где раны казались посвежее, жрец сильно ударил по нему ногой, обутой в толстые сандалии. Человек вздрогнул, рука невольно рванулась из щели, но узкие каменные тиски крепко держали ее.

Жрец довольно захохотал. Он присел на камень и стал наблюдать, как Каменотес с изуродованной спиной заставил расслабиться напряженные от боли мышцы, только так он мог вытянуть руку из каменного плена. Жрец видел, как медленно отползало от скалы бронзовое тело и вместе с ним так же медленно ползла из щели рука, чем-то напоминавшая змею. Наконец рука-змея выползла наружу; она сжимала длинное острое рубило.

Это была великолепная рабочая рука: сухая, тонкая, жилистая, а главное, послушная. Сколько бесформенных камней превратила она в идеально ровные прямоугольные плиты; сколько тончайших узоров нанесла на камень, повторяя сложнейшие рисунки священных знаков, которыми жрецы записывали на вечные времена божественные пророчества или восхваляли мудрость и военные победы великих правителей; сколько мертвых камней ожило от ее прикосновения, оставляя потомкам бессмертные образы богов, их верных служителей на земле и всемогущих владык...

Это была великолепная рабочая рука. Любой другой, будь он на месте тупого надсмотрщика, залюбовался бы ею...

Каменотес медленно поднимался с земли.

- Пойдешь опять к реке! - бросил жрец. Он хотел встать, но не успел: рука, сжимавшая рубило, обрушила на его голову страшный удар. Она перестала быть послушной...

Началось!..

... Люди падали от усталости. Они не могли говорить, но их глаза яснее всяких слов требовали ответа.

- Соберите оружие надсмотрщиков. - Каменотес задыхался от боли в груди - удар палицы пришелся прямо в ключицу. - Соберите оружие, рубила, палки. Мы пойдем на строительство к реке и освободим наших братьев!

Но никто не шелохнулся: голод и напряжение недавней битвы с надсмотрщиками и жрецами лишили людей последних сил. Все молчали, и только стоны раненых нарушали непривычную тишину в каменоломне.

- Вставайте! - крикнул Каменотес, превозмогая боль. - Иначе мы погибнем!

Пошатываясь, он поднялся, опираясь на огромную палицу, принадлежавшую убитому им старшему жрецу-надсмотрщику, и направился к дороге. И люди пошли за ним. Впервые им было так легко и приятно шагать по широкой тропе, спускавшейся к реке среди непроходимых зарослей тропического леса. Усталые ноги с каждым шагом двигались все быстрее. Лесная прохлада и свежий аромат зелени вселяли бодрость и уверенность. А главное, рабы не слышали больше яростных окриков ненавистных жрецов, свиста плетей надсмотрщиков - впереди ждала свобода!

Ни о чем заранее не договариваясь - их не учили держать военный совет перед боем, - они выскочили из леса нестройной толпой и молча рассыпались на широкой, выложенной ровными камнями площади, как рассыпаются на земляном полу крестьянской хижины зерна спелого маиса.

Через час все было кончено. Ни один жрец, ни один надсмотрщик не остался в живых. Ярость восставших обрушилась и на богов: каменные изваяния, стелы с изображением богов, правителя и жрецов погибли под их ударами.

На строительстве оказалось немного запасов еды - ее берегли для себя жрецы и надсмотрщики. Восставшие разделили их между собой поровну.

А когда стемнело, на площади запылали веселые языки костров. Все думали об одном: что делать дальше? Постепенно они стали сходиться туда, где на широкой террасе у подножия большого храма с тремя низкими входами сидел у костра Каменотес. Никто не выбирал его вождем, но все тянулись к нему: он первый осмелился поднять руку на ненавистных жрецов, он привел сюда людей с каменоломни, значит, боги вручили ему судьбу этих обездоленных.

Каменотес видел, скорее ощущал, как в ночной темноте двигались к его костру братья по страданиям, товарищи по борьбе. Он слышал их взволнованный говор, тревожное дыхание и ясно понимал, зачем они пришли. Он знал, какой ответ нужно дать этим людям; он не сомневался в правильности своего решения.

Каменотес встал.

- Братья! - Широкая площадь, окруженная каменными дворцами, многие из которых не были еще достроены, поглотила его голос. Ему показалось, что его никто не услышал, и он крикнул еще громче: - Братья! С первыми лучами солнца мы пойдем на логово Спящего Ягуара! - На мгновение он умолк, может быть ожидая, не покарают ли его боги за то, что он назвал логовом их священную обитель.

И вдруг откуда-то издалека, из непроглядной тьмы сельвы, расстилавшейся кругом на тысячи полетов стрелы, прилетели отчетливые слова: "... логово Спящего Ягуара".

- Мы уничтожим жрецов и знать! Небо прокляло их! Слушайте!

И эхо повторило: " Небо прокляло их! Слушайте! "

Каменотес

Странные, противоречивые чувства владели Каменотесом.

Еще совсем юношей во время набега на одно из селений города Спящего Ягуара он был схвачен воинами, поджидавшими в засаде кочевников-грабителей. Его жестоко избили - как он только выжил? - и вместе с другими пленными, уцелевшими от побоища, продали в рабство. Так он оказался на тяжелых строительных работах: таскал каменные глыбы, рубил плиты в каменоломнях, дробил, превращая в муку, обожженный известняк и снова впрягался в длинные упряжки толкачей. Каторжный труд пожирал все физические и духовные силы: жрецы и надсмотрщики старались превратить рабов в послушную рабочую скотину, безмолвную, лишенную всяких надежд на свободу. Но непосильный труд, постоянное недоедание и частые побои не могли убить в молодом рабе чувство смертельной ненависти к жрецам и знати, ко всему, что связано с городом Спящего Ягуара. Эта ненависть с каждым годом крепла, придавая силы истощенному и истерзанному телу.

Но жрецов и охранявших их стражников и воинов было слишком много в городе Спящего Ягуара. Они казались ему хитрыми и могучими щупальцами гигантского чудовища, которым не было счета, умевшими вовремя предугадать любые попытки рабов вырваться на свободу. Должно быть, он так бы и погиб на одной из строек, забитый насмерть надсмотрщиками или раздавленный каменной глыбой, как умирало большинство его братьев по неволе, если бы в его судьбу однажды не вмешался случай.

На работах по перестройке одного из главных храмов города Спящего Ягуара надсмотрщики убили раба, вырезавшего на каменной плите-стеле замысловатый орнамент. Не рассчитав силу удара, раб-резчик отколол часть тонкого узора. Повреждение было незначительным, но надсмотрщики, изнывавшие от безделья, набросились на него с палками и стали зверски избивать. Шум побоев, крики и стоны умирающего привлекли к себе внимание мастера стройки, однако, когда он по привычке не спеша подошел к месту происшествия, все было кончено: на земле лежало кровавое месиво, в котором трудно было опознать человека.

И тут случилось невероятное. Поначалу брезгливо-равнодушный, мастер неожиданно с яростью обрушился на растерявшихся надсмотрщиков. Казалось, его гневу нет предела. Все строительство замерло - такого еще не случалось!

Гнев мастера нетрудно понять: надсмотрщики, люди ограниченные и тупые, убили лучшего, самого искусного рубщика по камню. Можно как-то исправить повреждение, наконец, высечь новую стелу, но найти другого такого же рубщика непростое дело. Ведь не зря доверяли ему столь сложную и к тому же священную работу. Убитый был рабом, и его жизнь практически ничего не стоила, но, оказывается, всесильные обитатели города Спящего Ягуара отнюдь не одинаково относились даже к такому на первый взгляд ничего не значащему для них предмету, как бесправный невольник.

Этот случай помог Каменотесу понять, вернее осознать, многое из того, что он видел и раньше, но в чем не умел до конца разобраться.

Надсмотрщиков увели, и работа возобновилась. Каменотес больше никогда не встречал их на строительстве. Он не знал их дальнейшую судьбу, да она и не интересовала его, однако само случившееся в тот день неожиданно сыграло в жизни Каменотеса важную, пожалуй, даже решающую роль.

На том строительстве он работал в упряжке толкачей, втаскивая на вершину пирамиды огромные каменные плиты. Надсмотрщики просто озверели, когда их товарищей увели. Они мстили беззащитным рабам за своих друзей. Непрерывный град свирепых ударов обрушился на обнаженные тела: бичи надсмотрщиков не ведали усталости.

Притащив очередной камень-плиту к нужному месту, упряжка рабов, в которой находился Каменотес, подгоняемая бичами, поспешила вниз за следующей плитой. Ее перевязали крест-накрест канатами и уже было начали втягивать на крутой склон пирамиды, когда перед Каменотесом - он стоял в первой паре упряжки - внезапно выросли две фигуры. Это был мастер и один из его помощников. " Он", - сказал помощник, показывая на Каменотеса.

По знаку мастера надсмотрщики быстро распутали узлы каната - чтобы затруднить рабам побег, их всех обвязывали накрепко этим же канатом, и они передвигались и даже спали одной " связкой" - и высвободили Каменотеса.

Его привели туда, где только что был убит рубщик камня. Поврежденная стела стояла на месте. Даже инструменты убитого - длинное тонкое рубило и продолговатый молот - валялись там, куда упали, когда смерть настигла их владельца. Только теперь Каменотес понял, почему его развязали и привели сюда. Должно быть, помощник вспомнил и рассказал мастеру про него молодого раба, обладавшего на редкость твердой рукой и точным глазом, и мастер решил сразу же испытать его искусство. Каменотес знал, что мастер торопился, так как жрецы все время требовали скорее закончить перестройку храма. Поиски же нового рубщика каменных узоров могли отнять слишком много времени.

Ну что ж, он покажет им, на что способен. Каменотес нагнулся и поднял с земли инструменты. Что-то липкое и мокрое ощутили ладони. То была кровь убитого: она не успела засохнуть и обожгла ненавистью руки молодого раба. Так впервые в руках Каменотеса оказалось орудие труда ваятеля.

Новая работа целиком захватила Каменотеса. Наверное, он полюбил ее, хотя даже самому себе не признавался в этом. В его черных, широко расставленных глазах по-прежнему горела злобная ненависть к жрецам и надсмотрщикам. Плеть и палка, как и раньше, ежедневно гуляли по его обнаженной спине, плечам, иногда и по голове. Правда, теперь его били так, чтобы, причинив максимальные страдания, все же сохранить жизнь, представлявшую ценность для города Спящего Ягуара. Природное дарование ваятеля, раскрывшееся при столь трагических обстоятельствах, служило для него охранной грамотой.

Постепенно ему стали доверять все более тонкую работу, особенно после того, как Великий Мастер узнал его искусство. Вначале он вырубал украшения, потом таинственные знаки на стенах и даже изображения обитателей потустороннего мира и земных владык. Тогда-то его и прозвали Каменотесом...

Предавшись воспоминаниям, Каменотес не заметил, как потух костер. Ощутив ночную прохладу, он стал раздувать едва тлевшие угольки, затем отыскал толстую смолистую ветвь и сунул ее одним концом в разгоревшееся пламя.

Свет костра прыгал по узорчатым белокаменным стенам этого великолепного сооружения, рожденного гением Великого Мастера. Многочисленные барельефы и орнаменты, многие из которых были высечены рукой Каменотеса, не нарушали ровных линий и строгих контуров храма. Барельефы и орнаменты придавали особую, удивительно изящную законченность, наполняя воздушной легкостью толстые каменные плиты, из которых был сложен весь храм. Особенно хорош был ажурный наличник, высеченный из огромного известкового монолита. Каменотес никак не мог понять, что заставило Великого Мастера установить на крыше храма это, казалось бы, совсем ненужное сооружение, к тому же поглотившее так много сил и времени. И только теперь, спокойно рассматривая линии всей постройки, неожиданно понял, что именно ажурный наличник придавал храму удивительное сходство с... обыкновенной крестьянской хижиной. Пять прямых линий, из которых складывался контур фасада, абсолютно точно совпадали с контурами хижины крестьянина. Сходство с простой крестьянской хижиной вдохнуло в каменный храм жизнь и чарующую красоту.

Каменотес и раньше ощущал эту похожесть, это родство каменных сооружений - храмов, дворцов и даже пирамид с чем-то близким и знакомым с детства, но ненависть ко всему, что было связано с городом Спящего Ягуара, ослепляла глаза. Теперь же, когда Каменотес наслаждался свободой и долгожданный час возмездия настал, мысли текли совсем по-другому...

Каменотес вернулся к костру. Убедившись, что смолистая ветвь разгорелась достаточно хорошо и может послужить ему факелом, он направился к храму. Три черных прямоугольника зияли на его фасаде. Это были входы в три изолированные друг от друга камеры. Что скрывалось внутри этих помещений, Каменотес не знал. Он видел, как каждое утро в проемах-дверях исчезали Великий Мастер и несколько его самых доверенных помощников. Много часов спустя выходили они оттуда усталые и измученные. Другим людям, даже жрецам, под страхом смертной казни запрещалось входить во внутреннее помещение строившегося дворца.

Каменотес шагнул в правый проход и застыл в немом изумлении: на стенах камеры танцевали воины города Спящего Ягуара в причудливых одеяниях и дорогих украшениях. Справа, на вершине пирамиды, играли трубачи Каменотесу показалось, что он слышит тягучие звуки их длинных труб. Он обернулся и увидел на стене всю знать города Спящего Ягуара.

Каменотесу стало не по себе. Потрясающее сходство нарисованных на стенах людей с их живыми двойниками вызывало ощущение чего-то сверхъестественного, устрашающего. Он вышел на воздух, немного постоял, словно хотел побороть в себе страх, и переступил порог центральной камеры. Прямо напротив входа была изображена сцена битвы.

В центре в окружении своих воинов халач виник города Спящего Ягуара сражался с вражеским вождем. Всматриваясь в лица сражающихся, Каменотес внезапно увидел слева от двух центральных фигур удивительно знакомое лицо. Он поднес факел к рисунку. Это был... Великий Мастер. Художник изобразил самого себя в тяжелом шлеме из шкур ягуара и перьев кетсаля, какие носят начальники отрядов, хотя никогда не носил эти пышные одеяния войны. Но это было его лицо, красивое, с немного усталыми, грустными глазами. Именно таким его запомнил Каменотес.

Да, Великий Мастер нарисовал именно себя, то был его портрет. Это окончательно успокоило Каменотеса; чувство страха ушло, и он продолжал уже спокойно рассматривать рисунки. Он разжег новую ветвь-факел и внимательно осмотрел все три камеры. Теперь стал окончательно ясен замысел Великого Мастера. В первой камере - она находилась слева - художник изобразил подготовку к войне и ритуальный танец воинов города Спящего Ягуара. В средней - показал сражение, победу над врагом и принесение в жертву пленных воинов. В третьей - картина на стенах не была закончена - город Спящего Ягуара праздновал свою победу.

Каменотес был свидетелем этих событий. В их честь строился не только храм, но и весь священный город. Среди тех, кто сражался вместе с Каменотесом против ненавистных надсмотрщиков и жрецов, были рабы, плененные именно в том сражении, которое изображал Великий Мастер. Может быть, кто-нибудь из них точно так же валялся в ногах правителя, вымаливая себе жизнь, как художник изобразил это на рисунке?

Нет, думал Каменотес, не должно быть пощады жестоким и несправедливым владыкам города Спящего Ягуара! Он нападет на их логово и уничтожит всех до одного; пощады не будет никому. Лишь бы вовремя подоспел Брат Великого Каймана. Быстрееоленя ушел двадцать ночей назад. Времени прошло достаточно, хотя, конечно, лазутчик ничего не знает о неожиданно вспыхнувшем восстании. Но Брат Великого Каймана будет спешить, потому что нужно прийти в город, пока не успели снять новый урожай маиса. Иначе добыча может ускользнуть. К тому же сейчас голод свирепствует по всей стране, и простые люди города Спящего Ягуара недовольны. Они утратили свое обычное равнодушие и полны затаенной злобы и ненависти к жрецам, не меньшей, чем рабы, чем его братья, живущие на свободе, как некогда жил и сам Каменотес. Когда же урожай соберут, крестьяне станут защищать его в надежде, что и им достанется маис. Тогда кочевникам не одолеть хитрых и коварных жрецов. Они сумеют поднять против них весь народ города Спящего Ягуара...

Рассказ Быстрееоленя

Мутная серо-зеленая лепешка воды блеснула где-то далеко среди ветвей поредевшего леса. " Бегу", - с удивлением подумал Быстрееоленя. Страшная усталость сковывала движения, и ему уже давно казалось, что он не бежит, а топчется на одном месте.

Ночь наступила раньше, чем он добрался до селения. Непроглядная тьма тропической ночи, в которой сразу утонула земля, не остановила его, а лишь обострила восприятие внешнего мира. Он ощущал его всем своим телом, всем существом опытного лазутчика. Между тем это тело, это существо шептали ему что-то тревожное, предостерегающее. Быстрееоленя наконец понял, что в окружающей мгле не чувствовалось присутствия человека, и это насторожило его... Люди покинули эту землю. И тогда он вспомнил про страшный ураган, разрушивший селение; его братья не могли оставаться на опустошенной земле и ушли...

Он метался от одного стойбища к другому, растрачивая последние капли энергии. Разум говорил ему, что сейчас лучше всего лечь и уснуть, что с рассветом он найдет след. Наверняка где-нибудь лежат оставленные только для него знаки - сплетенные ветви или срез толстой коры, и они укажут дорогу, но Быстрееоленя уже не мог подавить в себе чувства покинутости, одиночества и панического отчаяния.

Гонимый страхом, он наконец бросился к огромному дереву, поваленному ураганом, где в последний раз видел Брата Великого Каймана. И вдруг ощущение удивительного покоя охватило все его тело, еще содрогавшееся от пережитого ужаса: он был уверен, он знал, что у дерева есть человек, ожидающий его возвращения. Инстинкт не обманул лазутчика: свернувшись в клубок, у опрокинутого ствола сейбы сидел человек. Десять дней и ночей провел он здесь, дожидаясь Быстрееоленя.

Не говоря ни слова, индеец встал и побежал.

- Пить! - прохрипел Быстрееоленя.

Не останавливаясь, прямо на ходу индеец сунул в руку Быстрееоленя сухую тыкву, наполненную теплой водой, и маленький кусочек твердой как камень маисовой лепешки: он сохранил ее для своего товарища, хотя уже три дня пил лишь мутную воду из озера.

К вечеру следующего дня Быстрееоленя стоял перед вождем. Бронзовое тело Брата Великого Каймана в доспехах из кожи крокодила было раскрашено яркими красками: белые, синие, черные, желтые и красные линии придавали ему грозный вид. Но особенно ужасающей была огромная маска-шлем: из широко раскрытой пасти каймана сверкали свирепые глаза вождя.

Рассказ Быстрееоленя был краток:

- Каменотес сказал: " Торопись! "

Гибель Спящего Ягуара

Каменотес собрал людей на площади города, которому теперь уже не суждено было стать земной обителью всемогущих богов. Был предрассветный час. Холодная ночная сырость сковывала движения, заставляя поеживаться. Тесно прижавшись друг к другу, словно сжатые в кулак пальцы руки, люди стояли молча и неподвижно, и от этого казалось, что их мало, ничтожно мало на огромной, выложенной ровными каменными плитами площади.

Каменотес вспомнил другую площадь, ту, что лежала в центре города Спящего Ягуара. Она была еще просторней, а окружавшие ее пирамиды, увенчанные храмами и дворцами, возвышались неприступными крепостями. Да, людей мало, слишком мало, чтобы напасть на логово жрецов. Но у него не было другого выхода - вернее, он не знал и не искал его. Ждать Брата Великого Каймана?

Вчера Каменотес послал к нему нового гонца-лазутчика, хотя и не надеялся, что тот доберется до него раньше чем через месяц. Он снова вспомнил Быстрееоленя и с надеждой подумал, что Брат Великого Каймана уже, быть может, бежит со своими боевыми отрядами на город.

- Братья! - крикнул Каменотес. - Тропа ведет нас в логово Спящего Ягуара. Боевые отряды сынов Великого Каймана уже спешат туда! - Толпа колыхнулась и одобрительно загудела. - Быстрой тропой мы будем в городе через две ночи, но мы пойдем другой. Переплывем реку Священной обезьяны Усумасинту. Воды ее бурливы и широки. Жрецы не ждут там нашего нападения. Сыны Великого Каймана идут через поля. Я не знаю, кто нападет первым, но тот, кто нападет вторым, ударит в спину проклятым жрецам...

Он думал вслух, излагая свою простую стратегию. Было видно, что люди одобряют план нападения, что они верны своему вождю, радуются его хитрости.

-... Мы нападаем на каменоломни у Усумасинты и освободим наших братьев. Они пойдут вместе с нами. Мы станем сильнее. Мы будем свирепы, как ягуар, быстры, как падающий с неба орел, ловки, как обезьяны, мудры, как кайман... Спящий ягуар не успел проснуться, а мы уже вонзим в его сердце свои копья...

Последние слова утонули в криках толпы, радостно приветствовавшей наступивший рассвет. Лучи восходящего солнца осветили мощную фигуру Каменотеса, стоявшего высоко над толпой.

Каменотес разбил своих людей на три отряда и поставил во главе каждого из них тех, кто больше всего отличился, сражаясь в каменоломне и во время нападения на строительство. Восставшие не теряли даром времени: за ночь они успели не только изготовить себе оружие - пики, щиты, тяжелые дубинки и каменные топоры с деревянными рукоятками, но и покрыть тела боевой раскраской. Теперь это были не рабы, а настоящие воины. Кое у кого на головах даже красовались шлемы-маски, снятые с убитых воинов и надсмотрщиков. При ярком солнечном свете войско восставших рабов уже не казалось Каменотесу столь малочисленным.

Каменоломню в крутой излучине реки Усумасинты отряды Каменотеса взяли без потерь. Хотя немногочисленные надсмотрщики и жрецы почти не сопротивлялись - до города Спящего Ягуара был всего день пути, и поэтому каменоломню охраняло слишком мало людей, - их тут же перебили. Запасов еды и здесь оказалось немного, и Каменотес послал рабов с Усумасинты в лес за съедобными кореньями и дичью, а когда они вернулись, всю еду разделили поровну. Но из леса пришли не все: один раб исчез. Пропавший не вернулся ни с наступлением темноты, ни утром следующего дня. Это насторожило Каменотеса. Конечно, человек мог легко заблудиться в сельве и даже погибнуть - в диких зарослях его поджидало немало опасностей, ну а если он сбежал? Что, если страх перед всесильными жрецами заставил его предать своих товарищей? Кто ответит на этот вопрос? - думал Каменотес. До города день пути, значит, предатель вот-вот окажется у врагов и сразу же предупредит жрецов о восстании. Нужно торопиться, решил Каменотес и поднял свои отряды.

Каменотес не ошибся. Когда отряды проделали больше половины пути, отделявшего каменоломню от города, Каменотес увидел стремительно бежавшего ему навстречу разведчика - еще вчера в полдень он ушел к окраинам городских поселений, почти вплотную подступивших к зарослям сельвы. Не останавливаясь, чтобы не вызвать замешательства воинов, бежавших индейской цепочкой вслед за своим вождем, он знаком приказал разведчику следовать рядом и лишь слегка замедлил свой бег. Разведчик задыхался от усталости, он с трудом бросал отдельные слова:

- Отряд собран... Сам видел... Воинов много... Нас больше. Каменотес бежал тем же размеренным шагом, не перебивая разведчика. - Беги быстрее... Скоро войдут в лес... Лучше встретить у большого поворота тропы... Беги быстрее, - разведчик сделал еще несколько шагов, закашлялся и в изнеможении упал прямо на кусты.

Маленькое тело разведчика билось в судорогах страшного кашля; он разрывал грудь, душил, сбивал дыхание, стискивал горло железной рукой. Воины, пробегавшие мимо, видели страдания своего товарища, но они не могли, не имели права остановиться. Они знали, что его ждет смерть: кровь хлынет горлом, и вместе с нею он будет выплевывать на мягкую пахучую траву куски легких, изъеденных каменной пылью, которой они дышали всю свою жизнь в каменоломнях. Они ежедневно видели эту смерть и успели привыкнуть к ней.

Между тем Каменотес принял решение: разведчик прав, нужно успеть добраться до поворота, чтобы там устроить засаду.

... Отряд воинов города Спящего Ягуара двигался неторопливой рысцой. Спешить было незачем: боги приказали напасть на восставших рабов лишь на рассвете следующего дня. А раз так, то не стоило появляться вблизи каменоломни, пока солнце не спрячется за Черным деревом и ночной мрак не скроет приближение отряда карателей.

Старый воин был доволен, что именно ему поручили расправиться с тем, кто поднял руку на святую обитель всемогущих богов и их верных служителей - жрецов. Он знал, что восставшие уже успели осквернить строительство нового священного города, его храмы и дворцы, но великие боги жестоко покарают эту взбесившуюся нечисть, прежде чем она успеет напасть на священный город Спящего Ягуара. Жрецы удостоили его этой великой чести, хотя он и не был наконом. Они верили, что именно он, опытный, бывалый воин, сумеет быстро уничтожить восставших рабов. Там, в каменоломне, он перебьет всех до единого, чтобы не запачкать их грязной кровью даже камни мостовых города Спящего Ягуара.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒