|
|||
1.Наивность/Наївність 3 страницаНо любит с братом постоять, Хоть его мучает отдышка Не часто может ему дать Тренироваться, время жизни. Дзюдо не первая строка, Искать работу нужно быстро, Добить учёбу, а пока Он по инерции приходит, Чтоб брата чем-то поддержать, Пока Євгена спорт заводит Пока желает побеждать. Домой идут борцы ребята, Подходит сложный день к концу. «А ось, скажи мені, мій брате, Ти знав про Сце́ волу[35]? » — юнцу Внимает наш Тарас так важно. Из книги, что придала мать Он прочитал, о том отважном Поступке римском. Стал слагать: «Мені в ранкову, мать, годину Цікаву книжечку дала — «За стародавніх часів Риму» — Легенди, міфи та діла. Так ось був Сцевола важливий, Щоб довести держави вплив, Він на війні, заради Риму В полоні руку всю спалив. Ти, брат, подумай в наш час люди Знайдуться ті, що зможуть так, За Україну свої руки Спалити, як протесту знак. Сьогодні зрадників багато — Учора прихвостні Совку — Сьогодні вкраїнці, знай брате Ти руку дай мені свою. Ось дід казав, що наша доля — За Батьківщину бути всім Ми збережем свої долоні, Щоб їх спалив Вітчизни грім! [36]» «Мене це, брате, не хвилює, Тобто хвилює, та не так[37]» — Ответ Євгена мягкой пулей Смутил Тараса кое-как. «Я люблю нашу Україну, Бажаю кращого я їй, Та й що робити, ось дитині? Цей шлях в політиці не мій. Я буду в спорті прославляти Її знамена. О це так, Тебе підтримувати брате, Патріотичний наш казак[38]» «Я тебе, хлопче, розумію[39]» — Ответил дружески Тарас: «Але якщо бажаєш миру — До війн готуйся кожен час[40]» И вот всерьез слова ребята Не знают дальше как принять. Они молчат, идут к закату Их дома ждет, наверно, мать. Они по-разному мир чуют, Но это не мешает им Вариться в той единой буре, В которой все мы состоим. В большом масштабе мы подобны Друг другу, все есть как один, Но вот в деталях — разнородны. И что важней из величин? В своей же тихой комнатушке Євген читает перед сном, Лежит с планшетом, на подушке С Сосюрой он давно знаком. Из интернета его книги Бесплатно, как «пират» качал, Законы авторские лихо Он с каждым кликом нарушал. Да пусть же, сам не бедный парень И может ведь продукт купить. Но он качает, шля всех в баню, За крик души нельзя платить. Его отец Андрій всё учит, Что деньги ну́ жны и творцам, Но ведь Сосюра не получит, Прибыток весь, давно он там... Сегодня всё гребет издатель, Хотя опять, как посмотреть? Ведь он раскручивает знатно, Ведь он — печать и правок плеть. Любое дело, что правдиво Уходит в бизнес, на поток. Рискует быть не справедливым Для многих это как порок. Но сам Євген, всё понимая, Читает ночи напролет И книги все равно качает, И в баню, дальше, всех там шлет. Сейчас же думает парнишка О том, что видел этим днем. Урок истории и книжка Тараса, что зажгла огнем. Отец — его командировки Печальный мамин томный взгляд, И злость кипит еще в ребенке, Но не понятно — что да как? Євген согласен с тем, что учат Про Украину долг учтет, Но все ж его другое мучит Соревнований дух зовет. Весною будет выступленье, А тут уже пришел мандраж, Євген прищурит же волненье: Нагрузка, труд — и вот кураж. Со сладкой мыслью о победах, Что ждут его там впереди, Он засыпает в теплом пледе. Стремясь ко млечному пути. И звезды холодом полощут, Их свет — далекая волна, Что освещает наши рощи — Цивилизаций пелена. Огни небесные предвзято На люд не выродят смотреть, Им все равно на медь и злато, На наши судьбы — жизней сеть. Ведь каждый миг одной планеты Вмещает много разных дел: Вот он уснул, а кто-то где-то На поезд важный не успел, А кто-то в это же мгновенье Сгорает в пламени войны. Но не нужны звезде томленья Все звезды так же холодны. Вот освещают там Євгена, Но в то же время и они Лучом бросаются мгновенно На мир других, другие дни. И звезды видят Львов прекрасный, И видеть могут, и Донецк, Вот в этом городе контрастном Плетет история венец. А осень разная бывает, Что говорить о ней тогда, Когда воспета целой стаей Поэтов, в разные века. И в каждом городе картиной Она восходит на показ. Да вот красой своей былинной, Печалью кутает Донбасс. О, сколько разных дел свершалось В донецком крае занятом, Где вольной степью жизнь качалась, Упав в промышленный излом. Здесь триста лет назад Капустин, Угля зачатки откопал, А позже Хьюз — проныра грузный Металлургии строил вал. В двадцатом веке, здесь впервые На рельсы выставлен трамвай И вот вновь листья золотые Дороги кроют в самый край. Советских лет жилья постройки Рекламой новой обросли И даже новые высотки Здесь есть как бизнеса ростки. Вай-фай, кафе и мониторы Средь банков офисов из призм. Фастфуд, граффити на заборах. Донецка мета -модернизм. И в этом новом измеренье Взрастают юные огни. Они есть свет или сожженье? Лишь время скажет, кто они. Да вот искрою жизнь мелькает — Обычный день, обычный миг Таится здесь в донецком крае — Эпохой века — где наш крик. Под небом синим и безмолвным, Где утро бьет своим лучом. Иван встает еще до школы Зарядку делает, вон дом — Его стоит многоэтажный, Там есть квартира высоко. Иван на улице отважно Движеньем рубит как в кино. Он рано встал и на пробежку Рванул на путь спортивных трасс. Его родители конечно Уже работают как раз. В квартиру ринулся, на место. Поел, «Вконтакте» написал, Своей подруге, чтобы вместе Пошли они в свой школьный зал. Вот окончательно собрался, Наполнил книжками портфель, Где «Мартин Иден» оказался Иван ушел, захлопнув дверь. Прошел он пару переулков, А в мыслях, книги той герой, Что сам себе ковал натуру — Всё ради женщины одной. Но Ваня наш, финал не знает, Не дочитал он книгу ту, В дали томится дорогая, Что ждет его же на углу. Её глаза огнем сверкают И солнце аурой блестит, И листьев огненные стаи В ногах её — вот это вид. Иван уже вот-вот подходит, А сердца стук бьет заодно, Лишь за спиною гул завода, Как саундтрек в большом кино. «Привет, Ванюша, ты прям ровно Пришел сейчас, как обещал» — Она сказала, а он словно Язык свой съел как быть не знал. Секунды нервного молчанья, Решил наш Ваня не глупить: «Да я привык жить пунктуально, С порядком мне удобней жить» «Ты что-то вновь уже читаешь? Островского осилил ты? Ведь мне рассказывал, что чаешь Советских лет одни труды? » Он ей ответил без сомнений, Ведь книги есть его конек. И как рукой сняло волненье, Пошел его рассказ в далек. Иван сказал, что восхитила Судьба Корчагина, что он Хотел иметь такую силу, Которой Павка одарен. Найти в себе стремленье рьяно Жить при любых невзгодах драм Где покажись что вариантов, Уже вот нет, конец, всё в хлам. Любить свою страну всем телом, И в этой облачной любви Найти себя и жизни дело, В любых условиях идти. Вот это красное стремление, Советской мысли высота — В нем вызывают восхищенье И гордость, что была страна. Теперь он к Лондону склонился, Читает книгу о любви. И вот Иван остановился Рассказ вести, но не брести. «Любовь» — ведь слово не простое, В нем смыслов сразу не считать И иногда влюбленным стоит, Не говорить, а помолчать. Иван бредет, а рядом Аня, Лишь город утренний гудит. А солнце светит, невзирая На то, что пламень жжет в груди. Вот парень смотрит краем глаза На ноги девушки тайком, А та всё видит, но ни разу Его не упрекает в том. Она — Григорьевна Шталова — Донецкой крови огонёк. И волос русый, взгляд здоровый, Глаз карих яркий уголёк. Она нежна, она прекрасна, Из трудовой она семьи. Она умна, и мыслит ясно, И жизнь кипит в её любви. Ивана знает с ранней школы, Он ей понравился за то, Что мыслью блещет, и здоровый, И делом взрослым жить готов. Они из общей параллели, А школа знает вся давно, Что Ваня с Аней возлетели В любви друг к другу, как в кино. Вот Анна очень любит книги О той особенно войне С нацистским страшным, жутким игом, О жертвах, подвигах, вине... О той вине невозвращенья, Когда есть долг и есть семья, О драматических томленьях, О смелых, гордых матерях. И разделяет увлеченье Такими темами Иван. Они вдвоем, в своих волненьях, В легендах прошлых, славных стран. А юность силою склоняет Их младый дух на катаклизм, Что правит разумом рождая Известный всем максимализм. Вот школы час настал суровый. Собрали вместе здесь детей. «Ученье — свет! » — уже не новость Ученье даже здесь, не цель. Во многих школах многих странах — Ученье просто инструмент Для власти нужных идеалов, У пропаганды здесь патент. Но могут быть одни идеи Полезней даже и добрей... Но в этой жуткой эпопее Не разобраться, а детей Все учат так же как учили, Но есть отличия всегда, Урок истории учтиво Идет сейчас как на ура. Историк смотрит добродушно В ряды своих учеников, Среди которых, Ваня уши Так навострил, он весь готов. «Донбасс — отдельная страница На счет него есть много слов, Вот по программе украинской Он ближе к краю казаков. Он дом поэтов Украины, Он край, входивший в УНР[41]. Нас заставляют быть единой Национальностью «бандер». «Бандеры — это, те нацисты? » — Спросил с волнением Иван. Сложил ответ историк быстро: «Даю вам в будущее план. Когда экзамены сдаете Пишите, что Степан герой, Но сами помните, что он-то Шел на Союз, на наш с войной. Он в сорок первом очень видно Нацистов этих поддержал, Акт Незалежной Украины В последнем пункте показал, Что будут националисты С Адольфом Гитлером дружить И им не важно, кто нацисты Им важно с властью рядом быть. Да, он сидел в нацистских тюрьмах, Но Степу выпустили в раз Спустя три года, чтобы пули Людей его убили нас. Была у них агитка «Орлик», Спецом, для нас, взять обмануть, Они «левели», чтобы кортик Нам в спины всечь, усилив жуть. Они хотели Украины, Не той, что есть УССР, Но у других они спросили, Народ большой того хотел? Семь миллионов украинцев, В войне стояли за Союз, У них спросили самостійці Хотят они нацистский груз? И вот в две тысячи четвертом У нас не спрашивали: «Эй, Хотите вы переворота, От нас, бандеровских детей? » — Запоминайте мои своды У государства правда есть, И правда так же у народа, А где там истина, не счесть». Уже Иван идет из школы, А рядом Аня — все молчат. Лишь легкий ветер дует в пору На лица юные ребят. Он рассказал ей об уроке. Она согласна с ним во всём. Они впитали мыслей строки И молча топают вдвоём. Вот то неловкое мгновенье, Когда не знаешь, что сказать, Лишь ветра сладостное пенье. Лишь золотая листьев гладь. Иван прижался своим взглядом К лицу возлюбленной, и вот Её целует, и торнадо Нещадно грудь младую бьет. Застыла пара задыхаясь, Вокруг шумит Донецк тоской. Машины, лавочки, гитары Из камня Ленин молодой... Семь облаков — большое небо Одной история любви. Момент на площади как небыль — Табу́ ла Раса... Дождь, реви! Иван вернулся окрыленный; Пуста квартира, только он, Учебой сильно утомленный, Лег почитать, а там и сон. И «Мартин Иден» «недобитый», На полке рядышком лежит, Страницы крайние открыты. Иван так сладко мирно спит. Ему во сне явилась Аня, Он видит свадьбу, сам — жених. И небо чистое, лишь стая Красивых птиц летит навздых. Но сон ушел, настал час сбора. Иван по-быстрому поел И вот уже шагает бодро — На тренировке много дел. Заходит он счастливый в додзе А там товарищи-друзья. Их лица радости эмодзи. Они — огромная семья. Надел на тело он дзюдоги И вот уже стоит в строю. Татами гладят, босы ноги, А за окном ветра поют. «У нас весной грядут свершенья, На Кубок едем, знайте там За «тройку» будут поощренья, Так что работаем все «в хлам»» — Поведал тренер подчиненным, Окинув взглядом всех и вся, Окинув взглядом очень томным, Прошедшим длинные лета. Процесс нелегкой подготовки: «Физуха», «связки» из бросков, До самой «смерти» тренировки — Удел спортсмена он таков. Но спорт не только грубость силы, Науки нужен эмпиризм. В дзюдо приемы тем красивы, Что в них есть формул лаконизм. Здесь рычаги залог победы, Законы Ньютона всегда Дают пронзительно ответы — Ты лишь бы понял и тогда Красоты линий, уникальность Тебе раскроет этот спорт, Где есть во всем изыск, детальность Дзюдо искусством возрастет. Иван стремится со всей силы Пойти в большие игроки И в олимпийские турниры Всем показать свои броски. Конец тяжелой тренировки, А там домой, а там уж ждут... Звенит во всю микроволновка, Иван у дома тут как тут. Ох, ужин! Дома, все на месте. Светлана смотрит: «Кушай сын». И не косясь на жизни жесть всю, Её окутал счастья дым. Её сынок подрос прилично, Уже нашел свою любовь, Спортсмен и в школе на отлично. Вот счастье «в глаз, никак не в бровь». И поняла в момент прекрасный, Что лучший стих её вот, здесь — Он говорит с папулей страстно, При этом быстро-быстро ест. «Скажу своё словцо прекрасно, Прости меня за мой софизм. С твоим историком согласен,
|
|||
|