«Песнь ворона» Ледди Харпер 17 страница

Это вызвало у меня смешанные чувства. С одной стороны, я была счастлива, что маме не пришлось заниматься этим в одиночку, и я могла предложить ей даже самую маленькую поддержку. С другой стороны, это заставило меня пересмотреть то, что сказал мне Дрю. Вещи о колледже и способности делать то, что должны делать другие дети моего возраста. Мне должно быть повезло, что я смогла уехать в отпуск на неделю. Но внезапно мне этого показалось недостаточно. Я хотела большего. Больше времени. Больше возможностей. Больше свободы.

Все то, чего мне не довелось испытать, благодаря моему больному дедушке.

— Конечно, мам. Я всегда буду рядом с тобой. — Я улыбнулся и похлопала ее по руке.

Должно быть, она восприняла это как сигнал покинуть мою комнату, потому что через несколько секунд соскользнула с моего матраса и закрыла за собой дверь.

Я снова уставилась в пустой блокнот, который собиралась использовать в качестве дневника. Единственными каракулями были цифры, которые я записала, чтобы не потерять. Номер телефона, который Дрю дал мне прямо перед моим отъездом — на случай, если я захочу с ним связаться.

Это заняло у меня около десяти минут, но я, наконец, схватила свой телефон и набрала его номер.

5 июля 1975 года

Дорогой Дневник,

Мое сердце разбито. Хотя я и знала, что это может случиться, от этого боль не становится меньше. Я просто не знаю, почему он так поступил со мной. И не думаю, что когда-нибудь получу ответ, потому что не знаю, когда снова его увижу. Если когда-нибудь увижу его снова. Я должна была начать свою новую жизнь с ЭК прямо сейчас. Но, похоже, у меня нет выбора в этом вопросе. Честно говоря, не думаю, что когда-либо была так убита горем.

Эмили сидела на ступеньках церкви и смотрела, как фейерверки взрываются в ночном небе над головой. Она с нетерпением ждала этого момента в течение нескольких месяцев, считая дни до того момента, когда наконец возьмет под контроль свою собственную судьбу.

Однако что-то пошло не так.

Энди должен был встретиться с ней здесь, на том самом месте, где они встретились год назад. В то же время, в том же месте. Таков был их план. Они уедут вместе еще до того, как начнется празднование, гарантируя, что у них будет достаточная фора. Вот только Энди так и не появился. Вместо этого она осталась на каменных ступенях совсем одна.

Дежа вю.

Только на этот раз это принесло душевную боль, а не страх и одиночество.

Эмили решила подождать до конца шоу фейерверков. Возможно, она неправильно поняла план и перепутала время. Не было смысла сдаваться сейчас и, возможно, терять шанс быть с ним. Поэтому девушка держала спортивную сумку на коленях и не сводила глаз с дороги, идущей вдоль церкви. Таким образом, она могла видеть, когда он приедет.

Эмили так и не увидела Энди, но видела Бобби. Дважды. Второй раз был более странным, чем первый, а она думала, что первый был невероятно странным. Была почти половина последнего фейерверка Чогана, когда девушка заметила Бобби, идущего по улице.

Он шел один, опустив голову, сосредоточив внимание на тротуаре под ногами. Парень, казалось, спешил, почти обезумел. И хотя Эмили не могла разглядеть его слишком хорошо, но подумала, что он, возможно, даже разговаривал сам с собой, когда дергал себя за волосы. Вот что заставляло ее кожу покалывать сильнее всего — его волосы. У Бобби всегда была идеальная прическа, ни одна прядь не выбивалась, что было полной противоположностью тому, как волосы выглядели сейчас.

Проигрывание этого в уме занимало ее до самого финала, который был впечатляющим и очень длинным, чтобы отметить, что это был буквальный финал. Хотя девушка все еще задавалась вопросом, где Энди и что могло случиться, чтобы задержать его допоздна, по крайней мере, теперь она больше не была одержима этим. Ей было чем занять свои мысли. Тем более, когда она увидела Бобби, идущего в другую сторону, обратно к Главной улице.

Однако на этот раз он был не один.

Его дедушка шел рядом с ним, положив руку на плечо Бобби. С того места, где сидела Эмили, ей показалось, что это выглядело напряженно, как будто его дедушка направлял его — подталкивал — вместо того, чтобы просто идти рядом с ним. Тем не менее, как и в прошлый раз, Бобби опустил голову, хотя на этот раз его ноги двигались более неистово.

Часть ее хотела выяснить, что все это значит, но большая часть хотела остаться и подождать Энди. В глубине души она знала, что парень не мог бросить ее, особенно после разговора накануне. Парень был взволнован отъездом, если не больше, чем она сама. И все же, после столь долгого ожидания, уверенность девушки начала ослабевать.

Наконец, когда затих последний залп, Эмили встала и направилась домой. Глаза наполнились слезами, в ее движениях не было энергии, а в сердце была печаль, которую она никогда раньше не чувствовала. Но прежде чем полностью сдалась, она решила, что есть еще один шанс сбежать с Энди, утром, прежде чем все покинут город.

Вот только... он так и не появился.

Я положил потрепанный дневник на стол в приемной, напугав отца. Я не хотел, но почему-то он не слышал, как открылась — или закрылась — тяжелая дверь, и не видел, как я обошел стойку регистрации. Что бы он ни читал, это, казалось, полностью завладело его вниманием.

— Что это такое? — Я указал на стопку бумаг перед ним.

Папа покачал головой.

— Ничего.

Я прищурил глаза, разоблачая его блеф. Он пытался лгать во спасение, но глаза всегда выдавали его. Морщины вдоль его лба сморщились от напряжения лжи, а уголки рта опустились от страдания. Последнее, в чем нуждался этот человек, так это в дополнительном стрессе. Я едва пережил его последний сердечный приступ и не смог бы снова с этим справиться.

— Тебе не о чем беспокоиться, — поправил себя он, как будто это было лучшим объяснением.

Скрестив руки на груди, я дал ему время обдумать объяснение. Когда отец продолжал молчать, беспокойство отразилось в каждой морщинке на его лице, я опустил руки по бокам и небрежно прислонился к столу. Я давно понял, что он был более открыт для обмена деловыми вопросами, когда я казался более расслабленным. Отец иногда был похож на испуганное животное — мягкие, маленькие шаги не давали ему отступить.

— Серьезно, пап... Что происходит? Ты выглядишь напряженно.

Он открыл папку, бросил один взгляд на то, что находилось внутри, а затем быстро закрыл ее снова. Это была темно-синяя папка с надписью «Джеймс Фитцджеральд, адвокат», тисненой золотыми буквами спереди. Того факта, что это было от адвоката, было достаточно, чтобы вызвать беспокойство, но я оставался спокойным снаружи, внутри же мое сердце безжалостно колотилось в груди, пытаясь сломить мою браваду.

— Тебе действительно не нужно беспокоиться.

Я выпрямился. Казалось, что на этот раз расслабленность не поможет.

— Это как-то связано с «Черной птицей»? — Когда папа кивнул, я спросил: — Тогда почему это меня не касается? Разве мы не участвуем в этом вместе? Разве я не должен знать, что происходит с курортом?

Легкая улыбка затеняла уголки его рта.

— Иногда ты прямо как твоя бабушка. Просто ничего не можешь с собой поделать, не так ли? Всегда нужно знать, что происходит. — Он откинулся на спинку кресла, провел руками по своему стареющему лицу, по седеющим волосам и сцепил пальцы за головой. — Хорошо, ладно. Очевидно, землевладелец хочет изменить условия нашей аренды, и если мы не согласимся на это, они собираются продать землю. Это означает, что новые владельцы могут решить сделать что-то еще с собственностью или попросить еще больше денег, чем сейчас.

Я уставился на него, в то время как отец уставился на папку на столе, ни один из нас не произнес ни слова. Новость тяжело повисла в воздухе, отчего в комнате стало тепло и душно. Должно быть, произошла ошибка, простое недоразумение. Это не могло быть. Я мало что знал об этой стороне бизнеса, но перед смертью бабушка рассказывала мне историю о том, как она основала «Черную птицу», слишком много раз, чтобы сосчитать. Это определенно было достойно хвастовства.

Мать-одиночка, у которой был только диплом средней школы, которая никогда даже ногой не ступала в кампус колледжа, не говоря уже о посещении занятий, сумела открыть успешный отель типа «постель и завтрак». Сама по себе. Только с помощью банковского кредита. Это было невероятно, даже по сегодняшним меркам. Излишне говорить, что она всегда подробно рассказывала о своих достижениях.

— Как они могут это сделать? Я мог бы поклясться, что слышал, как бабушка говорила, что это пожизненная аренда или что-то в этом роде. Как они могут вот так ни с того ни с сего менять условия? — Очевидно, я не был посвящен в большую часть юридической стороны курорта, но за последние десять, или около того, лет я кое-что слышал или понимал, что это неправильно.

Папа оторвал свое внимание от папки с файлами, чтобы встретиться со мной взглядом. Его глаза были такими же, как дневник, который лежал рядом со мной, —потрепанный и полный историй. Хотя прямо сейчас он, казалось, был на пределе своих возможностей. Отчаявшийся и побежденный.

— Дело перешло из рук в руки.

— Я не знаю, что это значит, — возразил я, отчаянно нуждаясь в дополнительной информации, чтобы разобраться во всем этом. Потому что на данный момент я считал, что нас обманывают, и единственный способ предотвратить это — рассказать мне все.

— Да, ты прав. Твоя бабушка подписала пожизненный договор аренды. Но на годы жизни, а не на курорт. И поскольку собственность перешла из рук в руки, условия аренды гласят, что между новыми владельцами и нами должно быть достигнуто новое соглашение.

— Но я думал, ты сказал, что есть вариант платить больше, или они продадут землю. Зачем им продавать, если они только купили её?

Он опустил руки на колени и пожал плечами.

— Я не знаю всех деталей, Дрю. Я никогда даже не слышал об этих людях. Насколько мне известно, чеки всегда выписывались агенту по недвижимости, который занимается — или, по крайней мере, раньше занимался — финансовыми и юридическими аспектами аренды. Всякий раз, когда мы добавляли новые здания или нам приходилось затрагивать землю, мы обращались к агенту. Не к владельцу. Так что я понятия не имею, как и почему земля перешла из рук в руки.

— Кто тебе сказал об этом? Как ты узнал о земле, договоре и аренде?

Папа схватил папку, поднял ее, чтобы показать мне, а затем бросил обратно на стол.

— Наш адвокат приходил сегодня утром, чтобы доставить это. Он задержался на несколько минут, чтобы объяснить основные детали, но в остальном, если я захочу узнать больше, мне придется записаться к нему на прием в его офис, за что с меня будет взиматься почасовая плата, которая, вероятно, больше, чем я зарабатываю за месяц. С тех пор я просто просматриваю документы и пытаюсь во всем разобраться.

— Я хочу сказать... Откуда ты знаешь, что это законно? Откуда ты знаешь, что нас не обманывают? — Я не собирался сдаваться так легко.

Мой отец был умным человеком, но, учитывая, что он провел всю свою жизнь на курорте, у него не было большого жизненного опыта. Конечно, я тоже не знал, но, по крайней мере, у меня было тринадцать лет в системе государственной школы, в то время как у моего отца их не было. Моя бабушка не могла управляться с гостиницей и каждый день отправлять его в школу, поэтому она держала его при себе и, по сути, заставляла учиться самостоятельно, пока сама управляла бизнесом. В школе можно было многому научиться у детей из всех слоев общества.

— Он наш адвокат, Дрю. Не думаю, чтобы он строил козни за нашими спинами. Не говоря уже о том, что в первую очередь агент по недвижимости передал эту информацию адвокату. Так ты намекаешь, что все, кто когда-либо был замешан в этом деле, пытаются перехитрить нас? С какой целью? Что, черт возьми, они могли бы получить, сделав это? — Он привел несколько довольно убедительных аргументов, хотя я не собирался просто сдаваться.

— Я не знаю, пап. Что-то в этом не так. — Возможно, это было связано с моими личными чувствами по поводу курорта. Я наконец-то согласился с идеей ребрендинга курорта, чтобы сделать его по-настоящему успешным, а не чем-то, что едва держалось на плаву. Поэтому мне показалось неправильным, что все это пошло коту под хвост, когда я был на грани реализации нескольких действительно хороших идей.

— Как я уже сказал, Дрю... тебе не о чем беспокоиться. Я справляюсь с этим.

Я кивнул и отвернулся. Мало что мог сделать, так как он отказался на самом деле вовлекать меня. Просто рассказывать мне об изменениях в договоре аренды было бессмысленно, если только он не планировал выслушать меня и, по крайней мере, быть открытым для моих мнений и предложений, а не отмахиваться от моих вопросов, как будто они были не более чем теориями заговора.

— Что это? — спросил он, отрывая меня от моих разглагольствующих мыслей.

Когда я поднял взгляд и увидел, что он указывает на потрепанную книгу на углу стола, я сразу вспомнил, зачем вообще пришел в офис. Выдвинул нижний ящик, схватил большой почтовый конверт и положил его поверх дневника.

— Просто кое-что, что оставил гость. Она спросила, могу ли я отправить его.

Я ненавидел называть Кенни гостьей, но не знал, как еще ее называть. Она написала мне несколько дней назад, чтобы спросить, могу ли я поискать его, и с тех пор мы довольно регулярно общались. Конечно, все это было в текстовой форме, но, по крайней мере, это было что-то. Хотя этого недостаточно, чтобы называть ее моей подругой, и хотя мы несколько раз занимались сексом, я не мог сказать, что мы были чем-то большим. Просто было проще сказать, что она была гостьей.

— Почему мне не позвонили? — Сомнение омрачило его глаза, когда он прищурился и нахмурился. Обычно папа отвечал на все звонки по связям с гостями. Кенни была не первым человеком, который оставил что-то, а затем звонил, чтобы спросить, нашли ли это. И все же она была первой, с кем я взял инициативу на себя. — И что еще более важно, почему его не принесли в офис? Я никогда раньше не видел этого блокнота.

— Его оставили в ящике стола, так что уборщики его не нашли. Я пошел и сам поискал, вот почему решил сам заняться дальнейшими действиями.

— Что за гость? — Он меня раскрыл. Блеск в его глазах сказал мне об этом.

Изо всех сил стараясь ничего не выдать, я занялся конвертом.

— Та, которая останавливалась в коттедже в восточной части две недели назад, — сказал я, листая свой телефон в поисках адреса, который дала мне Кенни.

— Та, с которой ты провел много времени?

Проклятье. Теперь этого было не избежать.

— Да, та самая.

Улыбка растянула его губы, я слышал это в его голосе, так как отказывался смотреть на него, чтобы увидеть ее у него на лице.

— Кто она такая?

Мы с папой никогда не разговаривали о таких вещах. Может быть, это как-то связано с тем фактом, что здесь никогда ничего не происходило, так что нам не о чем было говорить. Но он знал меня, и знал, что я лично не развлекаю гостей, так что, учитывая, что я провел так много времени с этой девушкой, — это было необходимое ему доказательство того, что в этой истории было больше, чем я показывал.

— На самом деле рассказывать особо нечего, пап. Она пробыла здесь неделю, и когда я узнал, что она одна, то предложил показать окрестности. — Я не был настолько глуп, чтобы думать, что это успокоит его, но, честно говоря, мне больше нечего было разглашать.

— Если ты хочешь сохранить свои секреты, сынок, храни их. Но не жди, что я куплю то, что ты продаешь, потому что я тебя знаю. Было, по меньшей мере, дюжина женщин — и даже больше, если считать и парней, — которые отдыхали здесь в одиночестве, и ты ни разу не предлагал провести время ни с одной из них.

— Ну, я думаю, она другая.

— Что делает ее другой? — Отец наклонился вперед, уперев локти в бедра, в его глазах светился интерес. Это была новая территория для нас, но это было приятно. Впервые с тех пор, как я был маленьким ребенком, я почувствовал настоящую связь со своим отцом. С тех пор как мама ушла, он стал жестче. Папа был предан своей работе в первую очередь, отцовству во вторую, но в этот момент казалось, что ничего другого не существует. Что это были только мы с отцом, разговаривающие о делах. Обсуждаем мою личную жизнь — то, чего я не мог припомнить, чтобы мы когда-либо делали.

Я поймал себя на том, что смотрю через его плечо, погруженный в видения того, как загораются глаза Кенни, когда она улыбается. Только когда мои щеки начали болеть от автоматической улыбки, которая появлялась всякий раз, когда я думал о ней, понял, что отключился.

— Не знаю что еще рассказывать тебе, пап. Она была на причале в ночь на Четвертое июля, когда я туда пришел, и вместо того, чтобы заставить ее уйти, попросил ее остаться. — Смешок наполнил мои слова. Я не спрашивал ее, а сказал ей остаться. — Мы проговорили несколько часов, прежде чем я это понял. Когда прощались, я спросил, не хочет ли она потусоваться на следующий день. Я не уверен, когда это произошло, но в какой-то момент в течение недели, думаю, перестал спрашивать, и мы оба просто предположили, что увидимся, и строили планы.

— Как ее зовут? — Его интерес был искренним, что было необычно, учитывая, как много в моей жизни он даже не потрудился копнуть глубже поверхностных интересов.

— Кенни. — Когда его брови нахмурились, глубоко нахмурив лоб от беспокойства, я понял, как это было бы странно слышать, не зная всей истории, поэтому я объяснил. — Ну, технически, Маккенна, но я зову ее Кенни. — И это было все, что он мог узнать из всей истории — потому, что я все еще понятия не имел, откуда взялось это прозвище.

— Ты называешь ее Кенни, потому что она похожа на парня?

Я рассмеялся и покачал головой.

— Даже не близко. — Не теряя времени, я нажал на приложение «Фотографии» и вытащил снимок, который сделал, когда она смеялась в моей гостиной. Просто вид морщин на ее переносице и округлости щек наполнил меня успокаивающим теплом. Все время, пока она была здесь, девушка оказывала на меня влияние, но я не ожидал испытать это, просто думая о нашем времени вместе.

Взгляд папы сузился еще больше, когда я повернул экран, чтобы показать ему фотографию. Глубокое замешательство отразилось на его лбу. Недоумение растянуло морщинки рядом с его глазами. И недоверие дернуло его верхнюю губу. Как будто он увидел привидение.

— Как, ты сказал, ее зовут?

— Маккенна. А что?

Он покачал головой, прежде чем потереть лицо ладонями, как будто пытаясь стереть шок, который поглотил его выражение. Папа поднял один палец и сказал:

— Подожди здесь секунду. — Затем вскочил с кресла и в считанные секунды порылся в шкафу.

Когда вернулся, он протянул мне старую фотографию, пожелтевшую по краям. Она была квадратной и матовой, без блеска современной бумаги для фотографий. Мне пришлось поднести её поближе к лицу, чтобы отчетливо разглядеть изображение, но как только я понял, что это были две молодые женщины в середине того, что казалось приступом смеха, это было легче разглядеть. Мне больше не нужно было держать её так близко.

И вот тогда я это увидел.

Или, я бы сказал, увидел ее.

Та, что справа, была незнакома во всех отношениях, но та, что слева, была потрясающей блондинкой. Я мог с уверенностью сказать, что она была потрясающей, потому что девушка была точной копией Кенни. Те же длинные, прямые, светлые волосы, одинаковые глаза — и форма и, насколько я мог видеть, цвет тоже. Ее щеки были круглыми, как у Кенни, когда она улыбалась, и у них обеих был один и тот же нос. Вплоть до морщин на переносице. У них даже была одна и та же верхняя губа, растянутая от одинаковых улыбок.

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Кто это? — спросил я, указывая на фотографию, как будто папа не знал, о ком я говорю.

Он взял её у меня, секунду изучал и пожал плечами.

— Мне сказали, что это та женщина, из-за которой мой отец подрался на последнем городском праздновании Четвертого июля. В ту ночь, когда он и остальные члены семьи исчезли.

— Бабушка сохранила её? — Когда он кивнул, я выпалил: — Зачем ей это делать? Разве она не была влюблена в него? Хранить фотографию другой женщины кажется мне странным.

— Я сам этого не понимаю, но, насколько понял, это была не типичная ситуация. Мой отец даже не знал обо мне. Мама уехала, как только узнала, что беременна, и к тому времени, когда смогла вернуться, чтобы сказать ему, город уже был затоплен, и он пропал. — Это определенно не было нормальной ситуацией ни для кого.

— Она знала об этой другой женщине? — Каким-то образом мы с отцом попали в альтернативную Вселенную, где проявляли неподдельный интерес к жизни друг друга. Это была чужая Вселенная, но к ней я мог бы полностью привыкнуть.

Он на мгновение заколебался, размышляя над изображением в своей руке. Старое изображение, на котором была точная копия лица Кенни.

— Я не уверен, но, похоже, что так. Что-то заставляет меня думать, что она узнала об этом еще до моего рождения, что сыграло большую роль в ее решении держаться подальше. Я почти уверен, что она вернулась только потому, что узнала, что они больше не вместе.

Многое из этого было совершенно новой информацией, хотя некоторые ее части казались очень знакомыми.

— Для начала, почему она уехала из города? — Я никогда этого не понимал, и бабушка намеренно упустила ту информацию, рассказывая истории о Чогане.

— Ну, тогда рождение ребенка вне брака сильно осуждалось. Особенно на Юге. Из того, что она мне сказала — и имей в виду, что она сказала мне это только один раз, и это было, когда я был примерно в твоем возрасте, — бабушка ушла, чтобы сделать аборт, что осуждалось еще больше, чем быть беременной. Но как только услышала мое сердцебиение, она не смогла пойти на это. К тому времени, когда все это произошло, и она была готова вернуться, чтобы рассказать моему отцу, именно тогда она узнала о ней. — Он поднял фотографию и помахал ею в воздухе.

— Она рассказала тебе, как узнала о твоем отце и этой женщине?

— Кажется, ее бывший парень пришел навестить ее. Я не уверен, но думаю, что именно он помог ей уехать из города. И опять же, не цитируй меня по этому поводу, но я почти уверен, что помню, как она говорила, будто он пытался вернуться к ней, но когда узнал, что у нее будет ребенок, — я — то передумал. Хотя я могу ошибаться на этот счет. Это было более сорока лет назад, и прошло, по меньшей мере, двадцать лет с тех пор, как мне рассказали эту историю. Так что я мог что-то переиначить.

Я застыл, совершенно потерянный в состоянии замешательства.

— Я не понимаю, как это связано с тем, почему она, — указал на фотографию в его руке, — выглядит идентично Кенни.

— Я тоже не знаю, сынок. Я слышал, что у каждого есть близнец, так что, может быть, именно поэтому.

Это было дурацкое оправдание, хотя, на самом деле, это было единственное, что имело хоть какой-то смысл. Ничто другое не объясняло, как Кенни попала на старую фотографию семидесятых годов. Ну, за исключением путешествий во времени, клонирования и, конечно, очевидного, она была криогенно заморожена.

Я пожал плечами, решив отказаться от попыток разобраться в этом, и снова обратил внимание на дневник. Сначала я пришел в офис, чтобы взять конверт и марки, и каким-то образом мне удалось сделать все, кроме выполнения своей задачи. Поэтому, пока мой отец убирал старую фотографию в шкаф, я достал из ящика несколько марок.

— Приятно было поболтать, пап, — бросил я через плечо, направляясь к двери. Я мог бы подготовить посылку в офисе, где у нас были ручки, скотч и все остальное, что мне понадобится, чтобы отправить дневник по почте, но, учитывая все, что произошло с тех пор, как вошел, я решил, что будет лучше закончить его в другом месте. Между драмой с арендой и затем драматическим уроком истории я не был уверен, что смогу справиться с чем-то большим в данный момент. Мне нужно было время, чтобы перегруппироваться, прежде чем в ближайшее время начать еще один подобный разговор.

— Эй, подожди, — крикнул папа, останавливая мой выход. Но прежде чем я успел недовольно проворчать, он наклонился и поднял что-то с пола. — Ты уронил это. Я думаю, это из твоего блокнота.

Я взяла у него сложенный листок бумаги и открыл его, не уверенный, что он вообще принадлежал Кенни. Но как только прочитал первую строчку напечатанного и подписанного документа, все сомнения исчезли. Это определенно принадлежало Кенни.

— Это просто записка на случай чрезвычайной ситуации, в которой, похоже, содержится информация о ее маме, а также номера телефонов и детали медицинской страховки. Довольно умно, учитывая, что она была здесь совсем одна. К сожалению, если бы с ней что-нибудь случилось, это не принесло бы никакой пользы, так как я даже не знал о её существовании. — Тихо рассмеялся себе под нос.

— Ну, она, вероятно, хотела бы, чтобы оно было уничтожено, если там есть личная информация. — Он протянул руку, молча предлагая позаботиться об этом для меня.

Я отдал ему листок, но прежде чем отпустить, сказал:

— Пока ничего с ним не делай. Позволь сначала спросить ее, что она хочет, чтобы этим сделали. Может мне просто отправить это обратно вместе с блокнотом.

— Правильно. Я просто подумал о том, что кто-то наткнется на неё, прежде чем она доберется до ее дома. Но ты прав, тебе следует... — Он практически подавился своими словами, уставившись на документ. Отчаянная неуверенность отразилась на его лице, которое быстро сменилось гневом. — Ты сказал, ее зовут Маккенна? — Он перевел взгляд с бумаги на мое лицо. — Маккенна Ричардс?

— Э-э... да. — Я понятия не имел, к чему это приведет, но мог сказать, что мне это не понравится.

— Ее мама — Ребекка Тисдейл?

Теперь я был еще больше сбит с толку.

— Наверное, если это то, что там написано.

Его внимание быстро переключилось с моего лица на записку в его руке. Затем, без предупреждения, он повернулся к столу, с резким стуком швырнул бумагу на стол и поспешно пролистал содержимое юридической папки, касающейся аренды.

Мысли кружились в голове. Я не понимал, к чему все это, и чем дольше папа не объяснял, тем больше волновался. На данный момент результат не мог быть хорошим, судя по тому, как он истерично просматривал документы в папке.

— В чем дело, пап? Скажи мне.

В этот момент он перестал переворачивать страницы и агрессивно ткнул на что-то в тексте пальцем. Когда повернул голову ко мне, я не мог игнорировать сочетание гнева и предательства, исказившее выражение его лица.

— Ты говорил с этой девушкой Маккенной о курорте? Что-нибудь о деловой стороне дела?

Я все еще понятия не имел, откуда взялась его реакция. Все, что знала, это то, что он требовал ответов, и как бы я ни боялась дать их ему, утаивание правды не принесло бы пользы ни одному из нас. Поэтому я проглотил комок в горле и кивнул.

— О чем ты ей рассказывал?

— Э-э... в основном историю этого места. Например, почему бабушка открыла его и как это связано с Чоганом. — Я глубоко вздохнул, оглядывая комнату в надежде, что что-нибудь придет ко мне, выскочит из воздуха и все проясниться. — Это она предложила больше заниматься маркетингом или рекламными акциями, чтобы привлечь больше народа.

Отец едва моргнул, и из того, что мог видеть, я даже не был уверен, что он дышал.

— Что ты сказал, когда она предложила это?

— Я не знаю, пап. В двух словах, я объяснил, что у нас нет средств, чтобы многое сделать и то, что ты не очень-то стремишься вносить какие-либо изменения здесь. — Мое беспокойство продолжало расти, пока я не почувствовал, что выхожу из своей кожи. — А что?

— А то, что мама твоей подружки — новый землевладелец.

Этого. Не. Может. Быть.

— Этого не может быть, — повторил я себе под нос. Но, по-видимому, я был не так тих, как думал, потому что отец услышал это и еще больше в меня вцепился. Я ничего не мог понять. Его слова были не чем иным, как приглушенным бормотанием, статикой, наполнявшей мои уши.

Я схватил со стола бланк экстренной связи Кенни и перечитал его еще раз. Затем перевел взгляд на документ из папки, туда, куда мой отец постоянно тыкал пальцем. Прямо там, черным по белому, на обоих листках бумаги было одно имя: Ребекка Тисдейл.

По отдельности оба имени могли быть совпадением. Но вместе вероятность того, что это был один и тот же человек, была довольно велика. Не говоря уже о том, что я не думал, что это очень распространенное имя.

Чем дольше я смотрел на буквы, из которых состояло имя человека, ответственного за судьбу наследия моей семьи, тем больше злился. Мой желудок скрутило узлом и перевернуло. Как маятник, я колебался между желанием блевануть и желанием ударить что-нибудь.

Однако одно было ясно наверняка: стоять здесь было бы неправильно.

Я должен был что-то сделать.

И оставалось только одно.

Я должен противостоять Кенни.

Каждый день был таким же, как и предыдущий. Что только заставило меня скучать по Дрю и «Черной птице» еще больше. На самом деле, это начало вызывать у меня неприязнь к дедушке, хотя я знала, что он не виноват в том, что нуждается в уходе.

Не в первый раз за сегодняшний день я пошла в гостиную, чтобы уменьшить громкость телевизора. Это было обычным делом, которое мы должны были делать. Психическое состояние дедушки, казалось, ухудшалось с каждым днем. Его новым занятием было увеличить громкость, забыв, что он уже делал это пять или шесть раз. Лично я считала, что звук стал слишком громким даже для него, но так как он привык всегда включать его погромче, то не мог вспомнить, как выключить его. И вот мы с мамой постоянно ходили в гостиную, чтобы уменьшить громкость, просто чтобы мы могли слышать свои мысли в другой комнате.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 161718 19 20 Следующая ⇒