С. Л. Франк. Смысл жизни 4 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 11Следующая ⇒

проникает? По-видимому, здесь остается только выбор: или честно и

мужественно глядеть в лицо фактам жизни, как она есть на самом деле, или,

трусливо спрятавшись от них, предаться мечтам о жизни, какой она должна была

бы быть, чтобы имееть смысл. Но на что нужны, какую цену имеют такие

бессильные мечты? А надежда увидать свою мечту осуществленной, признать в

ней истину, - не есть ли просто самообман трусливых душ, утешающих себя

ложью, чтобы не погибнуть от ужаса перед истиной?

Мы не должны и не можем отталкивать от себя эти сомнения, мы обязаны

взять на себя все бремя честной и горькой правды, которая в них содержится.

Но мы не должны и преждевременно впадать в отчаяние. Как ни мало мы до сих

пор продвинулись вперед в разрешении вопроса о смьг еле жизни, мы достигли

по крайней мере одного: мы отдали себе отчет в том, что мы разумеем, когда

говорим с смысле жизни, и при каких условиях мы считали бы этот смысл

осуществленным. А теперь попытаемся, не делая себе никаких иллюзий, но и не

отступая перед величайшим" трудностями - соединив бесстрашие честной мысли с

бесстрашием воли, стремящейся к единственной цели всей нашей жизни -

вдуматься и присмотреться, в какой мере и какой форме осуществимы или даны

сами эти условия.

IV. БЕССМЫСЛЕННОСТЬ ЖИЗНИ

Что жизнь, как она фактически есть, бессмысленна, что она ни в малейшей

мере не удовлетворяет условиям, при которых ее можно было бы признать

имеющей смысл - это есть истина, в которой нас все убеждает: и личный опыт,

и непосредственные наблюдения над жизнью, и историческое познание судьбы

человечества, и естественно-научное познание мирового устройства и мировой

эволюции.

Бессмысленна, прежде всего - и это, с точки зрения личных духовных

запросов, самое важное - личная жизнь каждого из нас. Первое, так сказать,

минимальное условие возможности достижения смысла жизни есть свобода; только

будучи свободными, мы можем действовать " осмысленно", стремиться к разумной

цели, искать полноты удовлетворенности; все необходимое подчинено слепым

силам необходимости, действует слепо, как камень, притягиваемый землею при

своем падении. Но мы со всех сторон связаны, окованы силами необходимости.

Мы телесны и потому подчинены всем слепым, механическим законам мировой

материи; спотыкаясь, мы падаем, как камень, и если случайно это произойдет

на рельсах поезда или перед налетающим на нас автомобилем, то элементарные

законы физики сразу пресекают нашу жизнь, а с ней - все наши надежды,

стремления, планы разумного осуществления жизни. Ничтожная бацилла

туберкулеза или иной болезни может прекратить жизнь гения, остановить

величайшую мысль и возвышеннейшее устремление. Мы подчинены и слепым

законам, и силам органической жизни: в силу их непреодолимого действия срок

нашей жизни даже в ее нормальном течении слишком краток для полного

обнаружения и осуществления заложенных в нас духовных сил; не успеем мы

научиться из опыта жизни и ранее накопленного запаса знаний разумно жить и

правильно осуществлять наше призвание, как наше тело уже одряхлело и мы

приблизились к могиле; отсюда неизбежное даже при долгой жизни трагическое

чувство преждевременности и неожиданно сти смерти - " как, уже конец? а я

только что собирало; жить по-настоящему, исправить ошибки прошлого,

возместить зря потерянное время и потраченные силы! " - и труд ность поверить

в свое собственное старение. И вдобавок мы и изнутри обременены тяжким

грузом слепых стихии но-биологических сил, мешающих нашей разумной жизни Мы

получаем по наследству от родителей страсти и поро ки, которые нас мучают и

на которые бесплодно растрачиваются наши силы; в лице нашей собственной

животной природы мы обречены на пытку и каторгу, прикованы к тачке,

бессмысленно терпим наказание за грехи наших отцов или вообще за грехи, на

которые нас обрекла сама природа. Лучшие и разумные наши стремления либо

разбиваются о внешние преграды, либо обессиливаются нашими собственными

слепыми страстями. И притом слепая природа так устроила нас, что мы обречены

на иллюзии, обречены блуждать и попадать в тупик и обнаруживаем иллюзорность

и ошибочность наших стремлений лишь тогда, когда они причинили нам

непоправимый вред и наши лучшие силы уже ушли на них. Один расстрачивает

себя на разгул и наслаждения и, когда физическое и духовное здоровье уже

безнадежно потеряно, с горечью убеждается в пошлости, бессмысленности всех

наслаждений, в неутолимости ими жизненной тоски; другой аскетически

воздерживается от всех непосредственных жизненных радостей, закаляя и

сберегая себя для великого призвания или святого дела, чтобы потом, когда

жизнь уже клонится к концу, убедиться, что этого призвания у него совсем

нет, и это дело совсем не свято, и в бессильном раскаянии жалеть о бесплодно

упущенных радостях жизни. Кто остается одинок, боясь обременить себя

тягостями семьи, страдает от холода одинокой старости и скорбит о уже

недостижимом уюте семьи и ласке любви; кто, поддавшись соблазну семьи,

оказался обременным тягостями семейных забот, погруженный в мелочную суету

семейных дрязг и волнений, бесплодно кается, что добровольно продал свою

свободу за мнимые блага, отдал себя в рабство подневольного труда и не

осуществил своего истинного призвания. Все наши страсти и сильнейшие

влечения обманчиво выдают себя за что-то абсолютно важное и драгоценное для

нас, сулят нам радость и успокоение, если мы добьемся их удовлетворения, и

все потом, задним числом, когда уже поздно исправить ошибку, обнаруживают

свою иллюзорность, ложность своего притязания исчерпать собою глубочайшее

стремление нашего существа и дать, через свое удовлетворение, полноту и

прочность нашему бытию. Отсюда неизбежное для всех людей меланхолическое,

втайне глубоко и безысходно трагическое сознание выражаемое французской

поговоркой: " si jeunesse savait, si vieillesse pouvait", - сознание

обманутых надежд, недостижимости истинного счастья на земле. Гете,

прозванный " баловнем судьбы", проживший исключительно долгую, счастливую и

плодотворную жизнь, обладатель редчайшего дара - умения сочетать творческую

энергию, безмерное трудолюбие и могучую, самообуздывающую силу воли с жаждой

и способностью испытать все жизненные наслаждения, упиться всеми радостями

жизни - этот избранник человечества под конец своей жизни признавался, что

за 80 лет своей жизни он изведал лишь несколько дней полного счастья и

удовлетворения; и он испытал на себе всю неизбежную трагику человеческой

жизни, он поведал, что сущность жизни узнает лишь тот, кто в слезах ест свой

хлеб и в тоске и кручине проводит бессонные мучительные ночи, и что судьба

утешает нас лишь одним неустанным припевом: " терпи лишения" (Entbehren

sollst du, sollst entbehren! ). Если такова жизненная мудрость избранного

счастливца человечества, то какой итог должны подвести своей жизни все

остальные, менее удачливые и одаренные люди, со всей их немощностью, со всей

тяжестью их жизненной участи, со всеми изнутри раздирающими их

противоречиями и затуманивающими их пути духовными слабостями?

Все мы - рабы слепой судьбы, слепых ее сил вне нас и в нас. А раб, как

мы уже знаем и как это ясно само собой, не может иметь осмысленной жизни.

Древние греки, так ярко чувствовавшие гармонию и космическую налаженност

стройность мировой жизни, вместе с тем оставили нам вечные, незабвенные

образцы трагического сознания, что человеческим мечтам и надеждам нет места

в этой гармонии. Народное сознание верило, что боги завидуют человеческому

счастью и всегда принимают меры к тому, чтобы пскарать и унизить счастливца,

чтобы возместить случайную человеческую удачу горькими ударами судьбы; и, с

другой стороны, оно верило, что даже блаженные боги подчинены, как высшему

началу, неумолимой слепой судьбе. Более очищенное религиозное сознание их

мудрецов учило; что по законам мировой гармонии никто не должен захватывать

слишком много для себя, чрезмерно перерастать общий уровень, что человек

должен знать свое скромнов место и что даже сама индивидуальность человека

есть греховная иллюзия, караемая смертью; лишь в добровольном признании себя

служебным, зависимым звеном мировог целого, лишь в смиренном приятии своей

рабской зависимости от космоса и своего космического ничтожества человек

покоряется божественной воле, исполняет свое едиственное назначение и может

надеяться не загубить себя. Итог обоих воззрений - один и тот же. И потому

уже наивный Гомер говорит, что

"... из тварей, которые дышат и ползают в прахе,

Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека".

И все греческие поэты согласно вторят ему в этом. " И земля, и море

полны бедствий для человека", - говорит Гесиод. " Слаба жизнь человека,

бесплодны его заботы, в краткой его жизни скорбь следует за скорбью"

(Симонид). Человек в этом мировом целом - лишь " дуновение и тень";. или, еще

менее, " сон тени" (Пиндар). И вся античная философия, от Анаксимандра,

Гераклита и Эмпедокла до Платона, Марка Аврелия и Плотина, во всем другом

расходясь с учениями поэтов и борясь с ними, в этом пессимизме, в этом

горьком признании безнадеждой суетности, слабости и бессмысленности земной

жизни человека сходится с греческой поэзией. С нею совпадает и вся живая

мудрость остального человечества - Библия и Махабхарата, вавилонский эпос и

могильные надписи древнего Египта. " Суета сует, - сказал Екклесиаст, - суета

сует - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится

он под солнцем?... Участь сынов человеческих и участь животных - участь

одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у

человека преимущества перед скотом: потому что все - суета!... И ублажил я

мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а

блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие

делаются под солнцем. И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным

достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у

разумных - богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай

для всех их" (Еккл 1. 1-2; 3. 19; 4. 2-3; 9. 11).

Но допустим даже, что мудрость всех времен и народов не права.

Допустим, что возможна подлинно счастливая жизнь, что все желания наши будут

удовлетворены, что кубок жизни будет для нас полон одним лишь сладким вином,

не отравленным никакой горечью. И все же жизнь, даже самая сладостная и

безмятежная, сама по себе не может удовлетворить нас; неотвязный вопрос:

" Зачем? для чего? " даже в счастье рождает в нас неутолимую тоску. Жизнь ради

самого процесса жизни не удовлетворяет, а разве лишь на время усыпляет нас.

Неизбежная смерть, равно обрывающая и самую счастливую, и самую неудачную

жизнь, делает их одинаково бессмысленными. Наша эмпирическая жизнь есть

обрывок: сама для себя, без связи с неким целым, она так же мало может иметь

смысл, как обрывок страницы, вырванный из книги. Если она может иметь смысл,

то только в связи с общей жизнью человечества и всего мира. И мы уже видели,

что осмысленная жизнь не избежно должна быть служением чему-то иному, чем

она сама, как замкнутая в себе личная жизнь, что лишь в испод нении

призвания, в осуществлении какой-либо сверхличной и самодовлеющей ценности

человек может найти самого себя, как разумное существо, требующее разумной,

осмысленной жизни. Ближайшим целым, с которым мы связаны и часть которого мы

составляем, является жизнь на рода или человечества; вне родины и связи с ее

судьбою вне культурного творчества, творческого единства с прошлым

человечества и его будущим, вне любви к людям и солидарного соучастия в их

общей судьбе мы не можем осуществить самих себя, обрести подлинно

осмысленнук жизнь. Как лист или ветвь дерева, мы питаемся соками целого,

расцветаем его жизнью и засыхаем и отпадаем в прах, если в самом целом нет

жизни. Для того, чтобы индивидуальная жизнь имела смысл, нужно поэтому,

чтобы имела смысл и жизнь общечеловеческая, чтобы истории человечества была

связным и осмысленным процессом, в котором достигается какая-либо великая

общая и бесспорно ценная цель. Но и здесь, при беспристрастном и честном

рассмотрении эмпирического хода вещей, нас ждет новое разочарование, новое

препятствие для возможности обрести смысл жизни.

Ибо, как бессмысленна каждая единичная личная жизнь человека, так же

бессмысленна и общая жизнь человечества. История человечества, если мы ищем

смысла имманентного ей и ей самой внутренне присущего, так же обманывает

наши ожидания, как и наша личная жизнь. Она есть, с одной стороны, набор

бессмысленных случайностей, длинная вереница коллективных, всенародных и

международных событий, которые не вытекают разумно одно из другого, не ведут

ни к какой цели, а случаются, как итог стихийного столкновения и скрещения

коллективных человеческих страстей; и, с другой стороны, поскольку история

есть все же последовательное осуществление человеческих идеалов, она есть

вместе с тем история их крушений неуклонное разоблачение их иллюзорности и

несостоятельности, бесконечно длинный и мучительный предметный урок, в

котором человечество обучается усматривать тщету своих надежд на разумное и

благое устроение своей коллективной жизни. Вера в прогресс, в неустанное и

непрерывное совершенствование человечества, в неуклонное без остановок и

падений, восхождение его на высоту добра и разума - эта вера, которая

вдохновляла множество людей в продолжение последних двух веков, в настоящее

время разоблачена в своей несостоятельности с такою очевидностью, что нам

остается только удивляться наивности поколений, ее разделявших. Человечество

в своей эмпирической исторической жизни совсем не движется " вперед";

поскольку мы мним обосновать нашу жизнь на служении общественному благу,

осуществлению совершенного общественного строя, воплощению в коллективном

быте и человеческих отношениях начал правды, добра и разума, мы должны с

мужественной трезвостью признать, что мировая история совсем не есть

приближение к этой цели, что человечество теперь не ближе к ней, чем век,

два или двадцать веков тому назад. Даже сохранение уже достигнутых ценностей

для него оказывается невозможным. Где ныне эллинская мудрость и красота,

одно воспоминание о которой наполняет нам душу грустным умилением? Кто из

нынешних мудрецов, если он не обольщает себя самомнением, может достигнуть

своей мыслью тех духовных высот, на которых свободно витала мысль Платона

или Плотина? -Близки ли мы теперь от того умиротворения и правового

упорядочения всего культурного мира под единой властью, которого мир уже

достиг в золотую пору Римской империи с ее pax Romana? Можем ли мы надеяться

на возрождение в мире тех недосягаемых образцов глубокой и ясной религиозной

веры, которую являли христианские мученики и исповедники первых веков нашей

эры? Где теперь богатство индивидуальностей, цветущая полнота и многообразие

жизни средневековья, которые высокомерная nouinoci убогого просветительства

назвала эпохой варварства и которое, как несбыточная мечта, манит теперь к

себе все чуткие души, изголодавшиеся в пустыне современной цивизации?

Поистине, надо очень твердо веровать в абсолютную ценность внешних

технических усовершенствований аэропланов и беспроволочных телеграфов,

дальнобойны орудий и удушливых газов, крахмальных воротничков и ва

тер-клозетов - чтобы разделять веру в непрерывное совершенствование жизни. И

самый прогресс эмпирической науки - бесспорный за последние века и во многом

благодетельный - не искупается ли он с избытком той духовно слепотой, тем

небрежением к абсолютным ценностям, то пошлостью мещанской

самоудовлетворенности, которы сделали такие удручающие успехи за последние

века и как будто неустанно продолжают прогрессировать в европейском мире? И

не видим ли мы, что культурная, просвещенная, озаренная научным разумом и

очищенная гуманитарными нравственными идеями Европа дошла до бесчеловечной и

бессмысленной мировой войны и стоит на пороге анархии, одичания и нового

варварства? И разве ужасно историческая катастрофа, совершившаяся в России и

сразу втоптавшая в грязь, отдавшая в руки разнузданной черни то, что мы в

ней чтили как " святую Русь", и то, на что мы уповали и чем гордились в

мечтах о " великой России", не есть решающее обличение ложности " теории

прогресса"?

Мы научились понимать - и в этом отношении непосредственные жизненные

впечатления совпадают с главными достижениями объективной исторической науки

за последние сто лет - что непрерывного прогресса не существует, что

человечество живет сменой подъемов и падений и что все великие его

достижения во всех областях жизни - госу дарственной и общественной, научной

и художественной религиозной и нравственной - имеют свой конец и сменя ются

периодами застоя и упадка, когда человечеству при ходится учиться наново и

снова подыматься из глубин. " Все великое земное разлетается, как дым - нынче

жребий выпал Трое, завтра выпадет другим". Под влиянием этого сознания один

из самых тонких, чутких и всесторонне образованных исторических мыслителей

нашего времени - Освальд Шпенглер учит, что " всемирная история есть

принципиально бессмысленная смена рождения, расцветания, упадка и смерти

отдельных культур".

И когда мы, неудовлетворенные этим выводом, ищем за этой бессмысленной

сменой всплесков и замираний духовных волн исторической жизни какую-либо

связанность и последовательность, когда мы стараемся разгадать ритм мировой

истории и через него - ее смысл, то единственное, чего мы достигаем, есть

уяснение ее смысла, как общечеловеческого религиозного воспитания через ряд

горьких разочарований, обличающих суетность всех земных человеческих

упований и мечтаний. История человечества есть история последовательного

крушения его надежд, опытное изобличение его заблуждений. Все человеческие

идеалы, все мечты построить жизнь на том или ином отдельном нравственном

начале взвешиваются самою жизнью, находятся слишком легкими и жизнью

отбрасываются, как негодные. Как индивидуальная человеческая жизнь в ее

эмпирическом осуществлении имеет только один смысл - научить нас той

жизненной мудрости, что счастье неосуществимо, что все наши мечты были

иллюзорны и что процесс жизни, как таковой, бессмыслен, так и

всечеловеческая жизнь есть тяжкая опытная школа, необходимая для очищения

нас от иллюзий всечеловеческого счастья, для обличения суетности и

обманчивости всех наших упований на воплощение в этом мире царства добра и

правды, всех наших человеческих замыслов идеального общественного

самоустроения.

Да и может ли быть иначе? Когда мы думаем об истории, об общей судьбе

человечества, мы как-то забываем, что история человечества есть лишь обрывок

и зависимая часть космической истории, мировой жизни, как целого. Та

плененность - извне и изнутри - случайными, слепыми чуждыми нашим заветным

чаяниям космическими силам", которую мы усмотрели, как роковое состояние

единично человеческой жизни - эта плененность присуща в тако же, если не в

большей мере и жизни общечеловеческой. С всех сторон человечество окружают

слепые силы и роке вые, слепые необходимости космической природы. Уже то

обстоятельство, что человеческая жизнь, индивидуальна и коллективная, в

такой огромной мере сводится на ту самую борьбу за существование, на

беспрерывную, самоубийственную драку за средства пропитания, которая

господствует во всем животном мире, что, несмотря на вс технические

усовершенствования, с размножением челе веческого рода все относительно

меньше становится н земле плодородной почвы, угля, железа и всего, что нужно

людям, и борьба за обладание ими становится все ожесточеннее, уже одно это

есть достаточное свидетельство того как стихийные условия космической жизни

сковывают человеческую жизнь и заражают ее своей бессмысленно стью. А в

нашей груди - и именно в особенности в душе че ловечества, как коллективного

целого, в сердцах народных масс - живут страсти и влечения, которые столь ж"

слепы и убийственны, как все остальные космические силы; и если отдельный

человек легко может впасть в само обман, считая себя свободным от слепоты

космически сил, то именно народные массы и всяческие исторически коллективы

являют нам в своей жизни столь разительны" образцы подчиненности слепым

инстинктам и грубым стихийным страстям, что в отношении их этот самообман не

возможен или гораздо менее простителен. Представим себе хоть на мгновение с

полной реалистической ясностью то положение человечества, которое

соответствует подлинной действительности, поскольку мы берем жизнь в ее

эмлирическом составе. В каком-то уголке мирового пространства кружится и

летит комочек мировой грязи, называемый земным шаром; на его поверхности

копошатся кружась и летя вместе с ним, миллиарды и биллионы живых козявок,

порожденных из него же, в том числе двуногие, именующие себя людьми;

бессмысленно кружась в мировом пространстве, бессмысленно зарождаясь и

умирая через мгновение по законам космической природы, они в то же время,

движимые теми же слепыми силами, дерутся между собой, к чему-то неустанно

стремятся, о чем-то хлопочут, устраивают между собой какие-то порядки жизни.

И эти-то ничтожные создания природы мечтают о смысле своей общей жизни,

хотят достигнуть счастья, разума и правды. Какая чудовищная слепота, какой

жалкий самообман!

Чтобы понять это, мы даже совсем не должны идти так далеко, как того

требует господствующее естественнонаучное понятие о мире, совсем не должны

представлять себе мир, как мертвый хаос, как механизм безжизненных

физических и химических сил. Это воззрение, которое многим еще доселе

представляется высшим достижением точного научного знания, есть лишь

свидетельство узости, бездушия и научной тупости, до которого дошло все

" прогрессирующее" человечество. Древние греки лучше нас знали, что мир - не

мертвая машина, а живое существо, что он полон живых и одушевленных сил. К

счастью, тот духовный кризис, который переживает в настоящее время

человечество, уже раскрыл многим наиболее проницательным естествоиспытателям

нашего времени глаза и дал им понять убожество и ложность чисто

механического, естественно-научного миросозерцания. Со всех сторон - в

новейшей критике механической физики Галлилея и Ньютона, в новейших

физико-механических открытиях, разлагающих косную материю на заряды сил, в

критике дарви-нистических учений об эволюции, в усмотрении виталистических

антимеханистических начал органической жизни - всюду возрождаются и вновь

открываются человеческому взору признаки, свидетельствующие, что мир есть не

мертвый хаос косных материальных частиц, а нечто гораздо более сложное и

живое. Тот упрек, который русский поэт посылал современным людям:

" Они не видят и не слышат,

Живут в сем мире, как впотьмах,

Для них и солнце, знать, не дышит

И жизни нет в мирских волнах"

этот упрек повторяют теперь уже и многие представители научного знания.

Мир не есть мертвая машина или хаос косной материи, " не слепок, не бездушный

лик"; мир есть великое живое существо и вместе с тем единство множества

живых сил.

И все же мир не есть зрячее и разумное существо. Он слепой великан,

который корчится в муках, терзаете своими собственными страстями, от боли

грызет самого себя и не находит выхода своим силам. И поскольку человек

входит в его состав, есть только его ничтожная часть порождение, ничтожная

клеточка или молекула его тела, и поскольку сама душа человека есть лишь

частица это космической души, подчинена ее силам и обуреваема ими человек

все же безнадежно окован, захвачен в плен могучими слепыми силами космоса и

вместе с ним обречен корчиться в бессмысленных муках, бессмысленно

рождаться, куда-то стремиться и бесплодно гибнуть в слепом процесс

неустанного круговорота мировой жизни. И мы уже видели, что древние греки,

восхищаясь красотой и живою стро ностью космического целого, с горечью и

безысходны отчаянием сознавали безнадежность, тщету и бессмысленность в нем

человеческой жизни.

Куда бы мы ни кинули наш взор, с какой бы стороны не посмотрели на

жизнь - поскольку мы стараемся честно постигнуть эмпирическое,

объективно-данное нам существо жизни - всюду и через все мы убеждаемся в ее

роковой бео смысленности. Мы видели условия достижимости смысл жизни:

существование Бога, как абсолютного Блага, вечной Жизни и вечного света

Истины и божественность человека возможность для него приобщиться к этой

истинной, божественной жизни, на ней утвердить, ею всецело заполнить свою

собственную жизнь. Но мир не есть Бог, и его жизнь - не божественная жизнь;

противоположное утверждение пантеизма может разве отвлеченно соблазнить

кого-либо, в живом же опыте мы слишком ясно сознаем несовпадение того и

другого: в мире царит смерть, он подчинен всеуничтожающему потоку времени,

он полон тьмы и слепоты. И если таков мир - вправе ли мы от него, по крайней

мере, умозаключать о существовании Бога? Все попытки человеческой мысли

таким путем дойти до признания Бога оказывались и оказываются тщетными. Как

бы мы ни восхищались стройностью и грандиозностью мироздания, красотой и

сложностью живых существ в нем, как бы мы ни трепетали перед безмерностью

его глубины - и созерцая звездное небо, и сознавая свою собственную душу, -

но одна наличность страданий, зла, слепоты и тленности в нем противоречит

его божественности и не позволяет нам в нем, как он есть и непосредственно

нам дан, усмотреть решающее свидетельство наличия всеведущего, всеблагого и

всемогущего Творца. Как говорит один проницательный современный немецкий

религиозный мыслитель (Макс Шелер): " Если бы мы должны были от познания мира

умозаключить о существовании Бога, то наличие в мире хотя бы одного червя,

извивающегося от боли, было бы уже решающим противопоказанием". Рассматривая

мир, как он есть, мы неизбежно приходим в вопросе о его первопричине или о

действии Бога в нем к дилемме. Одно из двух: или Бога совсем нет, и мир есть

творение бессмысленной слепой силы, или же Бог, как всеблагое и всеведующее

существо, есть, но тогда он не всемогущ и не есть Творец и единодержавный

Промыслитель мира. Первый вывод делает ныне господствующее мировоззрение;

второй, более глубокий, по чисто религиозным мотивам был утверждаем

гностиками и в новейшее время был снова сделан рядом мыслителей, искавших

Бога на чисто интеллектуальном пути. Но и в том и другом случае - и если

Бога нет, и если Он не в силах нам помочь и нас спасти от мир вого зла и

бессмыслия - наша жизнь одинаково бессмыленна. Но как мы видели, даже и

существования Бога мало для обретения смысла нашей жизни: для этого нужна

возможность нашего, человеческого соучастия в свете и жизни Божества, нужна

вечность, соверешенная просветленность и покой удовлетворенности нашей

собственной, человеческой жизни. А это условие - независимо от трудности его

во всех остальных отношениях - абсолютно неосуществимо, поскольку человек

есть часть и порождение мировой, космической природы со всей ее слепотой,

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒