3. Различие

Абстрактное различие. Различие, не заключающее в себе тождества, абстрактно. Подобно тому, как абстрактное тождество не заключает в себе различия, так и абстрактное различие не заключает в себе тождества. Все его содержание состоит в «не»: А не есть В и отличается от В чем угодно. Два явления находятся друг вне друга или друг возле друга, каждое из них существует по своим законам самостоятельно и связано с другим внешним образом, т. е. таким образом, что каждое из них не содержит в себе своего другого и не является противоположностью своего другого внутри себя. Такое различие абстрактно, поскольку оно, как и абстрактное тождество, не затрагивает вопросов о внутренней объективной диалектике единства, находится вне ее и является тощим, бедным по своему содержанию знанием о внешних связях явлений. Рядоположенные тождество и различие есть такие внешние противоположности, признание даже «борьбы» между которыми не выводит познание за рамки метафизической поверхностной односторонности. Ибо ясно само по себе, если с одной стороны берем тождество без различия, а с другой — различие без тождества и вне тождества и ставим их в связь, и как бы посте этого ни уверяли себя в том, что таким образом тождество и различие связали между собою, мы нисколько не проникли в сущность явления, а, напротив, остановились опять-таки у входа в его сущность.

Поэтому формула: «борьба противоположностей» оставляет вопрос об источнике развития открытым, поскольку на этом основании, говоря так, мы еще не узнали, о какой же «борьбе» и о каких противоположностях идет речь. Если «борьба» берется вне тождества в различии и вне различия в тождестве, то такая «борьба» есть определение рассудка. Это не диалектическое понимание борьбы, а метафизическое. Следовательно, дело не в том, что есть противоположности и есть борьба между ними, а в другом — что это за противоположности и какая это борьба. Такое абстрактное суждение не указывает на сущность, а следовательно, под ним охотно подпишется любой метафизик, а тем более современный, который охотно согласится с тем, что, да, конечно, есть «борьба противоположностей». Но в его представлении эта «борьба» выступит как внешняя связь разных вещей в разных отношениях.

Конкретное различие. Абстрактное различие как односторонность снимается конкретным различием как всесторонностью. Конкретность тождества, как было показано выше, заключается в том, что последнее содержит в себе различие. Как в самом объективном мире, так и в истинном познании нет тождества без различия. Когда мы говорим о тождестве без различия, то имеем дело с односторонностью рассудка, который действует как раз разделяющим образом. То же самое нужно сказать о различии без тождества. Истинное, действительное различие есть конкретное различие. Оно всегда заключает в себе тождество и невозможно, немыслимо без него. Это такое различие, как говорил Гегель, которое есть другое сущности в себе и для себя, а не другое как другое некоторого находящегося вне его другого, но есть отрицательность самого себя, различие не от некоторого другого, а себя от самого себя, оно есть свое другое, оно есть тождество. Различие имеет оба момента: тождество и различие. В этом единстве каждый момент есть соотношение с самим собою[24].

Тождество в различии, различие в тождестве — таково диалектическое понимание тождества и различия. Это то же самое, что сказано об этом выше: тождество противоположностей. Но и различие есть то же тождество противоположностей, ибо одновременное взаимопроникновение и взаимоисключение противоположностей есть одновременно и тождество и различие. Противоположности в рамках единства, целого совпадают, равнодействуют. Это совпадение в определениях разума выражается в том, что каждая из противоположностей заключает в себе и для себя другую противоположность таким образом, что обе противоположности равны друг другу, поскольку каждая из них заключает в себе свою противоположность для себя, именно для себя, для своего существования, своего бытия, своего развития, и она абсолютно невозможна без этой своей другой противоположности.

Это содержание можно выразить и в такой форме: каждая противоположность своим бытием в данном

единстве обусловливает бытие своей другой противоположности, так, что обе противоположности возможны и потому мыслимы лишь друг в друге, лишь содержа в себе и для себя свою другую противоположность, а следовательно, и данное единство возможно и мыслимо благодаря этому взаимопроникновению. Об этом Энгельс писал Шмидту: «например, яркий образец нераздельности тождества и различия Вы как жених найдете в себе самом и в Вашей невесте. Совершенно невозможно установить, является ли половая любовь радостью от того, что тождество в различии или различие в тождестве? Откиньте здесь различие (в данном случае полов) или тождество (принадлежности обоих к человеческому роду), и что же у Вас останется? Я припоминаю, как меня вначале мучила как раз эта нераздельность тождества и различия, хотя мы не можем и шагу ступить, чтобы не наткнуться на это»[25].

Игнорирование как тождества и различия, гак и их единства не есть выход за рамки рассудка и восхождение к разуму, а есть одно из проявлений рассудка, между тем эти противоположности возможно выразить только в определениях разума, и то высшего порядка, в научной теории, а не на уровне рассудка, здравого смысла. На антинаучный характер метафизического отрыва тождества и различия друг от друга указывал К. Маркс, который писал: «Весь грубиянский характер «здравого человеческого смысла», который черпает из «гущи жизни» и не калечит своих естественных наклонностей никакими философскими или другими научными занятиями, сказывается в том, что там, где ему удается заметить различие, он не видит единства, а там, где он видит единство, он не замечает различия. Когда он устанавливает различающие определения, они тотчас же окаменевают у него под руками, и он усматривает самую вредную софистику в стремлении высечь пламя из этих окостенелых понятий, сталкивая их друг с другом»[26]. То что рассудок разделял и абстрагировал от целого, единого, разум сводит к его внутренней жизненности, к внутреннему тождеству, к сущности, синтезируя разрозненные, изолированные рассудком противоположности.

Совпадение противоположностей в то же время есть собственная отрицательность, есть несовпадение, по-скольку есть совпадение противоположностей, каждая из которых в данном единстве, в данном целом в одном и том же отношении имеет свое качественно отличное бытие, качественную определенность, имеет свою специфику, занимает в нем особое место, положение, играет особую роль и т. д. Следовательно, тождество само внутри себя распадается на совпадение и несовпадение противоположностей, на тождество и различие, поскольку каждый из этих моментов единства имеет свое бытие, заключающее в себе собственную отрицательность.

Таким образом, тождество в различии и различие в тождестве вовсе не выдумка какой-то гегельянщины, а адекватное постижение в определениях разума объективно существующего вне мышления конкретного тождества. Тождество же вне различия и различие вне тождества, как абстрактные тождество и различие, соответствуют переходу от нерасчлененного целого к абстрактному разделению его, к абстрактной, разрозненной, внутренне не взаимосвязанной «многогранности» в истории познания и переходу от нерасчлененного чувственно конкретного к абстрагированию и разделению рассудком целого на отдельные изолированные моменты его в логическом познании. Это совпадение исторического и логического снимается разумом в высшем единстве, в высшем синтезе, как в истории познания, так и в логическом познании.

Так, рассудок, как в истории познания, так и в логическом познании членит единое на противоположности и находит, что последние тождественны или различны. Разум же открывает, что эти противоположности одновременно и тождественны и различны, что тождество есть различие, а различие — тождество, что эти противоположности суть моменты целого. Воспроизведение целого в мысли или воспроизведение конкретного тождества как тождества противоположностей возможно лишь в определениях разума, понятия. «Однако это ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и саморазвивающегося вне созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятия. Целое, как оно представляется в голове в качестве мыслимого целого, есть продукт мыслящей головы, которая осваивает мир исключительно ей присущим образом»[27].

Тождество противоположностей как целое, как единство своих различных моментов в мышлении есть адекватное отражение, постижение понятием объективного тождества противоположностей или объективного предмета. «Диалектика, — цитирует В. И. Ленин Гегеля, — есть имманентное рассмотрение предмета: он берется сам по себе, без предпосылки, идеи, долженствования, не по внешним отношениям, законам, основаниям. Всецело переносят себя в самую суть дела, рассматривают предмет в себе самом и берут его по тем определениям, которыми он обладает. В этом рассмотрении обнаруживает он... за тем сам, что содержит в себе взаимно противоположные определения»[28].

(продолжение лекции следует )

[1] Название «ядра» диалектики «Единство и борьба противоположностей», на наш взгляд, неудачно по следующим соображениям.

Во-первых, союз «и» в этом предложении создает впечатление, что «единство» есть абстрактное тождество, т. е. такое, которое не содержит в себе «борьбы», а «борьба противоположностей» не заключает в себе «единства». Видимо, не случайно, что классики марксизма не пользовались таким названием. У Энгельса этот закон называется законом «взаимопроникновения противоположностей

». (См. К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 20, стр. 384), а В. И. Ленина говорит о «единстве противоположностей», «тождестве противоположностей». «Вкратце диалектику можно определить, как учение о единстве противоположностей Этим будет схвачено ядро диалектики» (В. И. Ленин, т. 29, стр. 203). В разных связях основоположники марксизма для выражения этого закона пользуются и такими терминами: «противоречие», «противоположность», «раздвоение единого на взаимоисключающие противоположности», «взаимодействие противоположностей» и т. д. Во-вторых, название «Единство и борьба противоположностей» в силу сказанного не нацеливает познающее мышление на проникновение в сущность, в противоречия в самой сущности вещей, а оставляет возможность

для сведения внутренней противоречивости вещей к внешним противоречиям и даже для фактического отрицания внутренних противоречий. Хотя эти соображения имеют внешнее значение, тем не менее и последнее нуждается в правильном осмыслении «ядра»

диалектики, которое можно назвать «тождеством противоположностей » или «единством противоположностей». Мы остановились на

последнем.

[2] К. Маркс и Ф Энгельс, г. 32, стр. 448.

[3] К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 46, ч. 1, стр. 392.

[4] В. И. Ленин, т. 29, стр. 318.

[5] Под противоположностью мы подразумеваем такие стороны единства, которые одновременно взаимопроникают, тождественны и взаимоисключают, различны. Или как Гегель пишет: «Противоположность есть единство тождества и разности; его моменты суть в единое тождестве разные; таким образом, они суть противоположные» (Гегель, т. V, стр. 499). По Марксу, противоположные стороны — это «соотносительные, взаимно друг друга обусловливающие, нераздельные моменты, но в то же время друг друга исключающие или противоположные крайности» (К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 23, стр. 57). В другом месте Маркс отмечает, что противоположности — это такие стороны предмета, между которыми существует «нераздельная взаимная связь» и в то же самое время «постоянное взаимное исключение » (например, потребительная стоимость и стоимость в товаре).

[6]В И Ленин, т. 29, стр. 316

[7] В. И. Ленин, т. 29, стр. 316—317.

[8] См. К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 25, ч. I, стр. 29.

[9] К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 4, стр. 136.

[10] Точка зрения Прудона, Михайловского: «хорошее брать отовсюду», кроме всего прочего вовсе не оригинальна. Она высмеяна даже в художественной литературе. Так рассуждала, например, героиня из «Женитьбы» Гоголя Агафья Тихоновна. Как известно, у этой героини было несколько женихов, у каждого из которых она находила и достоинства и недостатки, что создавало затруднения в выборе жениха. И она рассуждала так (впрочем, как Прудон и Михайловский): «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к

носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазаровича, да, пожалуй, приставить к этому же

дородности Ивана Павловича, я бы тогда тотчас бы решилась. А теперь поди подумай! Просто голова даже стала болеть! ». Но Агафья все же поняла, что невозможно «хорошее» брать отовсюду и из него «смонтировать» желаемого жениха и, в конце концов, решила: «Я

думаю, лучше всего кинуть жребий, положиться во всем на волю божию, кто выкинется, тот и муж».

[11] В. И. Ленин, т. 1, стр. 191.

[12] См. В. И. Ленин, т. 42, стр. 288.

[13] В. И. Ленин, т. 33, стр. 21.

[14] В. И. Ленин, т. 30, стр. 5—6.

[15] Но такое мышление скорее пребывает в детском наивном состоянии, чем является научно-теоретическим. Здесь надо иметь в виду одно очень важное обстоятельство: детское мышление у детей — явление закономерное. Однако детское мышление у политического деятеля в рабочем движении и тем более, когда это мышление у него принимает уродливые формы — не только ненормальное явление, но в сущности оно трагедия и бедствие того класса, тех социальных групп или людей, интересы которых он представляет, ибо самое разумное, на что способен такой «теоретик » с детским мышлением — это погубить порученное ему дело, подобно тому как самое разумное, что может сделать ребенок с игрушкой, это сломать ее.

[16] В современных условиях формальная логика превратилась в математическую логику, которая по содержанию продолжает оставаться формальной, так как решает по существу те же самые проблемы, которые имели место в традиционной формальной логике, но новыми математическими средствами и методами.

[17] П. В. Копнин. В. И. Ленин, логика, наука. «Вопросы философии», № 4, 1970, стр. 48.

[18] Нередко предметом формальной логики объявляется устойчивость явлений или покой; а предметом диалектической логики —изменчивость. С этим невозможно согласиться. Во-первых, потому, что в таком случае формальная логика выдается за содержательную науку, а между тем она «формальна», поскольку изучает не устойчивость, покой объективных явлений, а устойчивые внешние языковые формы мышления; во-вторых, если одна логика изучает одну сторону единства (устойчивость), а другая — другую (изменчивость), то они ничем в принципе друг от друга не отличаются, поскольку обе односторонни, обе имеют дело с «одной стороной». Между тем если формальная логика действительно одностороння, «меет дело с одной стороной — с «готовыми» устойчивыми, сознательно фиксируемыми в языке формами мышления безотносительно к их конкретному содержанию, то диалектическая логика всестороння, изучает мышление как целое, как тождество противоположностей устойчивости и изменчивости, формы и содержания, покоя и движения и т. д., т. е. диалектическая логика «есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития... всего конкретного содержания мира и познания его» (В. И. Ленин, т. 29, стр. 84).

[19] Гегель. Соч., т. V, стр. 482.

[20] К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 20, стр. 530—531.

[21] В. И. Ленин, т. 18, стр. 102

[22] См., например: Б. Рассел. Человеческое познание. М., 1957, стр. 491.

[23] Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат. М., 1958, стр. 76.

[24] См. Гегель, Соч., т. V, стр. 490—491.

[25] К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 38, стр. 176—177.

[26] К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 4, стр. 299.

[27] К. Маркс и Ф. Энгельс, т. 12, стр. 727—728.

[28] В. И. Ленин, т. 29, стр. 228.

⇐ Предыдущая 1 23