Глава IX. Глава X. Глава XI. Глава XII

Глава IX

Уильдер оставил поле сражения побежденным. Обманутый в своей надежде, он возвращался в город медленными шагами и с недовольным видом. Не раз останавливался он и всматривался в разнообразные корабли, находившиеся в порту.

Настал обычный час работ, и в разных концах порта слышались отголоски дневного шума. В утреннем воздухе носились песни матросов с их особенными тягучими мелодиями. Корабль, находившийся во внутреннем порту, один из первых обнаружил деятельность, указывавшую на близкий отход.

Можно было заметить, как матросы производили маневры с ленивым видом, который составлял поразительный контраст с быстротой, проявляемой ими в минуты необходимости; здесь и там, среди темных массивных мачт, виднелись человеческие фигуры. Через несколько мгновений малый парус отделился от мачты, вокруг которой он был укреплен, и распустил свои грациозные и небрежные складки. Уильдер отлично знал, что на торговом судне это являлось сигналом ставить паруса.

Тогда он остановил глаза на корабле, стоявшем вне порта, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на него такой явный сигнал. Казалось, самый тщательный, самый внимательный осмотр не мог бы открыть ни малейшей связи между движениями двух судов. Однако, опытный глаз Уильдера различил среди этого кажущегося спокойствия и равнодушия нечто такое, что мог заметить лишь глаз моряка.

Канат, вместо того, чтобы свободно спускаться в воду, был натянут. Лодки были еще на воде, но, очевидно, расположены так, что в любой момент могли быть приняты на корабль. В таком положении этот корабль для человека, знакомого с его истинным характером, представлялся хищным зверем, притворно погруженным в глубокий покой, чтобы вернее усыпить бдительность своей жертвы и привлечь ее ближе к себе.

Уильдер поник головой с видом человека, ясно понимавшего, что значило это спокойствие, и продолжал прежним шагом свой путь к городу. Он шел погруженный в задумчивость, из которой его вывел легкий удар по плечу. Он повернулся и увидел старого моряка.

— Ваши молодые ноги дали вам возможность уйти вперед, — сказал старик, — но и мои старые ноги донесли меня, так что мы имеем возможность перекликнуться.

— Отлично, старик! Я полагаю, что вдова адмирала недурно наградила вас, так что теперь вы можете на некоторое время спокойно лечь в дрейф. Скажите мне, собираетесь ли вы спуститься с холма?

— До самого низа.

— Я в восторге, мой друг, потому что я намерен подняться. И, кончая разговор, желаю, как это мы говорим на море, «доброй кварты».

Старый моряк засмеялся, когда увидел, как молодой человек повернулся и быстро стал подниматься на холм, с которого только-что спускался.

— Ах, вы никогда не плавали под парусами контр-адмирала, — сказал старик, продолжая итти с величайшей осторожностью, как этого требовала его старость, в прежнем направлении.

— Несносный лицемер! — проворчал сквозь зубы Уильдер. — Негодяй видел лучшие времена и воспользовался своими знаниями, чтобы обмануть глупую женщину и извлечь из этого выгоду. Я рад, что отделался от этого негодяя, который, наверное, сделал из лжи ремесло с тех пор, как перестал трудиться. Вернусь назад. Поле свободно. Кто знает, что может случиться?

Уильдер взошел на холм, стараясь принять беззаботный вид на случай, если бы его возвращение возбудило чье-либо внимание. Но, прогуливаясь довольно долго взад и вперед, он не терял из вида дома де-Ласей. Однако, никого из обитательниц дома не было видно. Можно было заметить приготовления к отъезду: в город несли чемоданы и тюки, несколько слуг суетились с озабоченными лицами.

Уильдер был готов уже уйти, как вдруг услышал за низкой стеной, к которой он прислонился, женские голоса. Звуки приближались к нему, и его чуткое ухо скоро различило гармоничный голос Гертруды.

— Но это значит мучить себя без всякого основания, моя дорогая, — говорила она в ту минуту, когда Уильдер уже мог разбирать слова, — как можно придавать значение тому, что может сказать… подобный человек!

— Я чувствую справедливость того, что вы говорите, — ответил печальный голос гувернантки, — но вместе с тем я не могу побороть невольное опасение. Гертруда, рада вы были бы увидеть снова этого молодого человека?

— Я? — с тревогой переспросила ее воспитанница. — Почему мне или вам думать о человеке, совершенно нам не знакомом, и притом простом матросе, общество которого, во всяком случае, конечно, не подходит…

— Женщинам нашего круга, хотите вы сказать? Но почему вы думаете, что этот человек ниже нас?

Когда послышался ответ молодой девушки, тон его заставил Уильдера забыть все, что было для него нелестного в ее словах.

— Я не придерживаюсь тех взглядов на рождение и достоинство человека, которых держится моя тетя де-Ласей, — сказала она. — Но я забыла бы ваши уроки, дорогая мистрис Уиллис, если бы не помнила, что различие между людьми создается образованием и воспитанием.

— Правда, мое дорогое дитя! Но признаюсь, я не видела и не слышала ничего, наводящего на мысль, что молодой человек, о котором мы говорим, не имеет соответствующего образования. Напротив, его язык, его произношение обличали воспитанного человека; у него благородное, открытое выражение лица, как вообще у людей его профессии. Вы знаете, что очень почтенные молодые люди колоний и даже метрополии часто служат на морской службе.

— Но они офицеры, а этот… этот человек носит костюм простого моряка.

— Не совсем; материя тоньше, и костюм сделан со вкусом. Я знаю адмиралов, которые иногда одевались так.

— Вы думаете, что это офицер?

— Возможно, хотя факт, что он не на крейсере, противоречит, по-видимому, этому предположению. Но не это пустое обстоятельство возбуждает во мне непонятный интерес. Гертруда, дорогой мой друг, случай познакомил меня в моей молодости со многими моряками, и я редко могу без волнения видеть молодого моряка в этом возрасте с таким мужественным, одухотворенным лицом… Но я вас утомляю. Поговорим о другом.

Легкий крик, вырвавшийся у ее собеседницы, прервал ее, и через мгновение незнакомец, занимавший их мысли, перепрыгнул стену под предлогом поднять свою тросточку, которая упала к ногам Гертруды и вызвала ее тревогу. Извинившись за способ, каким он проник в сад мистрис де-Ласей, Уильдер поднял свою тросточку и готовился уйти, как-будто ничего не случилось.

— Постойте на минуту, сударь, если только у вас нет причин торопиться, — с живостью произнесла мистрис Уиллис. — Эта встреча так удивительна, что я буду очень рада воспользоваться ею. На это дает мне право смелость мнений, которые вы недавно высказывали относительно корабля, готового отплыть при благоприятном ветре.

— Вы говорите о «Королевской Каролине»? — небрежно спросил Уильдер.

— Кажется, он носит это название.

— Надеюсь, сударыня, — поспешно возразил он, — что из того, что я говорил, в вас не зародилось никакого предубеждения против этого корабля. Могу вас уверить, что он построен из прекрасного материала, и нет ни малейшего сомнения, что его капитан — человек очень опытный.

— Но вместе с тем вы считаете путешествие на этом корабле более опасным, чем на других кораблях.

— Угодно ли вам, чтобы я повторил все, что я говорил по этому поводу?

— Избавляю вас от этого; но я убеждена, что у вас есть причина говорить так.

— Очень трудно моряку говорить о судне, не употребляя технических выражений; а этот язык должен быть совершенно непонятен женщинам вашего положения. Вы никогда не были на море, сударыня?

— Я бывала на нем очень часто.

— В таком случае, я надеюсь, что буду понят. Вы должны знать, сударыня, что безопасность судна в значительной степени зависит от того, как высоко оно может держать свой правый бок. Я уверен, что вы отлично понимаете, какая в этом отношении может предстоять опасность «Каролине», если она упадет на свой бимс^[12]. Кроме того, его бушприт^[13]…

— Лучший, какой когда-либо выходил из рук строителя! — произнес кто-то сзади него.

Все трое обернулись и увидели вблизи старого моряка, спокойно опиравшегося на стену сада.

— Я был у борта этого корабля, — продолжал он, — чтобы бросить на него взгляд, как желала этого госпожа де-Ласей, вдова моего благородного начальника и адмирала. Другие могут думать, что им угодно, но я готов принести присягу, что бушприт «Королевской Каролины» лучше бушприта всякого другого корабля, плавающего под британским флагом. И это не все, что я могу сказать в его пользу. Мачты легки, бока прямы. Я стар и пишу последнюю страницу своего журнала, следовательно, у меня нет и не может быть никакой заинтересованности в том или другом бриге, но я держусь мнения, что клеветать на крепкий, хороший корабль так же непростительно, как и на людей.

Старик говорил энергично и с таким благородным негодованием, которое не замедлило произвести впечатление на дам.

— Вы видите, сударь, — сказала мистрис Уиллис, напрасно выжидавшая ответа Уильдера, — оказывается, возможно, что два человека, имеющие одинаковые данные, расходятся в вопросе, касающемся их профессии. Кому из вас должна я верить?

— Предоставляю решить это вашему доверию. Повторяю вам, что ни мать моя, ни сестра не взошли бы на борт «Королевской Каролины» с моего согласия.

— Это непонятно, — тихо произнесла мистрис Уиллис, обращаясь к Гертруде. — Мой рассудок говорит мне, что этот молодой человек хочет позабавиться насчет нашей доверчивости, и вместе с тем он говорит с таким серьезным и искренним видом, что производит на меня сильное впечатление. К кому из двух, мой дорогой друг, вы чувствуете больше доверия?

— Вы знаете, что я ничего не понимаю в этих вопросах, — ответила Гертруда, опуская глаза на увядший цветок, лепестки которого она обрывала, — но этот старик кажется мне хитрым и себе на уме.

— От вас зависит, сударь, — обратилась мистрис Уиллис к Уильдеру, — изменить наше решение. Дело идет только о том, чтобы вы объяснились.

Уильдер колебался. Его губы, казалось, готовы были произнести ответ, которого с таким глубоким интересом ждали мистрис Уиллис и Гертруда, но после длинной паузы он обманул их ожидания, сказав:

— Я в отчаянии, что не имею таланта выражаться ясно. В этом виновата моя неспособность, но я снова утверждаю, что опасность очевидна для меня, как солнце в полдень.

— В таком случае, сударь, мы принуждены остаться в нашей слепоте. Благодарю вас за ваши добрые намерения, но вы не можете осудить нас за то, что мы не хотим следовать таким туманным советам. Хотя мы здесь дома, но вы извините, если мы оставим вас. Назначенный час отъезда настал.

Уильдер ответил на церемонный поклон мистрис Уиллис не менее церемонно. С большой грацией и сердечностью он раскланялся с Гертрудой. Затем, опершись рукою о стену, он перепрыгнул ее и увидел в шести шагах от себя старого моряка. Но тот не дал ему времени выразить свое неудовольствие и сразу заговорил сам.

— Ну, брат, — произнес он дружеским и конфиденциальным тоном, — довольно мы плавали у этого берега, пора переменить курс.

— Я надеялся, — ответил Уильдер, не удостаивая его взглядом, — что мы попрощались навсегда, когда я всходил на холм, а вы спускались с него; но так как вы предпочитаете высоту, то оставляю вас наслаждаться ею, а сам спущусь в город.

Старик следовал за ним так скоро, что Уильдеру было трудно оставить его позади.

— Вы поставили все паруса под ветер, молодой человек! — произнес упорный старик, который был в двух или трех шагах сзади. — Нужно было развернуть все мои паруса, чтобы не отстать, и теперь мы можем сократить переход приятной беседой. Вы почти убедили старую леди, что «Королевская Каролина» — «Летучий Голландец»^[14].

— А почему вы старались ее разуверить? — быстро спросил Уильдер.

— Не хотите ли вы, чтобы человек, проживший пятьдесят лет на море, клеветал на корабль таким скандальным образом? Репутация корабля драгоценна для такого морского волка, как я, не менее, чем репутация жены или сестры.

— Послушайте, приятель, я думаю, вы живете, как и другие, едой и питьем?

— Немного первым, много вторым, — ответил старый матрос со смехом.

— И, как большинство матросов, зарабатываете то и другое тяжелым трудом, с большими опасностями, подвергаясь всякой погоде?

— Гм! «Зарабатывают деньги, как лошади, и тратят их, как ослы», — вот что говорят обо всех нас.

— Ну, я дам вам средство заработать с меньшим трудом, а издержать, как заблагорассудится. Хотите поступить ко мне на службу на несколько часов за такое вознаграждение, которое будет удвоено, если вы честно будете служить?

Старик протянул руку, чтобы взять гинею, которую подавал ему Уильдер через плечо, даже не повернувшись к своему новому рекруту.

— Она не фальшивая? — произнес старый моряк, пробуя на камне звон монеты.

— Чище этой не выходило ни одной монеты с монетного двора.

Старик с величайшим хладнокровием опустил монету в карман и спросил у Уильдера решительным и твердым тоном, как-будто он был готов на все:

— Какой курятник надо ограбить за это?

— Я не требую ничего подобного. Дело идет только о том, чтобы вы сделали то, что, по моему мнению, вам легко сделать. Умеете вы вести фальшивый корабельный журнал?

— Да, да, и притом поклясться, что он верен, в случае надобности. Я понимаю вас: вам надоело крутить истину, как канат, и вы хотите поручить это мне.

— Почти. Нужно, чтобы вы опровергли все то, что говорили о «Королевской Каролине»; и так как вы достаточно ловки, чтобы повлиять на мистрис де-Ласей, то вам надо представить ей дело в еще более страшном виде, чем это сделал я. А теперь, чтобы я мог судить о ваших талантах, скажите мне, правда ли, что вы некогда плавали с контр-адмиралом?

— Слово доброго и честного человека! Только вчера в первый раз я услышал об этом храбром человеке.

— Ну, так слушайте теперь мой план.

— Минуту, мой достойный приятель! Стены на суше, говорят, имеют уши. Знаете ли вы в городе известную гостиницу под вывеской «Опущенный Якорь»?

— Я бывал там иногда.

— Надеюсь, вы не прочь вернуться туда. Так как вы лучший ходок, чем я, то вы будете держать курс между этими домами, имея церковь под ветром. Я же пойду низом этого холма, и хотя мы сделаем разное количество узлов, мы войдем в порт в недалеком расстоянии друг от друга.

— А что мы выиграем от этого маневра? Разве вы не можете ничего слушать без рома?

— Вы обижаете меня такими словами. Вы увидите, когда придет время, трезвого исполнителя ваших поручений. Но если нас увидят беседующими на большой дороге, вы низко упадете во мнении дам, а я утрачу свою репутацию.

— В этом есть доля правды. Поторопитесь же присоединиться ко мне, потому что они сейчгс уезжают. Нельзя терять ни минуты.

— Вряд ли они так быстро пустятся в море, — произнес старик, поднимая руку, чтобы судить о ветре. — Еще нет достаточного ветра, чтобы освежить горячие щеки этой юной красотки, и будьте уверены, что им не дадут сигнала, пока не подует с моря.

Уильдер сделал ему прощальный знак рукою и быстро направился в указанную сторону, раздумывая о неожиданном образном выражении, которое вырвалось у старого моряка под влиянием юности и красоты Гертруды.

Его собеседник некоторое время следил за ним глазами с довольным и несколько ироническим выражением. Затем он тоже ускорил шаги, чтобы поспеть к месту свидания в назначенное время.

Глава X

Приблизившись к таверне «Опущенный Якорь», Уильдер заметил признаки сильного волнения. Толпа, состоявшая преимущественно из женщин, стояла в приличном отдалении перед дверью, слушая то, что какая-то женщина выкрикивала острым и пронзительным голосом.

Уильдер решился двинуться вперед только тогда, когда увидел, как его старый союзник упорно и энергично прокладывал себе локтями дорогу.

— Я обращаюсь к вам, Эрзли Поттер, к вам, Пресервед Грин, к вам, Фэсфул Уанто, — кричала Дезире (это была жена портного), — я обращаюсь к вам также, Эпрайт Крук, к вам, Релент Флинт, и к вам, Уильзи Пур, — вы все можете подтвердить мои слова. Вы все и каждый из вас может засвидетельствовать в случае надобности, что я всегда была нежной и работящей женой этого человека, который меня бросил в моем возрасте, оставив на моих руках такое большое количество его собственных детей. Кроме того…

— Но где же доказательство того, — некстати прервал ее трактирщик «Опущенного Якоря», — что этот добрый человек бросил вас? Вчера был праздничный день, и вполне естественно думать, чтобы ваш муж был, как и некоторые другие, которых я мог бы назвать (но для этого я недостаточно глуп! )… чтобы ваш муж, говорю я, был немножко тем, что я называю «в винограднике», и чтобы он спал в это утро дольше обыкновенного. Отвечаю вам, что немного погодя мы увидим, как честный портной выйдет из какого-нибудь гумна, такой свежий и готовый орудовать ножницами, как-будто он только-что промочил свою глотку.

— Нет, нет! — вскричала неутешная супруга портного. — Этот человек думал только о работе. Потому-то я и жалуюсь, что он был трудолюбив. Привыкнув так долго рассчитывать на его труд, вдруг оказаться предоставленной самой себе, — разве это не тяжелый крест для бедной женщины? Но я отомщу за себя, если существуют законы в Род-Эйленде или на плантациях Каролины.

В эту минуту она заметила старого матроса, стоявшего с нею рядом, и, оборвав свою речь, вскричала:

— Вот иностранец, который только-что прибыл в этот город. Скажите мне, друг, вам не попадался на дороге беглый бродяга?

— У меня было слишком много заботы, — ответил хладнокровно старик, — направлять свой старый остов по твердой земле, чтобы я мог заниматься записыванием в свой путевой журнал имен и портов всех встречных лодок. Однако, мне помнится, я встретил на таком расстоянии, что можно было окликнуть, бедного малого в начале утренней кварты, недалеко отсюда, в кустах, между городом и паромом, который возит с острова.

— Какого вида был этот человек? — спросили сразу пять или шесть человек, заглушая голос Дезире.

— Какого вида этот человек? Ей-ей, он имел руки и ноги, как и другие. Однако, я вспоминаю, что он прихрамывал.

— Это он! — провозгласил хор голосов, и в ту же минуту пять или шесть слушателей бросились прямо по дороге в похвальном намерении поймать беглеца, чтобы взыскать с него платеж по некоторым счетам. Дезире же ограничилась расспросами. Быть-может, ей уже рисовались все удовольствия свободы под формой развода, вместе с перспективою второго брака.

— Был ли у этого человека вид беглого бродяги?

— Вокруг его шеи болтались какие-то женские безделушки.

— Как! — с отчаянием вскричала Дезире. — Он осмелился меня обворовать? Что он взял у меня? Я надеюсь, что это не было мое ожерелье из золотых бус?

— Я не решился бы утверждать, что это не было ожерелье из поддельного золота.

— Несчастный! — вскричала в бешенстве Дезире и с необычайной силой бросилась, расталкивая толпу, домой осмотреть свои спрятанные сокровища. — Злодей! Злодей! Ограбил жену! Мать своих собственных детей!..

Старый матрос с выразительной улыбкой посмотрел на трактирщика.

— Если храбрый портной украл в своей жизни только у этой крикуньи, то список его краж невелик, ибо все золотые бусы, которые были на нем, не оплатили бы его переезда на пароме. Однако, позорно, что подобная толпа закрывает вход в честную таверну, как-будто это порт «под эмбарго»^[15].

Джоз Джорам взглянул на старого матроса и, радушно протягивая ему руку, вскричал:

— Добро пожаловать, Боб Гудрон, добро пожаловать! С какого облака свалился ты, старина? Какой ветер занес тебя в этот порт? По какому случаю ты еще раз в Ньюпорте?

— Слишком много вопросов, друг Джорам, чтобы отвечать на них в открытом рейде, и тема слишком сухая для разговора на свежем воздухе. Когда я буду в одной из твоих кают, за кружкой пива и хорошим куском Род-Эйлендского мяса, ты можешь задать мне сколько хочешь вопросов, а я отвечу столько раз, сколько мне понравится, как тебе известно.

— А кто заплатит, честный Боб? — спросил трактирщик, пропуская в дверь старого матроса с предупредительностью, которая странно противоречила только-что произнесенным словам.

— Кто? — возразил старый матрос, показывая ему гинею, полученную им от Уильдера. — Кто? Видите вы этого джентльмена? Могу похвастаться, что за меня отвечает «августейшая физиономия самого короля! »

Уильдер, подошедший в это время к таверне, вошел в нее вслед за Бобом.

К нему подошел трактирщик.

— Удалось ли вам, сударь, отыскать судно? — спросил он его, сразу узнавая незнакомца, с которым беседовал утром. — Теперь больше рук, чем работы.

— Не совсем, — ответил Уильдер. — Прогуливаясь сейчас на холме, я встретил старого матроса, который…

— Гм! — прервал его трактирщик, делая ему украдкой знак следовать за собою. — Вам удобнее будет, сударь, позавтракать в другой комнате.

Уильдер последовал за трактирщиком. Пройдя извилистый коридор, он провел Уильдера по лестнице в верхний этаж.

Взобравшись наверх, он тихо постучался в дверь.

— Войдите! — раздался громкий, строгий голос, заставивший моряка вздрогнуть. Однако, войдя в комнату, он не увидел там никого, кроме своего старого знакомца матроса, которого трактирщик назвал Бобом Гудроном.

Пока Уильдер осматривался вокруг, несколько удивленный положением в котором очутился, трактирщик удалился, и он остался вместе со своим сообщником. Старый матрос в эти минуты угощался стоявшим перед ним куском мяса и запивал еду напитком, очевидно, пришедшимся старику по вкусу.

Не давая времени Уильдеру долго раздумывать, он указал на свободный стул и произнес, сделав изрядный глоток:

— Честный Джо всегда угощает своих приятелей. Мясо он подает такое нежное, что его можно принять за хвост трески. Путешествовали вы по чужой стране, приятель? Видели ли вы иностранные земли?

— Очень часто, иначе я был бы плохим моряком.

— В таком случае, скажите мне, знаете ли вы страну, которая так же изобиловала бы рыбой, мясом, плодами, как эта благодатная страна — Америка, к которой мы пристали, и где, я предполагаю, мы оба родились?

— Это значит слишком увлекаться своею любовью к родине, — ответил Уильдер, желая дать другое направление разговору, чтобы привести в порядок свои мысли и убедиться, что, кроме его собеседника, в комнате не было другого слушателя. — Вообще принято думать, что Англия превосходит нас всем этим.

— А кто это думает? Наши болтуны, которые ничего не понимают. Но я, видевший четыре части света, скажу этим фанфаронам, что они налгали. Мы из колоний, приятель, мы из колоний… Колонии так же смело могут претендовать на те или иные преимущества перед своею матерью-отчизной, как юнга — сказать офицеру, что он неправ, если бы тот был действительно неправ и это знали все. Я простой бедняк, сэр… Как я должен звать вашу честь?

— Меня?.. Мое имя?.. Гаррис.

— Ну, сэр Гаррис, я простой бедняк; но все это одна болтовня. Весь этот длинный берег Америки, со своими ручьями, реками и озерами, заключает в себе неистощимые богатства, а между тем слуги короля, находящиеся среди нас, говорят нам об их тюрбо, камбале, карпах, словно существуют только эти рыбы.

Уильдер обернулся и с удивлением остановил свой взгляд на старике, который продолжал спокойно есть, с видом человека, говорящего самые обыкновенные вещи.

— Ты, кажется, забыл, — начал Уильдер, — о полученном задатке?

Старый матрос отодвинул мясо и, скрестив руки на груди, пристально посмотрел на своего собеседника.

— Когда мое имя внесено в корабельный список, — сказал он с спокойным видом, — я человек, на которого можно рассчитывать. Я надеюсь, что вы плаваете под тем же флагом, друг Гаррис?

— Было бы подло поступать иначе. Но, прежде чем посвятить вас отчасти в мои планы и желания, вы извините меня, если я приму маленькие предосторожности. Надо осмотреть эту каюту, чтобы убедиться, что мы одни.

— Вы не найдете там ничего, кроме женских принадлежностей.

Уильдер открыл дверь и действительно не нашел ничего, кроме принадлежностей женского туалета; он с удивлением обернулся.

— Вы были одни, когда я вошел? — спросил он после минутного колебания. — Никого не было еще?

— Я никого не видел! — ответил старый моряк с легким беспокойством.

— Постойте! Ответьте на этот вопрос: кто произнес слово «войдите»?

Боб Гудрон задумался на минуту и затем разразился взрывом бурного смеха.

— Ха, ха, ха, я понимаю, что вы хотите сказать! Нельзя говорить одинаковым голосом, когда рот набит или когда язык болтается на свободе.

— Так это вы сказали?

— Я поклялся бы в этом, — ответил Боб, — а теперь, друг Гаррис, если вам угодно открыть ваши мысли, я готов вас слушать.

Уильдер, повидимому, не вполне удовлетворился этим объяснением; однако, он сел и приступил к делу.

— После всего, что вы видели и слышали, друг, я не имею надобности говорить вам, что я очень не желаю, чтобы молодая дама, о которой мы говорили сегодня утром, и ее спутницы взошли на борт «Королевской Каролины». Для наших проектов, я думаю, вполне достаточно, чтобы вы были осведомлены, в чем дело; знание причин, по которым я желаю, чтобы они остались там, где они находятся теперь, не может принести вам ни малейшей пользы.

— Я понимаю, в чем дело! Арматоры «Каролины» не были достаточно вежливы, и вы хотите заплатить им маленький долг признательности.

— Это, может-быть, в вашем вкусе, — сурово возразил Уильдер. — Но не имеет ни малейшего сходства с моим. Кроме того, я не знаю ни одного из этих арматоров.

— О, о! Я предполагаю, что вы с корабля из гавани, и, ненавидя ваших врагов, вы любите ваших друзей. Нужно убедить дам перейти на борт невольничьего корабля.

— Сохрани бог!

— Сохрани бог! Хотя я не могу согласиться с вами в том, что бы говорили относительно «Королевской Каролины», однако, все заставляет меня думать, что мы одного мнения о другом корабле. Я считаю его кораблем прочно построенным, очень пропорциональным, на котором сам король мог бы проехаться с полным удовольствием.

— Нисколько не отрицаю этого, но я не люблю его.

— Ну, я в восторге; и так как мы дошли до этого пункта, мистер Гаррис, у меня есть несколько слов для вас относительно этого корабля. Я старый морской волк, человек, которого не проведешь. Разве вы не находите чего-то во всей его манере, что делает его непохожим на честное коммерческое судно?

— Я считаю его, как вы сказали, прочным, хорошо построенным судном; но что внушает вам подозрения? Вы смотрите на него, может-быть, как на контрабандное судно?

— Он имеет прекрасную батарею. Что думаете вы на этот счет, честный Джо?

Уильдер нетерпеливо обернулся и увидел трактирщика, неслышно вошедшего в комнату.

— Праведное небо! — вскричал трактирщик. — Мистер Боб, подумайте, что вы говорите. Я не хотел бы за все доходы лорда адмирала, чтобы в моем доме произносились скандальные слова по адресу честных и добродетельных работорговцев.

— В таком случае, ваше зрение хуже, чем я думал. Но вы ничего не подозреваете?

— Офицеры и матросы этого экипажа пьют, как следует. Генералы, как принцип, никогда не забывают платить, и, следовательно, я имею право сказать, что это честные люди.

— А я говорю, что это пираты.

— Пираты! — повторил Джорам, устремив полный недоверия взгляд на лицо Уильдера, который весь обратился во внимание. — Пират — слово серьезное, мистер Боб, и нельзя позволять себе такого злословия против кого бы то ни было, не имея доказательств. Но, я думаю, вы знаете, что говорите и перед кем.

— Я знаю это; а теперь, так как ваше мнение в этом деле не имеет решительно никакого значения, не угодно ли вам спуститься вниз и посмотреть, не пересохли ли у ваших клиентов глотки, — сказал старик-матрос, делая трактирщику знак удалиться туда, откуда он пришел, с видом человека, уверенного в повиновении. Лишь только трактирщик вышел и дверь за ним закрылась, старик повернулся к своему собеседнику и сказал:

— Вы, кажется, поражены тем, что слышали, не меньше самого недоверчивого Джо?

— Ваши подозрения важны, старик, и вы хорошо сделаете, найдя для них достаточное основание, прежде чем произнести их вторично. О каком пирате у этих берегов были разговоры?

— Красный Корсар, который достаточно известен, — ответил старый матрос, понижая голос и бросая вокруг беглые взгляды, как-будто были нужны необыкновенные предосторожности при произнесении этого страшного имени.

— Но говорят, что он держится главным образом в Караибском море? ^[16]

— Этот человек повсюду, повсюду. Король заплатил бы хорошую сумму тому, кто предал бы этого негодяя в руки правосудия.

— Это легче задумать, чем выполнить! — произнес задумчиво Уильдер.

— Возможно. Я — старый остов, более годный на то, чтобы указать дорогу, чем вести, но вы — корабль, только-что вышедший с верфи, оснастка ваша новая. Отчего не сделать вам карьеры, предав этих негодяев королю? Это значило бы немного раньше, немного позже воздать им то, что полагается.

Уильдер вздрогнул и отвернулся от своего собеседника, как человек, которому совершенно не нравится то, что он слышит. Однако, он почувствовал, что необходимо отвечать.

— А какие причины, — спросил Уильдер, — делают ваши подозрения основательными? И в случае, если они основательны, какие у вас средства привести проект в исполнение в отсутствие королевских крейсеров?

— Я не поклялся бы, что они основательны; но если мы идем по ложной дороге, мы всегда можем переменить направление; о средствах же легче говорить, чем найти их.

— Ну, ну, это не больше, как болтовня, бред, — холодно произнес Уильдер; - и чем меньше говорить об этом, тем лучше. Все это время мы забываем о нашем единственном деле.

Лицо старого матроса выразило такое очевидное удовольствие, что Уильдер был бы поражен, если бы, встав в это время, не прогуливался по комнате.

— Ну, ну! — сказал старик, стараясь скрыть свое удовольствие под маской обычной хитрости. — Я старый мечтатель и часто мечтал, плавая в море. Теперь посмотрим приказы вашей чести.

Уильдер снова уселся и приготовился дать старику указания, при помощи которых он смог бы опровергнуть все то, что раньше говорил в пользу корабля, готового к отплытию.

Глава XI

Признаки, предвещавшие скорое появление благоприятного морского ветра, становились яснее, и по мере того, как ветер усиливался, можно было заметить, что торговое бристольское судно все больше и больше готовилось оставить порт.

В то время отъезд большого корабля был целым событием в американском порту. Набережные были усыпаны народом. Через час ожидания в толпе прошел слух, что какое-то важное лицо из экипажа опасно ранено. Но этот слух был забыт, когда над бортом «Каролины» поднялось облако дыма, и грянул пушечный выстрел.

Уильдер с величайшим вниманием наблюдал за всеми движениями судна. Прислонившись спиною к якорю, он стоял в некотором отдалении от других, неподвижно, целый час в одном положении, следя вокруг себя глазами. Он вздрогнул, услышав выстрел, и бросил быстрый беспокойный взгляд на все улицы, какие открывались взору с набережной. Довольная улыбка мелькнула на его губах.

Во время этих приятных размышлений звуки нескольких голосов поразили его слух; повернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя многочисленную компанию, и ему нужно было лишь одно мгновение, чтобы узнать мистрис Уиллис и Гертруду, в костюмах, не оставляющих ни малейшего сомнения в их готовности к отъезду.

Облако, заслонившее солнце, не омрачает так вида земли, как это неожиданное зрелище омрачило лицо Уильдера. Он был уверен в успехе своей хитрости и вдруг сразу увидел, что все рушилось. Проклиная вполголоса, но от чистого сердца вероломство своего собеседника, он спрятался получше за якорь и с недовольным видом устремил глаза на корабль.

Наконец шум шагов около него заставил Уильдера решиться взглянуть в другую сторону, и его глаза встретились с глазами мистрис Уиллис. Они неожиданно узнали друг друга. Дама вздрогнула, молодой моряк тоже. Овладев собою, мистрис Уиллис сказала ему с удивительным хладнокровием:

— Вы видите, сударь, что объяснения ваши недостаточны, чтобы изменить наше решение.

— Желаю, сударыня, чтобы вам не пришлось раскаиваться в вашей смелости.

Последовало минутное молчание, в течение которого мистрис Уиллис была охвачена тревожными мыслями. Бросив вокруг себя взгляд, чтобы убедиться, что ее никто не может услышать, она подошла к молодому моряку и сказала вполголоса;

— Еще не поздно. Дайте хотя бы тень основания тому, что вы сказали, и мы подождем отплытия другого судна. Я имею слабость доверять вам, молодой человек, хотя рассудок говорит мне, что, быть-может, ваша единственная цель-позабавиться над робкими женщинами.

— Позабавиться? В подобном деле я не забавлялся бы ни над кем, а над вами тем более.

— Это необыкновенно, совершенно необъяснимо со стороны незнакомца. Есть ли у вас какие-нибудь факты, какие-нибудь мотивы, на которые я могла бы указать родственникам моей юной воспитанницы?

— Вы их знаете уже.

— В таком случае, сударь, я должна помимо своей воли верить, что у вас есть серьезные основания скрывать мотивы ваших поступков, — холодно произнесла гувернантка. — Если только ваши намерения хороши, я благодарю вас, в противном случае, я вас прощаю.

Они расстались с видом людей, не доверяющих друг другу. Уильдер снова прислонился к якорю. Отсюда он слышал разговор, происходивший в нескольких шагах от него. Мистрис де-Ласей часто возвышала свой голос, давая советы и высказывая свои мнения насчет некоторых технических вопросов.

— Итак, моя дорогая, — закончила вдова, — да хранит тебя бог. Береги себя, пиши мне при каждом удобном случае; напомни обо мне своему отцу…

Через минуту Уильдер услышал шум весел лодки, увозившей путешественниц на борт готового к отплытию судна.

Молодой человек прислушивался к этим, знакомым ему звукам с необъяснимым для самого себя интересом.

Кто-то тронул его за плечо и отвлек его внимание от неприятных мыслей. Удивленный этим, он обернулся, чтобы посмотреть, кто обращается с ним так фамильярно, и увидел юношу лет пятнадцати. Вглядевшись, он узнал Родерика, слугу Корсара.

— Что вам нужно от меня? — спросил он.

— Мне поручено передать вам эти приказы, — ответил юноша.

— Приказы? — повторил Уильдер, слегка нахмуривая брови. — Я должен уважать власть, посылающую свои приказы с таким посыльным?

— Это — власть, которой всегда опасно оказывать неповиновение! — ответил строго юноша.

— Да-а? В таком случае, посмотрим сейчас, что содержит это послание, чтобы не совершить какой-нибудь роковой небрежности. Вам поручено ждать ответа?

С этими словами он сломал печать, и когда поднял глаза, ожидая ответа, юноши уже не было.

Уильдер развернул письмо и прочел следующее:

«Несчастный случай лишил возможности исполнить свои обязанности капитана „Королевской Каролины“, готовой к отплытию. Владелец корабля не доверяет командования второстепенному офицеру, а корабль должен уйти. Я знаю, что он слывет хорошим ходоком. Если у вас есть документы, удостоверяющие ваш опыт и знание, воспользуйтесь этим случаем и займите место, к которому вы предназначены. О вас уже знают и вас ищут. Если это письмо придет во-время, — не медлите и будьте решительны. Не обнаруживайте никакого удивления, если встретите неожиданную поддержку. Мои агенты многочисленнее, чем вы думаете. Причина этого совершенно ясна: золото желто, хотя я сам Красный».

Подпись, содержание и стиль этого письма не оставляли у Уильдера ни малейшего сомнения насчет его автора.

Бросив вокруг себя взгляд, он вскочил в лодку и, прежде, чем лодка путешественниц достигла корабля, Уильдер уже прошел половину расстояния, отделявшего этот корабль от суши. Налегая на весла сильной и ловкой рукой, он скоро добрался к цели и взошел на мостик «Королевской Каролины». Пробившись через толпу любопытных, Уильдер очутился, повидимому, перед людьми, заинтересованными в судьбе корабля.

До сих пор Уильдер едва отдавал себе отчет, в какое предприятие он пускается. Но он зашел слишком далеко, чтобы отступать, не возбуждая опасных подозрений.

Уильдер собрался с мыслями и спросил:

— Я вижу арматора «Каролины»?

— Наша фирма зафрахтовала это судно, — ответил человек с хитрым лицом, одетый, как богатый негоциант. — Вы ищете места?

— Я пришел просить вакантное место.

— Было бы благоразумнее убедиться, есть ли вакантное место. Но, конечно, вы предлагаете свои услуги командовать кораблем, имея достаточные аттестации?

— Я надеюсь, что рекомендации окажутся достаточными.

С этими словами Уильдер подал ему два незапечатанные письма.

— Гм! — сказал негоциант, пробежав их глазами. — Действительно, прекрасные рекомендации в вашу пользу, молодой человек! Исходя от двух таких почтенных и богатых фирм, как «Сприггс, Боггс и Твид» и «Геммер и Гекет», они имеют все права на величайшее доверие.

— Надеюсь, вы не находите опрометчивым, что я полагаюсь на их рекомендацию?

— Нисколько, нисколько, господин… господин… — сказал негоциант, снова бросая взгляд на письмо. — А! Господин Уильдер. Но… все же мы не можем сделать вакантного места…

— Мне говорили, что с командиром этого корабля произошел серьезный несчастный случай…

— Несчастный — да; но серьезный — нет, — ответил хитрый негоциант, бросая взгляд на окружающих. — Конечно, с ним произошел несчастный случай, но не достаточно серьезный, чтобы он должен был оставить борт. Да, да, господа, добрый корабль «Королевская Каролина» совершит свое путешествие, доверенный, как обыкновенно, заботам старого моряка, опытного моряка Николая Никольса.

— В таком случае, сударь, жалею, что отнял у вас драгоценные минуты, — ответил с недовольным видом Уильдер, кланяясь и намереваясь удалиться.

— Не торопитесь так, молодой человек, не торопитесь так! Если бы дело было только во мне, то это существенно изменило бы положение вещей; но так как я лишь агент другого лица, то мой долг хорошо обсудить интересы мосго доверителя.

— Жалованье не играет никакой роли в моих расчетах! — воскликнул Уильдер с порывистостью, которая могла его выдать. — Я прошу только места, — добавил он.

— И вы будете его иметь. Но одну минуту. Можем ли мы быть уверены, что вы действительно то лицо, о котором написано?

— Разве не служит доказательством то, что я принес это письмо?

— Это могло бы быть доказательством в другое время, но не теперь, когда королевство опустошено войной. Нужно прибавить к этому письму удостоверение вашей личности.

— Чтобы успокоить вас в этом отношении, мистер Балль, — произнес голос, раздавшийся из маленькой группы лиц, с заметным интересом следивших за переговорами, — я могу удостоверить хотя бы клятвенно личность этого человека.

Уильдер поспешно и с удивлением повернулся, чтобы увидеть, кто из его знакомых так неожиданно оказался здесь. До сих пор он считал себя здесь совершенно неизвестным. К великому своему удивлению, он увидел, что говорил трактирщик «Опущенного Якоря». Честный Джо спокойно стоял с таким выражением лица, что смело мог бы предстать перед любым торжественным трибуналом, и ждал результата своего свидетельства.

— А, — сказал купец, — вы помещали его у себя в продолжение некоторого времени и можете удостоверить, что он аккуратно платил и прилично себя вел? Но мне нужен какой-нибудь удостоверяющий документ.

— Я не знаю, какой документ вам нужен, — возразил спокойно трактирщик, поднимая руку с удивительно невинным видом, — но если вам нужно под присягой заявление домовладельца, то остается только продиктовать мне слова присяги.

— Нет, нет! Такая присяга не обязательна в глазах закона! Но скажите, что вы знаете о нем?

— Я знаю, что для своего возраста это лучший моряк, какого вы могли бы найти во всех колониях. Возможно, что там есть более пожилые, более опытные; смею сказать, что такие найдутся; но что касается знаний, энергии, благоразумия в особенности, то трудно найти ему равного.

— И вы уверены, что этот господин именно тот, о котором говорится в бумагах?

Джо взял письма с тем же удивительным хладнокровием, какое он обнаружил с самого начала этой сцены, и приготовился прочесть их с самым добросовестным вниманием.

— Все это совершенно верно, мистер Балль, — сказал трактирщик, снимая очки и возвращая бумаги; - они забыли только упомянуть о том, как он спас «Нанси» у Гаттераса, и сказать, как он провел «Пегги» и «Далли» через пороги Саванна. Я, бывавший сам в юности, как вам известно, на море, слышал от моряков об этих двух успехах и в состоянии судить об их трудности. Я принимаю некоторое участие в этом корабле, сосед Билль; ведь хотя вы богаты, а я беден, мы все же соседи; я принимаю некоторое участие в этом корабле, говорю я, потому что он редко покидает Ньюпорт, не оставив кое-чего звонкого в моем кармане; иначе я не был бы сегодня здесь, чтобы видеть, как подымут якорь.

С этими словами Джо для доказательства того, что его визит на борт «Каролины» не был бесплоден, забренчал в кармане деньгами.

Тогда негоциант отвел Уильдера в сторону, и после коротких переговоров все было улажено. Командир судна должен был оставаться на корабле столько же для гарантии, сколько и для сохранения репутации корабля; но случай, который произошел с ним, ни более, ни менее, как перелом ноги, чем и заняты были теперь хирурги, должен был помешать ему целый месяц выходить из своей каюты, и на этот срок его обязанности возлагались на Уильдера.

Бесполезно описывать суматоху, полузабытые дела, которыми торопятся заняться, пожелания доброго здоровья, поручения в какой-нибудь чужой порт, одним словом, все нужды, которые скопляются в последние десять минут до отхода купеческого судна, особенно, если оно настолько счастливо, — вернее сказать, несчастно, — что имеет пассажиров.

Наконец, все чужие сошли с корабля, и Уильдер испытывал удовольствие, понятное только моряку: он видел свободный мостик и экипаж в полном порядке.

Глава XII

Уильдер посмотрел вокруг, намереваясь тотчас же вступить в командование кораблем. Подозвав лоцмана, он передал ему приказания и отошел на ту часть мостика, откуда можно было осмотреть все части судна, и подумать о своем необыкновенном и неожиданном положении.

«Королевская Каролина» была прекрасным кораблем. Ловкий и опытный экипаж, пропорциональные мачты, прекрасная оснастка, легкие паруса!

Чтобы испытать свое влияние, Уильдер громко бросал одно из тех резких ободряющих восклицаний, которыми морские офицеры привыкли воодушевлять находящихся под их командой матросов. Его голос был решителен, смел и повелителен. Матросы оживились, заслышав команду, и каждый бросил взгляд назад, как бы желая оценить таланты своего нового командира.

Уильдер улыбнулся, довольный своим успехом, и повернулся, чтобы пройтись по шканцам, где встретил еще раз спокойный, задумчивый, но удивленный взгляд мистрис Уиллис.

— По тому мнению, которое вам было угодно выразить об этом корабле, — произнесла она с холодной иронией, — я не ожидала увидеть вас здесь на посту, возлагающем на вас такую ответственность.

— Вы, конечно, знаете, — ответил молодой моряк, — о несчастном случае, происшедшем с командиром этого корабля?

— Я знала это и слышала, что нашли другого офицера для исполнения его обязанностей. Но полагаю, что, подумав, вы не найдете странным мое удивление, когда я узнала, что этим офицером являетесь вы.

— Наши разговоры, сударыня, может-быть, внушили вам неблагоприятное мнение о моих морских талантах; но прошу вас изгнать из ваших мыслей всякое беспокойство в этом отношении, потому что…

— Я не сомневаюсь, что вы очень опытны в вашем искусстве. Будем ли мы иметь удовольствие видеть вас в продолжение всего переезда, или вы нас оставите, когда мы выйдем из порта?

— Мне поручено вести корабль все время его путешествия.

— В таком случае, мы можем надеяться, что та опасность, которую вы видели или воображали, что видите, стала меньше в ваших глазах; иначе вы старались бы не подвергаться ей вместе с нами.

— Вы несправедливы ко мне, сударыня, — ответил Уильдер, бросая, сам того не замечая, восхищенный взор на Гертруду, которая внимательно слушала разговор, — нет такой опасности, которой я не подвергся бы охотно, чтобы только обеспечить безопасность вам и этой молодой даме.

— Эта дама должна почувствовать рыцарский характер вашего поступка, — сказала мистрис Уиллис.

Затем она уже прибавила непринужденно:

— Вы имеете сильного адвоката, молодой человек, в необъяснимом желании верить вам, желании, которое осуждается моим рассудком. Но так как корабль нуждается в ваших заботах, я не буду задерживать вас. У нас, надеюсь, будет достаточно доказательств, чтобы судить о вашем желании и возможности принести нам пользу. Дорогая Гертруда, обыкновенно считают, что женщины мешают на корабле, когда дело идет о таком сложном маневре, как сейчас.

Гертруда вздрогнула, покраснела и последовала за своей гувернанткой.

Корабль повернулся к выходу из порта. В это время со стороны, противоположной ветру, показалась маленькая лодка, управляемая юношей. Уильдер выступил вперед, чтобы спросить, кому она принадлежит. Вместо ответа шкипер указал ему на Джо, выходившего в эту минуту из каюты, где он сводил свои счеты с должниками.

Джо подошел к молодому моряку, которого он называл теперь капитаном, и пожелал ему доброго пути.

— Вы сделали недурное дело, капитан Уильдер, — сказал трактирщик. — Надеюсь, что ваш переход не будет продолжителен.

— А как вы думаете, сколько времени продлится мое путешествие? — спросил Уильдер, понижая голос так, чтобы его слышал один трактирщик.

Джо украдкой бросил вокруг себя взгляд и, увидя, что они были в стороне от всех, с хитрой миной ответил, приставив палец к носу:

— Мне ли, мистер Уильдер, бедному трактирщику, говорить командиру благородного корабля, с какой стороны может подуть ветер?

Уильдер в глубине души проклял притворство трактирщика, но сдержался.

— Ну, — сказал он, немного подумав, — вы знаете про письмо, которое я получил сегодня утром?

— Я, капитан Уильдер? Храни меня бог! Вы принимаете меня за почтового чиновника? Как могу я знать, какие письма приходят в Ньюпорт, и что может задержать судно в море?

— Но вы можете, по крайней мере, сказать мне, последуют ли за мною тотчас или подождут, чтобы я вышел в открытое море и задержал бы там корабль под каким-нибудь предлогом?

— Храни вас бог, молодой человек! Какие странные вопросы.

— Наветренная сторона, думайте о наветренной стороне! — закричал лоцман рулевому. — Ничто не мешает вам держаться наветренной стороны. Не идите к невольничьему кораблю!

Уильдер и трактирщик вздрогнули, как будто в самом названии корабля было нечто тревожное. Уильдер произнес, указывая своему собеседнику на ялик:

— Если вы не хотите путешествовать вместе с нами, вам пора отправляться в вашу лодку.

— Да, да, вижу, что нужно оставить вас, несмотря на все удовольствие, которое я испытываю в вашем обществе. Отвяжите веревку.

Этому приказанию повиновались, и легкая лодочка, не следуя больше за кораблем, тотчас переменила путь. Уильдер минуту следил за ней глазами, но скоро его внимание привлек голос боцмана, который снова закричал:

— Держите к ветру, держите к ветру! Не уклоняйтесь ни на палец. Держись наветренной стороны, говорю я тебе!

— Невольничий корабль, — пробормотал Уильдер; - довольно трудно будет перехватить над ним ветер.

Незаметно для самого себя он очутился рядом с мистрис Уиллис и Гертрудой. Гертруда смотрела на корабль, стоявший на якоре, с понятным в ее возрасте удовольствием.

— Вы можете смеяться надо мною и назвать меня капризной и, может-быть, слишком доверчивой, моя дорогая мистрисс Уиллис, — говорила молодая девушка в ту минуту, когда Уильдер очутился около них, — но я хотела бы быть не на борту этой «Королевской Каролины», а совершить путешествие на том великолепном судне.

— Да, великолепном, без сомнения; но я не знаю, были бы мы там в большей безопасности, чем здесь.

— Скажите, мистрис Уиллис, это королевский корабль? Он имеет если не угрожающий, то, во всяком случае, воинственный вид.

— Лоцман назвал его невольничьим.

— Невольничий? Как обманчива его красота, которой я удивлялась! Я не буду больше верить наружности, если такой прекрасный корабль занимается постыдным торгом.

— Да, обманчива, без сомнения! — громко воскликнул Уильдер, уступая невольному, непобедимому порыву. — Я сказал бы, что, несмотря на прекрасные пропорции и удивительную оснастку этого корабля, на всем пространстве океана не найдется судна более вероломного, чем этот…

— Невольничий корабль, — сказала мистрис Уиллис.

— Невольничий, — повторил он с ударением и кланяясь, как бы благодаря за подсказанное слово.

Наступило глубокое молчание. Судно в это время проходило у маленького островка. Невольничий корабль был прямо на его дороге, и весь экипаж смотрел на него с глубоким интересом, желая знать, возможно ли пройти мимо подветренной стороны. Эта мера была желательна, так как каждый моряк считает своим долгом и своей гордостью оставлять за собою почетную сторону при встрече с кораблями.

Уильдер чувствовал, что приближается критический момент. Надо помнить, что он совершенно не знал намерений Корсара, и так как тот был вне выстрелов форта, то ему было нетрудно броситься на свою добычу и овладеть ею на глазах всего города.

Положение двух кораблей благоприятствовало такому предприятию.

Необычность и дерзость подобного нападения отлично гармонировала бы с решительностью Корсара.

Но Уильдер не заметил на мнимом невольничьем судне ни одного признака, который указывал бы на намерение уехать или даже переменить положение. Можно было заметить лишь одного человека среди снастей, парусов и мачт; это был матрос, сидевший на одной из мачт. Он сидел с подветренной стороны, и Уильдер тотчас же подумал, что он готовится бросить абордажный крюк, чюбы сцепиться с «Королевской Каролиной». Желая предупредить опасную встречу, Уильдер решил перехитрить его. Подозвав лоцмана, он сказал ему, что попытка пройти мимо невольничьего корабля по ветру будет иметь очень сомнительный успех и что безопаснее пройти под ветром.

— Не бойтесь ничего, капитан, не бойтесь ничего, — ответил лоцман, с тем большей ревностью относившийся к своей власти, что она была недолговечна. — Никто не мешает нам держаться наветренной стороны.

— Если вы столкнетесь с невольничьим кораблем, — решительно произнес Уильдер, — кто заплатит за повреждения?

— Моя жена зачинит каждую дыру в вашем парусе, которую я сделаю, — ответил упрямый лоцман.

— Это прекрасные слова, но вы потеряли уже верное направление, и прежде, чем вы кончите вашу болтовню, оно налетит на невольничий корабль. Поставьте паруса! Прикажите!

— Да, да, поставить паруса! — повторил лоцман, который, видя, что трудность прохождения по ветру все увеличивается, начал колебаться в своем решении.

— Удаляйтесь от невольничьего корабля! — закричал Уильдер, оставив свой снисходительный тон. — Удаляйтесь от него, пока вы еще можете, или, клянусь небом…

Губы его застыли, потому что в этот момент его взгляд упал на бледное, встревоженное лицо Гертруды.

— Ола! Эй! Придерживайтесь ветра! Подымите малые паруса! Невольничье судно бросило канат как-раз у нас на дороге! Если существует справедливость на плантациях, я притяну этого капитана к суду!

— Что хочет сказать этот негодяй? — спросил себя Уильдер, поспешно вспрыгивая на пушку, чтобы лучше судить о положении вещей.

Молодой моряк ясно увидел канат, который хлестал по воде, как-будто его натягивали. Все сразу сделалось ясным. Очевидно, Корсар воспользовался этим канатом, чтобы помешать купеческому кораблю пройти под ветром. Это обстоятельство вызвало всеобщее удивление и проклятия офицеров «Каролины», хотя никто из них не подозревал истинных причин, заставивших так неловко натянуть канат на их дороге.

— Держитесь к ветру, к ветру!

Рулевой повиновался.

— У вас есть причины бояться чего-нибудь, сударь? — спросила гувернантка, стараясь скрыть от воспитанницы собственное беспокойство.

— Я говорил вам, сударыня, что «Каролина» несчастный корабль.

Женщины сочли роковым предзнаменованием горькую улыбку, с которой Уильдер произнес эти слова, и Гертруда сильнее оперлась на руку своей спутницы, в которой она давно привыкла видеть опору.

— Почему матросы невольничьего корабля не показываются, чтобы помочь нам, чтобы помешать слишком близко подойти к ним? — с тревогой спросила мистрис Уиллис.

— Удивительно, в самом деле, почему они не показываются? Но мы увидим их, и, я думаю, довольно скоро.

— Ваш тон и ваше лицо, молодой человек, заставляют нас думать, что это свидание будет небезопасно.

— Будьте ближе ко мне, — ответил Уильдер, стиснув зубы. — Что бы ни случилось, будьте ко мне как можно ближе.

Растерянные матросы стояли, как вкопанные, не зная, в какую сторону повернуть. Одни кричали, что надо делать то-то, другие распоряжались совершенно по-иному.

Вдруг раздался спокойный, твердый и повелительный голос Уильдера:

— Молчать на корабле!

Мгновенно наступило молчание.

— Кладите все паруса на стеньгу!

— Да, — повторил лоцман, — кладите все паруса на стеньгу.

— Есть ли лодка у борта? — спросил Уильдер.

Двенадцать голосов ответили утвердительно.

— Бросить в нее этого лоцмана!

— Это незаконный приказ! — закричал лоцман. — Я требую, чтобы повиновались только моему голосу.

— Пусть бросят его в нее тотчас! — твердо повторил Уильдер.

В шуме и движении, сопровождавших уборку парусов, сопротивление лоцмана не привлекло особого внимания. Он скоро очутился в руках двух лейтенантов и, перевязанный концом веревки, бесцеремонно был брошен в лодку, как вязанка дров. Конец веревки был брошен ему, и командир судна был предоставлен себе самому.

Между тем приказ Уильдера был выполнен, и судно начало отступать.

Делая все необходимое, чтобы спасти «Каролину» от опасности, Уильдер внимательно следил за соседним кораблем, поведение которого было необъяснимо. Ни одного звука не раздавалось оттуда, там господствовало молчание, подобное смерти. Нельзя было заметить ни одного лица, ни одного любопытного взгляда ни в одном из многочисленных отверстий, через которые матросы военного корабля могут глядеть на море. Матрос на мачте продолжал свою работу, как человек, который не думает ни о чем, кроме собственного существования. Но все же ленивое, почти незаметное движение корабля, казалось, производилось усилиями человеческой руки.

Ни одно из этих движений не ускользнуло от Уильдера. Он видел, что по мере того, как Каролина отступала, невольничий корабль поворачивал к ней свой бок. Угрожающие жерла пушек были обращены к купеческому судну, и палуба «Каролины» могла быть разбита залпом артиллерии Корсара.

При каждом своем приказании Уильдер обращал глаза на соседний корабль, чтобы посмотреть, позволит ли он выполнить маневр. С тех пор, как командование «Каролиной» было вручено ему, он не чувствовал себя уверенным, пока она не избавилась от опасного соседства и, покорная новому расположению парусов, не вышла на пространство, где он мог свободно распоряжаться ее движениями.

Видя, что море свободно, а ветра мало, он велел убрать паруса и отдал приказ бросить якорь.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒