ОТРЫВОК ТРИНАДЦАТЫЙ

... повсеместные побоища, бессмысленные и кровавые. Малейший толчок

вызывает дикую расправу, и в ход пускаются ножи, камни, поленья, и

становится безразличным, кого убивать, - красная кровь просится наружу и

течет так охотно и обильно.

Их было шестеро, этих крестьян, и их вели три солдата с заряженными

ружьями. В своем особенном крестьянском платье, простом и первобытном,

напоминающем дикаря, со своими особенными лицами, точно сделанными из глины

и украшенными свалявшейся шерстью вместо волос, на улицах богатого города,

под конвоем дисциплинированных солдат, они походили на рабов древнего мира.

Их вели на войну, и они шли, повинуясь штыкам, такие же невинные и тупые,

как волы, ведомые на бойню. Впереди шел юноша, высокий, безбородый, с

длинной гусиною шеей, на которой неподвижно сидела маленькая голова. Он весь

наклонился вперед, как хворостина, и смотрел вниз перед собою с такою

пристальностью, как будто взор его проникал в самую глубину земли. Последним

шел приземистый, бородатый, уж пожилой; он не хотел сопротивляться, и в

глазах его не было мысли, но земля притягивала его ноги, впивалась в них, не

пускала - и он шел, откинувшись назад, как против сильного ветра. И при

каждом шаге солдат сзади толкал его прикладом ружья, и одна нога,

отклеившись, судорожно перебрасывалась вперед, а другая крепко прилипала к

земле. Лица солдат были тоскливы и злобны, и, видимо, уже давно они шли так

- чувствовались усталость и равнодушие в том, как они несли ружья, как они

шагали враздробь, по-мужичьи, носками внутрь. Как будто бессмысленное,

длительное и молчаливое сопротивление крестьян замутило их

дисциплинированные ум, и они перестали понимать, куда идут и зачем.

- Куда вы их ведете? - спросил я крайнего солдата. Тот вздрогнул,

взглянул на меня, и в его остром блеснувшем взгляде я так ясно почувствовал

штык, как будто он находился уже в груди моей.

- Отойди! - сказал солдат. - Отойди, а не то...

Тот, пожилой, воспользовался минутой и убежал легкой трусцою он отбежал

к решетке бульвара и присел на корточки, как будто прятался. Настоящее

животное не могло бы поступить так глупо, так безумно. Но солдат

рассвирепел. Я видел, как он подошел вплотную, нагнулся и, перебросив ружье

в левую руку, правой чмякнул по чему-то мягкому и плоскому. И еще. Собирался

народ. Послышался смех, крики...