Кортни Аламеда, Валинн Метани «Семь опасных теней» 6 страница

- Что Ронин тут делает? – я сжала поднос. Теперь я злилась как Они-чан. Кот зашипел, бился головой о стенку ящика.

- Эй, - Широ заслонил меня от подошедшего Ронина. – Чего ты хочешь?

- Мама послала меня следить за вашим прогрессом, - ответил Ронин. Он окинул Широ взглядом и оскалился, словно его не впечатлили темные джинсы, кожаная куртка и футболка Широ.

- Мы делаем то, что она от нас просит, - сказал Широ. – Тебе не нужно лезть.

- Спокойно, дорогой брат. Я тут выражаю интересы матери. Она уже послала ребят чинить драгоценный храм Киры, - Ронин потянулся вокруг меня и взял кофе с подноса. Широ сжал запястье брата так быстро, что я не заметила движения. Швы на куртке Широ натянулись, его спина напряглась, чтобы удержать Ронина на месте. Широ нахмурился, Ронин ухмыльнулся.

- Ты уже не кицунэ, дорогой брат, - тихо сказал Широ. Он впился ногтями в руку Ронина. Ухмылка Ронина стала гримасой боли. – И это видно.

Ронин выронил кофе. Стаканчик упал на пол и раскрылся, горячая жидкость задела носки моей обуви. Широ оттолкнул брата, и тот пошатнулся. Отчасти я была рада, что Широ ставил Ронина на место. Я не должна была радоваться, но ощущала это.

Я посмотрела на Горо. Он скрестил руки на груди, смотрел на спор братьев, но не вмешивался. Ронин поправил пиджак, и я шагнула вперед и сказала:

- Хватит.

- Это не твой бой, Кира, - Ронин не сводил взгляда с Широ.

- Да, не мой, - ответила я, - но я его заканчиваю. Следуй за нами в Киото, если хочешь, Ронин, но тебе запрещено бывать на землях храма Фуджикава.

Ронин повернул голову.

- Что, прости?

- Ты меня слышал, - он не успел возразить, я подняла переноску с Они-чаном, забрала у Широ билет и прошла к очереди у линии безопасности. – Лучше поспеши, если хочешь ехать с нами. Поезд скоро отбудет.

Я опустилась на сидение, поезд отъехал от станции. Широ был рядом со мной, Горо сидел на одиночном месте напротив, с интересом разглядывал вагон. Как по мне, смотреть было не на что: белый интерьер с большими квадратными окнами и красным ковром. Широ выбрал лучший вагон, и тут сидения были шире. Места хватило для переноски Они-чана у моих ног. Кот зарычал, когда я опустила его переноску.

Ронин кипел в двух рядах за Горо. Повернув голову на пару градусов, я видела его краем глаза. Я думала поменяться местами с Широ, но тогда мне пришлось бы слушать спор братьев всю дорогу до Киото.

- Долго ехать? – спросила я.

- Три с половиной часа, - ответил Широ. – Можно за это время начать твое обучение онмёдо. Горо прав, ты в опасности. Тебе нужно научиться онмёдо, даже если ты овладеешь лишь парой заклинаний. Посмотрим, как быстро могут двигаться твои пальцы, да?

- Как скорость относится к чарам? – спросила я.

- Тебе нужно уметь колдовать во сне, - сказал Широ, двигая пальцами в жестах кудзи-ин с легкостью. – Рин, Пьё, То, Ша…

- Выпендриваешься, - сказала я, когда он повернул голову ко мне, продолжая двигать пальцами.

- Давай, делай так со мной, - Широ игриво ткнул меня локтем и согнул указательный палец в Рин. Я повторила за ним, и мы вместе сказали. – Рин.

Широ перешел к следующему жесту, Пьё. Он соединил ладони, средние пальцы провел под указательными и соединил с большими пальцами. Он делал это, не думая, а я смотрела на руки, чтобы придать им нужную позу.

- Для смертных, - сказал Широ, переходя легко к То, - эти жесты из эзотерического буддизма. Они символизируют силы вселенной, и как все стихии объединены против зла. Но для таких, как мы, - Широ исполнил жест, который я не узнала, и быстро рассек воздух двумя пальцами, - это магия.

Кончики его пальцев загорелись. Пламя плясало на коже, не обжигая его. Широ улыбнулся мне, а потом стряхнул огонь.

- Но я – смертная, - сказала я.

- Но с кровью Абэ-но Сэймэя в венах, - сказал Широ.

- Он жил очень давно, - тихо сказала я.

Он провел костяшками по моей щеке и склонился ближе.

- Но его мать не забыла твой род даже века спустя. Кто знает, может, в тебе достаточно крови кицунэ, чтобы вызвать лисий огонь…

Что-то врезалось в окно рядом с нами. Мы с Широ вздрогнули. Я подавила крик руками, не хотела привлекать внимание пассажиров.

Стук раздался на крыше. Мы подняли взгляды. В нашем вагоне было не меньше десяти других пассажиров, и они поднялись с мест, спрашивая, что это было. Другие выглядывали в окна, прикрывая глаза от полуденного солнца.

- Мы не одни, - Ронин встал с места.

Широ посмотрел на других пассажиров.

- Выходите из вагона!

- Что? – спросил один из пассажиров. – Зачем?

Широ не успел ответить, стены связующего коридора между вагонами стали ломаться. Свет проник в дыры. Белые мотыльки полетели внутрь, их крылья били по стеклянным дверям вагона. Мой рот открылся.

- Идите! – кричал Широ другим пассажирам. – Просто идите!

Другие побежали, стеклянные двери разбились. Мотыльки ворвались в вагон как снег, понеслись к нам. Мягкие тела врезались в меня, мешали дышать. Я подняла руки, заслоняя лицо. Кто-то оттолкнул меня к окну, и я споткнулась об сидение. Другие пассажиры кричали, бежали в другую часть вагона, спасаясь.

Горо произнес одно слово на языке, который я не узнала. Шоковая волна разнеслась в вагоне, отталкивая мотыльков от нас. Они напоминали осенние листья, которые носил ветер.

Металл заскрежетал, звук резко оборвался. Я подняла голову, едва видела Горо в паре футов от меня, сжимая ладонями клинок катаны.

Меч держала женщина в белом кимоно.

«Не женщина, а шинигами», - и бабочек у нее было больше, чем у всех шинигами, которых я видела в Токио. Ее волосы были собраны в простой шиньон. Ее красота была как острие меча – лучше смотреть издалека.

Широ толкнул меня за себя, заслоняя меня от меча шинигами. Они-чан рычал у моих ног. Он бил когтями по стенкам переноски, и она тряслась и гремела. Ронин прошел в ряд за женщиной, ладонь лежала на мече в ножнах.

- Отойди, - сказала она. – Мне приказано убить девчонку, - ее взгляд ударил меня как меч между ребер. Я чуть не охнула, но не могла вдохнуть. Казалось, легкие лопнули.

- Кто ты? – спросил Горо. – Я знаю многих шинигами Ёми, но я еще не видел твое лицо.

Белая шинигами прищурилась.

- Не важно, кто я.

- Вот уж нет, - сказал Горо. – Я слышал истории о шинигами, которая служит Шутен-доджи как убийца, и она надевает белое, чтобы кровь ее жертв запятнала ее одежду. Говорят, она сохраняет каждое кимоно.

Уголок рта Белой шинигами приподнялся.

- Они говорят, что она украшает дом лучшими узорами с убийств?

- Нет, - Горо ответил на ее ухмылку гримасой. – Но я не сомневаюсь в этом.

- Вы окружены, леди, - Ронин вытащил меч. – Сегодня кимоно запятнает только ваша кровь.

- Да? – сказала Белая шинигами, издав смешок. Она подняла руку, маня мотыльков, покрывших почти все поверхности в вагоне. Они захлопали крыльями и взлетели. – Попробуй напасть на меня, дитя.

Мотыльки окружили ее циклоном, а потом разлетелись быстрым облаком. Звенели клинки. Горо выругался и охнул от боли. Широ пошел по ряду, крича:

- Нет!

Я упала между сидений. Мотыльки пронеслись сверху, а я открыла дверцу Они-чана. Кот вырвался с воем. Справа звуки боя доносились сквозь хлопанье крылышек. Еще крик сотряс вагон, убирая мотыльков, но в этот раз голос принадлежал Белой шинигами. Я встала, белая пыльца усеивала плечи и все остальное в вагоне. Мои союзники были в коконах из белого шелка. Один извивался перед шинигами. Ладони давили на стенку изнутри, и я точно слышала крик Широ:

- Беги, Кира!

«Куда? – спросила я в голове, а Белая шинигами повернулась ко мне. – Тут некуда бежать! ».

Я пыталась вспомнить заклинания, которые показывал Широ, но могла думать лишь о катане шинигами в моем животе, или как клинок остановит мое сердце. Страх прогнал все, что я узнала, в темные уголки мозга.

Белая шинигами была теперь с тремя глубокими порезами на щеке. Капли черно-красной крови падали на плечо ее белого кимоно, оставляя розочки.

- Твои мелкие звери доставили больше хлопот, чем ты стоишь, - она прищурилась. Она направила меч на мою грудь. – Теперь замри, если хочешь умереть без боли. Даже моя меткость имеет пределы… как и мое терпение.

Она напряглась для атаки, но не успела броситься, ее глаза расширились. Отражение огромного кота появилось в затемненных окнах поезда.

Даже я вздрогнула, когда Они-чан взревел, звук взорвался в вагоне, словно божество ударило по барабану. Белая шинигами отпрянула на шаг.

Это мне и требовалось.

Я вспомнила движения. Упав на колено, я изобразила символ Рин. Мой страх поднялся в сердце, и пальцы покалывало. Я направила руки вперед. Огонь вырвался из моих ладоней, терзая воздух алыми языками. Жар ударил меня по лицу. Мотыльки горели, и, если бы я не была так потрясена, я бы поразилась тому, как они кружили в воздухе на опаленных крыльях. Огонь поглощал коконы на Широ, Горо и Ронине.

Серый пепел и черный дым задержались после огня.

- Ого, - я перевернула ладонь, потрясаясь тому, что плоть была целой. Ладонь пульсировала жаром, была горячее моего тела, словно кровь стала напалмом. Это было… ого.

Белая шинигами выпрямилась. Дым запачкал ее кимоно.

- Они сказали, что ты умная, - сказала она, поднимая меч. – Но не такая умная…

Широ сжал горло Белой шинигами пальцами с когтями. Рубины крови проступили там, где он надавил.

- Опусти его, - прорычал он. – Или посмотрим, сколько крови я пролью на твое кимоно.

Белая шинигами оскалилась.

- Словно ты можешь меня превзойти, мальчишка.

Она прошипела заклинание и стала облаком мотыльков, и они улетели в разбитое окно.

- Проклятье! – Широ ударил по ближайшему подголовнику когтями. Внутренности вылезли из дыр в ткани. Его грудь вздымалась от ярости.

- Что ж, все живы, - Горо вздохнул, убирая шелк с одежды. Они-чан стал своего обычного размера, прыгнул на спинку одного из сидений. Он стал умываться лапой. – Думаю, пока мы посчитаем это победой.

- А поезд? – спросила я, взяв Они-чана на руки. Он сжался, но его хвосты подрагивали, словно он еще злился. Все было почерневшим, обгоревшим, но мои союзники были лишь немного опалены.

- Спишем ущерб на утечку газа, - сказал Ронин. – Или какой-то еще глупый страх смертных.

Я потрясенно покачала головой.

- В этом поезде нет газа…

- Не важно, - Ронин вернул катану в ножны. – Смертные поверят всему, если я так захочу.

Они-чан зашипел на меня, когда я сунула его в переноску. Он словно говорил: «После всего, что я сделал для тебя? ».

Путь в Киото будет долгим.

Четырнадцать

Вокзал Киото

Киото, Япония

Я сошла с шинкансена в Киото, ощущая волнение. Я столкнулась с демонами, богами смерти и опасностью, какую и не представляла, но это не пугало меня так, как гнев родителей.

- По шкале от одного до десяти, - сказал Широ, спрыгивая на платформу за мной, - как сильно твои родители будут злиться сегодня?

Вряд ли это можно было оценить. Их ярость не будет как фейерверк, она скорее будет как астероид, падающий на Землю, врезающийся и душащий атмосферу пылью. Их гнев задержится надолго после того, как догорят яркие части, как и их стыд. Им точно было неудобно объяснять мое исчезновение властям, учителям, друзьям или остальной семье. Вмешательство Горо дало мне время, но не купило их прощение.

- Мои родители очень традиционны и консервативны, - я опустила переноску Они-чана на землю, пока мы ждали, чтобы вышли Горо и Ронин. – Для них это выглядит так, словно дочь убежала в Токио с парнем.

- Я не парень. Я – страж храма, кицунэ, - фыркнул Широ.

- Они этого не знают, - сказала я.

Ронин сошел с поезда со смешком.

- И ты можешь звать себя кицунэ, брат, хотя не заслужил ни одного хвоста?

- Лучше быть без хвоста, чем мертвым, - парировал Широ, подняв переноску Они-чана с земли.

Горо присоединился к нам на платформе и вздохнул.

- Вы оба дураки, да? Что сделано, то сделано, и спорить нет толку.

Ронин отвернулся от нас.

- Я забронировал номер в рёкане Нишияма. Доставишь туда мои вещи?

Он пропал в толпе на платформе.

- Боги, я порой его ненавижу, - сказал Широ. Они-чан зарычал в переноске. Я не знала, был ли маленький демон согласен с Широ, или он просто был голоден. Я подозревала, что это было последнее. Он всегда был голоден.

Мы вышли из терминала, нервничая. Тысячи разговоров крутились в голове, и все заканчивались моим смущением и унижением. И выражение лица матери не помогало уверенности.

- Они там, - Широ узнал моих родителей. Он помахал и убрал руку. – Твоя мама… кхм, рада тебя видеть.

Мои родители ждали у входа на вокзал, на их спины светило солнце. Губы матери двигались, но пространство между нами поглощало звук. Отец повернул голову и заметил меня. Он был рад еще меньше. Оба были в рабочей одежде – отец в черном костюме, а мама – в сером кимоно с бледно-розовым оби. По наряду мамы было видно, что я помешала важному делу на работе. Помешала им. Может, сегодня проводили поминки дедушки, я многие пропустила.

«Отлично».

Родители отвезли меня домой, где я пережила их допросы, а потом полиции. Я помогла делу: как Ами, я сказала полиции, что дедушка спрятал меня и сестру в погребе храма. Мы ничего не видели, слышали только крики. Как и Ами, я врала.

Но что мне сказать? Что храм моей семьи растерзали демоны, желающие получить последний осколок легендарного меча? Что дедушку убил лейтенант Шутен-доджи? Что я искала богов смерти для спасения храма семьи? Нет. Даже после всего, что я пережила, те ответы звучали ужасно даже для меня.

Полиция ушла, и настроение мамы стало меняться. Обычно она была сдержанной со мной – она обнимала только Ами, говорила тепло только с Ичиго – но она дважды тянулась к моей руке, а потом будто осознавала, что делала, и убирала ее. Не было ничего хуже обещания любви, которое резко убрали. Мама никогда не любила меня так, как других своих детей.

Мы не спорили, пока я не попросила остаться в храме до нового года.

Отец посмотрел на меня без эмоций. Он был темным силуэтом, пока стоял у окон с видом на сад, сцепив ладони за спиной. Мы с мамой сидели на подушках вокруг чабудай – низкого стола для ужина, работы или учебы. Она подвинулась на подушке, морщины на лбу стали глубже. Она посмотрела на отца, а потом сказала:

- Не думаю, что это мудро.

Так она вежливым образом говорила «ни за что».

- Фуджикава всегда должен быть в храме семьи, - сказала я, желая поведать истинные причины просьбы остаться там. Ёкаи напали на меня уже три раза, и если я буду жить дома, моя семья могла пострадать, как бы хорошо чары ни защищали дом. Но я не сказала это, а настояла. – Это традиция.

- Я не уверена, что ты справишься с этим, Кира, - мама подняла голову выше. – Когда ты отправилась в Токио по «делам храма», ты оставила меня объяснять твое исчезновение полиции и школе. Я знаю, что ты хотела погоревать, но бежать к Горо-сану – не ответ.

- Ты смутила свою мать и меня, - сказал отец, глядя на сады. В голосе звучало «снова».

- Простите, - я вежливо поклонилась маме. Стыд давил на меня, и лопатки болели. – Я не хотела вызывать волнение или смущать тебя или отца. Я хотела только поступить, как правильно, и почтить память о дедушке.

- Но ты не была тут для него, - фыркнул отец, качая головой. – Потому я не хотел, чтобы она проводила столько времени с твоим отцом, Мидори. Он набил ее голову фольклором, а не фактами.

- Дедушка учил меня синто, а не фольклору, - я сжала кулаки на коленях. Было сложно сохранять тон ровным, особенно из-за такого отношения отца к храму. Он никогда не поймет, что храм значит для меня, хоть он и семья. Отец не хотел понимать.

Мама поджала губы и посмотрела на пол. Напряжение усилилось между нами, и я почти могла задеть его в воздухе, как струну сямисена. Мама была жрицей в храме Фуджикава. Дедушка заставил моего отца взять ее фамилию, когда они поженились. Мама была единственным ребенком, и дедушка настоял, чтобы храм остался в семье Фуджикава. Из его историй я знала, что мама покинула храм после моего рождения. Никто не сказал, почему. Никто не хотел обсуждать события, которые превратили меня в проклятого ребенка, изгоя в своем доме.

Я ощущала себя уютно только в храме Фуджикава. Я собиралась вернуться туда и остаться там.

Я встала из-за стола, отошла и опустилась на колени в позе сэйза. Я опустила ладони на пол, сделала треугольник из больших и указательных пальцев и поклонилась. Обычай требовал выдерживать поклон два моргания, а потом изящно выпрямиться.

Я выпрямила спину и поймала взгляд матери.

- Мама, позволь мне почитать прошлое семьи, сохраняя наш храм для будущего.

В этот раз мама не смотрела на отца, она делала выбор. Я подозревала, что она знала, что я врала насчет атаки на храм, поездки в Токио, Горо и прочего, в ее темных глазах был блеск сожаления. Я жила с ней шестнадцать лет, но мама осталась для меня загадкой.

Прошли секунды. Мама склонила голову, кивая.

- Хорошо. Можешь остаться в храме до конца года, если будешь и дальше хорошо учиться и не позорить нас с твоим отцом. Слушайся Горо и уважай его, как меня. Ясно?

- Да, мама, - я снова поклонилась, мои волосы съехали, скрывая улыбку.

- Хорошо, - она поднялась.

Мои родители покинули комнату без слов.

Я прибыла в храм Фуджикава только к вечеру.

Тории внизу лестницы храма покосились, и их поддерживали столбики. Тени собрались у ступеней. Я дрожала, стало холоднее. Деревья у лестницы были вечнозелеными, но я видела вершины кленов храма, их голые ветки тянулись пальцами к небу.

Часть меня не хотела подниматься по этим ступеням. Я не была готова увидеть все разрушение. Столько воспоминаний было в том месте: яркие фестивали, когда люди из города прибывали посмотреть мой танец; спокойные собрания любования луной и закаты с дедушкой; нежные улыбки других мико; тихие вечера подметания брусчатки и нежный смех детей, кормящих кои в прудах с родителями.

Я не могла позволить одному кошмару испортить всю жизнь хороших воспоминаний. Но сегодня я уже устала до глубины души. Меня почти весь день ругали, а потом игнорировали родители. Я не винила их за злость на меня – я опозорила их и напугала, сбежав, - но хотела бы, чтобы мы хоть минуту провели вместе и почтили дедушку у семейного камидана. Дедушка заслужил от нас хотя бы это.

Я отцепила кусок полицейской ленты с кустов у ворот. Они-чан с рычанием выпрыгнул, пугая меня. Он попытался поймать ленту когтями. Я поманила ею, смеясь, когда он заерзал задними лапами и прыгнул. Он забрал ленту.

- Как ты можешь ходить по землям храма, маленький демон? – спросила я. Он склонил голову, и я вспомнила, что земли уже не были священными. С моим планом храм не будет таким до последнего дня декабря, и особая церемония охараэ очистит это место.

Конечно, если мы проживем так долго.

С лентой во рту Они-чан прыгнул на ступени храма, поднялся и замер, оглянулся, словно спрашивая: «Ты идешь? ».

Я слабо улыбнулась и стала подниматься. Колесики чемодана гремели об выступы. Они-чан шагал впереди меня, потряхивая хвостами.

Стало видно храм, и я расстроилась. Серебристая паутина еще покрывала половину зданий, и казалось, что боги набросили на главный зал саван. Веранды были в листьях, приливших к паутине. Зеленая жижа покрывала пруд, толстый слой листьев лежал на брусчатке. Тени собрались во дворах, и я не знала, что могло смотреть на меня в сгущающейся тьме.

Я ожидала разрушение, готовилась к этому, но ничто не готовило меня к ранам, оставленным врагами в моем доме.

Я была удивлена, что здания были обрамлены ровными стальными лесами. Большая урна стояла в одном из дворов, полная сломанных костей храма. Кто-то начал ремонт, и, судя по виду, они уже несколько дней этим занимались. Может, О-бэй Катаяма собиралась сдержать обещания и загладить вину.

«Не важно, что она делает, - подумала я. – Она не сможет вернуть дедушку».

- Ау? – крикнула я, чтобы позвать кицунэ и разбить давящую тишину. Ничто не двигалось. – Широ? Горо? Тут кто-то есть?

Ответа не было.

Я опустила чемодан. Ветер шелестел деревьями, пустые ветки скрипели. Я повернулась к лестнице, вспомнила ту ночь. Дети пели «Кагомэ, Кагомэ» вдали. Боль уколола мою ладонь, я перевернула ее, и места, где лиса-шикигами пронзила мою кожу, стали кровоточить. Я отпрянула на шаг. Лед сдавил мое сердце.

Черная бабочка опустилась на мою протянутую руку, легкая, как перышко. Она пила кровь из моего пореза.

«Закат, - поняла я, подняв голову. – Закат третьего дня».

Тьма собралась на ступенях храма, убирая жар из воздуха. Бабочка слетела с моей ладони, устремилась над лестницей, а тени стали двумя столбиками и балкой, чем-то напоминая тории. Я видела за вратами ступени храма Фуджикава, ведущие в такую густую тьму, что мне было не по себе.

Мужчина в конической шляпе вышел из тории. Тени слетали с его одежды как пыль. Черные бабочки – сотни – летали как стаи ворон, делая небо черным.

«Он тут», - я прижала ладони к груди, боясь, что сердце пробьёт ребра, и поспешила вниз по лестнице.

Шимада отклонил шляпу. Я поклонилась ему. Когда я выпрямилась, я удивилась, что с ним вышла еще одна фигура. Девушке на вид было не больше восемнадцати лет. Она была в черном доспехе самурая с серебряными шипами. Ее волосы были короткими и заплетенными у кожи головы. Косы изгибались, обводили ее уши, и в мочках ее ушей были черные серьги. Броня оставляла руки открытыми, и я видела, как татуировки бабочек били крыльями под ее кожей. Некоторые крылья поднимались над ее телом, оставляя призрачные следы. Татуировки были табу, но я видела не человека с ними.

На моем пороге был не один шинигами, а два.

- Шимада-сама, - я снова поклонилась. – Приветствую в храме Фуджикава.

Смех жемчугом посыпался на ступени, прогоняя достоинство, с которым я встречала гостей.

- Шимада? – спросила девушка, фыркнув. – Так ты попросил их звать тебя?

- Прошу, прости Роджи, Фуджикава-сан, - сказал мне Шимада, закрывая теневые тории взмахом руки. – У нее не было манер при жизни, их не появилось и в смерти.

- Тихо, - Роджи стукнула Шимаду по плечу. – Я знаю, что ты скучал по мне.

- Возможно, - ответил Шимада, опустив ладонь на меч.

- Так это девчонка? – Роджи повернула голову ко мне. Она почесала под ухом, взглянула на Шимаду. – Еще Фуджикава с проблемами с демоном. Вот так сюрприз.

- Я подумал, что ты больше всех… посочувствуешь ее проблеме, Роджи, - сказал Шимада с тенью улыбки. – Так что сочувствуй.

- Сочувствие – не моя сильная черта, - Роджи стала подниматься ко мне. – А убийства? Редкие в этом мире и следующем лучше меня в этом.

Аура смерти исходила от нее, такая сладкая и густая, что я почти ощущала запах, будто благовония. Что-то в ее взгляде вызвало волну страха во мне. Она поднялась на вершину лестницы, проникла в мое личное пространство. Я отпрянула, забыла о чемодане и врезалась в него. Я упала на землю, боль пронзила ладони – снова оцарапанные – и камень впился в мою левую лодыжку. Я повернулась, волосы скрыли покрасневшие щеки.

Роджи присела передо мной, опустила запястья на колени.

- Я не хотела тебя напугать, бака, - улыбнулась она и протянула руку. Я посмотрела на ее ладонь, ее кожа была бледной, почти как бумага. Я опустила ладонь на ее руку, удивилась холоду ее прикосновения. Как из камня.

Она помогла мне встать. Шимада присоединился к нам на вершине лестницы.

- Этой девушке ты хочешь дать Кусанаги? – Роджи кивнула в мою сторону.

Шимада кивнул.

- Нас он окутает огнем. Кицунэ сражаются только магией и когтями. Остается жрица.

- Я? – я чуть не подавилась. – Но я н-не знаю, как биться мечом!

- Не переживай, дитя, - Роджи улыбнулась и сжала мое плечо. Она встряхнула меня, хотя я нахмурилась от обращения «дитя». – Тут я помогу.

Пятнадцать

Храм Фуджикава

Киото, Япония

Следующим утром меня разбудила Роджи.

Грубо.

- Вставай! – сказала она, распахивая комнату гостевой комнаты. – Нет времени на сон!

Я села, посмотрела на часы у кровати.

- Роджи-сан, пять утра… - я зевнула, не продолжив.

- И? – она уперла руки в бока и постучала босой ногой по полу. Она была в белом топе и свободных черных штанах. Было видно ее живот, покрытый татуировкой множества веток вишневого дерева. Чернильные бабочки летали по ее бледной коже. Хоть татуировки были произведением искусства, было сложно назвать их красивыми. Каждая бабочка была забранной жизнью.

- Шутен-доджи не придет сегодня, - я вытащила ноги из-под Они-чана. Кот заворчал, зевнул и спрыгнул с кровати. – Чего ты хочешь?

- Тренироваться, - она щелкнула пальцами. – Если хочешь сразиться с лордом демонов через три недели, нельзя, чтобы ты спотыкалась об свои ноги.

- Но у нас нет осколков Кусанаги, - возразила я.

- Осколки – проблема Шимады, - Роджи прошла по комнате и убрала с меня одеяло. – Ты – моя. Идем, нужно многое сделать, пока ты не занялась школьным мусором смертных.

Я ощутила раздражение в груди. Я допоздна готовилась к урокам – полиция вернула мои ученики, и почти все учителя прислали пропущенные задания. Мне нужно было исправиться до следующего понедельника, оставалось четыре дня. Задание казалось таким же невозможным, как научиться владеть мечом до кровавой луны.

- Ладно, - я со стоном свесила ноги с кровати. Пальцы ног коснулись холодных половиц. – Давай я хотя бы оденусь?

Роджи не двигалась, руки были скрещены на груди.

- Ты будешь смотреть, как я переодеваюсь? – спросила я, гнев загорался в груди.

Она приподняла бровь с улыбкой.

- А ты хотела бы…?

- Уходи, - я почти визжала, почти смеялась, схватила подушку с кровати и бросила в нее. Она легко поймала подушку, бросила в ответ, и подушка врезалась в мое тело и толкнула меня на кровати. – Эй! – я села, потирая нос. – Не нужно бросать так сильно!

- Не нужно, - рассмеялась Роджи. – Но я хотела!

Что-то говорило мне, что это будут долгие три недели.

Я переоделась в спортивную форму – леггинсы под шорты и свободную толстовку – и спустилась на кухню дедушки. Меня встретили лучшие запахи завтрака: мисо-суп, жареный лосось, маринованный дайкон и рис. Мой желудок заурчал. Я собрала волосы в неровный пучок на макушке. Одна из черных бабочек Шимады плясала у лампы.

На кухне Горо был у плиты, жарил рыбу и тушил овощи. Шимада сидел за столом дедушки с чашкой чая. Шинигами пил чай? Ни он, ни Широ не посмотрели, когда я вошла – они изучали карты храма Фуджикава. Карты были из такой тонкой бумаги, что края заворачивались как свитки.

- Доброе утро, Кира! – улыбнулся Горо, привлекая мое внимание. – Хочешь поесть перед тренировкой с Роджи?

- Ты одобряешь этот план? – спросила я. – Чтобы я, девушка, не изучавшая боевые искусства, убила короля демонов мечом.

- Конечно! – ответил он и вручил мне миску мисо-супа.

- Мечом, - повторила я, словно он не расслышал меня.

- И? – ответил он. – Думаешь, я дам священный меч в руки шинигами?

- У нас нет Кусанаги но Цуруги, - сказала я.

- Пока что, - сказал Шимада. Я повернулась, он указал на карты на столе. – Клинок был разбит, и пятьдесят два кусочка рассеяли по Японии. Пятьдесят один был найден приспешниками Шутен-доджи.

- А последний кусочек тут? – спросила я у него.

- Скрыт так хорошо, что выжил века нападений на храм твоей семьи, - сказал Шимада. – Будто его спрятал сам Сэймэй.

Широ улыбнулся и подмигнул мне. Я закатила глаза.

- Это уже смешно, - я вытащила палочки из выдвижного ящика. Я взяла свою любимую пару из дома, деревянные с гладким красным лаком. Их подарил учитель, который помог мне подготовиться к вступительным экзаменам в Когаккан. Отец учил меня ценить труд, а не удачу, но мне нужно было немного удачи в грядущие недели. Особенно сегодня. Я тихо закрыла ящик бедром.

- Так мы победим, - ответил Шимада, когда я присоединилась к ним за столом. – Горо-сан говорит, что твой дедушка не говорил ему, что в твоем храме был осколок Кусанаги но Цуруги. Фуджикава-сан упоминал тебе об этом?

Я покачала головой, взяла кубик тофу из супа и бросила в рот.

Шимада посмотрел на карты.

- Тогда нужно попытаться вызвать его дух…

Я чуть не подавилась тофу, прикрыла рот рукой, скрывая кашель.

- Такое можно сделать?

- Да, - Шимада стряхнул крошку тофу с карты с презрением. Мои щеки вспыхнули. – Я могу, если должен.

«Рада, что я показала себя хорошо при гостях», - я тихо ела суп, проглотила лучшие кусочки тофу, а потом поднесла миску к губам. Соленый луковый бульон пробудил мои вкусовые рецепторы, и тепло окутало мою душу. Хорошо, мне нужна была сила для этого дня – я переживала из-за тренировки с Роджи, обычно мне нравится готовиться к происходящему заранее, чтобы не выглядеть глупо. Теперь так не вышло.

Я доела, помыла тарелки, поблагодарила Горо за завтрак и вышла в темное холодное утро. Храм все еще окутывала ночь. Луна таяла на небе – из-за Шутен-доджи время было моим худшим врагом. Некоторые здания храма были уничтожены, и их кости тянулись в ночи, края блестели инеем в свете луны. Я дрожала, понимая, что больше не ощущала тут присутствие ками. Эти земли были осквернены, и если я хочу восстановить их, мне нужно научиться сражаться с древним врагом.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒