ГЛАВА XVII

Судьба продолжает преследовать Оливера и, чтобы опорочить
его, приводит в Лондон великого человека

На театре существует обычай во всех порядочных кровавых мелодрамах перемежать в строгом порядке трагические сцены с комическими, подобно тому как в свиной грудинке чередуются слои красные и белые. Герой опускается на соломенное свое ложе, отягощенный цепями и несчастиями; в следующей сцене его верный, но ничего не подозревающий оруженосец угощает слушателей комической песенкой. С трепещущим сердцем мы видим героиню во власти надменного и беспощадного барона; честь ее и жизнь равно подвергаются опасности; она извлекает кинжал, чтобы сохранить честь, пожертвовав жизнью; а в тот самый момент, когда наше волнение достигает высшей степени, раздается свисток, и мы сразу переносимся в огромный зал замка, где седобородый сенешаль * распевает забавную песню вместе с еще более забавными вассалами, которые могут появляться в любом месте - и под церковными сводами и во дворцах - и толпами скитаются по стране, вечно распевая песни.
Такие перемены как будто нелепы, но они более натуральны, чем может показаться с первого взгляда. В жизни переход от нагруженного яствами стола к смертному ложу и от траурных одежд к праздничному наряду отнюдь не менее поразителен; только в жизни мы - актеры, а не пассивные зрители, в этом-то и заключается существенная разница. Актеры в подражательной жизни театра не видят резких переходов и неистовых побуждений страсти или чувства, которые глазам простого зрителя сразу представляются достойными осуждения как неумеренные и нелепые.
Так как внезапные чередования сцен и быстрая смена времени и места не только освящены в книгах многолетним обычаем, но и почитаются доказательством великого мастерства писателя - такого рода критики расценивают искусство писателя в зависимости от тех затруднительных положений, в какие он ставит своих героев в конце каждой главы, - это краткое вступление к настоящей главе, быть может, будет сочтено ненужным. В таком случае пусть оно будет принято как деликатный намек историка, оповещающего о том, что он возвращается в город, где родился Оливер Твист; и пусть читатель примет на веру, что есть существенные и основательные причины отправиться в путь, иначе ему не предложили бы совершить такое путешествие.
Ранним утром мистер Бамбл вышел из ворот работного дома и с торжественным видом зашагал величественной поступью по Хай-стрит. Он весь так и сиял, упоенный своим званием бидла; галуны на его треуголке и на шинели сверкали в лучах утреннего солнца; он сжимал свою трость энергически и крепко, отличаясь отменным здоровьем и исполненный сознания своего могущества. Мистер Бамбл всегда высоко держал голову, но в это утро он держал ее выше, чем обычно. Рассеянный его взор, горделивый вид могли бы оповестить наблюдательного зрителя о том, что голова бидла полна мыслями слишком глубокими, чтобы можно было выразить их словами.
Мистер Бамбл не останавливался побеседовать с мелкими лавочниками и теми, кто почтительно обращался к нему, когда он проходил мимо. На их приветствия он отвечал только мановением руки и не замедлял величественного своего шага, пока не прибыл на ферму, где миссис Манн с приходской заботливостью выхаживала нищих младенцев.
- Черт бы побрал этого бидла! - сказала миссис Манн, услыхав хорошо ей знакомый стук в садовую калитку. - Кто, кроме него, придет в такой ранний час... Ах, мистер Бамбл, подумать только, что это вы пришли! Боже мой, какое счастье! Пожалуйте в гостиную, сэр, прошу вас!
Первая часть речи была адресована к Сьюзен, а восторженные восклицания относились к мистеру Бамблу; славная леди отперла садовую калитку и с большим почтением и угодливостью ввела его в дом.
- Миссис Манн, - начал мистер Бамбл, не садясь и не падая в кресло, как сделал бы какой-нибудь нахал, но опускаясь медленно и постепенно, - миссис Манн, с добрым утром.
- И вам желаю доброго утра, сэр, - сияя улыбками, ответила миссис Манн. - Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
- Так себе, миссис Манн, - ответил бидл. - Приходская жизнь - не ложе из роз, миссис Манн.
- Ах, это правда, мистер Бамбл! - подхватила леди.
И если бы бедные младенцы слышали эти слова, они могли бы весьма кстати повторить их хором.
- Приходская жизнь, сударыня, - продолжал мистер Бамбл, ударив тростью по столу, - полна забот, неприятностей и тяжких трудов, но могу сказать, что все общественные деятели обречены терпеть от преследований.
Миссис Манн, не совсем понимая, что хочет сказать бидл, сочувственно воздела руки и вздохнула.
- Ах, и в самом деле можно вздохнуть, миссис Манн! - сказал бидл.
Убедившись, что она поступила правильно, миссис Манн еще раз вздохнула, к явному удовлетворению общественного деятеля, который, бросив суровый взгляд на свою треуголку и тем самым скрыв самодовольную улыбку, сказал:
- Миссис Манн, я еду в Лондон.
- Ах, боже мой, мистер Бамбл! - попятившись, воскликнула миссис Манн.
- В Лондон, сударыня, - повторил непреклонный бидл, - в почтовой карете. Я и двое бедняков, миссис Манн. Предстоит судебный процесс касательно оседлости *, и совет поручил мне - мне, миссис Манн, - дать показания по этому делу на квартальной сессии в Клеркенуэле. И я не на шутку опасаюсь, - добавил, приосанившись, мистер Бамбл, - как бы судьи на клеркенуэлской сессии * не попали впросак, прежде чем покончить со мной.
- Ах, не будьте слишком строги к ним, сэр! - вкрадчиво сказала миссис Манн.
- Судьи на клеркенуэлской сессии сами довели себя до этого, сударыня, - ответил мистер Бамбл. - И если дело обернется для них хуже, чем они предполагали, пусть благодарят самих себя!
Столько решимости и сознания долга слышалось в угрожающем тоне, каким мистер Бамбл изрек эти слова, что миссис Манн, казалось, совершенно была устрашена. Наконец, она промолвила:
- Вы едете в карете, сэр? А я думала, что этих нищих принято отправлять в повозках.
- Если они больны, миссис Манн, - сказал бидл. - В дождливую погоду мы отправляем больных в открытых повозках, чтобы они не простудились.
- О! - сказала миссис Манн.
- Обратная карета берется довезти этих двоих да к тому же по сходной цене, - сказал мистер Бамбл. - Обоим очень худо, и мы считаем, что увезти их обойдется на два фунта дешевле, чем похоронить, - в том случае, если нам удастся спихнуть их на руки другому приходу, а это я считаю вполне возможным, только бы они назло нам не умерли посреди дороги. Ха-ха-ха!
Мистер Бамбл посмеялся немного, затем взгляд его снова упал на треуголку, и он принял серьезный вид.
- Мы забыли о делах, сударыня, - сказал бидл. - Вот вам жалованье от прихода за месяц.
Мистер Бамбл извлек из бумажника завернутые в бумагу серебряные монеты и потребовал, расписку, которую ему и написала миссис Манн.
- Замарала я ее, сэр, - сказала воспитательница младенцев, - но, кажется, все написано по форме. Благодарю вас, мистер Бамбл, сэр, право же, я вам очень признательна.
Мистер Бамбл благосклонно кивнул в ответ на реверанс миссис Манн и осведомился, как поживают дети.
- Да благословит их бог! - с волнением сказала миссис Манн. - Они, миленькие, здоровы, лучшего и пожелать им нельзя! Конечно, за исключением тех двух, что умерли на прошлой неделе, и маленького Дика.
- А этому мальчику все не лучше? - спросил мистер Бамбл.
Миссис Манн покачала головой.
- Это зловредный, испорченный, порочный приходский ребенок, - сердито сказал мистер Бамбл. - Где он?
- Я сию же минуту приведу его к вам, сэр, - ответила миссис Манн. - Иди сюда. Дик!
Дика окликнули несколько раз, и он, наконец, отыскался. Его лицо подставили под насос и вытерли подолом миссис Манн, после чего он предстал пред грозным мистером Бамблом, бидлом.
Мальчик был бледен и худ; щеки у него ввалились, глаза были большие и блестящие. Жалкое приходское платье - ливрея его нищеты - висело на его слабом теле, а руки и ноги ребенка высохли, как у старца.
Таково было это маленькое создание, которое, трепеща, стояло перед мистером Бамблом, не смея отвести глаз от пола и пугаясь даже голоса бидла.
- Не можешь ты, что ли, посмотреть в лицо джентльмену, упрямый мальчишка? - сказала миссис Манн.
Мальчик робко поднял глаза и встретил взгляд мистера Бамбла.
- Что случилось с тобой, приходский Дик? - осведомился мистер Бамбл - весьма уместно - шутливым тоном.
- Ничего, сэр, - тихо ответил мальчик.
- Разумеется, ничего! - сказала миссис Манн, которая не преминула - посмеяться от души над шуткой мистера Бамбла. - Я уверена, что ты ни в чем не нуждаешься.
- Мне бы хотелось... - заикаясь, начал ребенок.
- Вот так-так! - перебила миссис Манн. - Ты, кажется, хочешь сказать, что тебе чего-то не хватает? Ах ты маленький негодяй!
- Тише, тише, миссис Манн! - сказал бидл, властно поднимая руку. - Чего бы вам хотелось, сэр?
- Мне бы хотелось, - заикаясь, продолжал мальчик, - чтобы кто-нибудь написал за меня несколько слов на клочке бумаги, сложил ее, запечатал и спрятал, когда меня зароют в землю.
- О чем говорит этот мальчик! - воскликнул мистер Бамбл, на которого серьезный тон и истощенный вид ребенка произвели некоторое впечатление, хотя он и был привычен к таким вещам. - О чем вы говорите, сэр?
- Мне бы хотелось, - сказал ребенок, - передать бедному Оливеру Твисту мой горячий привет, и пусть он узнает, как часто я сидел и плакал, думая о том, что он скитается в темную ночь и нет никого, кто бы ему помог. И мне бы хотелось сказать ему, - продолжал ребенок, сжимая ручонки и говоря с большим жаром, - что я рад умереть совсем маленьким, если бы я вырос, стал взрослым и состарился, моя сестренка на небе забыла бы меня или была бы на меня не похожа, а гораздо лучше будет, если мы оба встретимся там детьми.
Мистер - Бамбл с неописуемым изумлением смерил взглядом маленького оратора с головы до ног и, повернувшись к своей собеседнице, сказал:
- Все они на один лад, миссис Манн. Этот дерзкий Оливер всех их перепортил.
- Никогда бы я этому не поверила, сэр! - сказала миссис Манн, воздевая руки и злобно поглядывая на Дика. - Я никогда еще не видывала такого закоренелого маленького негодяя!
- Уведите его, сударыня! - повелительно сказал мистер Бамбл. - Об этом следует доложить совету, миссис Манн.
- Надеюсь, джентльмены поймут, что это не моя вина, сэр? - жалобно хныча, сказала миссис Манн.
- Они это поймут, сударыня; они будут осведомлены об истинном положении дел, - сказал мистер Бамбл. - А теперь уведите его, мне противно на него смотреть.
Дика немедленно увели и заперли в погреб для угля. Вскоре вслед за этим мистер Бамбл удалился, чтобы снарядиться в путь.
На следующий день, в шесть часов утра, мистер Бамбл, заменив треуголку круглой шляпой и укутав свою особу в синий плащ с капюшоном, занял наружное место в почтовой карете, сопровождаемый двумя преступниками, чье право на оседлость оспаривалось. И вместе с ними он в надлежащее время прибыл в Лондон. В пути у него не было никаких неприятностей, кроме тех, что причиняли ему своим гнусным поведением бедняки, которые упрямо не переставали дрожать и жаловаться на стужу так, что, по словам мистера Бамбла, у него у самого застучали зубы и он озяб, хотя и был закутан в плащ.
Избавившись на ночь от этих злонамеренных лиц, мистер Бамбл расположился в доме, перед которым остановилась карета, и заказал скромный обед - жареное мясо, соус из устриц и портер. Поставив на каминную полку стакан горячего джина с водой, он придвинул кресло к огню и после высоконравственных размышлений о слишком распространенном пороке - недовольстве и неблагодарности, - приготовился к чтению газеты.
Первыми же строками, на которые упал взор мистера Бамбла, были следующие:

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒