ГЛАВА XIII

Понятливый читатель знакомится с новыми лицами; в связи с
этим повествуется о разных занимательных предметах,
имеющих отношение к этой истории

- Где Оливер? - с грозным видом спросил еврей и вскочил. - Где мальчик?
Юные воришки смотрели на своего наставника, встревоженные его порывистым движением, и с беспокойством переглянулись. Но они ничего не ответили.
- Что случилось с мальчиком? - крикнул еврей, крепко схватив Плута за шиворот и осыпая его отвратительными ругательствами. - Отвечай, или я тебя задушу!
Мистер Феджин отнюдь не шутил, и Чарли Бейтс, который почитал разумным заботиться о собственной безопасности и не видел ничего невероятного в том, что затем наступит и его черед погибнуть от удушения, упал на колени и испустил громкий, протяжный, несмолкающий рев - нечто среднее между ревом бешеного быка и ревом рупора.
- Будешь ты говорить? - рявкнул еврей, встряхивая Плута с такой силой, что казалось поистине чудесным, как тот не выскочит из своего широкого сюртука.
- Ищейки его сцапали, и конец делу! - сердито сказал Плут. - Пустите меня, слышите!
Рванувшись и выскользнув из широкого сюртука, который остался в руках еврея. Плут схватил вилку для поджаривания гренок и замахнулся, целясь в жилет веселого старого джентльмена; если бы это увенчалось успехом, старик лишился бы некоторой доли веселости, которую нелегко было бы возместить.
В этот критический момент еврей отскочил с таким проворством, какого трудно было ожидать от человека, по-видимому столь немощного и дряхлого, и, схватив кувшин, замахнулся, чтобы швырнуть его в голову противнику. Но так как в эту минуту Чарли Бейтс привлек его внимание поистине устрашающим воем, он внезапно передумал и запустил кувшином в этого молодого джентльмена.
- Что за чертовщина! - проворчал чей-то бас. - Кто это швырнул? Хорошо, что в меня попало пиво, а не кувшин, не то я бы кое с кем расправился!.. Ну конечно! Кто же, кроме этого чертова богача, грабителя, старого еврея, станет зря расплескивать напитки! Разве что воду, - да и воду только в том случае, если каждые три месяца обманывает водопроводную компанию... В чем дело, Феджин? Черт меня подери, если мой шарф не вымок в пиве!.. Ступай сюда, подлая тварь, чего торчишь там, за дверью, будто стыдишься своего хозяина! Сюда!
Субъект, произнесший эту речь, был крепкого сложения детиной лет тридцати пяти, в черном вельветовом сюртуке, весьма грязных коротких темных штанах, башмаках на шнуровке и серых бумажных чулках, которые обтягивали толстые ноги с выпуклыми икрами, - такие ноги при таком костюме всегда производят впечатление чего-то незаконченного, если их не украшают кандалы. На голове у него была коричневая шляпа, а на шее пестрый шарф, длинными, обтрепанными концами которого он вытирал лицо, залитое пивом. Когда он покончил с этим делом, обнаружилось, что лицо у него широкое, грубое, несколько дней не знавшее бритвы; глаза были мрачные; один из них обрамляли разноцветные пятна, свидетельствующие о недавно полученном ударе.
- Сюда, слышишь? - проворчал этот симпатичный субъект.
Белая лохматая собака с исцарапанной мордой прошмыгнула в комнату.
- Почему не входила раньше? - сказал субъект. - Слишком возгордилась, чтобы показываться со мной на людях? Ложись!
Приказание сопровождалось пинком, отбросившим животное в другой конец комнаты. Однако пес, по-видимому, привык к этому: очень спокойно он улегся в углу, не издавая ни звука, раз двадцать в минуту мигая своими недобрыми глазами, и, казалось, принялся обозревать комнату.
- Чем это вы тут занимаетесь: мучите мальчиков, жадный, скупой, ненасытный старик, укрыватель краденого? - спросил детина, преспокойно усаживаясь. - Удивляюсь, как это они вас еще не прикончили! Я бы на их месте это сделал! Я бы давным-давно это сделал, будь я вашим учеником и... нет, продать вас мне бы не удалось, куда вы годны?! Разве что сохранять вас, как редкую уродину, в стеклянной банке, да таких больших стеклянных банок, кажется, не делают.
- Тише! - дрожа, проговорил еврей. - Мистер Сайкс, не говорите так громко.
- Бросьте этих мистеров! - отозвался детина. - У вас всегда что-то недоброе на уме, когда вы начинаете этак выражаться. Вы мое имя знаете - стало быть, так меня и называйте! Я его не опозорю, когда час пробьет!
- Вот именно, совершенно верно, Билл Сайкс, - с гнусным подобострастием сказал еврей. - Вы как будто в дурном расположении духа, Билл?
- Может быть, и так, - ответил Сайкс. - Я бы сказал, что и вы не в своей тарелке, или вы считаете, что никому не приносите убытка, когда швыряетесь кувшинами или выдаете...
- Вы с ума сошли? - вскричал еврей, хватая его за рукав и указывая на мальчиков.
Мистер Сайкс удовольствовался тем, что затянул воображаемый узел под левым своим ухом и склонил голову к правому плечу, - по-видимому, еврей прекрасно понял этот пантомим. Затем на жаргоне, которым были в изобилии приправлены все его речи, - если бы привести его здесь, он был бы решительно непонятен, - мистер Сайкс потребовал себе стаканчик.
- Только не подумайте всыпать туда яду, - сказал он.
Это было сказано в шутку, но если бы он видел, как еврей злобно прищурился и повернулся к буфету, закусив бледные губы, быть может, ему пришло бы в голову, что предосторожность не является излишней и веселому старому джентльмену во всяком случае не чуждо желание улучшить изделие винокура.
Пропустив два-три стаканчика, мистер Сайкс снизошел до того, что обратил внимание на молодых джентльменов; такая любезность с его стороны привела к беседе, в которой причины и подробности ареста Оливера были детально изложены с теми изменениями и уклонениями от истины, какие Плут считал наиболее уместными при данных обстоятельствах.
- Боюсь, - произнес еврей, - как бы он не сказал чего-нибудь, что доведет нас до беды...
- Все может быть, - со злобной усмешкой отозвался Сайкс. - Вас предадут, Феджин.
- И, знаете ли, я боюсь, - продолжал еврей, как будто не обращая внимания на то, что его прервали, и при этом пристально глядя на своего собеседника, - боюсь, что если наша игра проиграна, то это может случиться и кое с кем другим, а для вас это обернется, пожалуй, хуже, чем для меня, мой милый.
Детина вздрогнул и круто повернулся к еврею. Но старый джентльмен поднял плечи до самых ушей, а глаза его рассеянно уставились на противоположную стену.
Наступило длительное молчание. Казалось, каждый член почтенного общества погрузился в свои собственные размышления, не исключая и собаки, которая злорадно облизывалась, как будто подумывая о том, чтобы атаковать ноги первого джентльмена или леди, которых случится ей встретить, когда она выйдет на улицу.
- Кто-нибудь должен разузнать, что там произошло, в камере судьи, - сказал мистер Сайкс, заметно умерив тон.
Еврей в знак согласия кивнул головой.
- Если он не донес и посажен в тюрьму, бояться нечего, пока его не выпустят, - сказал мистер Сайкс, - а потом уж нужно о нем позаботиться. Вы должны как-нибудь заполучить его в свои руки.
Еврей снова кивнул головой.
Такой план действий был разумен, но, к несчастью, ему препятствовало одно весьма серьезное обстоятельство. Дело в том, что Плут, Чарли Бейтс, Феджин и мистер Уильям Сайкс питали глубокую и закоренелую антипатию к прогулкам около полицейского участка на любом основании и под любым предлогом.
Как долго могли бы они сидеть и смотреть друг на друга, пребывая в неприятном состоянии нерешительности, угадать трудно. Впрочем, нет необходимости делать какие бы то ни было догадки, так как внезапное появление двух молодых леди, которых уже видел раньше Оливер, оживило беседу.
- Как раз то, что нам нужно! - сказал еврей. - Бет пойдет. Ты пойдешь, моя милая?
- Куда? - осведомилась молодая леди.
- Всего-навсего в полицейский участок, моя милая, - вкрадчиво сказал еврей.
Нужно воздать должное молодой леди: она не объявила напрямик, что не хочет идти, но выразила энергическое и горячее желание " быть проклятой, если она туда пойдет". Эта вежливая и деликатная уклончивость свидетельствовала о том, что молодая леди отличалась прирожденной учтивостью, которая препятствовала ей огорчить ближнего прямым и резким отказом.
Физиономия у еврея вытянулась. Он отвернулся от этой молодой леди, которая была в ярком, если не великолепном наряде - красное платье, зеленые ботинки, желтые папильотки, - и обратился к другой.
- Нэнси, милая моя, - улещивал ее еврей, - что ты скажешь?
- Скажу, что это не годится, стало быть нечего настаивать, Феджин, - ответила Нэнси.
- Что ты хочешь этим сказать? - вмешался мистер Сайкс, бросая на нее мрачный взгляд.
- То, что сказала, Билл, - невозмутимо отозвалась леди.
- Да ведь ты больше всех подходишь для этого, - произнес мистер Сайкс. - Здесь о тебе никто ничего не знает.
- А так как я и не хочу, чтобы знали, - с тем же спокойствием отвечала Нэнси, - то скорее скажу " нет", чем " да", Билл.
- Она пойдет, Феджин, - сказал Сайкс.
- Нет, она не пойдет, Феджин, - сказала Нэнси.
- Она пойдет, Феджин, - сказал Сайкс.
И мистер Сайкс не ошибся. С помощью угроз, посулов и подачек упомянутую леди в конце концов заставили взять на себя это поручение. В самом деле, ей не могли воспрепятствовать соображения, какие удерживали ее любезную подругу: не так давно переселившись из отдаленных, но аристократических окрестностей рэтклифской большой дороги * в Филд-Лейн, она могла не опасаться, что ее узнает кто-нибудь из многочисленных знакомых.
И вот, повязав поверх платья чистый белый передник и запрятав папильотки под соломенную шляпку - эти принадлежности туалета были извлечены из неисчерпаемых запасов еврея, - мисс Нэнси приготовилась выполнить поручение.
- Подожди минутку, моя милая, - сказал еврей, протягивая ей корзинку с крышкой. - Держи ее в руках. Она тебе придаст более пристойный вид.
- Феджин, дайте ей ключ от двери, пусть она держит его в руке, - сказал Сайкс. - Это покажется естественным и приличным.
- Совершенно верно, мой милый, - сказал еврей, вешая молодой леди большой ключ от двери на указательный палец правой руки. - Вот так! Прекрасно! Прекрасно, моя милая! - сказал еврей, потирая руки.
- Ох, братец! Мой бедный, милый, ни в чем не повинный братец! - воскликнула Нэнси, заливаясь слезами и в отчаянии теребя корзиночку и дверной ключ. - Что с ним случилось? Куда они его увели? Ох, сжальтесь надо мной, скажите мне, джентльмены, что сделали с бедным мальчиком? Умоляю вас, скажите, джентльмены!
Произнеся эти слова, к бесконечному восхищению слушателей, очень жалобным, душераздирающим голосом, мисс Нэнси умолкла, подмигнула всей компании, улыбнулась, кивнула головой и скрылась.
- Ах, мои милые, какая смышленая девушка! - воскликнул еврей, поворачиваясь к своим молодым друзьям и торжественно покачивая головой, как бы призывая их следовать блестящему примеру, который они только что лицезрели.
- Она делает честь своему полу, - промолвил мистер Сайкс, налив себе стакан и ударив по столу огромным кулаком. - Пью за ее здоровье и желаю, чтобы все женщины походили на нее!
Пока все эти похвалы расточались по адресу достойной Нэнси, эта молодая леди спешила в полицейское управление, куда вскоре и прибыла благополучно, несмотря на вполне понятную робость, вызванную необходимостью идти по улицам одной, без провожатых.
Войдя с черного хода, она тихонько постучала ключом в дверь одной из камер и прислушалась. Оттуда не доносилось ни звука; тогда она кашлянула и снова прислушалась. Ответа не было, и она заговорила.
- Ноли, миленький! - ласково прошептала Нэнси. - Ноли!
В камере не было никого, кроме жалкого, босого преступника, арестованного за игру на флейте; так как его преступление против общества было вполне доказано, мистер Фэнг приговорил его к месяцу заключения в исправительном доме, заметив весьма кстати и юмористически, что раз у него такой избыток дыхания, полезнее будет потратить его на ступальное колесо, чем на музыкальный инструмент. Преступник ничего не отвечал, ибо мысленно оплакивал флейту, конфискованную в пользу графства. Тогда Нэнси подошла к следующей камере и постучалась.
- Что нужно? - отозвался тихий, слабый голос.
- Нет ли здесь маленького мальчика? - спросила Нэнси, предварительно всхлипнув.
- Нет! - ответил заключенный. - Боже упаси!
Это был шестидесятипятилетний бродяга, приговоренный к тюремному заключению за то, что не играл на флейте, - иными словами, просил милостыню на улице и ничего не делал для того, чтобы заработать себе на жизнь. В смежной камере сидел человек, который отправлялся в ту же самую тюрьму, так как торговал вразнос оловянными кастрюлями, не имея разрешения, - иными словами, уклонялся от уплаты налогов и делал что-то для того, чтобы заработать себе на жизнь.
Но так как никто из этих преступников не отзывался на имя Оливера и ничего о нем не знал, Нэнси обратилась непосредственно к добродушному старику в полосатом жилете и со стонами и причитаниями, - они казались особенно жалобными, ибо она искусно теребила корзинку и ключ, - потребовала у него своего милого братца.
- У меня его нет, моя милая, - сказал старик.
- Где же он? - взвизгнула Нэнси.
- Его забрал с собой джентльмен, - ответил тот.
- Какой джентльмен? Боже милостивый! Какой джентльмен? - вскричала Нэнси.
В ответ на этот невразумительный вопрос старик сообщил взволнованной " сестре", что Оливеру стало дурно в камере судьи, что его оправдали, так как один свидетель показал, будто кража совершена не им, а другими мальчиками, оставшимися на свободе, и что истец увез Оливера, лишившегося чувств, к себе, в свой собственный дом. Об этом доме ее собеседник знал только, что он находится где-то в Пентонвиле, - это слово он расслышал, когда давались указания кучеру.
В ужасном смятении и растерянности несчастная молодая женщина, шатаясь, поплелась к воротам, а затем, сменив нерешительную поступь на быстрый бег, вернулась к дому еврея самыми запутанными и извилистыми путями, какие только могла придумать.
Мистер Билл Сайкс, едва успев выслушать отчет о ее походе, поспешно кликнул белую собаку и, надев шляпу, стремительно удалился, не тратя времени на такую формальность, как пожелание остальной компании счастливо оставаться.
- Милые мои, мы должны узнать, где он... Его нужно найти! - в страшном волнении сказал еврей. - Чарли, ты пока ничего не делай, только шныряй повсюду, пока не добудешь о нем каких-нибудь сведений. Нэнси, моя милая, мне во что бы то ни стало нужно его отыскать. Я тебе доверяю во всем, моя милая, - тебе и Плуту! Постойте, постойте, - добавил еврей, дрожащей рукой отпирая ящик стола, - вот вам деньги, милые мои. Я на сегодня закрываю лавочку. Вы знаете, где меня найти! Не задерживайтесь здесь ни на минуту. Ни на секунду, мои милые!
С этими словами он вытолкнул их из комнаты и, старательно повернув два раза ключ в замке и заложив дверь засовом, достал из потайного местечка шкатулку, которую случайно увидел Оливер. Затем он торопливо начал прятать часы и драгоценные вещи у себя под одеждой.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть и оторваться от этого занятия.
- Кто там? - крикнул он пронзительно.
- Я! - раздался сквозь замочную скважину голос Плута.
- Ну, что еще? - нетерпеливо крикнул еврей.
- Нэнси спрашивает, куда его тащить - в другую берлогу? - осведомился Плут.
- Да! - ответил еврей. - Где бы она его не сцапала! Отыщите его, отыщите, вот и все! Я уж буду знать, что дальше делать. Не бойтесь!
Мальчик буркнул, что он понимает, и бросился догонять товарищей.
- Пока что он не выдал, - сказал еврей, принимаясь за прежнюю работу. - Если он вздумает болтать о нас своим новым друзьям, мы еще успеем заткнуть ему глотку.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒