Прокофьева Софья 7 страница

Через полчаса в зале собрались все придворные. Пришел знаменитый музыкант Иги-Наги-Туги. Он вошел в зал, помахивая своей золоченой скрипкой. Стражники втолкнули в зал бедного музыканта. Он был еще совсем молодой, но волосы седые. Узкие плечи. Печальные глаза.

- Ну, играй же, мой Иги-Наги-Туги! - нетерпеливо приказал король.

Иги-Наги-Туги заиграл. Он заиграл веселый лукавый танец. Король стал притопывать толстой ногой. Иги-Наги-Туш заиграл еще быстрее и веселее. Придворные начали повторять в такт музыке:

- Иги-Наги-Туги! Иги-Наги-Туги!.. - Все громче и громче Раскачиваясь и хихикая. Колени начали сами сгибагься. Лица у них сгали бессмысленными. Они высоко вскидывали нот. Широко раскрытые рты орали: " Иги-Наги-Туги! Иги-Наги-Туги!.. " Можно бьию подумать, что все они сошли с ума.

Сам Иги-Наги-Туги, длинный, гибкий, сверкающий, крутился среди танцующих, и скрипка в его руке взвизгивала и хохотала. Вдруг: дзинь! На скрипке лопнула струна.

Тут сразу все заговорили, перебивая друг друга, тяжело дыша:

- Какая чудесная музыка!

- Прелестный танец!

- Невозможно усидеть на месте!

- Ну, конечно, конечно, Иги-Наги-Туги самый великий музыкант на свете!

- Ну что, убедился? - с торжеством сказал король ученому. - Понял теперь, а? Ну, что ты теперь скажешь?

Ученый повернулся к бедному музыканту.

- Сыграйте, прошу вас, - сказал он.

И бедный музыкант заиграл. Первый звук, чистый и легкий, как будто стер остатки глупой веселой мелодии. Исчезли улыбки. Шире открылись глаза. А музыка все лилась и лилась. Музыка говорила каждому: проснись и оглянись вокруг! Ты забыл о главном! Ты забыл о главном! Вспомни, вспомни! Музыка вела за собой куда-то вверх, на вершину волшебной горы, откуда был виден сразу весь мир. И сердце поднималось вместе с ней и стучало все громче и громче... и вдруг: дзинь! Лопнула струна! Все кончилось. Музыкант опустил смычок.

- Нет! - закричал вдруг Иги-Наги-Туги. Он наклонился вперед. Глаза его были полны слез. - Продолжай, доиграй до конца! Иначе я умру!

Тут все зашевелились и стали оглядываться. Одни - с тупыми лицами, пожимая плечами. Другие - растерянно улыбаясь. Музыканты мелодично сморкались. В дверях, позабыв обо всем на свете, стоял повар в белом колпаке. На его лице застыла неподвижная улыбка.

Старый поэт сидел отвернувшись. Плечи у него тряслись от рыданий.

Король с досадой посмотрел вокруг.

- Ничего не понимаю! - воскликнул он. - Какая это музыка? Грустная и все тянется-тянется. От нее пахнет болотной гнилью. От нее чешется в носу и хочется спать. Нет, эта музыка просто никуда не годится!

И вдруг все, кто был в зале, услыхали какой-то шум. Будто море подошло к дворцу, и его волны бьются о стены.

Король распахнул окно.

Вся площадь перед дворцом была заполнена народом. Люди стояли, подняв кверху взволнованные лица. Они слушали музыку.

- Как? - с изумлением закричал король. Но изумление быстро перешло в гнев и ярость. - Им тоже понравилась эта музыка? А! Теперь я понял! Есть королевская музыка, достойная только королей. А эта музыка для глупцов, для бедняков и оборванцев!

- Эту музыку надо слушать сердцем! - сказал ученый.

- А-а-а! - завопил король. - Новое дело! Ты что же, считаешь, что у меня нет сердца?

Сейчас же из толпы вышли четыре доктора. Они были одеты во все черное. Они с четырех сторон подошли к королю.

- Сердце на том самом месте, где ему полагается быть! - строго сказал первый врач.

- Самое-самое здоровое сердце. Здоровее не сыщешь, - сказал второй.

- В высшей степени самое! - сказал третий.

- Самое! - сказал четвертый.

- Что - видал? - закричал король. - И вообще, что ты мне морочить голову? Музыку надо слушать не сердцем, а ушами!

Но тут короля обступили придворные.

- Дурацкая музыка. Ваше Величество, и больше ничего. Ноет, стонет, рассказывает о чем-то далеком и грустном. Гоните вы этого музыканта. Поберегите ваши бесценные ушки для дивной музыки Иги-Наги-Туги! Лучшей музыки на свете!

- А ты чего хнычешь? - с угрозой спросил король старого поэта, который все еще сидел, закрыв лицо руками. - Может быть, она тебе понравилась, а?

- Я плачу потому, что мне жаль этого бедного музыканта, который так плохо играет, - глухо ответил старый поэт и еще ниже опустил голову.

- А ты? - спросил король у Иги-Наги-Туги.

- У меня болят зубы, - ответил Иги-Наги-Туги и рыдая выбежал из зала.

Вечером ученый услыхал какие-то тяжелые шаги у себя над головой. Потом раздался чей-то крик и хрупкий треск. Потом тяжелые шаги протопали вниз по лестнице.

Встревоженный ученый поднялся наверх к бедному музыканту. Музыкант стоял посреди чердака, держа в руках обломки своей скрипки.

- Они топтали ее ногами, - сказал он ужасным голосом.

Ученый молча сел на стул. Да что можно было сказать? Чем можно было его утешить? А музыкант, уже забыв о нем, ходил из угла в угол, прижимая к груди маленькие изогнутые дощечки темно-вишневого цвета.

Так прошел вечер и наступила ночь. Вошел человек, весь закутанный в черный плащ.

Это был Ити-Наги-Туги. Он распахнул плащ и протянул бедному музыканту чудесную старинную скрипку.

- Возьмите ее себе, - сказал он. - Я играл на ней, когда был молодым. Теперь она уже не нужна мне. У меня есть другая, позолоченная, которую мне подарил король. У меня к вам только одна просьба. Сейчас ночь. Все спят. Мне так хочется еще раз услышать вашу музыку. Если, конечно, вам не противно трать мне.

Бедный музыкант взял чудесную скрипку и поцеловал ее. А потом он поднял смычок и заиграл. На столе догорала свеча. В окно заглянула звезда. Она словно бы заслушалась и облокотилась о подоконник. А Иги-Наги-Туги слушал и плакал.

- Я завтра уйду из этою города, - сказал бедный музыкант Иги-Наги-Туги. - Хотите, уйдем вместе?

- Не могу, - ответил Иги-Наги-Туги. - Я привык к этой жизни во дворце. Но главное не это. Я всю жизнь сочинял только глупую, пошлую музыку. Это как ядро, привязанное к моей ноге. Моя музыка держит меня.

Вот что сказал Иги-Наги-Туги и ушел, всхлипывая, завернувшись в свой плащ.

На следующий день карета ученого подъехала к городским воротам. На козлах рядом с кучером сидел нищий музыкант.

- А это еще кто? - подозрительно спросил капитан стражников.

- Да вот нанял парня в услужение, - сказал ученый. - Будет бездельничать - прогоню взашей!

- А что в этом ящике? - спросил капитан стражников, заглянув в карету.

- Да ничего особенного, - небрежно отмахнулся ученый. - Тут у меня ядовитые змеи и больше ничего. Не желаете ли убедиться?

Но начальник королевской стражи так поспешно захлопнул дверцу кареты, что чуть не прищемил край своего плаща.

Когда городские стены остались позади, ученый приказал остановить карету.

Он открыл деревянный ящик и вытащил из него скрипку...

- Я сразу же догадался, что там никакие не змеи, а скрипка, - сказал Щетка.

- Ну вот, музыкант взял скрипку и ушел.

- А что дальше?

- О, это уже другая история. Он стал знаменит. Люди приезжали из разных стран, чтоб услышать, как он играет.

- Они полюбили его музыку, значит, они полюбили и его, - тихо сказал Щетка. - Как это, наверное, хорошо...

- А разве тебя никто никогда не любил, бедный ты мой мальчик? - спросил Великий Садовник, наклоняясь к нему.

Щетка посмотрел прямо в глаза Великому Садовнику.

- Меня? Нет. Я так думаю. Больших любят за то, что они могут сделать что-нибудь хорошее. А маленький что сделает хорошего? Маленьких любят только папы и мамы. Просто так, ни за что. А у меня никогда не было папы и мамы. Поэтому меня никто никогда не любил.

- Какая страшная мысль! - воскликнул Великий Садовник. - Как же странно ты жил, чтобы прийти к такой мысли...

Но Щетка уже не слушал его. Он думал о чем-то другом. Он очень волновался.

- Я... я тоже хочу рассказать вам сказку, - сказал он, и голос его зазвенел. - Я только не умею так хорошо говорить, как вы.

- Говори как можешь, мой мальчик, - сказал Великий Садовник.

- Сначала я вам расскажу про дракона, - начал Щетка, волнуясь и сбиваясь. - Нет, сначала я вам расскажу про мальчика.

И он начал свой рассказ.

Жил-был один мальчик. У него была мама. Живая, настоящая. Она держала его за руку, когда он шел по узкой дощечке, чтоб он не упал в ручей. Мама любила своего мальчика. Они жили в маленькой деревушке. А за холмом в глубокой пещере поселился дракон. Все люди из деревни ходили к его пещере и клали там разную еду. Ну, прямо на землю. Всякую вкусную еду, которую любят драконы.

Однажды этот дракон приполз в деревню. Он был большой-большой, длинный-длинный. Он зарычал громким голосом:

- Пусть все-все выйдут на улицу! И люди, и быки, и собаки!

Все очень испугались и вышли.

И большой дракон сказал:

- Мне мало одной еды. Мне еще нужен ваш страх. Вот сейчас я дохну огнем на хижину, и хижина сгорит. Дохну огнем на человека, и человек сгорит. Что, испугались? Ваш страх очень вкусный. Я буду есть ваш страх. А потом дохну огнем...

Дракон закрыл свои огромные глаза и стал думать, кого ему сжечь огнем.

Вдруг к дракону подбежала мама мальчика.

- Дохни огнем на меня! Дохни огнем на меня! - закричала она.

- Почему ты хочешь, чтобы я дохнул огнем на тебя? - спросил страшный дракон эту маму. - Может быть, я дохну огнем на ту птицу или на эту лачугу. Ведь я еще не придумал, на кого я дохну огнем.

- Здесь стоит мой маленький мальчик. Мой сын, - сказала мама. - Я ведь не знаю... А вдруг ты захочешь дохнуть огнем на него. Я не могу стоять и ждать, пока ты там думаешь. Хочешь кого-нибудь сжечь - сожги меня!

Вот! Эта мама посмотрела прямо в глаза дракону. И дракон увидел, что мама его совсем не боится. Совсем-совсем его не боится. Нисколечко. Дракон заморгал своими страшными глазищами.

Лапы у него задрожали, и он упал брюхом на землю. Он повернулся и пополз в гору, волоча брюхо по земле.

Люди перестали ходить к его пещере и носить туда вкусную еду. И больше о драконе никто ничего не слышал...

Щетка замолчал.

По старому лицу Великого Садовника текли слезы. Он потянул Щетку за руку, нагнул его к себе и поцеловал.

- Вам понравилась эта сказка, да? - сказал Щетка, прижимаясь к нему. - Я даже сам не знаю, откуда я ее знаю. Но эта сказка была мне вместо мамы. Нет. Не вместо. А просто я люблю думать, что мама из этой сказки немножко и моя мама.

Великий Садовник протянул руку и коснулся плеча Татти.

- Ну, девочка, ну неужели тебе не понравилась эта сказка? Эта удивительная сказка?

Татти вздрогнула, как будто его рука обожгла ее, и вскочила на ноги. Ее глаза горели ненавистью.

- Вы тут все сидите и врете! - закричала она. - Ничего мне не понравилось. Придумали какие-то деревья! Или музыка. Не хочу я никакой музыки. Это Просто, как деньги. И вас всех можно купить. За музыку, за деревья. Моих братьев тоже купили. Купили! Значит, можно купить человека. Как лошадь, как связку сушеной рыбы... как кусок хлеба. Только вместо денег им дали жизнь. А тебя вот можно купить за маму. Вот тебе дай добрую маму, которая будет тебя любить и целовать на ночь... И ты... И вы все...

Татти снова упала на солому и заткнула уши пальцами.

- Обманутое сердце... Вот что бывает, когда обманывают сердце... пробормотал Великий Садовник.

- Она все равно не слышит нас, что бы мы ни говорили, - вздохнул Невидимый Трубач. - Она слишком несчастна...

Свеча догорела и, зашипев, погасла, захлебнувшись в лужице растаявшего воска.

Наступила ночь. Шаги стражника, ходившего под окном, в тишине зазвучали громче. А вместе с тем они стали более медленными и сонными.

Все молчали. Так, с открытыми глазами, молча, ждали они рассвета.

Глава 19

КОТОРАЯ ПУСТЬ ЛУЧШЕ ОСТАНЕТСЯ БЕЗ НАЗВАНИЯ, ЧТОБЫ ТЕБЕ БЫЛО ИНТЕРЕСНЕЕ ЧИТАТЬ

Утро было ясное и безветренное. Небо - чисто умытое и нежно голубое. В королевском пруду лебеди так ярко отражались в неподвижной хрустальной воде, что, казалось, их не десять, а двадцать.

И все-таки Цеблион то и дело выбегал на балкон посмотреть, не поднялся ли ветер.

- Нет, Ваша Исключительная Прозрачность, - докладывал он, - ветра нет! Ни оттуда, ни отсюда. Просто на редкость приятный и подходящий день для казни!

Вид у Цеблиона был какой-то бледный и мрачный. Нос вяло повис. Глаза обведены красными кругами. На щеках - отпечатки пальцев. Видимо, он просидел всю ночь, закрыв лицо руками.

- Не видели ли вы моего сына? - спрашивал он поминутно у всех слуг и придворных. - Только подумайте, он не пришел ночевать домой. И ведь отлично знал, что его лапочка не будет спать до утра. Такой чудесный ребенок, но слишком нервный и впечатлительный... Я так волнуюсь! Где он?

- Расспроси бродячих собак да ворон на куче мусора, - с насмешкой посоветовал ему кто-то из невидимок и, захихикав, тут же спрятался за колонной.

- Проклятие... - прошипел Цеблион.

В этот день все придворные, все до единого собрались во дворце. Еще бы! Такое случается не часто. Ведь в этот день, едва часы на городской башне пробьют двенадцать, должны были казнить Татти, Щетку, Великого Садовника и Невидимого Трубача.

На этот раз сам король решил присутствовать при казни, конечно, вместе с королевой, принцессой, а заодно со всеми придворными. Это было большое событие. Ведь невидимки не выходили из дворца уже много лет.

А если и выходили, то лишь для того, чтобы, придерживая обеими руками колпак, добежать до кареты и сесть в нее.

Поэтому весь дворец был украшен флагами. А с перил свешивались ковры, похожие на высунутые языки.

На площадь выходило три улицы. Эти три улицы были похожи на три реки, впадающие в одно море.

По ним текли и текли толпы народа. Посреди площади стояли четыре виселицы. И все, кто пришли на площадь, вздрагивали, когда видели эти виселицы.

А солнце светило все так же ярко и весело. Ведь оно не понимало, что здесь должно произойти. Но люди, которые пришли сюда, прекрасно все понимали. У мужчин лица были мрачные и решительные. А у женщин - испуганные и печальные.

- Надо казнить преступников как-то побыстрее. - Цеблион извивался, крутился возле короля. - Както скоренько, уютненько, незаметненько... Не нравятся мне что-то сегодня лица этих мужланов. И главное - их глаза, глаза... Случайно вы не видели моего сына?

- Ишь, испугался этих уродов!!! - рассмеялся Министр Войны. - Да они побоятся и подойти к виселицам!!! Двадцать пять пушек выстрелят в них разом, пусть только посмеют приблизиться!!!

- Эй, назад, голодранцы, нищие! Один шаг - и будем стрелять! - кричали пушкари. Лица у них были зверские, налитые кровью. В руках они держали зажженные факелы.

- Ах вы, проклятые, что у вас, детей, что ли, нет? - всхлипывала тетушка Пивная Кружка, стоявшая в толпе. Глаза у нее были красные, а нос удивительно распух. - А эти ваши невидимки, что в них хорошего, кроме красоты-то? Казнить такую девчонку! Такую славную и работящую! А они еще радуются, смеются...

Действительно, над площадью пронесся веселый смех, зазвучали нетерпеливые, возбужденные голоса. Высокие двери дворца торжественно распахнулись.

Оркестр заиграл любимую песенку короля, а все придворные громко подхватили:

Буби, пуп и, буби,

Бом!

Буби-бом!

Но в это время раздались совсем другие звуки. Совсем не похожие на веселый смех и музыку.

Это зазвенели цепи и уныло заскрипели двери тюрьмы.

- Ох! - разом выдохнула вся площадь.

Из дверей тюрьмы вышли Татти, Щетка, Великий Садовник и Невидимый Трубач.

Первой шла Татти. Ее лицо было зеленоватым от бледности. Руки вяло опущены. Губы белые. От ресниц на щеках лежали длинные неподвижные тени. Она совсем не была похожа на живую девочку.

За ней шел Великий Садовник, обнимая за плечи Щетку. Его старая рука казалась голубой на черном плече. Позади вздыхал и что-то бормотал о похоронном марше Невидимый Трубач.

- Изверги! - всхлипнула тетушка Пивная Кружка. - До чего девчонку довели. Наверное, совсем не кормили!

Невидимки радостно зашевелились. Засмеялись, злорадно захихикали.

- Глупая девчонка, так тебе и надо!

- Вот теперь ты пожалеешь!

- Папочка, а почему она не плачет? - послышался недовольный голос принцессы. - Я хочу, чтобы она плакала!

- Да, да! Пускай она плачет!

- А то неинтересно!

- Дон-н-н! - протяжно пробили часы на городской башне.

Люди на площади вздрогнули. Как странно бьют часы! Печально и тревожно. Звук поднялся, задрожал и замер.

- Смотрите-ка, вон братья-ткачи! - удивился король. - Тоже пришли посмотреть на казнь. Сейчас девчонка их увидит и заплачет.

И действительно, Татти вдруг вздрогнула и опустила голову. Она увидела своих братьев. Она на миг остановилась, но невидимый стражник подтолкнул ее, и она, словно во сне, шатаясь, пошла вперед.

А братья и не взглянули в ее сторону. Лица у них были серьезные и сосредоточенные. Они стояли на самой нижней ступеньке лестницы. Один с правой стороны, другой - с левой. В руках у них ничего не было, но мышцы на руках вздулись от напряжения и, казалось, они что-то держат.

- Дон-н-н! - пробили еще раз большие часы, словно прощаясь с кем-то, словно заговорила вдруг сама душа часов. И опять: - Дон-н-н!..

- Даже часы жалеют этих невинных! - всхлипнула тетушка Пивная Кружка.

- Король! Его Величество король спускается по ступенькам! - перекрывая бой часов, закричали придворные. - Какая честь! Подумайте только, король будет смотреть на казнь!

- Дон-н-н! - Казалось, сама печаль плывет над площадью. И каждое сердце отвечало этим звучным и гулким ударам.

- Часы бьют! Часы бьют! Пока бьют часы, все должно быть кончено! Шестой удар! Седьмой! - взвизгивая, считал Цеблион. Он, пятясь, спускался по лестнице, повернувшись лицом к королю, взмахивая руками, словно дирижировал невидимым оркестром. - Восьмой удар, девятый! Еще ступенька, Ваша Прекрасность, умоляю, не споткнитесь, смотрите под ваши королевские ножки!

Круглые удары часов словно разбивались о мраморные ступени, и слышался унылый звон осколков.

Толпа зашумела. Бой часов смешался с гневными голосами.

- Отпустите их!

- Освободите детей! Мы не допустим!

- Десятый удар, одиннадцатый! - отсчитывал Цеблион. - Сейчас все свершится! Эй, палачи, стража, хватайте осужденных!

- Дон-н-н... - тихо, словно остановилось сердце часов, пронесся, замирая, последний удар.

- Двенадцать! - нечеловеческим голосом закричал Цеблион и вдруг... Вдруг случилось нечто невероятное. Цеблион сделал еще один шаг, зацепился ногой за что-то невидимое, взмахнул руками и с воплем полетел кувырком, задрав кверху зеленые башмаки.

И в то же мгновение, возникая из пустоты, на мраморные ступени лестницы посыпалось множество пышно разодетых людей. Дамы в шелку и бархате, мужчины в золотых камзолах, споткнувшись обо чтото, рядами валились друг на друга.

- Мой колпак! Колпак-невидимка! Он свалился! О, ужас, ужас! - истошно вопили они. - Я потерял мой колпак!

Лица братьев покраснели, они откинулись назад, изо всех сил все туже и крепче натягивая что-то невидимое.

Придворные, спускавшиеся сверху, напирали на тех, кто шел впереди, и, не удержавшись, роняя колпаки, гроздьями валились вниз. Звеня, покатилась по плитам площади золотая корона.

Все это длилось одно мгновение, но, казалось, прошли долгие годы, так много случилось за это время.

Теперь на ступенях лестницы уже копошилась целая куча придворных. Одни закрывали лица руками, другие, как огромные пестрые насекомые, пытались расползтись в стороны и укрыться в зеленых кустах.

- Корона! Где моя корона? - завизжал носатый толстяк. Его трясущиеся пальцы не сгибались, потому что на каждом было надето по крайней мере пять колец.

- Да это же наш король! - догадалась тетушка Пивная Кружка. - Батюшки мои! Да какой же он урод! А я-то думала...

И тут захохотали все, все люди на площади. Радостно, взволнованно, с облегчением.

- Ха-ха-ха! Ну и король!

- А мы-то думали, он красивый!

- А борода-то у него как у козла! Ха-ха-ха!

- А какие у него тощие руки!

- А ноги совсем кривые!

- А принцесса! Какая она злючка!

- А все придворные! Какие они уроды!

- А королева? Ха-ха-ха! Она вся заплыла жиром! Все бледные, зеленые!

- А стражники! Какие трусливые, жалкие!

И действительно, все увидели, что невидимки самые некрасивые люди на свете. Их лица уродовали жестокость, глупость и жадность. А злоба и страх делали их еще отвратительней и безобразней.

Великий Садовник, словно сам себе не веря, смотрел на короля и придворных и вдруг закрыл глаза своими древними руками.

- О, я безумный, глупый старик! - пробормотал он. - Я хотел под колпаками скрыть все самое безобразное на свете и считал, что тогда все будут счастливы. А ведь так оно и было. Колпаки-невидимки скрывали все самое отвратительное и уродливое. И никому это не принесло счастья.

А смех звучал все громче и громче.

Смеялись все, кто был на площади. Потом начали смеяться люди на всех улицах города, даже в темных переулках и узких дворах. Смех охватил весь город.

Смех звучал так заразительно, что удержаться было просто невозможно.

Потом стали смеяться матросы на всех кораблях в гавани. На больших, на маленьких кораблях. Хотя они еще не знали, что произошло на дворцовой площади.

Потом начали смеяться люди на дорогах, ведущих к городу. Потом жители ближайших деревень.

Люди обнимали, целовали друг друга. Великий Садовник отнял руки от лица и тоже улыбнулся. Чуть растерянно, качая головой. Немного горечи было в его улыбке, ведь он понял, как он ошибался.

- Братья, братья! - Трепещущий голос Татти пронесся над площадью. Ее руки, протянутые к ним, засветились. - Я... Это был черный туман. Я ведь не знала, я ничего не знала! Я думала...

- Всего-навсего невидимая веревка, - строго сказала госпожа Круглое Ушко, невесть каким образом вскарабкавшись на ладонь Татти. - Когда ты пролила эликсир-невидимку, ну, помнишь, там еще была такая длинная крепкая веревка? Цеблион связал ею двух белых голубей. Ты ее распутала, отпустила голубей, а веревка упала на пол. Да не мешай мне все рассказать по порядку, что ты дрожишь? Дальше все очень просто. Ты пролила эликсир, и веревка стала невидимой. А я люблю порядок во всем, как ты знаешь. Думаю, может, пригодится, вещь хорошая, редкая. Что ж ей так валяться без толку. Вот я и отнесла ее братьям. Конечно, мне помогала моя племянница, моя милая племянница, одной бы мне не справиться, ни за что не доволочь такую тяжесть...

- Прости нас, Татти! Прости нас, Татти! - послышалось откуда-то сверху, и на плечи Татти опустились две белые голубки. Они ласково и виновато прижались к ней. - Мы тогда так испугались, так испугались. Совсем одурели от страха. Даже спасибо тебе не сказали!

Тут все увидели, что у подножия лестницы на каменных плитах с веселыми криками снует стайка девчонок и мальчишек. Они подбирали колпаки-невидимки и бросали их в костер, который кто-то успел сложить посреди площади. Колпаки-невидимки вспыхивали и тут же сгорали, не оставив даже малой горстки пепла.

- Вот еще один, последний! - закричал рыжий вихрастый мальчишка и бросил что-то невидимое в жарко гудящий костер. Огонь перекинулся на виселицы. Сухое дерево разом занялось, и четыре черных столба дыма поднялись в воздух.

- А где же король, где все придворные, стража? - с удивлением оглядываясь, спросил младший брат.

- Вряд ли мы их когда-нибудь еще увидим, - пожал плечами старший.

- Стыд им и позор! Сколько лет нас обманывали и морочили. Издевались над нами. Теперь попрятались, разбежались кто куда!

- Ну, кой-кого я все-таки изловила, - сказала тетушка Пивная Кружка. Она крепко держала за юбку принцессу, а та изо всех сил вырывалась, царапалась, да еще норовила укусить за руку тетушку Пивную Кружку. - Ну, ну, хватит, опомнись. Ты будешь ходить в школу А когда выучишь уроки, будешь помогать мне жарить лепешки и варить доброе пиво.

- Не хочу жарить уроки, не хочу учить доброе пиво! - Принцесса от злости все перепутала.

- Ничего, она еще станет девчонкой как все! - с досадой сказала тетушка Пивная Кружка. - Я еще увижу румянец на ее щеках!

Тут из высоких дворцовых дверей вышел Лесной Гном. Он сморщил свое доброе лицо и сощурился от яркого слепящего солнца. И неудивительно, ведь он так долго сидел взаперти. Он не мог не плакать от счастья, и госпожа Круглое Ушко соскочила с ладони Татти и подала ему чистый носовой платок.

- На вас просто не напасешься носовых платков, господин Гном, - сказала она недовольным голосом.

- Учтите, - сказал Лесной Гном, вытирая слезы. - У меня в руке зеленый фонарик. Просто его не видно, потому что очень ярко светит солнце. Но зато вечером... Там у меня, на холме маргариток... Да, да, да! Я всех-всех приглашаю к себе в гости, отведать чудесного цветочного чая...

- С медом! - добавила маленькая пчелка Жоржетта, которая, конечно, тоже была тут. - С липовым медом. Сейчас как раз цветут липы.

- С медом... - задумчиво повторил Лесной Гном и вдруг сокрушенно вздохнул и покачал головой. - Нет, нет, к сожалению, это невозможно. Вас так много и все вы такие большие. Вы потопчете мои маргаритки. И белые, и розовые. Не обижайтесь, пожалуйста, на старого Лесного Гнома. К тому же у меня не хватит чашек, ложек и блюдечек. Я не смогу всех напоить чаем. Вот девочку, которую я теперь вижу, я приглашаю в гости. Ну, еще ее друга, этого мальчугана. - Лесной Гном указал на Щетку.

- Нечего сказать, очень мило, - обиделась госпожа Круглое Ушко и отвернулась. - По правде говоря, не ожидала.

- И, конечно, самой дорогой гостьей у меня всегда будете вы! - спохватился Лесной Гном Он наклонился и нежно поцеловал крошечною лапку госпожи Круглое Ушко. Та с гордостью посмотрела по сторонам - все ли это видели? От удовольствия ее ушки даже порозовели.

- Братья! - крикнула Татти. - Я тут! Только я никак к вам не проберусь. Тут так много людей!

Братья улыбнулись ей, и Татти запрыгала от радости. Деревянный башмак слетел у нее с ноги и полетел куда-то в сторону.

Тут все посмотрели на Татти и сразу увидели, что она самая красивая девочка на свете. Ее глаза ярко сияли, как две зеленые звезды.

И все почему-то тут же решили, что зеленые звезды самые красивые на свете.

- Вы не встречали моего сына? - с тоской повторял Цеблион, пробираясь в толпе. - Моего обожаемого сына. Может быть, кто-то видел его, умоляю, скажите мне!

- Да я тут, папка! - раздался из пустоты противный голос Цеблионка. Просто на мне колпакневидимка. Когда девчонка уронила его в тронном зале, я его нашел и подобрал. А теперь - ку ку! Ты меня больше никогда не увидишь!

- Сыночек! Как ты можешь! - простонал Цеблион. - Я жил только ради тебя! Я хотел, чтоб ты был богат, счастлив...

- А я и так теперь богат. Прикарманил твои пятьдесят золотых монет! грубо захохотал Цеблионок. - Помнишь, как ты меня учил: надо суметь всех обмануть и устроиться в жизни получше. Так я и сделал. Ведь я теперь могу забраться в любой дом и взять, что пожелаю. А к тебе, папка, я никогда не вернусь, и не надейся...

- Сыночек! - простонал Цеблион, ощупывая воздух вокруг себя. - Сыночек, где ты? Сокровище мое, вернись!

Говорят, Цеблион до сих пор ходит по городу, раскинув руки, ищет повсюду своего сына, жалобно причитая:

- Сыночек, вернись, вернись!

Добрые люди берут его за рукав, ведут к себе домой и кормят сытной похлебкой.

Но это я так, к слову, как ты понимаешь, мой маленький друг, ведь эта сказка совсем о другом.

Тут на балконе появились музыканты.

Первым вышел Трубач с большой трубой. Лица у всех музыкантов светились счастьем, на глазах блестели слезы. Ведь все-таки у них были очень нежные души, и они не могли не плакать от радости.

И они заиграли.

Музыка поплыла над огнем, над толпой, над городом, над кораблями, покачивающимися в гавани.

Музыка была глубокая и мудрая.

Татти крепко держала за руку Щетку. Она думала о том, что вечером, после ужина, она попросит братьев придумать для него самое чудесное, самое светлое имя на свете.

А музыка все звучала.

Как всякая настоящая музыка, она рассказывала людям о жизни, о смерти, о любви.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке TheLib. Ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 67