Мое индейское детство. 6 страница

Есть еще один музыкальный инструмент, который служил только для одной цели, и это флейта. Поскольку она использовалась только для любовных песен, то мы называли ее “флейта любви”, на Сиу это звучало “la-la”. Это наш национальный инструмент, мы пользовались им задолго до прихода белых. Изготовление этого инструмента требовало большого искусства, так как он состоял из нескольких частей. Старинные флейты делались из лиственницы, так как эту древесину было легко разрезать кремневым ножом. Ветка разделялась точно на две половины по центру, затем удалялась сердцевина и вырезался мундштук. Между мундштуком и основной частью оставляли тонкую перегородку. Там помещалась тонкая костяная пластинка, и закреплялась. Наконец, в нужных местах проделывалось 6 дырочек для пальцев, части флейты складывались вместе, и приклеивались. Клей всегда был у нас под рукой. Кожа с загривка бизона разрезалась на мелкие кусочки и кипятилась в котле из бизоньего желудка. Когда клей поднимался вверх, его наматывали на палочку, медленно вращая ее. Клей представлял собой длинные прозрачные нити, и когда на конце палочки образовывался шарик клея, ее втыкали в землю и оставляли сохнуть на солнце. Высохнув, клей становился похожим на стекло и очень твердым. Эти палочки обычно хранили в колчане. Ни холод, ни жара не действовали на этот клей, он никогда не расплавлялся, и не портил ни стрел, ни колчана. Если нам нужно было воспользоваться клеем, то мы смачивали его слюной, и на секунду подносили к огню – тогда клей становился жидким. Я никогда не видел фабричного клея, который был бы столь же хорош. Две детали, склеенные индейским клеем, были такими же прочными, как единое целое.

Задолго до того, как индейцы стали делать музыкальные инструменты, они сочиняли и пели песни, в которых отражалась история их племени. Индеец говорил в них о войнах, священных обрядах, о своих путешествиях. Были военные песни, песни исцеления, песни храбрости, песни благоговения перед Великой Тайной, песни любви. Кроме того, различные военные общества имели песни, которые исполнялись только членами этих обществ. У каждого человека также имелись песни, сочиненные им самим. Эти песни уважались, как частная собственность, и никто не мог без разрешения петь песню, сочиненную другим. Сочинители песен иногда дарили их другим, как любой ценный подарок. Но какие бы события не случались в жизни индейцев, они пели.

Г ЛА В А 10

НАКОНЕЦ-ТО Я УБИЛ БИЗОНА

Наконец пришел тот день, когда отец взял меня с собой на бизонью охоту. Как же горд я был!

До сих пор я помню, как мой отец учил меня тем вещам, которые я должен был знать, чтобы стать хорошим охотником. Я учился делать луки и натягивать тетиву, делать стрелы и оперять их. Я учился держаться на лошади независимо от ее скорости, и учился быть настолько храбрым, чтобы не дрогнуть перед любой опасностью. Все это я выучил еще до того, как отец взял меня с собой на охоту.

Это было событие, которого любой мальчик Сиу ждал с нетерпением. Ехать бок о бок с лучшими охотниками племени, видеть, как бегут огромные стада бизонов, и затем привезти домой добычу - это был самый прекрасный день в жизни каждого индейского мальчика. Только одно событие могло сравниться с этим - первое сражение, когда ты встречаешься с врагом лицом к лицу, готовый защитить свое племя.

На следующее утро мы отправились на охоту, посвятив весь вечер накануне приготовлениям. Несмотря на то, что в каждом типи кипела работа, снаружи не было слышно ни звука. Всегда в день перед бизоньей охотой все сидели в своих типи, и какой-нибудь старик обходил весь лагерный круг, повторяя: « I-ni-la, i-ni-la», негромко, но так, чтобы слышали все. Это значит «Тише, тише». Разведчики сообщили, что бизоны близко, поэтому в лагере должна была стоять тишина. Старику не было необходимости заходить в каждое типи и объяснять, что пришли бизоны, что мужчинам нужно приготовить оружие, а матерям сделать так, чтобы дети не плакали. Одного слова «I-ni-la» было достаточно, чтобы во всем лагере воцарилась тишина. Этой ночью не было слышно ни разговоров, ни детского плача. Даже собаки и лошади подчинялись этому требованию, и тишина стояла повсюду. Это было вполне обычным явлением для лагеря Сиу, что мужчины, женщины, дети и животные живут в полном взаимопонимании. Это естественно, когда индеец и его домашние животные понимают друг друга с полуслова и даже без слов. Есть некоторые слова, которые понимают и собаки, и лошади. На охоте, если один из охотников говорил «A-a-ah», даже очень тихо, то люди, собаки и лошади сразу же останавливались и прислушивались. Пока охотник слушал, животные слушали тоже.

Несмотря на тишину во всем лагере, ночь накануне бизоньей охоты всегда была суматошной. Было много разговоров внутри типи, у огня. Точились ножи и стрелы, на луки натягивалась тетива, а колчаны заполнялись стрелами. Стояла глубокая осень, и вечера были холодные. Мы с отцом сидели у огня и говорили об охоте. Мне было всего восемь лет, и я понимал, что мне не дадут самостоятельно убить бизона. Но тем не менее, я был очень взволнован, глядя на отца, занятого приготовлениям.

На охоту я надел свой плащ из бизоньей шкуры. Мать сделала мне кожаный пояс, который держал плащ, если я сбрасывал его с плеч. Ранним утром в нем было очень тепло, а когда я потом сбросил его, пояс не давал ему упасть.

Вы можете представить себе, как я сидел у огня, глядя на своего отца. Мои волосы спускались по спине, на мне была набедренная повязка и мокасины, а на поясе висел нож в кожаном чехле. К тому времени, как мне исполнилось восемь лет, у нас было уже много ножей, и у меня был свой собственный. Я отправился спать, прижимая к себе свой лук, чтобы все было у меня под рукой, когда наступит утро.

Отец наточил наконечники моих стрел и мой нож. Точильный камень был длинный, и хранился в особой кожаной сумке. Он был не в каждом типи, его передавали друг другу, и иногда он обходил весь лагерь.

Насколько я помню, у меня было десять стрел, которые я положил в свой колчан Когда все приготовления были закончены, отец рассказал мне, что я должен буду делать во время охоты. Потом мы пошли спать, и отец сказал, что он надеется на удачу в завтрашней охоте, и что он принесет домой много мяса и шкуру, которую его жена сможет обработать. Я не мог заснуть от волнения всю ночь. Завтрашний день должен был стать для меня серьезным испытанием, от меня зависело, будет ли доволен мною отец. Каков будет результат охоты? Хватит ли у меня мужества встретиться с опасностью? Возможно, именно в этот день я понял, что расту и становлюсь мужчиной. Что-то особенное произошло в тот день, который я помню до мельчайших подробностей. Это было испытание моего духа, и я могу сказать, что не показал себя слабым, а напротив, сделал то, чем мог потом гордиться.

На следующее утро охотники еще до рассвета начали ловить своих лошадей. Я тоже пошел вслед за своим отцом и поймал свою лошадь. Я делал все то же самое, что и отец, стараясь показать ему, что он не должен постоянно напоминать мне о том, что мне следует делать. Мы привели лошадей к нашему типи и взяли свои луки и стрелы. Со всего лагеря съезжались охотники. Большинство из них с трудом сдерживало своих резвых лошадей, которые в нетерпении перебирали ногами; их уши были насторожены, а хвосты развевались по ветру. Мы присоединились к группе из ста или более человек, у некоторых из них были луки и стрелы, а у остальных - ружья. Нам сказали, что бизоны находятся на расстоянии 5-6 миль от нас. Однако в то время мы не измеряли расстояние в милях. Расстояние одного лагеря (camping distance) составляло примерно 10 миль, следовательно, бизоны были от нас на расстоянии «половины лагеря»

Некоторых лошадей оставили на стоянке еще до того, как увидели стадо. Это были вьючные лошади, нагруженные запасным оружием и одеялами, и они должны были оставаться там, пока охотники не вернутся за ними. Их не привязывали и не спутывали, но они все равно оставались на месте, несмотря на шум и выстрелы вокруг.

Моя лошадь была вороной масти и очень резвая. Для меня было большой честью ехать на ней рядом с охотниками и с вождем, моим отцом. Я старался ехать как можно ближе к нему.

Двое были выбраны разведчиками и возглавляли процессию. В их обязанности также входило следить за порядком, в знак этого они держали в руках палки из ясеневого дерева, примерно такой длины, как полицейская дубинка Они ехали впереди на некотором расстоянии от прочих до тех пор, пока не замечали стадо. Тогда они останавливались и ждали остальных. Мы все медленно подбирались к стаду, которое, завидев нас, собиралось вместе. Потом один из двоих кричал: «Ho-ka-he!», что означало «Пошли!». По этой команде все устремлялись к стаду. Я двинулся вместе со всеми, и моя маленькая лошадка поскакала так быстро, что вскоре я потерял отца из виду. Я сбросил свое одеяло, и осенний ветерок охладил мое тело, Но я не обращал на это внимания. Было прекрасно вот так мчаться вместе с другими охотниками. Не было слышно ни криков, ни шума - только топот копыт. Стадо побежало, поднимая облако пыли. Я не чувствовал страха, несмотря на то, что совсем ничего не видел из-за этой пыли. Я не знал, где мой отец, не знал, куда я еду. Когда пыль улеглась, я обнаружил, что нахожусь в самом центре стада. Вокруг бежали бизоны, их огромные головы поднимались и опускались. Тут мне стало страшно. Я прижался к спине своей лошади и крепко обнял ее за шею. Мне трудно описать словами, до какой степени я был напуган, но в этот момент я услышал и другие звуки кроме топота копыт, например, выстрелы, и увидел, что стадо разбивается на маленькие группки. Я еще не видел ни отца, ни других охотников, но мой страх постепенно улетучился. Бизоны казались мне такими огромными, что я решил двигаться подальше от них. Стадо между тем рассыпалось по равнине, и вскоре я заметил теленка совсем близко от меня. Я вспомнил все, что мой отец говорил мне накануне. Его указания были очень важны для меня сейчас. Я никак не мог догнать теленка, и боялся выстрелить, поскольку очень нервничал. Но когда моя лошадь прибавила шагу и поравнялась с бизоном, я все же рискнул сделать первый выстрел, и, к своему удивлению, попал. Моя вторая стрела лишь скользнула по загривку бизона. Третья стрела заставила бегущее животное сбавить скорость. Я выпустил и четвертую стрелу, но и она не убила бизона. Я был недоволен, мне казалось, что я истратил слишком много стрел. Но все же бизон замедлил свой бег, и я понял, что еще один хороший выстрел может сделать меня настоящим охотником. Моя лошадь, казалось, понимала всю важность этого момента, и мне не пришлось даже объяснять ей, что нужно подобраться к бизону как можно ближе Скоро я уже был рядом с бизоном, и последний удачный выстрел завершил дело. Я спрыгнул с лошади и встал над своей добычей, озираясь вокруг, надеясь, что весь мир видит это. Но я был один. Во время преследования бизона я не заметил, что уехал далеко вперед. Никого не было на равнине, насколько я мог видеть, и я даже не представлял себе, где может быть мой отец. Я просто стоял и смотрел на тушу на земле, и был счастлив. Мне хотелось, чтобы все знали, что это я, Ota K’te, убил этого бизона. Но, похоже, никто не знал где я, и, поскольку никого поблизости не было, мне нужно было взять что-то у этого животного, чтобы показать, что именно я убил его. Я вытащил все мои стрелы, одну за другой. На мой взгляд, их было слишком много. Если бы я был хорошим охотником, то уложил бы этого бизона одной стрелой, а мне понадобилось целых пять. Очень велико было искушение выбросить две стрелы, ведь никто не видел меня в этот момент. Я знал, что меня обязательно будут хвалить отец и мать, но мне было этого недостаточно, и я едва не солгал.

Я думал об этом, когда достал свой нож, наточенный отцом, и снял шкуру с половины туши. Я был слишком мал, чтобы перевернуть ее. Пока я раздумывал, что мне делать, я услышал голос отца: «To-ki-i-la-la-hu-wo?» - «Где ты?». Я быстро прыгнул на лошадь и поскакал к вершине невысокого холма. Отец увидел меня и направился навстречу мне. Я понял, что не смогу солгать ему, ведь он всегда учил меня говорить только правду. Он хотел вырастить из меня честного человека, и я понял, что нужно сказать правду, даже если она принесет мне меньше славы. Отец позвал меня с собой, к его добыче. Но когда он подъехал совсем близко, я очень тихо сказал ему: «Отец, я убил бизона». Его улыбка сменилась удивлением, и он спросил, где этот бизон. Я показал ему, и мы вдвоем отправились туда, где лежала наполовину ободранная мною туша. Отец закончил эту работу за меня. Я мог сам снять шкуру, только не мог перевернуть тушу. Нужно было повернуть голову и положить животное на спину. Когда шкура была снята, отец положил ее на спину моей лошади, шерстью вниз, а на нее - мясо, следя за тем, чтобы центр тяжести был точно посередине. Затем он прикрыл мясо свисающим концом шкуры, чтобы защитить его от дорожной пыли, и я отправился домой, сидя поверх этого тюка.

Я показал отцу стрелы, которые я выпустил в бизона и рассказал, как я убил его. Отец был очень доволен и все время хвалил меня, а я еще раз порадовался тому, что сказал ему правду.

Потом мы поехали к бизону, которого убил отец. Мы приготовили тушу к тому, чтобы привезти ее домой, и достигли нашего лагеря только к вечеру. Даже король, следующий во главе своей свиты, очевидно, не держался бы так гордо, как я, когда въехал в селение, восседая на тюке с мясом убитого мной бизона. Теперь у матери было два охотника в семье, и я предвкушал, как она обрадуется. У индейцев не принято хвастаться своими подвигами, меня всегда учили, что это некрасиво, и я раздувался от гордости, но молчал. Всегда, возвращаясь домой, я сразу же убегал играть с другими мальчиками, но в тот день я все время крутился возле нашего типи, чтобы послушать, что говорят про меня. Вскоре весь лагерь уже знал, что Ota Kte убил своего первого бизона.

Мой отец был так рад, что подарил одну из своих лучших лошадей. Он позвал одного из стариков к нам в типи, сообщил ему новость и просил рассказать всем в лагере. Я слышал, как он ,стоя в дверях, пел хвалебную песнь в честь отца. Потом привели лошадь, и я держал ее за повод. Певец позвал другого старика, который и получил лошадь в подарок. Он взял у меня повод и сказал «Ha-ye», что означает спасибо. Этот старик был очень благодарен за такой замечательный подарок.

Так окончилась моя первая и последняя охота на бизона. Она живет теперь только в моей памяти, в дни, когда бизонов больше нет.

Anna Shepeleva Moscow 1998

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 Следующая ⇒