Два метеора

Два метеора

По мере роста уверенности и улучшения техники сеансы у меня получались все глубже и насыщеннее. Каждое считывание становилось новым уроком. Меня учили, что ничего во Вселенной не происходит случайно: что каждый встреченный человек чему-то нас учит или сам учится у нас; что Та Сторона присматривает за нами с огромной любовью и верой.

Также я начала понимать, что, хотя многие, кто приходит ко мне на считывания, верят в Ту Сторону, но таковы далеко не все. Одни религиозны и верят в рай. Другие принимают идею рая, но не верят, что до него можно как-то достучаться. Некоторые глубоко духовны и верят во вселенскую объединяющую силу. Иные приходят ко мне в полной готовности к контакту с ушедшими любимыми. Но кто-то из моих клиентов не верит решительно ни во что.

Одним из таких скептиков и был Джим Кальсия.

* * *

Джим – ученый, геолог. Он родился в Калифорнии и вырос близ пустыни Мохаве и ребенком играл среди безводных холмов и скальных выступов, и они завладели его воображением. Джим получил степень магистра геологии и тридцать восемь лет проработал в государственной геологической разведке, – он искал и наносил на карту месторождения различных минералов, анализировал изотопы и определял происхождение и эволюцию редкоземельных элементов. Джим умел видеть красоту в камнях, скалах, грязи, пыли, в геологических инструментах, но еще, думается мне, во всем этом его привлекала надежность.

Для Джима земля была надежной – твердой, осязаемой, цельной. Его работа заключалась в том, чтобы разбираться в природе этой цельности. Джим верил только в то, что мог потрогать руками – в осколок базальта или гранита, кварца, циркона, – любого минерала, из которых строилась его реальность.

Его верой, его скалой была жена Кэти.

Джим с Кэти познакомились в старших классах Кальверовской городской школы. За неделю до большого Белого бала, где девочки приглашают мальчиков, Кэти, хорошенькая, общительная, всеобщая любимица, отвела его в сторонку и спросила: «Ты пойдешь со мной на Белый бал?» Им было по семнадцать и предстояло прожить вместе сорок пять лет.

Джим и Кэти поженились еще студентами колледжа и славно зажили вместе в Калифорнии. Джим работал геологом, а Кэти – воспитательницей в детском саду. Они растили троих сыновей, Скотта, Кевина и Криса. В 1994 году Джима ждало страшное потрясение: у Кэти обнаружили рак груди. Ей потребовался экспериментальный курс лечения, и ее на месяц положили в больницу. У их старшего сына, Кевина, намечался выпускной бал, так что мальчик, его подружка и двое друзей принарядились, надели поверх нарядов белые халаты и большую часть праздничного вечера просидели в палате у Кэти. Джим же в палате у жены практически дневал и ночевал.

Лечение помогло, Кэти пошла на поправку.

До 2009 года, когда Кэти наконец вышла на пенсию, все было хорошо. Джим планировал выйти на пенсию примерно в одно с Кэти время – они хотели отдохнуть вместе, перестроить дом и провести там свои золотые годы. Но всего через несколько дней после выхода на пенсию Кэти слегла с воспалением легких. Она уже не в первый раз переносила эту болезнь, но на сей раз улучшения не наступало, только хуже становилось. Кэти согласилась лечь в больницу. Джим поехал с ней; он был убежден, что едут они просто на осмотр.

Однако врачи установили, что иммунитет Кэти подорван предыдущим онкологическим заболеванием и побочными эффектами экспериментальной терапии, и теперь организм не справлялся. Анализы показали, что у Кэти редкая разновидность вируса H1N1, «свиной грипп». Ее срочно поместили в реанимацию и подключили к аппарату искусственного дыхания. Говорить она больше не могла.

Но Джим упорно верил, что все обойдется и жена поправится. Кэти не первый раз принимала подобную битву и всегда побеждала: она была боец по натуре. Всю последующую неделю он почти не покидал палату жены, хотя она все время была под действием снотворного. Кэти сделали несколько переливаний крови. Джим знал, как жена ненавидит шприцы и капельницы, и едва мог смотреть, как приходят сестры и колют ее. Но он понимал, что переливания необходимы, и знал, что жена будет держаться стойко и мужественно.

Через пять дней пребывания в больнице врачи дали Кэти так называемый «отпуск от снотворного» – временную отмену лекарств, так что на некоторое время она пришла в себя. Сыновья Кэти собрались вокруг нее, и она пришла в сознание впервые за несколько дней. Говорить она из-за трубки не могла, но показывала буквы на алфавитной карточке. Попросила свою щетку для волос и расческу и хотела быть уверена, что цветы в подвесных кашпо на стенке гаража не забывают поливать.

Когда сестры снова ввели Кэти снотворное, мальчики отправились домой, но спустя два дня сиделка сказала Джиму, что у Кэти сердце колотится с частотой 160 ударов в минуту. Джим знал, что жена отчаянно сражается. Но испугался он, только когда однажды вечером в холле к нему подошел врач.

– Мне кажется, пора отпустить ее, – мягко сказал доктор.

Отпустить? Отпустить Кэти? Эта мысль даже не закрадывалась Джиму в голову. Он ни на секунду не мог представить себе жизнь без Кэти. Как отпустить? Что это значит? Как можно отпустить того, в ком для тебя весь смысл жизни? Джим был в ужасе.

На десятый день в реанимации у Кэти стал падать пульс. В 4 часа утра медсестра сказала Джиму, что врачам не удается ввести Кэти иглу для переливания крови.

– Не надо. Не колите ее больше, – к собственному удивлению, произнес Джим. – Не надо больше иголок.

Он позвонил сыновьям и велел им срочно ехать в больницу. У каждого из них было всего несколько секунд на то, чтобы проститься с матерью. Один за другим они гладили ее по руке и целовали в щеку. Джим склонился над женой и сжал ее в объятиях.

– Я тобой горжусь, любимая, – прошептал он. – Знаю, ты старалась как могла и сделала все возможное. Я люблю тебя, Кэти.

Тут Джима тронули за плечо. Это был его сын, Скотт.

– Папа, она уже ушла, – сказал он.

* * *

Ничто не могло унять скорбь Джима. Его горе было бездонно. Он не убирал вещи Кэти и хранил их так, как они лежали при ней. Большую часть времени проводил в темноте. Он не отвечал на телефонные звонки, не разрешал друзьям навещать его. Впоследствии он сам не мог вспомнить, что делал все эти месяцы, полные скорби и отчаяния; остались только обрывки воспоминаний.

Он помнил первое Рождество без Кэти, проведенное у сына Кевина и его жены Марин с родителями невестки. Помнит, как ровно в одиннадцать часов все, кто знал и любил Кэти, в том числе и друзья в далекой Финляндии, зажгли каждый по свече в память о ней. Но помимо этого месяцы после ухода Кэти превратились в марево, слишком плохо и больно было, чтобы вспоминать.

Наверно, Джим мог бы так провести годы и годы, даже до конца жизни, но однажды у него разыгралась мигрень. Раньше Джим никогда мигренями не страдал, хотя у Кэти они время от времени случались. В тот день Джима ослепили яркие вспышки света, и у него нестерпимо заломило висок. Он рухнул на кровать и стиснул голову руками. Мигрень напомнила ему о Кэти, и в этот миг его постигло озарение.

«Кэти так не захотела бы», – понял он. Она заботилась о нем. Они вместе построили жизнь, а теперь, дошло до него, он ее бездарно проматывал.

После этого Джиму немного полегчало. Незадолго до ухода Кэти они начали переделку дома. Теперь он начал с того, на чем они остановились, и прилагал все усилия, чтобы соблюсти планы и пожелания Кэти вплоть до мельчайших подробностей. Например, он собирался установить электрическую плиту, но электрик, работавший у них еще до кончины Кэти, его отговорил:

– Нет-нет, Кэти мне совершенно определенно сказала, что хочет газовую плиту. Винтажную такую, с красными кранами. Я точно помню.

И Джим установил плиту, которую выбрала Кэти.

Вскоре после этого Джим возвращался с семейного ужина. Он вел машину по шоссе 101 возле Шелл-Бич. Вдруг в поле зрения мелькнуло что-то яркое. Джим поднял взгляд и сквозь лобовое стекло увидел в темном небе два метеора, прочертивших небо над пляжем. Они были невероятно яркие и падали очень быстро, и Джим подобрался в ожидании ударной волны. Он на мгновение перевел взгляд на шоссе впереди, а когда снова посмотрел на небо, метеоры уже исчезли. Небо было ясное. Можно было подумать, будто Джиму все это привиделось.

В тот вечер Джим заехал к брату Кэти и спросил, не слышал ли тот новостей о двух огромных метеорах в районе Шелл-Бич. Шурин ничего не слыхал, как и никто другой из опрошенных Джимом.

А через пару недель Джиму позвонил его сын, Кевин.

– Мне нужно кое-что тебе показать, – заявил он.

Кевин приехал к отцу и привез видеозапись сеанса, который его жена Марин прошла с медиумом-ясновидящей. Этим медиумом была я.

Так получилось, что наш с Марин сеанс состоялся всего через пару-тройку часов после того, как Джим видел метеоры.

– Просто посмотри, – сказал Кевин. – Доверься мне.

Отец с сыном смотрели запись вместе. Почти сразу Джим заметил, что я жестикулирую как-то очень знакомо. Это были жесты Кэти.

Он подался вперед и внимательно слушал, как я описываю череду семейных событий, рождений, встреч – в точности так, как их описала бы его жена.

– Откуда она может все это знать? – поразился Джим. – И почему она ведет себя как Кэти?

Еще час он слушал, как говорит – через меня – Кэти.

В конце сеанса Марин задала мне вопрос:

– Скажите, Кэти пыталась как-то связаться с Джимом после того, как покинула земной мир?

Джим затаил дыхание. То, что он слышал и видел, не укладывалось у него в голове. И все же он должен был услышать ответ.

– Да, конечно, – ответила я на вопрос Марин. – Кэти пыталась, и не раз и не два. Но едва ей удается протянуть к нему ниточку, как он все глубже и глубже проваливается в темноту. Она не хочет делать ему больно, но не оставляет попыток. Она уже всё перепробовала. Говорит, даже метеоры в ход пустила!

Джим вскочил.

– Я должен увидеться с этой женщиной сам! – воскликнул он.

* * *

Наш с Джимом сеанс состоялся, когда с момента ухода Кэти прошел почти год. Мы встретились в доме родителей Марин в Хантингтон Стейшн на Лонг-Айленде. Я ничего не знала об этом человеке, только то, что год назад у него умерла жена. Он заметно нервничал. Высокий, с копной седеющих волос и улыбкой в глазах. Он был немолод, но в нем проглядывало нечто мальчишеское. Лицо открытое и дружелюбное, а энергия порывистая, но устойчивая. С таким человеком хочется быть рядом. Но я чувствовала и огромную глубину его печали.

Мы сели, и я минуту-другую считывала его энергетику. Затем очень быстро я почувствовала, как проявилась его жена. Она показала мне очень четкую картинку.

– Ваша супруга показывает мне, что дом ваш пребывает в разорении, – сообщила я. – Стены снесены, полы содраны, потолок снят. Все вверх дном.

Джим поднял голову и улыбнулся. Ремонт был в разгаре. Стены, пол, потолок – все было, как я описала.

– Кроме того, я вижу нечто вроде плиты, – продолжала я. – Плиту с красными кранами.

Джим заплакал.

А Кэти одну за другой сообщала мне подробности, подтверждавшие ее присутствие. Например, показала отпечаток ладони на стене.

– Кэти показывает мне отпечаток ладони на кухонной стене и говорит, что видит, как вы касаетесь стены в кухне.

Джим покачал головой и улыбнулся.

– Кухня была ее самым любимым помещением во всем доме, – объяснил он. – Каждое утро, входя в кухню, касаюсь стены за нее. Каждое утро.

– Кэти ценит это и передает вам, что касается вас в ответ.

Затем Кэти показала мне маленькую вещицу в ящике комода – бутылочку с лаком для ногтей.

– Кэти смеется, – передала я Джиму. – Она смеется и говорит: «Поддразни его, мол, зачем это ему мой лак для ногтей?».

Теперь рассмеялся и Джим.

– Кэти права. Я сохранил ее лак. Держу его в гараже. Он такого же оттенка красного, что и моя машина. Поэтому я использую его всякий раз, когда надо подкрасить капот.

Было что-то очень трогательное в том, что он сохранил этот лак для ногтей. Когда-то флакончик принадлежал ей, а теперь принадлежит Джиму, и до чего по-разному они его применяют, но для обоих это важная и ценная вещь. Крохотный пузырек стал стежком, сшивающим воедино ткань их жизни – по-прежнему соединяющим их вопреки времени и пространству.

Мы с Джимом проговорили больше часа. Кэти поделилась еще множеством личных подробности. Джим всё качал головой, поражаясь тому, откуда я могу знать такие вещи. Разумеется, я их не знала. Я лишь передавала их Джиму со слов Кэти.

Когда сеанс кончился, Джим был потрясен. Он поднялся, пару раз глубоко вздохнул, а потом обнял меня.

– У меня такое ощущение, будто я поговорил с самой Кэти, – признался он. – Думал, больше никогда с ней словечком не перемолвлюсь.

Джим попросил меня провести еще один сеанс, но я знала, что необходимости в этом нет.

– Я вам больше не нужна, – сказала я. – Чтобы поговорить с Кэти, посредник вам больше не требуется. Вам нужно лишь осознанное внимание к тому, что вас окружает. Если происходит что-то необычное, присмотритесь повнимательнее.

Джим отправился домой, завел особую тетрадь и начал записывать все, что казалось ему необычным. Так он записал историю с розовым кустом, подаренным Кэти коллегами в честь выхода на пенсию. Джим и Кэти посадили куст перед домом, и после кончины Кэти куст вдруг расцвел небывало пышным цветом. Розы на нем были ярче и крупнее всех прочих цветов в саду.

Записал он и случай, связанный с годовщиной их с Кэти свадьбы. Джим и его сын Скотт отправились в ресторан, где давно не бывали, и первое, что они увидели в меню, была необычная закуска: «Креветки в медово-ореховом соусе» – любимое блюдо Кэти.

Записал и как однажды возился в гараже, и вдруг внутрь влетел белый голубь. Птица села на крышу машины и посмотрела на него, а он уставился в ответ. Так они и глядели друг другу в глаза, долго-долго, а потом голубь улетел. Джим посмотрел ему вслед и сказал вслух, самому себе, но громко и отчетливо: «Это была Кэти».

Джим даже вернулся на работу: занял пост почетного геолога и продолжил исследования в калифорнийской Долине Смерти. В Долине Смерти нет ни деревьев, ни холмов, ни клочка зелени. Однако для Джима Долина Смерти – место красивое и надежное, полное интересных скал и различных пород минералов, которые можно подержать в руках. Но среди голого бурого ландшафта Джим отыскал нечто, столь же реальное для него, как камни и земля. Он отыскал Кэти.

– У меня такое ощущение, что там она со мной, – признается Джим. – Как будто она постоянно со мной, и мы все время общаемся. Мне кажется, что наша любовь такая же, какой была всегда.

Теперь Джим верит в то, что наука доказать не может, – что настанет день, когда они с Кэти снова будут вместе. Сеанс открыл ему глаза и сердце.

– И теперь я могу представить себе, что мы с Кэти еще воссоединимся, – говорит он. – Теперь у меня есть опора, которая помогает жить дальше, жить так, как хотела бы для меня Кэти.

Джиму больше не требуются яркие знаки наподобие двух метеоров, прочертивших ночное небо. Ему достаточно увидеть белого голубя. Или «креветок в медовом соусе» в меню. В сущности, ему достаточно увидеть что угодно, лишь бы напоминало о Кэти и их любви.

«Думаю, Кэти бы мной гордилась, – утверждает Джим. – Да что там, я знаю: она мной гордится».

Когда ремонт был закончен, Джим привинтил на входную дверь изящную бронзовую табличку с гравировкой: «ДОМ КЭТИ».

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒