|
|||
Роберт Крейс 1 страницаСтр 1 из 19Следующая ⇒ Роберт Крейс В погоне за тьмой Несколько лет назад Элвис Коул помог доказать невиновность Лайонела Берда, подозреваемого в убийстве. Теперь того нашли мёртвым. А рядом с трупом обнаружен альбом с фотографиями семи убитых женщин, одна из которых была жертвой преступления, в котором обвинялся Берд. Значит ли это, что Коул помог преступнику?
ПРОЛОГ
Пожар был в миле от Бикмана и Тренчарда, но в душном воздухе пустыни стоял адский запах гари. Пожарные команды со всего города неслись алыми ангелами в Лорел-Кэньон, туда же мчались черно-белые полицейские машины, машины «скорой помощи», из Ван-Нуиса и Бербэнка летели вертолеты с водой. Из-за вертолетного гула Бикман и Тренчард не слышали начальника. Бикман приложил ладонь к уху. — Что вы сказали? Сержант Карен Филипс наклонилась к окошку их машины и повторила. Старший из двоих, Тренчард, сидевший за рулем, крикнул в ответ: — Туда и направляемся. Они пристроились за вереницей пожарных машин, ехавших к Лорел-Кэньон, взобрались на крутой холм и выехали на Лукаут-Маунтин-авеню. В Лорел-Кэньон некогда жили звезды рок-н-ролла — от Мамы Касс Эллиот до Фрэнка Заппы, в шестидесятых он стал колыбелью кантри-рока. Кросби, Стилз, Нэш — все они жили там. Равно как Эрик Бердон, Кит Ричардс, Мэрилин Мэнсон. Бикман, который играл на «фендере телекастере» в полицейской рок-группе «Найтстикс», считал, что это место притягивает магию музыки. — По-моему, здесь когда-то жил Джони Митчелл, — показал Бикман на небольшой домик. — Да плевать на него! Ты на небо посмотри! Вот черт, просто воздух горит. Небо заволокло клубами иссиня-черного дыма, которые плыли в сторону бульвара Сансет. Пожар начался на Голливуд-Хиллз, затем огонь перекинулся на кусты в парке Лорел-Кэньон, и ветер понес его дальше. Три дома уже сгорели, под угрозой были еще несколько. В понедельник, когда Бикман вернется с дежурства, ему будет что рассказать детям. Джонатан Бикман был офицером запаса при Управлении полиции Лос-Анджелеса, что значило, что он выполнял ту же работу, что и остальные офицеры, но только два дня в месяц. В обычной жизни он преподавал алгебру в средней школе. Детей теорема Пифагора интересовала мало, зато после дежурств в выходные они засыпали его вопросами. Тренчард проработал в полиции двадцать три года, он терпеть не мог музыку. Обернувшись к Бикману, он сказал: — План действий таков: мы поднимаемся наверх, оставляем там машину, обходим пять-шесть домов, я по одной стороне улицы, ты по другой, затем возвращаемся к машине, спускаемся чуть вниз и все по новой. Так дело пойдет довольно быстро. Пожарные издали приказ об эвакуации. Некоторые из жителей уже набили свои машины одеждой, клюшками для гольфа, постельными принадлежностями. Кое-кто, забравшись на крыши, поливал из шлангов свои дома. Бикман опасался, что тут-то и начнутся проблемы. — А если кто-нибудь не пожелает уезжать? — Мы здесь не для того, чтобы кого-то арестовывать. Нам слишком много домов надо обойти. — А если кто-то не может уехать, например инвалид? — При первом обходе наша задача — просто известить всех. Если кому-то нужна помощь, мы сообщим по рации или сами вернемся, когда обойдем всех остальных. Они проехали мимо девочки, которая шла за рыдавшей матерью к внедорожнику, неся с собой корзинку для кошки. Какой ужас, подумал Бикман. Добравшись до вершины Лукаут-Маунтин, они начали обход. Если жители домов еще не готовились к эвакуации, Бикман стучал в дверь, звонил в звонок, колотил по двери фонарем. Один раз он стучал так долго, что Тренчард крикнул ему через улицу: — Ты так дверь вышибешь! Если не отвечают, значит, никого нет дома. Когда Бикман дошел до первого перекрестка, Тренчард присоединился к нему. Поперечная улица была застроена каменными бунгало тридцатых годов. Участки были такие узкие, что большинство домов было построено над гаражами. — Здесь, наверное, всего с десяток домов, — сказал Тренчард. — Пошли. Они снова разошлись по разным сторонам улицы и принялись за работу. Большинство людей уже готовились уезжать. Бикман довольно быстро прошел первые три дома, затем поднялся по ступеням к двери в оштукатуренный дом. Стук, звонок, фонарь. — Полиция! Есть кто-нибудь дома? Решив, что никого нет, он уже начал спускаться, но тут его окликнула женщина с другой стороны улицы. Ее «купер-мини» уже был готов ехать. — Наверное, он дома. Он никогда не выходит. Бикман обернулся к двери, от которой только что отошел. — Он инвалид? — Мистер Джонс? Ну, хромает. Вообще-то не знаю, может, он уехал. Я его несколько дней не видела. Я просто хотела сказать, он плохо ходит. В ее тоне уже слышалось раздражение человека, который жалеет, что встрял. Бикман вернулся к двери, снова взялся за фонарь. — Мистер Джонс! Это полиция! Дома есть кто? Тренчард, закончив со своей стороной улицы, подошел к напарнику. — Что, кто-то отказывается эвакуироваться? — Соседка сказала, здесь живет какой-то хромой. Она предполагает, что он дома. Тренчард постучал фонарем по двери: — Полиция! Экстренная ситуация! Будьте добры, откройте дверь. Оба придвинулись к двери, прислушались, и тут Бикман учуял неприятный запах. Тренчард тоже его почувствовал и крикнул женщине: — Он старый и больной? — Не такой старый. Хромой на одну ногу. — Ты тоже услышал запах? — тихо спросил Бикман. — Да. Надо разобраться. Тренчард убрал фонарь в чехол. Бикман отступил, предположив, что Тренчард собирается вышибить дверь, но тот просто повернул ручку, и дверь открылась. И их тут же облепил рой мух. Бикман стал отмахиваться. Ему вовсе не хотелось, чтобы мухи садились на него — он отлично понимал, где они только что сидели. Они увидели в кресле мужчину в клетчатых шортах и голубой футболке. Он был босой, половины правой ступни у него не было. По шраму было понятно, что ампутировали ее давно, а вот другое повреждение он получил недавно. Бикман и Тренчард вошли. Голова мужчины, точнее, то, что от нее осталось, была откинута назад. Кровь залила его плечи и спинку кресла. Правая рука лежала на коленях, слабо сжимая черный пистолет. Под подбородком виднелась черная дыра от пули. На лице тоже была засохшая кровь. — Самоубийство? — сказал Бикман. — Видать… Я позвоню, вызову наряд. Тренчард, безуспешно пытаясь отогнать мух, направился к двери. Бикман обошел кругом кресло с телом. — Смотри не трогай ничего, — предупредил его Тренчард. — Это же, считай, место преступления. — Я просто смотрю. У ног мертвеца лежал раскрытый альбом с фотографиями — видно, упал у него с колен. Бикман осторожно, чтобы не наступить на засохшую кровь, подошел поближе. На открытой странице была всего одна поляроидная фотография, тоже забрызганная кровью. Бикману вдруг показалось, что мухи зажужжали громче — как вертолеты на пожаре. — Тренч, иди сюда! Тренчард подошел, посмотрел на фото. — Бог ты мой! На фото была белая женщина с проводом вокруг шеи. Она сидела, прислонившись к мусорному баку. С выпученными, но уже не видящими глазами. — Думаешь, это взаправду? — прошептал Бикман. — Это действительно мертвая женщина? — Не знаю. — Или как в кино — постановочное фото? Тренчард открыл перочинный нож, кончиком лезвия перевернул одну страницу, другую. Бикман похолодел — перед ним предстала тьма столь кромешная, что многие такого даже представить себе не могут. На снимках было зло. Человек, который замыслил, сфотографировал такое, а потом собрал все в один альбом, жил в мире кошмаров. В котором не было ничего человеческого. — Так это все настоящее? Этих женщин убили? — Не знаю. Тренчард приподнял альбом. На обложке был пляж на закате, спокойное море, пара, бредущая босиком по песку. И надпись «Мои счастливые воспоминания». Тренчард вернул альбом в прежнее положение. — Пошли на воздух, подальше от этих мух. И они вышли на пропахшую дымом улицу.
В то утро у нас в офисе была тишь да гладь. Только тикали настенные часы, поскрипывало перо моей ручки да жужжал кондиционер, борясь с невыносимой жарой. Наступил сезон пожаров, которые вспыхивали то тут, то там — как прыщи на лице подростка.
Джо Пайк ждал, когда я закончу писанину. Он стоял у балконной двери и смотрел вдаль — на океан. Уже минут двадцать он стоял молча, не шевелясь — для Пайка это дело обычное. Он иногда днями молчит. Мы с ним собирались в качалку к Рэю — расслабиться. Первый звонок раздался в девять часов сорок две минуты. — Элвис Коул, это вы? — спросил мужской голос. — Да, я. Чем могу быть вам полезен? — Считай, что ты уже труп. Я бросил трубку и продолжил работу. Когда занимаешься тем, чем занимаюсь я, тебе постоянно звонят люди, видевшие инопланетян, знающие, кто убил Джона Кеннеди, и прочие шизофреники. — Это кто был? — спросил Пайк. — Какой-то парень сообщил, что я труп. — Дым идет, — сказал Пайк. Я поднял голову от бумаг: — Откуда? — Похоже, из Малибу. Может, из Топанги. Тут Пайк повернулся к двери, и день, казавшийся таким обычным, пошел наперекосяк. — Слушай… Дверь распахнулась, и в офис ворвался коренастый мужчина с короткой стрижкой, в бежевой спортивной куртке. Он сунул мне под нос полицейский жетон — видно, ожидал, что я от страха под стол залезу. — Добро пожаловать в ад, Коул. Следом за ним вошла женщина в синем деловом костюме, с сумочкой через плечо. Показала удостоверение детектива. — Конни Бастилла, полиция Лос-Анджелеса. А это Чарли Кримменс. Это вы Элвис Коул? Кримменс ткнул свой жетон сначала мне, потом Пайку, но обратился к женщине: — Коул этот. А этот, видно, Пайк. Ростом Пайк шесть футов и один дюйм, весит больше двухсот фунтов. Он был в серой футболке без рукавов и темных очках. Он скрестил руки на груди, и красные стрелы, вытатуированные на его бицепсах, набухли. — Вам назначено? — невозмутимо спросил я. — Отвечай ей, Коул, — рявкнул Кримменс. Я профессиональный сыщик. С лицензией от штата Калифорния. Полицейские ко мне в контору не врываются. Я встал и одарил Кримменса профессиональной улыбкой. — Хотите меня арестовать, пожалуйста. Хотите со мной побеседовать, будьте добры, постучитесь в дверь и попросите разрешения войти. Кримменс криво усмехнулся и облокотился на каталожный ящик. Потом покосился на Пайка и снова ухмыльнулся. Что-то в Кримменсе было мне знакомо, но я никак не мог вспомнить что. Я знал большинство детективов Голливудского бюро, но не этих. Бастилла уселась в кресло у моего стола. — Не психуйте. У нас несколько вопросов по делу, над которым вы работали. Помните ли вы некоего Лайонела Берда? — Вы не из Голливуда. Бастилла положила мне на стол свою визитку. — Специальный убойный отдел. Мы расследуем серию убийств. Ну, вспоминайте. Лайонел Берд. Мне надо было подумать. — Речь идет об уголовном деле? — Три года назад Берда задержали по подозрению в убийстве двадцативосьмилетней проститутки Ивонн Беннет, и он сознался. Вы предоставили свидетеля и запись камеры слежения, что послужило ему алиби. Его адвокатом был Алан Леви из «Баршоп, Баршоп и Алтер». Припоминаете? Я вспомнил. Лайонел Берд, безработный механик, он страдал алкоголизмом и испытывал к проституткам любовь-ненависть. Не из тех, с кем хотелось бы приятельствовать, но точно не убийца. — Помню такого. Это было ложное признание. Он отказался от показаний. — Признание не было ложным, — буркнул Кримменс. Я сел и закинул ногу на стол. — Ну, не знаю. По видео было ясно, что он был в Голливуде, когда убили Беннет. А убили ее в Силвер-Лейк. Бастилла достала блокнот: — Вы часто виделись с мистером Бердом после того, как помогли ему отмазаться? — Я никогда его не видел. Моим клиентом был Леви. Все оплатил «Баршоп». — Так, значит, вас нанял Леви? — спросила Бастилла. — Да. В основном я работаю на адвокатов. Адвокаты не полагаются на слова своих клиентов. Часто клиенты не знают всей правды, а бывает, что и лгут. Вот адвокаты и нанимают сыщиков, чтобы все выяснить. Бастилла развернулась к Пайку: — А вы? Вы работали по делу Берда? — Это не моя сфера. — Джо мне не помогал. Примитивная история. У меня таких дел штук по тридцать в год. — Очень мило, — хмыкнул Кримменс. — Вы, наверное, гордитесь тем, что помогаете убийцам выйти сухими из воды? — Бастилла, зачем мы это обсуждаем? Дело было закрыто три года назад. Бастилла что-то записала в своем блокноте. — Восемь дней назад Лайонела Берда обнаружили во время эвакуации из Лорел-Кэньон. С простреленной снизу, от подбородка, башкой. К этому моменту он был мертв уже пять дней. — Я его не убивал. Кримменс заржал. Бастилла улыбнулась, но не потому, что нашла шутку смешной. — Он покончил с собой. Он жил под именем Лонни Джонс. Знаете почему? — Понятия не имею. Может, потому, что его обвиняли в убийствах, которых он не совершал? Бастилла придвинулась ко мне: — Коул, мы здесь потому, что хотим прочитать отчеты, которые вы писали по делу Беннет. Ваши записи. Опросы свидетелей. Все материалы по этому делу. Она смотрела на меня не моргая — видно, предполагала, что́ я отвечу, но надеялась, что я все-таки этого не скажу. Я покачал головой. — Я работал по заданию адвоката. Вся собранная информация принадлежит Алану Леви. — С Леви мы собираемся связаться. — Берд мертв, Коул, — сказал Кримменс. — Так что теперь уже нет разницы… — Если Леви согласится, тогда ладно, но я работал на него, а не на вас. — Я взглянул на Бастиллу: — Если он мертв, почему вас так интересует то, что я собрал по делу Беннет? Бастилла вздохнула, но все-таки ответила: — Потому что речь не только о Беннет. Лайонел Берд убил за семь лет семь женщин — по одной каждый год. Ивонн Беннет была его пятой жертвой. Она сказала это деловито — как кассирша в банке, но в ее голосе слышалась грусть, от которой мне стало не по себе. — Он не убивал Ивонн Беннет. И я это доказал. Бастилла убрала блокнот, встала, взяла сумочку. — В его доме найдены материалы, которые связывают его с этими убийствами. Шестую женщину он убил летом, после того как его отпустили. Последняя жертва погибла тридцать шесть дней назад. — Что это за «материалы» вы нашли? — Пресс-конференция назначена на вечер. А пока что поговорите с Леви. Чем быстрее вы это сделаете, тем лучше. На этом Бастилла удалилась, но Кримменс за ней не последовал. Он стоял и смотрел на меня. — Ну что еще? — спросил я. — Вы меня не узнаете? — А должен? — Попробуйте вспомнить. Вы читали мои отчеты. И тут я сообразил, почему он показался мне знакомым. — Вы его арестовывали? — Вот именно. Берда арестовал я. Это я пытался остановить убийцу. А вы отпустили его на свободу. Кримменс покосился на Пайка и направился к двери. — Лупе Эскондидо и Дебра Репко — это женщины, которых он убил после того, как вы помогли ему освободиться. Можете послать их семьям открытки с соболезнованиями. И Кримменс закрыл за собой дверь.
Безлунной ночью, за три года до визита Бастиллы и Кримменса, кто-то раскроил Ивонн Беннет череп на парковке в Силвер-Лейк. Был теплый вечер, в воздухе пахло лилиями. Убита она была монтировкой. Ивонн Беннет было двадцать восемь лет, но многие, кого я опрашивал, считали, что ей девятнадцать. Как и у многих жителей Лос-Анджелеса, ее жизнь была маскарадом. Она лгала всем и обо всем. Из опрошенных мною людей трое считали, что она учится в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, двое — в Университете Южной Калифорнии, один верил, что она официантка. Она не была уличной проституткой. Знакомилась с мужчинами в баре, а прежде чем покинуть вместе с ними заведение, договаривалась об оплате наличными. Проституткой она признавать себя отказывалась и однажды сказала соседке по квартире, что, хоть и встречается с мужчинами за деньги, никогда не берет денег за секс. Что тоже было ложью. У меня было совсем немного материалов по Ивонн Беннет и Лайонелу Берду, поскольку этим делом я занимался всего восемь дней. С ним бы справился любой болван. Не пришлось ни стрелять, ни драться. Плащ Бэтмена так и остался висеть дома в шкафу. Я читал страницу за страницей и передавал их Пайку. Лайонела Берда арестовали по подозрению в убийстве. В тот вечер свидетели видели, как он разговаривал с Ивонн Беннет, а у него уже были инциденты с проститутками — дважды его задерживали, когда он пытался их снять, и один раз его обвинили в недостойном поведении — он поругался с проституткой по поводу предоставленных услуг. Когда Кримменс его задержал, Берд еще считался условно освобожденным. Официант в кофейне и несостоявшийся актер Анхель Томасо был последним, кто видел Ивонн Беннет живой — когда без двадцати двенадцать она вошла в переулок за кофейней. Ее тело было обнаружено в ноль часов шестнадцать минут. Получалось, что Беннет была убита в этом тридцатишестиминутном интервале. Определив именно этот отрезок времени, и удалось снять обвинения с Берда. Хотя прямых улик против него не было, Лайонел Берд сознался Кримменсу. Поскольку Берд уже был замешан в конфликтах с проститутками и поскольку был свидетель, видевший его с Беннет, Кримменс убедил Берда, что тот получит меньший срок, если сознается. Леви прослушал запись допроса и понял, что Берд не знает никаких деталей преступления. Кримменс дал ему информацию через наводящие вопросы. Позже Берд отказался от показаний, но дело уже приняло серьезный оборот. Признания и косвенных улик было достаточно, чтобы обвинить его в убийстве. Леви убедил меня, что Берда вынудили признаться. Восемь дней спустя я нашел запись камеры наблюдения из бара «Два мира» в Голливуде, сделанную в то же время, когда Ивонн Беннет убили в шестнадцати милях от этого места. Мы с Леви встретились с прокурором и судьей через три дня, и по предложению судьи прокурор округа снял обвинения. Меня в этой истории ничто не смущало. Пайк собрал все страницы в стопку. — А как получилось, что видеозапись обнаружил ты, а не Кримменс? У него была та же информация, что и у тебя. — Кримменс получил признание, поэтому особо не старался. У нас был список мест, которые, по словам Берда, он посетил в тот вечер, но по названиям он помнил только несколько баров. Нам пришлось вычислять, где он побывал, руководствуясь его описаниями. Он сказал, что последний стаканчик он пропустил в баре с бамбуковыми палками и идолами. Все, в том числе и я, решили, что это где-то в Силвер-Лейк. — Но оказалось, что не там… — Мы нашли похожее место, но это был лесбийский бар. Все остальные заведения мы установили, а это не давало мне покоя. Тогда Берд снимал квартирку в Голливуде, и я стал искать что-нибудь поближе к его дому. И нашел — бар между Санта-Моникой и Сансетом. Там имитировали антураж Аляски. За барной стойкой стояли ритуальные шесты и какие-то идолы. У них была запись камеры наблюдения, и на ней — Берд со стаканом. По времени на пленке было ясно, что, когда Ивонн Беннет убивали, он был в Голливуде. Поэтому обвинения и сняли. Может, я пытался сам себе подыграть, но я в упор не видел, где я прокололся. Я не понимал, как Лайонел Берд мог ее убить, и не понимал, почему Бастилла в этом убеждена. — А что остальные убийства? — спросил Пайк. — Я восемь дней изучал жизнь этого парня. Ничто не говорило о том, что он убийца или связан с убийцей. Пайк отложил бумаги в сторону. — Слушай, иди к Рэю без меня. Я должен позвонить Леви. — Я могу и подождать. Я нашел в палме телефон Леви, позвонил. Я не общался с ним почти три года, но мое имя было его секретарю знакомо. — Алан в суде, но он просил меня связаться с вами. Можете подождать? — Да, конечно. Леви вышел на связь через несколько секунд. Говорил он быстро и тихо. — Вы слышали про Лайонела Берда? — Двое детективов сообщили мне, что Берд виновен в семи убийствах, в том числе в убийстве Ивонн Беннет. Это так? — Утром мне позвонил Лесли Пинкерт из отдела тяжких преступлений… Он с вами связался? — У меня была некая детектив Бастилла. Она сказала, что у них есть доказательства, но не объяснила какие. — У Берда были снимки жертв. Мне сообщили только это. Они не хотят выдавать информацию. — Они запросили мои материалы, — сказал я. — У вас есть что-нибудь, чего нет в папке, которую вы отдали мне? — Только несколько записей, которые я не включил в отчет. — Хорошо. Соберите все, завтра мы выберем время и все посмотрим. Я готов сотрудничать с полицией, но прежде хочу сам со всем ознакомиться. На этом разговор был закончен. — И что он сказал? — поинтересовался Пайк. — Он считает, что они придерживают информацию, пока не сообразят, как ее раскручивать. Голливудское отделение занимается и каньоном. Если тело найдено в Лорел, Пойтрас должен об этом знать. Лу Пойтрас, лейтенант отдела по расследованию убийств Голливудского отделения полиции, был моим другом. Если тело человека, скончавшегося при подозрительных обстоятельствах, обнаружили в Лорел-Кэньон, детективы Лу должны были появиться на месте преступления до того, как подключили Бастиллу и ее отдел. Я тут же позвонил Пойтрасу. — Лейтенант Пойтрас слушает! — Это я. Твои люди занимались самоубийством некоего Лайонела Берда в Лореле? — Как ты об этом узнал? — строго спросил он. — От меня только что ушла Бастилла из убойного. Она сказала, что рядом с телом обнаружено нечто, что доказывает причастность Берда к семи убийствам. — Почему Бастилла тебе это рассказала? — Берда обвиняли в убийстве Ивонн Беннет. Я работал на его защиту. И нашел доказательства, благодаря которым его освободили. — Ого! — Что у них есть? — Даже не знаю… — замялся Пойтрас. — То есть не хочешь говорить? — То есть не знаю, что у них есть. Ты знаешь Бобби Маккью? — Бобби был старшим детективом в отделе Лу. — Знаю. — Этим занимался Бобби, но когда начальство узнало, что тут попахивает серийными убийствами, дело у нас забрали. — Так что же успел узнать Бобби? Лу, пойми, мне важно понять, насколько все серьезно. Пока что это просто какой-то кошмар. Пойтрас промолчал. Пайк сказал громко, чтобы Пойтрас услышал: — Скажи Пойтрасу, чтобы не юлил. — Это Пайк? — спросил Пойтрас. — Ага. Он был здесь, когда явилась Бастилла. Пойтрас терпеть не мог Пайка. Его ненавидят почти все полицейские Лос-Анджелеса. Он когда-то был одним из них. — Ну ладно, — вздохнул Пойтрас. — Начальник, который отвечает за это дело, хочет, прежде чем сделать публичное заявление, все осмотреть, поэтому мне придется туда ехать. Можем там и встретиться. Посмотришь на место происшествия. Времени у нас немного, так что давай быстро. — Понял. Пойтрас дал мне адрес и повесил трубку. — Он хочет показать мне дом Берда. — Пойтрас не будет рад видеть меня, — сказал Пайк. — Я просто посмотрю, что у них есть. Тебе незачем ехать. Впервые после ухода Бастиллы и Кримменса Пайк сдвинулся с места. Может, я встал слишком быстро. Или говорил слишком возбужденно. Пайк тронул меня за руку: — Ты был прав три года назад? — Да. — Значит, ты и сейчас прав. Эти две женщины погибли не по твоей вине. Я попытался улыбнуться: — Передавай Рэю привет. Если дело плохо, я тебе позвоню. Пайк ушел, а я вышел на балкон, где меня обдало волной жара. Представьте себе детектива в офисе в Голливуде, на четвертом этаже, куда несутся ветры из пустыни. Ветер из пустыни сухой и резкий, но чистый. Он отгоняет смог на юг, к морю, и небо сияет голубизной. Тук-тук-тук, мы заглянули сказать вам, что после того, как вы вытащили этого парня, он прикончил еще двух женщин. Их семьи рыдают. Я запер контору и отправился посмотреть, что они там накопали.
Детектив второго класса Кэрол Старки высыпала в кофе четвертый пакетик сахара, сделала глоток — все равно кислый привкус. Старки пила из черной кружки «Отдел убийств, Голливуд», которую ей подарили три недели назад — когда она пришла сюда работать. Кружка ей нравилась. Сбоку были цифры 187 — код для обозначения убийства по классификации лос-анджелесской полиции. Старки добавила пятый пакетик сахара. С тех пор как она отказалась от выпивки, организм требовал сахара по максимуму. Еще раз отхлебнула — все равно дерьмо. Клер Олни, еще один кофеман, посмотрел на нее с сочувствием. — Кэрол, ты поосторожнее. Диабет заработаешь. — Живем один раз, — пожала плечами Кэрол. Клер и себе налил кофе — черный, без сахара. Он был лысый, полный, с пухлыми пальцами. Кружка у него была белая, на ней — папа с дочкой и надпись розовым «Лучший в мире папа». — Как тебе в убойном отделе, Кэрол? Нормально? — Отлично. Прошло всего три недели, и Старки еще не разобралась, нравится ей тут или нет. Она много где успела потрудиться. И в отделе по работе с несовершеннолетними, и в отделе по борьбе с организованной преступностью, и в саперной бригаде. Там-то она и нашла себя, только вот назад ее уже не возьмут. Клер пил кофе и поглядывал не нее — видно, набирался храбрости спросить. Все рано или поздно спрашивали. — Это совсем не то, что работать с бомбами. Даже представить не могу, как ты этим занималась, — сказал-таки он. — Да ничего особенного, Клер. Ездить в патрульной машине куда опаснее. — Может, для тебя и ничего особенного, но у меня бы духу не хватило обезвреживать заряженные бомбы. Когда Старки работала сапером, она обезвредила более ста взрывных устройств. И больше всего в этой работе ей нравилось то, что она контролировала ситуацию. Бомба взрывалась тогда, когда это было нужно Старки. И только однажды бомба ее не послушалась. — Клер, ты хотел о чем-то спросить? — сказала она. — Да нет, я просто… — смутился он. — Да ладно тебе. Ну да, однажды не повезло. Случилось землетрясение, и эта штуковина взорвалась раньше времени. Всего не предусмотришь. Старки улыбнулась. Ей нравился Олни, нравились фотографии детей у него на столе. — Она меня убила. Здесь, неподалеку. Убила насмерть. Старки налила себе еще кофе. Жутко хотелось закурить. Старки курила по две пачки в день — а раньше и все четыре. — Врачи меня вытащили. Я была уже там. — Кэрол, ты уж извини. Что тут скажешь… — Я ничего не помню. Очнулась — надо мной врачи. Потом больница. Вот и все. — Понятно… Ну, надеюсь, тебе у нас в убойном понравится. — Спасибо, старина. Старки улыбнулась и вернулась на свое место. Слава богу, эту тему закрыли. Об этом вечно шептались у нее за спиной, а недели через две кто-нибудь набирался храбрости и спрашивал напрямик: тебя правда убило? И как там, по ту сторону? Старки села за свой стол, стала просматривать дела об убийствах. Это было ее первое задание в убойном, и в напарники ей дали ветерана Бобби Маккью. Он прослужил в полиции двадцать восемь лет, из них двадцать три в убойном. Маккью выложил перед ней десять текущих дел об убийствах и велел их изучить. Ей нужно было вникнуть в детали каждого. Кроме того, ей поручили вносить в дела новые отчеты и материалы, собираемые по ходу расследования. Старки вытащила из сумки сигарету и уже собралась было совершить третью за день пробежку на парковку, но тут из своего кабинета вышел лейтенант Пойтрас. Он обозрел помещение и громко спросил: — Где Бобби? Маккью на месте? — Он сегодня в суде, на слушании, — ответила Старки. Пойтрас уставился на нее: — Это вы были с Бобби в том доме в Лореле? — Да, сэр. — Собирайтесь. Поедете со мной. Старки убрала сигарету и пошла за ним.
Солнце, уже набравшее за утро силу, светило сквозь ветви сикомор и стофутовых эвкалиптов. Я ехал по Лорел-Кэньон на вершину Лукаут-Маунтин. Несмотря на жару, молодые женщины толкали вверх по крутому склону коляски с младенцами, во дворе школы играли дети. Интересно, подумал я, а кто-нибудь из них в курсе, что было найдено там, на горе? Аромат дикого фенхеля не мог заглушить запаха гари от недавнего пожара. Лу дал мне адрес дома на Ансон-лейн. Посреди улицы стояла машина с радиостанцией, за ней синий «форд». Лу Пойтрас, детектив Кэрол Старки и двое полицейских в форме о чем-то беседовали. Старки только пару недель назад попала в отдел, поэтому я, увидев ее, удивился. Я припарковался за «фордом» и подошел к ним. — Лу! Старки, теперь ты этим занимаешься? — Старки приехала вместе с Бобби, когда патрульные сообщили о трупе, — объяснил Пойтрас. — И пробыли там, пока не прибыла опергруппа. — Полтора дня на это угробили. Пойтрас нахмурился и обернулся к дому: — Ты хотел посмотреть, что у нас есть? Любуйся. Дом был небольшой, с испанской черепичной крышей, усыпанной палой листвой и сосновыми иголками. На гараже еще болтался обрывок заградительной ленты.
|
|||
|