Жизнеописание равноапостольной святой мироносицы Марии Магдалины, 4 страница

⁵⁰ Константинополь, древняя Византия по народно-русскому и славянскому Цареград, – был под именем Византии основан в 658 году до Р. Хр. на европейском берегу пролива греками торгового города Мегары средней Греции. Константин великий в 330 г. по Р. Хр. перенёс в Византию столицу с её храмами, дворцами, произведениями искусства; он привлёк в новую столицу многочисленное население и вообще сделал её сильным центром гражданской и церковной жизни греко-римского мира.

⁵¹ Крестовые походы – военные экспедиции, предпринимавшиеся христианскими народам западной Европы с конца XI до конца XIII века для отвоевания у магометан Гроба Христова и Палестины.

⁵² Под именем мощей в св. Церкви в обширном смысле разумеется тело каждого умершего христианина. Так в чине погребения усопших говорится: «Взявше мощи усопшаго, отходит (с ними) в храм». Но собственно под св. мощами разумеются «честные останки святых угодников Божиих». Однако и здесь слово «мощи» имеет разное значение. Мощами называются прежде всего «кости» свв. угодников.

⁵³ Древний храм имени св. Иоанна в Латеране «san giovanni in Laterani» близ Латеранского дворца пап в Риме существует со времен императора Константина Великого и называют его «матерью и главою всех церквей», разумеется Римских.

⁵⁴ Папа (от греч. «отец») – титул, который до конца V века употреблялся, как почётное наименование епископов, затем относился преимущественно к римскому архиепископу.

⁵⁵ Гонорий III папа Римский в XIII в.

⁵⁶ Марсель – приморский город в древней обширной Прованской области юго-западной Франции. Расположен при восточной бухте Лионского залива. В древности Марсель назывался Массилий и был греческою республиканскою колониею, покоренною римлянами. Отсюда христианство распространилось по всей южной Галлии, ныне Франции.

⁵⁷ Утверждали ещё западные христиане, что св. мощи Марии Магдалины покоятся в Бургундии, в аббатстве Вёзле, и совершали им там поклонение, пока переменили они это мнение на открытые в южной Франции, в Провансе, мощи некоторой святой, выдаваемые прованским преданием и некоторыми церковными писателями, сливающими Марию из Вифании, сестру Лазаря, и Наинскую грешницу в доме фарисея с св. Мариею Магдалиной, за св. мощи Марии Магдалины. Но эти и подобные сведения западной римо-католической Церкви о жизни и почивании мощей св. Марии Магдалины и всё истинное и подлинное в этих преданиях западных церквей вероятнее всего относится собственно к одной из прочих святых Марий, упоминаемых во св. Евангелии, о последующей за Вознесением Христовым деятельности которых Восточная Церковь не имеет никаких несомненных сведений.

⁵⁸ Слова и Речи Филарета, митрополита Московского, 1848, ч. 1, стр. 35, 36 и 44.

МЕСЯЦ АПРЕЛЬ. День первый.

ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОЙ МАТЕРИ НАШЕЙ

МАРИИ ЕГИПЕТСКОЙ,

Блюсти царскую тайну хорошо, а открывать и проповедывать дела Божии славно» *), — так сказал АрхАнгел Рафаил Товиту, когда совершилось дивное исцеление его слепоты. Действительно, не хранить царской тайны страшно и гибельно, а умалчивать о преславных делах Божиих — большая потеря для души.

И я, —говорит святой Софроний*), написавший житие преподобной Марии Египетской, — боюсь молчанием утаить Божественные дела и, вспоминая о грозящем несчастии рабу³), закопавшему в землю данный от Бога талант, не могу не рассказать святой повести, дошедшей до меня.

И да никто не подумает, — продолжает

святой Софроний,—что я осмелился писать неправду, когда у кого явится сомнение в этом дивном событии: не подобает мне лгать на святое. Если же найдутся такие люди, которые, прочитав это писание и поражённые преславным событием, не поверят, то к ним да будет милостив Господь, потому что они, размышляя о немощи человеческого естества, считают невозможными те чудесные дела, которыя совершааются со святыми людьми.

Однако надо уже начать рассказ о славном событии, происшедшем в нашем роде.

В одном из Палестинских монастырей жил старец, украшенный благочестием жизни и разумностью речи, и с ранней юности доблестно подвизавшийся в иноческом подвиге. Имя старцу было Зосима.—(Пусть никто не думает, что это Зосима еретик, хотя у них и одно имя: один заслужил худую славу и был чужд церкви, другой — праведный и был прославлен).

3осима прошёл все степени постнических подвигов и соблюдал все правила, преподанные всличайшими иноками. Исполняя всё это, он никогда не переставал поучаться Божественными словами: и ложась, и вставая, и за работой, и вкушая пищу (если только можно назвать пищей то, что он вкушал в очень малом количестве), он неумолчно и постоянно исполнял одно дело, — он пел Божественные песнопения и искал поучений в Божественных книгах.

Ещё в младенчестве он был отдан в монастырь, где доблестно подвизался в постничестве до 53-х лет. Но потом его стала смущать мысль, что он достиг полного совершенства и более не нуждается ни в каких наставлениях.

— «Есть ли, — думал он, — на земле инок, могущий меня наставить и показать пример такого постничества, какого я ещё не прошёл? Найдётся ли в пустыне человек, превзошедший меня?»

Когда старец так размышлял, ему явился Ангел и сказал:

— «Зосима! Ты усердно подвизался, насколько это в силах человека, и доблестно прошёл постнический подвиг. Однако нет человека, который бы могь сказать о себе, что он достиг совершенства. Есть подвиги, неведомые тебе, и труднее пройденных тобою. Чтобы познать, сколько иных путей ведут ко спасению, покинь страну свою, как славнейший из патриархов Авраам¹), и иди в монастырь, лежащий при реке Иордане».

Следуя такому наставлению, Зосима вышел из монастыря, в котором подвизался с младенчества, отправился к Иордану и достиг того монастыря, куда его направил голос Божий.

Толкнув рукою монастырские врата, Зосима нашёл инока-привратника, и сказал ему про себя. Тот известил игумена, который приказал позвать пришедшего старца к себе. Зосима пришёл к игумену и исполнил обычный иноческий поклон и молитву.

— «Откуда ты, брат,— спросил его игумен, — и для чего пришёл к нам, нищим старцам?»

Зосима отвечал:

— «Откуда я пришёл, об этом нет нужды говорить; пришёл же я, отец, ища себе душевной пользы, так как слышал о вас много великого и достохвального, могущего привести душу к Богу».

— «Брат, — сказал ему на это игумен, - один Бог может исцелить немощи душевные; да наставит Он и тебя и нас путям Своим на пользу души, а человек исправлять человека не может, если он постоянно не вникает в себя и неусымно, с Божиею помощью, не совершает подвигов. Но так как любовь Христова побудила тебя посетить нас, убогих старцев, то оставайся с нами, если для этого пришёл. Пастырь добрый, отдавший душу Свою для нашего спасения, да ниспошлёт на всех нас благодать Святого Духа».

После таких слов, Зосима поклонился игумену, просил его молитв и благословение и остался в монастыре. Здесь он видел стардев, сиявших добрыми делами и благочестием, с пламенным сердцем служивших Господу непрестанным пением, всенощной молитвой, постоянным трудом.

На устах их всегда были псалмы, никогда не слышно было праздного слова, ничего не знали они о приобретении временных благ и о житейских заботах.

Одно у них было постоянное стремление, это — умертвить свою плоть. Главная и постоянная пища их была слово Божие, а тело они питали хлебом и водою, насколько каждому позволяла любовь к Богу. Видя это, Зосима поучался и готовился к предстоящему подвигу.

Прошло много времени, наступили дни святого великого поста, монастырские ворота были заперты и открывались только в том случае, если кого посылали по делам монастыря.

Пустынная была та местность; миряне не только не приходили, но даже не знали об этой обители.

Был в монастыре том обычай, ради коего Бог привёл туда Зосиму. В первую неделю Великого поста за литургией все причащались Пречистого Тела и Крови Господней и вкушали немного постной пищи; потом все собирались в церкви, и после прилежной, коленопреклоненной молитвы старцы прощались друг с другом; и каждый с поклоном просил у игумена благословение на преддежащий подвиг путешествующим.

После этого открывались монастырские ворота, и с пением псалма Псалом 26:1 – «Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться?»

—иноки выходили в пустыню и переходили через реку Иордан. В монастыре оставались только один или двое старцев, не для охраны имущества — украсть там было нечего, — но чтобы не оставить церковь без богослужения. Каждый брал с собою немного пищи, сколько мог и хотел по своим телесным потребностям: один немного хлеба, другой — смоквы, кто — финики или мочёную в воде пшеницу. Некоторые ничего с собой не брали, кроме рубища на своём теле, и питались, когда принуждал их к тому голод, растущими в пустыне травами.

Перешедши через Иордан, все расходились далеко в разные стороны и не знали друг о друге, как кто постится и подвизается. Если кто видел, что другой идёт к нему на встречу, то уходил в другую сторону и продолжал свою жизнь в одиночестве в постоянной молитве, вкушая в определённое время очень мало пищи. Так иноки проводили весь Великий пост и возвращались в монастырь за неделю до Воскресение Христова, когда церковь с ваиями *) торжественно празднует праздник Ваий. Придя в монастырь, никто из братий не спрашивал друг друга, как он провёл время в пустыне и чем занимался, имея свидетелем одну только свою совесть.

Таков был монастырский устав при-Иорданского монастыря.

Зосима, по обычаю того монастыря, также перешёл через Иордан, взяв с собой ради немощи телесной немного пищи и ту одежду, которую носил постоянно. Блуждая по пустыне, он совершал свой молитвенный подвиг и по возможности воздерживался от пищи. Спал он мало; где застанет его ночь, там уснёт немного, сидя на земле, а рано утром пробуждается и продолжает свой подвиг. Ему всё болыше и больше хотелось пройти вглубь пустыни и там найти одного из подвижников, который мог бы его наставить.

После двадцати дней пути, он однажды приостановился и, обратившись на восток, стал петь шестой час⁸), исполняя обычные молитвы: во время своего подвига он, приостанавливаясь, пел каждый час и молился. Когда он так пел, то увидал с правой стороны как будто тень человеческого тела. Испугавшись и думая, что это бесовское наваждение, он стал креститься. Когда страх прошёл, и молитва была окончена, он обернулся к югу и увидел человека нагого, опалённого до черна солнцем, с белыми, как шерсть волосами, спускавшимися только до шеи. Зосима побежал в ту сторону с болымою радостью: в последние дни он не видал не только человека, но и живоного.

Когда этот человек издали увидал, что Зосима приближается к нему, то поспешно побежал вглубь пустыни. Но Зосима как будто забыл и свою старость, и утомление от пути и бросился догонять беглеца. Тот поспешно удалялся, но Зосима бежал быстрее и когда нагнал его настолько, что можно им было услышать друг друга, то возопил со слезами:

— «Зачем ты, раб Бога Истинного, ради Коего поселился в пустыне, убегаешь от меня грешного старца? Подожди меня, недостойного и немощного, надежды ради воздаяния за твой подвиг! Остановись, помолись за меня и ради Господа Бога, Который никем не гнушаетея, преподай мне благословение».

Так восклицал Зосима со слезами. Между тем они достигли ложбины, как бы русла высохшей реки. Беглец устремился на другую сторону, а Зосима, утомлённый и не имевший сил бежать далыше, усилил слёные мольбы свои, и остановился. Тогда бежавший от Зосимы наконец остановился и сказал так:

— «Авва¹) Зосима! прости меня ради Бога, что не могу предстать перед тобой: женщина я, как видишь, нагая, ничем не прикрытая в своей наготе. Но если ты хочешь преподать мне, грешной, свою молитву и благословение, то брось мне что-нибудь из своей одежды прикрыться, и тогда я обращусь к тебе за молитвой».

Страх и ужас объял Зосиму, когда он услышал своё имя из уст той, которая никогда его не видала и о нём ничего не слыхала.

— «Если-бы она не была прозорливой, — подумал он, — то не назвала бы меня по имени».

Быстро исполнил он её желание, снял с себя ветхуио, разорванную одежду и, отворотившись, бросил ей. Взяв одежду, она препоясалась и, насколько было возможно, прикрыла свою ноготу. Потом она обратилась к Зосиме с такими словами:

— «Зачем ты, авва Зосима, пожелал увидеть меня, грешную жену? Хочеть что-либо услышать или научиться от меня и потому не поленился на трудный путь?»

Но Зосима бросился на землю и просил у неё благословения. Она также склонилась на землю, и так оба лежали, прося друг у друга благословение: слышно было только одно слово: «благослови!» После долгого времени она сказала старцу:

—«Авва Зосима! Ты должен благословить и сотворить молитву, потому что ты облечён саном иерея и уже много лет предстоишь святому алтарю, совершая Божественные таинства».

Эти слова повергли старца ещё в болыший страх. Обливаясь слеэами, он сказал ей, с трудом переводя дыхание от трепета:

— «0, духовная матерь! Ты приблизилась к Богу, умертвив телесные немощи. Божий дар на тебе проявляется болыше, чем на других: ты никогда не видала меня, но называешь меня по имени и знаешь мой сан иерея. Посему лучше ты меня благослови ради Бога и преподай свою святую молитву».

Тронутая настойчивостью старца, она благословила его с такими словами:

— «Благословен Бог, хотящий спасение душам человеческим!»

Зосима ответствовал: «аминь», и оба поднялись с земли. Тогда она спросила старца:

— «Человек Божий! Зачем ты пожелал посетить меня нагую, не украшенную никакими добродетелями? Но благодать Святого Духа привела тебя, чтобы, когда нужно, сообщить мне и о земной жизни. Скажи же мне, отец, как теперь живут христиане, царь и святые церкви?»

—«Вашими святыми молитвами, — отвечал Зосима, — Бог даровал церкви прочный мир¹). Но склонись к мольбам недостойного старца и помолись Господу за весь мир и за меня грешного, чтобы моё скитание по пустыне не прошло бесплодным».

— «Скорее тебе, авва Зосима, — сказала она, — как имеющему священный сан, подобает помолиться за меня и за всех; ибо ты к сему и предназначен. Но из долга послушания я исполню твою волю».

С этими словами она обратилась на восток; возведши очи кверху и подняв руки, она начала молиться, но так тихо, что Зосима не слышал и не понимал слов молитвы.

В трепете, молча стоял он, поникнув головой. «Призываю Бога во свидетели, — рассказывал он, — что через некоторое время я приподнял глаза и увидал её поднявшеюся на локоть*) от земли; так она стояла на воздухе и молилась». Увидев это, Зосима затрепетал от страха, со слезами повергнулся на землю и только произносил:

— «Господи, помилуй!»

Но тут его смутила мысль, не дух ли это и не привидение ли, как-бы молящееся Богу. Но святая, подняв старца с земли, сказала:

— «Зачем, Зосима, тебя смущает мысль о привидении, зачем думаешь, что я дух, совершающий молитву? Умоляю тебя, блаженный отец, уверься, что я жена грешница, очищенная только святым крещением; нет, я не дух, а земля, прах и пепел, я плоть, не помышляющая быть духом».

С этими словами она осенила крестным знамением своё чело, очи, уста, грудь и продолжала:

— «Да избавит нас Бог от лукавого и от сетей его, потому что велика брань¹) его на нас».

Слыша такие слова, старец припал к ногам её и со слезами воскликнул:

— «Именем Господа нашего Иисуса Христа, Бога истинного, рожденного от Девы, ради Коего ты, нагая, так умертвила свою плоть, заклинаю тебя, не скрывай от меня, но всё расскажи о твоей жизни, и я прославлю величие Божие. Ради Бога, скажи всё, — и не для похвальбы, а чтобы дать наставление мне грешному и недостойному. Я верю в Бога моего, для Коего ты живёшь, что я направился в эту пустыню именно для того, чтобы Бог прославил твои дела: путям Божиим мы не в силах противостоять. Если бы Богу не было угодно, чтобы ты и твои подвиги сделались известны, Он не открыл бы тебя мне и меня не укрепил бы на такой далёкий путь по пустыне».

Много убеждал Зосима её и другими словами, а она, подняв его, сказала:

— «Прости меня, святой отец, я стыжусь рассказать о позорной жизни моей. Но ты видел моё нагое тело, так я обнажу и душу мою, и ты узнаешь, сколько в ней стыда и позора. Я откроюсь тебе, не хвалясь, как ты говорил: о чём хвалиться мне, избранному сосуду дьявольскому! Но если начну рассказ о своей жизни, ты убежишь оть меня, как от змеи; твой слух не выдержит повести о моём беспутстве. Однако я расскажу, ничего не умолчав; только прошу тебя, когда узнаешь жизнь мою, не забывай молиться за меня, чтобы мне получить какую-либо милость в день судный».

Старец с неудержимыми слезами просил её поведать о своей жизни, и она так начала рассказывать о себе:

— «Я, святой отец, родилась в Египте, но будучи 12-ти лет от роду, когда были живы ещё мои родители, я отвергла их любовь и отправилась в Александрию¹). Как я потеряла свою девическую чистоту и стала неудержимо, ненасытно предаваться любодеянию, — об этом без стыда я не могу даже помыслить, не только пространно рассказывать; скажу только кратко, чтобы ты узнал о неудержимой моей похоти. Семнадцать лет, и даже болыше, я совершала блуд со всеми, не ради подарка или платы, так как ничего ни от кого я не хотела брать, но я так рассудила, что даром болыше будут приходить ко мне и удовлетворять мою похоть. Не думай, что я была богата и оттого не брала, — нет, я жила в нищете, часто голодная пряла охлопья, но всегда была одержима желанием ещё более погрязнуть в тине блуда: я видела жизнь в постоянном бесчестии. Однажды, во время жатвы, я увидела, что много мужей — и Египтян, и Ливийцев⁸) идут к морю. Я спросила одного встречного, куда спешат эти люди? Тот ответил, что они идут в Иерусалим на предстоящий в скором времени праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста. На мой вопрос, возьмут ли они и меня с собой, он сказал, что если у меня есть деньги и пища, то никто не будет препятствовать. Я сказала ему: «Нет, брат, у меня ни денег, ни пищи, но всё-таки я пойду и сяду с ними в один корабль, а они меня пропитают: я отдам им своё тело за плату. — Я хотела пойти для того, чтобы, — прости меня, мой отец, — около меня было много людей, готовых к похоти. Говорила тебе я, отец Зосима, чтобы ты не принуждал меня рассказывать про мой позор. Бог свидетель, я боюсь, что своими словами я оскверняю самый воздух». Орошая землю слезами, Зосима воскликнул:

— «Говори, мать моя, говори! Продолжай свою поучительную повесть!»

— «Встретившийся юноша, — продолжала она, — услышав мою бесстыдную речь, засмеялся и отошёл прочь. А я, бросив случившуюся при мне пряслицу, поспешила к морю. Оглядев путешественников, я заметила среди них человек десять или болыше, стоявших на берегу; они были молоды и, казалось, подходили к моему вожделению. Другие уже вошли в корабль. Бесстыдно, по обыкновению, я подбежала к стоявшим и сказала: «возьмите и меня с собою, я вам буду угождать». Они засмеялись на эти и подобные слова, и видя моё бесстыдство, взяли с собой на корабль, и мы отплыли. Как тебе, человек Божий, сказать, что было далыме? Какой язык, какой слух вынесет рассказ о позорных делах, совершённых мною на корабле во время пути: я увлекала на грех даже против воли, и не было постыдных дел, каким бы я не научала. Поверь, отец, я ужасаюсь, как море перенесло такой разврат, как не разверзлась земля и не погрузила меня живою в ад после совращения столь многих людей! Но я думаю, что Бог ожидал моего покаяния, не желая смерти грешника, но с долготерпением ожидая обращения.

С такими чувствами прибыла я в Иерусалим и все дни до праздника поступала по прежнему, и даже хуже. Я не только не довольствовалась юношами, бывшими со мной на корабле, но еще собирала на блуд местных жителей и странников. Наконец, наступил праздник Воздвижения Честного Креста, и я как и прежде, пошла совращать юношей. Увидев, что рано утром все, один за другим, идут в церковь, отправилась и я, вошла со всеми в притвор и, когда наступил час святого Воздвижения Честного Креста Господня, попыталась с народом проникнуть в церковь. Как я ни старалась протесниться, но народ меня отстранял. Наконец, с болышим трудом приблизилась к дверям церкви и я, окаянная. Но все невозбранно входили в церковь, а меня не допускала какая-то Божественная сила. Я снова попыталась войти, и снова была отстранена, осталась одна в притворе. Думая, что это происходит от моей женской слабости, я вмешалась в новую толпу, но старание моё оказалось тщетным; моя грешная нога уже касалась порога, всех невозбранно церковь принимала, меня одну окаянную она не допускала; как будто нарочно приставленная, многочисленная, воинская стража, неведомая сила задерживала меня — и вот я опять оказалась в притворе. Так три, четыре раза я напрягала силы, но не имела успеха. От изнеможенияе я не могла более вмешиваться в толпу входящих, всё тело моё болело от тесноты и давки. Отчаявшись, я со стыдом отступила и встала в углу притвора. Очнувшись, я подумала, какая вина не дозволяет мне видеть

животворящее древо Креста Господня. Свет спасительного разума, правда Божия, освещающая душевные очи, коснулась сердца моего и указала, что мерзость дел моих возбраняет мне войти в цсрковь. Тогда я стала горько плакать, с рыданиями бить себя в грудь и вздыхать от глубины сердца.

Так я плакала, стоя в притворе. Подняв глаза, я увидала на стене икону Просвятой Богородицы и, обратив к ней телесные и душевные очи, воскликнула:

— «0, Владычица, Дева, рождшая Бога плотию! Я знаю, глубоко знаю, что нет чести Тебе и хвалы, когда я, нечистая и скверная, взираю на Твой лик Приснодевы, чистой телом и душой. Праведно, если Твоя девственная чистота погнушается и возненавидит меня блудницу. Но я слышала, что рождённый Тобою Бог для того и воплотился, чтобы призвать грешников к покаянию. Приди же ко мне, оставленной всеми, на помощь и повели, чтобы мне не возбранен был вход в церковь, дай мне узреть Честное древо, на котором плотию был распят рождённый Тобой, проливший святую кровь Свою за избавление грешников и за моё.

Повели, Владычица, чтобы и для меня, недостойной, открылись двери церкви для поклонения Божественному Кресту! Будь моей верной поручительницей перед Сыном Твоим, что я более не оскверню своего тела нечистотою блуда, но, воззрев на крестное древо, отрекусь от мира и его соблазнов и пойду туда, куда поведешь меня Ты, поручительница моего спасения».

Так я сказала. Подбодренная верою и убежденная в милосердии Богородицы, я как будто по чьему-то побуждению, двинулась с того места, где молилась, и смешалась с толпой входящих в церковь. Теперь никто меня не отталкивал и не мешал дойти до дверей церкви. Страх и ужас напал на меня, я вся трепетала. Достигнув дверей, прежде для меня затворенных, я без труда вошла внутрь святой церкви и сподобилась видеть Животворящее древо, постигла тайны Божии, поняла, что Бог не отринет кающегося. Падши на землю, я поклонилась Честному Кресту и облобызала его с трепетом. Потом я вышла из церкви к образу моей поручительницы — Богородицы и, преклонив колена перед Её святой иконой, так молилась:

— «0, присноблаженная Дева, Владычица Богородица, не погнушавшись моей молитвы, Ты на мне показала Своё великое человеколюбие. Я видела славу Господню, блудная и недостойная зреть её! Слава Богу, ради Тебя принимающему покаяние грешных! Вот всё, что я грешная могу помыслить и сказать словами. Теперь, Владычица, пора исполнить то, что я обещалась, призывая Тебя поручительницей: наставь меня, как будет Твоя воля, и научи, как довершить спасение на пути покаяния».

После этих слов я услыхала, как будто издалека, голос:

— «Если перейдёшь через Иордан, то найдёшь себе полное успокоение».

Выслушав эти слова с верою, что они обращены ко мне, я со слезами воскликнула, взирая на икону¹) Богородицы:

— «Владычица, Владычица Богородица, не оставь меня!»

С этими словами я вышла из церковного притвора и быстро пошла вперёд. На дороге кто-то дал мне три монеты с словами:

— «Возьми это, мать».

Я приняла монеты, купила три хлеба и спросила продавца, где путь к Иордану. Узнав, какие ворота ведут в ту сторону, я быстро пошла, проливая слёзы. Так я провела весь день в пути, спрашивая дорогу у встречных и к третьему часу того дня, когда сподобилась узреть святой Крест Христов, уже на закате солнца. я дошла до церкви святого Иоанна Крестителя у реки Иордана. Помолившись в церкви, я сошла к Иордану и омыла себе водой этой святой реки руки и лицо.

Возвратившись в церковь, я причастилась Пречистых и Животворящих Таин Христовых. Потом я съела половину одного хлеба, выпила воды из Иордана и уснула на земле. Рано утром, нашедши небольшую додку, я переправилась на другой берег и снова обратилась к своей руководительнице-Богородице с молитвой, как Ей будет благоугодно наставить меня. Так я удалилась в пустыню, где и скитаюсь до сего дня, ожидая спасения, какое подаст мне Бог от душевных и телесных страданий».

Зосима спросил:

— «Сколько же лет, госпожа, прошло, как ты водворилась в этой пустыни?»

«Я думаю, — отвечала она, — протекло 47 лет, как я оставила святой город».

— «Что же, — спросил Зосима, — ты находишь себе на пищу?»

— «Перешедши Иордан, — сказала святая, — я имела два с половиной хлеба; они понемногу высохли, как-бы окаменели, и их я вкушала понемногу несколько лет».

— «Как ты могла благополучно прожить столько времени, и никакой соблазн не смутил тебя?»

— «Я боюсь отвечать на твой вопрос, отец Зосима: когда я буду вспоминать о тех бедах, какие я претерпела от мучивших меня мыслей, я боюсь, что они снова овладеют мною».

— «Ничего, госпожа, — сказал Зосима, — не опускай в своём рассказе, — я потому и спросил тебя, чтобы знать все подробности твоей жизни».

Тогда она сказала:

— «Поверь мне, отец Зосима, что 17 лет прожила я в этой пустыни, борясь с своими безумными страстями, как с лютыми зверями. Когда я принималась за пищу, я мечтала о мясе и вине, какие ела в Египте; мне хотелось выпить любимого мною вина. Будучи в миру, много пила я вина, а здесь не имела и воды; я изнывала от жажды и страшно мучилась. Иногда у меня являлось очень смущавшее меня желание петь блудные песни, к которым я привыкла. Тогда я проливала слёзы, била себя в грудь и вспоминала обеты, данные мною при удалении в пустыню. Тогда я мысленно становилась перед иконою поручительницы моей, Пречистой Богородицы и с плачем умоляла отогнать от меня мысли, смущавшие мою душу. Долго я так плакала, крепко ударяя себя в грудь, и наконец как-бы свет разливался вокруг меня, и я успокоивалась от волнений. Как признаться мне, отец, в блудных вожделениях, овладевавших мною? Прости, отец. Огонь страсти загорался во мне и опалял меня, понуждая к похоти. Когда на меня находил такой соблазн, то я повергалась на землю и обливалась слезами, представляя себе, что перед мною стоит Сама моя поручительница, осуждает моё преступление и грозит за него тяжёлыми мучениеми. Поверженная на землю я не вставала день и ночь, пока тот свет не озарял меня и не отгонял смущавшие меня мысли. Тогда я возводила очи к Поручительнице своей, горячо прося помощи моим страданиям в пустыне — и действительно, Она мне давала помощь и руководство в покаянии. Так провела я 17 лет в постоянных мучениях. А после, и до сего времени, Богородица во всём — моя помощница и руководительница». Тогда Зосима спросил:

— «Не было ли тебе нужды в пище и в одежде?» Святая отвечала:

— «Окончив хлебы, через семнадцать лет, я питалась растениями; одежда, какая была на мне при переходе через Иордан, истлела от ветхости, и я много страдала, изнемогая летом от зноя, трясясь зимой от холода; так что много раз я, как бездыханная, падала на землю и так долго лежала, претерпевая многочисленные телесные и душевные невзгоды. Но с того времени и до сего дня, сила Божия во всем преобразила мою грешную душу и моё смиренное тело, и я только вспоминаю о прежних лишениях, находя для себя неистощимую пищу в надежде на спасение: питаюсь и покрываюсь я всесильным словом Божиим, ибо не

Мф. 4:4– «Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». И совлекшиеся греховного одеяния не имеют убежища, укрываясь среди каменных расселин.⁸)

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒