Моя первая просьба, или приглашение, такова: не позволяйте умирать своему сомнению. 4 страница

Религиозное переживание - это истина. Когда вы открываете его, вы не обнаруживаете, что оно христианское, или индусское, или мусульманское, или буддийское. Оно не имеет ничего общего со всеми этими словами.

В тот момент, когда вы открываете религиозную истину, все пространство, все время становятся несущественными. Эта истина находится вне времени и пространства. Она нематериальна. Пять тысяч лет назад, пять тысяч лет вперед - она точно такая же.

Вселенная всегда остается подлинно сама собой.

Она не надевает ложных масок и не меняет их так, что когда подходит одна маска, то она делает одно, а когда подходит другая, делает другое. У вселенной нет масок - она предельно обнажена. Она — не такая, как вы; у нее нет индивидуальности.

У истины нет индивидуальности.

У вас есть не только индивидуальность, у вас много индивидуальностей, поскольку вам нужны разные лица в различных ситуациях, с различными людьми. Когда вы разговариваете с женой, вам нужна одна индивидуальность, индивидуальность мужа. Когда вы разговариваете со своей подружкой, вы делаете это иначе; вы используете индивидуальность любовника. Когда вы разговариваете со священником, вы, конечно, ведете себя по-другому.

А когда вы разговариваете со слугой, ведете ли вы себя так же, как с раввином, папой, махатмой? Нет, когда слуга проходит через вашу комнату, вы даже не замечаете, что мимо вас проходит человек. Слуга - это не человек. Вы не говорите ему здравствуй, он и не ожидает от вас никакого приветствия. Он приходит и уходит, делает свою работу — он робот, за это ему платят. Вы продолжаете читать свою газету, вы не бросите ни единого взгляда на этого человека. Вы не спросите у него ничего, даже: «Как дела?». Нет, ничего такого не предполагается; вы хозяин.

Но когда вы приходите в учреждение и становитесь перед своим боссом, тогда ситуация меняется на противоположную - теперь вы слуга. И вот вы стоите, а босс продолжает листать свои бумаги, как будто вас здесь нет, как будто никого здесь нет. Он, может быть, ничего и не ищет в этих бумагах. Он, может быть, переворачивает их просто для того, чтобы показать вам, где ваше место, ему совершенно не нужно обращать на вас никакого внимания.

Если вы понаблюдаете за собой, то увидите, сколько раз за двадцать четыре часа вы изменяете свою индивидуальность. И это становится таким автоматическим процессом, что вам не нужно прикладывать для этого никаких усилий; изменение становится автоматическим. Вы видите, что приходит жена, - индивидуальность автоматически изменяется. Вы видите, что приходит босс, - индивидуальность автоматически изменяется. Это так давно вошло у вас в привычку, что теперь...

О человеке нужно понять одну вещь: в человеческом уме есть нечто от робота.

Когда вы учите что-то, вы должны быть наблюдательными. Например, когда вы учитесь вождению автомобиля, вы должны быть наблюдательными, бдительными по отношению ко многим вещам: дорога, люди, другие машины. Вы должны осознавать руль, вы должны осознавать тормоза, вы должны осознавать коробку передач. И когда человек начинает учиться, он находит, что очень трудно одновременно следить за столь многими вещами. А когда вы выучились, что происходит? Тогда вы можете вести автомобиль и петь, вести и разговаривать, вести и слушать радио. Ваш ум отложил «вождение автомобиля» в другой раздел, и этот раздел - раздел робота в вашем уме. Теперь обо всем, о чем вы заботились раньше сами, заботится робот.

То же случается и с вашими индивидуальностями. Поэтому вы даже не осознаете, как быстро они меняются - без звука, без видимого изменения, - но если вы понаблюдаете, то увидите, что все изменилось.

Я путешествовал в поезде из Дели в Амритсар. В моем купе находилась женщина, молодая, очень красивая. И на каждой станции мужчина, который путешествовал вместе с ней, - у него не было места в этом купе, поскольку купе было на двух человек, и он вынужден был ехать в другом, - но на каждой станции он прибегал, иногда приносил сладости, иногда приносил фрукты, иногда то, иногда другое.

Я спросил у этого мужчины: «Вы женаты на этой женщине?»

Он сказал: «Да. Мы женаты семь лет».

Я сказал: «Не надо мне врать. Вы не женаты и семи дней».

Он выглядел шокированным, но спросил: «Как вы догадались?»

Я сказал: «Свидетельств достаточно. Ни один муж не будет прибегать на каждой станции со сладостями, фруктами и спрашивать: "Нужно ли тебе что-нибудь?" - и обнимать, и целовать. - Ни один муж... тем более женатый семь лет. Невозможно! Вы вовсе не женаты на ней».

Он сказал: «Это правда. Она жена другого человека. Я также женат, и женат семь лет, но на другой женщине. И с женой я веду себя действительно так, как вы говорите. Даже если я могу взять место в том же купе, я не беру. Я еду в другом купе, нахожу любое оправдание. И раз оставив ее в купе, я только на конечной станции захожу к ней снова». И он снова спросил: «Но как вам удалось узнать?»

Я сказал: «Ничего трудного в этом нет, это так просто. Даже через семь дней супружества, то глупое поведение, которое вы настойчиво демонстрировали на каждой станции, отбрасывается, просто исчезает, поскольку это поведение до игры, а не после».

Он спросил: «Что вы имеете в виду под этими "до игры" и "после игры"?»

Я сказал: «В точности эти слова: до игры... Перед тем, как вы овладеете женщиной, - это до игры; вы уговариваете ее. А то, что вы делаете со своей женой, - это после игры. Тогда вы надеетесь, что этот вагон как-нибудь упадет в реку, сойдет с рельсов... произойдет какое-то чудо, и вы уже не встретите эту женщину на станции, до которой едете. Вы фантазируете себе тысячу и одну ситуацию, представляете что-нибудь вроде: «Случаются же чудеса. Она может потеряться. Кто-нибудь украдет ее, или, может быть, кто-нибудь убьет ее; все возможно в этом большом мире, каждый день случается так много». Но ничего не случается. Вы находите свою жену и снова стоите с ней, говорите ей милые глупости: «Как бы я хотел быть с тобой, как я скучал по тебе, как постоянно вспоминал о тебе». Да, вы вспоминали, но совершенно по другой причине!»

Существование не имеет индивидуальности. В нем нет вопроса об индивидуальности, оно просто есть, чем бы оно ни было.

И чтобы переживать существование таким, как оно есть, необходимо познать истину.

И самый ближний путь - двинуться к существованию из вашего собственного центра, поскольку именно там вы соединяетесь с существованием. Ваши руки могут коснуться цветка; ваши глаза могут видеть цвет облаков, неба, солнечного заката. Ваши уши могут слышать музыку птиц, шум журчащей воды, или ветерок, пробегающий сквозь деревья, или лист, тихо падающий в листопад, но все же что-то шепчущий...

Но между вами и облаком есть промежуток, есть промежуток между вами и падающим листом, между вами и звездами. Как бы близко вы ни подошли, промежуток есть. Само слово «близость» означает двух человек, две сущности, не одну. Промежуток есть, как бы ни был он мал. В любви вы можете подойти к человеку на самое близкое расстояние, но, может быть, на несколько мгновений - я не говорю на несколько часов, несколько дней, - может быть, лишь на несколько мгновений вы подойдете очень близко к человеку, но все же... промежуток есть. Вы можете кричать, но ваш звук не долетит. Вы можете простирать руки, но они не коснутся. Промежуток, может быть, и маленький, достаточен, чтобы сохранить вас, как две отдельные сущности.

Вы хотели бы стать, как одно, и в этом горе всех возлюбленных и причина неудачи всякой любви. Любовь обязательно терпит неудачу, поскольку стремится сделать невозможное.

Здесь нет ничьей вины. Они, подходя близко... момент близости так прекрасен, что они хотели бы стать еще ближе, но наступает предел. Где это ограничение? Другой есть другой, и нет возможности вам двоим стать, как одно.

Жан Поль Сартр говорит: «Другой - это ад». Этот человек не психоаналитик, но так часто случается, что художники, поэты, романисты, драматурги, артисты открывают что-то такое, что так называемые эксперты, которые должны были бы открывать, стараются, стараются, но не находят. Вот и Фрейд не смог обнаружить, что другой - это ад, не сделали этого ни Юнг, ни Адлер, ни вся компания, последовавшая за ними. Жан Поль Сартр в маленьком предложении говорит нечто потрясающе глубокое и основательное, что является откровением: другой - ад. Почему?

Потому что вы хотите слиться, сплавиться, чтобы разделение между вами исчезло и вы стали бы одним, объединенным... чтобы вы могли смотреть глазами своей возлюбленной, и ощущать запах, и ощущать вкус, и слышать не как раздельные существа, но как единое целое с человеком, которого любите... чтобы оба ваши центра вошли друг в друга и стали одним центром. Вот куда проникает мудрый взгляд Сартра. Он сказал: «Другой - ад». Ясно почему.

Другой - это другой и все время остается другим.

Что бы вы ни делали, все терпит неудачу. И в этом нет вины другого.

Другой тоже старается делать все возможное, но вы остаетесь другим. Оба стараются, но оба терпят неудачу, потому что то, к чему они стремятся, невозможно.

Уединенность каждого - самое его существо. Никакое посягательство на него невозможно, вы не можете посягнуть на существо другого человека. И это хорошо, потому что если люди могли бы посягать на существо других людей, то для человечества не осталось бы надежды. Тогда не было бы никакой надежды на настоящую свободу. Ведь почему только один человек должен посягать - многие могут посягать на вас. Ваша чистота, ваша праведность, ваша индивидуальность потеряют все свое значение.

Сартр прав. Он понял смысл, он понял то, что другой продолжает оставаться другим, а любящее сердце хочет слиться с возлюбленным в одно целое. Это всегда обречено на неудачу. В этом горе возлюбленных.

Поэтому, когда он говорит, что другой - это ад, он говорит многое. Он говорит, что другого ада нет, только одно это переживание, когда вы подходите так близко, что чувствуете, еще один шаг - и рай ваш, но этот один шаг не может быть преодолен.

Цель перед вами. Вы стоите в дверях, но почему-то не можете даже постучать в дверь. Она здесь, ждет, не просто ждет - приветствует, но вы как-то парализованы. Вокруг другого человека какой-то невидимый круг, который вы не можете преодолеть, и в этот момент вы начинаете осознавать, что такой же круг есть и вокруг вас. Круги, когда они подходят близко, касаются друг друга, но только окружности кругов, большее невозможно.

Отвернуться от двери рая — вот что такое ад, другого ада нет.

Упрямая реальность другого, который остается «другим», становится вашим поражением, становится поражением и того другого человека тоже. Вам нельзя оставаться застрявшими в этой точке. Попытайтесь понять: в существовании, в жизни, ничто не остается статичным; или вы идете вперед, или удаляетесь прочь. Вперед вы не можете двигаться - ваша голова ударяется о невидимую стену, и нет пути, но ничто не остается статичным, вы начинаете удаляться прочь... и болезненная память о поражении, болезненная память о достижении такой близости и все же потере...

Самое близкое, где вы можете подойти друг к другу, это в любви, но любовь становится мукой; в конце концов любовь становится мукой.

Поэтому блаженны те, кто никогда не любил: они никогда не узнают, что другой - это ад. Защитить вас от этого переживания стараются все общества, так или иначе они стараются, чтобы любви не было; супружество — вот это хорошо. И, конечно, прожив с кем-то годы, вы начинаете испытывать определенное чувство компании, определенную потребность в другом. Другой становится привычкой.

Если жена уходит из дома на несколько дней, вы чувствуете себя потерянными. Вы хотели, чтобы она ушла хоть на несколько дней, но когда она уходит, вы чувствуете себя потерянными. Вы не можете найти ничего в своем собственном доме. Внезапно вам начинает не хватать жены - и вы думаете, что это из-за любви? Нет, она стала вашей привычкой, она взяла в свои руки всю заботу о вас; без нее вы не знаете, что делать. Даже ругаться с ней стало рутинной частью вашей жизни. Теперь не с кем ругаться в доме. Вы ходите из одной комнаты в другую - скучаете даже по ругани. Вы приходите домой поздно, никто не выговаривает вам... вы просто отправляетесь в постель. А выговоры каждую ночь стали такой рутинной частью вашей жизни, что без них вы не можете уснуть. Это все равно как игрушка для ребенка.

Я сплю на трех подушках: по одной с каждой стороны и третья под головой. И когда я путешествовал по Индии, я вынужден был возить все три подушки с собой, а я пользуюсь очень большими подушками, может быть, самого большого размера. Я иногда останавливался у кого-нибудь, он открывал мои чемоданы и в одном из них — в большом чемодане, в самом большом из имеющихся, - находил только три подушки! Он спрашивал меня: «Что! В этом большом чемодане вы возите только три этих подушки...?»

Я говорил: «Без этих двух я не могу спать. Эти две являются неотъемлемой принадлежностью моего сна. Если кто-то берет одну из моих подушек, мне становится трудно спать. Мне не хватает ее всю ночь».

Жена хотела отправиться отдохнуть на несколько дней. Она выжата — я думаю, это точное слово, выжата — своими детьми, своим мужем. Наступает время, когда все становится уже слишком. Но когда она отправляется на отдых, она начинает скучать по детям, по их шуму, по их возне. Она начинает скучать по мужу. На кого ворчать?

Ворчание - это такое испытание власти, такая радость. И бедный парень ничего не может сделать, так много власти у его жены. И она знает, что на стороне ее мужчина - лев. Это придает еще больше радости ворчанию, придиркам, обращению с ним, как с мышкой, - никак иначе. Может быть, на стороне ты и лев, но когда приходишь домой, подожми хвост и помни, что здесь ты не босс.

Она начинает скучать... с кем ругаться? Она начинает скучать по всей той заботе, которой она окружила мужа; теперь некому о нем позаботиться. Ей на память приходят всякие мелочи: по утрам она приносит мужу газету. Ей это никогда не нравилось; сама идея о том, что муж сидит перед ней, спрятавшись за газетой... она знает, почему он читает газету — просто для того, чтобы не видеть ее, не общаться с ней. Но теперь, далеко от дома, она начинает думать о том, подаст ли кто-нибудь ему газету или нет. И как он найдет свои ботинки... и одежду? И он обязательно сделает какую-нибудь глупость на кухне. В доме может возникнуть пожар - все возможно... «Что я сделала? Зачем я приехала сюда? И здесь ничто не радует...» Все эти мечты, бывшие у нее дома, уплывают прочь. Теперь она жаждет как можно скорее вернуться.

Они стали друг для друга привычкой. Это не любовь.

Все общества испытали эту простую формулу защиты вас от переживания - которое так или иначе ужасно, но может стать и преобразованием.

Оно никогда не стало преобразованием для Жана Поля Сартра. Мне жаль этого человека. Он подошел очень близко, когда сказал, что другой - это ад. Но, даже подойдятак близко, в этом своем понимании он все же упускает что-то более значительное. Его ударение все еще падает на то, что другой несет ответственность за ад, которым является. Нет, другой не отвечает за это. Сартр все же не видит еще одной части, еще одной половины: вы, со своей стороны, тоже являетесь другим. Создаете ли вы ад для другого человека? Не создаете. Будьте немного более понимающими. Тогда ведь и другой тоже не создает ада. Не взваливайте все на другого.

Это лишь естественное явление, что в переживании любви вы можете подойти на самое ближнее расстояние, но лишь на расстояние. Вы не можете сплавиться в одно существо.

Впервые ваша уединенность становится кристально ясной.

Вы уединены, не имеет значения как.

И все эти вымыслы, что, может быть, существует кто-то, просто созданный для вас, что, может быть, есть кто-то, кто заполнит этот промежуток, эту пустоту в вас... никто не может сделать этого. Не потому, что никто не хочет, нет, каждый хотел бы, но это невозможно по самой природе вещей. И это хорошо, я повторяю, что это невозможно по самой природе вещей, поскольку если бы это было возможно, то не было бы необходимости в религии - не было бы потребности в религии.

Вы спрашиваете меня: «Есть ли для человека какая-нибудь существенная потребность в религии?» Да, но она возникает только после того, как вы испытаете переживание, что ваша уединенность абсолютна.

Вы не обманете себя дружбой, любовью, деньгами, властью. Вы не сможете обманывать себя долго. Придет момент, когда вы увидите, что все ваши усилия потерпели неудачу.

Вы все так же уединены, как и были.

Это момент, когда входит религия. Религия - это не что иное, как поворот на сто восемьдесят градусов - от другого к себе.

Вы испытали другого; это не работает. Другой не виноват. Не он создал этот универсальный закон. Другой - такая же часть этого универсального закона, как и вы. Если ваше понимание пройдет немного глубже... Сартр был как раз на краю, где он мог бы повернуться к себе. Но он остановился там: другой - ад. Он обвинил другого, но он не повернулся, чтобы дать шанс себе.

Вы в своей жизни пытались сблизиться со многими людьми, добирались до самого отдаленного человека и пытались приблизить его к себе. Вы преуспевали в этом, вы подходили к нему очень близко, и в последний момент, когда казалось, что еще всего лишь один шаг... и неудача. Человеческий ум говорит вам: «Может быть, это не тот человек. Поищи другого. Продолжай искать другого». Ум все время подает вам надежду: «Если не получилось с этой женщиной, этим мужчиной, может получиться с кем-то другим. Может быть, ты пытался не с тем человеком».

Ум все время находит утешения, оправдания, объяснения, но все это тщетно.

Эти объяснения, оправдания, утешения будут удерживать вас в стороне от религии.

Сартр мог бы стать одним из религиозных людей, но это очень редко: это обыкновенное явление, но очень редкое, поскольку никто не хочет обыкновенного; все стремятся к необыкновенному.

Религия наступает тогда, когда терпит неудачу любовь.

Я за любовь. Всю свою жизнь я учил в пользу любви. Причина здесь странная. Но я эксцентричный человек.

Я учил вас выступать за любовь, потому что знаю: если вы не пройдете той критической точки, когда другой становится адом, вы никогда не станете религиозным человеком.

Я не за любовь. Все мои усилия за религию.

Псевдорелигии дают вам готовые к применению формулы, а я хочу дать вам настоящее переживание, но не могу дать вам его. Я могу только показать вам путь, могу объяснить, как это случается, и после этого оставить вас свободно экспериментировать, если хотите.

Если любовь еще не потерпела неудачу, тогда вы еще недостаточно взрослые для религии. Вы еще не достигли нужного возраста. Не имеет значения, сколько вам лет; может быть шестьдесят, может быть семьдесят, не имеет значения.

Если вы все еще надеетесь, что любовь может преуспеть, тогда вы еще не достигли нужного возраста.

Но если вы уже полностью осознали, что это против природы вещей, что существование так не работает... Вы - это вы, другой - это другой.

Если вы хотите вкусить переживание существования, оно не идет через другого, оно проходит непосредственно через вас. Оно проходит через вас, посредством вас.

И только любовь и ее неудача могут бросить вас внутрь себя. Ничто другое не может вас бросить внутрь, поскольку все остальное много ниже любви.

Деньги - вы можете иметь их достаточно, вы можете пресытиться ими, но это не значит, что вы подвинетесь в сторону религии. Есть так много других вещей. Вы можете начать думать, что деньги бесполезны, но деньги дают вам власть. Они могут сделать вас президентом страны. Может быть, это то, что вы ищете. Вы можете стать президентом или премьер-министром страны. А жизнь коротка; большую ее часть вы потратили, зарабатывая деньги, и теперь будете тратить ее, добывая власть. Это как лестница; ранг за рангом, вы должны карабкаться по лестнице. И всегда есть ранг выше вашего, подающий вам сигнал: «Забирайся выше, здесь то, что тебе нужно».

И когда вы достигаете того ранга, оказывается, есть ранг еще выше. И рано или поздно какой-нибудь упрямый идиот преуспевает в достижении последнего ранга, откуда больше некуда идти, поскольку выше ранга нет - лестница кончилась. А когда вы затратили так много усилий, чтобы достичь этого, можете ли вы сказать тем, кто сражается внизу: «Не рвитесь. Я ничего не нашел здесь. Я потратил всю свою жизнь и теперь стою на высшей ступеньке лестницы, и все, что я могу сделать, это спрыгнуть вниз и покончить с собой. Ничего другого здесь нет». Теперь это будет означать, что вы признали свою глупость. Нет, человек, так тяжело работавший, чтобы добраться до верха... к тому времени, когда он добирается, он почти рядом с могилой. Теперь ему лучше продолжать, продолжать улыбаться - улыбкой Джимми Картера.

Мне действительно жаль Джимми Картера. Он по-настоящему несчастный человек. Он вынужден был спуститься с наивысшего ранга - обратно на землю. Теперь вся его улыбка исчезла. Я видел его фотографии после того, как он проиграл выборы, постоянно следил за его фотографиями: ни одной фотографии с той большой улыбкой, которая, может быть, была самой большой в мире. Что случилось с той улыбкой? Та улыбка была фальшивой. Даже когда он был на последней ступени, она была фальшивой. Но когда вы были в такой фальшивой игре, в игре политики, вы настолько привыкли к ней, что потерять ее подобно самоубийству...

Американцы - очень мудрый народ. Они покончили с двадцатью процентами своих президентов. Это большая мудрость. Они спасли двадцать процентов своих президентов от той ситуации, в которую попал Джимми Картер. Если бы кто-нибудь застрелил его, пока он улыбался, он, по крайней мере, кончил бы свою жизнь с улыбкой. Смерть все равно придет. Она придет, но улыбки не будет.

Всякий, становящийся президентом страны, старается остаться президентом до смерти. Каждый хочет умереть президентом, премьер-министром, каким бы ни был наивысший пост. Он ведь всю свою жизнь посвятил росту своей фальшивой индивидуальности, так позвольте ему теперь иметь честь умереть президентом или премьер-министром страны. Да, он заслужил это; он тяжело трудился для этого. И по большей части так и происходит: или его убивают, или он умирает от сердечного приступа.

Со времени обретения независимости в Индии было шесть премьер-министров. Первым премьер-министром был Джавахарлал Неру, наилучший политик из всех политических лидеров в мире, и прежде всего потому, что он не был политиком. Он был втянут в борьбу за свободу Индии и не думал о власти. Он не предполагал быть политиком. У него была такая чувствительная душа, что он мог бы стать великим поэтом, художником, музыкантом, кем угодно, но не политиком.

Я несколько раз встречался с ним. Он был в абсолютном согласии с моими идеями, но сказал со слезами на глазах: «Все, что вы говорите, может преобразовать все будущее Индии, но вы не имеете ни малейшего представления о коллективном уме масс. Они не поймут, что вы говорите; они будут против вас. Вы не преуспеете в преобразовании их ума, вы можете преуспеть только в том, чтобы быть распятым ими».

Он был потрясен китайским вторжением в Индию. Он слег и уже никогда не смог оправиться от этого потрясения. Он умер премьер-министром Индии. Он был великим проповедником мира, братства, любви, он создал блок стран третьего мира против Советского Союза и Америки, так что теперь эти два лагеря не единственные в мире, есть еще один лагерь, нейтральный. И он преуспел в создании нейтрального третьего лагеря.

Китай был частью этого лагеря, Китай был самой большой частью его, самой важной частью, и Китай атаковал Индию. На гималайских границах очень трудно победить китайцев. Индийцы живут не в Гималаях, а на равнинах. Одна сторона Гималаев индийская, другая сторона китайская. На другой стороне живут миллионы китайцев, они привычны к вечным снегам Гималаев. Они умеют сражаться. Вы не выжили бы в их условиях. В Гималаях, если идет сражение, никто не может их победить.

То же самое случалось и с Германией... Так было в первую мировую войну; так было, когда Наполеон напал на Россию; так было в первую мировую войну, когда Германия напала на Россию. Во вторую мировую войну Гитлер совершил ту же ошибку: он напал на Россию. Так случилось потому, что Россия огромна, одна шестая часть суши на всей Земле, и от шести до девяти месяцев она покрыта снегом, так что сражаться можно лишь на протяжении трех месяцев. С того момента, когда начинает падать снег, никто не может сражаться с русскими. Они привычны к снегу; их психология за миллионы лет привыкла к нему. Это их дом. Но для всякого другого - это смерть.

Там кончился Наполеон. Там кончилась первая мировая война, там же кончился и Адольф Гитлер. То, что он напал на Россию, на самом деле было вызовом. Поскольку там был разбит Наполеон, там была разбита Германия, Адольфу Гитлеру хотелось доказать, что Россия не является непобедимой. Но все разрешилось по чисто природным обстоятельствам. Когда начинает падать снег, никто не может победить Россию; невозможно сражаться с русскими.

То же самое относится и к китайцам. В Китае живет одна четвертая часть населения Земли - это величайшая из всех стран мира. И когда Китай напал на Индию, он занял тысячи миль в Гималаях, и Индия ничего не смогла с этим сделать. Это было таким серьезным потрясением для Джавахарлала, который до этого был очень здоровым, что он вдруг начал усыхать, умирать. Насколько я понимаю, он умер психологической смертью. Чтобы быть более точным, он совершил психологическое самоубийство. Он потерял все надежды на мир, на отсутствие войн в мире, ведь Китай был ближайшим другом Индии... если нельзя доверять ближайшему другу, то кому доверять? Он просто потерял всю радость. Он вдруг стал старым.

Вторым премьер-министром был Лалбахадур Шастри. Он очень сильно интересовался мной и обещал, хотя его партия и коллеги были против, что постарается реализовать мои идеи. Он умер от сердечного приступа в СССР. Его секретарь сообщил мне, что на протяжении всего пути он читал мою книгу «Семена революции». А в ночь его сердечного приступа в его руках была другая моя книга «Совершенный Путь».

Третий премьер-министр Индии убита только что. Она была самой смелой, и она была готова делать даже то, что шло против ума масс. Я предложил ей вывести из кабинета таких людей, как Морари Десаи. Она сказала: «Он один из наиболее упрямых фанатиков и верит, что он всегда прав...» Он был заместителем премьер-министра, вторым человеком после Индиры Ганди, но она сказала, что постарается выкинуть его, и сделала это.

Четвертым премьер-министром был Морари Десаи. Никто не считал, что на него стоит покушаться, поэтому он все еще жив и теперь пытается стать святым мудрецом - снова та же игра эго. Чаран Сингха, пятого премьер-министра, не стоит даже упоминать. А Раджив, мы еще должны посмотреть, достоин ли он своего деда и своей матери или нет. У меня есть внутренняя убежденность в том, что он не разочарует страну.

Джимми Картер внезапно постарел на десять лет после того, как проиграл выборы; в один день пронеслись десять лет. Когда люди у власти, они могут сохранять свое лицо. Может быть, они красятся, но выглядят все еще молодо, оживленно, сильно и на самом деле являются такими, поскольку с ними успех. Хотя в последней точке успеха они находят, что все тщетно, но стоит ли говорить об этом? Весь мир будет смеяться. Об этом лучше помолчать и продолжать улыбаться. Так что вы можете двигаться от денег к власти или от власти к деньгам. Есть много путей.

Я слышал об одном богатом американце, который пресытился всеми теми деньгами, которые заработал... он напрасно растратил всю свою жизнь. Кто-то предложил: «Почему бы вам не отправиться на Восток и не поискать там какого-нибудь махатму, какого-нибудь мудреца, который смог бы научить вас, как быть спокойным, тихим и благословенным?» Поэтому он ринулся в Индию, отправился в Гималаи и спросил, кто тут величайший праведник - как будто есть маленькие праведники и большие праведники.

Но он был человеком, знавшим, что такое деньги, и знавшим, что, если у вас мало денег, вы маленький человек, если у вас побольше денег, вы человек побольше, а если у вас денег еще больше, то вы самый большой человек. То же должно быть верно и для духовности - сколько ее у вас? Он всю свою жизнь прожил среди количества. Деньги - это количество. Духовность - это количество. Духовность не передается, но в Индии, как и везде, люди думают одинаково. Они сказали: «Да, есть один, величайший мудрец, величайший махатма, добраться до него очень трудно. Многие искали его и умерли или навечно затерялись в снегах».

Но богач сказал: «Мне нечего терять, я уже видел все удовольствия мира, и больше ничто не интересует меня. Этот вызов, что его еще никто не нашел, волнует меня. Я попробую». Снова в нем потекли соки, как тогда, когда он пустился в погоню за деньгами, — все то же эго. «Никто не нашел его; я найду. Опишите мне лицо этого человека, скажите, на какой вершине он живет, и я пойду». Они все подробно описали ему, и он пошел.

Это было действительно мучительное путешествие, но он знал, как мучительно ему было, когда он зарабатывал деньги. Если он смог добраться до вершины в том, что касалось денег, он справится и с этим путешествием. И он справился: в лохмотьях, почти умирающий, он, наконец, добрался и увидел человека, сидящего на вершине. Од упал, не в знак благодарности, а от усталости. Американцы ведь не знают, как падать в ноги при встрече с Учителем, - он просто упал. Он терял надежду, он был почти на краю, думая: «Надеяться не на что». И в этот момент тот человек, тот старый мудрец оказался перед ним. Он падает, и поскольку еще не умер, умудряется говорить, он простирает свои руки, хватает за ноги мудреца и говорит: «Вы великий мудрец, а я прибыл из Америки, за многие тысячи миль. Но это ничего. Это гималайское паломничество, пешком, на ногах... но я счастлив, что добрался. Теперь скажите мне, пожалуйста, что мне следует делать».

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Моя первая просьба, или приглашение, такова: не позво­ляйте умирать своему сомнению. 4 страница

Моя первая просьба, или приглашение, такова: не позволяйте умирать своему сомнению. 4 страница