ОТ ТРАГЕДИИ К НАДЕЖДЕ

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 15

Издательство Института Психотерапии

Москва

Эксклюзивное право издания книги на русском языке

Любая перепечатка издания является нарушением

авторских прав и преследуется по закону.

Опубликовано по соглашению с автором.

Диана ВИДРА

Помощь разведенным родителям и их детям: от трагедии к надежде. По страницам научных трудов Гельмута Фигдора. — М: Издательство Института Психотерапии, 2000. - 224 с.

В наше время развод из явления чрезвычайного перешел в разряд «нормы». Общественное мнение реагирует на него двояко. Оно, признавая право на освобождение от ставшего невыносимым супружества, в то же время осуждает развод за причинение душевного вреда детям.

Как сделать, чтобы развод и его последствия не причиняли горя детям и боли родителям, чтобы неурядицы, возникающие после развода, не тянулись годами? Проблемы детей невозможно решить отдельно от проблем родителей, ведь известно, что несчастный человек не может никого сделать счастливым.

В этой книге родители и психологи найдут ответы на тревожащие их вопросы. Она даст возможность большинству матерей и отцов избежать бед, которые потом становятся непоправимыми, поможет понять свои собственные чувства, а значит получить над ними власть и не позволять им слепо руководить собой.

Книга адресована психологам, педагогам, социальным работникам и, в первую очередь, родителям, которые хотят помочь себе и своим детям.

ISBN 5-89939-019-0

ЦГПБ нм. Н.А.Некрасова

Отдел абонементного обслуживания Сектор_______________________

О Издательство Института Психотерапии, 2000

83 2 18 3-3

СОДЕРЖАНИЕ

О Гельмуте Фигдоре...............................................................5

Предисловие..........................................................................7

От автора................................................................................9

Введение..............................................................................20

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Переживание ребенком развода....................23

Прежде всего, родители, они ведь тоже люди................24

«Ответственность за вину»..............................................29

Психологический момент развода..................................32

Видимые и скрытые реакции ребенка на развод............36

Что чувствует ребенок?...................................................38

Послеразводный кризис и «скорая помощь»..................47

Как дети реагируют на развод? Крик о помощи! ............57

Роль самочувствия родителей.........................................62

Усиление страха и срыв психической защиты................68

Ребенок регрессирует......................................................74

После травмы..................................................................78

ЧАСТЬ вторая. Психическое развитие ребенка до развода......81

Нарушение отношений в раннем возрасте......................83

Тройственные отношения

и процесс индивидуализации.........................................92

Эдипово развитие (с трех до семи лет) ..........................115

Реакции детей на развод................................................129

ЧАСТЬ третья Психическое развитие ребенка

после развода..................................................................139

«Злые матери», «безответственные отцы»

и «настроенные против» дети........................................149

«Мама, я не хочу к папе!»,

«Папа, я хочу жить с тобой!»..........................................153

«Ребенка настроили против меня!» ...............................156

Любовь ребенка к разведенному супругу

причиняет боль и внушает страх....................................158

«У отца ему можно все, а я, получается, злая!»..............161

«Педагогизирование» отношений

материи ребенка после развода.....................................164

«Ребенок принадлежит мне!».........................................168

Вместо радости — разочарование и стресс.....................173

«Отец больше глаз не кажет!».........................................177

«Разведенный» ребенок.................................................179

Отношение к отцу после развода...................................180

«Мамаздесь, палатам...»...............................................187

Влияние развода на психическое развитие:

от ребенка к взрослому...................................................197

Заключение: новые партнеры родителей.......................... 207

ПРИЛОЖЕНИЕ. Короткий экскурс в психоанализ.................211

Что такое инфантильная сексуальность?......................212

О ГЕЛЬМУТЕ ФИГДОРЕ

Австрийскому психоаналитику и психотерапевту Гельмуту Фигдору (Helmuth Figdor) в большой степени принадлежит заслуга возрождения «классической» психоаналитической педагогики. Им разработаны теоретические концепции, на основе которых в Европе начали работу специальные учебные заведения по подготовке кадров для психоаналитически-педагогических воспитательных консультаций. Теоретические разработки Фигдора основаны на фундаменте познаний классического психоанализа о детской душе, но в отличие от «классиков» психоаналитической педагогики он ориентируется не на идею «преобразования человека» или «общую профилактику неврозов», а на изменение «воспитательной повседневности», чем дает «старой» науке принципиально новое звучание.

Фигдор — практикующий психотерапевт и его теоретические концепции прочно опираются на эмпирические исследования, обогащенные его многолетним богатейшим опытом работы с детьми и их родителями. Являясь одним из ведущих специалистов в области проблем разводов, он рассматривает трудности детей неоторванно от душевной жизни родителей, а видит весь комплекс взаимосвязанных переживаний и ставит своей задачей помочь одновременно тем и другим. Он убежден, что хорошее самочувствие детей неразрывно связано с хорошим самочувствием родителей.

Гельмут Фигдор — член Немецкой и Международной психоаналитических ассоциаций, он — доцент Венского университета и председатель Австрийского объединения «Психоаналитическая педагогика». Являясь экспертом по делам несовершеннолетних при Венском суде, ведет исследования в области проблем ресоциализации молодых людей, совершивших нарушения. Российскому читателю знакомы многие его работы, опубликованные в журналах: «Вопросы психологии» МГУ, «Психологический журнал», «Психоаналитическая наука и

образование», «Московский психотерапевтический журнал», «Дошкольное воспитание», «Начальная школа» и др. В 1995 году издательством «Наука» был выпущен его фундаментальный труд: «Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой». В 2000 году издательство Института Психотерапии выпустило его книгу: «Психоаналитическая педагогика». Эта книга может не только помочь родителям научиться лучше понимать душевную жизнь своих детей, но и стать своего рода «путеводителем» для детских психологов и работников консультаций по воспитанию детей и подростков.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1995 году Диана Видра перевела на русский язык мою книгу «Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой» (издательство «Наука»). Итак, можно задать вопрос, к чему сейчас этот пересказ! На самом же деле я необыкновенно рад данной книге. И это по двум причинам.

Во-первых, моя работа о детях развода — это научный труд. Хотя я и стараюсь писать понятным языком и как можно более живо, так, чтобы неспециалисты и родители, которых коснулись эти проблемы, тоже могли извлечь для себя пользу, но в первую очередь моя книга, конечно, обращена к специалистам, а именно, к специалистам средней Европы. Поэтому в ней много теории, которая, может быть, не имеет того значения для русских психологов, а также не представляет большого практического интереса для разведенных или разводящихся родителей.

Во-вторых, книга обычно исполняет свою функцию советчика и помощника только тогда, когда она обращена к эмоциям читателя, а для этого требуется особое умение обращения с языком. Какими словами могу я наилучшим образом выразить его желания, заботы и чувства? Какими словами могу я подвигнуть его к пересмотру собственных побуждений для того, чтобы в нем появились новые силы и он сумел внести изменения в свои действия? Для этого я должен хорошо знать своего собеседника, понимать его образ мышления и его язык. Но эмоциональный язык невозможно просто так перевести, его можно лишь «перенести» в другой язык, в другую культуру, в известном смысле «пересказать» (это как стихи, которые не просто переводятся на другие языки, а для того, чтобы они дошли до сердца читателя, они переписываются или пересказываются заново).

Безусловно, задание это — не просто. В Диане Видра сошлись воедино три счастливых обстоятельства: во-первых, благодаря своим переводам, она очень хорошо знает мои труды, во-вторых, она — и это особенно редкий случай — чрезвычайно хорошо знакома с психоанализом; и, наконец, сама она писательница, и это означает, что язык — это ее стихия.

Пусть же при помощи Дианы Видра как можно большему количеству матерей и отцов удастся избежать бед, которые потом стали бы непоправимыми; пусть родители, озабоченные тяжелыми жизненными обстоятельствами, почерпнут для себя и для своих детей новую надежду; и, прежде всего, пусть детям, благодаря повышенной осторожности своих родителей, с которой те теперь будут подходить к разводу и к своему поведению после развода, удастся пройти этот сложнейший жизненный отрезок, избежав слишком тяжелых и часто непоправимых душевных травм!

Гельмут ФИГДОР

ОТ АВТОРА

«ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ДУХИ» ДОКТОРА Ф ИГД О РА

Психоанализ — та наука, которой, пожалуй, с наибольшим трудом приходилось пробивать себе дорогу в жизнь. Да и до сих пор нередко можно видеть негативное к нему отношение — от враждебного неприятия до высокомерного пренебрежения, — и это нередко даже у людей вполне образованных, не чурающихся нового знания. Причин тому несколько. Одной из основных, конечно, является то, что освобождение сексуальности из корсета моральных оценок и признание ее фундаментальной движущей жизненной силой неизбежно должно столкнуться с сопротивлением. Еще более важная причина заключается в том, что психоанализ, как известно, занимается изучением бессознательных душевных процессов, а они для тех, кто никогда не подвергался анализу и поэтому ничего не знает о своих собственных бессознательных влечениях, в лучшем случае кажутся бессмыслицей, в их глазах они недоказуемы и непонятны. Но самое главное — любое сознательное столкновение со многими из своих внутренних влечений вызывает в отдельной личности такое мучительное чувство стыда и страха, что отрицать их существование становится «необходимой» жизненной задачей. И чем конфликтнее внутренний мир человека, тем труднее ему признать справедливость открытий психоаналитической науки.

Интересно и со всем присущим ему блестящим литературным талантом писал об этом Фрейд: «В течение веков наивное самолюбие человечества вынуждено было претерпеть от науки два великих оскорбления. Первое, когда оно узнало, что земля наша не центр вселенной, а крошечная частичка мировой системы, величину которой едва можно представить. Оно связано для нас с именем Коперника, хотя подобное провозглашала уже александрийская наука. Затем второе, когда биологическое исследование уничтожило привилегию сотворения человека,

указав ему на происхождение из животного мира и неискоренимость его животной природы. Эта переоценка произошла в наши дни под влиянием Ч. Дарвина, Уоллеса и их предшественников не без ожесточеннейшего сопротивления современников. Но третий, самый чувствительный удар по человеческой мании величия было суждено нанести современному психоаналитическому исследованию, которое указало «Я», что оно не является хозяином даже в своем доме, а вынуждено довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно. Но и этот призыв к скромности исходит не впервые и не только от нас, психоаналитиков, однако, по-видимому, нам суждено отстаивать его самым энергичным образом и подтвердить фактами, понятными каждому». Задание, прямо сказать, не из легких.

Познания психоанализа, прочно стоящие на фундаменте фрейдовских открытий, способствовали развитию психотерапевтических методов, дающих возможность излечивать больных, страдающих неврозами, что можно считать одним из величайших достижений нашего цивилизованного века. Но и все же, психоаналитическая терапия, несомненно являясь самым эффективным оружием борьбы с невротическими заболеваниями, и по сей день продолжает оставаться делом весьма дорогостоящим, как материально, так и в отношении затрат времени. Означает ли это, что психоанализу навсегда суждено остаться наукой элитарной, доступной лишь избранным? Конечно нет. Ведь лечение неврозов (различной тяжести) как таковых — не единственная область, где познания психоанализа приносят большую пользу. Сегодня они успешно применяются и в других областях, среди которых в последние годы на первое место выступает педагогика.

«Только одну тему я не могу так просто обойти, — писал Фрейд в 1938 году, — не потому, что много понимаю или сам так много сделал в ней. Совсем наоборот, я ею почти никогда не занимался. А между тем это так чрезвычайно важно, так много обещает в будущем и, может быть, является самым важным из всего, чем занимается анализ. Я имею в виду использование психоанализа в педагогике, в воспитании будущего поколения. Рад, по крайней мере, что моя дочь Анна Фрейд видит в этом свою жизненную задачу и ликвидирует, таким образом, мое упущение».

Надо сказать, что первые педагоги-психоаналитики, — и в их числе, кроме упомянутой дочери Фрейда Анны, можно назвать Мелани Кляйн, Марию Бонапарте, Микаэля Балинта, — ставили перед собой задачу весьма глобального масштаба, а именно общую профилактику вероятных будущих неврозов в детском возрасте (основа невротических заболеваний, как известно, закладывается в детстве). Но задача эта, к сожалению, оказалась невыпол1 гимой по причине чрезвычайной сложности человеческой личности, где число вариантов развития, можно сказать, неисчислимо. Следует заметить, что и тоталитарные режимы в свое время играли мыслью использовать психоаналитическую педагогику, но, конечно, не для достижения индивидуального счастья отдельной личности, а для формирования поколений «правильных» — на их взгляд — людей. В Москве в первые годы советской власти существовала психоаналитически-педагогическая школа-интернат, в которой, кстати, учились отпрыски высокопоставленных членов правительства, и среди них старший сын Сталина Яков. Но и из этой затеи ничего не получилось. Когда выяснилось, что сила природы человеческих влечений не позволяет взять себя под контроль, психоанализ в России на долгие десятилетия закончил свое существование, а многие из ученых-психологов поплатились своими жизнями.

Сегодня психоанализ снова пробивает себе путь в Россию, но путь этот нелегок. Основная трудность заключается, конечно, в отсутствии профессионально подготовленных психоаналитиков. Для построения высококачественной образовательной системы в этой области специалистов следовало бы приглашать из-за границы или посылать студентов учиться в Европу. То и другое для страны, находящейся в затяжном экономическом кризисе, практически невыполнимо.

Но интерес к психологии в России огромен, в том числе к работам австрийского психоаналитика и психотерапевта Гельмута Фигдора (Helmuth Figdor). Его научные труды публикуются почти во всех московских специальных психологических журналах, в 1995 году в издательстве «Наука» был издан перевод его замечательной книги «Дети разведенных родителей:

между травмой и надеждой». Фигдору в большой степени принадлежит заслуга возрождения психоаналитической педагогики в наше время. Им разработаны теоретические концепции, на основе которых в Вене начало работу специальное учебное заведение по подготовке кадров для психоаналитически-педагогических воспитательных консультаций. Теоретические разработки Фигдора стоят на фундаменте познаний классического психоанализа о детской душе. В то же время в отличие от «классиков» психоаналитической педагогики он ориентируется не на идею «преобразования человека» или «общую профилактику неврозов», а на изменение «воспитательной повседневности», чем дает «старой» науке принципиально новое развитие. Фигдор — практикующий психотерапевт и его теоретические концепции прочно опираются на эмпирические исследования и его многолетний богатейший опыт работы с детьми и их родителями. Являясь одним из ведущих специалистов в области проблем разводов, он рассматривает трудности детей не оторвано от трудностей родителей, а видит весь комплекс взаимосвязанных переживаний, стараясь помочь тем и другим. Он убежден, что хорошее самочувствие детей неразрывно связано с хорошим самочувствием родителей и видит не только большое будущее, но и достойную альтернативу дорогостоящему «классическому» психоанализу в психоаналитически-педагогической консультации для родителей. В одной из своих фундаментальных работ «Психоаналитически-педагогическая воспитательная консультация. Ренессанс одной «классической» идеи» Фигдор облекает основную проблему воспитания в метафору «педагогических духов». Посмотрим на них поближе.

Известно, что родители, обремененные трудностями и конфликтами воспитания, нередко ищут совета и помощи у психологов и педагогов. Но кто в то же время не знает, как часто, целиком признавая справедливость «добрых» и «разумных» советов, мы просто не в состоянии им следовать. В чем же тут дело? Фигдор, еще будучи совсем молодым доктором, стал задумываться над этим феноменом. Со временем ему удалось его разгадать. Вся проблема заключается не в самих советах, а в том, как они обычно даются. Если, скажем, матери, и без того переживающей из-за развода, сказать (совершенно

справедливое): «Не забывайте, ребенку нужен отец!», это вызовет в ней лишь бурю мучительных чувств, среди которых самое ужасное — чувство вины. А значит, это неизбежно приведет к внутреннему сопротивлению, отрицанию истинной причины всех бед и бессознательному саботированию любого «доброго совета». Ведь ей необходимо хоть как-то защитить и без того в это время такое хрупкое внутреннее равновесие.

Посмотрев поближе на психологические проблемы родителей, можно увидеть, что внутренние конфликты, лежащие в их основе, не так уж хорошо вытеснены, они буквально «рвутся» в сознание. Это конфликты так называемой психической поверхности: чувство вины и беспомощности, раненая гордость, ненависть, потребность в возмещении обид, страх перед одиночеством и потерей любви. И именно эти душевные порывы как раз и способствуют бессознательному проявлению проблематичных воспитательных действий. «Для того чтобы сделать их на длительное время сознательными и пробудить способность думать о них, необходимо лишь немного редуцировать страх, связанный с ними», — говорит Фигдор. Для этого он использует не психоаналитическое толкование реакций переноса или сопротивления, а разъяснение, то разъяснение, которое дает особенное знание, заставляющее увидеть мир в ином свете. В результате человек приобретает чувство внутренней свободы и учится формировать свою жизнь на основе разумных представлений о том, какой она должна быть. В этих случаях психоанализ говорит об эмансипации личности.

Фигдор приводит в пример понятие разъяснения, используемое при посвящении в тайны сексуальности. Благодаря психоанализу мы узнали, как сильно смущают и пугают детей их инфантильные сексуальные теории и в какой ужас может повергнуть ребенка случайное открытие существования сексуальности у его родителей. Разъяснение не только освобождает его от страха, оно открывает ему заманчивое существование другой любви, отличной по своей природе от — полной зависимости и страха перед «большими» — любви к родителям. У многих первобытных культур (сохранившихся и поныне) существовали обряды посвящения мальчиков в тайны сексуальности. В этом посвящении подчеркивается разница между «мужчинами, которые зна-

ют тайну, и женщинами и детьми, которым ее знать не дано». Основное значение посвящения заключается в открытии, что духов, которые до этого причиняли им столько страха, на самом деле не существует, что они служат лишь для устрашения детей и женщин, чтобы «тех можно было получше держать в руках».

Фигдор сравнивает этих духов с другими «духами», которые доставляют столько неприятностей матерям, отцам, воспитателям, учителям. Но в то же время, хотя «духи» эти и внушают большой страх, они выполняют и защитные функции: благодаря своей могучей власти они предотвращают еще большие угрозы или расчищают дорогу собственным бессознательным потребностям.

Предположим, я говорю себе: «Я — хорошая мать и поэтому я, («во имя ребенка») отказываюсь от своих личных потребностей» (среди которых могут быть желание сделать карьеру, потребность социального признания, сексуальная сторона жизни, покой, увлечения и т. д.). Но как бы замечательно ни звучало это на словах, на практике это не так. Ведь я живой человек и поэтому я не в состоянии отказаться от удовлетворения своих желаний без того, чтобы не чувствовать себя несчастной. А вытесненные потребности все равно будут настойчиво заявлять о себе, пусть даже достаточно субтильными способами: жалобами на жизнь, не неблагодарность детей, обидами и т. д. Не говоря уже о том, что подобная «самоотверженность» налагает непосильный груз на детей, вызывая в них чувство вины за приносимые им жертвы.

Или я говорю себе: «Я чувствую себя в настоящее время очень нехорошо, но мой ребенок не должен этого заметить». Да как же он этого не заметит? Как бы я ни старалась, он «прочтет» мое состояние по моему выражению лица и по моим жестам — у детей по отношению к родителям существуют необыкновенно чувствительные «антенны». Плохое самочувствие матери внушает ребенку страх. Поэтому разумнее было бы поговорить с ним о том, что это вовсе не он повинен в моем плохом самочувствии, и если я не в состоянии сейчас уделить ему необходимого внимания, то это вовсе не потому, что я на него сердита. И т. д.

А вот еще один весьма опасный «дух»: «Если я все буду делать правильно, то между мной и детьми никогда не возникнет никаких конфликтов». Или: «Хорошее, партнерское воспитание дол-

жно протекать без давления, без авторитета, без наказаний или их угрозы». Но такого просто не может быть! Во-первых, нет человека, который в состоянии был бы все делать «правильно», как не существует и самого этого объективного «правильно». И, во-вторых, разве все в моих отношениях с другими людьми может зависеть от меня одной? Фигдор называет это «нарциссической иллюзией», т. е. в такой позиции заложено нечто от «человеческой мании величия». Конечно, подобный подход к делу утешает самолюбие, но, с другой стороны, он налагает слишком большую, можно сказать, непосильную ответственность. В результате малейшая неудача грозит невыносимым чувством вины и потерей чувства собственной полноценности.

Или вот еще один «дух»: «Достаточно все правильно объяснить ребенку, и он сам будет соблюдать порядок». Нет, дети устроены так, что сами они этого не могут! С одной стороны, потому что дети по природе своей «хаоты», «экспериментаторы», они просто обязаны испробовать все новое, непознанное, и с другой — тем не менее, они нуждаются в руководстве и помощи, а также в том, чтобы взрослые указывали им границы и рамки. Сами они этого не могут! Потому, что они еще дети.

Принципиально фальшивы и такие представления родителей, как: «Если мой ребенок душевно здоров, то он с удовольствием будет ходить в детский сад или в школу»; «Если с моим ребенком все в порядке, то со стороны воспитательницы или учительницы никогда не будет никаких нареканий». А разве у учителей и воспитателей не бывает своих проблем, которые они переносят на детей? И разве не бывает так, что ребенок в одном коллективе чувствует себя хорошо, а при изменении обстановки начинает шалить или вовсе вести себя «плохо»? Отсутствие проблем и конфликтов еще ничего не говорит о благополучии того или иного человека или коллектива; умение их разрешать — с наименьшими потерями для всех участников — вот истинный показатель душевного здоровья!

Многие родители считают: «Если я все буду делать правильно, то моему ребенку не придется ревновать меня к новорожденной сестренке» или: «Братья и сестры, если они душевно здоровы, обязательно только любят друг друга». Это тоже неверно. Конкуренция здесь неизбежна, и это явление

нельзя считать только отрицательным. Важно не отсутствие самой ревности, а умение с нею обращаться. Точно так же нельзя верить в то, что: «Если мать (отец) по-настоящему любит своего ребенка, то она (он) никогда не сможет пожелать хотя бы на минуту от него освободиться». В данной сентенции кроется отрицание амбивалентности (противоречивости) любовных чувств: место обидам и ненависти есть только там, где есть любовь и зависимость. Но если я принципиально не признаю за собой права иногда «быть злой на ребенка» или на минуту пожелать себе отсутствия забот, налагаемых на меня воспитанием, то любой «прорыв» чувств подобного (агрессивного) характера неизбежно вызывает во мне захлестывающее и парализующее чувство вины. Фигдор считает это чувство главным виновником многих бед еще и потому, что оно непременно требует психической защиты: оно вынуждает закрывать глаза на действительность, отрицать очевидные вещи, уходить от ответственности, заменяя ее часто весьма сомнительными «педагогическими» теориями и т. п. Очень важно уяснить для себя разницу между (по)желаниями и действиями. Даже если я и пожелала себе отсутствия всяческих забот, это еще далеко не значит, что я действительно освобожу себя от моих материнских обязанностей и брошу своих детей на произвол судьбы. В желаниях нет никакого преступления. Исполнение желаний — это уже зависит от реальных возможностей, общественных норм и моих моральных представлений. Стыдиться желаний тоже не стоит, стыдиться следует дурных поступков.

А вот «дух», который с удовольствием поселяется в разведенных родителях: «Мой ребенок не проявляет по отношению к разводу никаких особенных реакций, итак, разлука с отцом не повлияла на него плохо». Да как же трезвым умом можно себе представить такое: меня бросает самый близкий, самый любимый человек, а я не переживаю из-за этого? Или другой «дух развода»: «Ребенок после посещения отца совершенно расстроен. Итак, эти посещения вредят ребенку», а «дух» отца в свою очередь: «.. .так... так... ребенок не хочет обратно к матери...». Нет, дети в этих ситуациях страдают не из-за свиданий с отцом, а из-за того, как эти свидания обставляются. Если они

чувствуют, что «мама сердится на меня за то, что я люблю и папу тоже», они начинают бояться теперь после частичной потери отца потерять еще и мать. Именно этот страх и делает их нервными, раздражительными, «капризными».

Фигдор обращает внимание и на тех «духов», которые поселяются в педагогах: «Спокойные, ненавязчивые дети — это душевно здоровые и социально развитые дети». Но и этот «дух» выполняет весьма важную функцию. Иначе учителю пришлось бы признаться себе в том, что ему гораздо легче работать с группой подчиненных, безынициативных детей, чем с тремя десятками ярко выражающих себя характеров. Психологам известно, что некоторые «трудные» дети, в общем, здоровее тех, которые являют собой пример послушания.

Или такое: «Если у меня трудности с детьми, то в этом, конечно, виноваты родители, и они обязаны что-то предпринять!». Особенно «коварным типом» считает Фигдор «дух школьного партнерства»: «Ученики, родители и учителя должны сотрудничать вместе», т. е. родители должны заботиться об успеваемости и поведении детей. Такое убеждение помогает переложить часть своих собственных задач на плечи родителей, не задумываясь о том, что необходимость делать с детьми уроки дома ведет к дополнительным семейным конфликтам.

То, что здесь образно именуется «духами» родителей и воспитателей, в жизни имеет вид моральных требований или разнообразных, часто практически необоснованных, но очень стойких педагогических теорий. Однако почему Фигдор использует здесь эту метафору «духов» (вселяющихся в непосвященных), а не говорит просто о «педагогических заблуждениях»? Все дело в том, что это не простые заблуждения, они выполняют весьма важную функцию: им приходится удерживать неприятные или вовсе невыносимые мысли и чувства от проникновения в сознание. Как мы говорили, версия самоотверженной, идеальной матери помогает предотвратить чувство вины, которое возникло бы, если бы мать призналась себе, что многое из того, что она делает «на благо ребенка», на самом деле служит удовлетворению ее личных потребностей (например, чрезмерная забота о школьных успехах ребенка, официально декларируемая как «забота о его же будущем», долж-

2 — 3435 17

на доказать мне мою полноценность в качестве матери и т. д.). Убеждение, что я могу своих детей только любить, способствует, как мы говорили, отрицанию амбивалентности в моем отношении к ребенку и, таким образом, тоже защищает меня от чувства вины или от страха, связанного с моей собственной агрессивностью по отношению к детям. Теория возможности бесконфликтного воспитания, в свою очередь, призвана освободить нас от горького осознания того факта, сколько желаний своих детей мы не в состоянии удовлетворить, какую боль причиняем мы этим нашим любимым чадам и какое разочарование и гнев должны они испытывать в наш адрес.

Вера в то, что «правильно» воспитанные, здоровые дети не имеют никаких проблем, тоже можно развенчать как производное нарциссических фантазий, которые позволяют поверить в то, что развитие и благополучие детей возможно постоянно держать под контролем. Но эти фантазии являются выражением больших страхов за ребенка. Если я верю, что дети в детском саду могут чувствовать себя только хорошо, то у меня нет необходимости признаться себе в том, что я отдаю ребенка в сад не из соображений его лучшего (социального) развития, а, может быть, сама жизнь (работа, потребность в собственном покое и отдыхе) вынуждает меня к этому. А значит, мне не надо думать о том, что я, вероятно, причиняю своему любимому чаду большое страдание, вынуждая его расставаться с любимыми мамой и папой и долгие часы проводить в, чаще всего, далеко не блестящих условиях детского сада (где слишком большие группы и слишком мало компетентных педагогов).

Итак, здесь речь идет о совершенно особенных «педагогических заблуждениях», порожденных не простым недостатком информации, и появляются они не потому, что мне так удобнее и я иду на поводу у своих стратегий. Это те ошибочные оценки, за которые изо всех сил цепляются родители по той причине, что они защищают их от прорыва чувства вины, страха, агрессии или от нарциссических обид, связанных с ущемлением чувства собственной полноценности.

Работая с родителями, Фигдор вначале очень осторожно, путем приведения в пример различных историй, иносказаний и истолкований старается расслабить их чувство вины, что по-

зволяет потом, планомерным образом, освободить их от влияния их «зловредных духов». Затем он дает им возможность, путем идентификации с консультантом, перенять новую, освобожденную позицию, о которой он (в применении, например, к разведенным родителям) говорит так: «Центральной диспозицией, по моему мнению, является позиция, которую я назвал «ответственностью за вину»... Ее можно выразить словами: «Все, что я или мой супруг сделали и делаем, было или есть для ребенка ужасно. И в этом так или иначе, если не целиком, то частично, и моя вина. Но я не должна себя казнить, потому что, во-первых, у меня не было другого выхода, а во-вторых, я, как взрослый человек, в состоянии ответить за этот мой шаг и за страдание ребенка. Развод и мои новые шансы на счастье могут и для него оказаться много полезнее, чем та жизнь, которую мы вели прежде. Я знаю, что в настоящий момент ему очень тяжело, и я приложу все силы, чтобы облегчить его страдание». Практический выигрыш от такой позиции огромен. Чувство вины не требует больше защиты, например, путем иллюзии, что ребенок не страдает. Вся вина не должна больше проецироваться на бывшего супруга... или направляться против ребенка, который поэтому казался просто непослушным, неверным и нелояльным и т. д.». Ребенок теперь становится тем, что он есть на самом деле: маленьким, зависимым человеком, нуждающимся в утешении.

Характерно, что после одного только разговора с матерью или с отцом об этих проблемах уже при следующей встрече можно заметить изменения. И весь секрет такого успеха заключается в том, чтобы не рассматривать ищущих совета только как родителей «бедных детей», но увидеть в них самих «бедных родителей», которые тоже нуждаются в том, чтобы их поняли и помогли им преодолеть их собственные трудности и душевные конфликты. Фигдор предлагает не «рецепты» («Делай так! Поступай так!»), его концепция направлена на внутренние изменения родителей, приобретение ими принципиально новой воспитательной позиции, основанной на терпимости и любопытстве по отношению к ребенку.

ВВЕДЕНИЕ

Положение дел в сегодняшнем цивилизованном мире таково, что развод из явления чрезвычайного давно приобрел черты относительно «нормальной» тенденции развития общества. В Австрии, например, распадается каждый третий брак, да и в других европейских странах статистика едва ли отличается от австрийской. Общественное мнение двояко реагирует на эту проблему. С одной стороны, оно защищает права на личную свободу, единодушно признавая право на освобождение от неудавшегося или ставшего невыносимым супружества, но в то же время осуждает его за нанесение непоправимого вреда детям. Что же касается педагогической позиции по отношению к разводу, то она весьма близка к моральному его осуждению.

О психологических проблемах детей разведенных родителей написано немало трудов, где дается немало советов. И советов вполне верных. Но кто не знает, как трудно они выполнимы? Почему собственно? Прежде всего потому, что развод вызывает у родителей (особенно у того из них, кто был его инициатором) такое всепоглощающее чувство вины, что оно начисто лишает их психической возможности следовать каким бы то ни было «добрым» советам. Не последнюю роль, как справедливо отмечает Фигдор, играет тот факт, что советы эти нередко начинаются с «педагогически» возведенного указательного пальца: не забывайте, «прежде всего вы должны думать о детях!». Можно себе представить, какая буря поднимается при этих словах в душе матери! И она вдруг сама чувствует себя провинившейся маленькой девочкой, которую собираются поставить в угол. До советов ли ей теперь?! Теперь ей просто необходимо хоть как-нибудь внутренне защититься, иначе все ее, и без того довольно шаткое, душевное равновесие обрушится в пропасть. Тогда ей не остается ничего другого, как отрицать свою вину, отрицать страдание ребенка, переваливать вину на другого, а это чаще всего — разведенный супруг, и т. д.

Об этих проблемах и о многом другом рассказывается в научных работах и прежде всего в книге Гельмута Фигдора: «Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой». В ней заключается такая огромная практическая ценность, что я с удовольствием постараюсь изложить ее для вас в простой и каждому доступной форме, ведь у большинства читательниц и читателей наверняка нет того времени, которое требуется для чтения научной литературы. Открытия психоаналитика и его воспитательная позиция помогут вам разобраться в некоторых собственных проблемах. По ходу изложения будет рассказано о некоторых основных понятиях психоанализа, например, таких, как «перенос», «проекция», «сопротивление», «эдипово развитие», «инфантильная сексуальность». Чувства, именуемые э<

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 10 11 12 13 1415