Маслоу Абрахам Гарольд. 30 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 30 из 35Следующая ⇒

внутреннюю и внешнюю, у меня возникает чувство, что я пытаюсь сделать

из одного волоска два. Безусловно, можно рассуждать о внутренних

позывах, например, когда человек заявляет: <Я люблю детей (или

живопись, науку, политику) больше всего на свете. Я очарован ими...

Меня тянет к ним... Они мне необходимы...> Это мы можем назвать

<позывом>, и это скорее похоже на потакание собственной слабости,

нежели на исполнение обязанности. <Позыв> стоит особняком и отличен от

<призыва>, который предъявляет человеку требования от имени ситуации,

окружения, проблемы, внешнего мира примерно так же, как пожар

<призывает> к тушению его, как беспомощный младенец требует заботы,

как несправедливость взывает к благородству. Призыв обязывает нас,

возлагает ответственность, вынуждает к действию невзирая на то, чем мы

заняты и чего хотим. В призыве больше долженствования, обязанности,

необходимости, чем желания.

В идеале (и к счастью у большинства исследованных мною испытуемых) <я

хочу> совпадает с <я должен>, позыв согаасуется с призывом. И тогда

сторонний наблюдатель наполняется благоговейным трепетом от

обязательности человеческого предназначения, от заклятия и

предначертанности судьбы, от гармонии необходимости и желания.

Наблюдатель (как и сам <призванный> человек) ощущает не только

благодатное <долженствование>, но и необходимость, правильность,

уместность, ценность, справедливость того, что предстает его взору.

Мне самому зачастую приходилось переживать этот комплекс чувствований

при наблюдении такого типа единения одного с другим, слияния двух в

одно.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей 317

Здесь напрашивается слово <целесообразность>, но я не решаюсь

употреблять его, потому что оно подразумевает проявление воли,

намеренность, работу сознания и рассудка, оно не передает той

одержимости, того желания и нетерпеливого стремления подчиниться воле

предназначения, безоглядного порыва навстречу судьбе и счастливого

единения с ней. Ведь скорее судьба играет человеком, чем он ею, пусть

даже мы не сможем забыть, что человек - творец собственного счастья и

кузнец своей судьбы. В любом случае, человек должен сначала узнать ее,

угадать сходство окружающего со своими неосознанными ожиданиями.

Наверное, лучшими учителями при этом узнавании, при выборе, решении,

предположении - или даже определении - были бы Спиноза и даосисты.

Если все-таки вам не удается постичь эти чувства интуитивно и

непосредственно, попробуйте поразмышлять о том, что происходит с

человеком, когда он влюбляется. Влюбленность приходит к человеку не по

обязанности, не по долгу, она скорее противоречит разуму и логике.

Влюбленность и произвол вступают между собой в очень непростые, но уж

никак не подчиненные отношения. И если вам приходилось влюбляться, то

вы вспомните, каково это - быть магнитом и железом одновременно,

вспомните, насколько приятно быть одновременно и тем, и другим.

Человек восхищен тем, что ему повезло, что судьба благоволит ему, но

чувство может быть и амбивалентным, он может у верить себя, что не

заслуживает такого благоволения судьбы.

На примере влюбленности я могу пояснить еще один феномен, который

трудно пересказать обычными словами. Я говорю о чувстве несказанного

везения, удачи, благоволения судьбы, о трепете перед чудом, об

изумлении своей избранностью и особого рода гордости за нее. И в то же

время эти чувства удивительным образом смешиваются с ощущением

человеком собственной ничтожности, с убежденностью, что судьба не по

праву даровала ему те прелести и достоинства, которые он находит в

объекте своей любви

без счета и остановки.'

Предчувствие несказанной удачи может пробудить в человеке всевозможные

невротические страхи, усилить комплекс неполноценности, довести до

полного самоуничижения, запустив механизмы встречных оценок,

динамических производных от комплекса Ионы и др. Лишь поборов в себе

подобное противодействие, человек сможет всем сердцем принять высшие

ценности.

Такие люди преодолели дихотомию <работа-игра>; такие, слова как

<ничегонеделание>, <хобби>, <отпуск> и т. п. имеют для них особый

смысл.

Метамотивация

О таком человеке можно с полным правом сказать: <Он делает то, что ему

нравится, он воплощает в работе свое истинное "Я", самоактуализируется

в ней>. Абстрагируясь и экстраполируя подобное заявление к

абсолютному, совершенному случаю, можно сказать: <Этот человек лучше

всех делает это дело, а это дело - лучшее в мире для этого человека,

оно соответствует его талантам, способностям и интересам. Он создан

для этой работы, а она для него>.

Если вы можете сказать нечто подобное о каком-либо человеке, если вы

чувствуете правомерность такого высказывания, то ваши отношения с ним

поневоле перемещаются в иную дискурсивную реальность, в высшую

реальность (89), в реальность трансценденции, где взаимопонимание

возможно только в том случае, если разговор будет идти на высшем языке

(на языке Бытия, на мистическом уровне и т. д.). Так, например,

совершенно очевидно, что расхожее, общепринятое противопоставление

работы и игры чуждо такому человеку (80, 83). Когда он увлечен своим

делом, он не сможет дать однозначного ответа на вопрос: работает он

или развлекается? Работа увлекает его, его хобби - это его работа.

Разве можно сказать, что человек <трудится>, когда он любит свою

работу, когда она доставляет ему большую радость, чем любое другое

занятие, если он с нетерпением ждет момента, когда можно будет

приступить к ней или вернуться к ней после вынужденного перерыва?

Разве мы можем в данном случае говорить о <труде>, если мы

привыкли обозначать этим словом некую тяжелую и неинтересную

обязанность?

Что значит для такого человека слово <отпуск>? Имеет ли оно вообще

хоть какой-нибудь смысл для него? Мне приходилось наблюдать таких

людей во время отпуска. Понятно, что человек в отпуске совершенно

волен делать то, что ему хочется, что он отрешается от каких-либо

обязательств по отношению к другим людям. Так вот - именно в отпуске

такие люди самозабвенно и с головой погружаются в свою <работу>. Что

же для них значит <развлечься>? Или такое слово, как <забава>? Как они

<отдыхают>? Каковы их <обязанности>? Что для них <хобби>?

Какое значение имеют для них деньги, зарплата, тарифная ставка? Они

делают то, что страстно любят, и еще получают за это зарплату. Разве

можно представить себе большее везение, чем такая улыбка судьбы? А

ведь такое или почти такое и происходит с большинством моих

испытуемых. Конечно, в деньгах есть свое удобство, они необходимы для

жизни. Но не в них совершенное, абсолютное и полное человеческое

счастье (разумеется, речь идет о благополучном обществе и об удачливых

людях). Деньги, которые они получают в кассе, - лишь малая часть их

истинной <зарплаты>. Работа, позволяющая человеку приблизиться к

самоактуализации (<высшая> работа, работа как образ жизни), сама по

себе дает радость, и деньги в этом случае становятся своего рода

побочным продуктом, эпифеноменом более сущностного везения.

Подавляющему большинству людей, конечно, остается только зави-

Тюри51 метамотивации: биологические корни высших ценностей 319

довать, исполнять неинтересные обязанности ради заработка, а затем

тратить деньги на то, что действительно интересно для них. Роль денег

в высшей ре аяьности совершенно отлична от таковой в насущной

реальности удовлетворения базовых потребностей.

Чтобы подчеркнуть научный характер этой проблемы, хочу сказать, что

она была исследована на примере обезьян. Доказательством тому служит

существование обширной литературы, посвященной исследованиям

любопытства у обезьян, которое я склонен считать прародителем чисто

человеческого стремления к истине и удовлетворения, получаемого от

постижения истины (89). Нетрудно представить себе исследования того,

как воздействуют на подобную непрагматическую активность обезьян и

других животных страх, болезнь, плохие условия и тому подобные вещи. Я

утверждаю, что и отдельные высшие ценности, такие как порядок,

единство, правосудие, законность, совершенство, можно и нужно

исследовать на животных,

на детях и т. д.

Понятно, что <высшее> выступает в роли слабейшего, его сила быстро

истощается, оно не столь настырно, оно уступчиво и трудно постижимо

(95, ш. 8). В отличие от <высших>, базовые потребности доминантны,

даже можно сказать бесцеремонны, как более насущные для человеческого

существования, для элементарного выживания и физического здоровья. Но

несмотря на это, метамотивация существует, мы замечаем ее присутствие

в мире природы и у подавляющего большинства окружающих нас людей. Нам

не нужно для оправдания ее существования прибегать к помощи

сверхъестественных сил, не нужно по той же причине, по которой мы

отказались конструировать перечень высших ценностей в соответствии со

своей волей или надуманными принципами, по той же причине, по которой

высшие ценности не могут быть придуманы, разрешены или сотворены. Они

могут быть только 'выявлены, и выявить их сможет любой, кто захочет и

сумеет повторить ход моих действий и рассуждений, - а их можно

повторить, с ними можно согласиться или опровергнуть их. Каждую из

высших ценностей можно выявить экспериментально. Многие из этих

ценностей можно заставить Проявиться публично, то есть они могут быть

познаны одновременно двумя или несколькими исследователями.

Согласившись с подобным, более высоким пониманием ценностей, приняв,

что феномен ценностей и в более широком смысле открыт для научного

исследования, что он находится под юрисдикцией науки (гуманистической

науки) (82, 126), мы сможем обоснованно ожидать прогресса в сфере

изучения ценностей. Познание высших ценностей приведет не только к

более широкому охвату познанных явлений, оно откроет перед

человечеством новые горизонты само совершенствования, оно даст толчок

к улучшению человека и социальных институтов (83). Не стоит пугаться и

вздрагивать от таких слов, как <стратегия сострадания> или <духовные

технологии>, - очевидно, что созданные с помощью нового знания

<высшие> стратегии и технологии

Метамотивация

будут в корне отличаться по духу и содержанию от известных нам

<низших> стратегий и технологий.

Люди, работающие по призванию, идентифицируют свое <Я> с любимым

делом. Работа становится определяющей характеристикой их <Я>, его

частью.

Попробуйте спросить самоактуализированного, влюбленного в свою работу,

человека: <Кто ты?> Я уверен, вы услышите от него ответ,

сформулированный в терминах его призвания, -например: <я адвокат>, <я

мать>, <я психиатр>, <я художник>. Таким образом человек невольно дает

вам понять, что идентифицирует себя со своим призванием, что призвание

обозначает и определяет его сущность.

Попробуйте спросить его: <Если бы ты не стал ученым (учителем,

летчиком и т. д.), кем бы ты хотел стать?>, или: <Представь себе, что

ты не психолог, кем бы ты стал?> Я могу предположить, что у него не

будет готового ответа на подобные вопросы, он скорее растеряется,

задумается или удивится. Он может рассмеяться вместо ответа,

позабавленный столь странным предположением. Мне приходилось слышать

ответы, вроде: <Если бы я не стала матерью (антропологом, бизнесменом

и т. д.), это была бы не я. Это был бы кто-то другой. Я не могу

представить себя никем другим>.

Такое же замешательство испытает любой человек, если его спросить:

<Представь, что ты не мужчина, а женщина?> (или наоборот).

В таком случае можно сделать очевидный вывод: призвание

самоактуализированного человека становится определяющей

характеристикой его <Я>, человек идентифицируется со своим призванием,

воспринимает его как часть своей личности.

(На самом деле я даже не пытался задавать подобные вопросы людям с

низко выраженной самоактуализацией. Но мне представляется, что

предложенное выше умозаключение по отношению к таким людям будет не

столь бесспорным. Его нельзя применить к людям, которые работают без

души, и к таким, которые считают, что сколь бы ни была неприятна

работа, человек без профессии - не человек.)

VII

Дело, которому посвящает себя самоактуализированный человек, можно

интерпретировать скорее как воплощение или инкарнацию сущностных

ценностей (а не как средство достижения неких внешних по отношению к

делу целей, не как функционально автономное). Он любит свою работу (он

интроецировал ее) именно потому, что она олгщетворяет эти ценности. То

есть, на самом деле он любит то, что ценно для него, а не работу саму

по себе.

Теория металютивации: биологические корни высших ценностей

Попробуйте спросить такого человека, почему он любит свою работу (или

точнее, что в ней больше всего доставляет ему удовлетворение, что это

за вознаграждение, которое заставляет его терпеть неизбежную рутину и

смиряться с ней, какие более сущностные переживания стоят за ней), и

получите самые разнообразные, интересные и ad hoc ответы, вроде тех,

что я привожу и систематизирую в Таблице 1 (стр. 322-323).

Кроме них вы наверняка услышите ответы типа <отвяжись>, например:

<Я просто люблю своего ребенка, и все. Почему? Не знаю>. Или: <Мне

чертовски интересно повышать производительность труда на моем заводе.

Почему? Ну просто нравится>. Высшее переживание, удовольствие,

достижение поставленной цели - неважно, великой или малой - не

нуждаются в каком-либо подтверждении или вознаграждении. Они сами себе

- внутреннее, сущностное вознаграждение.

Как-то я попытался классифицировать подобные вознаграждения, стремясь

свести все их разнообразие к меньшему числу более общих категорий.

Очень быстро я понял, что самыми <естественными> категориями этой

классификации выступают те же самые высшие ценности в своих

совершенных и несводимых к меньшему свойствах, такие как истина,

красота, новизна, уникальность, справедливость, емкость, простота,

добро, ясность, эффективность, любовь, честность, праведность,

гармония, порядок, элегантность, рост, чистота, аутентичность,

спокойствие, миролюбие и подобные им.

Работа для такого человека, по всей видимости, не может существовать

сама по себе, она выступает как носитель, инструмент или воплощение

сущностных ценностей. Например, адвокатская практика для него важна не

сама по себе, но как инструмент достижения справедливости. Это очень

тонкое отличие, которое можно сформулировать следующим образом:

представьте себе адвоката, который любит закон за то, что он -

воплощение справедливости, а с другой стороны - адвоката, который

любит закон за то, что это - гармоничный и наполненный внутренней

целесообразностью набор установлений, прецедентов и процедур, который

поглощен технологией этой работы и равнодушен к целям и результатам ее

осуществления. Можно сказать, что второй, отрешенный от ценностей

технологист, любит автомобиль и равнодушен к быстрой езде, любит

шахматы и равнодушен к победе.

По ходу исследования этой проблемы я научился различать разные способы

идентификации человека с его профессией или призванием. Профессия

может быть целью сама по себе, но она же может оказаться средством

Достижения скрытых, подавленных целей. Если говорить точнее, выбор

профессии может быть мотивирован как метапотребностями. так и базовыми

нуждами или даже невротическими потребностями. Привязанность к работе

может иметь несколько оснований или может быть тотально

детерминирована как базовыми, так и метапотребностями в любом

сочетании и с любой выраженностью каждого из мотивов. Понятно, что на

Основании гордой декларации: <Я адвокат, и я люблю свою работу> нам

вряд ли удастся хоть что-то постичь.

Метамотивация

ТАБЛИЦА 1

Мотивации удовлетворения самоактуализированных людей, как от работы,

так и по другим поводам. (Служат дополнением к удовлетворению базовых

потребностей.)

Радость от достижения справедливости.

Радость от прекращения жестокости и эксплуатации.

Борьба с ложью и неправдой.

Они любят, чтобы добродетель вознаграждалась.

Они счастливы хорошему концу, хорошему завершению.

Они не выносят, когда побеждает зло и порок, и им невыносимо думать,

что другие могут мириться с этим.

Они хороши в наказании зла.

Они стараются починить вещи, исправить плохую ситуацию.

Им доставляет удовольствие хорошо делать свое дело.

Им нравится поддерживать и хвалить хорошее начинание, талант,

добродетель.

Они бегут от популярности, славы, почестей, известности, или по

крайней мере не стремятся к ним. Эти вещи не важны для них.

Они не добиваются всеобщей любви.

Они как правило разборчивы в мотивах, и этих мотивов немного; их не

так легко заставить сделать что-либо при помощи рекламы, за компанию

или уговорами.

Им ближе мир, спокойствие, тишина, удобство, им не нравятся

беспорядок, борьба, война и т.п. (их нельзя назвать рьяными борцами),

они могут заниматься своим делом и получать от него удовольствие, не

обращая внимания на бои местного и стратегического значения,

разворачивающиеся вокруг них.

Они скорее практичны, трезвы и реалистичны в жизни, нежели

непрактичны. Им нравится быть эффективными и не нравится быть

неэффективными.

Если они вступают в борьбу, то ими движет не враждебность, не

паранойя, не стремление к власти или мания величия. Их борьба

обязательно служит порядку, вызвана какой-то проблемой.

Им каким-то образом удается любить мир таким, какой он есть, и в то же

время стремиться улучшить его.

Несмотря ни на что они считают, что люди, природа и общество могут

быть улучшены.

Они трезво смотрят как на добро, так и на зло.

Они азартны в работе.

Возможность поправить неудачно сложившуюся ситуацию уже сама по себе

является для них большой наградой. Им доставляет удовольствие

исправлять ситуации.

Наблюдения показывают, что им нравится иметь детей и помогать им стать

хорошими взрослыми.

Они не стремятся и почти равнодушны к лести, аплодисментам,

популярности, статусу, престижу, деньгам, почестям и т.п.

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей

Они умеют чувствовать благодарность судьбе за удачу, или по крайней

мере всегда осознают ее.

Им присуща ответственность хозяина. Это обязанность вышестоящего,

который знает и понимает больше остальных, быть терпеливым и терпимым;

отцовский взгляд на окружающих.

Их привлекают тайны, нерешенные проблемы; неведомое скорее возбуждает

их, нежели пугает.

Им нравится привносить закон и порядок в хаос или в бестолковицу, или

в ситуацию

утраты моральных ориентиров. Они ненавидят коррупцию, жестокость,

злобу, нечестность, напыщенность, фальшь,

мошенничество (и борются с ними).

Они стремятся избавиться от иллюзий, мужественно смотрят фактам в

лицо. Их искренне огорчает, когда они видят, что талант пропадает зря.

Они не совершают низких поступков и недовольны, когда другие совершают

их. Они считают, что каждому человеку нужно предоставить возможность

развить свои

способности, что все люди должны иметь равное право на самореализацию.

Им нравится хорошо работать, <делать хорошую работу>, <делать то, что

должно

быть сделано>. Обычно они говорят об этом, когда рассуждают о

<достижении

мастерства>.

В руководящей должности для них есть лишь одно преимущество - право

распоряжаться деньгами, то есть решать, какое направление требует

поддержки. Им нравится направлять или отдавать деньги на дела, которые

они считают важными, хорошими, стоящими. Удовольствие от филантропии.

Им нравится наблюдать, как самоактуализируются другие люди, особенно

молодые,

и помогать им в этом.

Им нравится смотреть на счастливого человека и способствовать его

счастью.

Они получают большое удовольствие от знакомства и общения с

выдающимися людьми (отважными, честными, эффективными, <прямыми>,

<крупными>, креативными и т.п.). <По долгу службы мне доводится

общаться со многими прекрасными людьми>.

Им нравится брать на себя ответственность (за дело, которое они могут

сделать хорошо), они не боятся и не избегают ответственности.

Ответственность возбуждает их.

Они все как один считают свою работу очень важной, стоящей, зачастую

даже самой

нужной.

Им нравится совершенствоваться, они стремятся к большей эффективности,

к большей точности, компактности, простоте, быстроте, к снижению

затрат, к выпуску лучшего продукта, к сокращению числа операций, к

изяществу, к меньшей затрате усилий, к большей надежности,

безопасности.

Метамотивация

У меня складывается впечатление, что чем ближе человек к

самоактуализации, к полной вочеловеченности, тем с большей

вероятностью мы обнаружим метамотивацию его призвания, тем менее его

выбор работы определяется базовыми нуждами. Так для

самоактуализированных людей служение <закону> является способом

достижения справедливости, правды, добродетели, в то время как для

несамоакгуализированных адвокатская или судебная практика может

выступать как гарант финансового благополучия, условие общественного

признания, статуса, престижа, власти над людьми, как символ силы и

маскулинности. Стоит только спросить у человека: что именно нравится

вам в вашей работе? От чего вы получаете наибольшее удовольствие? Что

восхищает вас в вашей работе? - и вы поймете отличие

самоактуализированного человека от прочих. Самоактуализированный

человек обязательно ответит вам на языке сущностных ценностей, в

терминах трансперсонального, неэгоистичного, альтруистичного

удовлетворения, он будет рассуждать о предназначении, о совершенном

воплощении, о стремлении к истине, о вознаграждении добродетели и

наказании зла и т. д.

VIII

Эти сущностные ценности во многом перекликаются с высшими ценностями

и. возможно, идентичны им.

Мои <экспериментальные данные>, если их можно так назвать,

недостаточно надежны, чтобы я мог позволить себе сколько-нибудь

категоричные утверждения. Поэтому я продолжаю говорить о <допущениях>.

Я допускаю, что опубликованная мною (85) классификация высших

ценностей, ценностей Бытия, очень близка к перечню сущностных или

совершенных ценностей самоактуализированной личности. Бесспорно, эти

два перечня во многом перекликаются, в обоих списках встречаются одни

и те же компоненты, складывается впечатление, что эти два ряда

стремятся к слиянию. Мне кажется уместным говорить здесь именно о

предложенном мною перечне высших ценностей не только потому, что это

тешит мое научное самолюбие, но и оттого, что этот ряд явлений

доступен различным подходам (85, Приложение G). В данном случае я имею

в виду, что к предложенному мною списку высших ценностей ведет

множество дорог. Меня привели к нему размышления об искусстве и

образовании, о религии и психотерапии, о высших переживаниях, о науке,

о математике. Если мой подход верен, то мы проторим еще одну тропу к

высшим ценностям со стороны предназначения и призвания, изучая

отношение к работе людей, достигших самоактуализации. (В данном случае

уместно и целесообразно (в смысле построения теории) говорить о высших

ценностях еще и потому, что самоактуализированные, или более

вочеловеченные, люди испытывают особую любовь к этим ценностям,

получают удовлетворение от них как посредством работы по призванию и

от самой работы, так и независимо от нее.)

Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей 325

Иначе говоря, люди, удовлетворившие свои базовые потребности,

становятся <метамотивированы>, обращаются к высшим ценностям или к

ценностям более-менее высоким, более-менее приближающимся к высшим.

Или скажу так - самоактуализированные люди уже не первично

мотивированы (то есть, мотивированы не базовыми потребностями), они

главным образом метамотивированы (мотивированы метапотребностями,

высшими ценностями).

Интроекция высшего означает расширение <Я>, поглощение им внешнего и

потому трансценденцию различий между <Я> и <не-Я>

(внешним, другим).

Таким образом высшие ценности или метамотивы перестают быть только

интрапсихическими или присущими только организму. Они становятся в

равной степени внутренними и внешними. Действующие на человека изнутри

метапотребности и идущая извне необходимость подхлестывают друг друга

и откликаются друг на друга, выступают друг для друга стимулом и

реакцией. Человек почти перестает различать их, они сливаются для

него, равно как и для окружающих при взгляде на него.

Грань между <Я> и <не-Я> стирается (или трансцендируется). По мере

того как человек включает в пределы своего <Я> частицы внешнего,

начинает определять самого себя в категориях имперсонального, между

ним и окружающим его миром остается все меньше различий и

противоречий. Можно сказать, что сам мир становится его <Я>,

возвеличившимся и расширившим границы. Если справедливость, или закон,

или правосудие настолько важны для человека, настолько присущи ему,

что он становится воплощением этих благороднейших устремлений

человеческого духа, тогда скажите, где они? В нем или где-то в некоем

космосе высшей человечности? Это различение становится Почти

бессмысленным, потому что сущность такого человека не ограничена

пределами его тела. И его микрокосм, его внутренний свет неотличимы от

сияния, идущего к нему из макрокосма высшей человечности.

Когда мы смотрим на такого человека, мы видим, что он трансцендировал

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒