Маслоу Абрахам Гарольд. 23 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 23 из 35Следующая ⇒

он может помочь, потому что он более зрелый, более здоровый, более

<вочеловеченный>, в) знает, когда следует быть даоистичным и

невмешательным, то есть отказаться от помощи, г) предлагает человеку

принять его помощь, так ставит вопрос, что человек всегда вправе сам

выбрать, нужна или не нужна ему помощь, д) считает, что его

собственный личностный рост осуществляется только посредством помощи

другим. Или наоборот: для того, чтобы иметь право помогать другому

человеку, нужно самому стремиться стать лучше. Тут есть проблема:

сколько людей, не стремящихся помочь другим, может позволить себе

хорошее общество? Речь идет о людях, которые устремлены к своему

личному спасению, об отшельниках, медитирующих в уединенных пещерах, о

попрошайках на паперти, о людях, бегущих от общества, живущих по своим

законам?

19. Институализация секса и любви. У меня создается впечатление, что

наша цивилизации сейчас движется к тому, что сексуальная жизнь будет

начинаться уже в подростковом возрасте, без всякой связи с браком или

иными институализированными узами. Известно, что в некоторых

<примитивных> обществах происходит примерно то же самое - абсолютный

промискуитет до брака и строгая или нестрогая моногамия после. По

моему мнению, в этих культурах супруги выбирают друг друга,

руководствуясь скорее не сексуальной привлекательностью партнера (секс

десакрализован и свободен), будущие супруги движимы личными

предпочтениями и вкусами, атак-

Вопросы для нормативного социального психолога

же тем, как определена роль супруга (супруги) в рамках их культуры, -

пригодностью для деторождения, удобством в смысле принятого разделения

труда на мужской и .женский и т. д. Насколько верно мое предположение?

Если оно справедливо, то каких последствий нам стоит ожидать от

указанных мною тенденций? Уже сегодня мы принимаем как нормальные

чрезвычайно разнообразные сексуальные желания и очень изощренные

способы их удовлетворения, особенно у женщин (я имею в виду нашу

культурную среду). Было бы глупостью считать, что отношение к

сексуальности разных людей одинаково и что все люди сильно сексуальны.

Возможно ли принять в хорошем обществе подобную широту во взглядах на

сексуальность?

Сексуальность, любовь, семья сегодня стремительно меняются, это

всеобщее явление, которое затрагивает и многие сексуально-утопические

сообщества, такие, как промискуитетные группы, групповые браки,

<обменные клубы>, приверженцев незарегистрированных браков и т. д.

(Рекомендую ознакомиться с романами Роберта Риммера, посвященными этим

проблемам.) Уже предложены и опробованы на практике многие виды

преобразований. Нам пока мало известно о результатах подобных

<экспериментов>, но когда-нибудь они станут общим достоянием, и мы

обязательно рассмотрим их.

20. Проблема выбора хорошего лидера. Можно вспомнить такие общности

людей, например, подростковые группировки, которые словно нарочно

выдвигают в лидеры худшего, а не лучшего из своих рядов. Иными

словами, они выбирают для себя такого вожака, который поведет их в

никуда - к распаду и развалу, к поражению, а не к победе. Зачастую их

лидерами становятся параноидные типы, психопатические личности,

хвастуны. Любое хорошее, стремящееся к развитию общество должно

научиться выбирать себе таких вождей, которые вели бы их к развитию,

тех, чьи реальные достижения, таланты и возможности убедительно

свидетельствуют о готовности к этой тяжкой миссии. Как помочь людям

сделать правильный хороший выбор? Какие политические структуры

способствуют выдвижению на высокий пост, например, параноика? Какие

политические структуры препятствуют этой опасности или в состоянии

предотвратить неверный выбор?

21. Каков социальное устройство будет способствовать вочеловечиванию

каждого члена обгцества? Так можно сформулировать основной вопрос,

встающий при ценностном подходе к равноправному изучению личности с

одной стороны и культуры - с другой. Здесь стоит вспомнить о новых

данных, которые приводятся в последних трудах по социальной

психиатрии, а также труды, посвященные ментальной и социальной

гигиене, эксперименты в области групповой психотерапии и достойные

Евспихеи образовательные учреждения вроде Исаленовского института. Это

та высота, на которую нужно поднять вопрос о том, как сделать школьный

урок более евпсихичным, - как сделать евпсихичными школы,

университеты, образование в целом, - и далее о каждом из социальных

институтов. Основные

Общество

принципы евпсихичного управления (или теории Игрек) должны служить

образцом для нормативной социальной психологии. В соответствии с ними

общество и все его институты определяются как <хорошие> в том случае,

если они способствуют вочеловечиванию своих членов, и они же

определяются как <плохие> или психопатогенные, если они принижают,

умаляют человека. Вопросы социальной и индивидуальной патологии, вне

всякого сомнения, нужно обсуждать именно с этой точки зрения, как,

впрочем, и со всех остальных точек зрения.

22. Обязательно ли здоровое общество -лучший путь к самоактуализации?

(Обратите внимание па заметки о евпсихичном производстве, о Синаноне,

о вольных сообществах и т. д.) Существует расхожее мнение, что

интересы отдельной личности обязательно впадают в противоречие с

интересами группы, учреждения, организации, общества или даже с

интересами цивилизации как таковой. История религии рассказывает о

множестве расколов, когда личное богопостижение, незаконопослушное

озарение противопоставляло провидца церкви. В таком случае, может ли

церковь благоприятствовать индивидуальному развитию? А школа?

Промышленное производство?

23. Как <идеализм> соотносится с практикой, с <материализмом>, с

реальностью? По моему мнению, низшие базовые потребности оказываются

мощнее потребностей более высокого уровня, которые в свою очередь

должны быть удовлетворены прежде, чем метапотребности (высшие

ценности). Это приводит нас к выводу, что <материализм> берет верх над

<идеализмом>, но в то же время это означает, что и то, и другое

реально существует, является объективной психологической реальностью,

которую непременно нужно учитывать при построении любой Евпсихеи,

любой утопии.

24. Многие утопии предстают перед нами как сообщества исключительно

разумных, здоровых и трудолюбивых граждан. Но любой человек однажды

состарится, может заболеть, ослабнуть, стать нетрудоспособным. Кто

тогда позаботится о нем?

25. Я считаю, что номере того, как мы будем избавляться от социальной

несправедливости, все более важное значение будет принимать

<биологическая несправедливость>, генетическое, пренатальное и

постнатальное неравенство, состоящее в том, например, что один ребенок

рождается со здоровым сердцем, а другой с больным. Это, конечно же,

несправедливо. Также несправедливо, что один талантливее, умнее,

сильнее или красивее другого. Может статься, что биологическая

несправедливость окажется более оскорбительной, чем социальная, - при

социальной несправедливости виновато окружение, при биологической же -

только сам человек. Чем может помочь человеку в этом случае хорошее

общество?

26. Будет ли хорошее общество нуждаться в невежестве, в подтасовке

фактов, в сокрытии истины, в цензуре, в неосведомленности своих

членов, хотя бы частично? Можно ли утаивать правду в целях лучшего уп-

Вопросы Оля нормативного социального психолога

равления группой, например? Диктатуре, похоже, жизненно необходима

некоторая доля лжи, неважно, во благо она или нет. Какого рода правду

нужно счесть опасной, например, для молодежи? Помните, что демократия

по Джефферсону нуждается в полном доступе к правде.

27. Во многих утопиях, как в реально существующих, так и в выдуманных,

есть место для правителя -мудрого, благожелательного, проницательного,

сильного, эффективного лидера, короля-философа. Хорошо ли это? (Таков

Фрэйзер в работе CKHHHepa<Walden Two> (140).) Кто будет назначать или

выбирать этого идеального правителя? Как уберечься от опасности

делегирования власти в руки тирана? Можно ли от этого уберечься?

Представьте, что однажды правитель умирает, что дальше? Может быть,

возможна жизнь общества и без правителя? Насколько возможна

децентрализация власти, раздел ее между отдельными, не управляемыми

лидерами, группировками?

28. Некоторые из успешных утопических сообществ прошлого и настоящего,

такие, например, как Брудерхоф, предусмотрели в рамках своей культуры

ритуалы, предполагающие искренность, тайную или публичную исповедь,

способы обсуждения членами общества друг друга, инструменты взаимной

честности, правдивости и поддержки. Сегодня мы можем

пронаблюдать'работу таких ритуалов и механизмов на примере тренинговых

групп (групп встреч) Синанона, на примере подобных им групп

евпсихичных (построенных согласно теории Игрек) фабрик и индустрии, на

примерах различного рода психотерапевтических групп. См.: выпуски

<Esalen> (32);

<The Tunnel Back: Synanon> (164); <Eupsychian Management>, pp. 154-187

(83); <The Lemon Eaters> (141); последние номера <Journal of Applied

Behavioral Sciences> (56) и <Journal of Humanistic Psychology> (57).

29. Как сочетать энтузиазм и скептический практицизм? Мистицизм с

бытовой прозорливостью и хорошим чутьем реального? Идеализированные,

перфекционистские, а следовательно, недостижимые цели (которые

необходимы, чтобы задать направление развития) с известным добродушием

по отношению к несовершенным средствам достижения этих целей?

Синанон и Евпсихея'

Прежде всего, чтобы быть правильно понятым, должен признаться, что я

был от многого огражден в этой жизни. Я почти ничего не знал о том,

что происходит здесь, и приехал сюда для того, чтобы понять, как живут

люди, чья жизнь не так безмятежна, как моя собственная. Я

предчувствовал, что мне найдется чему поучиться здесь. Но и мой взгляд

на вещи может оказаться полезным вам, ибо моя наивность позволяет мне

увидеть то, к чему, возможно, уже притерпелся ваш взгляд, и заметить

то, чего вы, быть может, просто не замечаете. Возможно, я смогу

оказаться вам полезным, просто поделившись с вами чувствами, которые я

испытал здесь, и задав вам вопросы, которые у меня возникли.

Поле моей деятельности - общая и экспериментальная психология. В

прошлом я занимался еще и психотерапией, но та психотерапия совершенно

не походила на то, что я увидел здесь, - я использовал совершенно иные

подходы и работал с совершенно другим типом людей: со студентами

колледжа, с людьми обеспеченными и привилегированными. Я год за годом

приближался к тому, чтобы обрести максимально возможную бережность в

обращении с людьми, я старался быть деликатным и мягким, я обращался с

человеком как с чашкой из дорогого фарфора, мне казалось, что человек

не сможет снести малейшей неуклюжести в обращении с ним. Естественно,

что, оказавшись здесь, я не смог пройти мимо очевидных свидетельств

ошибочности такого моего подхода к человеку. Все, что мне довелось

прочесть о Синаноне, как и то, что я увидел вчера вечером и сегодня

днем, разрушает мое видение человека в образе хрупкой фарфорофой

чашки; я начинаю ду-

* Эта глава основана на беседе, которая произошла 14 августа 1965

года, с обитателями Дэйтоп Виллэдж, одного из филиалов Синанона в

Стэйтен Айленд, Нью-Йорк. Синанон - сообщество, организованное бывшими

наркоманами для лечения наркомании.

Синанон и Евпсихея

мать, что не стоит так уж страшиться возвысить голос, ни к чему

бояться травмировать человека или причинить ему боль, я прихожу к

выводу, что мои мысли о весомости резкого слова, убеждение, что слово

может вызвать у человека слезы, может обидеть его, может даже довести

до самоубийства, - все эти мысли и убеждения, возможно, устарели.

Насколько я понял, вы, приступая к групповому занятию, исходите из

того, что человек скорее очень и очень прочен, нежели хрупок, что он

может снести очень и очень многое, что лучше напрямую обращаться к

нему, чем подолгу ходить вокруг да около, деликатничать и искать

обходных путей. Вы исходите из того, что проблему лучше решать

немедленно, так сказать, сразу ухватывая быка за рога. Такого рода

терапию я бы назвал <терапией без дураков>. Она разрушает защитные

барьеры, обесценивает рационализации, показывает лицемерие

двусмысленностей, масок и пустой учтивости, столь любезных светскому

обществу. Я бы сказал, что мир уже ослеп на один глаз, но то, что я

видел здесь, - не что иное, как восстановление зрения. На занятиях

ваших групп люди не прячутся за масками. Они сбрасывают их, они

перестают говорить обиняками, отказываются от ненужных экивоков.

Я спрашивал, отчего так происходит, и мне ответили, что так нужно.

Разве кто-нибудь покончил илипопытался покончить с собой? Нет. Разве

ктонибудь сошел с ума от столь грубого лечения? Нет. Я могу утверждать

это на своем опыте. Наш вчерашний разговор получился прямым и

предельно откровенным, и в то же время чрезвычайно полезным для меня.

Все увиденное мною противоречит моему опыту, но очень важно для меня

как для психолога-теоретика, пытающегося понять сущность человеческой

природы. Я вновь задаю себе вопрос о природе человека как вида. Каковы

пределы человеческих возможностей? Сколько могут вынести люди? И самое

главное - сколько они могут вынести правды? В какой мере она полезна

человеку, в какой мере губительна для него? Мне вспоминаются строки

Элиота: <Человек слишком слаб, чтобы вынести / Слишком много дневного

света>. Элиот предполагает, что человек не в состоянии вынести

реальность в ее истинном, неприкрытом виде. Но опыт ваших групп

доказывает, что люди не только в состоянии вынести свет истины, но и

то, что истина может быть полезной, целительной для них. Правда дает

человеку импульс. Это бесспорно, пусть даже при этом она причиняет ему

боль.

Один мой знакомый, которого очень заинтересовал феномен Синанона,

рассказывал мне такой случай. Его друг, наркоман, побывал здесь и в

первый раз за всю свою жизнь понял, что такое чувство близости, что

такое настоящая дружба и настоящее уважение. Впервые в жизни он мог

быть откровенен и честен; впервые в жизни он осознал, что может быть

самим собой и люди не убьют его за это. Это было восхитительное

чувство: чем больше он становился самим собой, тем больше он нравился

людям. Он сказал нечто такое, что глубоко поразило меня. Он постоянно

вспоминал о своем друге, которого очень любил и которому, по его

мнению, было бы

Общество

полезно испытать то же, что испытал он. Вот как он, на первый взгляд

безумно, выразил свое желание: <Как жаль, что ты не наркоман. Если бы

ты был наркоманом, ты тоже смог бы побывать в этом замечательном

месте>. Понимаете, в каком-то смысле ваша жизнь напоминает жизнь

утопического общества, вы живете в маленьком мире, оторванном от

остального мира;

отношения между вами достигают предельной откровенности и честности, а

значит, и уважительности, то, что вы делаете здесь, вы делаете вместе,

как одна команда.

Еще одна мысль поразила меня во время моего пребывания здесь. Может

быть, именно в вашем сообществе заключены элементы по-настоящему

хорошего общества, может быть, безумен весь остальной мир? Много лет

тому назад я работал с <черноногими> индейцами. Это чудесные люди. Они

были мне любопытны, я прожил в их племени некоторое время и неплохо

узнал их. Однако там же мне привелось пережить весьма занятное по сути

откровение. Я приехал в резервацию с представлением об индейцах как о

чем-то непохожем на нас и чудном, вроде коллекции бабочек на полке

энтомолога. Постепенно ко мне приходило понимание истинного положения

вещей. Они оказались обычными, разве что славными, людьми, чего никак

нельзя было сказать о белых людях, живших вместе с ними, - чем больше

я узнавал их, тем тверже укреплялся в чувстве, что более мерзких

подонков я в своей жизни еще не встречал. Это было парадоксальное

чувство. Кто здесь кого опекает? Кто здесь врач, а кто пациент? Все

смешалось в индейской резервации, и то же самое можно сказать и о

вашем маленьком хорошем сообществе. Я думал, что иду в ортопедическую

лабораторию, а попал в цветущий сад.

Еще одна мысль пришла ко мне во время нашего сегодняшнего разговора за

обедом. Все происходящее здесь поднимает чрезвычайно важный вопрос о

том, что вообще нужно людям. Мне представляется вполне очевидным, что

человек как вид нуждается в очень немногих и очень простых вещах.

Во-первых, человеку нужно чувство безопасности, а маленькому человеку

нужно ощущать заботу, что равно для него чувству защищенности.

Вовторых, человеку необходимо чувство принадлежности - семье, клану,

группе - он должен ощущать, что он часть чего-то, и должен знать, что

это его право неотъемлемо. В-третьих, человек нуждается в любви, ему

необходимо чувствовать, что он любим и заслуживает этого. И

в-четвертых, ему необходимо уважение и чувство собственной значимости.

И это все. О психологическом здоровье, о зрелости и силе, о взрослении

и креативности можно рассуждать главным образом как о последствиях

этих чувств. Можно представить себе эти чувства как своего рода

витамины, без которых организм не может развиваться нормально.

Допустив это, мы поймем, что большая часть американцев страдает от

недостатка этих витаминов. Изобретаются разнообразные уловки и

ухищрения, чтобы скрыть от человека горькую истин)' о том, что средний

американец не знает настоящей дружбы. Очень немногие

Синанони Евпсихея

люди имеют рядом человека, которого с психологической точки зрения

можно было бы назвать другом. Супружеская жизнь большинства

американцев также не соответствует идеалу. Можно утверждать, что все

насущные проблемы человечества, такие как неспособность противостоять

алкоголю, наркотикам, преступности, неспособность противостоять чему

бы то ни было, - все это следствие неудовлетворенности основных

психологических потребностей. И вот вам вопрос: обеспечивает ли Дэйтоп

своих обитателей этими психологическими витаминами? Сегодня утром,

прогуливаясь здесь, я пришел к положительному ответу. Давайте еще раз

вспомним, что это за витамины. Прежде всего - безопасность, то есть вы

освобождаетесь здесь от тревоги; затем чувство причастности, то есть

здесь вы принадлежите некой общности; третье - любовь, каждого здесь

любят и принимают таким, какой он есть; и наконец - уважение. Не в том

ли секрет успеха Дэйтопа, что здесь создана атмосфера, в которой

названные мною чувства становятся возможными?

Я получил здесь множество впечатлений, у меня зародились новые мысли.

Я задавал вам тысячу вопросов, проверяя тысячу возникших у меня

предположений, но, возможно, все мои вопросы и предположения были об

одном. Сейчас я попытаюсь это сформулировать. Скажите, вы полагаете,

что подобная честность в обращении с человеком, подобная

прямолинейность, порой похожая на жестокость, может служить основанием

для того, чтобы человек почувствовал себя защищенным, почувствовал

себя любимым и уважаемым? Ведь подобное обращение причиняет боль, оно

не может не причинять боли. Каждый из вас испытал ее. Скажите, вы

считаете это полезным? Я присутствовал на одном таком заседании. Мечи

были обнажены, о деликатности не было и речи. Разговор был очень

прямым, откровенным и резким. Возьмем хотя бы его: вы думаете, он

удался? Это первый вопрос, на который мне очень хочется получить

прямой ответ. Другой вопрос касается того, дает ли подобный стиль

общности - когда все делается сообща, когда любая тема доступна для

обсуждения - дает ли это человеку именно то чувство причастности, о

котором я говорил? Возникает ли это чувство сразу или приходит

постепенно? Мне показалось, что замеченная мною нарочито брутальная

искренность не только не оскорбляла людей, но за ней предполагалось

некое, совершенно особенное уважение к личности. Вы склонны обсуждать

все так, как вам это видится, как это есть на самом деле. И это может

оказаться основой уважения и дружбы.

Мне припоминаются давние рассуждения одного психоаналитика. Это было

давно, когда понятия групповой психотерапии еще не существовало. Он

тоже ратовал за искренность подобного толка. Правда, тогда его

рассуждения звучали дико. коллеги смотрели на него как на жестокого

варвара. Вот его слова: <Я заставляю своего пациента стать настолько

тревожным, насколько он сможет вытерпеть эту тревогу>. Вы понимаете?

Насколько он сможет вытерпеть. Он устраивает пациенту хорошую

встряску, и чем мощ-

Общество

нее будет эта встряска, тем быстрее пациент начнет выздоравливать. В

свете сегодняшнего дня эти его слова не кажутся мне такими уж дикими.

Это возвращает меня к моим размышлениям об образовании и заставляет

думать о Дэйтопе как о модели образовательного учреждения. Дэйтоп в

данном случае выглядит как оазис, как локальное хорошее сообщество,

которое дает своим членам то, что должно давать, но не дает, человеку

любое <нормальное> сообщество. В конечном счете дэйтопский опыт

обязательно поднимает вопрос о нашей системе образования. Наша

культура, несомненно, должна осмыслить этот опыт и использовать его.

Ведь образование это не только книги и не только умные речи. Уроки,

которые дает человеку пребывание в Дэйтопе, образовательны в гораздо

более широком смысле, ибо здесь человек учится быть хорошим взрослым

человеком.

ПРИМЕЧАНИЕ: Начиная с этого момента, между доктором Маслоу и жителями

Дэйтопа завязалась весьма оживленная дискуссия. К сожалению, многие

чрезвычайно интересные высказывания участников дискуссии не были

записаны на пленку, так что следующие несколько страниц содержат

только те из комментариев доктора Маслоу, которые оказались достаточно

развернутыми и достаточно независимыми, чтобы их можно было понять вне

контекста дискуссии. - Прим. ред. первого изд.

О Дэйтопе и о теории самоактуализации. В принципе, каждый человек

может добиться самоактуализации. Если мы видим, что этого не

происходит с каждым, значит, нечто стопорит этот процесс. То, что мне

довелось увидеть здесь, подталкивает меня к мысли, что стремление к

зрелости, к ответственности, к лучшей жизни настолько присуще

человеку, что ради него он готов вынести даже жесткую и неприкрытую

правду, которую здесь столь решительно обрушивают на него. Пусть не

сможет каждый, но по крайней мере некоторые смогут. Я видел, как люди

преодолевают боль и стыд, и это заставляет меня думать, что

потребность в актуализации своего <Я> гораздо более насущна для

человека, чем я когда-либо предполагал. Понятно, что здесь собрались

именно такие люди, которые смогли преодолеть себя, смогли пройти через

это. А те, которые помогут, как быть с ними? Сколько их, тех, которых

подобная искренность отпугнула, которым она показалась слишком

болезненной?

О воспитании ответственности. По-вашему выходит, что для становления

хорошего взрослого человека нужно заставить его снести самую тяжкую

боль, заставить его научиться превозмогать ее и бороться с нею. Нужно

дать человеку возможность самому преодолеть эту боль, а не ублажать

его, не оберегать и не помогать ему в этом. Разумеется, при этом можно

дойти и до крайности - например, совсем отвернуться от человека, но мы

пока не будем говорить об этом. Мне кажется, то, что я видел здесь,

нацелено именно

Синанони Евпсихея

на воспитание у человека чувства ответственности. Вы не обделяете

человека и крупицей отмеренной ему ответственности, - если человек

должен сделать что-то, то он должен сделать это сам. И никакие

оговорки здесь невозможны.

Могу пояснить свою мысль на примере <черноногих> индейцев. Это сильные

люди, с очень сильно развитым чувством собственного достоинства, и

очень храбрые воины. Они отличаются силой характера, они многое могут

вынести. Я думаю, что причиной тому принятое у них уважительное

отношение взрослых к детям. Я приведу вам только два примера. Мне

припоминается малыш, совсем кроха, только-только научившийся ходить.

Как-то с группой индейцев я сидел в хижине и видел, как он пытается

открыть дверь хижины и выйти наружу. Дверь была большой и тяжелой, и у

него явно не хватало сил. Как поступил бы в подобном случае взрослый

американец? Он подошел бы и открыл дверь. Но индейцы в течение

получаса сидели и невозмутимо наблюдали, как ребенок сражается с

дверью. Он потел и хныкал, он весь извелся, но в конце концов

справился. И тогда все взрослые дружно похвалили его. Они похвалили

его за то, что он смог-таки сделать это сам. Можно сказать, что

индейцы отнеслись к этому малышу с большим уважением, чем я,

американец.

Другой пример. В том индейском племени был один мальчик, который сразу

очень понравился мне. Ему было лет семь или восемь. Когда мне

привелось познакомиться с ним поближе, я узнал, что он богатый ребенок

- по их, индейским меркам. У него было несколько лошадей, стадо скота

и, кроме того, аптечка с лекарствами, которые для индейцев

представляют особую ценность. И вот, нашелся один индеец, который

захотел купить у Тедди его аптечку, самое ценное из его имущества.

Отец Тедди потом рассказывал мне, как отреагировал мальчонка на это

предложение, - не забывайте, что ему было всего семь или восемь лет.

Он повел себя следующим образом. Он ушел из селения в открытую степь,

чтобы предаться медитации. Он отсутствовал два или три дня, он спал

там под открытым небом, совершенно один, и все это время размышлял. Он

не попросил совета у отца или матери, они не говорили ему, как следует

поступить. Через два-три дня он вернулся в селение и объявил всем о

своем решении. А теперь представьте себе то же самое с вашим

семилетним сыном.

О новой социальной терапии. Эта моя мысль может представить для вас

даже профессиональный интерес. Сейчас складывается образ новой

профессии - профессии для активного человека, которая потребует скорее

практиче ского опыта, нежели книжных знаний. Она будет сочетать в себе

работу духовного наставничества и учительский труд. Такого активного

человека должны в первую очередь интересовать люди. Он должен будет

непосредственно, а не на расстоянии работать с людьми, и он должен

очень много знать о человеческой природе. Я предлагаю назвать такого

специалиста <со-

Общество

циальным терапевтом>. Я заметил, что в последние два года такого рода

деятельность постепенно развивается, и люди наиболее успешные в ней не

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 222324 25 26 27 Следующая ⇒