Маслоу Абрахам Гарольд. 11 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 35Следующая ⇒

у них нет обязательств кроме тех, что они приняли на себя перед своей

наукой. У них есть возможность и время, чтобы, удалившись на чердак

или спрятавшись в подвале выдумывать всевозможные идеи, не заботясь о

том, какую пользу они могут принести. Производство же, как правило,

ожидает от своего сотрудника конкретного результата.

Вся эта ситуация напоминает мне анекдот про двух психоаналитиков.

Встречаются два психоаналитика, и вдруг, не говоря ни слова, один бьет

другого по физиономии. Получивший затрещину некоторое время стоит в

задумчивости, потом пожимает плечами и говорит: <Ну, это его

проблема>.

Потребность в креативных людях

Может возникнуть вопрос: кому нужна эта креативность? Я готов заявить

- она нужна всем. Интерес к креативности не может и далее оставаться

прерогативой только психологов и психиатров. Креативность становится

вопросом национальной и международной политики. Настала пора всем нам,

а особенно военным, политикам и мыслящим патриотам, наконец осознать:

мы оказались в военном тупике и, судя по всему, готовы остаться там

навсегда. Сегодня в функции армии входит не ведение военных действий,

а преимущественно предотвращение войны. Борьба между основными

политическими системами будет продолжаться и дальше, и при отказе от

военных способов разрешения противостояния можно ожидать усиления

накала холодной войны. Преимущество в этой войне получит та система,

которая сможет завоевать симпатии других людей, пока не вовлеченных в

борьбу. Пора задаться вопросом: какая из систем сможет произвести

лучший тип человека, человека, склонного к братской любви и миролюбию,

бескорыстного, более симпатичного, более заслуживающего уважения?

Какая из систем привлечет на свою сторону народы Африки и Азии? и т.

д.

Таким образом психологически здоровая (или самоактуализированная)

личность становится общественной реальностью и политической

необходимостью. Нам нужен такой человек, который не вызывал бы

ненависти, который смог бы поладить с любым другим человеком, был

дружелюбен, искренне дружелюбен с представителем любого народа и любой

расы, включая африканцев и азиатов, которые острее других чувствуют

всякого рода снисходительность, предубеждение или ненависть. Не

вызывает сомнений, что гражданин той страны, которой суждено опередить

своих противников по холодной войне или даже победить в этом

противостоянии, должен необходимо и обязательно забыть про само

существование расовых предубеждений. Он должен уметь испытывать

братскую любовь, должен уметь помо-

Потребность в креативных людях

гать, должен вызывать доверие. Если же брать во внимание и более

отдаленные перспективы, то он не должен быть авторитарным, жестоким и

т. п.

Общая необходимость в творческой личности

Но, кроме описанной выше необходимости, есть и иная, возможно более

насущная для любой жизнеспособной политической, общественной,

экономической системы потребность; это естественная необходимость

большего количества креативных людей. Для лучшего понимания ее можно

использовать те же резоны, что так остро ощутимы в нашей

промышленности, где в последнее время на первый план выходит проблема

устаревания. Любой человек, посвятивший себя производству, прекрасно

понимает, что, как бы ни был он богат и как бы ни процветало его дело,

в одно несчастное утро он может проснуться и узнать, что изобретен

некий новый продукт, который в одночасье сделал производимый им

продукт ненужным. Представьте себе, что может произойти со всеми

автомобильными гигантами, если завтра вдруг будет изобретен новый вид

дешевой техники для персонального перемещения, который может стоить в

два раза дешевле среднестатистического автомобиля? Именно поэтому

каждая корпорация, как только у нее появляется такая возможность,

тратит большую часть своей прибыли на разработку и внедрение новых

продуктов, одновременно усовершенствуя производимые. Ровно то же самое

происходит на международной арене, - я имею в виду гонку вооружений.

Да, сейчас сложился определенный баланс в количествах разрушительного

оружия, бомб, самолетов-бомбардировщиков и тому подобных вещей,

имеющихся у противостоящих политических систем. Но может ли кто-нибудь

дать гарантию, что в будущем году не произойдет качественного скачка,

подобного изобретению американскими учеными атомной бомбы?

Именно опасаясь этого все крупные страны проводят бесконечные

исследования и разработки в военной сфере, расходуют огромные деньги

на оборону и вооружение. Каждый участник этой технологической гонки

стремится первым изобрести некое сверхоружие, которое сделало бы

устаревшими все существующие сегодня. Мне кажется, руководители

государств постепенно начинают осознавать, что люди, которые способны

решить их проблемы, способны изобрести нечто новое, это именно те

люди, которые их всегда невольно раздражали, которые вызывали у них

резкое неприятие, а именно креативные люди. Поэтому на государственном

уровне встала проблема управления творческим персоналом, проблема

раннего отбора креативных людей, проблема воспитания и взращивания

творческой личности и другие подобные им проблемы.

Именно здесь кроются, по моему мнению, истоки интереса к креативности.

Историческая ситуация, сложившаяся на сегодняшний день, такова,

Креативность

что рост интереса к проблеме креативности неизбежен как в кругу

научной интеллигенции, так и у социальных философов и у самого

широкого круга общественности. Наше время более изменчиво, более

текуче, более стремительно, чем любая эпоха во всей истории

человечества. Предельно ускорилось все - темп сбора научных данных,

изобретательская активность, скорость выработки новых технологических

решений, процессы трансформации психологической реальности, рост

благосостояния; все ежедневно складывается в новую, прежде неведомую

комбинацию и ставит человека перед необходимостью соответствовать ей.

Раньше невозможно было даже представить подобную нестабильность, но

сейчас она уже не позволяет человеку воспользоваться старым опытом,

пусть многие еще не осознали этого до конца. Так, за несколько

последних десятилетий подвергся кардинальным изменениям весь процесс

обучения, особенно в части технических дисциплин и в сфере научения

профессиональным навыкам. И это понятно. Что толку изучать механизмы -

они слишком быстро устаревают. Что толку запоминать технические

решения - они устаревают еще быстрее. Профессор любой технической

дисциплины, например, зря потратит время, если будет обучать своих

студентов тем навыкам и техническим решениям, которые в свое время

преподавали ему, - эти навыки и решения сейчас почти на сто процентов

бесполезны. Практически в каждой области жизни мы сталкиваемся с

молниеносным старением и смертью фактов, теорий и методов. Каждый из

нас и все мы вместе в любое утро можем почувствовать себя

специалистами по изготовлению хомутов, чье мастерство уже никому не

нужно.

Новая концепция обучения

Как же следует приступать к обучению, например, инженеров? Ответ

очевиден: мы должны научить людей быть креативными, именно в том

смысле, чтобы они были готовы принять новое, умели импровизировать.

Они должны не бояться перемен, уметь сохранять спокойствие в бурном

течении нового и по возможности (и это было бы лучше всего)

приветствовать все новое. Это означает, что нужно обучать и готовить

не просто инженеров, не инженеров в старом, привычном смысле этого

слова, а <креативных> инженеров.

В самом основном это относится и к подготовке руководителей, лидеров и

администраторов в бизнесе и индустрии. Это должны быть люди, способные

взять под контроль стремительное и неизбежное устаревание только что

внедренного в производство продукта, только что освоенного способа

производства. Это должны быть достаточно понятливые люди, чтобы у них

хватило ума не бороться с переменами, а предвосхищать их, и достаточно

дерзкие, чтобы радоваться им. Мы должны вырастить новую породу людей -

людей-импровизаторов, людей, способных принимать молниеносные,

творческие решения. Нам необходимо понять, что сегодня человек,

которого мы называем <умелым> или <подготовленным> или <умным>, должен

представлять из себя нечто иное, отличное от того, как мы толковали

раньше эти

Потребность в креативных людях

III

понятия (например, это наверняка уже человек не только с богатым

жизненным опытом, который наперед знает, как решить любую проблему).

Многое из того, что мы раньше называли обучением, сейчас утеряло

всякий смысл.

Любая методика обучения, опирающаяся на изучение старого

опыта, пытающаяся непосредственно применить прошлое к настоящему или

старые решения к текущей ситуации, устарела. Сегодня образование нив

коем случае нельзя рассматривать только как процесс усвоения знаний,

пора определить его как процесс становления характера, как процесс

личностного развития. Конечно, мои выводы не тотальны и абсолютны, но

они справедливы очень во многом, и их справедливость будет все

очевиднее год от года. (Это самый прямой, категоричный и доходчивый

способ выразить то, что я хочу.) Накопленный человечеством опыт

становится почти бесполезным в некоторых областях жизни. Люди, слишком

привязанные к прошлому, стали почти бесполезными во многих профессиях.

Настало время нового человека, человека, способного оторваться от

своего прошлого, чувствующего в себе силу, мужество и уверенность,

чтобы довериться тому, что диктует ситуация, способного, если

понадобится, решить вставшие перед ним проблемы путем импровизации,

без предварительной подготовки.

Все это вновь акцентирует наше внимание на психологическом здоровье и

силе человека. Для нас становится все более важной способность

человека полностью сконцентрироваться на том, что происходит <здесь и

сейчас>, его умение слышать, видеть и понимать, что диктует ему

конкретная ситуация. Появляется потребность в человеке, отличающемся

от обычного, распространенного ныне типа человека, который

воспринимает настоящее как вариацию прошлого, тратит настоящее, чтобы

сделать будущее менее опасным и более предсказуемым, который настолько

не уверен в своих силах, что боится будущего. Существует острая

необходимость в появлении нового человека, и она вызвана не только

желанием триумфальной победы в холодной войне и в гонке вооружений,

такой тип человека необходим нам для того, чтобы достойно встретить

новые времена и соответствовать новому миру, который уже окружает нас.

Все сказанное о холодной войне и о стремительно меняющемся мире, в

котором мы оказались, заставляет определенным образом расставить

акценты в нашем разговоре о креативности. Мы постоянно возвращаемся к

проблеме личности, мировосприятия, характера и очень редко вспоминаем

продукты творчества, технологические новшества, художественные

произведения и т. д. То есть, нас больше интересует сам процесс

творчества, сама креативная установка, непосредственно креативная

личность, а не производимый ею продукт.

Мне представляется, что в дальнейшем следует больше внимания уделять

инспирационной фазе креативности, а не фазе разработки, пристальнее

изучать <первичную>, а не <вторичную> креативность (89).

Мы должны обращать внимание не на продукты искусства и науки, несмотря

на их бесспорную социальную значимость, а на способность к

импровизации, гибкость и приспособляемость, на способность эффективно

противостоять любой неожиданно возникшей ситуации, невзирая на то, по-

Креативность

кажется она нам пустяковой или исполненной величия. Мы должны

поступать именно так потому, что в противном случае, если принять за

критерий креативности результат творческой деятельности, то это

однозначно приведет в круг обсуждаемых проблем такие качества как

трудолюбие, упорство, дисциплинированность, терпение и множество

других вторичных характеристик, либо не имеющих прямого отношения к

креативности, либо относящихся не только к ней.

Все эти доводы убеждают меня в том, что изучать креативность

предпочтительнее на детях, а не на взрослых. В этом случае можно не

обращать внимания на многие вещи, которые только сбивают с толку и

осложняют исследование. Например, изучая детскую креативность, у нас

не возникнет желания принять в расчет такие вещи как социальная

новизна, польза для общества или цель творчества. Мы не завязнем в

проблеме разведения врожденных задатков и благоприобретенного таланта

(проблема эта, как мне кажется, мало связана с универсальной

креативностью, которая есть в каждом из нас).

Таковы некоторые причины, по которым я считаю невербальное обучение,

например, обучение через искусство, музыку и танец, чрезвычайно

важным. И я говорю вовсе не об обучении творческим профессиям, потому

что в любом случае это делается другим образом. Меня также мало

волнует это с точки зрения организации досуга детей или применения

данного подхода в терапевтических целях. Если уж на то пошло, то меня

не интересует и обучение искусству как таковое. В чем я действительно

заинтересован, так это в том, чтобы разработать новый тип обучения,

направленный на создание нового человека, столь необходимого нам,

человека процессуального, креативного, импровизирующего, доверяющего

самому себе, отважного и автономного. Так уж получилось, что люди,

занимающиеся обучением искусству, первыми обратили внимание на эту

проблему. Но все наработанное ими с равным успехом может быть

применено и при обучении математике, и я надеюсь, что однажды это

обязательно произойдет.

Мы знаем, что сейчас математику, историю, литературу принято

преподавать, опираясь на способность запоминать, методом диктанта

(хотя уже известны исключения, вроде новейшей методики обучения

импровизации, эвристическому мышлению, креативности и радости,

разработанной математиками и физиками для применения в средней школе и

описанной Дж. Брунером). И вопрос здесь заключается в том, как научить

детей быть готовыми к неожиданностям, научить их импровизировать в

изменяющейся обстановке, то есть как обучить их креативности и

креативной установке.

Это новое течение в образовании, обучение через искусство, больше

акцентировано на субъективном. Оно позволяет выйти за пределы

однозначного <верно-неверно>, не обращает внимания на точность и

приблизительность, оно предоставляет ребенка самому себе, его

собственному мужеству и тревогам, его собственным стереотипам и

выдумке. Мне кажется удачным сформулировать преимущества данного

метода следующим образом: там,

Потребность в креативных людях

где отвергаются строгие законы объективного, там появляются

благоприятные условия для самопроявления, а следовательно,

благоприятная психотерапевтическая ситуация, благоприятная почва для

роста. Именно этот механизм задействован в проективных методиках и в

инсайт-терапии, где отменяется реальность, исключается правильность,

не помогают навыки адаптации к миру, уничтожены физические, химические

и биологические детерминанты, - все убрано оттуда, чтобы душа могла

свободно проявить себя. Я готов пойти еще дальше и заявить, что

обучение через искусство проявляет себя одновременно и как

разновидность терапии, и как техника роста. Обучение через искусство

поднимает к свету качества человека, залегающие в самых глубинных

пластах психики, и помогает человеку возмужать и окрепнуть, побуждает

его расти и учиться.

Часть III

енности

Слияние действительного и ценностного

Я начну с объяснения того, что я называю высшим переживанием, потому

что именно на примере этих переживаний наиболее просто и подробно

можно продемонстрировать мой тезис. Понятие <высшее переживание>

объединяет в себе лучшие мгновения человеческой жизни, счастливейшие

мгновения человеческого бытия, переживания экстаза, увлечения,

блаженства, величайшей радости. Я обнаружил, что эти переживания имеют

глубокие эстетические основания, такие как творческий экстаз,

материнская любовь, совершенные сексуальные переживания, родительская

любовь, переживания при родах и многие другие. Я использую

словосочетание <высшие переживания> как обобщенное и абстрактное

понятие, потому что обнаружил, что все эти экстатические переживания

имеют общие характеристики. Можно представить себе обобщенную схему

или абстрактную модель, которая описывала бы общие характеристики всех

подобных переживаний. Пользуясь этим понятием, мы сможем говорить

одновременно обо всех переживаниях подобного рода и о каждом из них в

отдельности (66,88,89).

Я получил от своих испытуемых множество описаний высших переживаний и

их мировосприятия в такие моменты. Эти описания можно подвергнуть

схематизации и обобщению.

Это необходимо сделать еще и потому, что кроме схематизации и

обобщения я не вижу другой возможности как-то осмыслить и упорядочить

многообразие накопленных мною определений и словесных конструктов.

Если попытаться сделать выжимку из множества слов и описаний мира,

каким он представляется людям в мгновения высших переживаний (а я

выслушал около сотни человек), то все это многообразие можно свести к

следующим основным характеристикам: правда, красота, цельность,

гармония, живость, уникальность, совершенство, нужность и

необходимость, завершенность, справедливость, порядок, простота,

богатство, спокойствие и вольность, игра, самодостаточность.

Ценности

Хотя этот список - всего лишь выжимка, сделанная одним конкретным

исследователем, я не сомневаюсь, что любой другой исследователь,

задавшись подобной целью, составит примерно такой же список. Я уверен,

отличия будут крайне незначительными и касаться они будут лишь подбора

более подходящих синонимов к тем же понятиям.

Эти понятия очень абстрактны. Да и как иначе? Ведь каждое из них

объединяет в себе несколько сторон очень разных по происхождению и

проявлениям переживаний. Само величие и широта охватываемого явления

неизбежно предполагают общий характер и абстрактность обозначающего

его слова.

Это - нюансы мировосприятия в моменты высших переживаний. Здесь могут

быть отличия только в степени выраженности, яркости того или иного

впечатления - иногда люди в первую очередь постигают правдивость и

истинность мира, а иногда - красоту.

Я хочу подчеркнуть, что этими понятиями обозначены характеристики

мира. Это описания мира, отчеты о его восприятии, свидетельства о том,

каким он представляется людям в лучшие моменты их жизни, и даже о том,

что он представляет из себя на самом деле. По сути эти описания сродни

репортажу журналиста, ставшего свидетелем некого события, или отчету

ученого, столкнувшегося с любопытными на его взгляд фактами. Это не

описания идеального мира и не проекции желаний исследователя. Это не

иллюзии и не галлюцинации - нельзя сказать, что человек, настигнутый

высшим переживанием, испытывает эмоциональный катаклизм, выключающий

его когнитивные способности. Напротив, высшие переживания обычно

оцениваются людьми как моменты просветления, мгновения постижения

истинных и подлинных характеристик реальности, прежде недоступных

пониманию*.

* Есть одна очень старая проблема - проблема соотношения истины и

откровения. Религия, как общественный институт, выросла на том, что

отказывалась признавать существование этой проблемы, но нас не должна

сбивать с толку и завораживать убежденность мистиков в абсолютной

истинности их мироощущения, данного им в откровении. Да, это своего

рода постижение истины - для них. Но и многим из нас знакомо это

чувство искренней убежденности в том, что перед нами открывается

истина - когда нас настигают мгновения откровений.

Однако человек три тысячи лет пишет свою историю и за это время уже

успел понять, что одной убежденности в истине недостаточно, -

необходимо некое внешнее подтверждение этой истины. Должна быть

какая-то методика верификации, некий прагматический тест, некая мерка;

мы должны подходить к этим откровениям с некоторой долей осторожности,

хладнокровия и сдержанности. Слишком многие духовидцы, провидцы и

пророки чувствовали абсолютную убежденность и заражали ею окружающих,

но впоследствии бывали посрамлены.

В известной степени это разочарование - разочарование в личных

откровениях - способствовало рождению науки. С тех пор и по

сегодняшний день официальная, классическая наука отметает откровение и

озарение, как не заслуживающие доверия.

Слияние действительного и ценностного

Так случилось, что именно мы - психологи и психиатры - оказались

первыми у истоков новой эры в науке. Психотерапевтический опыт

вынуждает нас повседневно сталкиваться с озарениями, высшими

переживаниями, безысходным отчаянием, прозрением и экстазом, как на

примере наших пациентов, так и на собственном опыте. Для нас все эти

переживания стали обычными, и мы уже можем утверждать, что хотя бы

некоторые из них несут в себе черты достоверности.

Пусть химик, биолог или инженер обескураженно разводит руками, в

очередной раз сталкиваясь с вечно новым открытием, что истина

рождается именно этим, вечно новым способом: внезапно, в момент

озарения, как взрыв, проламывая стены, преодолевая сопротивление,

преодолевая страх провидца. Для нас это работа; наш долг - испытывать

опасные истины, истины, испытующие нашу самооценку.

Холодный скептицизм ученого неоправдан даже по отношению к холодной

объективной реальности. Сама история науки, во всяком случае биографии

великих ученых, являют собой и дивный эпиграф внезапного,

экстатического постижения истины, и трудную повесть о медленном,

тщательном, постепенном подтверждении ее другими людьми, чья работа

так же отлична от полета мысли первых, как труд скарабея отличается от

свободного парения орла. В связи с этим мне вспоминается, как Кеккуле

увидел во сне кольцеобразную структуру бензола.

Бытует расхожее мнение, что суть науки заключается в накоплении

достоверных данных, в подтверждении истинности гипотез и скрупулезной

проверке идей на предмет правильности или неправильности. Но наука в

любом случае также является и инструментом открытия, а значит, ей

следует понять, что благоприятствует инсайту, откровению, прозрению, и

как затем использовать их в качестве научных данных. Другие примеры

подобного миропостижения - я говорю о высшем постижении, об особой

проницательности, приходящей к человеку в момент высшего переживания,

о способности увидеть ранее скрытую истину - можно найти в высшей

любви, в некоторых религиозных переживаниях, в групповой психотерапии,

в интеллектуальных озарениях и глубоких эстетических переживаниях.

Буквально в последнее время у нас появилась возможность валидизации

подобных способов познания. Эксперименты, проводимые независимо в трех

разных университетах, в которых исследовалась возможность лечения

алкоголизма при помощи ЛСД, оказались успешны в пятидесяти процентах

случаев (1). Я отдаю себе отчет в том, что очень скоро мы оправимся от

радости, вызванной этим удивительным достижением, этим нежданным

чудом, и со свойственной человеку ненасытностью примемся требовательно

вопрошать: <А что же те, которые не вылечились?> Но пока я хочу

процитировать письмо, полученное мною от доктора А. Хоффера.

Датировано оно февралем 1963 года:

Ценности

<Мы стремились использовать предельные переживания как терапевтический

инструмент. Наши пациенты-алкоголики принимали ЛСД или мескалин,

слушали музыку, подвергались визуальной стимуляции и словесному

внушению, - все было направлено на то, чтобы вызвать у них предельные

переживания. Такой курс лечения у нас прошли более пятисот

алкоголиков, и сегодня я могу сформулировать некоторые общие

закономерности. Первая и основная заключается в том, что большинство

излечившихся алкоголиков испытывали предельные переживания. И

наоборот, из тех, кто не испытывал таковых, не излечился практически

ни один.

Кроме этого, у нас появились серьезные данные, позволяющие говорить о

том, что аффект является главным компонентом предельного переживания.

Некоторые из испытуемых в первые два дня эксперимента вместо ЛСД

принимали пеницилламин, который вызывал у них переживания, аналогичные

тем, что вызывает ЛСД, но с меньшей выраженностью аффекта. Эти

пациенты погружались в галлюцинирование того же зрительного ряда, у

них отмечалось аналогичное смещение и искажение в способах мышления и

рассуждений, но их эмоциональный фон оставался ровным, они были скорее

сторонними наблюдателями за своими чувствами, нежели участниками

происходящих с ними событий. То есть, эти испытуемые не имели

предельных переживаний. И в результате только десять процентов из них

мы смогли счесть излеченными против ожидавшихся нами шестидесяти

процентов>.

Сейчас мы приступим к подъему на самую вершину - мы примемся за

составление перечня характеристик реальности, светлых черт того мира,

что видится людям в мгновения высших переживаний, и докажем, что они

совпадают с тем, что принято называть вечными ценностями или вечными

истинами. Мы увидим царство старого, доброго триединства - правды,

красоты и добродетели. То есть, перечень описанных характеристик мира,

являющегося взору человека в такие мгновения, одновременно является и

перечнем ценностей. Эти характеристики испокон веков высоко ценимы

великими религиозными мыслителями и философами, и список этот почти

полностью совпадает с теми вещами и явлениями, что у наиболее

серьезных мыслителей человечества заслуживало звания главного или

высшего смысла жизни.

Хочу повторить, что мой тезис формулируется в терминах науки, которую

я определяю как популярную. Любой человек может попытаться

переформулировать его, проверить его для себя; любой может проделать

то же, что проделал я; может, если пожелает, столь же объективно, как

это делал я, записать на магнитофон все, что ответят ему его

испытуемые, и затем обнародовать эти ответы. То, что я изложу ниже -

не схоластика.

Слияние действительного и ценностного

Мои опыты можно повторить, подтвердить или опровергнуть, мои выводы,

если угодно, поддаются даже количественной оценке. Они окончательны и

надежны именно в том смысле, что, если взяться повторить эксперимент,

то мы получим те же самые результаты. Даже с точки зрения

ортодоксальной, позитивистской науки девятнадцатого столетия мои

выводы нельзя считать ненаучными. Мои выводы - это когнитивное

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒