Часть вторая

Часть вторая

Как и обещал, Патрикий появился на рассвете. Невзирая на жуткую утомленность, уснуть с Анной мы так и не смогли. Впрочем, разве это удивительно в нашей ситуации?

Без лишних слов Патрикий посоветовал нам, как и вчера, закрыть глаза. Мы последовали его совету.

Открыв глаза, я увидел нечто такое, что до сих пор не могло мне представиться даже в грезах и снах. Мы были в прекрасном саду. Величественные деревья, изумительные цветы, неизвестные мне, но неописуемо великолепного вида звери и птицы окружали нас.

Когда мы очутились в аду, я предупреждал, что не берусь стопроцентно точно передать весь тот ужас, который мы там узрели, ибо ужас тот был в своей самой предельной степени, а язык наш слишком беден, чтобы описывать вещи, полное понимание которых нами невозможно. Это была аналогичная ситуация, только с точностью до наоборот. Все здесь было столь изумительно прекрасно, что никакие восхваления не передадут в полной мере нашего восторга.

Вокруг нас была жизнь. Не та жизнь, которая бывает при нашем земном существовании. Это была жизнь истинная, жизнь, полная духовного блаженства. Все, что нас окружало, было одухотворено, освящено. Все было наполнено благоговением и священным трепетом. В каждом камешке, в каждой травинке был отпечаток того добра и света, которые пронизывали это место и людей.

Да, здесь были люди. И не просто люди, а походившие на ангелов или на святых. Все, до единого человека, здесь были прекрасны. И не обязательно потому, что имели красивый внешний облик, а потому, что каждый был освящен внутренним светом.

- Мы в раю, верно? – почти утвердительно сказал я. – А эти прекрасные существа – спасшиеся души. А прекрасны они потому, что их души добры и чисты. Внутренний свет озаряет их и делает подобными ангелам.

- Верно, - Патрикий улыбнулся. – Это райский сад, Эдем, как его люди часто называют. Как вы думаете, что за души здесь обитают? Почему они попали сюда?

- Должно быть, вели праведную жизнь, - ответила Анна.

- Не все они были праведны всю жизнь. Здесь очень много душ, которые могли бы попасть в ад, если бы не раскаялись. Взгляните на ту женщину. – Патрикий указал на прекрасное создание, лицо которого словно сияло и выражало беспредельную доброту и любовь. – Эта женщина была блудницей, проституткой, как это называете вы. И она сделала пять абортов. Но однажды что-то совершенно перевернулось в ее душе, она поняла, что дальше так существовать нельзя. И она начала каяться – искренне, со всей неудержимостью и горячностью, которые охватывают душу человека, осознавшего, в какой тьме он находился. Взгляните теперь на того мужчину. – Взгляд Патрикия указал на человека, весь вид которого выражал умиротворение и спокойствие. Глаза его, как и у всех остальных, лучились теплом и любовью. – Это был человек, совершающий убийства за деньги, киллер, по-вашему. Число его убийств так велико, что никаких адских мук не хватило бы, чтобы искупить вину. Но однажды ему велели убить юную девушку. Взглянув на нее, он увидел в ней ребенка, так она была юна. Вся ее жизнь была впереди, она еще была так невинна, так чиста. И вот это доброе и юное создание должен был убить этот человек. Он не смог. Не захотел. Тот лучик света, который жил глубоко в его душе, высвободился и озарил всего этого человека, и он не смог задавить в себе голос совести. Он пошел прямо к тем людям, на которых работал, и решительно заявил, что покончил с прежней жизнью. Вы, наверное, понимаете, что в преступном мире свои законы. Этого человека убили. После того, как он раскаялся в грехах, он прожил всего несколько часов. Но даже покайся он всего за миг до смерти, его душа была бы спасена. Ибо наш великий Господь милосерден, и нет таких грехов, которые Он не простил бы, нужно лишь искренне покаяться. А теперь мне хотелось бы спросить у вас: что вы чувствуете, находясь здесь?

- Покой, - даже не раздумывая, ответила Анна. – Будто вся боль прежней жизни исчезла, будто все плохое осталось позади. Только непонятно отчего мне одновременно очень печально.

- Захар, ты что скажешь?

- Я согласен с Анной, - ответил я. – Покой воцарился и в моей душе. Это место пронизано таким светом, даже святостью, что я просто не понимаю, как мог я раньше жить будто в потемках, не замечая ничего, кроме своих глупых и бессмысленных желаний. Вот почему мы чувствуем печаль в этом месте: потому что понимаем, что не достойны его.

- Ты совершенно прав, друг мой, - с тихой светлой грустью молвил Патрикий. – Пребывая там, где может быть лишь святость, вы увидели, насколько вы сами оторваны от этой святости. Лишь те, кто очистил свои души искренним покаянием, могут пребывать в раю.

- Я не знаю, имею ли право задавать этот вопрос… - неуверенно начала Анна. – Ведь это рай, но где же Бог?

- Бог всюду, - слегка улыбнулся Патрикий. – Всемогущий Творец пространственно-временными рамками не ограничен. Но Он столь Велик и Совершенен, что вы бы не смогли лицезреть Его, не лишившись при этом зрения.

- Ты ведь ангел, верно? – спросил я, сам слегка удивившись своему же вопросу.

- Да, я ангел, - Патрикий вновь улыбнулся.

- И ты все знаешь? К примеру, спасемся мы с Анной или нет?

- Я знаю столько, сколько мне открывает Господь. Он знает ответ на твой вопрос, как и на любой другой, мне же это не открыто.

- Тогда есть вообще смысл в наших испытаниях? – спросила Анна. – Если Он уже знает исход.

- Он знает исход, но Он не предопределяет его, потому что каждому человеку дана свобода выбора. Всегда есть выбор, запомните это – всегда. Спасетесь вы или нет – зависит лишь от вашего желания и усердия. Но я хочу подчеркнуть: не от каких-то ваших заслуг, ибо заслужить спасение невозможно, это исключительно милостивый дар от Бога. Но раскаяться и стараться измениться к лучшему – в ваших силах.

- Лучше бы не было никакой свободы выбора, и все могли творить лишь добро, - прошептала Анна. – Тогда не было бы никаких страданий и ада.

- Но и любви не было бы, любовь всегда идет рука об руку со свободой, - возразил Патрикий. – Бог есть Любовь. Он создал человека по образу и подобию Своему, поэтому каждый человек обладает разумом и волей. На сегодня довольно разговоров. Вы готовы покинуть это место?

Я бы хотел никогда не покидать этого места, подумал я, чувствуя, как болезненно и тоскливо сжимается сердце. В последний раз окинул я взглядом Эдемский сад, а затем закрыл глаза, и мы вернулись на поляну. Я открыл глаза и взглянул на Анну, желая по ее лицу прочитать мысли: так же, как и я, Анна потеряла чувство покоя, и еще более глубокая печаль от осознания своей недостойности отразилась в ее глазах.

Когда Патрикий ушел, мы с Анной долго сидели в молчании.

- Я думала, что жизнь совершенно бессмысленна, - наконец произнесла она. – Я говорила, что я была атеистом. Это действительно так. Я была атеистом в самом строгом смысле этого слова. Помнишь, в аду Патрикий рассказывал о человеке, который кричал в небо? Он говорил, что этот человек считал себя неверующим, но при этом не уставал хулить Бога. Это значит, что все-таки какая-то вера в существование Бога в нем была, ведь невозможно ненавидеть Того, Кого, по-твоему, даже и не существует. Со мной было иначе. Я была материалистом настолько, насколько это вообще возможно. И вот мы здесь. Мы видели ад и рай. И теперь мне кажется, что все так и должно быть. Я до сих пор не могу разобраться в своих мыслях. Как я так легко приняла то, что всю жизнь упорно отрицала?

- Ты ведь сама недавно говорила, что Патрикию невозможно не верить, - заметил я.

- Да, но все же… Мы же с тобой знаем, что не в нем дело. Патрикий лишь служит Ему, Которому по величию нет равных.

- Богу. Почему ты боишься называть Его?

- Я просто… - Анна запнулась. – Честно признаюсь, мне страшно. Я не могу думать о Нем без благоговейного ужаса. Я совершенно отрицала Его, и вот я в шаге от смерти и от моего покаяния зависит, будет ли спасена моя душа.

- Я сейчас вот думаю… Ведь все, что нам надо сделать – это раскаяться в грехах. По крайней мере, это первый и главный шаг. Так почему же мы до сих пор не сделали этого?

- Быть может, потому, что слишком глубоко погрязли в этих грехах?

Мы немного помолчали.

- Почему ты хотела совершить самоубийство? – решился спросить я.

Анна некоторое время не отвечала.

- Жизнь казалась мне совершенно жестокой и оттого еще более бессмысленной. У меня не было ничего, что могло бы меня удерживать в этом мире. Ни близких, ни друзей – ничего. Ну а ты? Был развратным циником, ты говорил, да?

- Да. Лет с 15 шатался по барам, пил, прогуливал школу, влезал в драки, трахал все, что движется… - говорил я, удивляясь своей откровенности.

Анна лишь внимательно слушала, но ничего не ответила. В ее глазах я прочитал непонимание, но осуждения или отвращения не было.

В этот момент я подумал, что Анна, как оказалось, очень милая девушка. И судя по всему добрая и неглупая.

Мы с ней до самого позднего вечера говорили, но уже на отвлеченные темы. Увиденное нами более обсуждать не хотелось, потому что тоска от этого становилась еще невыносимее.

Проснулся я от холода. Открыв глаза, я увидел над собой не небо, а часть крыши какого-то здания. Что за ерунда, промелькнуло в еще затуманенной сном голове. Была поздняя ночь, но вокруг сновали еще люди. Я поднялся на ноги и осмотрелся. Это был малознакомый мне район Москвы. Как я тут очутился? В голове хаотично замелькали воспоминания недавних событий. Неужели я прошел испытание и мне вернули жизнь? Нет, быть такого не может. В любом случае я сейчас должен еще быть в больнице. Да и вообще, я никак не мог так просто получить прощение, я не чувствовал в себе радикальных изменений, говорящих о перевороте в душе. Да, я видел ад и рай, и увиденное повергло меня в шок. Да, я уже не совсем тот Захар, что был. Но всего этого явно недостаточно для спасения.

Подумаю об этом позже, решил я. Мне ужасно хотелось пить. Напротив меня расположилось большое здание, часть которого занимал бар. Я поискал глазами что-то менее напоминающее о моей прежней жизни. Кроме уже закрытых магазинов и жилых домов поблизости больше ничего не оказалось.

Вот досада, про себя простонал я. Ну ладно, чего я так нервничаю. Там тоже можно купить обычной воды. Выпью воду и тут же уберусь отсюда куда подальше.

Зайдя в бар, я с досадой заметил, что чуть ли не в воздухе витают пьяные запахи. Чувство прежнего моего влечения к подобным местам с новым чувство омерзения к себе смешивались во мне.

- Мне просто стакан воды, - попросил я, подойдя к стойке.

- Может, чего покрепче?

- Воды, - отрезал я.

Получив желаемое и заплатив (не без некоторого удивления я обнаружил в своем кармане немного денег), я залпом осушил стакан. Я уже порывался уйти, как передо мной возникли две молодые девицы.

- Выглядишь усталым, милый, не хочешь расслабиться? – сладким до тошноты голосом пропела одна из них.

- Нет, - процедил я, злясь на себя за то, что на самом деле я совсем даже не прочь бы расслабиться.

От этих девиц, черт бы их побрал, оказалось не так просто отмахнуться. Одна из них села мне на колени, вторая сзади обняла за шею. Аромат их духов смешивался с витающим в воздухе запахом алкоголя и дурманил мне голову.

- На втором этаже хозяин бара держит небольшой отель. Можем занять одну из комнат, - в ухо прошептала мне та, что за спиной.

“Да вы что, издеваетесь?” – хотелось завопить мне. Сначала суют в чистилище со словами, что я должен очиститься от душевной грязи, затем возвращают меня обратно в эту грязь. Зачем все это? Лучше бы уж оставили сразу мучиться в аду, если я такой неисправимый грешник.

Я сам не заметил, как пошел за девицами наверх. Вот мы уже очутились в одной из номеров отеля. Здесь была огромная кровать, на которой уже в соблазнительной позе устроилась одна из девушек. Вторая была в процессе освобождения своего тела от немногочисленной одежды. Седьмое пекло, они были очень соблазнительны! “Да что вы за звери такие!!!” – хотелось мне вновь закричать. Я что, не мужчина, что ли?! Как я могу устоять перед этим? Зачем тогда мы все созданы в этих телах, если желания этих тел – грех? Почему, прежде чем сунуть меня обратно в этот сволочной мир, вы не сделали меня евнухом?

Пока в моем воспаленном сознании лихорадочно текли эти мысли, эти девушки вытворяли передо мной такое, что устоит лишь святой. Ноги сами понесли меня в их сторону. Они начали стягивать с меня одежду, и вот я уже совершенно нагой лежу и отдаюсь в руки этих искусительниц. От их прикосновений и ласк я совершенно забыл, о чем думал минуту назад. Утопая в море наслаждений, я блаженно закрыл глаза. Я чувствовал полнейшую эйфорию, пока что-то не побудило меня открыть глаза. Как только я открыл их, истошный пронзительный вопль ужаса вырвался из меня. Надо мной склонились демоны. Не было больше прекрасных девушек, вместо них были страшные омерзительные чудовища, как те, которых мы видели в аду. То, что служило им руками, скользило по моему телу, тянулось к горлу, к лицу, ко всему, до чего они могли дотронуться.

- Прочь от меня! – хотел закричать я, но лишь слабые тихие слова сорвались с моих губ.

Ледяной страх сковал мое сердце.

Я умру, теперь уж точно конец, а дальше – только ад, пронеслась в моей голове страшная мысль.

- Ты ведь так любишь все это, позволь нам сделать тебе приятное, - прошипело одно из чудовищ.

«Нет, нет, нет!!!» Я хотел вскочить, убежать, хоть выпрыгнуть в окно, лишь бы не ощущать этих омерзительных прикосновений и не видеть их страшных демонических лиц. Но я с ужасом осознал, что не могу даже пошевельнуться. Я был целиком во власти своих мучителей!

Один из демонов внезапно вцепился мне в горло и начал душить. Сил сопротивляться я в себе не нашел. Через несколько секунд я с блаженством провалился в темноту.

Я открыл глаза. Надо мной было чистое голубое небо. Я лежал на уже успевшей стать родной и милой сердцу поляне. Рядом сидел Патрикий и задумчиво глядел вдаль. Я приподнялся и прислонился к дереву.

- Что со мной было? – спросил я. – Что все это значит?

- Это значит, что ты не прошел испытание, - Патрикий наконец взглянул на меня. Его взгляд не осуждал и не упрекал, а выражал сострадание. – Даже после того, как узнал и даже немного почувствовал, что такое муки адовы и блаженство рая, ты вновь поддался греху блуда.

- Поддался греху блуда? – вознегодовал я, во мне кипел, как мне казалось, праведный гнев. – Вы же сами чуть ли не запихнули меня в этот бар, вы засунули меня в такие обстоятельства!

- Не ищи себе оправдания, друг мой. Мы лишь временно вернули тебя в твой мир, предоставив возможность поступать там так, как ты посчитаешь нужным. Ты посчитал нужным зайти в то сомнительное заведение, в котором раньше проводил так много пьяных ночей, затем ты поддался на соблазн заняться блудом. Тебя никто не заставлял, Захар. Ты добровольно принял решение перестать бороться с соблазнами и вновь оказался во власти греха.

- Кто были те девушки? Суккубы? Или как они там называются? Я, знаешь, не силен в легендах всяких.

- Совершенно не важно, когда и как их называли. Это были бесы, принявшие женский облик, чтобы склонить тебя ко греху.

- Ага! – торжественно воскликнул я. – Ты же сам сказал: склонить. Разве человек имеет достаточно сил для сопротивления, если за него взялись слуги дьявола?

- Друг мой, - Патрикий серьезно и пристально взглянул на меня. – Постарайся понять одну очень важную вещь: никто и никогда не может заставить человека согрешить, если он сам того не хочет. Человека могут искушать, соблазнять, но поддаться или отвергнуть – этот выбор всегда за самим человеком. Все бесы несут в себе зло. Но зло проявляется по-разному. Это были бесы блуда и похоти. Каждый раз, когда ты в своей прежней жизни имел недопустимые физические отношения с девушками или занимался другого рода извращениями, ты, можно сказать, служил этим бесам. В тебе все еще сильна похоть, Захар.

- Мне кажется, после случившегося я вообще на девушек поостерегусь смотреть, - саркастически заметил я.

- Зачем ты говоришь во множественном числе? Разве тебе не хотелось бы полюбить одну единственную? Отношения, освященные законным браком, в том числе и физические, благословляются Богом.

- Полюбить? Я сомневаюсь, что мое сердце способно на это чувство.

- Ты знаешь, Захар, что способно, твое сердце может любить по-настоящему и очень сильно, но ты боишься этого, потому что боишься боли. Не бойся. Позволь своему сердцу открыться, позволь ему дышать свободно, тогда ты сам увидишь, на какие светлые и возвышенные чувства и переживания ты способен, как и любой человек.

Я ничего не ответил. Слова Патрикия зажгли во мне искру надежды, надежды на новую жизнь и перемены, но, вспомнив о том, как легко я поддался недавнему искушению, отчаяние погасило во мне эту искру.

- Ну так что, я провалил испытание, дальше что? – спросил я.

- Обдумай все произошедшее, я надеюсь, ты сделаешь правильные выводы.

- Лучше бы вы просто сделали меня евнухом, - полушутливо сказал я.

- Суть не в том, чтобы лишить тебя возможности грешить, - Патрикий воспринял мои слова совершенно серьезно, - а в том, чтобы ты выбирал добро осознанно и добровольно. – Он поднялся.

- Ты уходишь? – тоскливо спросил я – оставаться одному хотелось меньше всего. – А где же Анна? – Только сейчас я обратил внимание на ее отсутствие.

- Скоро будет здесь. Я приду через два дня. Следующее испытание для вас обоих будет тяжелее, чем предыдущее. Отдохните и все обдумайте. – Сказав это, Патрикий исчез.

Через некоторое время появилась Анна. Вид у нее был задумчивый и печальный.

- Ты прошла испытание? – спросил я.

Она молча помотала головой.

- Что там было, Анна?

- Я не хочу это обсуждать, - отрезала она, а затем испытующе поглядела на меня. – А у тебя?

- Да так… не будем об этом, - по ее примеру отказался я отвечать, чувствуя, как все мое лицо вспыхнуло от отвращения к себе и стыда.

Остаток дня мы провели в молчании.

Зато следующие два дня мы много времени проводили в беседах. За это время я вроде бы много узнал об Анне, но в то же время не знал главного о ней: что в ее жизни случилось такого, что она решилась на самоубийство? Анна избегала этой темы.

Я вспоминал, как я отнесся к ней при знакомстве. Она тогда показалась мне совершенно неинтересной девушкой. Меня даже раздражали ее веснушки. Кстати, Анна упомянула свои веснушки в одной из наших бесед.

- Их было еще больше на моем лице, когда я училась в школе, - рассказывала она. – И из-за этого мальчишки в классе постоянно дразнили меня.

- Они были безмозглые идиоты. Твои веснушки очень милые и идут тебе.

- Не утруждайся, - Анна закатила глаза и усмехнулась. – Тебе не идет быть льстецом.

- Я говорю искренне. – Это была чистая правда. Сейчас, когда я уже ближе узнал Анну, никакие веснушки не могли испортить моего впечатления о ней.

За эти два дня, проведенных мною в долгих разговорах с Анной, я понял, что она очень хороший человек. Добрый, отзывчивый, честный. Умный и разносторонний. При знакомстве я смотрел на нее лишь как на потенциальный сексуальный объект. Сейчас я смотрел на нее как на человека и личность. И, повторюсь, я понял, что Анна прекрасный человек. Теперь я и мысли не мог допустить, чтобы кидать на нее оценивающие ее тело взгляды. Но уже не потому, что считал ее неинтересной в этом плане, а потому, что не хотел осквернять и марать ее светлый образ в своих мыслях.

Один мучительный вопрос засел в моей голове: как такой человек, как Анна, мог заслужить ад? Со мной все понятно: я эгоистичный, корыстный, грязный, похотливый. Но она, как она могла это заслужить? Чем? Я не видел в ней ненависти, не видел той грязи, которую видел в себе. Эти мысли не давали мне покоя.

Таким образом, эти два дня пролетели быстро – чересчур быстро – я бы очень хотел их продлить. Не знаю, что так действовало на меня, то ли атмосфера этого места, то ли Анна, симпатия к которой все возрастала во мне, но в эти два дня я чувствовал себя почти счастливым.

⇐ Предыдущая 123 Следующая ⇒