Верни меня к жизни. Часть первая

Верни меня к жизни

Часть первая

Я умер. Это была первая мысль, посетившая меня после того, как мое тело столкнулось с летевшей на всей скорости машиной. Это было всего где-то минуту назад, и вот я уже стою возле своего тела на дороге. Звучит нелепо, знаю, у самого чуть крыша не поехала от изумления. Мое тело лежало в странной неестественной позе, лицо было располосовано кровавыми ранами. Несколько прохожих уже собралось рядом с ним, одна женщина раздражающе верещала что-то наподобие «Какой ужас!». Кто-то вызвал скорую. И кстати, водитель оказался совестливым мужиком, не свалил с места происшествия, остановился. Он и вызвал, кажется, скорую. А теперь стоял рядом с моим телом и в страхе заламывал руки. Вот бедолага. Честно признаться, я та еще сволочь порой. Но этого мужика я не обвинял в том, что сбил меня. Я возвращался с бара пьяный в стельку, едва ноги передвигал, так что сам виноват, что вышел в неположенном месте на проезжую часть. Этот бедолага просто не успел затормозить.

Забавно. Мое тело лежит мертвое или в состоянии, близком к смерти, а мой дух (я предположил, что я, наблюдающий за всем происходящим – это не что иное, как мой дух, отделившийся от тела, а какие еще могут быть варианты?!) стоит себе спокойный, вполне здоровый и даже трезвый и наблюдает за всей этой чертовщиной.

Наблюдать пришлось недолго. Внезапно рядом со мной очутился странный тип в чем-то вроде мантии (проклятье, откуда он вообще возник?!).

- Пойдем со мной, Захар, - сказал он мне.

- Ты кто? – спросил я без особого дружелюбия. К несчастью, последнее качество не являлось одним из моих достоинств. – Откуда знаешь мое имя?

- Хочешь сказать, что, учитывая, что ты стоишь рядом со своим окровавленным телом, тебя в первую очередь интересует, откуда я знаю твое имя? – Да он еще иронизировать изволит.

- Действительно, - согласился я, несмотря на раздражение, которое у меня вызывал этот тип. – Я умер?

- Нет. Но от смерти тебя отделяет всего один шаг. По правде говоря, именно по этой причине я здесь. Ты можешь спастись, если пройдешь испытание. Если нет – ты умрешь.

- Что за чертовщина?

- Пойдем со мной. Скоро я тебе все объясню.

- Хорошо, я согласен. – Будто у меня был другой выбор!

Мужчина коснулся моего плеча, и тут улица перед моими глазами стала расплываться, ощущение было, будто меня засасывает в воронку, но уже через пару секунд все прекратилось.

Мы стояли в ярко освещенной солнцем большой поляне. Неподалеку от нас, прислонившись к дереву, сидела девица примерно моего возраста и глазела на небо.

- Это еще кто?

- Ее зовут Анна. Она в той же ситуации, что и ты. Ее тело лежит в реанимации. Очнется она или нет: зависит от того, пройдет ли она испытание. Но не это самое главное. Ваши тела – это лишь оболочка, в которую спрятано самое драгоценное, что есть у человека – его бессмертная душа. Ваши души в опасности более, чем ваши тела. И ты, и Анна жили так, что врата рая перед вами не откроются, если вы не исправитесь.

- Что за чушь ты несешь? – спросил я чуть ли не с возмущением, но в то же мгновение понял: этот чудак в мантии говорит истинную правду.

- Не мне объяснять, почему твоя душа заслужила лишь ад. Ты ведь веришь в существование ада, не так ли, Захар? – он взглянул на меня так, что мне показалось, будто вся моя душа вдруг оказалась обнаженной перед этим взглядом, мне стало не по себе.

- Верю, - с неохотой ответил я и поморщился от досады.

- Ты в шаге от смерти, как я и говорил, но тебе дан последний шанс спасти не только твое тело, но и душу. Если ты приложишь все усилия к тому, чтобы твоя душа очистилась от той грязи, которой она полна, ты сможешь жить дальше и получишь шанс попасть в рай. Также и эта девушка. Вы должны пройти некоторые испытания вместе. Вы никак не связаны друг с другом, и спасешься ты или нет – это зависит лишь от тебя. Но, возможно, вы подружитесь, и вам будет легче, если будете получать друг от друга моральную поддержку.

Тут я не сдержался и презрительно фыркнул.

- Кстати, как это она не замечает нас? – Только сейчас я обратил внимание, что девушка даже не заметила нашего появления, хотя стояли мы в каких-то десяти шагах от нее.

- Она нас не видит пока.

- Да ты фокусник! – наигранно воскликнул я.

- Захар, - он пристально взглянул на меня, и кажется я увидел в его глазах не только строгость, но и что-то вроде жалости, - процесс очищения души стоит начать прямо с этого мгновения.

- Да-да, прости, друг, сарказм – моя сущность, не так просто от этого избавиться. А теперь все-таки скажи, кто ты?

- Меня зовут Патрикий. Кто я, для тебя не должно иметь значения. Я – друг, желающий помочь. И наставник, который будет объяснять, в чем состоит твоя задача.

- ОК, Патрик, я тебя понял в общих чертах. А теперь-то что мне делать?

- Патрикий, - настойчиво поправил он меня. – Познакомься с Анной. Тебе предстоит провести с ней семь дней. Я приду вечером, и будет первое ваше испытание.

- И какое будет это испытание? – Честно говоря, мне даже стало любопытно.

- Узнаете. – В глазах Патрикия проскользнуло тяжелое чувство. – А теперь иди. Поговорите с Анной. И ждите меня. – После этих слов наставник исчез.

- Вот уж точно фокусник, - пробормотал я, вновь морщась от досады.

Я направился к девице. Досада смешивалась во мне с любопытством. Анна услышала, что я иду к ней: спасибо моему новому товарищу Патрику, что хоть снял свои чары и сделал меня видимым для этого юного создания, которое сейчас с некоторым интересом, но безо всякого удивления рассматривает меня.

- Я – Захар, - представился я, остановившись в паре шагов от нее и не потрудившись даже поздороваться.

- Я знаю, - последовал короткий ответ.

- О, так ты была в курсе всей этой весьма увлекательной, конечно, но очень глупой ситуации?

- Разумеется.

- Однако ты не больно-то разговорчива, - с насмешкой заметил я.

- Почему ты назвал нашу ситуацию глупой? – спросила она, вновь обращая взор своих холодно-серых глаз на небо.

Да, кстати, стоит сказать, что я безо всякого стеснения разглядывал свою собеседницу. Лишь взглянув на ее фигуру, я сделал вывод, что в качестве девушки она мне совершенно не интересна. Анна была плоская, как доска. А я, знаете ли, любитель пышных форм. Ох, мужчины. Будучи человеком смотрящим абсолютно на все в мире весьма скептически и даже с некоторой долей цинизма, я совершенно менялся, ненадолго, правда, при виде аппетитного женского тела. Впрочем, кроме оного, все остальное меня не интересовало: ни ее имя, ни личностные качества, ни чувства, ни мысли, если таковые вообще имелись. Да, я был циником, развратным и пошлым циником, которому дела не было ни до каких духовных материй, которого интересовали лишь телесные удовольствия. А духовное я оставлял на долю наивных святош, живущих надеждой когда-нибудь очутиться в раю за то, что они соблюдали свои глупые правила, называемые моралью. Но что-то я не туда повернул свои мысли, вернемся к Анне. Да, однозначно, эта девушка бы не в моем вкусе, и это еще мягко сказано. Мало того, что доска, так у нее еще и все лицо было осыпано веснушками. В них, конечно, нет ничего плохого, кому-то они даже могут казаться милыми, но не мне. Уж не знаю, почему, но я терпеть не мог, когда у девушки были веснушки. Справедливости ради стоит сказать, что во внешности Анны было одно несомненное достоинство – ее огненно-рыжие волосы, правда, сейчас они были собраны в непонятного вида колтун на затылке, однако от этого не теряли своей красы. Я даже на секунду залюбовался бликами солнца, играющими на этих чудесных волосах. Честно признаться, я безмерно обрадовался, что Анна не вызывает во мне симпатии, ведь я как никак не на курорте, а в своего рода чистилище, тьфу ты, проклятье, как абсурдно это звучит.

- Долго будешь сверлить меня взглядом? – Голос Анны вырвал меня из потока моих мыслей.

- Что? Ах да… Ты сама подумай, что может быть тупее: очистить душу за неделю? Люди десятилетиями барахтаются в грязи, которую святоши вроде этого Патрикия называют грехом, а мы должны за семь дней стать образцами добродетели?

- По-моему, ты сильно преувеличиваешь. Не думаю, что наша задача – полностью очиститься. Скорее, осознать, что мы жили неправильно и хотя бы предпринять попытку раскаяться.

- Да ты философ. Значит, результат не важен, а важно лишь наше усердие, да?

- Возможно.

- За что ты вообще сюда попала?

- Ты так спрашиваешь, будто мы в аду, - Анна пристально смотрела на меня.

- Помешанный на добродетелях чудик в мантии, какие-то испытания по очистке души, веснушчатая девица – возможно, для таких, как я, это и вправду начало ада, - заметил я, ухмыляясь.

- Для таких, как ты – для каких?

- Так почему ты здесь? – повторил я, игнорируя ее вопрос.

- Патрикий сказал, что три порока проложили мне дорогу в ад: неверие, гордыня и попытка суицида.

- Суицида – ты серьезно? – Впервые эта девица сильно меня удивила.

Она лишь молча отвела взгляд.

- Что значит неверие?

- Атеизм.

- Да ты не так проста, как кажешься, - даже немного восхитился я. – По виду, такая вся невинная овечка, а оказалось…

- А ты верил в Бога? – резко прервала она меня.

- О да. Я деист. Я верил, всегда верил, что Он есть. Но не верил, что Ему есть дело до всех нас. Почему ты задала этот вопрос в прошедшем времени?

- По-моему, тот факт, что мы здесь – несомненное доказательство того, что мы с тобой оба ошибались. – В ее холодных глазах впервые появилось нечто вроде смеси страха и волнения. – Тебе не показалось, что этому Патрикию невозможно не верить? Я, сколько себя помню, всегда была атеистом. Но тут… Даже сомнения не возникает, что Патрикий мог солгать. Как будто что-то внутри меня твердо убеждено в истинности его слов – что-то, что выше и сильнее моего прежнего неверия и всех сомнений.

- Да ты точно философ. – Я сел возле Анны на землю.

Несмотря на насмешку в голосе, мысленно я был совершенно согласен с ней. При разговоре с Патрикием, да и сейчас, я абсолютно был уверен, что каждое его слово правдиво. Почему так? Откуда эта уверенность? Не знаю. Просто понимаю это и все.

- Я сказала, почему я здесь, скажи и ты. – Анна испытыюще поглядела на меня.

- Наверное, потому, что я плюющий на мораль, развратный, вечно пьющий и шляющийся по барам циник.

Я попытался проследить за реакцией Анны, но мой ответ не вызвал в ней ни удивления, ни отвращения. Видать, своих грехов хватает, мысленно ухмыльнулся я.

Остаток дня мы почти не разговаривали. Каждый их нас решил, что пора побыть наедине со своими мыслями. Я оставил Анну в раздумьях смотреть на небо, а сам углубился в лес и просидел там до самого вечера, пытаясь угадать, что ждет меня впереди и насколько целым я выберусь из этих приключений, и выберусь ли вообще.

Патрикий, как и обещал, явился вечером. Всем своим видом он сохранял спокойствие. Однако я явственно читал в его взгляде печаль и сожаление. Ох, не к добру это, проскочила мысль в моей взбудораженной голове.

- Вы готовы к первому испытанию? – спросил он нас.

- Конечно, нет, но разве мы вольны выбирать? – резонно заметил я.

- Мы отправимся в одно место. Оно не материально в том смысле, в каком понимают это слово люди, но, тем не менее, оно так же реально, как мир, в котором вы обитали, и вы даже плотью будете ощущать его реальность.

- Плотью? – удивился я. – Я полагал, мы что-то вроде духов. Ведь наши окровавленные тела остались в том мире, в котором, как ты сказал, мы обитали. Впрочем, по ощущениям, я чувствую себя вполне материальным, состоящим из крови и плоти, но я думал, это лишь кажущаяся телесность.

- Твоя догадка верна, - кивнул Патрикий. – Ваши тела лежат в реанимации в состоянии, близком к смерти. Вы сейчас – это ваши души, но души, которым была придана форма и кажущаяся, ты верно заметил, телесность. Для того, чтобы вы чувствовали себя более комфортно.

- Чувак, ты шутишь! – не сдержал я восклицания. – Наши тела полумертвые лежат в больнице, а мы, то есть наши души закинуты невесть куда ради каких-то непонятных испытаний, от которых зависит все наше будущее, и ты говоришь о каком-то комфорте?!

- Не будем терять времени, - сказал наш наставник, пропуская мимо ушей мои слова. – Закройте лучше глаза.

- Чтобы комфортнее себя чувствовать? – Ну как же я мог сдержать насмешки?!

Глаза я все же закрыл. Ощущение было примерно, как при первом перемещении, только усиленное раз в десять. Думаю, если бы мы не закрыли глаза, у нас закружились бы головы. Вот уж нелепость. Ведь объективно мы даже не были телесны. Но в нашей кажущейся телесности мы вполне могли испытывать физические ощущения, впрочем, и эти ощущения были субъективны.

Когда движение прекратилось, я осмелился открыть глаза.

Далее последуют такие одновременно ужасающие и трудно поддающиеся объяснению события, что я даже опасаюсь за связность и логичность своего повествования. Хочу лишь настоятельно уточнить, что все, что я опишу – это правда, однако правда так, как ее воспринял я. Но все эти вещи столь чудовищны и фантастичны для нашего ограниченного сознания, что что-то я мог не до конца понять или неправильно истолковать.

Мы стояли в бесконечно простирающемся поле, будто выжженном огнем. Никакого намека на зеленую растительность не было, вся трава была почерневшая. Вокруг не было абсолютно ничего, только бесконечное поле. Оно казалось мертвым. Было в этом месте что-то зловещее. Небо над нами было темное, покрытое мрачными тучами, сквозь которые не пробивался ни единый лучик света. Даже сам воздух, казалось, был пропитан невидимым глазу ядом, отравлявшим сердце тоской и черным, безбрежным отчаянием. Но самое страшное было не это темное и мрачное место. Самое чудовищное зрелище представляли существа, населяющие это место. Именно существа. На людей они походили лишь тем, что имели человеческие туловища и лица. Но что это были за лица! Даже их тела, покрытые бесчисленными увечьями, кровоточащими, гноящимися язвами, не наводили такого бескрайнего ужаса, как их лица – перекошенные от всех пороков, которые только могли быть придуманы бесами и людьми, застывшие в судороге от нестерпимой боли, с неестественно искривленными чертами – они были не просто безобразны и страшны, они были столь чудовищны, что хотелось закрыть глаза, ослепнуть, лишь бы не видеть этого ужаса, которому была придана форма тел и лиц. Поверите ли вы, если далее я скажу вам, что были здесь существа, еще омерзительнее первых? Я не берусь их описывать. Ибо невозможно человеческим языком передать то, что я увидел. Я понял одно: это были демоны, лишь они могли представлять из себя подобный ужас. Я говорю «ужас», хотя это же слово употреблял по отношению к тем, кто имел облик, схожий с человеческим. О, поверьте, вторые были во много крат хуже, но я понял, насколько беден наш язык, потому что не могу найти слов, чтобы описать свое состояние, когда я взглянул на этих чудовищ. Ни капли не солгу, если скажу, что хотел умереть от страха. Это были не просто отвратительные видом существа, казалось, они были воплощением всего зла в этом мире. Каждый из возможных пороков, все, что есть плохого, злого и жестокого в мире, все это было запечатлено в облике этих демонов.

Люди (буду для удобства их так называть) мучились. Это было видно. Одни в одиночку бродили по полю с пустыми стеклянными глазами и искривленными от боли ртами. Другие падали, будто бились в судорогах. Третьи вопили, вцеплялись в свои волосы, поднимали взор наверх и полными муки голосами выводили нечленораздельные звуки. Четвертых мучили демоны. Нет, не на сковородах жарили, не обдирали с них кожу. Они просто находились рядом с некоторыми людьми и одним своим присутствием заставляли их корчиться в муках.

- Думаю, вам нетрудно было догадаться, где мы, - тихо сказал Патрикий.

- Мы в аду, - сказал я, едва заставив свой голос слушаться себя.

- Да. Думаю, догадались вы и о том, что эти чудовища – слуги дьявола, демоны, бесы, как их называют. Поразительно, что некогда они были прекрасными ангелами. Вот до какой глубины может пасть живое существо. – Голос Патрикия был полон тоски и боли. – Другие – это души нераскаянных грешников.

- Души? – переспросила до сих пор молчавшая Анна. В ее глазах, как и в моих, плескался бездонный ужас.

- Да. Когда наступит Судный день, все мертвые люди, абсолютно все, кто когда-либо жил на земле, воскреснут для того, чтобы предстать пред Судом Творца этого мира. Тогда их души и тела воссоединятся. Но до тех пор их тела будут лежать в могилах, обратятся в прах. А здесь лишь их души, но вам они видятся оформленными в тела. Понимаете меня? Как и ваша телесность, их телесность тоже иллюзорна. Вы, в отличие от них, не мертвы, вы еще связаны с миром живых, потому вы не можете видеть эти души так, как они есть на самом деле. То, что вы видите, весь этот ад – реальность, но это реальность, которой придана такая форма, которую вы можете увидеть своими глазами, глазами еще живых людей. Все эти искалеченные обезображенные тела и лица людей – вот так выглядят их души, потому что они полны порока и греха.

- То есть мучаются только души, а физических страданий при этом в аду не существует? – спросила Анна.

- В аду – нет. Но после Судного дня ада не будет, будет геенна огненная. А это куда страшнее ада, поверьте мне. И все люди, когда-либо жившие на земле, будут составлять единое целое со своими душами и телами, то есть страдания в геенне уже будут и физические, и душевные.

- Кем был этот человек? – спросил я, не находя в себе воли оторвать взгляд от мужчины, лежащего на земле, над которым склонился демон.

Вид у мужчины был до того искалеченный и измученный, что мне хотелось тут же потерять зрение, чтобы не видеть такой леденящей душу муки, но я даже не смел отвести глаз от него.

- Он был серийным убийцей. Будучи ребенком, он претерпел страшную трагедию – его мать и новорожденного брата убил маньяк-насильник. Тогда ему, этого человека звали Сергей, было всего восемь лет. С тех пор он поставил себе цель, повзрослев, найти и жестоко наказать и убить того насильника. Но в будущем Сергей сам стал таким же, каким был убийца его родных. Сергей убил несколько десятков молодых матерей и их младенцев. Вы скажете, быть такого не может! Может, человек способен абсолютно на любые зверства. Порой человек, сам того не замечая, превращается в то чудовище, которое он люто ненавидел. Души людей – это как темный лабиринт, в них очень легко заплутать. Большинство людей даже не подозревает о той тьме, которая таится в глубинах их душ. Некоторые люди так и умирают, не узнав об этой тьме и искренне считая себя людьми очень хорошими. Другие, углубившись однажды в себя, в свою душу, в свою сущность, встречают эту тьму. Это познание приводит их в ужас, и они ставят себе цель вытеснить эту тьму из себя, очиститься, наполнить душу добром и светом. А третьи сливаются с этой тьмой воедино, полностью принимают ее в себя, и превращаются в зверей, становятся убийцами, насильниками и так далее.

Я очень внимательно слушал Патрикия. Его слова о том, что порой превращаешься в чудовище, которое ненавидел, глубоко проникли в мое сознание.

- А кем был тот человек, который рвет на себе волосы и кричит в небо? – спросила Анна, слабым от страха голосом.

- Он всю жизнь прожил в ненависти к Богу и людям. Называя себя атеистом, он не уставал при этом хулить Того, в Кого якобы не верил. Злоба до неузнаваемости обезобразила, исказила его душу. Вот и сейчас он мучается от своей злобы, она душит его.

- Вон та женщина, которая ходит постоянно туда-сюда, вовсе не кажется злодейкой. И выглядит она не так страшно, как большинство здесь.

Я взглянул на женщину, указанную Анной. Она действительно не была так страшна, как многие. Ее тело не было изувеченным, и даже лицо было бы даже почти приятным, если бы тоска и боль ужасающим образом не исказили его черт.

- Она не была настолько ужасным человеком. Но она не умела прощать. И она умерла, совершенно не раскаиваясь в грехах. Прощение получают лишь те, кто сам готов прощать и кто просит прощения. – И вновь голос и взгляд Патрикия были полны сострадания и боли за все эти нераскаянные, измученные собственными грехами души. – Взгляните на ту женщину, - указал он на существо, уже мало походившее на женщину. Она сидела на земле и непрерывно смотрела на небо, ее тело составляли кости, обтянутые кожей, кожа лица была покрыта гноящимися ранами, в которых копошились черви. Я едва сдержал крик, увидев все это. – Ее звали Антонина. Она была столь красивой женщиной, что за ней всегда ухаживало по несколько мужчин. Всю жизнь она прожила в нескончаемых наслаждениях и утехах. Совершенно не заботясь о нравственности и состоянии своей души, она использовала свое тело, как товар, который можно выгодно продать ради красивых вещей и денег. За свои недолгие 28 лет она сделала четыре аборта. Вот какой грех является самым страшным в ее жизни. Но даже если бы аборт был лишь один, ее душа мучилась бы так же сильно, как сейчас, ибо нет страшнее преступления, чем погубить жизнь невинного ребенка. Все ее дети, которым она не позволила родиться, сейчас в раю, их бессмертные души, разлучившись с крохотными телами, были вознесены на небеса и будут вечно пребывать в блаженстве. А их нераскаявшаяся мать будет мучиться невозможностью попросить прощения и быть рядом с детьми.

Далее произошло событие, которое едва не лишило меня рассудка. Один из бесов очутился возле нас и прошипел леденящим душу голосом:

- Души, еще связанные с телами, скоро это место станет вашим домом.

Я в ужасе отшатнулся, хотел закрыть глаза, но чудовище будто насильно приковало меня взглядом к себе. В следующий миг оно уже жадно протягивало ко мне то, что, наверное, служило ему рукой. Как только бес коснулся меня, я заорал от боли убийственной силы. Боль будто была одновременно и физическая, и душевная. Все это звучит нелепо, но я не знаю, как иначе это описать. Мне почудилось, что мое тело рвут на куски, что его режут тысячью ножами, что в него впиваются миллионы острых безжалостных когтей. Казалось, что и с душой моей происходило то же самое. Помимо этого, душу наполнило такое черное отчаяние, такая гнетущая тоска, что я пожалел, что вообще родился на этот свет. Одна единственная мысль наполнила собою все мое сознание: жизни больше не будет, ничего хорошего, ничего светлого больше не будет, я упал в пропасть и попал туда, откуда не возвращаются, откуда не виден никакой свет, туда, где царят вечные муки. В это мгновение я бы отдал все ради крохотной искорки надежды, но ее не было. Были лишь боль и отчаяние. Я весь, все мое существо, и телесное, и духовное начала, казалось, превратились в один сплошной сгусток боли. От Захара не осталось ничего, лишь какое-то непонятное жалкое существо, которое отныне и вовеки веков обречено умирать в страшных муках и возрождаться для новых.

Внезапно все прекратилось. Я, еще не поборов страха, открыл глаза. Мы стояли на той самой поляне, где я впервые увидел Анну.

- Что это было? – выдохнула Анна, еле живая от страха.

- Это было мгновение адских мучений, - ответил Патрикий голосом, полным сострадания.

- Мгновение? – прошептал я, силясь отогнать от себя страшные картины. – Я будто пережил тысячу смертей и целую вечность этих мук.

- Нет, лишь на одно мгновение вы почувствовали то, что испытывают грешники в аду.

- Я думала, что это конец, - сказала Анна, взгляд которой до сих был ошарашенный.

- Это был урок для вас, - объяснил Патрикий. – Чтобы вы знали, что ждет тех, кто обречен на адские муки. Теперь вы имеете представление, что такое ад. Я оставлю вас до рассвета.

- А что будет на рассвете? – Голос Анны был слегка напуганный, и я ее понимал, мы с ней опасались повторения подобного урока.

- Я покажу вам кое-что другое. А теперь отдохните. До завтра. – Молвив последние слова, Патрикий исчез.

Не сразу мы с Анной заговорили друг с другом.

- Значит, ты тоже почувствовала это? – спросил я наконец. – Когда бес подошел к нам… будто тебя рвут на куски?

- Да. – После нескольких мгновений молчания Анна тихо произнесла: - Я бы предпочла просто исчезнуть, уйти в небытие, чем так мучиться.

- Я тебя понимаю, и я тоже, - согласился я.

В другой ситуации я непременно сострил бы. Но бывают вещи, которые меняют человека до основания, совершают полнейший переворот в его душе. После того, что мы видели и чувствовали, мы уже никогда не будем прежними. Старый Захар умер, подумал я, на его месте теперь совершенно иной человек, ибо он узнал, что такое ад.

12 3 Следующая ⇒