|
|||
Часть III. Беглец 6 страницаБыла уже глубокая ночь, когда Челищев начал печатать письмо на имя Генерального прокурора России. Она вышло не очень длинным:
«Уважаемый товарищ Прокурор! Продолжая неравную борьбу с мафиозными структурами, парализовавшими жизнь нашего города, довожу до Вашего сведения, что в результате расследования, проведенного мной по причине непримиримости к вышеуказанным структурам, мне удалось добыть материалы, представляющие интерес для изобличения главарей этих структур и их пособников в противоправных деяниях. Указанные материалы вы можете получить в 354-м отделении связи Выборгского района города Петербурга в а/я N 27. По понятным причинам свои данные пока не сообщаю. Полковник милиции в отставке. Р.Р.S. После того, как достоверно станет известно, что по собранным мною материалам проводится добросовестная проверка, обязуюсь сообщить свои полные данные».
Рано утром Сергея разбудил телефонный звонок. — Простите, это почта? — поинтересовался в трубке знакомый голос. — Нет! — рявкнул Челищев. — Это квартира! Вы бы еще в два часа ночи позвонили! Звонок был от приехавшего в город Федосеича. Ответ Сергея означал, что они могут встретиться через два часа в месте, которое было заранее оговорено со Званцевым: в сквере у Михайловского замка. Федосеич отнесся к своим обязанностям весьма добросовестно — надел широкополую шляпу, темные очки и постоянно озирался, проверяя, нет ли слежки. Словом, он сделал все, чтобы стать похожим на шпиона из старых фильмов. Сергей опустился на лавочку рядом со стариком и незаметно вынул из кармана пакетик с фотографиями. Глядя в сторону, Челищев негромко спросил: — Как Олег? — Вернулся, — Федосеич уже забрал фотографии и начал подниматься, нарочито кряхтя. — Все в порядке, Андрюша — вылитый он. Завтра в это же время. Старик удалился, старательно шаркая, а Сергей покурил еще немного, греясь на солнце. Потом Челищев поехал в Озерки, где в 354-м отделении связи, располагавшемся прямо в торговом центре, «курируемом» группировкой Адвоката, оставил в абонентном ящике предназначенный для Генеральной прокуратуры пакет. Письмо для Генерального прокурора он опустил в почтовый ящик лишь на следующий день, после того как Федосеич передал ему паспорта, изготовленные для Выдриных и Ворониной. Документы на себя, Олега, Катю с сыном и Челищева старик забрал в Лугу. — Когда ждать? — спросил он на прощание. — Должны быть четырнадцатого. Если задержимся — значит, что-то случилось, уходите сразу… 13 июня, накануне освобождения Кати «на подписку о невыезде», Сергей доделывал все оставшиеся в городе дела. Сначала — отдал документы и деньги Сашке Выдрину. — Саша, спасибо тебе за все, — сказал ему Челищев на прощание. — Прости, что не хватило сил все-таки оттолкнуть тебя тогда, на овощебазе. Ты — нормальный парень, Сашка, забирай мать и вали из города. Особо ты нигде не мелькал, искать тебя, может, и не будут, но годик поживите где-нибудь подальше от Питера. И не лезь больше в бандиты. Тех денег, что я тебе оставлю, должно хватить на какое-то время. Может быть, потом что-то в стране изменится… Выдрин молча взял документы и, помявшись, спросил: — Сколько у нас есть времени на сборы? — Не знаю, — ответил Челищев. — Лучше, если ты будешь считать, что у тебя этого времени нет совсем. Да, вот что я тебя хотел попросить — дай мне телефоны Андрюхи Обнорского. Выдрин продиктовал ему номер рабочего телефона Андрея, которого в городе знали больше как Серегина, потом вдруг взглянул на Челищева как-то по-детски и спросил: — Но… может быть, мы еще встретимся? — Не знаю, — ответил Сергей. — Береги себя, Сашка… Воронину он вызвонил к Медному всаднику в обеденный перерыв. Разговор их был совсем коротким. — Юля, — сказал Сергей, передавая ей толстый конверт. — Так случилось, что из-за тебя, ну, будем точнее — в том числе из-за тебя мне пришлось испытать много горя и боли. Я не хочу платить тебе тем же. Скоро в городе может начаться большой шухер. Если ты к тому времени не исчезнешь — тебя, скорее всего, уничтожат. Я не пугаю тебя и не давлю — поступай как хочешь. Здесь — документы и деньги, которые могут помочь тебе начать новую жизнь. Это все, что я хотел тебе сказать. Сказать, что слова Челищева ошеломили Юлю, — это все равно что не сказать ничего. Она долго не могла вымолвить ни слова, а потом спросила: — А как же… квартира? — Бросай, — посоветовал Челищев. — Бросай и беги туда, где тебя не смогут вычислить. Я думаю, максимальный лимит времени, который у тебя есть, — это три дня. Да, запомни — если ты здесь, в Питере, хоть кому-то скажешь о том, куда ты уехала, — можешь считать себя покойницей. Ну, все. Прощай. Он повернулся и ушел, оставив плачущую Воронину на лавочке. Две старушки укоризненно покачали головами вслед Челищеву — они решили, что парень только что на их глазах бросил девушку, на которой обещал жениться… Из телефона-автомата Сергей позвонил в редакцию Андрею Серегину. Сергею повезло — журналист был на месте. — Вы меня не знаете, — начал Сергей. — Я читал ваши статьи. До недавнего времени я работал в правоохранительных органах и, как мне кажется, мог бы сообщить вам кое-какую интересную фактуру… Серегин согласился на встречу сразу, не ломаясь. Они договорились, что через полчаса Андрей выйдет к скверику на «ватрушке»[10]. Челищев приехал к месту минут за пять до назначенного времени и успел докурить сигарету почти до конца, когда заметил спешащего от «Лениздата» Андрея. Обнорский сильно изменился за те годы, что они не виделись: в черных волосах журналиста проклюнулась седина, плечи стали шире, на лице появилось много преждевременных морщин. — Здорово, Андрюха, — поднялся со скамейки Челищев. — Это я тебе звонил. — Челищев? — Обнорский хорошо владел собой: если он и удивился встрече, то, по крайней мере, вида не подал. — Не ожидал… Что ты хочешь? — Он не спешил протягивать Сергею руку. — Я слышал о тебе. Как ты догадываешься, это была не самая лестная для тебя информация. Челищев кивнул: — Давай присядем, надолго я тебя не задержу… Они проговорили почти час, точнее, говорил только Сергей, а Обнорский его внимательно слушал. Затем Челищев достал пакет из плотной коричневой бумаги (расширенную копию досье, предназначенного Генпрокуратуре) и протянул его журналисту: — …Вот и все. Более подробно все изложено здесь. Ты взрослый человек и, вроде, неплохой журналист. Позволь только высказать тебе одно замечание… Ты в своих статьях все-таки пытаешься подогнать всех под одну универсальную схему, а ее нет, потому что все структуры оргпреступности состоят из людей, а у каждого — своя судьба. Ладно, это все лирика, Андрей, помни одно: то, что ты держишь в руках, — это бомба. В том плане, что эта информация легко может убить того, кто стал ее носителем. Ну, да я думаю, ты и сам разберешься… Сергей встал со скамейки и собрался было уходить, но Андрей удержал его, и они проговорили еще около часа, а на прощание обнялись, как в старые добрые времена… Вот и настал день Катиного освобождения. Челищев подъехал к «Крестам» в десять утра, припарковал свой «джип» напротив КПП и начал ждать… Метроном в его груди совсем взбесился и уже не щелкал, а непрерывно стрекотал… Было жарко, над «Крестами» дрожало марево, в котором вязли голоса заключенных, выкрикивавших имена тех, кто пришел их проведать на Арсенальную набережную. Сергей ждал, боясь моргнуть лишний раз, чтобы не пропустить появление Катерины. И все же она появилась неожиданно — вышла из проходной незнакомой отяжелевшей походкой и беспомощно огляделась. — Катя! — крик застрял у Челищева в горле, и он, не помня себя, выпрыгнул из машины. Катерина обернулась к нему, прижала руку ко рту, ее ноги подломились, и Сергей едва успел подхватить ее. Она обмякла на мгновение в его руках, но потом вырвалась с непонятно откуда взявшейся силой. — Нет! Не трогай! — Катя взглянула прямо ему в глаза и спросила: — Я слышала, что Олег… Это правда? Челищев успокаивающе улыбнулся и ответил шепотом: — Мне нужно много разной правды тебе рассказать, но здесь для этого не самое удобное место. Поедем… — Куда? — спросила Катя, и у Челищева в который уже раз за эти мгновения снова оборвалось сердце. Он никогда не видел Катерину такой беззащитной и слабой. И такой чужой. — Поедем в наш скверик. Там поговорим, а потом ты сама примешь решение. Не бойся, я ни к чему тебя принуждать не буду. Поехали. …В Румянцевском садике на Университетской набережной они нашли пустую скамейку и сели. Сергей немедленно полез за сигаретами, но вдруг спохватился, покосившись на Катин живот: — С тобой теперь, наверное, курить рядом нельзя… Это правда? Катерина упрямо сжала губы и тряхнула головой: — Пусть тебя это не волнует. Можешь курить… Сергей зажмурился, а потом счастливо улыбнулся: — Значит, правда… Катя наклонила голову и резко сказала: — Если это — единственное, о чем ты хотел поговорить, то можем считать, что разговор окончен! — Она сделала попытку встать, но Сергей удержал ее: — Начнем с того, что Олег жив. И я надеюсь, что ты сегодня его увидишь — вместе с вашим сыном. А теперь слушай меня и не перебивай… Через полчаса после начала рассказа Катя не выдержала, заплакала и уткнулась лицом Сергею в грудь. Челищев осторожно обнял ее и начал целовать мокрое от слез лицо, с горечью и болью разглядывая морщинки, которых три месяца назад не было… Когда Катерина успокоилась, Сергей смог продолжать, но разговор шел уже совсем в другой интонации, потому что постоянно прерывался поцелуями и всхлипами… — Вот такие пироги. Времени у нас мало, так что — быстро едем к тебе, бери самое необходимое и — к Федосеичу. Документы и билеты уже там. Катя одернула на себе платье и вдруг заявила: — Опять вы за меня все решили… А еще говорил: «Сама решение примешь, давить не буду…» Челищев аж подскочил на лавочке: — Да как ты не понимаешь?! У нас же выхода другого нет, сейчас не время амбициями мериться, я же тебе все русским языком объяснил, Катя! Катерина снисходительно улыбнулась и покачала головой: — Все в тебе хорошо, Сереженька мой, вот только иногда ты полностью теряешь чувство юмора… Конечно, едем. Ну, чего ты замер? То кричал, что времени нет, а теперь сидишь, как на именинах… — Ну и время же ты выбрала для шуточек, — только и смог сказать Сергей, вставая и подавая Кате руку. Она тоже встала и легко поцеловала Челищева в губы: — Это еще не самая неприятная черта моего характера. Я думаю, тебе в этом скоро придется убедиться. Я из тебя за свои «тюремные университеты» еще все жилы повытягиваю, Сереженька… Челищев облегченно засмеялся. Раз Катерина могла шутить и иронизировать — значит, силы у нее пока еще есть. Они заехали в Катину квартиру на Петроградской стороне. Катя приняла душ и переоделась, потом собрала кое-какие вещи в большую сумку и наскоро прибрала. — Присядем на дорожку? Сергей кивнул, они опустились на диванчик в прихожей и замолчали, прощаясь с домом. Кате вдруг вспомнилось, как пять лет назад ее увозил из московской квартиры Олег. Она запрокинула голову назад, пытаясь остановить слезы, но все-таки не выдержала и заплакала. Челищев обнял ее и осторожно поднял с дивана: — Пора, родная моя… К оставленному у подъезда «джипу» они подходить не стали. Сергей вывел Катю через три проходных двора к «Ниве», купленной два дня назад по доверенности специально для отъезда в Лугу. Машина была заправлена «по горлышко», проверена и укомплектована. — Ну, с Богом, — сказал Сергей, и «Нива» тронулась. Они ехали по городу молча, смотрели на спешащих по своим делам людей и прощались с Питером, понимая, что вернуться им доведется еще очень нескоро, если вообще когда-нибудь доведется. Катя снова заплакала, да и у Сергея вдруг защипало в глазах и заныло в груди… По дороге Катю несколько раз тошнило, и Челищеву приходилось останавливать машину, чтобы она могла отдышаться. До хуторка Егора Федосеевича они добрались только под вечер. Когда Катя увидела вышедшего встречать Олега, у нее подкосились ноги, и она упала на колени: — Олег… Олежка… Я… прости… Олег молчал. Из дома выбежал мальчик в футболке и новеньких джинсах и прижался щекой к ноге Олега. — Папа Олег, а что это за тетя, почему она плачет? — спросил мальчик, выговаривая слова с характерным южнорусским акцентом. Он был удивительно похож на Олега — такой же зеленоглазый и светловолосый, с крупным упрямым подбородком. — Это не тетя, сынок, — ответил Олег и тяжело вздохнул. — Это твоя мама. И вот тут Катерина сломалась окончательно: она закрыла лицо руками и зарыдала по-бабьи, в голос. К ужину все более или менее успокоились и сели обсуждать последние детали отхода. В привезенных Федосеичем загранпаспортах у каждого стояли три открытые на два месяцы визы — в Финляндию, Турцию и Австралию. Уходить было решено каждому своим маршрутом — Катя с сыном должны были улететь через Киев, куда ее брался доставить Федосеич (у старика там жили друзья, и он рассчитывал сам отсидеться у них некоторое время). Челищев уходил из Москвы через Финляндию, а у Олега был билет на чартерный рейс из Питера — поскольку он числился в покойниках, его вряд ли бы вообще стали искать. Встретиться договорились в Стамбуле, где Катя и Олег были несколько раз по делам. Местом встречи был выбран ресторанчик «Джанна» в европейской части Стамбула на берегу Босфора. Время встречи — каждый четный день недели с шести до семи вечера. Первой уехать должна была Катя с сыном — ее самолет из Киева улетал через два дня… — А дальше что? — спросила Катерина, избегая встречаться глазами с Олегом. — Дальше видно будет, ответил он. — С деньгами нигде не пропадешь, а «бабки» у нас есть… Хватит и на жилье, и на новые документы. Ты же знаешь, у меня в Стамбуле кое-какие завязки имеются… Катерина кивнула, подумала и вдруг неожиданно сказала: — Денег у нас даже больше, чем вы думаете… Сергей с Олегом удивленно переглянулись и уставились на Катю. — Что ты имеешь в виду? — одновременно спросили оба. Катя вздохнула и рассказала им о счете в швейцарском банке, который оставил ей после смерти Вадим Гончаров. После ее рассказа все долго молчали. — Да, — наконец сказал Олег, прищурившись. — Выходит, тогда, в восемьдесят восьмом, ребятишки Гургена знали, чего хотели от тебя… Катя виновато опустила голову, а Олег продолжил, усмехаясь: — Мне кажется, что если тебя потрясти хорошенько, то ты, Катька, можешь еще очень много интересного и нового нам с Серегой рассказать… Ну, да ладно. Время для разговоров еще будет. Давайте спать укладываться. Мы с Федосеичем и Андрюшкой отъедем в лес: малой в палатке никогда не жил, просился очень… А вы тут устраивайтесь. Мы недалеко будем — километрах в трех, Серега нас проводит… — Олег! — рванулась было к мужу Катя, но Званцев остановил ее. — Потом, Катя, потом… Будет время — во всем разберемся. — Он вышел из дома, сгорбившись под невидимой ношей… Паспорта, билеты и деньги с самого начала было решено разобрать и на всякий случай постоянно держать при себе. Олег оставил Сергею автомат с двумя рожками — часть перевезенного к Федосеичу «арсенала». — Ну, счастливо оставаться в душной хате, — бодрым голосом сказал Олег, усаживаясь в седло мотоцикла за Федосеичем. Сына он усадил в коляску. — А мы уж лучше на воздухе. Сергей кивнул и ничего не ответил. Он понимал, что Олегу неимоверно тяжело было бы находиться под одной крышей с женщиной, которую он когда-то очень любил… Да, наверное, и сейчас еще любит… Ночь была теплой и светлой, может быть, это была самая счастливая ночь в жизни Сергея и Катерины. Они говорили взахлеб и не могли наговориться. Челищев поминутно гладил уже округлившийся Катин живот и осторожно целовал его сухими губами, а Катерина тихо стонала, то ли смеясь, то ли плача… Она заснула лишь под утро и во сне продолжала тихонечко всхлипывать и постанывать. Сергей осторожно, боясь потревожить ее сон, встал с кровати и на цыпочках вышел покурить на веранду. Он вдруг ощутил, что метроном, стучавший все эти дни у него внутри, смолк, но облегчение почему-то не наступало, напротив, холодная и безжалостная тоска разлилась в его груди… Челищев по-звериному напрягся и прислушался. В тихой и светлой июньской ночи звуки разносились на много километров вперед, и Сергей услышал, как где-то еще далеко запели злыми комариными голосами моторы приближающихся автомобилей… Случилось то, чего предугадать, наверное, не мог никто. Посланное Челищевым в Генеральную прокуратуру письмо дошло на удивление быстро — всего за пару дней. В канцелярии прокуратуры его расписали референту первого зама Генерального. Референт бегло просмотрел анонимку и не особо заинтересовался — письма без подписей приходили в Генпрокуратуру тысячами. Референт принял решение переслать письмо в питерское ОРБ, что и было исполнено с резолюцией первого заместителя: «Направляю для проверки и возможного использования в служебной деятельности». В Петербург это письмо пришло утренней спецпочтой 14 июня, то есть в тот самый день, когда Катерина выходила из «Крестов». Конверт лег на стол первого заместителя начальника ОРБ, подполковника милиции Геннадия Петровича Ващанова, Геннадий Петрович, прочитав анонимку, не поленился лично съездить в 354-е отделение связи и забрал из абонентского ящика N 27 большой пакет в плотной коричневой бумаге. Когда Геннадий Петрович прочитал первые страницы досье, его прошиб пот. Ващанов вернулся к себе в кабинет, внимательно прочитал все отпечатанные на машинке листы и прослушал все три приложенные микрокассеты. Геннадий Петрович долго размышлял, потом уложил бумаги и кассеты обратно в конверт, спрятал его к себе в портфель и вышел из «Большого дома». На улице Некрасова у Кукольного театра Ващанов нашел исправный телефон-автомат и начал вращать диск чуть подрагивающим указательным пальцем. Комбинация набираемых им цифр сложилась в «экстренный» номер Антибиотика… Виктор Палыч встретился с Ващановым через полчаса в одном из кабинетов ЗАГСа Куйбышевского района. Чтение содержимого коричневого конверта заняло у Антибиотика минут сорок — когда надо было, старик умел все делать очень быстро. Перевернув последнюю страницу досье, он медленно поднял голову и глянул в лицо Ващанова: — Спасибо тебе. Гена. Я не забуду. Ты иди пока… Можешь считать, что жизнь свою ты уже обеспечил до глубокой старости. Геннадию Петровичу очень не понравилось выражение глаз Антибиотика, и он, кивнув, торопливо выскочил из кабинета. Старик остался один. Несколько минут он сидел молча, раскачиваясь на стуле и улыбаясь страшной, совсем уж нечеловеческой сейчас улыбочкой… — Ах, сучонок, — шептал Виктор Палыч. — Ах ты, сучонок… Антибиотика не раз била жизнь, и он умел держать ее удары. Ему понадобилось совсем мало времени, чтобы прийти в себя и принять решение. Выскочив из кабинета, он спокойно и деловито отдал распоряжение Васе: — Езжай за Черепом и людей подтяни к Смоленке. Я пока съезжу Вальтера навещу… Да, Валдая найди… И быстро, Васенька, быстро, у нас сегодня день будет интересным. Николай Трофимович Богомолов визита Антибиотика совсем не ждал и растерялся, когда в его кабинет вошел Виктор Палыч. — Ну что, Трофимыч, как живешь? — спросил Антибиотик и ощерился. Вальтеру была знакома эта улыбочка, обычно она не предвещала ничего хорошего. — Пойдем-ка, Коля, сходим на могилку к Олежке Званцеву. Я ведь с ним так и не попрощался… Ты людей с собой прихвати, у меня нужда возникла на покойничка взглянуть… Подручные Вальтера мигом раскопали могилу умершей в возрасте восьмидесяти четырех лет Марии Николаевны Новоселовой и, не церемонясь, выволокли гроб из ямы. Еще несколько ударов лопат, и на дне могилы забелела скатерть. Она была пуста. Вальтер перекрестился, схватил лопату и сам спрыгнул в могилу. Все его усилия были тщетны. Труп Званцева исчез. Антибиотик тихо засмеялся: — Стареешь, стареешь ты, Трофимыч… Живого от мертвого отличить не можешь. Менять тебя пора, Коля… Виктор Палыч повернулся и направился к выходу с кладбища, куда уже начали съезжаться машины Черепа и его людей. Оставшийся у разрытой могилы Вальтер вдруг разразился длиннющей матерной тирадой, пинком сбросил гроб со старушкой обратно в яму, потом перекрестился и, велев своим помощникам привести все срочно в порядок, бросился догонять Антибиотика. После короткого совещания было решено направить людей на квартиры Челищева и Званцева. Они, естественно, вернулись ни с чем, да никто, собственно, и не ожидал там никого застать. На всякий случай во дворах оставили немногочисленные засады. Тем временем Виктор Палыч лихорадочно просчитывал сложившуюся ситуацию. Перечитав еще раз досье и прослушав кассеты, Антибиотик навел Черепа с людьми на квартиру Юлии Ворониной. Юля была дома, и не одна. Вечером она должна была уехать на поезде к подружке в Волгоград, а вещи ей помогал собирать Саша Выдрин… Не зря Челищева еще долго после разыгранной комбинации с барменом Юрой из «Форта» мучило ощущение, что где-то он допустил очень серьезный просчет… Юля и Саша понравились друг другу и начали втайне от своего патрона встречаться… Предугадать такое разбитие событий Сергей не смог… Череп вывез Воронину и Выдрина в арендуемый его людьми стрелковый тир и там лично занялся молодыми людьми. Юля очень быстро рассказала все, что знала, и с ней начали забавляться «отморозки» Черепа. Когда им надоело ее насиловать, они заколотили ей между ног бутылку из-под водки и перерезали горло. Выдрин держался дольше. Он удивил даже Черепа, про которого рассказывали, что он вообще никогда ничему не удивлялся и ничего не боялся. (Никто не знал, где и когда нашел Антибиотик этого человека. Поговаривали, что когда-то он был офицером то ли ГРУ, то ли КГБ… Возможно, это были просто легенды и слухи, потому что никто, кроме Виктора Палыча, не знал ни настоящего имени Черепа, ни его прошлой жизни. «Начальника контрразведки» Антибиотика слишком боялись, чтобы интересоваться фактами его прошлого.) Но к десяти часам вечера накачанный наркотиками кусок мяса, которого звали когда-то Сашей Выдриным, все же заговорил. Он не рассказал ничего интересного, кроме информации о поездке Челищева под Лугу в мае, за которую Череп тут же ухватился. Лично пристрелив Сашка (видимо, из уважения к тому, как он держался), Череп поехал к Антибиотику и высказал свое мнение, что Челищева, Катерину и Олега надо искать на хуторке под Лугой. Виктор Палыч принял решение. Он велел Черепу взять для усиления Валдая с его людьми и найти беглецов. — Найдите их, ребятки, и вы доставите старику самую большую радость за эти годы… Карательная экспедиция из восьми машин убыла в Лугу немедленно, а Виктор Палыч еще долго сидел в кабинете у Вальтера, не обращая никакого внимания на хозяина, смотрел в окно, о чем-то думал и время от времени приговаривал с усмешкой: — Ах вы, сучата… Дом Федосеича стоял в стороне от основной трассы, на небольшом пригорке. Метрах в трехстах от дома начинался лес, куда уходила вполне сносная грунтовка — именно по ней уехали на ночевку Федосеич и Званцев с сыном. Когда Сергей увидел остановившиеся на трассе восемь иномарок, он все понял и бросился будить Катерину. Катя спросонок ничего не понимала, и Челищеву пришлось плеснуть ей в лицо холодной воды: — Катенок, родная, быстрее, быстрей! Одевайся и беги в машину — документы и деньги с тобой? — Да, — машинально кивнула еще не пришедшая в себя Катерина. — А что случилось? Сергей подхватил ее сумку и начал подталкивать Катю к выходу, лихорадочно шепча: — Быстрее, быстрее! Я не знаю как, но они нас высчитали! Видишь, машины на трассе стоят? Это за нами! Я их задержу тут, а ты рви в лес к Олегу, и уходите все — Федосеич в лесу все тропки знает, он выведет… Быстрее же, родная моя! До Кати наконец дошло, она замотала головой и остановилась: — Нет! Я с тобой! Челищев силой выволок ее во двор и потащил к машине: — Езжай! Их надо предупредить, иначе все тут ляжем! Ну пойми ты, мне без тебя легче уйти будет, я их немного подержу — и в лес. Прорвемся, Катенька! Ты, главное, детей береги, потом в Стамбуле встретимся! Катерина мотала головой и цеплялась за Сергея. Челищев выругался и дал ей почещину: — Езжай в лес, дура! Всех нас погубишь! Катя охнула, пришла в себя и села на водительское сиденье «Нивы». — Сереженька! Я люблю тебя! — И я очень, очень люблю тебя, ненаглядная… Катерина запустила мотор и без прогрева, на подсосе, рванула в лес, а Челищев с автоматом лег у стены дома… Когда машины Валдая и Черепа остановились напротив дома Федосеича, они решили послать одного человека на разведку, потому что у них не было полной уверенности, что это именно тот дом, который они искали. Посланный на разведку двадцатилетний пацан по кличке Тыря увидел, как завелась и поехала в лес не зажигавшая габаритных огней и фар «Нива», и вскинул было автомат, чтобы остановить ее, но выстрелить не успел — Сергей короткой очередью прострелил ему грудь и живот. Челищев метнулся к упавшему Тыре и сдернул с него автомат, но тут с трассы открыли ураганный огонь, и, прежде чем Сергей успел укрыться за домом, одна из пуль ударила ему под колено, в правую ногу. Челищев упал и чуть не закричал от боли, но пересилил себя и пополз в сторону от дома, ближе к лесу, туда, откуда открывался хороший сектор обстрела. Два «джипа» один за другим начали осторожно спускаться с трассы к дому, но Челищев, обернувшись, длинной очередью разворотил капот передней машины, видимо, повредив двигатель, потому что «джип» остановился как вкопанный. Не очень ясно видимые в утреннем тумане фигуры братков начали выпрыгивать из машины и разворачиваться в некое подобие цепи… Катя, рыдая, гнала машину по утреннему лесу и обязательно проехала бы мимо места, где Федосеич разбил палатку, если бы ей навстречу на дорогу не выскочил Олег с автоматом в руках: Званцева разбудили звуки автоматных очередей. Катя остановила машину и буквально выпала из нее на руки Олегу: — Там… Там… Сережа, — еле смогла выговорить она сквозь плач. — Понял, понял, не бойся, маленькая, выкрутимся, сколько их, сколько?! Олег несколько раз встряхнул Катерину, но она продолжала рыдать: — Не знаю, не знаю, много… Званцев метнулся в лес, через мгновение вынес оттуда сына и буквально забросил его на заднее сиденье машины. За Олегом на проселок выскочил Федосеич, выкативший свой мотоцикл. Олег заставил Катерину сесть на пассажирское место в машине и обернулся к старику: — Федосеич, увози их быстро по той схеме, как с самого начала договаривались, а я Серегу подхвачу. — Нет! — закричала Катя и попыталась выскочить из «Нивы», но Званцев уже прыгнул в седло мотоцикла и завел его. — Береги детей, все будет хорошо, жди нас, как договаривались, Катька!… Он хотел добавить еще что-то, но не успел, последние его слова были заглушены ревом мотоцикла, который понес Олега к хуторку, где не переставая трещали автоматные очереди… Челищев медленно отползал к лесу, оставляя за собой густой кровавый след. У него остался последний рожок с патронами, и Сергей равнодушно подумал, что ему уже не уйти. Странно, но ему почему-то не было страшно, сначала только мучило чувство обиды, но потом и оно ушло. Сергей устроился поудобнее и дал несколько очередей по бандитам, приближавшимся короткими перебежками. Челищев не заметил, как в дом Федосеича заскочил Валдай, который, быстро сориентировавшись, полез на чердак. Оттуда Челищев был виден как на ладони. Валдай тщательно прицелился и выпустил из своего автомата длинную очередь. В угасавшем сознании Челищева крутился какой-то очень важный вопрос, и в тот момент, когда пули Валдая пробили его тело, Сергей застонал не от боли, а от того, что так и не нашел на этот вопрос ответа… (…И привиделся ему давний кошмар — «волчья яма» на кладбище и он сам, отчаянно взмахивающий руками на краю. …Сейчас, сейчас Олег толкнет его в спину, отбросит от края… Сейчас… Олежа… На этот раз никто его не спас. Сергей упал спиной в черную пустоту, и железные прутья арматуры пробили его насквозь. Боль сверкнула оранжево-красным сполохом, но через мгновение ее сменила равнодушая серая мгла.) Он уже не слышал рев выскочившего из леса мотоцикла Званцева. Спрыгнув на землю, Олег сразу увидел неподвижно лежащего в мокрой траве Челищева и бросился к нему, стреляя на бегу из автомата. Поднявшиеся было после того, как замолчал АКМ Сергея, братки снова попадали на землю. Кто-то из молодых узнал Званцева и в ужасе закричал, приняв Олега за ожившего покойника. (То, что Белого Адвоката не нашли в могиле, до рядовых «быков» никто, естественно, доводить не стал.) Пользуясь минутным замешательством братвы, Званцев подхватил Челищева на руки и, пугаясь неживой тяжести друга, побежал обратно к мотоциклу. Он почти уже добежал до него, когда с чердака дома ему в спину ударила короткая очередь. Званцев споткнулся, выронил из ослабевших рук Сергея и упал на колени. Непослушными руками он начал шарить болтавшийся сбоку автомат, но еще одна очередь толкнула его вперед, швырнула лицом прямо в грудь разметавшегося на траве Челищева… Выстрелы смолкли. Бандиты, отряхиваясь, поднимались с земли и, матерясь, подходили к двум неподвижным телам, замершим у самой кромки леса. Челищев лежал на спине, глядя остановившимися глазами в небо, а Званцев, будто пытаясь обнять друга, уткнул свое лицо ему под мышку. Ветер легко шевелил их волосы: совершенно седые — Сергея и светло-русые — Олега…
|
|||
|