Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Майкл Роуч, Кристи МакНелли – Как работает йога 7 страница



- Итак, вы поняли, - начала я, - что наше врождённое непонимание окружающего мира поднимается на новый уровень, как только нам что- то кажется очень приятным или, наоборот, неприятным. Мы можем потерять контроль над собой даже в том случае, если понимаем, что происходит, и меньше всего думаем в такие моменты о том, что виноват во всём наш собственный разум, который заставляет нас видеть вещи в определённом свете. Мы сами расшибаем себе ногу, но воображаем, что на неё кто-то наступил, и это ошибочное ощущение в нас укореняется, запуская, в свою очередь, весьма неприятную цепочку последствий. Мастер говорит:

Поддаваясь приятному,

Мы начинаем любить.

Поддаваясь неприятному - Ненавидеть.

ІІ.7, 8

- Таким образом, если вы убеждены, что в ваших болезненных ощущениях виноват кто-то другой, например, караульный, манера речи которого неприятна сама по себе, без вашего участия, то у вас немедленно возникает неприязнь по отношению к этому человеку. И наоборот-, как только в вашем разуме укореняется мысль, что тот или иной человек сам по себе хорош, независимо от вас, у вас появляется сильное расположение к нему..

- А разве плохо кого-нибудь любить? - перебил меня комендант.

- Я этого не говорила, - возразила я. - И Мастер тоже. Каждый из нас любит, более того, должен любить. Мы восхищаемся красотой: любуемся закатом, цветами, улыбкой ребёнка...

По лицу коменданта пробежала тень.

- Нам всем понравится, — продолжала я, - если ваш пристав излечится от пьянства, а караульный - от апатии, и кто нас за это посмеет осудить? И что плохого в том, что нам ненавистна ваша боль в спине, или, если уж на то пошло, вся боль, существующая в мире, и мы хотели бы навсегда уничтожить её? Наоборот, в этом и есть главная цель йоги, именно поэтому мы здесь - ваше сердце подсказывает вам, что это так. Нет, дело тут не в самих чувствах любви и ненависти, речь идёт об особой любви и особой нелюбви - когда мы любим или не любим что-то неправильно. Мы неправильно ощущаем удовольствие и боль, думаем, что они существуют сами по себе, и когда эти мысли укореняются, забываем, что только лишь наш разум заставляет рассматривать что-то как приятное или неприятное.

Последовала долгая пауза.

- И всё-таки я не вижу разницы, - непонимающе нахмурился мой ученик. - Неважно, сами по себе существуют удовольствие и боль или их создаёт наш разум - всё равно мы всегда будем любить удовольствие и не любить боль.

- Нет, не всё равно, - хмыкнула я, ощутив, как во мне просыпается Катрин, овладевая моим языком, моим разумом, всем моим существом. - Если вы сами расшибли себе ногу, вы станете бить себя за это кулаком в лицо?

Комендант слушал меня как заворожённый, только сейчас осознавая смысл моих слов.

Сила порождает ответную силу. Когда одно дерево вырастает выше, чем другие, с неба падает молния и поражает его. Мой ученик вплотную подошёл к пониманию глубинного смысла йоги - и тут внезапно всё пошло вкривь и вкось.

Поздно вечером пристав ушёл и долго не возвращался. Когда он снова появился, я услышала его шаги уже сквозь сон. Он не пошёл, как обычно, спать в боковую комнату, а сел на скамейку у стены. Луна уже взошла, и её бледный свет падал в окно на мою подстилку. Фигура пристава оставалась в темноте, но я слышала, как он отпивал из кувшина, ставил на скамейку, снова отпивал... И ещё я чувствовала его пристальный взгляд, обращенный на меня. Потом раздался шорох - он поднялся на ноги. Меня пронизал страх. Пристав подошёл вплотную к решётке, я могла различить его искажённое лицо, красные огоньки в глазах, полосы теней от бамбуковых прутьев на его одежде. Он протянул руку к двери, отодвинул засов и вошёл. Панический страх заставил меня сжаться в комок.

- Теперь не убежишь, - злорадно прошипел он, шагнув вперёд.

Я забилась в тёмный угол, прижавшись к стене, как кошка. Пристав стоял в полосе лунного света, постукивая по полу дубинкой.

- Поди-ка сюда, - произнёс он угрожающим тоном. - Ты ведь уже знаешь, что это такое... - Дубинка резко ударила в пол.

Я отчаянно замотала головой. Мои длинные чёрные волосы мелькнули в лунном свете, и в тот же момент конец дубинки толкнул меня в живот, заставив вскрикнуть от боли.

- Ко мне! Живо! - заревел он.

Моё тело била крупная дрожь, я едва могла соображать, но твёрдо знала: пока дышу, не двинусь ни на шаг.

Ж-жих! - дубинка свистнула в воздухе и ударила меня поперёк лица. Я машинально облизала губы, почувствовав вкус крови. Из-за стены послышался яростный лай Вечного.

- Сюда! Живо! - в бешенстве орал пристав, размахивая дубинкой.

В тумане, уже начавшем окутывать моё сознание, промелькнула мысль, что надо прикрыть лицо и голову, как учил Бузуку. Я отвернулась и забилась ещё дальше в угол, стараясь увернуться от ударов. Тогда озверевший тюремщик схватил меня за волосы и потащил к себе, выдирая целые пряди, но я изо всех сил сопротивлялась, скорчившись и обхватив руками голову.

- Рави! Рави! - завопил Бузуку из соседней камеры. - Что вы делаете!

Ж-жих, ж-жих, - удары дубинки раз по спине следовали один за

другим, сопровождаемые яростными проклятиями пристава. Вечный заходился лаем, жалобно подвывая, будто чувствовал

мою боль. Бузукутряс прутья решётки, истошно вопя: «Нет! Нет!» Я же тихо погрузилась в глубины своей памяти, где надёжно покоилась «Краткая книга» Мастера, и принялась в такт ударам напевать про себя священные стихи. Где-то на второй главе мой мучитель, очевидно, выбившись из сил, уронил дубинку и поплёлся, шатаясь, в свою комнату.

Жизнь полна страдании

Третья неделя июля

Комендант ЯВИЛСЯ на рассвете. Караульный молча подвёл его к моей камере, дверь которой так и осталась открытой. По-прежнему скорчившись, я лежала на полу, там, где упала, рядом с брошенной дубинкой.

Приоткрыв глаза, я увидела ноги коменданта. Послышался голос Бузуку, однако теперь он почему-то звучал совсем иначе. Слова падали ровно и холодно, будто их произносил не обыкновенный преступник, а королевская особа:

- Комендант... если у вас осталась... хоть капля порядочности... вы накажете вашего подчинённого. Прямо сейчас!

Комендант с шумом втянул в себя воздух. В поле моего зрения появилась его рука, сжавшая дубинку — так сильно, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Потом я услышала, как он в бешенстве выволакивает пристава из его комнаты и тащит ко мне, не обращая внимания на полусонные протесты. Грубо брошенный на пол, мой ночной мучитель оказался рядом со мной. Он задыхался и дрожал всем телом, лицо было искажено страхом.

- Встать! - прозвучала резкая команда.

Пристав лишь зажмурил глаза и помотал головой. Я всё ещё не могла пошевелиться и по-прежнему видела лишь ноги коменданта и конец ужасной дубинки, на которую он опирался.

- Встань и разденься! Это приказ! Живо! - снова выкрикнул комендант.

Пристав лишь трясся, не открывая глаз. Карающая рука вновь опустилась, одним движением разорвав рубашку у него на спине. Конец дубинки исчез из виду.

- Нет! - простонала я в пол, пытаясь повернуть голову. На этот раз получилось - я увидела красное свирепое лицо коменданта и поднятую дубинку.

- Нет! - снова выдохнула я, глядя ему в глаза, и его гнев обратился на меня.

- Молчать!

- Нет, не буду, - прошептала я. - Вы мой ученик, и я вам говорю: положите дубинку.

Лицо коменданта побелело от бешенства.

- Главный здесь я, понятно?

Я покачала головой.

- Вспомните йогу. Вспомните, что заставляет вас видеть его таким.

- Я всё вижу сам! И видел достаточно! - заревел он, занося дубинку для удара. Я рванулась вперёд, прикрыв пристава своим телом, как родное дитя, и ощутив под собой тёплую дрожащую плоть. В ноздри ударил запах перегара.

- Вон! Слезь с него! - теперь даже голос коменданта было трудно узнать, он вопил, словно ребёнок, зашедшийся в истерике.

- Вспомните наши уроки! - крикнула я.

- Нет, это ты запомни! - Дубинка ударила в пол рядом со мной. Комендант всхлипнул и набрал в грудь воздуха... - БУДЬ ПРОКЛЯТА! - Дубинка опустилась на мою спину... - ТВОЯ! - Опустилась снова... - ЙОГА! - Опустилась в третий раз.

Мои глаза заволокла пелена боли, но я слышала, как, отбросив своё оружие, он с рыданиями выбежал на улицу. Я прислушалась к тёплому биению жизни в дрожащем теле, на котором лежала, ощутила горячую кровь, вновь заливающую израненную спину, и позволила себе расслабиться среди этого тепла. Через некоторое время пристав зашевелился. Он осторожно выбрался из-под меня, подполз на коленях к двери и уже снаружи обернулся, прижавшись к бамбуковым прутьям и вглядываясь сквозь них, словно сам был в тюремной камере, а я снаружи.

Я закрыла глаза и вернулась к книге Мастера, к тому месту, на котором остановилась ночью:

Воистину,

Вся наша жизнь Есть страдание.

Сосуд

Четвёртая неделя июля

Весь тот день я пролежала на животе в своей камере. Меня страшно мучила жажда. Наконец пришёл караульный, помог мне приподнять голову и дал напиться. Глаза у него были заплаканные, и он был один. Я заснула и проснулась лишь поздно вечером, услышав шаги, вернее, почувствовав их щекой, прижатой к полу. Послышался голос, это был пристав, но я была в таком состоянии, что уже ничего не боялась.

- Девочка, ты... не бойся меня.

Я попыталась взглянуть на него, но не смогла, увидев лишь глиняный кувшинчик и блюдце, которые он поставил на пол.

- Не шевелись, я всё сделаю, - продолжал он, бережно приподнимая мои волосы и отделяя их от засохшей массы крови и гноя, покрывавшей спину. Потом я почувствовала, как его пальцы отделяют от воспалённой кожи обрывки платья. - Сейчас будет больно, приготовься. Ничего не поделаешь, это нужно... Я умею... - сбивчиво проговорил он, - я знаю, как надо... как лечить, - и стал поливать мне спину остро пахнущей жидкостью.

Это была тростниковая водка, которая обжигала как огонь, но у меня не было сил даже кричать. Затем пристав взял блюдце и стал медленно накладывать на мои рубцы что-то холодное, такое холодное, как лёд на вершинах моих родных гор, распространявшее аромат сандалового дерева и свежего масла. Закончив, он прикрыл мне спину куском чистой белой ткани, встал и снова взял в руки кувшин. Вскоре я услышала бульканье - он

выливал остатки водки в дырку в стене, служившую отхожим местом. Потом его шаги стали удаляться. Я спокойно заснула, и мои раны начали заживать.

Комендант снова появился лишь на третий день. Первым делом он заглянул ко мне в камеру, где я сидела на полу, и спросил, достаточно ли я поправилась, чтобы дойти до кабинета и поговорить. Я молча кивнула.

Он сел за стол, я устроилась напротив, с трудом выпрямив спину. Сделав вид, что не заметил, комендант начал.

- Ну что ж, я ещё немного поразмышлял о тех идеях, и... - он осёкся, встретившись со мной взглядом.

- Вы думаете, господин комендант, что мы сможем так вот просто всё забыть и двинуться дальше?

Его лицо налилось краской, он потупился. Наступила неловкая пауза.

- Да, конечно... Я очень сожалею, что... что ударил тебя.

Через некоторое время наши глаза снова встретились, и

я отвернулась к окну.

- Дело не в том, что вы меня ударили, — медленно проговорила я, собираясь с мыслями. - Главное не это... - и снова замолчала. - Дело не в вашей ошибке. Их делает каждый ученик, на то он и ученик. В противном случае и учитель бы не понадобился. Так что ошибки, подобные вашей, в порядке вещей, и настоящий учитель относится к ним спокойно. Нет, дело в другом... - Я задумалась, потом внезапно поняла. - Это то, о чём говорит Мастер в своей «Краткой книге»:

Другой способ -

Это попросить Мастера

О благословении.

І23

- Другой способ... для чего? - поднял брови комендант.

- Другой способ достичь высших целей йоги: как раз перед этими строками Мастер Патанджали перечисляет некоторые способы достичь истинного счастья и физического совершенства. А потом вдруг он говорит: «Вы можете добиться того же самого, всего лишь попросив Мастера о благословении».

- Я думал, что Мастер - это он, - удивился комендант, - разве существует какой-то другой?

- Он говорит о том Мастере, который есть у каждого ученика: о его собственном учителе.

Я почувствовала, что в очередной раз задела гордость коменданта, а гордости ему было не занимать. Таковы, наверное, все способные ученики, и задача учителя в том, чтобы вытащить их гордость наружу, обработать хорошенько с помощью своей особенной дубинки и вложить обратно в сердце уже в виде здоровой уверенности. Этим мне и предстояло заняться.

Брови коменданта вновь поползли кверху.

- Ну, не знаю... - начал он, - не думаю, что мог бы называть тебя Мастером, ведь ты же ещё почти девочка.

- Нет, конечно, я не Мастер, - спокойно кивнула я, стараясь сдержать вспыхнувшие эмоции. Он удовлетворённо кивнул в ответ. - Но я... я ваш учитель.

Он подозрительно прищурился, ожидая подвоха. Действовать следовало осторожно.

- Ты меня учишь немного, это верно, - сухо признал он. - Но только потому, что я сам попросил тебя и сам организовал эти... эти, скажем так, встречи.

Я с трудом заставила себя улыбнуться. Он даже не назвал их занятиями.

- Выходит... то есть, вы хотите сказать, что на самом деле главный здесь вы, потому что вы сами решили заниматься,

а меня просто использовали для занятий, фактически наняли, так что я просто... в каком-то смысле, я ваша служанка, а вовсе не учитель.

В его глазах зажглись злые огоньки. Он молчал. Похоже, я попала в точку.

- Вот в этом и есть главная проблема, - мягко сказала я, изо всех сил стараясь быть услышанной. - Видите ли, йога... йогу нельзя так изучать. Будь это даже какая-нибудь дорогая школа, моя школа, куда вы приходите и платите за уроки, вы никогда не овладеете йогой, а я, как бы ни старалась, не смогу вас обучить, пока вы не станете относиться ко мне как к учителю, то есть с уважением, с глубоким уважением. Я не хочу сказать, что учителя - это некие совершенные существа, которым ученики должны слепо подчиняться. Каждый учитель - всего лишь сосуд, внутри которого находится нечто куда более высокое и прекрасное, чем его собственная личность. Вы знаете, что йога уходит своими корнями в далёкие, очень далёкие времена, она существовала задолго до того, как Мастер написал свою книгу. С тех пор эти знания передавались от учителя к ученику, переливаясь

из сосуда в сосуд, в течение многих столетий. Они сохранялись не в книгах, а в живых людях, в словах, прикосновениях и мыслях, которыми те обменивались - ни одна, даже самая лучшая книга, на такое не способна. Значение книг огромно, они поистине бесценны, собирая в себе опыт, завоёванный за счёт усилий и страданий, ошибок и открытий многих поколений, - так насколько же ценнее живые слова учителя! Что бы мы ни думали о нём, как о личности, какие бы слабости и недостатки в нём ни видели, он для нас - единственная дверь в сокровищницу живого опыта бесчисленного множества его предшественников. Каждый учитель - даже такой молодой и неопытный, как я - несёт в себе знания, которые неизмеримо старше его самого. Мой сосуд наполнен тем же самым бесценным содержимым, которое когда-то влил в Мастера Патанджали его собственный Мастер, а он, в свою очередь, передал ученикам. В этом смысле я тоже Мастер, ваш Мастер, потому что я вас

учу.

Комендант хотел что-то сказать, но я остановила его, подняв руку.

- Не поймите меня так, что я ваш наставник в религиозном смысле - вы не должны мне кланяться, делать подношения и всё такое прочее. Я лишь хочу сказать, что вы должны уважать меня - уважать не ради меня, а ради себя самого, как, например, вы уважали бы доктора, который лечит вас всю вашу жизнь, начиная с младенческих пелёнок... Так вот, когда пациент или ученик испытывает такого рода почтение или уважение к своему доктору или учителю, в какой бы области ни происходило обучение, в их отношениях возникает нечто особенное, происходит настоящее чудо. Мастер называет это «благословением». Вся энергия знаний и духовных ценностей, которые люди старательно накапливали из века в век, не давая угаснуть, передаётся следующему поколению и вспыхивает с новой силой. Вот тогда-то и происходит настоящее лечение, йога начинает работать. В противном случае, если вы будете относиться ко мне так, как сейчас - я не говорю о той ошибке в моей камере, а об уважении ко мне как к учителю, вашему учителю, - вы никогда не подниметесь на новый уровень. Однажды вы просто-напросто потеряете интерес к йоге и займётесь чем-нибудь другим, так и не почувствовав её настоящих возможностей. Не говоря уже о... - Я сделала паузу, давая возможность коменданту закончить самому.

- Не говоря уже о моих подчинённых, - вздохнул он, опустив глаза, — чью боль теперь стало ещё труднее... не замечать.

Сила правды и гордость отчаянно боролись в его душе. Я с волнением ждала, молясь в душе за победу светлых сил. Прошло несколько минут, которые показались мне вечностью. Наконец глаза его прояснились, и я поняла, что мы победили.

- Караульный! - крикнул он.

Дверь распахнулась. Ввалившийся в неё караульный споткнулся и грохнулся наземь. Неловко поднявшись, он со смущённым видом отряхнул брюки.

- Господин? Э-э... прошу прощения.

- Ничего страшного. Пристав на месте?

- Так точно, господин! Э-э... вообще-то он тут рядом, за дверью... господин.

Комендант раздражённо закатил глаза.

- Пусть войдёт.

Караульный и пристав почтительно подошли к столу. Пристав был абсолютно трезв, но далось это ему, явно нелегко: лицо побелело, руки дрожали. Он украдкой покосился на дубинку, стоявшую в углу.

- Значит, так... - начал комендант. - Я... мне нужно кое-что сказать, и вы... В общем, я хочу объявить это сейчас, чтобы и вы тоже слышали.

Застыв на месте, его подчинённые молча кивнули. У меня было впечатление, что за всё время службы они впервые беседовали вот так, втроём.

- Итак, - продолжал комендант, - я хочу сказать, что... э- э... - судорожно сглотнув, он перевёл дыхание, поднял голову, глядя то ли на потолок, то ли куда-то дальше, потом, решив шись, быстро проговорил: - Я хочу сказать в вашем присутс твии, что глубоко сожалею о том, что случилось в тот день, когда... когда я вышел из себя и... - Он снова запнулся. Я хорошо понимала, как ему трудно. - Взял дубинку и ударил... моего учи теля... - Главное было сказано, остальное пошло легче. - Моего учителя... э-э...

Он резко остановился, поморщившись. Мне стало страшно, я бросила взгляд на вытянувшихся в струнку подчинённых, они тоже с опаской взглянули на меня.

- Послушай, - выпалил комендант, - послушай, я даже не знаю твоего имени!

От неожиданности я даже не сразу ответила.

- Ну... Пятница.

- Да нет же! - рассердился он. - Какой сегодня день, я знаю! Имя! Как тебя зовут?

- То есть... я хочу сказать... - смущенно пробормотала я, - это меня так зовут... Пятница.

Комендант непонимающе наморщил лоб. Потом до него, наконец, дошло.

- Ах, вот оно что! - рассмеялся он. - Ну ладно, в общем, вы поняли, - повернулся он к подчинённым, - что я... я извиняюсь... извиняюсь перед Пятницей - моим учителем.

Двое мужчин стояли, раскрыв рты от изумления. Обретя прежнюю уверенность, комендант заорал:

- Эй, вы! Вам что, нечего делать? По местам, живо! Крутом, марш!

Караульный и пристав вывалились в дверь также поспешно, как и вошли. Мы с комендантом занялись забиранием и отдаванием, а потом я назначила ему серию упражнений, которые должны были заставить его тело ныть не меньше, чем моё.

Гордость и падение

Первая неделя августа

Неделей позже, когда я входила в кабинет, туда ворвался, протиснувшись мимо меня, караульный. Я болезненно поморщилась: несмотря на ежедневные занятия йогой, моим ранам требовалось время, чтобы окончательно затянуться.

- Свинья! - выкрикнул караульный.

- Что-о? - прорычал в ответ комендант.

- То есть... Свинья, господин! -Что?

- Свинья! Большая свинья, господин...

- Какая ещё свинья?

- Огромная, господин! Прямо на крыльце. Мы не можем её прогнать.

- Чёрт побери, караульный, если вы не можете справиться даже со свиньёй...

- Но она очень большая!

- Если она такая уж большая, — усмехнулся комендант, -попросите помощи у пристава - пусть он выйдет и займётся ею, как... как он привык.

- Комендант опасливо покосился в мою сторону.

Караульный нерешительно топтался на месте, открывая и закрывая рот.

- Но... господин, - наконец, решился он, - пристав уже там... на месте инцидента.

- Тогда... в таком случае скажите ему, что... ну, вы понимаете... короче, пускай действует! - Комендант принял важный вид и снова посмотрел на меня. Однако караульный всё не унимался.

- Но это невозможно, господин! Видите ли, пристав... понимаете, он... Он сжёг свою дубинку, господин. - Он смущённо оглянулся через плечо, проверяя, не слышит ли пристав. По-видимому, тот и без дубинки умел отлично расправляться с теми, кому не хватает ума держать язык за зубами.

- Да будь оно всё проклято! - загремел комендант и в бешенстве выскочил за дверь. Мы с караульным последовали за ним. Оказавшись на крыльце, он решительно отодвинул пыхтящего пристава в сторону и, нагнувшись, обхватил руками назойливое животное. Свинья и в самом деле поражала своими размерами.

- Господин! - испуганно воскликнул караульный.

- Ваша спина! - подхватил пристав.

Однако комендант, не обращая внимания, опустился на корточки, отлично выполнив одну из сидячих поз, без особого труда поднял свинью и отнёс её на дорогу. Вернувшись, он с широкой улыбкой отряхнул руки, потом демонстративно закинул ногу на перила крыльца и стал подтягивать шнурки башмаков. Лица подчинённых светились восхищением.

- А теперь вернёмся к занятиям, - многозначительно подмигнул он мне, и мы двинулись обратно в кабинет, оставив на крыльце поражённых зрителей.

- Вам не следовало этого делать, господин, - проговорила я, когда дверь за нами захлопнулась. - Совсем не следовало.

Комендант взглянул на меня с удивлением.

- Но это было совсем не трудно... Моя спина в отличной форме, ты сама знаешь.

- Спина тут ни при чём, я говорю о ноге. О вашем хвастовстве. Зачем вы закинули ногу на перила?

- Да нет, я не то чтобы хвастался... - начал он оправдываться.

- Нет, хвастались! - одёрнула его я. Потом задумчиво потёрла подбородок. Как бы это получше объяснить? - Встаньте, пожалуйста, сюда. - Он послушно сделал шаг вперёд, оказавшись в центре комнаты, где обычно выполнял позы. - Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, - начала я. - Это называется «концентрация». Начнём с Позы Воина - той, где вы стоите, широко расставив ноги, согнутые в коленях, и вытянув руки в стороны.

Он принял позу, и я продолжала: - Прежде всего, отметьте свои ощущения. — Я и так знала, что он чувствует: напряжение в ногах, затруднённое дыхание - глаза его бегали, то и дело останавливаясь на моём лице. Он ждал, когда испытание закончится.

- Держите голову прямо, и шею тоже - как можно прямее. Посмотрите на свою ладонь и не отводите глаз. — Он посмотрел. Это длилось целый вдох и выдох. - Теперь сфокусируйте взгляд на пальцах... — Ещё вдох и выдох. - Теперь на кончиках пальцев. - Два вдоха и выдоха. — На ногтях... - Ещё вдох и выдох. - Теперь на ногте только среднего пальца...

- Ещё два. - На кончике ногтя, там, где он закругляется. - Три вдоха и три выдоха. - Отлично, теперь можете расслабиться.

Комендант вопросительно посмотрел на меня.

- Вам ни разу ещё не удавалось выдержать эту позу так долго, - сказала я. - Вдвое дольше, чем обычно.

Он задумчиво поднял брови.

- А я и не почувствовал.

- Вот что даёт концентрация, - удовлетворённо кивнула я. Как говорит Мастер,

Устремлять разум На предмет - Это концентрация.

ІІІ.                                                          1

- Выбрав предмет и сконцентрировавшись на нём, вы стараетесь удержать своё внимание, остаться с предметом. Тогда ваша концентрация закрепляется, и об этом Мастер говорит в следующих строках:

Оставаться с предметом Длительное время - Это закрепление.

ІІІ.2

- Постарайтесь понять сам принцип. Помните, что тело и разум встречаются глубоко внутри каналов, и ваши мысли движутся там, словно всадники, оседлав внутренние ветры... Обычно наши мысли движутся беспорядочно туда-сюда, перелетая с предмета на предмет, как мухи. Дотронутся до одного, пробудут на нём мгновение, потом летят к другому - и так весь День. Такое беспокойное порхание неминуемо отражается на внутренних ветрах, которые в результате скапливаются в местах закупорки, ещё сильнее затягивая узлы и в конечном счёте

нанося вред тем частям тела, которые находятся поблизости. Вот почему люди, чья ежедневная работа требует постоянного переключения внимания с одного предмета на другой, начинают со временем жаловаться на одно и то же: неполадки с сердцем, язву и даже облысение

- всё это связано с определёнными местами заторов и вызвано именно сменой объекта концентрации. И вот почему спокойные периоды времени, когда мы можем просто посидеть, сосредоточившись на чём-то одном, например, на хорошей книге или любимой музыке, действуют на нас так благотворно. Концентрация и её закрепление на предмете просто- напросто успокаивают внутренние ветры, и тогда... - Я сделала паузу.

- Напряжение в пережатых местах ослабляется, освобождается срединный канал, и счастливые мысли могут снова двигаться свободно, - закончил за меня мой ученик.

- Вот именно, - кивнула я. - Таким образом, концентрация и закрепление внимания действуют на каналы подобно позам йоги. Вы можете пользоваться и тем, и другим: простукивать трубы снаружи с помощью поз и правильного дыхания и одновременно прочищать их изнутри, успокаивая ваше сознание и направляя его на избранный предмет - и это сделает ваши упражнения куда эффективнее. Ваша спина станет здоровее, и разум тоже. Вам лишь требуется выбрать объект концентрации. Как правило, это часть вашего тела, на которую вы и так смотрите - к примеру, палец - однако годится и просто пятно на стене. Полезнее всего будет, если вы сумеете сузить область вашего внимания до предела, сконцентрировавшись на кончике ногтя или крошечной точке. Старайтесь обязательно удерживать взгляд на одном и том же месте всё время, пока выполняете позу - это самый лучший способ сконцентрировать также и мысли, а потом, когда вы, например, будете сидеть в тишине или просто заниматься работой, требующей сосредоточенности, привычка к концентрации и её закреплению окажет вам неоценимую услугу. Люди, которые это умеют, всегда добиваются лучших результатов, чем остальные, и вдобавок получают от работы куда больше удовольствия.

Комендант задумчиво кивнул, наморщив лоб.

- И ещё одно, - добавила я. - Постарайтесь при этом расслабиться.

Если вы хмуритесь, когда концентрируете внимание, то тем самым пережимаете очень важную точку между бровями, где сходятся каналы.

Он попробовал расслабить лицо, но само усилие сделало морщины ещё глубже. Ничто не даётся сразу. Я улыбнулась.

- Вы, наверное, задаёте себе вопрос, при чём тут свинья?

- Большая свинья! - улыбнулся он в ответ.

- Понимаете, дело в том, что концентрация и закрепление внимания - это палка о двух концах. Если вы сосредоточились на чём-то вам безразличном, например, на дырке в стене, то уже сможете легче успокоить свои мысли-ветры. Если пойти дальше и сосредоточиться, скажем, на самой точке закупорки, или, что ещё лучше, на какой-нибудь доброй мысли - о том, как вы помогаете приставу или караульному, - то вы получите гораздо больший эффект. Ну и, наконец, как говорит дальше Мастер, можно сделать ещё один шаг и сконцентрировать внимание на основных идеях, вроде той, с пером - на том, как остановить вредные мысли, текущие по боковым каналам. И всё это надо делать, не прекращая выполнение поз. Тут мне нужно будет ещё кое-что вам объяснить, но...

- Об этом позже? - усмехнулся он.

- Совершенно верно. А теперь предположим, что вместо одной из этих правильных вещей вы закрепили внимание, к примеру, на вашей ноге - на том, как высоко вы можете её поднять и с каким восхищением на вас будут смотреть окружающие...

Комендант покраснел и опустил глаза.

- И тогда, - продолжала я, - вы сами пошлёте плохие мысли, вызванные чувством гордости и соперничества, по направлению к вашей ноге, на которой вы сосредоточились. Понимаете? - Он серьёзно кивнул.

- Получится, что ваш собственный разум, ваши собственные мысли начнут подрывать ваше физическое здоровье, вредить той самой части вашего тела, которой вы так гордитесь! В конце концов наступит момент, когда дурные мысли и связанные с ними ветры наберут такую силу, что в этом месте возникнет новый затор, который при ведёт к болезни - вы растянете мышцу, вывихнете сустав или же просто-напросто обнаружите на лице новые морщины... - Я помолчала. - Не зря ведь говорят, что гордость предшествует падению. Дело не только в тщеславии - мол, я стану с помощью йоги стройнее и сильнее - это, конечно, плохо, но ещё не всё. И не только в том, что такие мысли отвлекают от главной цели - вылечить себя, чтобы потом помочь вылечиться другим. Главное то, что заниматься йогой, ставя перед собой неправильные Цели, узкие и эгоистичные, значит напрямую вредить самому себе и подрывать сам смысл йоги...

— Итак, никакого больше хвастовства? — строго прищурилась я.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.