Майкл Роуч, Кристи МакНелли – Как работает йога 2 страница

- В таком случае вы должны сейчас же отдать мне мою книгу и отпустить меня, - сказала я невозмутимо, - спину вам не вылечить ни за что, если вы не станете практиковать каждый день, хоть понемногу. Сам Мастер говорит:

Пятое препятствие - Лень.

І.30Е

Комендант потемнел и резко выпрямился, с обычной своей гримасой.

- Причем тут лень? - негодующе возразил он, - Я не лентяй! Это... из- за работы! Срочной работы! На мне лежит ответственность, знаешь ли!

- Всегда причина такова? - ответила я холодно, - Всегда? Что-то важное, что нужно срочно сделать?

Он примолк и задумался.

- А в один из дней - кажется, всего один, - я был совсем не в настроении, понимаешь? Тянуться, нагибаться, пыхтеть и все прочее... Мужчина в моем возрасте и с моей ответственностью...

- Довольно, - улыбнулась я, останавливая его жестом, - я все это уже слышала.

- Слышала? - он внимательно посмотрел на меня, - ты многих учила? Я думал... думал, что, похоже, твой первый ученик.

- Да нет, не то, чтобы я слышала все эти оправдания от других, - я даже рассмеялась, - я сама пыталась использовать их в разговорах со своим Учителем, и знаю, что это такое. Это

просто лень, обыкновенная лень, и не называйте ее никакими благородными именами. Постоянно что-то всплывает, а йога все-таки требует некоторых, пусть небольших, усилий и времени, — и вы увиливаете. Вам просто не очень-то хочется заниматься. Вам не очень-то хочется вылечить спину. Лучше просто отпустите меня.

- Но я хочу... Я хочу вылечиться. Больно ведь, ты же знаешь, — и он приложил ладонь к спине и печально потупился, - все... болит. Я, правда, думал, что ты можешь мне помочь.

Мы помолчали; я смотрела на него, отягощенного печалью. И мне показалось, что, возможно, он как раз готов к сильному шагу, к шагу, с которого начнется длинный путь, если только он и впрямь попробует.

- Комендант, сударь, я вам верю. Я верю, что вы действительно хотите излечиться.

Он поднял глаза и мягко взглянул на меня, с какой-то даже признательностью.

- Скажу вам кое-что, прямо сейчас, нечто очень особенное; рановато вообще-то говорить вам это, но если вы станете этому следовать - искренне следовать! - то сможете практиковать постоянно. Не будете увиливать. И тогда практика сработает.

Он кивнул:

- Скажи! Я попробую. Я кивнула в ответ:

- В книге Мастер говорит:

Если желаешь преодолеть препятствия,

Есть одна-единственная,

Ключевая практика.

1.32

- Так что же это? - спросил он.

- А потом Мастер говорит:

Должно воспользоваться состраданием.

І.33В

Комендант отвернулся и уставился в окно.

- Сострадание? Что бы это значило? Как это помешает мне увиливать от практики?

- Тут нужно кое-что уяснить, - сказала я тихонько, - Кое-что важное. Смотрите - невозможно заниматься йогой только для того чтобы исцелить свою спину. Это слишком мелко. Мы сами по себе мелки. Если мы делаем что-то, только чтобы помочь самим себе, это никогда не сработает. Вам не удастся по-настоящему вложиться во что-то, если это только для вас одного. Нужно, чтобы была какая-то большая цель.

- Большая? Вроде чего?

- Взглянем на то, как женщина будет работать ради своих детей - только подумайте, сколько всего она способна сделать, 24 часа в день, изо дня в день, десять, двадцать лет. Ваша конторская возня рядом с этим

- ерунда. И все это она может творить только по одной причине - потому что она делает это не для себя. Она делает это и для других тоже.

Комендант рассмеялся:

- Ты что же, хочешь, чтобы я занимался йогой ради других? Уж не хочешь ли ты сказать, что я не смогу выправить себе спину, пока не пойму, как мне вылечить по ходу еще парочку спин?

- Вроде того, - сказала я, - все, что вам нужно, это думать о том, что вы помогаете другим людям тем, чему учитесь сами. Представьте, что я научила вас всей этой йоге, и вдруг спина ваша выздоровела, и вот вы уже разгуливаете с неизменной широкой улыбкой на лице - не изменит ли это кое-что и в жизни пристава, к примеру, или того молодого стражника?

- Караульного? - улыбнулся комендант, - ну не знаю, тут придется поднатужиться, чтобы заставить его делать хоть что-нибудь. У него никогда не бывает сил, ничто не вызывает в нем воодушевления. Он съедает с утра горку жареных материных лепешек и плетется на работу.

И стоит потом весь день на крыльце и пялится в пустоту, - комендант примолк, - Можно ли что-то с ним сделать с помощью йоги? Думаешь, йога могла бы придать ему хоть какой-то бодрости, хоть какого-то интереса к жизни?

- Йога много чего может, - ответила я, - и много такого, о чем вы даже не догадываетесь. Но что да, то да - она могла бы изменить его жизнь, - я намеренно замолчала, чтобы комендант смог прислушаться к тому, что я собиралась сказать, - Но теперь, когда он узнал, что вы занялись йогой, он подождет и поглядит, как это на вас подействует. Если будет очевидно, что помогает, то мы могли бы втянуть его, чтобы он смог сам изменить что-то в своей жизни. И поэтому, смотрите сами - если есть сострадание, и если вы станете думать, что, излечивая свою спину, вы могли бы подлечить и караульного, то когда вам вдруг

захочется увильнуть от практики, вы этого не сделаете. Потому что тогда вы навредите ему, понятно?

Комендант поразмыслил над сказанным, но было видно, что эта идея пока не слишком понятна — не достаточно понятна, чтобы заставить сердце работать. И как раз в ту минуту дверь в комнату распахнулась, и показался пристав, пыхтя и отдуваясь, с лицом красным и перекошенным от браги.

- Ой, — выдохнул он, - Простите, господин комендант! Не знал, что вы... э-э... заняты! - и он продолжил тупо стоять, маша рукой в сторону двери, косо поглядывая на нас.

- И этому тоже?

- Тоже, - ответила я.

Он кивнул:

- Я не забуду, - и, обращаясь к приставу, - Пристав, проводите заключенную в камеру.

Равновесие чувств

Вторая неделя марта

Пролетело еще несколько дней. Веревка, которой был привязан Вечный, порядком растянулась, и теперь он мог подбираться поближе к дырке в стене, так что я могла почесать ему голову. Я начала разбираться в расписании, по которому жили три моих надзирателя: комендант подчинялся обыкновенному конторскому распорядку дня, заявляясь поздним утром, делая кое-какие дела, подолгу обедая, тратя часть дня на болтовню с приходящими друзьями, попивая чай, и, наконец, отправляясь домой. Пристав и караульный дежурили по полдня, и один из них всегда оставался на ночь в боковой комнатке.

Однажды ночью было суматошно — кто-то шумно постучал в дверь и разбудил пристава, и тот ушел куда-то, заперев за собой дверь на засов. Пару минут спустя раздался стук из камеры через стенку.

- Девочка, - проговорил мой сосед, - Девочка, ты не спишь?

Я остолбенела. Я уже потеряла всякую надежду обрести здесь

собеседника.

- Нет-нет, не сплю.

- Хорошо-замечательно. Надо поговорить. Но ты прислушивайся как следует, что там, за дверью. Заключенным категорически запрещено разговаривать, и пристав с нас шкуру спустит своей дурацкой палкой, если застукает. Усекла?

- Еще как, - проговорила я, внезапно растеряв все слова.

- Как тебя зовут? - прошептал он.

До меня вдруг дошло, что никто меня здесь еще не разу об этом не спрашивал.

- Пятница, — прошептала я в ответ, - меня зовут Пятница.

- Родилась, что ли, в пятницу? - раздалось шепотом.

- Да-да, точно так... но не только.

- Ну, а меня Бузуку, - ответил он, растягивая слоги: «бууу-зууу-кууу».

- Бузуку? - переспросила я, - Милое имя. Оно что-нибудь означает?

- Да, - ответил он и хихикнул, - оно означает «Господин Ничтожество». Думаю, что многие считают меня самым ничтожным человеком в этом ничтожном городишке.

- Ну, я так не думаю. Не представляю, что бы мы без вас делали.

- Мы? А, нуда, ты же отдаешь часть еды собаке.

- Да-да, но тут дело не только в собаке...

- Понятно. Ладно, я буду передавать теперь побольше. Но нам нужно поговорить..., - и тут дверь распахнулась, и я разглядела фигуру пристава на пороге, и мы с Бузуку замерли. Но он всего лишь пробормотал что-то невнятное себе под нос, завалился в свою комнатку, и опять наступила тишина.

Когда комендант позвал меня на следующий раз, он остался сидеть за столом и махнул рукой, указывая мне на коврик как раз напротив него.

- Что-то не так, - промолвил он.

- Что такое?

- Я делал все, как ты сказала - как в книге написано, или во всяком случае, как ты говоришь, что в книге написано. Как бы то ни было я смог практиковать каждый день, ну, за исключением выходных...

Он глянул на меня, как школьник, словно проверяя, не набедокурил ли

он.

- В выходные можно, - сказала я, - Это не увиливание, если выбрать для себя точно определенные дни для отдыха. Даже здорово!

- Ну, вот и хорошо. Я так и думал. И ты права: достаточно только подумать о приставе или караульном..., - он внезапно замолчал и уставился в окно. А потом вновь обернулся и взглянул на меня.

- Знаешь, они так страдают - вроде обычные люди, как-то живут себе - но у каждого есть что-то. Далеко не сразу, но я понял это. Так что даже просто мысль, что я мог бы хоть как-то им помочь - она сработала. Я не пропустил ни дня. Но теперь мне кажется, что все это не будет работать.

- Почему?

- Ну, суди сама, как только я начал заниматься йогой каждый день, хотя бы понемногу, у меня тут же разболелось все на свете. Кости, колени, руки, и сама спина - они во время упражнений все щелкают и трещат. Так что, понимаешь ли, я, похоже, какой-то другой, и не для меня все это, - и он поглядел на меня как-то понуро.

- Щелкают и трещат? - переспросила я, - Такой звук, как будто суставы на пальцах хрустят, да?

- Точно! - воскликнул он.

Я улыбнулась:

- Все в порядке. Это обыкновенное дело, особенно для человека в вашем возрасте. Суставы, сочленения костей - особенно колени, шея, спина, плечи - они словно застывают, с каждым годом все больше и больше. Вы могли этого даже не замечать. Но теперь мы снова открываем их, заглядываем в уголки, где застряли внутренние ветры, и когда они высвобождаются, то раздаются легкие щелчки. Но вы должны сразу говорить мне, если у вас и впрямь где-то заболит.

Он кивнул, но мысли его продолжали крутиться вокруг всего сказанного.

- Внутренние ветры? - спросил он.

- Позже, - ответила я, - Позже. Сейчас радуйтесь, если услышите подобные звуки. По мере того, как суставы будут освобождаться, и ветры снова смогут двигаться, эти звуки прекратятся. Вы даже не заметите, как это произойдет.

- А что с остальным? — настаивал он, - Тебе положено меня лечить! А вместо этого я выбираюсь из кровати и ковыляю в участок, как утка! У меня все болит!

Я снова расхохоталась. Мне было смешно даже представить, что я донимала своего Учителя такими же глупыми разговорами, чуть ли не дословно.

- У вас все болит, - ответила я, - потому что вы будите мышцы, которые долго-долго спали; и если их не разбудить, ваша спина никогда не выздоровеет. Это-то как раз и мучает спину в первую очередь. И всякий раз, когда будет немножко больно, вроде того, что сейчас, запомните кое-что еще из «Крат кой книги йоги». Там сказано:

Учись держать свои чувства в равновесии,

Хорошо тебе или плохо.

Вся штука в том, что будут дни, когда будет побаливать, и будут дни, когда все будет получаться — и это здорово! Так уж оно устроено, как и все остальное в жизни. И вам необходимо постараться ни впадать в уныние, ни слишком воодушевляться, потому что какое-то время все будет идти именно так - то вверх, то вниз. Не позволяйте всему этому отвлечь вас. У вас есть цель - у вас есть два человека, о которых надо думать.

Комендант выпрямился и встал. Он и впрямь выглядел, как человек, у которого все болит, но он уже не морщился, хотя сам он этого и не заметил. Мы прошлись, как по накатанному, по уже изученным упражнениям, добавив несколько стоячих поз, вроде треугольника, чтобы начать накопление сил во всем теле. Так или иначе, но все это должно было помочь его бедной спине.

Когда мы закончили, с него градом катился пот, но выглядел он вдохновленным - и в сердце, и лицом. Мы побыли какое-то время рядом, прежде чем он услал меня обратно в камеру.

- Ты обмолвилась кое о чем, - заметил он.

- О чем?

- Ты сказала, что это пройдет... Что будет то вверх, то вниз. Но потом ты сказала, что это на какое-то время. Что бы это значило?

- Всему свое время, - улыбнулась я. Когда-то Катрин постоянно повторяла это.

Делая все правильно

Третья неделя марта

Люди думают, что тюрьма - это плохо, потому что ты не можешь пойти, когда и куда вздумается. Мне же кажется, что, спроси у любого заключенного, что самое ужасное в том, чтобы сидеть за решеткой, и они в один голос скажут, что нет ничего хуже клопов. Сразу после клопов следуют блохи, а затем - чуть менее частые гости, вроде крыс или здоровенных лесных тараканов. На полу было слишком холодно, и поэтому спать неизбежно приходилось на соломе, но там же выбирали спать и клопы.

Все ничего, пока спишь - редкие почесывания там и сям всего лишь придавали моим сновидениям странноватые обороты. Но стоило свету дня начать просачиваться через окошко в камеру, как мне становилось видно парочку-другую клопов, отдыхавших на стене, куда они, судя по всему, отправлялись переваривать, раздувшиеся до тючков размером с ноготь, сытые моей кровью. И тогда я замечала на теле расчесанные ранки, до которых неизбежно добирались блохи - и вот уже большая часть дня уходит на почесывание, и у меня, и у Вечного.

Комендант призвал меня на пару дней раньше, что можно было ожидать. Он уже начал чувствовать себя лучше, хотя сам он этого пока и не замечал, и поскольку теперь его занятия приобрели постоянство, он начал испытывать некоторую заслуженную гордость. Я наблюдала эту его удовлетворенность, пока он проделывал свой обычный набор поз - всего минут на десять - пока не добрался до Западной Растяжки, где нужно было усаживаться с вытянутыми ногами и попытаться держаться руками за стопы.

- Комендант, погодите-ка. Остановитесь.

Он глянул на меня снизу вверх, скользнув щекой по колену.

- Остановиться? Да это же одна из моих успешнейших поз!

- Да, одна из успешнейших, потому что вы ее делаете неверно.

- Ничего подобного! - воскликнул он, выпрямляясь, - Погляди, я уже могу достать головой до колен!

- Можете-можете, но только потому, что хитрите; у вас колени согнуты чуть ли не вполовину! Я же говорила вам, что колени должны быть прямые! Мастер говорит...

- Мастер говорит! Мастер говорит! Мастер говорит хоть раз, что я хотя бы что-то делаю правильно? - закапризничал он.

- Мастер говорит, - повторила я с улыбкой, памятуя наши с Катрин перепалки, - следующее:

Твоя практика должна выполняться правильно,

Ибо тогда закладывается прочный фундамент.

1.14с

Видите ли, дело не в том, как поза выглядит в конечном итоге в глазах того, кто наблюдает за тем, как комендант дотягивается лбом до колен. Все дело в том, как поза выстраивается и что она меняет внутри вас: как она работает на то, чтобы выпрямить и раскрыть внутренние каналы.

- Каналы? - переспросил он.

- Позже! - сказала я, все более ощущая себя старой ворчливой Катрин,

- Но если не делать позу правильно, если пытаться схитрить и изменить позу так, чтобы обойти ее и просто выглядеть хорошо в глазах зевак, то тогда поза не сработает так, как должна. Попробуйте-ка теперь еще разок. Не сгибая колен.

Комендант простонал, но все-таки еще раз вытянул ноги. Он потянулся вперед, к пальцам стоп, а потом сгорбил спину черепахой и уткнулся в колени.

- Нет! - воскликнула я, слегка хлопнув его по спине.

Катрин шлепала меня подобным образом по десять раз

на дню.

В мгновение ока побагровев, он вскочил на ноги и уставился на меня:

- Да как это!.. Ты... Ты что себе позволяешь!.. Девчонка!..

- Может я и девчонка, но тем не менее все еще ваш учитель.

Вы снова сделали неправильно, совершенно так же, как в про-

шлый раз. Вы схитрили. Но в этот раз вы могли повредиться. Я же сказала, что спина должна быть ровной; ей положено быть ровной. А вы прогибаетесь в бедрах, а надо складываться, как карманный нож - никогда не скручивайте поясницу подобным образом. Вы ее повредите, будет даже хуже, чем сейчас. Придется вам послушать меня и делать все правильно, в точности так, как говорит Мастер.

Он помолчал, все еще гневно уставившись на меня, а потом шумно и глубоко выдохнул.

- Значит так. Допустим, я буду делать все как ты велишь, -проговорил он, вновь усаживаясь, - я вытяну ноги прямо-прямо. Никаких хитростей, смотри сама! - воскликнул он, показывая мне руки.

- Пока все в порядке.

- И буду держать спину очень прямо! - заревел он. И я складываюсь в бедрах, как карманный нож, и..., - он склонился вперед.

Замечательно!

- Видишь? - выкрикнул он, - Видишь?

- Вижу что? - спросила я.

Он указал на свой лоб, а потом - на колени, и развел руки в раздражении:

- Голова! Да тут еще два фута до колен!

- Ну и хорошо, - ответила я, - это то, что вы сейчас в состоянии сделать, если делаете все правильно. И уже одно это кладет прочный фундамент, на котором можно строить, приводя в порядок вашу спину. Мы тут работаем над тем, чтобы вы выздоровели, а не чтобы вы могли доставать лбом до колен.

Комендант пожал плечами, все еще обескураженный, но потом снова сделал эту позу. Как бы он этого ни скрывал, а человеком он был разумным и чувствующим.

Я показала ему еще несколько сидячих поз, чтобы проработать его спину еще чуть глубже, а потом несколько очень мягких поворотов в талии, предупредив его, чтобы он не очень ими увлекался и делал в точности так, как я ему показала. И в конце я уложила его немного отдохнуть, в позе совершенного покоя и неподвижности - такой неподвижности, что ее даже назвали Позой Трупа. А когда он снова сел, у него уже был приготовлен для меня вопрос.

- Знаешь что, - сказал он, - я видел, как ты делаешь некоторые из всех этих поз. И мне ясно, что даже если я изо всех сил расстараюсь, я не смогу сделать их правильно, не так, как ты их делаешь.

- Да-да, я знаю. В этом заключается один из парадоксов йоги. Чтобы войти в позу правильно, её придется сделать тысячу раз чуть-чуть неверно.

- Иными словами ты говоришь, что, делать позу неправильно помогает тому, чтобы сделать ее правильно? - заключил он дружелюбно.

- Только если то, что делается неправильно, было уже подправлено учителем, — вернула я ему его остроту, как всегда делала Катрин. На этом он выслал меня обратно в камеру.

Мучительность предпочтений

Четвертая неделя марта.

Потребовалось больше месяца в стенах грязной маленькой тюрьмы, чтобы приноровиться кое к чему, что в обычной жизни воспринимается как должное. Например, мытье.

Мое платье стало липким от пыли и пота, и от меня начало вонять так, что я могла чувствовать собственный запах, невзирая на вонь из канавы за окном. Пристав не выказывал никакого намерения выделить мне вдоволь воды, чтобы помыться, и я все еще продолжала замечать, как он пугающе пялился на меня, особенно когда был пьян. Походило на то, что он словно подстраивал нечто, поджидая, чем обернутся события.

Но я нашла способ сохранять ежедневно понемногу воды, собирая ее в небольшом углублении в дальнем углу камеры, там, где было попрохладнее, прикрывая ее каждый раз соломой. В течение нескольких дней мне удавалось насобирать с большую чашку, и ночью, когда становилось совсем темно и тихо, я мыла какую-нибудь часть тела или платья.

Под платьем я всегда носила особую белую хлопковую тряпицу, вроде набедренной повязки, какую носили отшельники-йоги, чему я научилась у своего дяди, одного из величайших тибетских мастеров этого искусства. Так что, когда бы я ни стирала платье, на мне всегда была эта повязка, а на плечи я набрасывала шаль - на случай, если пожалует пристав. Вечный становился все грязнее и грязнее, мучимый блохами и недостатком какого-либо движения, хоть он никогда и не жаловался. Я проводила долгие часы, обдумывая всяческие невероятные способы ему помочь.

В ту неделю, когда я вновь увиделась с комендантом, у него все вполне получалось, принимая во внимание, как недавно он начал свои занятия йогой. Он выполнил набор поз, которым я его обучила, на сей раз крайне внимательно к тому, чтобы делать все в точности так, как я показывала — даже если все получалось из-за этого чуть медленнее, или ему не удавалось проделать какое-то движение до конца. Я дала я ему спокойно закончить, потому что иногда ученику это очень полезно. А после того, как он отдохнул и дал телу прийти в себя, он уселся и глянул на меня с довольной улыбкой.

- У меня получается гораздо лучше, правда?

- Да-да, конечно. Нам обоим это видно. Хочу поблагодарить вас за столь усердные занятия, за постоянство в практике - хотя бы понемногу, но каждый день. Я знаю, что спина ваша приходит в порядок, и что те самые наши двое тоже это видят.

- Что, тебе сегодня и пожурить меня не за что? Никакого повода, чтобы придумать какую-нибудь цитату из Мастера?

- Я их не придумываю. И полагаю, вы это уже знаете.

Он задумчиво разглядывал меня.

- Может быть, да, а может - нет. Время покажет. Ты что же, хочешь сказать, что помнишь всю книгу наизусть?

Я кивнула, и мы помолчали. А потом, только для того, чтобы не дать его уверенности перерасти в заносчивость, я добавила:

- Было, однако, кое-что... одна мелочь.

Комендант поморщился, но не утерял хорошего настроения.

- Ну-ка, послушаем.

- Все, что вы делали, вы делали хорошо. Но одну позу вы все-таки пропустили - Позу Лодки.

Он состроил мину. На самом деле, это та поза, по поводу которой все делают кислое лицо: сидеть в ней тяжело - нужно вытянуть ноги и держать себя за стопы, пока учитель медленно считает вслух.

- Это и впрямь мука, - ответил он, - я начинаю пыхтеть, а живот болит так, будто по нему ходят - я думаю, это из-за того, что я какой-то особенный, что у меня как-то не так устроено тело. Уверен, что другим эта поза полезна, и им ее проще делать. Но точно, что не мне. Так что я решил ее не делать. Кроме всего прочего, это экономит время, и мне явно хватает дел со всеми остальными позами.

- Дело не в этом, комендант. Позы, которые я вам даю, следуют в определенном порядке, и у этого порядка есть свои цели.

Каждая поза уравновешивает другую, и действие, оказываемое каждой из них на вашу спину, производится определенным образом, работая на определенную цель. Если отставить одну из поз, то все построение рушится, и тогда под удар ставится конечная цель, причем так, что вы этого даже не можете осознать.

Он удержал на мне взгляд. Он действительно продвигался вперед в самом главном.- в собственном настрое. На этот раз не прозвучало никаких возражений. Мне было понятно, что его можно вести еще чуть глубже.

- Мастер говорит...

- Ага! Мастер говорит! Я так и знал! - но сказал он это уже с улыбкой.

Я чуть улыбнулась в ответ.

- В своей «Краткой книге» Мастер говорит:

Наступит время,

Когда тебя не будут терзать различия.

11.48

- Различия? - переспросил он.

- Различия, - повторила я, - В первую очередь в смысле предпочтений. Чем дальше в йоге вы будете двигаться, особенно когда начнут открываться каналы и внутренние ветры задвигаются свободнее...

- Опять эти внутренние каналы. И ветры.

- Об этом позже, - снова сказала я, - Так вот, чем дальше вы будете двигаться, и энергия в глубине начнет течь свободнее, все начнет смещаться в сторону единения, и все меньше - в сторону различения.

- Все? Что значит - «все»?

- Буквально все! - ответила я, - Но пока речь идет о позах и излечении вашей спины. Вы можете добраться до этого «дальше» гораздо быстрее, если утихомирите голос предпочтений, попытаетесь уменьшить различение поз. Все это сослужит хорошую службу внутренним ветрам и спине, и я обещаю, что очень скоро все объясню. А пока бросайтесь в ежедневную практику поз с тем же воодушевлением, с той же радостью по поводу того, из-за чего вы их делаете, каждую из них. Все это ради...

- Ради разгильдяя-пьяницы и смертельного лентяя, знаю-знаю, - сказано это было в шутку, но в тот момент я почувствовала, что он и вправду держит этих двоих в голове, и сердце мое

подпрыгнуло. Если он продолжит в том же духе, то вся эта затея могла в конце концов сработать.

Я кивнула:

- Точно так. Судите сами теперь - ни одна из поз не менее важна, чем остальные. Некоторые попроще, кое-какие потруднее - для всякого по- своему. Но нужно подходить к каждой из них с открытым сердцем, осознавая, что каждая из них подводит вас чуть ближе к цели - к помощи этим двоим, о которых мы говорили. И именно поэтому йога только тогда приводит к успеху, когда делается во имя чего-то большего, чем просто вы сами. Так что теперь - никаких гримас, когда дело будет доходить до непростой позы. Трудные позы обычно приносят самую большую пользу вам и вашей спине. Не поддавайтесь на предпочтения, не создавайте еще больше различений в жизни. Эти самые различения и терзают нас день за днем, делая жизнь несносной. Это мне нравится, а это - не нравится. Она мне нравится, а он - нет. Не хочу делать то, что должен, лучше займусь тем, что нравится.

На этом мы остановились, и он коротко кивнул, как настоящий солдат

- почти склонил передо мной голову, как мне подумалось. Но вслед за этим пристав его липким дыханием уже волок меня за руку в камеру. Я бросила короткий взгляд в сторону моего соседа Бузуку, которого я никогда толком не видела. Он сидел в своей камере в самом углу - невысокий дядька с крупной лысой головой и сытым животиком. Когда мы проходили мимо, он одарил меня вполне довольным подмигиванием.

Укрепляя практику

Первая неделя апреля

Комендант перешагнул через порог участка с мрачным выражением на лице, прошел в свою комнату и захлопнул за собой дверь. Походило на то, что наступил один из тех дней, когда все как-то не клеится. Быть может, луна встала не так, а может, было что-то поглубже. Он немедленно вызвал меня к себе.

- Покалывания там и сям - не страшно! Пощелкивания тоже ничего! Все в порядке! Но теперь ты меня точно доконала! Спину ломит так, что я еле двигаюсь!

Я зашла ему за спину и понажимала на разные места, наблюдая при этом, как он кривится и подпрыгивает. Я могла почти почувствовать, как внутренние ветры сбились плотным клубком в основании его спины. Он и впрямь что-то повредил себе.

- Как вы это сделали? - спросила я.

- Как я это сделал? - он в негодовании уставился на меня, -Делая твою йогу, разумеется!

Но что-то в том, как он это произнес, говорило об обратном.

- Ах, вот как, понятно, это случилось, когда вы практиковали позы. В какой позе вы были, когда это произошло?

- В той самой, где усаживаешься на пол и скручиваешься, чтобы заглянуть за спину, - ответил комендант.

- Заднее скручивание, понятно. И на каком по счету вдохе вы были, когда это случилось? - объясняя эту позу, я предельно ясно сказала, что удерживать ее можно не более двух-трех вдохов.

- На восьмом, - заявил он гордо.

- На восьмом? Я просила вас прекращать на втором или третьем.

- Знаю, знаю... Но... видишь ли... Я не какой-нибудь там средний ученик. Я целеустремленный человек и в некоторых позах я удвоил или даже утроил количество вдохов, во время которых я пребываю в позе. Думаю, это ускорит выздоровление моей спины вдвое, понимаешь?

Я улыбнулась в ответ, подумав с жалостью о его спине.

- Тут не все так просто, комендант...

- Как говорит Мастер, - передразнил он меня, закатывая глаза.

- Да, точно так. Мастер говорит:

Поддерживай свою практику Продолжительное время.

1.14а

Тут нельзя торопиться. Вылечить вам спину - это не то же самое, что починить сломанный стул: прибил новенькую ножку - и сел. Скорее это похоже на выпрямление молоденького деревца, которое выросло кривовато. Скажите-ка лучше, сколько времени вы просидели, согнувшись над столом?

- Я получил звание коменданта этого участка больше десяти лет назад, - ответил он горделиво.

- Так я и думала. И спина ваша на протяжении тысяч и тысяч дней оставалась скрюченной, постепенно сдавливая самое себя - понимаете?

Он угрюмо кивнул, понимая, куда я клоню.

- И поэтому вам не удастся просто так взять да и разогнуть ее за пару недель. Придется делать все очень медленно и постепенно - или вы просто повредите ее еще хуже, как дерево, о котором не позаботились, не уговорили его выпрямиться -медленно, постепенно, терпеливо.

- Насколько медленно? - требовательно спросил он, почти с отчаянием в голосе.

- Ну, не за тысячу дней, которые потребовались, чтобы испортить вам спину, но и не за пару недель, - я указала на пыльные стопы бумаг позади коврика, на котором за работой сидел комендант, - Можно использовать пару стопок вон тех бумаг? Вы часто ими пользуетесь?

- Часто? - хихикнул он в ответ, - Никогда. Это копии моих отчетов столичному суперинтенданту. Вранье, за которое мне платят..., - он примолк и уставился в пол.

Я не стала ни о чем спрашивать. Просто пошла и взяла пачку бумаг с ближайшей кипы, дюйма в три толщиной, вернулась к коменданту и положила стопку у его ног.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒