Примечания переводчика 1 страница

Два

Детектив Фрэнк Грей уже c полчаса смотрит метеоканал. Он видел один и тот же прогноз трижды, но слишком пьян, чтобы его это волновало; слишком пьян, чтобы соизволить переключиться на другую программу. Он делает еще один большой глоток 'Джим Бим' прямо из поллитровки и снова надежно сжимает бутылку коленями. Хоть бурбон остался каким должен быть, единственная вещь в жизни, не предавшая его доверие так или иначе. Спиртное наполняет желудок умиротворяющим теплом, подкрепляет дымку, которой он отгородился от мира. Тропический шторм где-то над Мексиканским заливом, огромный белый водоворот на спутниковых фотографиях. Это он ухитрился понять. Но буря и связанная с ней опасность далеко, как и все прочее, как и монотонный стук дождя об окно его паршивой квартирки. Фрэнк отпивает еще, рот и глотку приятно обжигает. Он закрывает глаза, когда жжение достигает живота, и в потемках опьянения его ждет шлюха.

Парнишка сказал, что ему двадцать один, и Фрэнк знал, что это ложь, но не стал давить. Он зашел в бар выпить пива после смены - первая порция, начало запоя на все выходные. У заведения на улице Мэгэзин и названия не было, просто вывеска БАР и неоновый четырехлистник клевера над дверью, неоновые рекламы пива в темных окнах, музыкальный автомат играет Пэтси Клайн. Фрэнк заказал 'Будвайзер' и медленно потягивал его у стойки, когда заметил, что из угловой кабинки за ним следит одинокий парнишка. Прошло некоторое время, но он все еще сидел на своем месте и не отводил глаз. Армейским вещевой мешок лежал на сиденье напротив, на столе стояла бутылка, хотя не похоже, чтобы он из нее пил.

А потом парнишка улыбнулся ему отрепетировано-застенчиво, и опустил взгляд, принявшись ковырять наклейку на своей бутылке.

Настойчивый и нервный голос в его голове сказал: нет, Фрэнк. Где живешь - не гадь. Но он давным-давно научился не давать этому голосу воли. Пару минут спустя он уже шел к кабинке в углу.

Вблизи парнишка выглядел немного старше, чем на расстоянии. Светлые волосы острижены почти наголо, на переносице веснушки как у Гека Финна. В глазах - голубая пустота октябрьского неба.

- Привет, - сказал Фрэнк. Парень тоже поздоровался, глянул на секунду снизу вверх, мимолетно улыбнулся и снова принялся отдирать ярлык с полупустой бутылки. Фрэнк кивнул на вещевой мешок. - Приехал или уезжаешь?

- Приехал, - ответил парнишка. - Из Мемфиса, сегодня после обеда. На автобусе.

- Из Мемфиса, - хмыкнул Фрэнк, и прежде чем он успел что-то добавить, парнишка прошептал:

- Мистер, хотите я у вас в рот возьму? Сделаю минет за двадцать баксов.

Фрэнк автоматически оглянулся. В баре никого не было, кроме них и старухи с 'Кровавой Мэри' у дальнего конца стойки. Бармен разговаривал по телефону и стоял спиной.

- О господи, да ты времени не теряешь, парень.

Парнишка пожал плечами и сорвал остаток ярлыка с коричневой пивной бутылки.

- А чего ходить вокруг да около?

- Вдруг я полицейский?

Парнишка улыбнулся, разгладил обрывки на столешнице.

- О, нет. Ты не коп. Даже не похож. Я у них раньше отсасывал, ты совсем по-другому выглядишь.

- Вот как? - Фрэнк отпил пива из своей бутылки, снова оглянулся. Старуха что-то неразборчиво говорила бармену, но тот все еще был на телефоне и пропускал ее слова мимо ушей. - Тебе стоило бы вести себя осторожней.

Парнишка вздохнул, посмотрел на Фрэнка снизу вверх и весь флирт, все притворство исчезли с его лица. Уголки рта опустились в намеке на раздражение и нетерпение.

- Слушай, мужик, я пошел отлить. Если хочешь минет, жду в сортире, ясно?

- Ээээ...да, - пробормотал Фрэнк, когда парень встал и протиснулся мимо, но тот был уже на полпути к двери туалета.

Если бы его спросили, кем он мечтал стать в жизни, Фрэнку Грею вряд ли бы пришло на ум кроме 'копом'. Его детство прошло на диете из полицейских сериалов, всех подряд, от 'Гавайи пять-ноль' и 'Облавы' до 'Старски и Хатч' и 'Полицейской истории' [7]. Это были его ковбои, его герои, образцы добра и мужественности.

И, если бы его спросили, он вряд ли бы смог вспомнить время, когда его не тянуло к мужчинам: именно этим мужчинам в темно-синей форме, с сияющими значками и агрессивной самоуверенностью. Ему не пришлось пережить кризис пола - попытки ухаживания за девушками, которые его вовсе не привлекали, запоздалое открытие, что для него сексуальными объектами были мужчины и только мужчины. Все было ясно с самого начала, и он никогда не видел противоречия между своими влечениями и мечтой стать полицейским.

Однако этой наивности не было суждено пережить даже академию. Никому не понадобилось отводить его в сторонку и сообщать: Фрэнк, гомикам не место в наших рядах. Он распознал ненависть в других кадетах, понял с острой ясностью, что должен хранить молчание как священник хранит обет безбрачия, если хочет и то, и другое: секс с мужчинами и значок. Если, конечно, не желает получить урок лично - он видел тех, до кого не дошло вовремя, и этого оказалось достаточно.

К тому времени, когда он стал патрульным пятого участка полицейского управления Нового Орлеана, Фрэнк знал, по какой тонкой грани придется ходить, и держал руки прямо, а ступал осторожно - одна нога перед другой. Вскоре после его поступления на службу двоих сослуживцев уличили в покровительстве проституткам мужского пола во Французском квартале в обмен на сексуальные услуги. До слушаний и последовавших увольнений Фрэнк видел остальные вещи, которые им пришлось пережить: угрозы, избиения, унижения. Он принял к сведению.

Четыре года спустя его повысили в звании до детектива отдела убийств. Четыре долгих года, потраченных на обходы и опросы, рукоблудие и порнографию, да и то с большим риском. Зная это, он держал все журналы под замком, во вделанном в стену за шкафом сейфе. Никогда ничего не покупал в местных газетных киосках и сексшопах. Все приходило на абонентский ящик в Бридж-сити, снятый под вымышленным именем: посылки с игрушками в безликой коричневой бумаге, журналы и видеокассеты, служившие суррогатами настоящих отношений или удовлетворения.

Он научился мимикрировать, пускать пыль в глаза, и гордился, что ни у кого не вызывает подозрений. Он встречался с придуманными девушками. Если ребята обсуждали какую-то женщину, у Фрэнка всегда была наготове реплика, отрепетированная не хуже, чем у любого актера в день премьеры. Видал, какие титьки у этой сучки, спрашивал кто-нибудь, и Фрэнк ухмылялся как по сигналу, демонстративно потирал пах. Он знал все намеки и шуточки про гомиков, научился кривляться, передразнивая их ужимки, лепет и женоподобные жесты. Не раз отворачивался, когда полицейские избивали геев. В конце концов, мачизм прилагался к униформе, снять-надеть его было не труднее, чем фуражку и ботинки, а если и возникали сомнения, на то существовала исповедь.

Оправдать себя было нетрудно. Мать твою, да будь у них хоть капля самообладания, веди они себя как мужчины, никто бы не догадался, и никакого дерьма с ними бы не приключилось.

Но иногда в отражении худого лица, мелькнувшем в зеркале ванной или витрине магазина, он видел только маску, ни малейшего признака человека под ней. Ему приходилось остановиться, опереться о стену или присесть, пока не пройдет головокружение. В нем поднималось ощущение, что его истинное 'я' незаметно ускользнуло, что человек, которого он видел в отражении, поглотил настоящего Фрэнка Грея. Однако и это казалось мелочью. Черт, в его жизни было до хрена стресса, не мог же он этого не чувствовать время от времени. Он говорил себе: это тоже входит в комплект, и если вечером приходится выпивать порцию-другую, чтобы не снились кошмары, то так тому и быть.

В туалетной кабинке пахло потом и солнцем - от мальчишки, и Фрэнк изо всех сил старался сосредоточиться на приятных запахах вместо едкой вони мочи и освежителя воздуха. Он сидел на крышке унитаза, руки гладили мягкий ежик на затылке парнишки, удерживали, оттягивали завершение. Возможно, пройдут недели, прежде чем он снова позволит себе нечто настолько восхитительное, прежде чем отчается рискнуть.

Кончив, Фрэнк наклонился и поцеловал немытую голову, ощутил вкус соли и геля для волос. Крошечные искры оргазма все еще проскакивали между членом и мозгом, и ему не хотелось открывать глаза на уродливый свет сортира, на уродливую реальность своего существования.

- Блядь, я так и знал, что ты коп, - когда он наконец открыл глаза, в руке парнишки был табельный пистолет. Вытащенный из кобуры на лодыжке Фрэнка и направленный ему в грудь.

- Если ты взял и соврал, так мне, наверное, побольше двадцатки причитается, а?

Фрэнк сглотнул, во рту и горле внезапно пересохло. Только последний идиот мог позволить сопляку застать себя врасплох - со спущенными штанами, и с члена в унитаз все еще капает сперма. И дуло его собственного пистолета направлено прямо в сердце.

- Просто верни мне оружие, пока никто не пострадал, ладно? - как будто он правда верил в такую возможность.

Парнишка покачал головой и усмехнулся, утер рот тыльной стороной ладони, не сводя глаз с Фрэнка.

- Что? - в голосе Фрэнка боролись страх и гнев. - Ты серьезно думаешь, что грабанешь полицейского с помощью его же пистолета и это сойдет тебе с рук?

- А другие легавые знают, что ты гомик? - сказал мальчишка. Фрэнк ударил его кулаком в лицо, впечатав в запертую дверь кабинки. Пистолет с грохотом упал на грязные плитки пола. Фрэнк сгреб парня за воротник футболки и как следует приложил головой о дверь, тот осел скулящей кучей. Фрэнк медленно поднял оружие одной рукой, другой подтягивая свои штаны. Убрал тридцать восьмой в кобуру, прежде чем выпрямиться и пнуть мальчишку - один раз в живот, один в лицо для ровного счета.

- Ты, тупое мелкое дерьмо. Если я тебя еще хоть раз увижу...блядь, если я тебя просто увижу, ублюдок...из реки выловят то, чем крокодилы побрезговали. Понял?

Парнишка закашлялся кровью, и Фрэнк Грей снова пнул его в живот.

- Отвечай, сучонок.

Мальчишка выдавил полузадушенный звук и попытался кивнуть. Фрэнк присел рядом, сунул заработанную двадцатку ему в задний карман.

- Я вернусь в зал и допью свое пиво. А ты здесь подождешь, - он ушел, не дожидаясь ответа. Оставив парнишку стенать и корчиться рядом с унитазом.

Фрэнк делает очередной глоток из бутылки и наблюдает, как на экране телевизора спираль циклона лениво вращается против часовой стрелки. Метеоведущий указывает на изрезанный берег Луизианы, дельту и барьерную цепь островов. Фрэнк не слышит слов, потому что звук выключен. Гораздо лучше слушать дождь, думает он, лучше слушать этот долбаный неразборчивый дождь.

Ему доводилось слышать истории о проститутках, которые грабили полицейских, крали оружие и значки, стоило только отвернуться, или пытались шантажировать после. На хрен, пьяно думает он, вспоминая страх и изумление, вспыхнувшие в глазах парнишки. Пошло оно все на хрен. Но в его мыслях есть и другой голос, тот, который пытался остановить его с самого начала. Не дать заговорить с мальчишкой вообще. Временами алкоголь приглушает его до шепота, но сейчас голос звучит громко: это ты теперь строишь из себя мачо, Фрэнк Грей. Но ты едва не усрался от страха сегодня, приятель.

Фрэнк нащупывает пульт от телевизора и увеличивает громкость до тех пор, пока не слышит ничего, кроме гнусавого голоса ведущего.

Фрэнк запил всерьез за два месяца до повышения, еще когда патрулировал Ибервилль, район мнгоэтажек к востоку от улицы Канал. Его напарником была молодая черная женщина, Линда Гетти, новобранец. Они работали вместе всего несколько недель, когда поступил вызов - в памяти он навсегда остался как Плохой Вызов. Был Прощеный Вторник, и для Фрэнка тот дождливый день стал началом разложения, постепенного падения до нынешней ненависти к себе и гнилого пьянства.

- Хуже нет, чем эти семейные разборки, - сказал Фрэнк.

Линда кивнула и щелчком выбросила окурок в окно патрульной машины, пока он отвечал диспетчеру.

- Ага, мы сейчас в паре кварталов оттуда, - сказал он в передатчик, и развернул машину. Теперь, думая о тех четырех-пяти минутах дороги до жилого муравейника на границе кладбища св. Людовика, он вспоминает смутное предчувствие беды, нечто похуже обычного нежелания оказаться между двумя людьми, которые ненавидят друг друга с силой, доступной только супружеским парам. Наверняка чушь, вроде как явление святого Павла в миске гамбо за миг до того, как подавиться панцирем почти насмерть. Выдумать что-то из ничего утешения ради.

- Я знаю, тебе сто раз говорили за время учебы, - он всегда частил, когда нервничал. - Но это рутинное дерьмо в сто раз опаснее чем, скажем, ограбление или облава на наркоманов. Там хоть заранее ждешь, что в тебя будут стрелять и все такое. А с этим дерьмом никогда не знаешь, чего ждать.

- Понятно, - Линда старалась говорить твердо и уверенно.

Когда они подъехали к зданию красного кирпича, покрытому граффити, в грязном дворе уже собралась небольшая толпа. Несколько человек стояли на улице, глазели на что-то на асфальте. Когда они вышли из машины, обернулись недоверчивые, озлобленные лица. Фрэнк помнит мелькнувшую мысль: хорошо хоть дождь перестал.

- Сделаете вы что-нибудь, наконец, или нет? - спросила женщина со светло-зелеными бигуди в волосах, низенькая и почти квадратная. Фрэнк услышал мужской голос из какой-то квартиры, громкий и безумный.

- Расходитесь по домам, - начал было он, и услышал, как ахнула Линда. Такой звук издают, увидев нечто в сто раз хуже, чем могли представить.

- А вы мне рот не затыкайте, - скрипуче заорала толстуха. - Я спрашиваю, сделаете вы что-нибудь?

Но Фрэнк уже отвернулся от нее к Линде, стоявшей по другую сторону машины, зажав рот рукой - пальцы заглушали голос.

- Что там? Что случилось? - но она уже показывала на то, что он заметил посреди улицы, когда тормозил у тротуара. Блядь, дохлая кошка, подумал он. Господи, неужели она устраивает сцену из-за дохлой кошки на дороге?

Линда нашарила сигарету, закурила, с силой затягиваясь, чтобы не вытошнило. Знакомая уловка.

- Фрэнк, - пробормотала она. - Боже мой, Фрэнк, ты взгляни.

Он обошел патрульную машину, не выпуская из виду встревоженных наблюдателей и окно, из которого доносился мужской голос. Посмотрел на то, что увидела его напарница.

Это была не кошка, понял он секундой позже, когда между столпившимися людьми мелькнуло маленькое тельце. Коричневая кожа и липкое красное размазаны по асфальту. Младенцу было, наверное, полгода, и Фрэнк без лишних вопросов знал, что по его голове проехала машина.

Линда оперлась о капот, кашляя, снова и снова повторяя: боже, о, боже, будто молилась между затяжками, будто существовал способ позабыть только что увиденное, отменить его. В толпе засмеялись сухим жестким смехом, который Фрэнк помнит так же ясно, как изломанное тело. А потом раздался первый выстрел, и он снова обрел способность двигаться, словно заклятье утратило силу. Он помнит, как заорал на Линду: мать твою, соберись немедленно, или тебе пинка дать?

- Извини, - прошептала она, вытерла рот и потянулась к кобуре. - Но, Фрэнк...

- Этому бедному ребенку вы уже ничем не поможете, - закричала толстуха. - Лучше бы подумали о тех, кого он еще не убил.

Линда уставилась на женщину, щурясь - слезы текли из ее глаз, капали с щек.

- Она права, - сказал Фрэнк. Он сунулся в окно машины, схватил передатчик, стараясь говорить спокойно. - Хуево дело, нам необходимо подкрепление!

Он умолк на миг, сделал глубокий вдох и подумал - слышит ли диспетчер, как колотится сердце в его груди, чует ли запах крови и адреналина по радио? Стрелявший поджидал их на втором этаже, забаррикадировавшись в квартире с подругой и ее тремя детьми. Один из детей лежал мертвым на дороге - это рассказала толстуха, когда Фрэнк закончил переговоры по радио. Парня звали Рой и он курил крэк весь день. Толстуха и об этом рассказала. Они вытащили оружие и начали подниматься на второй этаж по лестнице из железа и бетона. Миновали верхнюю площадку, пригнулись, Линда распласталась по стене, Фрэнк занял гораздо более опасную позицию метра на два ближе к двери.

Почти пять минут прошло, как он вызвал помощь, и все еще не было слышно сирен. Ладони Фрэнка вспотели, рукоятка пистолета стала скользкой. Они ясно слышали, как орут друг на друга за стеной мужчина и женщина, слышали голоса перепуганных детей, но выстрелов больше не было. Поднимаясь, Фрэнк заметил движение в разбитом окне. Видимо ребенка выбросили именно оттуда.

- Дерьмо, - прошипела Линда за его спиной. - Где они шляются, Фрэнк? Мы и подниматься сюда не должны без подкрепления.

- Заткнись на минуту, а? - прорычал он и вжался в железные перила, готовясь выстрелить, если дверь квартиры вдруг откроется и в руках у гада окажется что угодно.

Когда он закричал, обращаясь к людям за дверью, то услышал в своем голосе напряжение, затаенный страх. От этого затошнило почти как от вида мертвого младенца - следы шин отпечатались в мякоти, оставшейся от черепа и мозга.

- Рой? Рой, ты меня слышишь? Это полиция. Опусти оружие и выходи, пока никто больше не пострадал...

- Да пошел ты, козел! - прогудел из квартиры мужской голос. Черная краска облезала с металлической двери крупными уродливыми струпьями, под ней виднелся более старый и блеклый слой черного. Фрэнк очень четко помнил мелочи. - Ни хуя меня на заставят никакие копы Нового Орлеана! Засунь свою лживую задницу в свою полицейскую тачку и уматывай, или я вышибу этой суке мозги!

Снова вскрикнула женщина.

- Господи, ну где их носит, Фрэнк? Они уже два раза должны были приехать.

Он не знал ответа, но понимал, что в одиночку им не справиться.

- Не знаю, ясно? - прошептал он, борясь с паникой, заполнившей желудок свинцовым холодом. - Мы отступаем и ждем...

- Ждем чего, Фрэнк? Подмоги не будет, а он готов там всех переубивать. Ради бога, там же дети.

- Эй, ублюдок! - снова раздался мужской голос, хищный и взбешенный. Фрэнк знал: тут не помогут никакие уговоры, этот уступит только убийственной силе. - Ты че, оглох? Я сказал - убирайся с проклятой лестницы, или я ей черепушку продырявлю!

- Неважно, - Фрэнк ответил Линде настолько громко, насколько хватило храбрости. - В одиночку мы ничего поделать не сможем.

Он крикнул:

- Ладно, Рой, мы сейчас уйдем и оставим тебя в покое, как ты и сказал. Только сначала...

Дробовик рявкнул как гром, вырвавшийся на свободу из металлической оболочки. Черную дверь снесло с петель. У них попросту не было времени убраться подальше, понял Фрэнк, когда Рой поднял Маг-10 [8] для нового выстрела. У его ног раскинулась женщина - Фрэнк видел, что она оказалась между Роем и дверью, и выстрел разорвал ее напополам. Рой был весь в ее крови, и воздух загустел от дыма и алой росы.

- Пригнись! - заорал Фрэнк на Линду, выгадывая драгоценные секунды на прицеливание, и выстрелил дважды, оба раза точно Рою между глаз. Огромный мужчина качнулся назад, и в спазме его пальцы нажали на курок в последний раз. Выстрел ушел в никуда, оставив только дыру в потолке над его головой, гипсовую пыль и еще немного порохового дыма. Рой сделал шаг назад, задел кофейный столик и рухнул на пол замертво.

- Дева Мария, - прошептал Фрэнк, не слыша собственного голоса. В голове звенело от выстрелов.

- Как ты там? Линда, ты цела? - она не ответила, но он уже поднялся и приблизился к дверному проему, по-прежнему держа на мушке распростертое тело Роя. Тот лежал на спине, обе ноги задраны кверху, дорогие кроссовки пропитаны кровью - его собственной и кровью его женщины.

Фрэнк осторожно обошел погнутую дверь, в центре осталась дыра размером с его кулак, и он знал, что чудом не погиб. Переступил через измочаленную груду на пороге, которая всего лишь минуту назад была живым человеком. Пол оказался скользким, он оперся о стену, тоже покрытую кровью, и его рука стала красной и липкой. Ни малейшего признака остальных детей. Фрэнк догадывался, что они прятались где-то в квартире.

- Линда, мне бы пригодилась твоя помощь, - крикнул он, опасливо склоняясь над трупом Роя. - Надо найти этих детей.

Он увидел два аккуратных отверстия прямо над переносицей Роя, растекающуюся лужу крови и серое вещество на полу под его головой. Широко распахнутые глаза таращились в потолок, на Бога, или на убийцу. Руки все еще сжимали ружье.

- Линда, ты меня слышишь?

Она, наконец, ответила, издав слабый, неуверенный звук. Он медленно посмотрел через плечо, не желая поворачиваться спиной к этому психу даже теперь, когда тот вряд ли мог подняться. Сквозь рассеянную завесу из дыма и пыли Фрэнк видел дверной проем - будто кто-то проломил выход из самых глубин ада.

Линда сидела на лестничной площадке, привалившись спиной к кирпичной стене, в растущей луже собственной крови.

- Кажется, я ранена, - сказала она, уже оглушенная шоком. - Фрэнк, кажется, ублюдок в меня попал.

Выходя, Фрэнк поскользнулся на внутренностях мертвой женщины и едва не упал. Даже издали он видел, как хлещет кровь из раны на бедре Линды, как жизнь вытекает из артерии на грязный бетон ярко-красными толчками синхронно с биением ее сердца. Линда тупо смотрела на рану, словно в изумлении, словно видела невероятнейшую вещь, но не часть себя, нет, не то, что случилось с ней.

Фрэнк упал на колени рядом и осмотрел дыру: коричневая кожа и розовые мышцы перемолоты в фарш. Он понятия не имел, как заряд мог попасть в нее и миновать его, пока не заметил погнутый кусок шрапнели, торчащий из раны. Фрагмент двери, пролетевший, видимо, совсем близко от него самого.

- Слушай, я должен вызвать тебе скорую, - он содрал с себя рубашку, чтобы перетянуть рану. - А пока меня не будет, прижимай это как следует.

Она безжизненно кивнула. Мать твою, да она тут умрет, подумал Фрэнк, туго заматывая кровоточащую рану своей рубашкой. Истечет кровью раньше, чем я доберусь до машины и вызову помощь.

- Я думаю, я в норме, - пробормотала она. - Не так уж больно. Думаю, я смогу идти.

- Заткнись, Линда, - он связал рукава рубашки, заканчивая перевязку. - Если не будешь сидеть неподвижно и зажимать рану, то тебе вряд ли придется куда-то идти. Тебя ангелы понесут.

Она посмотрела на него, моргнула и улыбнулась глупой улыбкой наркоманки. Потом стащила что-то со своего пальца и всунула в его окровавленную руку.

- Фрэнк, прошу тебя, скажи Джуди, что мне очень жаль, ладно? Скажи ей, что я ее по-прежнему люблю. Сделаешь это для меня?

Он уставился на простое кольцо из белого золота, пытаясь понять ее слова.

- Если что-то случится...если я не вытяну...скажи Джуди, что я просила прощения, - Линда сжала его кулак вокруг обручального кольца.

Фрэнк сделал глубокий вздох, зная, что нет времени удивляться и тешить свои страхи. Повязка уже промокла насквозь. Когда он заставил Линда положить обе руки на пятно и надавить, она чуть не отключилась. Он хлестал ее по щекам, пока не привел в себя.

- Держи руки вот так, Линда, и все будет в порядке. Ничего не случится, если будешь делать, как я велел. Поняла?

- Ага, - прозвучало очень слабо и будто издалека. - Я поняла, Фрэнк.

- Я быстро, клянусь. Только до патрульной машины и обратно, хорошо?

- Ага, - сказала она, и он оставил ее, спустился по лестнице в толпу слоняющихся перед зданием людей. Толстуха в зеленых бигуди взглянула на него и ухмыльнулась, блеснув серебряной коронкой на переднем зубе.

- Ты там хоть кого-нибудь в живых оставил, юноша? - спросила она пробирающегося сквозь толпу Фрэнка. Он не отвечал, не обращал внимания ни на кого. Пока он и Линда были наверху, снова начался дождь, он чувствовал, как холодные капли смывают грязь с его кожи. Он сжимал кольцо и шел к машине, молясь не тому Богу, в которого верил. Молясь, чтобы успеть дойти до машины, прежде чем вырвет, чтобы успеть вызвать помощь, прежде чем она умрет там одна.

И когда он дошел, с реки донесся гром, похожий на мягкое эхо ружейного выстрела, и завывания приближающихся сирен.

Линда Гетти не умерла, но едва не потеряла ногу и навсегда осталась хромой. Он навестил ее в больнице только однажды, вернуть кольцо из белого золота. Линда приняла его, словно забирала назад признание. Фрэнк знал, что примерно так и было. Она вышла в отставку еще не закончив сражаться с физиотерапией, а Фрэнк без особых усилий перевелся в отдел убийств.

Но сначала он узнал, что тем днем по меньшей мере два наряда были на дежурстве в Ибервиле, в минутах езды от них. Оба сообщили диспетчеру о проблемах с двигателем, когда их вызвали на подмогу. Тем же вечером, вернувшись в участок, Фрэнк обнаружил, что кто-то написал краской из баллончика на шкафчике Линды ЛЕСБИ. Большими красными буквами. И приклеил скотчем использованные окровавленные тампоны к дверце.

Он застыл, глядя на это, и старый страх перед разоблачением боролся в нем с не испытанным до того ни разу возмущением. Даже когда приходилось выслушивать дурацкие шутки про гомиков или смотреть в сторону, когда кто-нибудь избивал педика; все это время он подыгрывал, опасаясь навлечь на себя подозрения или издевательства.

Он смотрел на испоганенный шкафчик и видел, как жизнь вытекает из безвольно привалившейся к стене Линды Гетти, как ее синие полицейские брюки становятся черными от крови. Она не проронила ни одной гребаной слезинки, только спокойно сняла кольцо с пальца.

Скажи, что я по-прежнему люблю ее.

Кольцо все еще лежало в нагрудном кармане, и пятна на его полированном металле были так похожи на расплывчатые багровые буквы на дверце. Позже Фрэнк осознал: если каждому раз в жизни дается миг близкого и возможного искупления, то для него этот момент наступил в раздевалке. Его единственный шанс изменить ход своей жизни. Пригоршня секунд, когда все было так же ясно, так же просто, как нотка смирения, пробившаяся в голосе Линды сквозь боль и шок.

- Напарников надо выбирать осторожно, - сказал Донован за его спиной, вот так взял и сказал, и страх затопил разгорающийся гнев. Холодный, влажный страх, который погасил столько пожаров раньше и удушит еще тысячи. Фрэнк повернулся, оказавшись лицом к лицу с Джо Донованом, грузным мужчиной в шрамах от угрей, и слова были у него на языке, правильные слова, но стоило ему заговорить, они улетучились. Все, что он смог выдавить, было:

- Да. Да, конечно. Лишняя осторожность никогда не повредит, верно?

- Нет, никак не повредит, - сказал Джо Донован. Он ухмыльнулся, подтверждая, что разговаривает с одним из своих, одним из сознающих: иногда необходимо принести жертву во имя поддержания наивысшей чистоты. - Ничего личного, Фрэнк. Ты же понимаешь.

- Ага, - ответил Фрэнк. - Да, конечно.

Так что на следующий день, похмельный и изнуренный многочасовыми пьяными кошмарами, в которых он снова и снова сталкивался с Роем-наркоманом-психопатом, Фрэнк навестил ее и вернул кольцо. Когда он пришел, в комнате была еще одна женщина, худенькая белая девушка с серьгой в правой ноздре и татуировками на руках. Линда шепнула ей что-то, и девушка оставила их наедине, по пути одарив Фрэнка полным подозрения взглядом.

В глазах Линды была такая же муть от обезболивающего, как днем раньше от боли, ее голос звучал плоско и невыразительно. Она заморгала и попыталась улыбнуться. Фрэнк вытащил кольцо из кармана. Он смыл кровь, и металл тускло блестел в белом свете больничной палаты.

- Спасибо, - прохрипела она.

- Не за что, - Фрэнк пожал плечами. - Слушай, тебя тут хорошо лечат?

- Все, что может пожелать девушка, - на этот раз она все-таки улыбнулась, честно и устало, заставив его уставиться на обшарпанные носы своих ботинок.

- Ну, дай знать, если я могу что-нибудь сделать. Мне надо обратно в участок, столько возни с проклятыми бумажками из-за вчерашнего. Сама понимаешь, - она кивнула, потом протянула руку и коснулась его.

- Фрэнк, ты знал?

Он не ответил, нервно глянул на нее, потом на дверь, мечтая поскорее выбраться отсюда.

- Нет, - и это отчасти было правдой, он не знал.

- Черт. Извини. Я думала, все знают.

- Ты просто отдыхай и поправляйся, ладно?

Девушка вернулась и стояла в дверях, молчаливо давая понять, что его время вышло.

- Спасибо, - снова прохрипела Линда. - Ты ведь спас мою задницу.

- Эй, это моя работа, верно?

- Увидимся, - прошептала она, и лекарства снова погрузили ее в беспамятство, освободили его. Долг выполнен. Фрэнк дошел до самого лифта, прежде чем его затрясло с такой силой, что пришлось сесть.

Рой-психопат часто снится ему теперь. Незамысловатый, короткий сон, в котором он наблюдает со стороны, однако достаточно близко, чтобы чуять запах пороха и собственного пота.

Детали гораздо четче, чем были тем днем в многоэтажке, отредактированные и ретушированные для его вящего удовольствия. Громкий механический звук: Маг-10 выплевывает пустую гильзу и досылает следующий патрон - с его именем. Кофейно-желтые пятна никотина на зубах Роя. Серо-голубые витки вываленных напоказ внутренностей мертвой женщины.

Иногда во сне все идет так же, как в первый раз, и Рой получает две пули в голову раньше, чем успевает выстрелить снова. Но иногда случается и по-другому - пистолет Фрэнка заело, или сам он промедлил лишнюю секунду, или целился на какие-то сантиметры левее или правее, - и старый добрый Рой получает второй шанс. Больно никогда не бывает, или же Фрэнк никогда не помнит боли, просыпаясь в холодном поту в безопасности своей постели. Есть только толчок, корежащая, сокрушающая кости сила, которая вышибает дыхание и бросает его через шаткие перила.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒