Портреты святых 13 страница

В сердце мира теперь существует постоянное чудо, удивительный факт, порождающий чудеса: это воскресшее тело Христа, так сказать «материя» совершенно одухотворенная, полностью восстановленная, нетленная и чистая, освобожденная, спасительная энергия. Чудо означает следующее: там, где есть сердце, горящее немного ярче других ради Сердца Христа, где есть молитва, связывающая более тесно наш дух с Его Духом, где есть вера в Отца Небесного, «подобная» той, что Иисус, Сын Его, преподал нам, там чудо воскрешения, которое в конце концов может охватить всех людей и все творение, может наступить раньше, его можно будет предвидеть и предвкушать его радость. Тогда Бог как бы выносит на поверхность действительности то, что и вправду происходит в ее тайных глубинах.

Иногда это чудо выздоровления (и даже воскрешения), предвещающее, что все может быть исцелено.

Иногда это чудеса превращения и изменения в душах, оповещающие о примирении всего человечества с Богом.

Иногда это чудеса, которые переворачивают законы природы, чтобы не дать нам забыть, что эти самые законы и есть непрерывное чудо. А иногда это даже какието фантастические и поэтичные деяния, напоминающие нам о том, что Бог наш еще и художник, способный на поэзию, красоту и игру.

С тех пор как Бог приблизился к нашей истории, сделав ее «священной», начали происходить чудеса, а потом, с пришествием Его Сына, чудеса наполнили мир.

В истории Церкви, которая есть постоянное чудо, кажется, что иногда Бог выбирает нескольких святых, чтобы настойчиво продолжать разговор на этом «языке чудес».

Рисунок принадлежит Ему, нам же остается только созерцать и любить Его.

Тот, кто хочет убрать из христианской агиографии почти все чудеса, превратив их в вопрос уже устаревших сегодня литературных клише, предстает в смешном свете, ибо стремится приписать определенным эпохам и определенным «моделям» существующий ныне феномен с тем же упорством и с одними и теми же характеристиками, одинаковыми для всей двухтысячелетней истории христианства: и для наших дней, и для средних веков, и для времен Христа.

И то что критики считают безусловно легендарным, потому что это типично для обстановки и восприимчивости эпохи средневековья, они могли бы наблюдать и теперь своими собственными глазами, если бы не слишком отвлекались на исторические сопоставления.

И поэтому мы рады, что имеем возможность рассказать о жизни, состоящей из чудес.

В книге «Цветочки Франциска Ассизского» рассказывается о двух деяниях Антония.

Приведем самый знаменитый эпизод, вдохновивший многих художников. С другой стороны, это одно из тех чудес, цель которых состоит именно в том, чтобы при помощи божественнофантастического действия избавить от тупости некоторые человеческие головы.

Благословенному Христу угодно было показать великую святость вернейшего раба своего, святого Антония, и то, с каким благоговением даже неразумные твари слушали его проповедь и его святое учение; между прочим один раз на примере рыб пристыдил он безрассудство неверных еретиков... Однажды святой Антоний находился в Римини, где было великое множество еретиков; желая привести их к свету правой веры и вывести на путь истины, он много дней проповедовал перед ними и спорил о вере Христовой и Священном Писании, но, так как они не только не соглашались с его святыми речами, но в ожесточении и упорстве своем не желали даже слушать святого Антония, то однажды он по вдохновению от Бога пошел к самому морю, к устью реки и, стоя на берегу, между морем и рекой, начал от имени Бога, словно проповедь, говорить рыбам: — Слушайте Слово Божие, вы, рыбы морские и речные, раз еретики избегают слушать его.— И, едва он так сказал, внезапно к берегу подошло такое множество рыб, больших, малых и средних, что никогда не видано было столь великого скопления во всем том море и в той реке; и все держали головы над водой, глядя со вниманием на лицо святого Антония, все в великой тишине, и послушании, и порядке; прямо перед ним и ближе всех к берегу стояли маленькие рыбки, а за ними стояли среднего роста рыбы, затем позади всех, где вода была глубже, стояли самые большие рыбы.

И вот когда рыбы разместились в таком порядке, святой Антоний начал торжественно проповедь и сказал так: — Братья мои рыбы, вы обязаны, по мере возможности вашей, воздавать благодарность нашему Творцу, который дал вам для жилья столь благородную стихию, и вы, по своему вкусу, имеете пресную или соленую воду, и дал вам много укромных мест прятаться от бури; еще дал вам светлую и прозрачную стихию и пищу для поддержания вашей жизни. Учтивый и благосклонный Творец ваш Бог, создавая вас, повелел вам расти и множиться, дал вам на это свое благословение. Затем, когда случился великий потоп, все другие животные умерли, вас же одних сохранил Бог от гибели. Затем, дал вам плавники, чтобы передвигаться, куда вы пожелаете. Вам, по Божьему повелению, дана была честь уберечь Иону пророка и после трех дней выбросить его на землю живым и невредимым. Вы же дали Господу нашему Иисусу Христу монету для подати, ибо Он, как бедняк, не имел чем платить. Затем вы послужили пищей Вечному Царю Иисусу Христу перед Воскресением и после, по особой тайне. За все это вы весьма обязаны славословить и благословлять Того, Который дал вам столь великие милости в большей мере, чем другим тварям. — В ответ на эти и им подобные речи и наставления святого Антония, рыбы начали открывать рты и наклонять головы и этими и другими знаками почтения, доступным им способом, славословили Бога. Тогда святой Антоний, видя от рыб такое почтение к Богу Творцу, возрадовался в духе своем и сказал громким голосом: — Да будет благословенен Бог Вечный, Его же чтут рыбы водные больше, нежели люди еретики, и лучше внимают речам Его неразумные твари, нежели неверные люди. — И чем больше проповедовал святой Антоний, тем больше возрастало скопище рыб, и ни одна из них не уходила с своего места. На это чудо стали сбегаться жители города и между ними даже названные выше еретики. Последние, видя столь дивное и столь явное чудо, в сокрушении сердец все бросились к ногам святого Антония, чтобы внимать его проповеди; и тогда святой Антоний начал проповедовать о вере католической, и проповедь его была так благородна, что он обратил всех тех еретиков и заставил их вернуться к правой вере Христовой; все же верные пребывали в великой радости и утешении и укрепились в вере. И после этого святой Антоний отпустил рыб с благословением Божиим, и они все удалились, удивительным образом проявляя свою радость, а за ними и народ. Во славу Христа и бедняка Франциска. Аминь» (Глава XL).

Еще известнее так называемое «чудо о муле», древнейшее предание, дошедшее во множестве разных версий. Донателло использовал этот сюжет в своем бронзовом барельефе.

Произошло это также в Римини, бывшем тогда самым главным центром ереси в Италии. Приверженцев еретиков поддерживали гибеллины, чтобы досадить Папе.

В этом городе жил один еретик, ожесточенный более других, который издевался над проповедью Антония об Евхаристии, отрицая реальное существование Христа и долг христианина благоговеть перед ним. Этот еретик говорил, что не видит никакой разницы между освященной облаткой и простым хлебом: «был хлеб, хлебом и остался». Антоний возразил, сказав, что если Богу будет угодно, то даже мул, на котором ездил тот еретик, благоговел бы перед Святым Причастием. Еретик ответил, смеясь, что не очень в этом уверен: достаточно было не давать ему еды в течение трех дней, а потом поставить перед ним корзину овса. Вот если мул откажется от сена, чтобы преклонить колени перед облаткой, тогда он, Бонвилло, в это поверит.

Святой принял вызов. Еретик три дня морил животное голодом, а потом привел его на площадь. С одной стороны подошел еретик с корзиной душистого сена, а с другой –Антоний со сверкающим ковчегом даров. И многочисленная толпа любопытных могла наблюдать, как животное, отвернувшись от корзины со свежим сеном, повернулось к Евхаристии и, более того, встало перед ней на колени, как бы показывая свое благоговение.

На этой площади, сегодня носящей имя Мула, была воздвигнута колонна в память об этом событии, а в 1417 году на ее месте был построен небольшой восьмиугольный храм, напротив которого когдато был дом того еретика.

Столь же знаменито чудо, которое, как говорят, произошло в Ферраре, где один благородный ревнивец несправедливо обвинял свою жену в измене. Он был разозлен еще больше после рождения ребенка, который, как ему казалось, не был похож на него, и это было для него доказательством прелюбодеяния.

Понесли крестить ребенка: шли вместе — мужчина, мрачный от подозрений, и женщина, плачущая от несправедливого обвинения. Их окружала толпа родных: одни были огорчены, других одолевало любопытство.

И вот появился Антоний. Он протянул руки, попросив, чтобы ему дали ребенка. Он прижал его к груди, а потом, как будто говоря со взрослым (ребенку же было всего несколько дней), попросил его, чтобы он сам указал на своего отца. И ребенок, протянув ручку, отчетливо сказал: «Вот мой отец!»

И теперь еще во дворце Орбицци, где жила семья этого благородного и ревнивого кавалера, есть часовня, построенная в память о чуде.

Флоренция была городом банкиров, где денег было больше, а лихоимства не меньше, чем в Падуе.

Антоний говорил в своих проповедях: «Проклятое отродье ростовщиков распространилось по всей земле, и зубы их ненасытны, как у львов: они жуют грязную пищу — деньги, раздирают на куски и беспрестанно пожирают имущество бедняков, вдов и сирот... Запомните хорошенько, ростовщики, что вы стали добычей дьявола, он завладел вами. Он завладел вашими руками, направив их к грабежу и отвратив от благотворительности; он завладел вашими сердцами, которые сгорают от жажды наживы и глухи к добру, он овладел вашим языком, всегда готовым ко лжи, мошенничеству и обману, так что вы больше не можете ни молиться, ни произносить честные слова. Ядовитые змеи жаждут крови, а вы так же жадно стремитесь к чужому добру. Бес жадности раздирает и расчленяет ваши сердца...»

Банкиры и ростовщики смеялись над этими словами, но наступил день, когда умер самый богатый и жадный из них. Покойника понесли в церковь для христианского отпевания, но на пути траурного кортежа встал Антоний. «Разве можно, — сказал он, — схоронить в святом месте человека, уже похороненного в аду? Если вы мне не верите, вскройте ножом его грудь — и вы не найдете сердца: оно там, где его богатства».

Толпа бросилась к дому скупого и нашла сердце мертвеца в несгораемом шкафу среди монет, чеков и закладных бумаг. После этого решили исследовать труп и сердца там не нашли.

Знаменитое чудо возвращения оторванной ноги изображено на одной их фресок Тициана, весьма известно и чудо убитого, а потом воскресшего юноши.

Трогателен также рассказ о ребенке, найденном мертвым в колыбели, когда его мать ушла из дома послушать проповедь святого.

Женщина в отчаянии вернулась в церковь, взывая о чуде, и Антоний успокоил ее, трижды произнеся такие слова: «Смотри, Бог покажет тебе свою доброту!» Когда она вернулась домой, она нашла ребенка играющим в камушки.

И наконец, мы дошли до последних дней его жизни, проведенных в городе, который с тех пор связан с его именем.

Падуя тогда была городом новым, только что восстановленным после пожара 1174 года. Рынки процветали, падуанские шерсть и лен славились по всей Италии, росла известность университета, основанного в 1222 году, в городе было множество студентов, сильная армия, приток новых богачей и аристократов был весьма значительным. Но возникли также и секты, и политическая борьба, и раздирающие общество амбиции, и войны между городами (особенно между Тревизо и Вероной). А когда кончали биться, предавались роскоши и удовольствиям. Вся область, так называемая Тревизианская Марка[3] прославилась под именем «Любовной Марки». Но, как обычно, господа отдавались балам, званным обедам, турнирами, верховой езде, ухаживаниям и порокам, а народ мучился, влача жалкое существование в трущобах.

Когда Антоний прибыл туда,— «сильный в действиях и словах», как писал летописец,— шел 1229 год, и его жизнь уже близилась к концу.

Он читал там проповеди во время Великого поста, и это проповедничество, по словам одного из самых авторитетных ученых, занимающихся духовным наследием св. Антония, «является христианским возрождением Падуи, ее духовным возрождением» и «занимает выдающее место в истории Западной Церкви». Действительно, это был первый Великий пост с непрерывными ежедневными проповедями, которые запомнились всем, это было новшество, которому суждено было получить грандиозное развитие в последующие века».

После первых же проповедей оказалось, что ни одна церковь не могла вместить толпу, которая, по оценкам первых биографов, достигала около тридцати тысяч слушателей. Нужно было выйти на площади.

Приток верующих, желающих занять удобное место, начинался уже ранним утром, практически ночью. Определенные места всегда отводились епископу и его духовенству. Слушатели собирались со всей Тревизианской Марки. Когда наступал час проповеди, торговцы закрывали свои лавки, и целый город замирал в ожидании слова святого — слова, которого и боялись, и любили. Он говорил о Боге, осуждал пороки, призывал к добру, упоминал о самых насущных нуждах города.

До сих пор сохранилось постановление мэра Падуи от 25 марта 1231 года, по которому ни один должник не может быть заключен в тюрьму, если будет доказано, что неуплата долга происходит не изза мошенничества и что незадачливый должник готов заплатить своим имуществом. Внизу под документом, являющимся важным достижением в области общественного права, читаем буквально следующее: «По ходатайству преподобного брата, блаженного Антония, духовника Ордена младших братьев».

После проповеди целый день посвящался исповедям, которые доводили Антония буквально до изнеможения. Именно он ввел в практику исповедь по случаю проповеди, и это позволило воспринимать обычные исповеди совершенно поновому.

«Если ты каждый день пьешь яд грехов,— объяснял он,— то каждый день должен принимать противоядие исповеди».

В течение всего периода Великого поста постоянно происходили чудеса превращения и выздоровления.

Один из наиболее интересных эпизодов, дошедших до нас,— это случай с грешником, который не смог даже рассказать Антонию о своих грехах — настолько он был потрясен услышанной проповедью. Тогда он вышел, смущенный, чтобы сначала написать все на бумаге. Потом вернулся и дрожащей рукой протянул ему листок, на котором смиренно описал свои грехи.

Антоний взял его, и по мере того, как он его читал, строчки исчезали одна за другой до тех пор, пока лист снова не стал чистым. Тогда он произнес отпущение грехов кающемуся, возвратив ему этот листок, который стал как бы материальным знаком обретенной невинности.

Закончился этот изнурительный Великий пост. Освидетельствование мощей святого, произведенное несколько лет тому назад, в 1981 году, подтвердило утверждение старинных биографов: Антоний «умер от потери сил в результате слишком напряженной работы, скудного питания и отсутствия отдыха». После Великого поста святой удалился во францисканский скит, находящийся в местности Кампосампиеро.

Он пожелал, чтобы ему построили скит в скиту, и попросил одного своего благородного друга из этих мест построить маленькую подвесную келью со столиками и циновками в ветвях гигантского орехового дерева, где он провел в молитвах свои последние дни.

Теперь этого дерева больше нет, но растет несколько ореховых деревьев, выращенных из пересаженных отростков того дерева.

Говорят, что у этих деревьев есть одна странная особенность: они распускаются не как все другие ореховые деревья, а только в первые тринадцать дней июня, когда готовятся отмечать праздник святого, жившего когдато среди этих ветвей. Так написано в его древнем жизнеописании.

К этим последним годам его жизни относится изящное изображение, так часто представленное в иконографии: однажды его видели коленопреклоненным в своей келье, на открытой книге, лежавшей перед ним, стоял ребенок, который ласкал и обнимал его, а растроганный Антоний прижимал его к себе.

Говоря о Рождестве, святой пишет в своих «Наставлениях»: «Среди многих причин, по которым Бог соблаговолил явиться к нам в виде ребенка, я выбираю следующую. Если ты обидишь ребенка, если позволишь себе обращаться с ним грубо или даже побьешь его, но потом подаришь какойнибудь цветок, словом, чтото красивое, он забудет все и побежит обнять тебя.

И также, если ты, совершив смертный грех, оскорбишь Иисуса, каким бы страшным ни было это оскорбление, достаточно преподнести ему цветок раскаяния, розу исповеди, орошенную слезами, чтобы он сейчас же забыл обиду, простил тебе вину и пришел обнять и поцеловать тебя».

Когда он писал эти слова, ему, конечно, приходил на память тот нежный свет, которым присутствие Ребенка озарило его темную келью.

Мурильо оставил нам одно из самых прекрасных живописных толкований этой встречи, его картина хранится сейчас в Севильском соборе.

В одном из своих произведений, посвященных путешествиям по Испании, Эдмондо Де Амичис, известнейший автор книги «Cuore» («Сердце»), так рассказывает о впечатлении, которое он испытал перед этим изображением:

«Мне показалось, что разорвалось покрывало, застилающее мой рассудок, я почувствовал бесконечную веру в то, чего до того времени скорее желал, не будучи уверенным, что это существует на самом деле; мое сердце разрывалось в порыве величайшей радости, ангельской нежности, безграничной надежды. И из глаз моих рекой потекли слезы».

Конечно, чувство — эта еще не вера, как нельзя назвать верой трогательную привязанность, которые многие испытывают по отношению к этому святому, даже по прошествии стольких лет после его религиозной деятельности.

А между тем, взгляды многих верующих обращены именно к нему, святому Антонию, который на смертном одре с волнением говорил окружающим его людям: «Я вижу Господа моего!»

А наша вера во многом опирается на видение святых.

В гимне, сочиненном в честь святого сразу же после его смерти, мы читаем: «Если ты просишь чуда, то сразу же отступают смерть, заблуждения и несчастья. Больные выздоравливают, море успокаивается, цепи рвутся.

Желания молодых и старых исполняются: они вновь обретают движение конечностей, находят утерянные вещи. Исчезает опасность, проходит нищета. Пусть расскажут обо всем этом те, кто знает, и пусть говорят главным образом падуанцы...»

И на протяжении всех семи веков христианский народ непрестанно взывает к этому своему покровителю, которого Папа Лев XIII назвал «Святым всего мира».

СВЯТАЯ РИТА ИЗ КАШИИ

(1381–1457)

«Она могла бы стать посредственной или даже очень плохой христианкой, ожесточенной страданиями и подстрекаемой к бунту. Но она была святой» (А. Трапе).

Такое суждение самого позднего и авторитетного биографа святой Риты из Кашии позволяет нам реалистично подойти к одному из наиболее популярных и широко известных персонажей христианской истории. В культе этой святой есть чтото необъяснимое. Жившая в конце четырнадцатого и в первой половине пятнадцатого веков, сразу же призванная и почитаемая как святая, Рита, тем не менее, была причислена к лику святых только в 1628 году, а канонизирована лишь в 1900 году. Однако христианский народ всегда выказывал к ней невероятную привязанность, естественно, по причине творимых ею чудес, а также изза легенд, которыми, по рассказам, так богата была ее жизнь. Поэтому ее ласково называли «святой невозможного», то есть святой, у которой можно просить помощи в самых отчаянных и неразрешимых ситуациях.

В 1457 году один нотариус (Кашия тогда была городом нотариусов, которые все документировали и присутствовали при каждом нотариальном акте) зарегистрировал одиннадцать чудес, которые святая свершила только в этом году. А в ходе процесса канонизации в 1626 году было проанализировано двести шестнадцать старинных табличек для голосования, сто восемь из них подробно описано: все они содержали сведения о чудесах и благодеяниях, свершенных при содействии этой святой.

И в наши дни в бюллетене, разосланном верующим всего мира, на многих и многих страницах перечисляются благодеяния, полученные при ее помощи.

Бесспорно, что чудеса усиливают набожность, и еще более очевидно, что они случаются, в основном, с уже набожными людьми, обращающими к святой свои молитвы и любовь. Одна набожность зависит от чуда, а другая его вызывает и ускоряет, и эта другая — бесконечно весомее.

Отмечать это — в случае со святой Ритой — значит видеть, что набожность людей гораздо больше, чем это кажется на первый взгляд, связана именно с ее личностью, с перипетиями ее жизни, с богатым опытом этой женщины, жившей в эпоху позднего средневековья.

На основании предания считается, что Рита родилась в 1381 году и умерла в 1457м, но даты эти неточны (обе даты могут быть сдвинуты на десяток лет). Однако можно утверждать, что Рита унаследовала Церковь такой, какой ее оставила святая Катерина Сиенская, умершая как раз за год до ее рождения. Это была Церковь, пережившая драму Авиньонского изгнания, а затем трагедию великого Западного Раскола, который разрешился лишь в 1417 году, когда Рита уже более десяти лет жила в своем монастыре.

Однако сама Кашия была достаточно далека от великих исторических событий и важных церковных проблем. Она была расположена на границе Папского государства и Неаполитанского королевства, управлялась как республика со строгими законами, а политически была разделена на партии гвельфов и гибеллинов.

Достоверно известно, что Рита родилась в зажиточной семье и получила некоторое образование. По преданию, ее родители были достаточно пожилыми людьми, и ее рождение было связано с некими чудесами. Наиболее известно и документально доказано замечательное чудо с пчелами, которые сели на ротик новорожденной девочки, но не ужалили ее, а отложили мед. Из старинных летописей мы знаем также о ее детстве, «отмеченном необыкновенной чистотой и состраданием, а также огромным желанием соединиться с Богом».

Инстинктивно мы могли бы поддаться соблазну приписать подобные рассказы особой восприимчивости, характерной для весьма далекой от нас эпохи, когда у мальчиков и девочек были совершенно другие интересы и заботы, отличные от тех, которые свойственны нашим детям.

Однако в нашем распоряжении имеется небольшая книжечка, которая распространялась в те времена в Кашии: «Правила для некоторых благочестивых душ». Это был учебник, предназначенный для экзамена совести, чтобы было легче исповедоваться.

Книжечка эта интересна тем, что из нее мы узнаем о наиболее распространенных грехах того времени, о тех, которые надо было исповедывать и на которые надо было обратить внимание.

В одной из глав, например, речь идет о «Суетности женщин», откуда мы узнаем о грехах и проблемах девушек — сверстниц Риты, которая в это время вынашивала идею о «своем огромном желании соединиться с Богом». «Рассуди сама,— обращается автор книжечки к девушке, собирающейся на исповедь,— если ты осветлила свои волосы, или завила их на лбу, или помыла искусственной водой.., или вышла на солнце с распущенными волосами, чтобы они стали красивее; если ты надела на голову венок из жемчуга, или шелковую бахрому, или гирлянду из цветов, или вуаль из шелка либо из очень тонкого льна..; если ты пришла на мессу, на проповедь или на исповедь не столько из любви к Богу, благочестия или для отпущения грехов, сколько для того, чтобы любоваться кемто или чтобы тобою любовались и говорили: посмотрите, какая красивая девушка! Если тебе предстоит надеть на себя чтонибудь новое, и ты получаешь от этого большое удовольствие, и твоя душа занята этим не только днем, но и ночью настолько, что об облачении твоей души ты думаешь мало или вовсе не думаешь...»

Мы могли бы перечитать главы, посвященные рассмотрению семи основных пороков со множеством мельчайших подробностей, чтобы убедиться в том, что, как теперь, так и тогда, вечная борьба между добром и злом, добродетелью и пороком, грехом и прощением велась примерно в той же плоскости.

И все же о тысячах сверстниц Риты никто уже не помнит, а о ней до сих пор говорят, что «она начала с презрения к миру и лишила себя мирского тщеславия».

Более того, как добавляет биограф, когда родители настойчиво требовали от нее жить «в соответствии с положением и условиями семьи», девочка блестяще парировала, «что ее положение и условия были ничем иным, как служением Иисусу Христу, распятому и умершему за нее».

К счастью, в нашем распоряжении имеется рассказ, объясняющий, как могло случиться, что юная девушка чувствует такую непоколебимую и решительную связь с верой, которая ее подругам представляется чемто неясным и неопределенным.

«Однажды наша блаженная Рита из Кашии находилась в церкви достопочтенных матерей святой Марии Магдалины, и в ее памяти запечатлелись такие святые слова: «Ego sum Via Veritas et Vita» (лат.) («Я есмь Путь, Правда и Жизнь»). Они произвели на нее такое впечатление, что с того часа она пламенно возлюбила Иисуса и начала служить Ему... Отныне она могла изливать свою душу только Ему, жить только для Него, ходить только с Ним, общаться с другими только через Него... Поэтому она обняла и крепко прижала к себе своего обожаемого Иисуса».

Таким образом, духовный путь Риты начался именно с чуда евангелического слова, услышанного во всей глубине и емкости, и этому слову она решила дать плоть, свою плоть. Действительно, «слово, превратившееся в плоть» может быть услышано лишь теми, кто намерен воплотить это слово в свое существование.

Поэтому биограф делает мудрый комментарий, подчеркивая результат такой взаимосвязи: с одной стороны, Рита «всем сердцем посвятила себя Иисусу Христу», а с другой — она была Им «беззаветнейшим образом любима».

Логическим следствием этого было то, что девушка почувствовала желание посвятить себя Богу и остаться в том самом затворническом монастыре, где услышала решающее и чарующее слово. Однако, согласно тогдашним законам, судьбу девушки определяла воля родителей, и Рита была вынуждена выйти замуж за человека, предназначенного ей в мужья.

Некоторые летописцы утверждали, что ее выдали за молодого человека «весьма суровых нравов», ктото его описывает и впрямь как «человека очень жестокого». В документе канонизации принимается вторая версия и делается вывод, что судьба ей послала «муку, а не мужа».

Возможно, прав более сдержанный летописец, который описывает его как «молодого человека, расположенного к людям, но вспыльчивого», то есть с добрым нравом, но попавшим в какуюто историю, которая ожесточила его и сделала строптивым.

И здесь мы считаем необходимым немного остановиться на социальном и политическом положении Кашии того времени.

В одном из документов того времени Кашия определяется как «край, полный пристрастности и мести»: гвельфы против гибеллинов, произвол дворян и буржуазии в отношении плебеев, ссоры и месть между семьями, народные восстания, конфликты между городами и деревнями, потасовки между сектами, политические преступления. Самым худшим было то, что всякое насилие распространялось, словно масляное пятно, по принципу цепной реакции: ненависть вынашивалась из поколения в поколение, затягивая и родственников, и соседей, кровь требовала крови, месть могла настигнуть обидчика даже спустя несколько десятилетий.

«В этом городе царит один порок: когда ктонибудь совершал оскорбительный поступок, сейчас же все родственникимужчины вовлекались в месть»,— так писал летописец того времени.

Положение было таким серьезным, что законы Кашии грозили жестокой карой всякому, кто только упомянет убитого родственника, «вплоть до четвертого поколения». А если в этом была замешана женщина или вопрос чести, ревность была так абсурдна, а месть так жестока, что, например, отец, выдав замуж дочь, опасался поздороваться с ней при встрече на улице. А когда оскорбление был уже нанесено и кровь пролита, оставалось только два пути: судебный процесс, разжигающий и усугубляющий ненависть, либо содействие «миротворцев» — это был настоящий общественный институт того времени. «Миротворцы» до и вне уголовных процедур пытались убедить обе стороны подписать официальный документ о примирении, законность которого признавалась, согласно гражданскому праву. Иногда на то, чтобы достичь примирения, уходили годы. В случае убийства соглашение оставалось секретным, чтобы виновные не попали в руки правосудия, однако его могли обнародовать в случае нарушения какойлибо из сторон подписанного соглашения о мире. Но часто такие примирения носили лишь стратегический характер, ибо подписывались для накопления сил, чтобы продолжить месть и вырвать с корнем не только врага, но и его потомков, «его семя».

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒