Портреты святых 12 страница

Это означало для Франциска позволить любить в себе Другого, быть отцом как знамение другого, бесконечного и милосердного Отцовства. Это было чемто совершенно отличным от того приторного романтизма, существующего в воображении многих людей, которые слишком охотно говорят об эмоциональной жизни святых.

Но однажды он всетаки позволил убедить себя и сделал исключение. Послушаем прекрасный рассказ «Цветочков», ибо он ни с чем не может сравниться и неподражаем в своей мистической красоте.

Святой Франциск, в бытность в Ассизи, часто посещал святую Клару, подавая ей святые наставления. И возымела она сильное желание вкусить с ним единый раз пищи и умоляла его многократно о том, он же никогда не желал доставить ей этого утешения. Тогда товарищи его, видя желание святой Клары, сказали святому Франциску: — Отец, нам кажется, что эта строгость не согласна с божественным милосердием; ты в таком малом деле, как вкусить с тобой пищи, не исполняешь желания сестры Клары, девы столь святой, возлюбленной Богом и особенно, когда подумаешь, что ведь она по слову твоему покинула богатства и пышность мира. А сказать правду, если бы она попросила тебя о большей милости, чем эта, ты должен был бы сделать это для своего духовного отпрыска. — Тогда святой Франциск ответил: — Вам кажется, что я должен исполнить ее желание? — А товарищи: — Да, отец, должно тебе принести ей это утешение. — Сказал тогда святой Франциск: — Раз это кажется вам, кажется и мне. Но, чтобы ей было большее утешение, я хочу, чтобы эта трапеза состоялась у святой Марии Ангельской, ведь она долгое время сидела взаперти в СанДамианской обители, так что ей будет радостно взглянуть немного на обитель святой Марии, где она была пострижена и обручилась Иисусу Христу; там мы и вкусим вместе пищи во имя Божие. — И вот, когда пришел назначенный для этого день, святая Клара выходит из монастыря с одной спутницей и в сопровождении товарищей святого Франциска приходит к святой Марии Ангельской и благоговейно приветствует Деву Марию перед ее алтарем, где ранее она была пострижена и приняла схиму; затем ее повели показывать обитель, пока не пришел час обеда. В это же время святой Франциск велел приготовить трапезу прямо на земле, как это делалось обыкновенно. И, когда пришел обеденный час, садятся вместе святой Франциск, и святая Клара, и один из товарищей святого Франциска со спутницей святой Клары, а затем и все другие товарищи смиренно подсели к трапезе. И за первым блюдом святой Франциск начал беседовать о Боге так сладостно и так возвышенно и так чудесно, что сошла на них в изобилии благодать Божия, и все они были восхищены в Боге. И когда они были так восхищены и сидели, вознеся очи и воздевая руки к небу, жители Ассизи, и Беттоны, и окрестностей видели, что святая Мария Ангельская, вся обитель и лес, окружавший ее, ярко пылали и казалось, что великое пламя охватило зараз и церковь, и обитель, и лес. Поэтому ассизцы с великой поспешностью побежали туда тушить огонь в твердой уверенности, что все там горит. Но, дойдя до обители и найдя, что ничего не горит, они вошли внутрь и обрели святого Франциска со святой Кларой и со всеми их сотрапезниками, сидящими за той смиренной трапезой и поглощенными созерцанием Бога. Из этого они верно уразумели, что то был божественный огонь, а не вещественный, который чудодейственно явил Бог, указуя и знаменуя им огонь божественной любви, коими горели души тех святых братьев и святых монахинь; и они вернулись с великим утешением в сердцах своих и со святым назиданием. Затем, спустя большой промежуток времени, пришли в себя святой Франциск и святая Клара, а с ними и другие, и, чувствуя себя достаточно подкрепившимися пищей духовной, мало заботились о пище телесной. И так, по совершении этой благословенной трапезы, святая Клара со многими провожатыми вернулась в СанДамианскую обитель... Во славу Христа. Аминь. (Гл. XV).

В истории христианской святости нет эпизода, который бы лучше, чем этот, проиллюстрировал и истолковал библейское учение о том, что «не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».

О том, как высоко Франциск ценил Клару, свидетельствует то, что он обращался к ней, чтобы получить духовное утешение. Так было в первые годы после его обращения, когда он долго пребывал «в большой нерешительности»: посвятить ли себя только молитве (к чему он стремился всей душой) или же заняться и проповеднической деятельностью, что он также считал весьма важным.

Он както сказал брату Массею: «Пойди к сестре Кларе и попроси ее от моего имени, пусть она вместе со своими духовными сестрами благочестиво молит Бога, чтобы Он вразумил меня, какой путь избрать».

То же самое он попросил сделать и брата Сильвестра, которого считал самым святым среди всех других своих братьев.

Когда брат Массей возвратился с ответом, Франциск сначала пожелал вымыть ему ноги и приготовить обед (то есть принять его так, как принято встречать посланника Бога); затем он встал перед ним на колени и, перекрестившись, спросил: «Что просит меня делать мой Господь Иисус Христос?»

Единодушный ответ был таков: Франциск должен проповедовать по всему миру: –– «Он выбрал тебя не только ради тебя самого, но ради спасения других».

Поднявшись с колен «в порыве воодушевления», Франциск произнес: «Идем, во имя Бога». Из «Цветочков» известно, что он подчинился с таким восторгом, что попутно начал читать проповеди даже птицам, которые «стали открывать клювы, вытягивать шеи, расправлять крылья и почтительно наклонять головы до земли, показывая и жестами, и пением, что слова святого отца доставляли им огромное наслаждение».

Следует также вспомнить, что знаменитая «Песнь о созданиях Божьих» («Cantico delle Creature») была впервые пропета Франциском именно Кларе.

Почти ослепший, изнуренный лихорадкой, покрытый стигматами, Франциск удалился в маленькую келью, сложенную из циновок, которую братья соорудили для него в монастырском огороде. Он оставался там два месяца, и Клара спряла мягкие перчатки, чтобы покрыть эти святые израненные руки. Она также приготовила ему ароматную мазь для лечения кровоточащих ран.

И однажды сестрымонахини услышали, как он декламировал прекраснейший стих.

Кларе Франциск признался, что он сочинил его, исполненный радости одного ночного откровения. Бог милостиво уверил его, что простил ему все грехи и что он может быть уверен в своем спасении. Поэтому он был исполнен мира и благодарности ко всему сотворенному Богом! Ктото сказал, что он невольно думал о Кларе, сочиняя этот стих: «Хвала тебе, Господи, за луну и звезды, которые Ты создал на небе ярко светящимися, драгоценными и прекрасными».

По этому поводу рассказывали, что во время путешествия из Сиены в Перуджу Франциск поделился с братом Львом чувством «необыкновенной радости». Была уже почти ночь, и они решили отдохнуть возле колодца. Франциск наклонился над колодцем и увидел, как в зеркальной глади воды на дне колодца отражалась полная серебристая луна, и он долго любовался этим как зачарованный.

— Брат Лев, агнец Божий,— сказал Франциск,— знаешь ли ты, что я вижу в зеркале воды?

— Восходящую луну,— ответил брат Лев, зная о страстной любви святого к красоте творения.

— Нет, брат Лев,— возразил Франциск,— я вижу лицо сестры Клары — чистое и сияющее лицо человека, живущего в Божьей благодати.

И хотя Клара всегда была в его сердце, он держался вдали от монастыря Дамиано, потому что, как рассказывает древний биограф, чувствовал ответственность за то, чтобы «еще более приблизить к Богу своих сестер, а для этого он должен был лишить их своего телесного присутствия». Клара, однако, этого не чувствовала.

Существует по этому поводу одна старинная и очень поэтичная легенда.

Однажды Франциск собрался в длительное путешествие и пошел попрощаться с сестрами св. Дамиано. Была зима, шел снег.

— Отец, когда же мы увидимся?— спросила Клара, скрывая в душе грусть.

— Возможно, когда расцветут розы,— отвечал Франциск, показывая на голые и колючие ветки розового кустарника.

— Все в воле Божьей,— кротко согласилась Клара.

И вот, пока Франциск удалялся, на ледяных ветвях начали появляться розы. Клара догнала его и с улыбкой преподнесла их ему. Народные легенды всегда заключают в себе тайный смысл. Однако вполне исторически достоверной является следующая история. Клара, получив известие о тяжелой болезни Франциска, весьма огорчилась. «Она горько плакала и никак не могла утешиться, опасаясь, что не увидит больше в живых единственного после Бога своего Отца, блаженного Франциска, который был ее утешителем и учителем.., и об этом своем опасении она через одного из братьев сообщила блаженному Франциску».

«Пойди и скажи сестре Кларе,— ответил Франциск посланнику,— чтобы она освободилась от всякой боли и печали изза того, что не может сейчас видеть меня, но пусть знает, что и она, и ее дочери увидят меня и получат большое утешение».

Так и произошло. Траурная процессия, сопровождавшая его блаженное тело, двинулась от церкви СантаМариядельиАнджели по направлению к церкви св. Георгия в Ассизи. Дойдя до монастыря св. Дамиано, процессия остановилась.

«И когда была убрана железная решетка, через которую сестры обычно общались с Богом, братья вынули святое тело из гроба и держали его на руках перед окном долгое время, пока Клара и ее сестры не утешились».

Клара пережила Франциска на целых двадцать семь лет, которые она провела, храня его духовное наследие и память о нем. Ее старость была скрашена нежностью, которую она унаследовала от него, это была нежность, обращенная главным образом к святому Младенцу из ясель, к бедному распятому Христу и к Евхаристии.

Лишь в последнее в ее жизни Рождество Клара испытала грусть. «В момент Рождества, когда мир ликует по поводу только что рожденного Младенца, все сестры направляются к заутрене, оставив больную Клару одну. И, думая о малютке Иисусе, огорчаясь, что она не может участвовать в хвалебных песнопениях, она со вздохом произносит: “Господи Боже, вот я здесь одна для Тебя!” И вдруг она услышала прекрасную музыку, звучавшую в тот миг в церкви святого Франциска. Она слышала, как братья радостно пели псалмы, следила за стройной гармонией певчих, улавливала даже звуки органа... И самым большим чудом было то, что она удостоилась увидеть ясли Господни. Когда утром дочери пришли к ней, блаженная Клара сказала: “Да будет благословен Господь Иисус Христос! Когда вы покинули меня, он меня не оставил. По милости Божьей я слышала всю литургию, которую служили в церкви святого Франциска”».

Древний летописец счел необходимым заметить, что дальность расстояния «не позволяла уловить эти звуки» и что «эти торжества были ею услышаны благодаря божественной силе, или же ее слух был усилен чемто, что свыше всех человеческих возможностей».

Справедливые «технические» замечания! И Церковь, убежденная в том, что в этих древних повествованиях действительно речь идет о милости Божьей и что современные технические достижения являются не чем иным, как далекой имитацией тех чудес, воспользовалась этим, чтобы в 1958 году провозгласить Клару «покровительницей всех работников телевидения».

Но самым большим чудом Клары — вполне реальным и документально доказанным — был свет материнства, который она излучала, причем в весьма отдаленных странах, воздействуя на тех, кто, даже не зная ее, считал ее своей Матерью.

Живя в маленькой и далекой итальянской провинции, она смогла привлечь к себе даже принцесс и королев, таких, как Изабелла Французская, Агнесса Пражская, Елизавета Венгерская, Маргарита — вдова короля Людовика, Бьянка — жена Филиппа V, короля Франции; Эвфемия Габсбургская, Елена Португальская, Саломея и Йоланда Краковские, Кунегонда, королева Польская; Герментруда Брюггская.

Достаточно упомянуть лишь об одной из них: Агнессе, дочери короля Богемии Оттокара I. Она отказалась выйти замуж за сына великого императора Фридриха II, чтобы последовать примеру далекой и незнакомой матери, о которой ей рассказывали паломники, вернувшиеся из Рима.

«Как любило тебя лоно твоей матери, так люблю тебя я...» — писала ей Клара, с любовью описывая Иисуса, как «зеркало жизни», которым Агнесса должна теперь пользоваться, чтобы украсить себя действительно покоролевски.

«Ухватись бедная за бедного Христа»,— с этим призывом Клара не боялась обращаться даже к целым вереницам принцесс и королев.

Теперь она была уже стара, но не хотела умирать, по крайней мере, пока Папа окончательно не утвердит и не скрепит своей печатью «Устав», подводящий итог ее жизненного пути.

В истории Церкви это был первый случай, когда женщина написала устав для других женщин.

Она говорила, что ждет лишь того момента, когда сможет поцеловать папскую печать, и на следующий день умрет.

И вот приехал Иннокентий IV. Он отсутствовал в Италии много лет и теперь возвращался с Лионского Собора. С волнением он вошел в маленькую бедную келью.

— Святой Отец,— проговорила умирающая Клара,— я нуждаюсь в отпущении всех моих грехов.

— Дочь моя,— ответил Папа,— если бы небу было угодно, чтобы я нуждался в прощении так же, как ты!

Когда на следующий день прибыл кардинал, чтобы вручить ей долгожданную папскую буллу, Клара поцеловала ее, как того желала. На следующий день она умерла.

В последние мгновения перед смертью окружающие слышали, как она прошептала: «Иди смело, потому что у тебя надежная охрана. Иди смело, потому что Тот, Кто тебя создал и освятил, покровительствует тебе всегда, как мать защищает своего сына; он любит тебя нежной любовью».

Ее спросили, к кому обращает она эти слова? И она ответила: «Я говорю со своей благословенной душой». И добавила: «Будь благословенен Ты, о Господи, что создал меня!»

СВЯТОЙ АНТОНИЙ ПАДУАНСКИЙ

(1195–1231)

Среди всех святых святой Антоний наиболее популярен, ибо насчитывает самое большое число приверженцев, но, как это ни парадоксально, он наименее известен.

Его окружает множество легенд: сотворенные им при жизни чудеса неисчислимы, тем не менее, его приверженцы с трудом могли бы рассказать хоть чтонибудь.

Церковь назвала его «евангелическим доктором», а кто знает сегодня его «Воскресные проповеди», принесшие ему это звание?

Его называли «Отцом науки, Светом Италии, Учителем жизни, Солнцем Падуи», но лишь немногие могли бы объяснить причины столь громких титулов.

Даже самые элементарные биографические данные ускользнули из памяти многих.

То же происходит и в отношении когдато весьма известных молитв, связанных с его именем. Например, обряд «Si quaeris» — «Если ты потерял» (молитва, безошибочно помогающая находить утерянные предметы, наши бабушки знали ее наизусть); сегодня же почти никто не может сказать, откуда этот обряд происходит.

Обряд «Хлеб для бедняков» широко практикуется во многих приходах, где возле статуи или изображения святого ведется сбор пожертвований для наиболее нуждающихся, однако трогательный эпизод, положивший начало этому благочестивому обряду, большинству неизвестен.

Молитва «Послание святого Антония» относится к тринадцатому веку, но кто сможет сказать, в чем она состоит? Тем не менее, мольба к Кресту, помогающая при изгнании демонов, о чем святой поведал одной верующей, по велению папыфранцисканца была запечатлена в основании обелиска на площади Святого Петра.

И все же Антоний для огромного числа людей остается просто СВЯТЫМ, как его называют в Падуе, говоря о нем самом и о его великолепном соборе.

Единственно в чем все его приверженцы единодушны и в чем абсолютно уверены, это в том, что святой Антоний является святым, творящим чудеса. Чудотворец высшей степени совершенства.

У итальянцев есть даже шутливая поговорка, смысл которой — в чрезмерном удовлетворении какойлибо просьбы или желания: «слишком много милости, святой Антоний!» — так говорят, когда получают больше, чем желают, до такой степени, что это «большее» может дать обратный результат.

Когда в 1232 году, всего год спустя после его смерти, Папа Григорий IX провозгласил его святым в прекрасном соборе в Сполето, многие просто поразились: сколько же чудес у святого Антония! Папа, кардиналы, епископы, священники и простые верующие были растроганы и даже несколько развлеклись, слушая длинный список чудес, представленный на процессе канонизации: в результате тщательных исследований двух специально назначенных комиссий, куда входили, в частности, выдающиеся профессора Падуанского университета, все факты были подтверждены документально.

Поэтому наш очерк о святом Антонии в какойто степени может превратиться в бесконечный рассказ о чудесах. Но мы приступим к этому лишь после того как попытаемся понять характерный язык, посредством которого Бог иногда говорит со своей Церковью,— язык чудес.

Итак, начнем вспоминать важнейшие биографические данные.

Антоний не был падуанцем, он был даже не итальянцем, а португальцем. Он родился, по всей вероятности, в 1195 году в Лиссабоне, недалеко от городского собора, в благородной семье, носившей, кажется, фамилию Булоес, — они были потомками того самого Гоффредо ди Бульоне (Буйон), который освободил Иерусалим и стал там первым христианским правителем.

Во время крещения в купели, которая до сих пор является местом паломничества, он получил имя Фернанд.

До пятнадцати лет он учился в епископской школе, потом, не оправдав ожиданий знатной семьи, решил вступить в послушничество к каноникаммонахам святого Августина.

В семнадцать лет он перешел в знаменитый монастырь СантаКрусдиКоимбра, бывший крупнейшим культурным, научным и литературным центром страны.

Таким образом Фернанд приобрел_ необыкновенное знание Священного Писания и в двадцать четыре года стал священником. Теперь перед ним открывалось блестящее будущее.

Между тем, именно в эти годы в Коимбру прибыли «раскаявшиеся люди из города Ассизи», очень бедные, одетые, как крестьяне, в монашеских рясах и капюшонах, подпоясанные веревками. Они были последователями некоего Франциска, который вот уже несколько лет блистал во всем христианском мире «как Солнце благодати», «как новый Христос».

Молодой каноник дон Фернанд, исполнявший в то время обязанности странноприимца, несколько раз предоставлял им кров, когда они подходили за подаянием к воротам большого монастыря. Они казались людьми ничтожными, но меняли лицо Церкви. Они проповедовали Евангелие, как священники, хотя многие из них были мирянами, и в основном они делали это на площадях и в церквах. Они посвящали себя Богу, давая религиозный обет, но не хотели ни монастырей, ни аббатств, обитая в маленьких случайных жилищах. Они показывали пример евангельской чистоты и добровольной суровой бедности, но, в отличие от многих еретиков того времени, они не подвергали нападкам церковные институты и священную иерархию, подчиняясь им с радостью.

Фернанд подпал под эти чары, испытав ностальгию (как будто заранее предчувствуя это благо), как это всегда бывает с чистосердечными людьми, когда они встречаются с истинным воплощением идеала.

Вскоре, однако, симпатия переросла в потребность принадлежать к ним, и как раз в это время весь город был потрясен горестным и героическим известием.

В Коимбру были привезены тела пяти францисканцев, незадолго до этого отправившихся из этого города в Марокко с целью обращения сарацинов и нашедших там смерть за любовь к Христу. Их кротость не спасла их от рук АбуЯкуба, прозванного Мирамолином.

И теперь португальский принц дон Педро, брат короля, привез назад растерзанные и увенчанные славой останки, а каноническая церковь СантаКрус (где служил Фернанд) должна была навсегда упокоить тела тех, кого канонизировали как мучеников.

Это были францисканские первомученики, и говорили, что Ассизский Бедняк, получив известие об их жертвенной гибели, воскликнул: «Наконецто у меня действительно есть пять младших братьев!»

Фернанд присутствовал на возвращении мучеников, которое было и поражением, и победой: пять бедных, лишенных культуры итальянских братьев пожертвовали жизнью, чтобы проповедовать Евангелие. Они не изучали Священного Писания так долго, как он; знали лишь несколько слов поарабски — он же владел этим языком в совершенстве. И, тем не менее, он спокойно пребывал в своем прекрасном монастыре, а братья были охвачены миссионерской страстью и даже пролили свою кровь за Христа.

И тогда Фернанд испросил разрешения тоже стать младшим братом, чтобы последовать примеру мучеников. Это решение влекло за собой отказ от всего — от положения и привилегий, он хотел облачить свое тело и свою душу в такое бедное платье, которое трудно было и вообразить. Он даже взял себе новое имя — Антоний — в честь древнего святого аббата, которому была посвящена монастырская церквушка.

Сначала он должен был вновь, более основательно, изучить тот обряд «посвящения», тот обет, который он уже приносил Богу, после чего он был послан туда, где пали первомученики, ныне его собратья.

Однако Богу не было угодно сделать его мучеником: как только он прибыл к африканским берегам, его слабый организм поразила малярийная лихорадка. Всю зиму его трясло на убогой койке, и Антоний вынужден был вернуться на родину.

Но корабль попал в бурю, и его отбросило к берегам Сицилии. Говорят, что португальский монах высадился в Таормине, где и теперь еще можно полюбоваться посаженными его руками кипарисами и лимонами. Возможно, Антоний возвращался в Сицилию и в последующие годы, но бесспорно то, что многие города этого острова сохранили наивные и очаровательные легенды, относящиеся к его приездам туда: чудесный колодец, вырытый в мессинском монастыре; тяжелый колокол, перенесенный до Чефалу на плечах при помощи палочки, продетой в верхнее кольцо — в ответ на шутку какогото человека, который якобы хотел его ему подарить; гроты Ното и Лентини, где он проводил часы блаженного созерцания.

Несомненно, это легенды, но они должны были возникнуть на основе какихто реальных событий: о нем упоминается даже в некоторых сицилийских колыбельных песнях, которые матери и сегодня поют своим детям, в Эриче дети еще несколько десятилетий тому назад выбирали вечер святого Антония для «гаданий», чтобы соединить надежды и судьбы.

Тем не менее, достоверным фактом является присутствие Антония на собрании «Капитула о циновках» в 1221 году, куда вместе с Франциском собралось более трех тысяч братьев, съехавшихся с разных концов мира.

Антоний для них был незнакомцем и оставался таковым до тех пор, пока все не пустились в обратный путь, получив послушание провинциального священника.

Тогда Антоний сам предложил свои услуги провинциальному приходу Романьи и был назначен в скит поблизости от Форли. Там он и остался бы в кротких и одиноких молитвах, если бы однажды во время священного рукоположения на месте не оказалось проповедника. Замешательство было преодолено принятым тогда способом — довериться Святому Духу. Провинциальный священник попросил Антония говорить то, на что вдохновлял его Бог. Это был случай для изумленного собрания неожиданно открыть в нем гениального учителя.

Уже само образование, полученное в Коимбре, было исключительным для того времени и для тех слушателей. Но образование дополнялось теперь зрелостью мягкого и пылкого человека, который из любви к Христу отказался от всего и проверил опытом медитации те истины, которые он постиг в результате обучения.

После такого откровения Антоний был избран разъездным проповедником и стал учить своих собратьев богословию.

В Болонье он положил начало той теологической францисканской школе, которая впоследствии приобрела огромное значение для всего средневековья.

Франциск, опасавшийся, с одной стороны, что его младшие братья в духовном смысле пострадают от интеллектуального тщеславия и высокомерия, а с другой, понимавший, что нельзя посылать их проповедовать в пораженные ересью страны без должной подготовки, был рад узнать, что Антоний смог так удачно соединить науку со святостью.

Он написал ему записку, в которой было и одобрение, и как бы «назначение». «Брату Антонию, моему епископу (так называет его Франциск, чтобы выразить ему свое благоговение). Мне нравится, что ты преподаешь братьям теологию, лишь бы это занятие не заглушило в тебе духа святой молитвы и благости, как написано в Уставе».

Томмазо да Челано во «Втором жизнеописании» пишет, что Франциск называл теологов «Жизнью тела (Церкви), светильниками мира». И в своем «Завещании» Святой Франциск оставил следующее наставление: «Мы должны чтить и глубоко уважать теологов и всех, кто несет нам Слово Божье, как тех, кто дает нам дух и жизнь».

Окрыленный одобрением основоположника ордена, Антоний объездил сначала Италию, затем Францию, посвящая себя богословскому просвещению братьев и непрестанной проповеднической деятельности: он говорил перед бедными и богатыми, перед простолюдинами и прелатами, действуя как миротворец на площадях и рынках, поскольку церкви не могли вместить всех желающих — такова была его притягательная сила. О его пребывании во Франции — также богатом, как увидим, чудесными событиями — говорит одна стихотворная легенда на старофранцузском языке, которая является одним из первых документов, свидетельствующих о его жизни.

В 1227 году Антоний вернулся в Италию, чтобы участвовать в Генеральном Капитуле Ассизи, созванном в связи со смертью Франциска, и был назначен Провинциальным священником Эмилии (и всей Северной Италии).

Ему было тогда почти тридцать два года, и оставалось жить еще четыре.

Лишь с 1228 года начинается его жизнь, связанная с Падуей, куда Святой прибыл в пепельную среду (В этот день Великого поста священник слегка посыпает головы верующих пеплом в знак их покаяния перед Богом —прим. перев.), чтобы произнести великопостные проповеди.

А теперь вновь воскресим в памяти эту жизнь, столь скудную биографическими датами, сколь богатую чудесами.

Итак, в чем состоит этот особый «язык чудес», при помощи которого Бог ведет разговор со своей Церковью, причем, гораздо чаще, чем этого хотели бы некоторые рационалисты (даже клерикалы)? Как лучше понять этот язык?

Коекто озабочен этим лишь с исторической и критической точки зрения: проверить источники, взвесить показания свидетелей, отделить документальные исторические факты от последующих легендарных преувеличений и т. д., и т. п.

В конце концов делается вывод, что почти все неточно и спорно еще и потому, что в лучшем случае приходиться доверяться тем, кто чтото видел или слышал, хотя сомнение остается всегда, даже когда мы сами становимся очевидцами поразительных явлений.

Но, таким образом, есть риск забыть об единственно верном вопросе: почему почти все человеческие существа исчезают из этого мира, не оставив даже и следа, а к некоторым из них современники питают такую любовь, что рассказывают о них удивительные вещи, хотя бы и преувеличивая многое? А потом другие, живущие в последующие века, разделяя эту любовь, рассказывают, что испытали от этого утешение, получили помощь, защиту, пример для подражания и т. д.?

Главным образом, рассказывают о чудесной, странной, чарующей, «божественной» силе, которая исходит от существ, признанных отличными от других, т. е. «святых», даже вне связи с их чудесами.

Следует отметить, что подобные чудеса творятся либо жестом или словом еще при их жизни — в силу их любви; либо совершаются их мощами, которые, возможно, уже испытали воскрешение, благодаря исходящей от их тел спасительной энергии; либо эти чудеса творятся в силу людской памяти и молитв, которые достигают святых и через многие века после их смерти.

Есть святые, у которых историческая критика при желании может отнять славу совершенных ими чудес, дав этому разумные и изощренные объяснения. Однако навсегда останется необъяснимым их культ, то есть невероятные почести и вера, которые они обрели при жизни и на долгие века после смерти.

И это тоже история, которая нуждается в объяснении. Слово чудо предполагает именно такое объяснение, укоренившееся в вере.

Вся наша вера основана на чуде. Ведь действительно чудесно, что Сын Божий стал человеком благодаря нашей любви, что он дал нам радость спасительного общения с ним, что пролил свою кровь, дабы искупить наши дурные поступки, и что победил смерть, подарив и нам веру в воскрешение.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒