Предисловие (стр.5-8)
Часть I. Становление русского антиковедения (от древнейших предпосылок до формирования преемственных научных школ в середине ХIХ в.)
Глава 1. Русское общество и античность в допетровское время (ХI-ХVII вв.) (стр. 9-45)
1. Исторические корни античной традиции на Руси
2. Сведения об античном мире в древней и средневековой Руси ХI-ХV вв.
3. Рост знаний об античном мире в Московском государстве ХVI-ХVII вв.
Глава 2. Начало изучения античности в России (ХVIII век) (стр. 46-111)
1. Новые исторические и культурные условия (петровские преобразования и приобщение России к европейскому классицизму)
2. Основание Академии наук и начало специальных занятий античностью (Г.З.Байер и его последователи)
3. Антиковедные занятия в Петербургской Академии наук и Московском университете во 2-й половине ХVIII в.
4. Переводы екатерининского времени
Глава 3. Формирование преемственных научных школ в первые две трети ХIХ в. (стр. 112-174)
1. Русское общество и античность в первые десятилетия ХIХ в. Явление неоклассицизма
2. Начало археологических изысканий в Северном Причерноморье
3. Академическая кафедра классической филологии
4. Университетская наука об античности. М.С.Куторга и его школа
Часть II. Русская наука классической древности в период своего расцвета
(с 60-х годов ХIХ в. до 1917 г.)
Глава 4. Развитие главных антиковедных направлений в последней трети ХIХ в. (стр. 175-215)
1. Историко-филологическое направление. Ф.Ф.Соколов.
2. Культурно-историческое направление. Ф.Г.Мищенко. В.И.Модестов
Глава 5. Историко-филологическое направление на рубеже ХIХ-ХХ вв. (стр. 216-280)
1. Старшее поколение "соколовцев". В.В.Латышев
2. Младшее поколение "соколовцев". С.А.Жебелев
Глава 6. Культурно-историческое направление на рубеже ХIХ-ХХ вв. Ф.Ф.Зелинский. Ю.А.Кулаковский (стр. 281-311)
Глава 7. Социально-политическое направление на рубеже ХIХ-ХХ вв. В.П.Бузескул. Э.Д.Гримм (стр. 312-336)
Глава 8. Социально-экономическое направление на рубеже ХIХ-ХХ вв. И.М.Гревс. М.И.Ростовцев. М.М.Хвостов (стр. 337-396)
Часть III. Русское антиковедение в новейшее время (после 1917 г.)
Глава 9. Общий обзор. Главные вехи развития и современное состояние (стр. 397-425)
Глава 10. Портреты учителей (стр. 426-521)
1. Сергей Иванович Ковалев (1886-1960 гг.)
2. Соломон Яковлевич Лурье (1891-1964 гг.)
3. Аристид Иванович Доватур (1897-1982 гг.)
4. Ксения Михайловна Колобова (1905-1977 гг.)
Заключение (стр. 522-523)
Библиография
Список сокращений
Список иллюстраций

Светлой памяти своих учителей, профессоров С.И. Ковалева, К.М. Колобовой и А.И. Доватура посвящает автор эту книгу

ПРЕДИСЛОВИЕ.

[3] Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена истории русской науки об античности. Мы намерены проследить, как постепенно с древнейших времен, практически с принятия князем Владимиром христианства, накапливались в русском образованном обществе сведения о древней цивилизации греков и римлян; как в начале ХVIII в., в русле петровских преобразований, началось формирование в России собственно научного гуманитарного знания и в его рамках - науки об античности; как в следующем столетии возникли у нас первые преемственные школы исследователей античности, каких успехов достигло русское антиковедение на рубеже ХIХ-ХХ вв., и какой трагедией обернулось для занятий классической древностью, как, впрочем, и для всей нашей гуманитарной науки, катастрофическое преобразование общественной жизни в результате революции.

В истории любой национальной науки, в особенности гуманитарной, ярко отражается история самой страны. Точно так же в судьбах отдельных ученых, особенно если они - натуры оригинальные, яркие, активно вовлекающиеся в общественную жизнь, находит отражение судьба самого общества, в первую очередь, конечно, его образованной элиты. Для того, кто испытывает интерес к истории, к общественной жизни и идеям, кто привык размышлять над судьбами как других цивилизаций, так и собственного своего отечества, нет занятия увлекательнее, чем всматриваться в картины прошлой жизни, в том числе - ученой среды, университетов, научных обществ, отдельных деятелей науки, сопереживать и сопоставлять и, таким образом, постигать перипетии исторического процесса и находить для себя утешение и опору в поступках людей прежних времен.

Настоящая работа - результат историографических занятий, которые рано стали для меня столь же интересными, как и непосредственное изучение самой античности. Несколько обстоятельств содействовали развитию этого интереса. Первым толчком явилась[4] необходимость читать вослед С.И.Ковалеву, на место которого я заступил в Ленинградском университете в 1958 г., специальный курс историографии античности. Другим побудительным мотивом стало участие (в начале 60-х годов) в подготовке 2-го тома "Истории Академии наук СССР в трех томах". Требовался автор для написания разделов по истории академического антиковедения и византиноведения в ХIХ - начале ХХ в., и Д.П.Каллистов, с которым я сблизился в первые же годы работы в университете, "сосватал" меня тогдашнему руководителю этого издания А.В.Предтеченскому. Общение с последним - великолепным, интеллигентным представителем Ленинградской исторической школы - оказалось для меня поистине драгоценным. Именно под влиянием Предтеченского я почувствовал вкус к историографическим занятиям и впервые втянулся в это дело профессиональным образом.

Замечу, что эти мои занятия сильно поощрял и другой замечательный ученый, специалист по классической филологии, ставший главным моим наставником по части древних языков, - А.И.Доватур. Он любил говорить, что при относительно слабом развитии у нас антиковедных занятий, при ненадежности самой профессии филолога или историка-классика, важным подспорьем может быть занятие историей русского классицизма (включая и антиковедное образование и науку) и, таким образом, вхождение в круг более ценимых нашим обществом и государством занятий отечественной культурой и историей.

Последним толчком стало явившееся у моего университетского руководителя К.М.Колобовой намерение представить взамен ковалевского курса, который остался в рукописи и ждал своего опубликования, новую версию историографии античности в виде ряда очерков, которые должны были охватить историю антиковедных занятий как на Западе, так и в России (кстати, заметим, что истории русской науки об античности Ковалев в своей рукописи не касался). Западную часть Колобова брала на себя, а русская была предоставлена мне ввиду моего уже тогда определившегося особенного интереса к истории отечественной науки. Болезнь помешала К.М.Колобовой завершить работу над первым очерком по истории западного антиковедения, где предполагалось дать обзор судеб античного наследия в эпоху средневековья (с VI по ХIII в.). Что до меня, то я с увлечением обратился к обработке своей темы, и в 1967 г. опубликовал первый очерк по русской историографии[5] античности, где изложение было доведено до возникновения первых преемственных школ антиковедения в России в 30-60-х годах ХIХ в. ("Русская историография античности [до середины ХIХ в.]", Л.: Изд-во Лениград. ун-та, 1967).

Я намерен был продолжить работу и скоро завершить подготовку следующего очерка, где предполагалось довести изложение до времени Октябрьской революции, но другие занятия - и прежде всего написание докторской диссертации о позднегреческой тирании - отвлекли от этого дела, и в последующие годы я, не оставляя совершенно историографии, ограничивался лишь разработкою время от времени отдельных сюжетов. Таким образом исподволь накапливался необходимый материал, и в конце концов я решил всерьез возобновить историографическую работу, продолжить связное изложение с того момента, где оно остановилось в первом очерке, и довести обзор по возможности до наших дней. Итогом явилась настоящая книга, состоящая из трех частей: в первой прослеживается первоначальное накопление знаний и развитие антиковедных занятий в России до середины ХIХ в. (в основу положен очерк, опубликованный в 1967 г.); во второй - представлен подробный обзор главных направлений в русской науке об античности в пору ее расцвета (до катастрофического обрыва в 1917 г.); в третьей - характеризуется судьба этой науки в советское время.

Несколько слов надо сказать как о самом предмете, так и о манере его рассмотрения в этой книге. Предметом нашего изложения является отечественная историография античности, т.е. история накопления знаний и изучения в России античной (греко-римской) истории. Поскольку история античного мира является, наряду с европейским средневековьем и новым временем, частью всеобщей истории, то и историография античности должна рассматриваться как часть более обширного, состоящего из родственных дисциплин комплекса - историографии всеобщей истории. Однако типологическое сходство историографии античности с историографией средневековья и нового времени не исключает большого своеобразия нашей дисциплины: занятие историографией античности невозможно без широкого выхода за пределы собственно исторической науки, именно, с одной стороны, без учета того, как развивались иные антиковедческие дисциплины - классическая филология, археология, эпиграфика, история искусства, а с другой - вне связи с общей историей европейской культуры и просвещения.

[6] И действительно, мы должны считаться с тем, что античная история как научная дисциплина составляет часть единой большой науки - науки о классической древности, или антиковедения (ср. исходные немецкие понятия, калькой с которых являются приведенные русские названия: die klassische Altertumswissenschaft, die Altertumskunde). Предметом этой комплексной науки является изучение античной культуры во всех ее проявлениях, к каковым надо отнести язык и письменность древних греков и римлян, их социальную и политическую историю, религию, искусство, литературу, философию и науку, технику, быт. Разумеется, из всего круга дисциплин, составляющих эту единую науку, мы имеем полное право выделить одну, нас наиболее интересующую, в данном случае - историю, и проследить ее развитие на протяжении веков. Однако мы должны помнить, что это выделение условно, что оно возможно лишь до известной степени, лишь постольку, поскольку вообще возможно выделение части из целого.

Иными словами, мы можем попытаться проследить развитие науки античной истории, но при этом мы не должны упускать из виду, что движение вперед в этой области исторического знания было тесно связано с успехами других антиковедческих дисциплин, в особенности филологии и археологии, делом которых было доставлять и разъяснять письменные и вещные, материальные источники для занятий историей. Это находит наглядное подтверждение в практической деятельности многих специалистов-антиковедов, нередко воплощавших (и воплощающих) в своем лице историков и филологов, историков и археологов.

С другой стороны, совершенно очевидна тесная, можно сказать, особенная связь науки об античности с историей европейской культуры и просвещения. И в средневековье, и в эпоху Возрождения, и в новое время античность, ввиду несравненного совершенства своей культуры, сохраняла (по крайней мере, до нашего столетия) значение классического образца, или нормы. Во все эпохи, а более всего в переломные моменты, при смене порядка, она служила драгоценным источником, откуда творцы новой европейской цивилизации не уставали черпать и пищу для своих идей, и формы, в которых эти идеи отливались. Нельзя составить полноценное представление о развитии национальных культур в новой Европе без учета того влияния, которое оказала на них античность, но равным образом невозможно понять и судьбы науки об античности, не связывая ее[7] развития с общим гуманистическим движением, точнее говоря - с историей европейского классицизма.

Последнее по-своему преломляется и в судьбах отечественного антиковедения, успехи которого напрямую зависели от усвоения русским обществом традиций западноевропейского гуманизма и классицизма. Надо, однако, сразу заметить, что в истории русской культуры классицизм не был столь интегральным явлением, как на Западе. Отсюда его большая искусственность в России, его эфемерность, ограниченность его воздействия на русское общество. По существу усвоение русским обществом традиций западного классицизма, а вместе с тем и формирование классического образования и науки об античности, было обусловлено западнически ориентированной политикой дома Романовых начиная с Петра Великого. Соответственно надо учитывать и временное ограничение русского классицизма - от Петра до крушения дворянской империи в 1917 г. Ни до, ни после в России, отделенной от Запада тем или иным занавесом, не было надлежащих, благоприятных условий для развития классицистической культуры и спаянного с нею классического образования и науки.

Наблюдения над развитием русского классицизма естественно будут наталкивать нас на более общие размышления о судьбах русской цивилизации и культуры. Вообще нам придется касаться многих важных вопросов русской культурной жизни, затрагивать сложные проблемы взаимодействия различных культур на русской почве - исконного язычества и привнесенного извне христианства, начал древнеславянского и греко-византийского, новорусского и западноевропейского, а в этой связи, конечно, и борьбы противоположных тенденций - ориентации на Запад и национальной, почвеннической реакции. Мы не будем избегать этих тем. Вместе с тем надо со всею определенностью указать, что в наши цели не входит исчерпывающее раскрытие таких сюжетов, как "Античность и Русь", "Византия и Русь" или "Запад и Россия". Отдельные аспекты этих больших историко-культурных проблем затрагиваются в данной работе именно в той степени, в какой это было безусловно необходимо для более полной характеристики эпохи, для лучшего понимания обстоятельств, при которых происходило развитие отечественной историографии античности, - но не более того.

Оговорив таким образом особенность предмета нашего рассмотрения, сделаем и другую оговорку - об избранной нами манеры[8] изложения. Наш исторический обзор не претендует на исчерпывающую полноту. Мы не стремимся к всеохватному повествованию, а предпочитаем останавливаться на таких научных явлениях, таких направлениях или школах, таких, наконец, ученых деятелях, знакомство с которыми позволяет составить представление о главных, характерных и действительно интересных моментах в жизни нашей науки. Мы понимаем, что такой избирательный подход может таить в себе элемент произвола, но мы предпочитаем быть уличенными в избытке субъективизма, нежели в рабском следовании правилам так называемого сбалансированного, т.е. усередненного и плоского изложения.

Мы признаемся также, что нам гораздо интереснее было знакомиться с научной жизнью прежней России, с творчеством дореволюционных ученых-классиков, нежели с мало приятными перипетиями недавней нашей действительности. Поэтому для советского времени мы ограничились кратким общим очерком, где, для полноты общего изложения, попытались сжато изобразить как драматические последствия революционной бури, обрушившейся на русское общество в 1917 г., так и те явления возрождения, которые обозначились после Второй мировой войны. Зато, в качестве своего рода компенсации, мы приложили к этому общему очерку портретные зарисовки наших учителей, т.е. наставников моего поколения. Из этих четырех этюдов три посвящены моим личным учителям С.И.Ковалеву, А.И.Доватуру и К.М.Колобовой. Я многим был им обязан, в частности и направлением и поощрением моих историографических занятий. Пусть же эта книга о судьбах русской науки об античности будет данью их светлой памяти.

И последнее. Историей отечественного антиковедения занимались и до нас, и мы многим, разумеется, обязаны нашим предшественникам. По ходу изложения в примечаниях мы указываем на те историографические работы, которые служили нам опорою, а в конце книги помещен перечень наиболее важных пособий как по русской историографии вообще, так и специально по истории отечественного антиковедения. Особо надо подчеркнуть значение трудов академика В.П.Бузескула, которые были и остаются замечательными источниками сведений и достойными образцами для всех, кто обращается к изучению и изложению фактов нашей науки.

Часть I. СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОГО АНТИКОВЕДЕНИЯ (ОТ ДРЕВНЕЙШИХ ПРЕДПОСЫЛОК ДО ФОРМИРОВАНИЯ ПРЕЕМСТВЕННЫХ НАУЧНЫХ ШКОЛ В СЕРЕДИНЕ XIX В.)

Глава 1. РУССКОЕ ОБЩЕСТВО И АНТИЧНОСТЬ В ДОПЕТРОВСКОЕ ВРЕМЯ (XI - XVII ВВ.)

1. Исторические корни античной традиции на Руси 2. Сведения об античном мире в древней и средневековой Руси ХI-ХV вв. 3. Рост знаний об античном мире в Московском государстве ХVI-ХVII вв.

1. Исторические корни античной традиции на Руси

[9] Быть может, никакое другое начало не оказало такого влияния на русскую культуру, как античность. Истоки этого влияния уходят в глубокую древность. За несколько веков до новой эры обширные пространства земли между Дунаем и Волгой - район будущих славянских государств - были уже исследованы греческими купцами и путешественниками. На черноморском побережье, в устьях судоходных рек и на прилегающих островах, рано возникли поселения греческих колонистов, прибывших сюда из греческих городов Балканского полуострова и Малой Азии. Очень скоро небольшие торгово-земледельческие колонии превратились в цветущие города, которые во всем - и во внешнем облике, и в социальной и политической организации - подражали своим более развитым метрополиям. Так появились Аполлония, Месембрия, Одесс, Томы и Истрия на западном побережье Черного моря, Тира и Ольвия - на северном, Херсонес и Пантикапей - в Крыму, Фанагория и Гермонасса - на Таманском полуострове, Танаис - в устье Дона. Через эти и другие города, усеявшие побережье Черного моря, античная культура оказывала сильное воздействие на соседние племена скифов и сарматов, на предков славян.

Великое переселение народов на рубеже старой и новой эры не уничтожило этих контактов; оно лишь придало им новые формы. [10] Наступление варваров, сломивших сопротивление Римской империи, сопровождалось гибелью налаженных веками отношений, варваризацией пограничных городов, падением культуры даже в давно, казалось бы, цивилизованных областях. Однако, как это часто бывает, одно и то же явление оказалось не только причиной упадка, - как затем выяснилось, временного, - но и залогом будущего подъема. Варвары влили свежую кровь в вены одряхлевшего античного общества. Вторжение германских племен сокрушило ставшую анахронизмом Римскую империю и способствовало быстрейшему переходу в Западной Европе от изжившего себя рабства к феодализму. В то же время победители, находившиеся еще на стадии военной демократии, подверглись сильнейшему воздействию со стороны более высокой цивилизации, которая теперь в обломках лежала у их ног. Это обратное воздействие решающим образом ускорило движение германцев по пути к цивилизованному обществу и государству.

Сказанное в равной степени относится и к славянам, наступление которых на Восточную Римскую империю имело такие же последствия, как нашествие германцев на Западе, хотя, быть может, и не вылившиеся в столь яркие формы, как там. Как бы то ни было, славянские племена сыграли важную роль в том длительном и противоречивом процессе, который привел к постепенному перерождению Восточной Римской империи и к превращению ее в весьма своеобразное государство, отличное от прежней Римской империи, но и не совсем похожее на феодальные монархии Запада, - в государство, за которым именно и закрепилось название "Византия". В свою очередь, близкие отношения с Византией не могли пройти бесследно и для славян. Общение их с этим государством несомненно должно было ускорить естественный процесс государствообразования, который происходил у всех славян во 2-й половине I тысячелетия. Равным образом, знакомство их с византийской культурой, унаследовавшей все достижения античной цивилизации, должно было способствовать их собственному культурному развитию. В особенности распространение христианства и создание собственной письменности у славян должны были усилить это взаимодействие двух культур - славянской и византийско-греческой.

В частности, нельзя отрицать, что культура Киевской Руси несет на себе печать сильного византийского влияния. В архитектуре, в живописи, в литературе древнерусского государства можно обнаружить [11] множество элементов византийского происхождения, которые, будучи восприняты и творчески переработаны народными мастерами, стали бесспорным достоянием русской культуры. Достаточно вспомнить, например, о соборах св. Софии в Киеве и Новгороде, о мозаиках Михайловского монастыря в Киеве, о миниатюрах Остромирова евангелия, чтобы понять, сколь многим обязано русское искусство Византии. Не меньшую услугу оказала Византия и русской письменности, особенно трудом многих безымянных монахов, бывших на Руси первыми учителями грамоты и носителями просвещения. Через них русские люди знакомились с плодами византийской образованности - с богословской, исторической и художественной литературой. Выполненные их учениками переводы оказали несомненное влияние на формирование отечественной литературы, в частности и исторической. Для нас это обстоятельство тем более важно заметить, что таким путем в русскую литературу смогли попасть и первые достоверные сведения об античном мире. Встретившись со смутными преданиями старины, несомненно бытовавшими в народе, они должны были положить начало прочной традиции - исходному пункту всякой историографии.

В нашу задачу не входит подробное рассмотрение того, как именно на протяжении веков развивались представления об античном мире в русском обществе. Отчасти это уже сделано,¹ новое же исследование этого вопроса, неизбежно связанное с анализом большого числа памятников древнерусской литературы, слишком увлекло бы нас в сторону. Ведь бесспорно, что до XVIII в. в России не велось сколько-нибудь систематического и, главное, самостоятельного изучения античной истории. Всеобщая история, как и вообще вся историческая наука, существовала еще в зачаточном состоянии и не отделилась от литературы в широком смысле. Поэтому то, что было сделано в области всеобщей истории в допетровскую эпоху, интересно не только и даже не столько для истории этой науки, [12] сколько для иллюстрации бытовавших культурно-исторических представлений тогдашнего русского общества. Тем не менее мы хотели бы указать на некоторые факты, хотя бы для того только, чтобы проиллюстрировать то простое и очевидное положение, что русская наука об античности, возникновение которой относится к XVIII в., строилась не на пустом месте и не была лишь побочным продуктом заимствований с Запада, но опиралась на богатое наследие, исподволь накопленное русской литературой на протяжении столетий. Для того, чтобы картина была еще более ясной, расположим эти факты в хронологической последовательности; иными словами, пусть это будут примеры, но примеры, взятые в связи с общим развитием образованности на Руси.

2. Сведения об античном мире в древней и средневековой Руси XI - XV вв.

Возникновение письменности у славян, как и у других народов, было вызвано в первую очередь потребностями нарождавшегося классового общества и государства. Наличие по соседству Византии, государства, располагавшего высокой культурой и совершенной системой буквенно-звукового письма, сильно облегчило этот процесс. По-видимому, уже в VIII в. славяне начали приспосабливать греческое письмо к нуждам своей речи, а начавшееся примерно тогда же распространение христианства очень скоро должно было привести к появлению первых переводов или переложений христианских книг. На Руси, во всяком случае, такие опыты производились еще до разработки Кириллом и Мефодием славянской азбуки. В "Паннонском житии" Кирилла, составленном вскоре после смерти великого просветителя (869 г.), рассказывается, что во время своего третьего путешествия, к хазарам (в 60-х гг. IX в.), Кирилл посетил Херсонес и здесь видел евангелие и псалтырь, написанные "русскими письменами": "обрете же ту евангелие и псалтирь русьскими писмены писано, и чловека обрет глаголюща тою беседою, и беседова с ним, и силу речи приим, своей беседе прикладаа различнаа писмена, гласнаа и согласнаа, и к богу молитву творя, въскоре начат чести и сказати".² По-видимому, эти книги, - первые, о которых мы знаем на Руси, - были написаны каким-то "протокирилловским" [13] письмом, которое было затем использовано Кириллом и Мефодием для создания упорядоченной славянской азбуки.³

Официальное принятие христианства киевским князем Владимиром (988 г.) сопровождалось не только повсеместным основанием церквей, но и устройством первых школ. По словам летописца, Владимир "послав нача поимати у нарочитые чади (т. е. у лучших людей) дети, и даяти нача на ученье книжное".⁴ Учителями при этом были, по-видимому, христианские миссионеры - выходцы из Византии и Болгарии, где христианство утвердилось еще в IX в.

Конечно, заботы киевского князя по организации школ были вызваны прежде всего необходимостью располагать собственными проповедниками, способными вести борьбу с языческими верованиями и отстаивать и распространять новую религию, признанную государством. Однако одновременно было создано важное условие для распространения грамотности на Руси, для приобщения русских людей к книжной премудрости, для создания, в конечном счете, собственной оригинальной литературы. Особенно много было сделано в этом направлении при сыне Владимира - Ярославе Мудром (годы княжения: 1019 - 1054), время правления которого вообще характеризуется большим культурным подъемом на Руси. Ярослав проявлял большую заботу о дальнейшем распространении христианства, понимая, как много может сделать церковь для укрепления авторитета центральной власти. При нем "нача вера хрестьяньска плодитися и раширяти, и черноризьци почаша множитися, и манастыреве починаху быти".⁵ Сам Ярослав любил церковное чтение: "и книгам прилежа, и почитая и часто в нощи и в дне". При храме св. Софии он основал особую переводческую школу: "и собра писце многы и прекладаше от грек на словеньское писмо. И списаша книгы многы, ими же поучащеся верни (т. е. верующие) людье наслажаются ученья божественаго". Переводчиками в этой школе, как указывает Д. С. Лихачев, могли быть "те самые русские из детей "нарочитой чади", которых Владимир приказывал набирать для обучения".⁶

С этого времени начинается на Руси систематическая работа по переводу памятников греческой письменности - сначала богослужебной, [14] а потом и светской литературы.⁷ Наряду с переводами греческих книг, прибывавшими на Русь из юго-славянских стран, эти славяно-русские переложения стали главным источником, из которого русский читатель черпал знания об истории чужих стран, в частности и о великих государствах древности. Позднее все эти произведения легли в основу первых русских компендиумов по всеобщей истории.

В ряду этой переводной литературы византийским хроникам по важности сообщаемых ими сведений принадлежит первое место. Исторические сочинения типа хроник были весьма распространены в период поздней античности и раннего средневековья. Они содержали краткие обзоры всемирной истории (обычно от так называемого "сотворения мира", определяемого около 5500 г. до Р. Х., и до времени жизни составителя), были написаны простым народным языком и насквозь проникнуты христианской тенденцией. Научные достоинства их были невелики, но в период общего падения культуры они пользовались популярностью как на Западе, так и в Византии. Впрочем, византийские хроники отличались бульшею доброкачественностью, чем западные: сказывалась ненарушенная преемственность исторической традиции в городах Восточной Римской империи. Среди авторов, сочинения которых рано стали известны и на Руси, заслуживают быть отмеченными следующие:⁸

Иоанн Малаvла из сирийской Антиохии (VII в.), автор всемирной хроники (Cronografiva) в 18 книгах, содержащей обзор событий[15] от "сотворения мира" до 565 г. Хроника Малалы, отличавшаяся даже среди других сочинений такого жанра особым пристрастием к библейским сказаниям и чудесам, пользовалась большой популярностью. Ee славянский перевод был выполнен по заказу болгарского царя Симеона не позднее 927 г. Русским летописцам это сочинение было известно уже в XII в.
Константинопольский патриарх Никифор (начало IX в.). Составленная им краткая хроника (Cronografiko;n suvntomon) от "сотворения мира" до 829 г. содержала перечни древних иудейских и персидских царей, египетских Птолемеев и римских императоров. Это сочинение также рано было переведено на славянский язык и в таком виде стало известно на Руси.
Георгий Амартол (IX в.), автор краткой хроники (Croniko;n suvntomon) в 4-х книгах, также от "сотворения мира" и до 867 г. По мнению акад. В. М. Истрина, специально занимавшегося этим предметом, "перевод хроники Георгия Амартола был сделан в конце первой половины XI века на Руси, в Киеве, в русской книжной среде, на общелитературный церковно-славянский язык, но в русской его редакции".⁹ Составителю "Повести временных лет" (начало XII в.) это сочинение было уже знакомо.
Иоанн Зонараv (конец XI - 1-я половина XII в.), один из лучших представителей византийской историографии. Его хроника ( jEpitomh; iJstoriw'n), основанная на хороших источниках (он пользовался трудами Геродота, Ксенофонта, Иосифа Флавия, Плутарха, Арриана, Диона Кассия, Евсевия), содержала обзор всемирной истории от "сотворения мира" до 1118 г. Она была переведена на сербский язык в 1344 г. и в этом переводе стала известна на Руси.
5. Константин Манасс (Manassh'"), в русской традиции - Манассия (1-я половина XII в.). Составленная им стихотворная хроника (Suvnoyi" iJstorikhv) от "сотворения мира" до 1081 г. была переведена для болгарского царя Иоанна Александра в 1-й половине XIV в., а затем в славянском переводе стала известна и на Руси.

Все эти сочинения, явившиеся на Русь в уже готовых переводах из юго-славянских стран или же заново переведенные в Киевской школе, были первыми пособиями по всеобщей истории, откуда русский читатель черпал сведения о древнейшем периоде человеческой истории, в частности о Троянской войне, о походах Александра[16] Македонского, об эллинистических монархиях и Римской державе. Своеобразным дополнением к ним служили (тоже переводные) исторические произведения, посвященные отдельным интересным событиям прошлого. Некоторые из этих произведений были созданы еще в античный период и затем, через Византию, попали на Русь, где и были переведены на славяно-русский язык; другие, также сложенные еще в античное время, подверглись затем существенной переработке в Византии, в юго-славянских странах или на Западе и в таком уже виде были усвоены русской литературой. Среди них непосредственно античных сюжетов касались "История Иудейской войны" Иосифа Флавия, повесть об Александре Македонском (так называемая "Александрия") и сказания об осаде и взятии Трои.¹⁰

"История Иудейской войны" Иосифа Флавия была переведена непосредственно с греческого на славяно-русский в XI в., следовательно вместе с хроникой Амартола она относится к древнейшему периоду русской письменности. Правда, это не перевод в современном смысле слова, а скорее свободное переложение подлинника; однако, основное содержание передано правильно, а большего от тогдашнего переводчика и требовать было трудно. Превосходное по тому времени литературное изложение привело к тому, что "История Иудейской войны" в славяно-русском переводе стала восприниматься как историческая повесть, и в таком качестве она оказала большое влияние на русскую литературу: "она не раз служила источником образов, отдельных эпизодов и поэтической фразеологии "воинских" боевых повестей русского средневековья".¹¹

Более сложной была судьба другого памятника - "Александрии". Создание этого произведения относится еще к позднеантичной эпохе. Оно возникло как переработка сказаний об Александре Македонском, сложившихся еще в эллинистическое время. По-видимому, первоначальный текст этого произведения под названием "Деяния Александра" ( jAlexavndrou pravxei") был записан в египетской Александрии, в III в. н. э.; автором этого сочинения считали, впрочем, совершенно неосновательно, Каллисфена, племянника Аристотеля. Позднее этот текст подвергся новой переработке, результатом чего было появление двух редакций - эллинизированной (на рубеже[17] IV - V вв.) и иудео-христианской (несколько позже). Параллельно первоначальная "Александрия" Псевдо-Каллисфена была переведена на латинский язык неким Юлием Валерием (на рубеже III - IV вв.), и таким образом средневековье унаследовало от античности три редакции "Александрии" - две на греческом языке и одну латинскую.

Славянский перевод "Александрии" был сделан первоначально с греческого оригинала, в основе которого лежала эллинизированная редакция. Произошло это не позднее XII в., а в XIII в. эта "Александрия" уже входила в состав хроники Иоанна Малалы и в таком виде была включена в первые русские хронографы. Развиваясь вместе с хронографами, она претерпела ряд изменений: отчасти подверглась сокращениям, отчасти же, наоборот, была пополнена некоторыми статьями из так называемой сербской "Александрии". Этот другой перевод "Александрии" был сделан с греческого оригинала, в основу которого была положена иудео-христианская редакция с привнесением некоторых романских черт. Дело в том, что на Западе также осуществлялись переложения "Александрии", особенно после того, как архипресвитер Лев из Неаполя (X в.)заново перевел текст Псевдо-Каллисфена на латинский язык. Западноевропейские версии "Александрии" восприняли характерные черты современных рыцарских романов; отсюда эта рыцарская струя проникла в сербскую "Александрию", а затем, когда эта последняя была завезена в Россию (1-я половина XV в.), и в русскую. Как видим, литературные традиции античности были одинаково усвоены и Западом, и юго-славянскими странами, и Русью.¹²

Еще более поучительной была судьба другого памятника переводной литературы - "Троянской истории". Это произведение было представлено на Руси тремя последовательно сменявшими друг друга вариантами. Все они восходили в конечном счете к двум позднеантичным повестям о Трое, составленным якобы современниками знаменитой войны греком Диктисом и троянцем Даретом. "Дневник Троянской войны" (Ephemerida belli Troiani) Диктиса Критского [18] был составлен в IV в. на основании греческого оригинала, от которого сохранился лишь небольшой отрывок. Для повести Дарета Фригийского "О падении Трои" (De excidio Troiae) такого греческого прототипа пока еще не обнаружено. Эти повести представляют собою прозаическую переработку Гомера в стиле исторических романов; для обоих сочинений характерно критическое отношение к эпосу и рационалистическое истолкование предания. Вот эти-то два произведения и послужили основой для средневековых повествований о Троянской войне.

Первым примером такого рода повествований, с которым познакомился русский читатель, был раздел о Троянской войне в хронике Иоанна Малалы (вся книга 5-я, озаглавленная "О троянских временах"). В основу этого раздела был положен главным образом греческий оригинал сочинения Диктиса. В таком виде эта повесть и стала известна на Руси еще в домонгольский период. Позднее появился новый вариант "Троянской истории" - юго-славянский перевод (XIII - XIV вв.) с какого-то латинского или романского оригинала, в основу которого были положены оба сочинения - Диктиса и Дарета, переработанные в духе рыцарских времен. Перевод этот под названием "Повести о извест

⇐ Предыдущая 35 36 37 38 39 40 41 42 4344

ОГЛАВЛЕНИЕ